Это была перспектива, полная скрытых возможностей, но в данный момент нуждавшаяся в орнаменте, - перспектива из линолеума и сумрачных панелей; свет приходил только с дальнего конца ее, так что возникшая в нем фигура, приближаясь, виднелась лишь силуэтом, притом довольно смутным силуэтом; фигура эта подходила все ближе, но лишь когда она оказалась в нескольких ярдах от него, тогда только сообразил Безил, что перед ним и есть то самое украшение, которого так недоставало суровой архитектурной схеме, - ибо это была девушка в форме, с нашивкой младшего капрала на плече и с лицом, отсвечивающим неземной глупостью, которая поразила Безила в самое сердце. Но, должно быть, классический этот образ принадлежал трезвой действительности, такую быструю, безмолвную и пронизывающую радость испытал Безил. Он повернулся на месте и зашагал за младшим капралом по линолеумной дорожке, которая вмиг представилась ему веселой, как ковровая дорожка в театре или кино.
Младший капрал вел его долгим путем. Время от времени девушка останавливалась обменяться приветствием с проходящими военными, выказывая одинаковую игривую ласковость всем чинам, начиная от генералов и кончая скаутами второго класса; она явно пользовалась здесь успехом. В конце концов она свернула в дверь, на которой значилось: "Помза Внубе". Безил последовал за ней. В комнате был еще один младший капрал - мужчина.
Этот младший капрал сидел за пишущей машинкой - бледное прыщеватое лицо, большие очки и сигарета в углу рта. Он не поднял глаз на вошедших. Младший капрал-женщина улыбнулась и сказала:
- Ну вот, теперь вы знаете, где я живу. Заглядывайте почаще, когда будете проходить мимо.
- Кто такой Помза Внубе? - спросил Безил.
- Это полковник Плам.
- Кто такой полковник Плам?
- Ой, он такой милый. Подите взгляните на него, если хотите. Он у себя. - И она кивнула на застекленную дверь с надписью "Не входить".
- ПОМощник ЗАместителя начальника службы ВНУтренней БЕзопасности, сказал младший капрал-мужчина, не поднимая глаз от машинки.
- Пожалуй, я бы согласился работать у вас, - сказал Безил.
- Все так говорят. Когда я сидел на пенсиях, то же говорили.
- Я мог бы занять его место.
- Милости просим, - сердито отозвался младший капрал-мужчина. - Весь день подозреваемые, подозреваемые, подозреваемые, все иностранные имена, и хоть бы одного расстреляли.
- Сюзи, поди сюда, потаскушка, - ворвался в разговор громкий голос из-за стеклянной двери.
- Это он, дорогуша. Взгляните на него разочек, когда дверь откроется. Усики у него просто прелесть.
Безил заглянул за дверь и увидел худое военное лицо и, как выразилась Сюзи, усики просто прелесть. Полковник увидел Безила.
- Это еще что за черт?
- Не знаю, - легкомысленно ответила Сюзи. - Взял да и вошел за мной следом.
- Эй вы, подите сюда, - сказал полковник. - Кто вы такой и что вам тут надо?
- Видите ли, - начал Безил, - все произошло в точности так, как вам доложили. Я просто вошел следом за младшим капралом. Но, раз уж я здесь, я мог бы сообщить вам ценные сведения.
- Если это так, то вы отрадное исключение у меня в отделе. В чем дело?
До сих пор понятие "полковник" связывалось в представлении Безила с обликом пожилого пенсионера-садовода из списка "Только для приема в саду". Однако эта грозная личность, одних с ним лет, была совсем другого поля ягода. Перед ним был второй Тодхантер. Что он, Безил, мог бы выдать ему за ценные сведения?
- Могу я говорить совершенно свободно при младшем капрале? - спросил он, стараясь выиграть время.
- Да, конечно. Она не понимает ни слова ни на каком языке.
Вдохновение пришло.
- По министерству бегает сумасшедший, - сказал Безил.
- Ну так что же? Их тут сотни. Это все, что вы хотели сказать?
- При нем полный чемодан бомб.
- Надеюсь, он сумеет добраться до службы разведки. Имени его вы, конечно, не знаете? Нет. Заведем на него карточку, Сюзи, с порядковым номером и внесем его в список подозрительных лиц. Если его бомбы взорвутся, мы узнаем, где он. Если нет - неважно. Эти типы обычно больше вредят себе, чем другим. Ну-ка, Сюзи, сбегай закрой дверь. Я хочу поговорить с мистером Силом.
Безил был ошарашен. Когда Сюзи закрыла дверь, он сказал:
- Неужели мы с вами уже встречались?
- Еще как. Джибут - тридцать шестой год, Сен-Жан-де-Люз - тридцать седьмой, Прага - тридцать восьмой. Вы меня, конечно, не помните. На мне не было тогда этой формы.
- Вы были журналистом?
Смутное, оживало в памяти Безила воспоминание о скромном, ненавязчивом лице среди сотни скромных, ненавязчивых лиц, которые время от времени появлялись и исчезали в его поле зрения. За последние десять лет ему под тем или иным предлогом не раз удавалось выбираться на периферию новейшей истории, в тот полумир, что населен многочисленными, слегка, зловещими фигурами, орбиты которых скрещивались и пересекались, - вездесущими мужчинами и женщинами, вольнонаемными служащими армии дипломатов и прессы. Среди этих теней, как он с трудом припоминал, он видел и полковника Плама.
- Случалось. Мы как-то напились вместе в "Бар Баск", в ту ночь вы еще подрались с корреспондентом Юнайтед Пресс.
- Насколько мне помнится, он победил.
- Еще как. Мне пришлось отвезти вас в отель. Что вы сейчас делаете, кроме как подкатываетесь к Сюзи?
- У меня была мысль заняться контрразведкой.
- Так я и думал, - сказал полковник Плам. - Все хотят заниматься контрразведкой. Глядите-ка! - прибавил он, когда глухой взрыв слегка потряс комнату. - Похоже, ваш сумасшедший добился успеха с бомбами. Выходит, вы накапали на него не зазря. Пожалуй, вы не хуже любого другого справитесь с работой.
Наконец-то он дождался ее, этой сцены, которую он так часто репетировал, - сцены из приключенческих рассказов его юности, лишь слегка подправленной и подновленной рукою мастера. Наконец-то он перед ним, этот худой, властный человек, который следил за всеми его шагами на жизненном поприще, говоря: "Наступит день, и родина найдет ему применение..."
- Какие у вас связи?
Да, какие у него связи? Аластэр Дигби-Вейн-Трампингтон, Анджела Лин, Марго Метроленд, Питер Пастмастер, Барбара, новобрачная из Грэнтли Грин, мистер Тодхантер, Пупка Грин... Пупка Грин. Ага, голубушка.
- Я знаю нескольких очень опасных коммунистов, - сказал Безил.
- Интересно, есть ли они в нашей картотеке. Сейчас справимся. В настоящий момент мы не очень-то интересуемся коммунистами. Наши государственные деятели по некоторым соображениям побаиваются их. Но мы все же присматриваем за ними, так, между прочим. За коммунистов я не могу вам много заплатить.
- Видите ли, - с достоинством сказал Безил, - я пришел к вам с намерением послужить родной стране. Я не особенно нуждаюсь в деньгах.
- Как, черт побери? Что же вам тогда надо? Сюзи я вам не отдам. Я чуть ли не с дракой отбивал ее у этой старой скотины, что заведует пенсиями.
- Это мы решим потом. Форма - вот что мне действительно сейчас надо.
- Господи помилуй! Зачем?
- Мать грозится сделать из меня взводного командира. Полковник Плам принял это несколько неожиданное заявление с явным сочувствием.
- Да, - сказал он, - Форма вещь неплохая, что и говорить. Так вот. Во-первых, вы будете говорить мне "сэр", а если попытаетесь завести шашни с женским персоналом, я применю дисциплинарные меры. Во-вторых, для человека с головой форма - наилучший способ маскировки. Никому и в голову не придет подозревать солдата в том, что он всерьез интересуется войной. Пожалуй, я могу вам это устроить.
- Какое у меня будет звание?
- Младший лейтенант, полк "Кросс и Блэкуэлл".
- "Кросс и Блэкуэлл"?
- Да, строевая служба.
- Ого! А вы не можете устроить что-нибудь получше?
- За наблюдение за коммунистами - нет. Поймайте мне фашиста - и я, может быть, сделаю вас капитаном морской пехоты. - Тут зазвонил телефон. Да, это Помза Внубе... Да, да, бомба... Да, нам все известно... Главный священник? Очень прискорбно... Ах, только начальник службы военных священников, и вы полагаете, он поправится? К чему тогда весь этот шум?.. Да, мы в отделе все знаем об этом человеке. Он уже давно числится в нашей картотеке. Он с приветом. Да, да, все верно: папа, рыба, идиот, ваза, ель, тетя - привет. Нет, я не хочу его видеть. Заприте его как полагается. Надеюсь, у нас в здании хватает обитых войлоком камер.
Весть о покушении на главного священника дошла до отдела религии министерства информации поздно вечером, когда сотрудники уже собрались уходить. Она вызвала у всех приступ лихорадочной деятельности.
- Позвольте, - брюзгливо сказал Эмброуз. - Вам-то все на руку. А вот мне будет в высшей степени затруднительно объяснить это редактору "Воскресного дня без бога в семейном кругу".
Леди Сил была потрясена.
- Бедняга, - сказала она. - Как я понимаю, он остался совсем без бровей. Опять, наверное, эти русские.
III
Третий раз со времени возвращения в Лондон Безил пытался дозвониться до Анджелы. Он слушал повторяющиеся гудки - пятый, шестой, седьмой, затем положил трубку. Еще не приехала, подумал он. Хорошо бы показаться ей в форме.
Анджела считала звонки - пятый, шестой, седьмой. Затем все стало тихо в квартире. Тишину нарушал лишь голос из приемника: "...Подлое покушение, потрясшее совесть цивилизованного мира. Телеграммы соболезнования непрерывным потоком поступают в канцелярию главного священника от религиозных деятелей четырех континентов..."
Она настроилась на Германию; хриплый надменный голос говорил о "попытке Черчилля устроить вторую Атению, бросив бомбу в военного епископа".
Она повертела ручку настройки и поймала Францию. Здесь некий литератор делился впечатлениями о поездке на линию Мажино. Анджела наполнила стакан из бутылки, стоявшей у нее под рукой. Неверие во Францию стало у нее своего рода одержимостью. Оно не давало ей спать по ночам и вторгалось в ее дневные сны - длинные, томительные сны, порождаемые снотворным; сны, в которых не было ничего фантастического или неожиданного; чрезвычайно реалистические, скучные сны, которые, как и явь, не сулили радости. Прожив так долго совершенно одна, она теперь часто разговаривала сама с собой; так разговаривают одинокие старухи; ходят по улицам с мешками всякой ерунды в руках и, присев на корточки, мелют ерунду. Она и сама была как те старухи, что, сидя на пороге и роясь в собранной за день ерунде, разговаривают сами с собой и разбирают отбросы. Она часто видела и слышала таких старух по вечерам в улочках по соседству с театрами.
Сейчас она говорила сама с собой громко, словно обращаясь к кому-то на белой тахте в стиле ампир:
- Линия Мажино и Анджела Лин - линии наименьшего сопротивления, - и засмеялась своей шутке, и вдруг почувствовала слезы на глазах, и расплакалась не на шутку. Затем взяла себя в руки. Лучше пойти в кино...
Питер Пастмастер в тот вечер пригласил девушку в ресторан. Он выглядел очень элегантно и старомодно в синем офицерском кителе и длинных брюках в обтяжку. Они обедали в новом ресторане на Джермин-стрит.
Девушка была леди Мэри Медоус, вторая дочь лорда Гранчестера. Присматривая себе жену, Питер ограничил круг своих исканий тремя девицами: Молли {Молли - уменьшительно-ласкательное от Мэри.} Медоус, Сарой, дочерью лорда Флинтшира, и Бетти, дочерью герцогини Стейльской. Поскольку он собирался жениться из старомодных, династических побуждений, то и выбрать себе жену предполагал на старомодный, династический манер среди еще уцелевших представителей олигархии вигов. Собственно говоря, он не видел почти никакой разницы между тремя девушками и даже, случалось, обижал их, по рассеянности путая имена. Ни одну из них не обременял и фунт лишнего веса; все были горячими поклонницами мистера Хемингуэя; у всех были любимые собаки со схожими различиями. И все они быстро смекнули, что лучший способ развлечь Питера - это дать ему повод похвастать своими былыми бесчинствами.
За обедом он рассказывал Молли о том, как Безил выставлял свою кандидатуру на парламентских выборах и как он, Соня и Аластэр подложили ему свинью в его избирательном округе. Молли добросовестно смеялась, когда он описывал, как Соня бросила картофелиной в мэра.
- Некоторые газеты не разобрались толком, как было дело, и написали, что это была пышка, - объяснил он.
- Весело же вы проводили время, - грустно сказала Мэри.
- Все это было и прошло, - чопорно сказал Питер.
- Правда? Ну, а я надеюсь, что нет.
Питер взглянул на нее с вновь проснувшимся интересом. Сара и Бетти приняли его рассказ так, словно это была история о разбойниках с большой дороги - нечто чрезвычайно старомодное и затейливое.
После обеда они пошли в кино по соседству с рестораном.
Вестибюль был погружен в темноту, только в кассе слабо светилась синяя лампочка. Голос кассирши говорил из темноты:
- За три шиллинга шесть пенсов мест нет. Много свободных мест за пять шиллингов девять пенсов. Пять шиллингов девять пенсов - сюда. Не загораживайте проход, пожалуйста.
У окошка кассы происходила заминка. Какая-то женщина тупо смотрела на синий свет и твердила:
- Мне не надо за пять шиллингов девять пенсов. Мне надо за три и шесть.
- За три и шесть нет. Только за пять и девять.
- Как же вы не понимаете? Дело не в цене. За пять и девять - это слишком далеко. Я хочу поближе, за три и шесть.
- Нет за три и шесть. Есть только за пять и девять, - отвечала девушка под синей лампочкой.
- Ну решайте же, леди, скорее, - сказал солдат, стоявший. за женщиной.
- Она очень смахивает на миссис Лин, - сказала Молли.
- Да ведь это Анджела и есть, - сказал Питер. - Что с ней такое?
Анджела наконец купила билет и отошла от окошка, пытаясь разобрать в полутьме, что написано на билете, и недовольно ворча:
- Я же сказала, что это слишком далеко. Я ничего не вижу, когда сижу слишком далеко. Я же сказала: за три и шесть.
Она поднесла билет к самым глазам и, не заметив ступеньки, оступилась и села на пол. Питер подбежал к ней.
- Анджела, что с тобой? Ты не ушиблась?
- Со мной ничего, - отвечала Анджела, как ни в чем не бывало сидя на полу в полутьме. - Нисколько не ушиблась, благодарю вас.
- Господи, так вставай же.
Анджела близоруко сощурилась на него со ступеньки.
- Ах, это ты, Питер, - сказала она. - А я и не узнала тебя. С этих мест за пять шиллингов девять пенсов никого не узнаешь, слишком далеко. Как ты поживаешь?
- Да вставай же, Анджела.
Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Она сердечно пожала ее.
- А как Марго? - любезно осведомилась она. - Я ее последнее время совсем не видала. У меня столько дел. Впрочем, это не совсем так. По правде сказать, я не особенно хорошо себя чувствую.
В проходе начала собираться толпа. Из тьмы донесся голос кассирши, совсем по-полицейски сказавший:
- Что тут происходит?
- Подними ее, балда, - сказала Молли Медоус. Питер охватил Анджелу со спины и поднял. Она не была тяжела.
- Вставунюшки-поднимунюшки, - сказала Анджела, норовя снова сесть.
Питер крепко держал ее, радуясь темноте. Неподобающая ситуация для офицера королевской конной гвардии в форме.
- Леди стало дурно, - сказала Молли ясным, повелительным голосом. Прошу вас, не толпитесь вокруг. - И кассирше: - Вызовите такси.
В такси Анджела молчала.
- Я этого... того... - сказал Питер. - Мне ввек не оправдаться перед тобой за то, что я впутал тебя в эту историю.
- Милый мой, не смеши людей, - сказала Молли Медоус. - Мне очень даже весело.
- Ума не приложу, что с ней такое, - сказал он.
- Неужели?
Когда они приехали на Гровнер-сквер, Анджела вышла из такси и озадаченно огляделась.
- А я думала, мы собирались в кино, - сказала она. - Что, плохая картина?
- Билетов не было.
- А, помню, - сказала Анджела, энергично кивая. - Пять шиллингов девять пенсов.
Тут она снова села, прямо на тротуар.
- Послушай, - сказал Питер леди Мэри Медоус. - Бери такси и езжай обратно в кино. Оставь мне билет в кассе. Я буду через полчаса. Мне кажется, лучше довести Анджелу до квартиры и вызвать врача.
- Дудки, - сказала Молли. - Я поднимусь с тобой. Перед своей дверью Анджела вдруг встряхнулась, нашла ключ, отперла замок и твердым шагом вошла в квартиру. Грейнджер еще не спала.
- Зачем вы остались? - сказала Анджела. - Я же сказала, что вы мне не понадобитесь.
- Я очень беспокоилась. Вам не следовало выходить. - И увидев Питера: Ах, добрый вечер, милорд.
Анджела повернулась и поглядела на Питера, словно впервые увидела его.
- Привет, Питер, - сказала она. - Заходи. - Она рассматривала Молли, с видимым усилием сосредоточивая на ней свой взгляд. - А знаете, - сказала она, - я, конечно, очень хорошо вас знаю, вот только не могу вспомнить вашего имени.
- Молли Медоус, - сказал Питер. - Мы просто довели тебя до квартиры. Теперь нам надо идти. Грейнджер, миссис Лин нездоровится. По-моему, лучше вызвать врача.
- Молли Медоуе... Господи боже, я, случалось, гостила в Гранчестере, еще когда вы пешком под стол ходили. Кажется, это было давно-давно... А вы хорошенькая, Молли, и платье у вас красивое. Заходите. Заходите оба. Питер корчил гримасы, но Молли вошла.
- Найди себе что-нибудь выпить, - сказала Анджела, усаживаясь в кресло возле приемника. - Детка, - обратилась она к Молли, - по-моему, вы еще не видели мою квартиру. Дэвид Леннокс отделал ее в самый канун войны. Дэвид Леннокс... Люди говорят много недоброго о Дэвиде Ленноксе... Ну да бог с ними... - Ее сознание вновь начало затуманиваться. Она сделала решительную попытку овладеть собой. - Это мой портрет, его писал Джон. Десять лет назад. Он был почти готов, когда я вышла замуж. А это мои книги... Ах, что это я сегодня такая рассеянная. Извините меня. - И с этими словами она забылась тяжелым сном.
Питер беспомощно озирался. Молли спросила у Грейнджер:
- Может, уложить ее в постель?
- Когда она проснется, я буду здесь. Я управлюсь.
- Это точно?
- Совершенно точно.
- Ну что же, Питер, тогда пошли в кино.
- Хорошо, - ответил он. - Ради бога, прости, что я тебя сюда притащил.
- Что ты! Это так интересно! Питер все еще не мог успокоиться.
- Грейнджер, - сказал он, - миссис Лин выходила сегодня вечером? В гости или куда-нибудь еще?
- Нет, милорд. Она весь день была дома.
- Одна?
- Совсем одна, милорд.
- Странно. Ну что же, Молли, пошли. Спокойной ночи, Грейнджер. Присматривайте за миссис Лин. По-моему, ей следовало бы обратиться к врачу.
- Я присмотрю, - сказала Грейнджер. Они молча спустились в лифте, оба в глубокой задумчивости. В парадном Питер сказал:
- Чудно.
- Очень чудно.
- Знаешь, - сказал Питер, - не будь это Анджела, я бы решил, что она под мухой.
- Милый мой, она вдребезги пьяна.
- Ты уверена?
- О господи, вдребезжину.
- Не знаю, что и подумать. Оно, конечно, на то похоже, но чтобы Анджела... К тому же служанка говорит, она весь вечер сидела дома. То есть, я хочу сказать, напиться в одиночку... Молли вдруг обхватила Питера за шею и крепко поцеловала.
- Боже мой! - сказала она. - Ну, идем же в кино. С Питером впервые случалось, чтобы его так целовали. Он до того удивился, что не сделал в такси попытки продолжать в том же духе, и весь сеанс просидел, думая только об этом. "Боже, храни короля" встряхнул его и вернул к действительности, Задумчивость не покидала его и тогда, когда они пошли с Молли ужинать. Это истерия, решил он; вполне естественно, девушку расстроила недавняя сцена. Должно быть, ей сейчас ужасно неловко, так что уж лучше об этом не заговаривать.
Но Молли не была намерена оставить свой шаг без последствий.
- Устрицы, - сказала она. - Дюжину. Больше ничего. - И затем, не дожидаясь, пока официант уйдет: - Ты удивился, когда я тебя поцеловала?
- Нет, - поспешно сказал Питер. - Конечно, нет. Нисколько.
- Нисколько? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты ожидая этого от меня?
- Нет, нет. Разумеется, нет. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
- Представь себе, не понимаю. Ты ужасно самонадеянный, если не удивился. Ты всегда производишь на девушек такое впечатление или это все только твоя форма?
- Молли, не будь свиньей. Если хочешь знать да, я в самом деле удивился.
- И был поражен?
- Нет, только удивился.
- Ладно, - сказала Молли, решив больше его не мучить.
Я сама удивилась. Все кино только об этом и думала.
- И я, - сказал Питер.
- Вот так, хорошо! - сказала Молли тоном фотографа, который ловит удачное выражение на лице клиента. - Не двигаться! - добавила она, сама подметив это сходство.
- Право, Молли, я что-то совсем тебя сегодня не понимаю.
- Ах, Питер, поймешь, обязательно поймешь. По-моему, ты был в детстве прелестным маленьким мальчиком.
- Да, наверное, пожалуй, что так.
- Зачем же тебе строить из себя старого распутника, Питер? Уж передо мной-то? И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь. Я люблю, когда ты удивляешься, Питер, но абсолютный кретинизм - это уж слишком. Знаешь, я чуть было не поставила на тебе сегодня крест. Ты все фигурял, каким ты был раньше беспутником. Я думала, я никогда не смогу на это решиться.
- Решиться на что?
- Выйти за тебя. Матери страшно этого хочется, никак не могу взять в толк почему. По-моему, с ее точки зрения ты мне никак не подходишь. А она ни в какую - ты должна выйти только за него. И вот я старалась быть хорошей, слушала, как ты заливаешь про добрые старые денечки, и под конец мне захотелось стукнуть тебя чем-нибудь по голове. Ну, думаю, сил моих больше нет, скажу матери, что ставлю на тебе крест. А потом мы наткнулись на миссис Лин, и все стало хорошо.
- Мне было страшно неловко.
- Ну еще бы. Ты был совсем как мальчик из пансиона, когда его отец пришел на спортивные состязания не в той шляпе. Очаровательный маленький мальчик.
- Ну что ж, - сказал Питер. - Если ты довольна...
- Да, пожалуй, я именно что "довольна". Ты сойдешь. А Сара и Бетти пусть грызут себе локти.
- Как же ты решил? - спросила Марго, когда Питер рассказал ей о свидании.
- Да ведь, собственно говоря, решал-то не я, а Молли.
- Так оно всегда и бывает. Пожалуй, теперь мне надо оказать какую-нибудь любезность этой дуре Эмме Гранчестер.
- Я мало знакома с леди Метроленд, - сказала леди Гранчестер. - Но, пожалуй, не мешает теперь пригласить ее на завтрак, Боюсь, она для нас слишком шикарна. - И слово "шикарна" леди Гранчестер сказала совсем не в виде комплимента.
Однако матери встретились и свадьбу решили сыграть немедля.
IV
Помолвка Питера ни для кого не явилась сюрпризом, а если бы и застала всех врасплох, ее затмил бы рассказ о столь экстраординарном поведении Анджелы в кино. Правда, Питер и Молли, прежде чем расстаться в тот вечер, условились никому не рассказывать о происшествии, однако каждый шел на этот акт самоотречения с мысленной оговоркой. Питер рассказал обо всем Марго потому что хотел, чтобы она что-нибудь предприняла по этому поводу; Безилу потому что все еще затруднялся дать верное толкование этой загадочной истории и полагал, что именно Безил способен внести ясность в дело; а также трем завсегдатаям Брэттс-клуба - потому что случайно встретился с ними в баре на следующее утро, когда еще был полон случившимся. Молли рассказала все двум своим сестрам и леди Саре - по давней привычке, потому что, обещая держать что-нибудь в секрете, она всегда с самого начала подразумевала, что этим трем рассказать можно. Посвященные, в свою очередь, рассказали своим друзьям, и в конце концов по всему Лондону разнеслась весть, что выдержанная, циническая, отчужденная, безупречно одетая, донельзя исполненная чувства собственного достоинства миссис Лин; миссис Лин, которая никогда не "выходила" в общепринятом смысле, а жила в завидном кругу избранных и утонченных; миссис Лин, которая умела говорить как самый умный мужчина, которая ухитрялась не попадать в светскую хронику газет и иллюстрированных журналов и которая вот уже пятнадцать лет являла собой высший и единственный в своем роде образец всего того, что американцы называют "уравновешенностью", - эта чуть ли не легендарная женщина была подобрана Питером в сточной канаве, куда, как она ни упиралась, ее выбросили двое вышибал из кинотеатра, где она учинила пьяный дебош.
Случись такое с самой миссис Ститч, это едва ли произвело бы более сильное впечатление. Это было невероятно, и многие отказывались этому верить. Возможно, наркотики, говорили они, но о спиртном не может быть и речи. Чем были Парснип и Пимпернелл для интеллигенции, тем стали миссис Лин и бутылка для фешенебельного общества: темой для разговора номер один.
Тема эта оставалась темой номер один и три месяца спустя, на свадьбе Питера. Безил уговорил Анджелу прийти на скромный прием, который устраивала в честь этого события леди Гранчестер.
Он зашел к Анджеле, когда Питер сообщил ему новость; зашел не сразу, но, во всяком случае, в первые же сутки, как услышал се. Анджела была на ногах и одета, но вид имела невыразимо забубенный: накрашена как попало, кричащими мазками, в духе позднего Утрилло.
- Анджела, ты выглядишь ужасно.
- Нет, милый, я чувствую себя ужасно. Ты, я вижу, в армии.
- Нет, только при военном министерстве.
Она вдруг с жаром и ни к селу ни к городу начала говорить о французах.
Младший капрал вел его долгим путем. Время от времени девушка останавливалась обменяться приветствием с проходящими военными, выказывая одинаковую игривую ласковость всем чинам, начиная от генералов и кончая скаутами второго класса; она явно пользовалась здесь успехом. В конце концов она свернула в дверь, на которой значилось: "Помза Внубе". Безил последовал за ней. В комнате был еще один младший капрал - мужчина.
Этот младший капрал сидел за пишущей машинкой - бледное прыщеватое лицо, большие очки и сигарета в углу рта. Он не поднял глаз на вошедших. Младший капрал-женщина улыбнулась и сказала:
- Ну вот, теперь вы знаете, где я живу. Заглядывайте почаще, когда будете проходить мимо.
- Кто такой Помза Внубе? - спросил Безил.
- Это полковник Плам.
- Кто такой полковник Плам?
- Ой, он такой милый. Подите взгляните на него, если хотите. Он у себя. - И она кивнула на застекленную дверь с надписью "Не входить".
- ПОМощник ЗАместителя начальника службы ВНУтренней БЕзопасности, сказал младший капрал-мужчина, не поднимая глаз от машинки.
- Пожалуй, я бы согласился работать у вас, - сказал Безил.
- Все так говорят. Когда я сидел на пенсиях, то же говорили.
- Я мог бы занять его место.
- Милости просим, - сердито отозвался младший капрал-мужчина. - Весь день подозреваемые, подозреваемые, подозреваемые, все иностранные имена, и хоть бы одного расстреляли.
- Сюзи, поди сюда, потаскушка, - ворвался в разговор громкий голос из-за стеклянной двери.
- Это он, дорогуша. Взгляните на него разочек, когда дверь откроется. Усики у него просто прелесть.
Безил заглянул за дверь и увидел худое военное лицо и, как выразилась Сюзи, усики просто прелесть. Полковник увидел Безила.
- Это еще что за черт?
- Не знаю, - легкомысленно ответила Сюзи. - Взял да и вошел за мной следом.
- Эй вы, подите сюда, - сказал полковник. - Кто вы такой и что вам тут надо?
- Видите ли, - начал Безил, - все произошло в точности так, как вам доложили. Я просто вошел следом за младшим капралом. Но, раз уж я здесь, я мог бы сообщить вам ценные сведения.
- Если это так, то вы отрадное исключение у меня в отделе. В чем дело?
До сих пор понятие "полковник" связывалось в представлении Безила с обликом пожилого пенсионера-садовода из списка "Только для приема в саду". Однако эта грозная личность, одних с ним лет, была совсем другого поля ягода. Перед ним был второй Тодхантер. Что он, Безил, мог бы выдать ему за ценные сведения?
- Могу я говорить совершенно свободно при младшем капрале? - спросил он, стараясь выиграть время.
- Да, конечно. Она не понимает ни слова ни на каком языке.
Вдохновение пришло.
- По министерству бегает сумасшедший, - сказал Безил.
- Ну так что же? Их тут сотни. Это все, что вы хотели сказать?
- При нем полный чемодан бомб.
- Надеюсь, он сумеет добраться до службы разведки. Имени его вы, конечно, не знаете? Нет. Заведем на него карточку, Сюзи, с порядковым номером и внесем его в список подозрительных лиц. Если его бомбы взорвутся, мы узнаем, где он. Если нет - неважно. Эти типы обычно больше вредят себе, чем другим. Ну-ка, Сюзи, сбегай закрой дверь. Я хочу поговорить с мистером Силом.
Безил был ошарашен. Когда Сюзи закрыла дверь, он сказал:
- Неужели мы с вами уже встречались?
- Еще как. Джибут - тридцать шестой год, Сен-Жан-де-Люз - тридцать седьмой, Прага - тридцать восьмой. Вы меня, конечно, не помните. На мне не было тогда этой формы.
- Вы были журналистом?
Смутное, оживало в памяти Безила воспоминание о скромном, ненавязчивом лице среди сотни скромных, ненавязчивых лиц, которые время от времени появлялись и исчезали в его поле зрения. За последние десять лет ему под тем или иным предлогом не раз удавалось выбираться на периферию новейшей истории, в тот полумир, что населен многочисленными, слегка, зловещими фигурами, орбиты которых скрещивались и пересекались, - вездесущими мужчинами и женщинами, вольнонаемными служащими армии дипломатов и прессы. Среди этих теней, как он с трудом припоминал, он видел и полковника Плама.
- Случалось. Мы как-то напились вместе в "Бар Баск", в ту ночь вы еще подрались с корреспондентом Юнайтед Пресс.
- Насколько мне помнится, он победил.
- Еще как. Мне пришлось отвезти вас в отель. Что вы сейчас делаете, кроме как подкатываетесь к Сюзи?
- У меня была мысль заняться контрразведкой.
- Так я и думал, - сказал полковник Плам. - Все хотят заниматься контрразведкой. Глядите-ка! - прибавил он, когда глухой взрыв слегка потряс комнату. - Похоже, ваш сумасшедший добился успеха с бомбами. Выходит, вы накапали на него не зазря. Пожалуй, вы не хуже любого другого справитесь с работой.
Наконец-то он дождался ее, этой сцены, которую он так часто репетировал, - сцены из приключенческих рассказов его юности, лишь слегка подправленной и подновленной рукою мастера. Наконец-то он перед ним, этот худой, властный человек, который следил за всеми его шагами на жизненном поприще, говоря: "Наступит день, и родина найдет ему применение..."
- Какие у вас связи?
Да, какие у него связи? Аластэр Дигби-Вейн-Трампингтон, Анджела Лин, Марго Метроленд, Питер Пастмастер, Барбара, новобрачная из Грэнтли Грин, мистер Тодхантер, Пупка Грин... Пупка Грин. Ага, голубушка.
- Я знаю нескольких очень опасных коммунистов, - сказал Безил.
- Интересно, есть ли они в нашей картотеке. Сейчас справимся. В настоящий момент мы не очень-то интересуемся коммунистами. Наши государственные деятели по некоторым соображениям побаиваются их. Но мы все же присматриваем за ними, так, между прочим. За коммунистов я не могу вам много заплатить.
- Видите ли, - с достоинством сказал Безил, - я пришел к вам с намерением послужить родной стране. Я не особенно нуждаюсь в деньгах.
- Как, черт побери? Что же вам тогда надо? Сюзи я вам не отдам. Я чуть ли не с дракой отбивал ее у этой старой скотины, что заведует пенсиями.
- Это мы решим потом. Форма - вот что мне действительно сейчас надо.
- Господи помилуй! Зачем?
- Мать грозится сделать из меня взводного командира. Полковник Плам принял это несколько неожиданное заявление с явным сочувствием.
- Да, - сказал он, - Форма вещь неплохая, что и говорить. Так вот. Во-первых, вы будете говорить мне "сэр", а если попытаетесь завести шашни с женским персоналом, я применю дисциплинарные меры. Во-вторых, для человека с головой форма - наилучший способ маскировки. Никому и в голову не придет подозревать солдата в том, что он всерьез интересуется войной. Пожалуй, я могу вам это устроить.
- Какое у меня будет звание?
- Младший лейтенант, полк "Кросс и Блэкуэлл".
- "Кросс и Блэкуэлл"?
- Да, строевая служба.
- Ого! А вы не можете устроить что-нибудь получше?
- За наблюдение за коммунистами - нет. Поймайте мне фашиста - и я, может быть, сделаю вас капитаном морской пехоты. - Тут зазвонил телефон. Да, это Помза Внубе... Да, да, бомба... Да, нам все известно... Главный священник? Очень прискорбно... Ах, только начальник службы военных священников, и вы полагаете, он поправится? К чему тогда весь этот шум?.. Да, мы в отделе все знаем об этом человеке. Он уже давно числится в нашей картотеке. Он с приветом. Да, да, все верно: папа, рыба, идиот, ваза, ель, тетя - привет. Нет, я не хочу его видеть. Заприте его как полагается. Надеюсь, у нас в здании хватает обитых войлоком камер.
Весть о покушении на главного священника дошла до отдела религии министерства информации поздно вечером, когда сотрудники уже собрались уходить. Она вызвала у всех приступ лихорадочной деятельности.
- Позвольте, - брюзгливо сказал Эмброуз. - Вам-то все на руку. А вот мне будет в высшей степени затруднительно объяснить это редактору "Воскресного дня без бога в семейном кругу".
Леди Сил была потрясена.
- Бедняга, - сказала она. - Как я понимаю, он остался совсем без бровей. Опять, наверное, эти русские.
III
Третий раз со времени возвращения в Лондон Безил пытался дозвониться до Анджелы. Он слушал повторяющиеся гудки - пятый, шестой, седьмой, затем положил трубку. Еще не приехала, подумал он. Хорошо бы показаться ей в форме.
Анджела считала звонки - пятый, шестой, седьмой. Затем все стало тихо в квартире. Тишину нарушал лишь голос из приемника: "...Подлое покушение, потрясшее совесть цивилизованного мира. Телеграммы соболезнования непрерывным потоком поступают в канцелярию главного священника от религиозных деятелей четырех континентов..."
Она настроилась на Германию; хриплый надменный голос говорил о "попытке Черчилля устроить вторую Атению, бросив бомбу в военного епископа".
Она повертела ручку настройки и поймала Францию. Здесь некий литератор делился впечатлениями о поездке на линию Мажино. Анджела наполнила стакан из бутылки, стоявшей у нее под рукой. Неверие во Францию стало у нее своего рода одержимостью. Оно не давало ей спать по ночам и вторгалось в ее дневные сны - длинные, томительные сны, порождаемые снотворным; сны, в которых не было ничего фантастического или неожиданного; чрезвычайно реалистические, скучные сны, которые, как и явь, не сулили радости. Прожив так долго совершенно одна, она теперь часто разговаривала сама с собой; так разговаривают одинокие старухи; ходят по улицам с мешками всякой ерунды в руках и, присев на корточки, мелют ерунду. Она и сама была как те старухи, что, сидя на пороге и роясь в собранной за день ерунде, разговаривают сами с собой и разбирают отбросы. Она часто видела и слышала таких старух по вечерам в улочках по соседству с театрами.
Сейчас она говорила сама с собой громко, словно обращаясь к кому-то на белой тахте в стиле ампир:
- Линия Мажино и Анджела Лин - линии наименьшего сопротивления, - и засмеялась своей шутке, и вдруг почувствовала слезы на глазах, и расплакалась не на шутку. Затем взяла себя в руки. Лучше пойти в кино...
Питер Пастмастер в тот вечер пригласил девушку в ресторан. Он выглядел очень элегантно и старомодно в синем офицерском кителе и длинных брюках в обтяжку. Они обедали в новом ресторане на Джермин-стрит.
Девушка была леди Мэри Медоус, вторая дочь лорда Гранчестера. Присматривая себе жену, Питер ограничил круг своих исканий тремя девицами: Молли {Молли - уменьшительно-ласкательное от Мэри.} Медоус, Сарой, дочерью лорда Флинтшира, и Бетти, дочерью герцогини Стейльской. Поскольку он собирался жениться из старомодных, династических побуждений, то и выбрать себе жену предполагал на старомодный, династический манер среди еще уцелевших представителей олигархии вигов. Собственно говоря, он не видел почти никакой разницы между тремя девушками и даже, случалось, обижал их, по рассеянности путая имена. Ни одну из них не обременял и фунт лишнего веса; все были горячими поклонницами мистера Хемингуэя; у всех были любимые собаки со схожими различиями. И все они быстро смекнули, что лучший способ развлечь Питера - это дать ему повод похвастать своими былыми бесчинствами.
За обедом он рассказывал Молли о том, как Безил выставлял свою кандидатуру на парламентских выборах и как он, Соня и Аластэр подложили ему свинью в его избирательном округе. Молли добросовестно смеялась, когда он описывал, как Соня бросила картофелиной в мэра.
- Некоторые газеты не разобрались толком, как было дело, и написали, что это была пышка, - объяснил он.
- Весело же вы проводили время, - грустно сказала Мэри.
- Все это было и прошло, - чопорно сказал Питер.
- Правда? Ну, а я надеюсь, что нет.
Питер взглянул на нее с вновь проснувшимся интересом. Сара и Бетти приняли его рассказ так, словно это была история о разбойниках с большой дороги - нечто чрезвычайно старомодное и затейливое.
После обеда они пошли в кино по соседству с рестораном.
Вестибюль был погружен в темноту, только в кассе слабо светилась синяя лампочка. Голос кассирши говорил из темноты:
- За три шиллинга шесть пенсов мест нет. Много свободных мест за пять шиллингов девять пенсов. Пять шиллингов девять пенсов - сюда. Не загораживайте проход, пожалуйста.
У окошка кассы происходила заминка. Какая-то женщина тупо смотрела на синий свет и твердила:
- Мне не надо за пять шиллингов девять пенсов. Мне надо за три и шесть.
- За три и шесть нет. Только за пять и девять.
- Как же вы не понимаете? Дело не в цене. За пять и девять - это слишком далеко. Я хочу поближе, за три и шесть.
- Нет за три и шесть. Есть только за пять и девять, - отвечала девушка под синей лампочкой.
- Ну решайте же, леди, скорее, - сказал солдат, стоявший. за женщиной.
- Она очень смахивает на миссис Лин, - сказала Молли.
- Да ведь это Анджела и есть, - сказал Питер. - Что с ней такое?
Анджела наконец купила билет и отошла от окошка, пытаясь разобрать в полутьме, что написано на билете, и недовольно ворча:
- Я же сказала, что это слишком далеко. Я ничего не вижу, когда сижу слишком далеко. Я же сказала: за три и шесть.
Она поднесла билет к самым глазам и, не заметив ступеньки, оступилась и села на пол. Питер подбежал к ней.
- Анджела, что с тобой? Ты не ушиблась?
- Со мной ничего, - отвечала Анджела, как ни в чем не бывало сидя на полу в полутьме. - Нисколько не ушиблась, благодарю вас.
- Господи, так вставай же.
Анджела близоруко сощурилась на него со ступеньки.
- Ах, это ты, Питер, - сказала она. - А я и не узнала тебя. С этих мест за пять шиллингов девять пенсов никого не узнаешь, слишком далеко. Как ты поживаешь?
- Да вставай же, Анджела.
Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Она сердечно пожала ее.
- А как Марго? - любезно осведомилась она. - Я ее последнее время совсем не видала. У меня столько дел. Впрочем, это не совсем так. По правде сказать, я не особенно хорошо себя чувствую.
В проходе начала собираться толпа. Из тьмы донесся голос кассирши, совсем по-полицейски сказавший:
- Что тут происходит?
- Подними ее, балда, - сказала Молли Медоус. Питер охватил Анджелу со спины и поднял. Она не была тяжела.
- Вставунюшки-поднимунюшки, - сказала Анджела, норовя снова сесть.
Питер крепко держал ее, радуясь темноте. Неподобающая ситуация для офицера королевской конной гвардии в форме.
- Леди стало дурно, - сказала Молли ясным, повелительным голосом. Прошу вас, не толпитесь вокруг. - И кассирше: - Вызовите такси.
В такси Анджела молчала.
- Я этого... того... - сказал Питер. - Мне ввек не оправдаться перед тобой за то, что я впутал тебя в эту историю.
- Милый мой, не смеши людей, - сказала Молли Медоус. - Мне очень даже весело.
- Ума не приложу, что с ней такое, - сказал он.
- Неужели?
Когда они приехали на Гровнер-сквер, Анджела вышла из такси и озадаченно огляделась.
- А я думала, мы собирались в кино, - сказала она. - Что, плохая картина?
- Билетов не было.
- А, помню, - сказала Анджела, энергично кивая. - Пять шиллингов девять пенсов.
Тут она снова села, прямо на тротуар.
- Послушай, - сказал Питер леди Мэри Медоус. - Бери такси и езжай обратно в кино. Оставь мне билет в кассе. Я буду через полчаса. Мне кажется, лучше довести Анджелу до квартиры и вызвать врача.
- Дудки, - сказала Молли. - Я поднимусь с тобой. Перед своей дверью Анджела вдруг встряхнулась, нашла ключ, отперла замок и твердым шагом вошла в квартиру. Грейнджер еще не спала.
- Зачем вы остались? - сказала Анджела. - Я же сказала, что вы мне не понадобитесь.
- Я очень беспокоилась. Вам не следовало выходить. - И увидев Питера: Ах, добрый вечер, милорд.
Анджела повернулась и поглядела на Питера, словно впервые увидела его.
- Привет, Питер, - сказала она. - Заходи. - Она рассматривала Молли, с видимым усилием сосредоточивая на ней свой взгляд. - А знаете, - сказала она, - я, конечно, очень хорошо вас знаю, вот только не могу вспомнить вашего имени.
- Молли Медоус, - сказал Питер. - Мы просто довели тебя до квартиры. Теперь нам надо идти. Грейнджер, миссис Лин нездоровится. По-моему, лучше вызвать врача.
- Молли Медоуе... Господи боже, я, случалось, гостила в Гранчестере, еще когда вы пешком под стол ходили. Кажется, это было давно-давно... А вы хорошенькая, Молли, и платье у вас красивое. Заходите. Заходите оба. Питер корчил гримасы, но Молли вошла.
- Найди себе что-нибудь выпить, - сказала Анджела, усаживаясь в кресло возле приемника. - Детка, - обратилась она к Молли, - по-моему, вы еще не видели мою квартиру. Дэвид Леннокс отделал ее в самый канун войны. Дэвид Леннокс... Люди говорят много недоброго о Дэвиде Ленноксе... Ну да бог с ними... - Ее сознание вновь начало затуманиваться. Она сделала решительную попытку овладеть собой. - Это мой портрет, его писал Джон. Десять лет назад. Он был почти готов, когда я вышла замуж. А это мои книги... Ах, что это я сегодня такая рассеянная. Извините меня. - И с этими словами она забылась тяжелым сном.
Питер беспомощно озирался. Молли спросила у Грейнджер:
- Может, уложить ее в постель?
- Когда она проснется, я буду здесь. Я управлюсь.
- Это точно?
- Совершенно точно.
- Ну что же, Питер, тогда пошли в кино.
- Хорошо, - ответил он. - Ради бога, прости, что я тебя сюда притащил.
- Что ты! Это так интересно! Питер все еще не мог успокоиться.
- Грейнджер, - сказал он, - миссис Лин выходила сегодня вечером? В гости или куда-нибудь еще?
- Нет, милорд. Она весь день была дома.
- Одна?
- Совсем одна, милорд.
- Странно. Ну что же, Молли, пошли. Спокойной ночи, Грейнджер. Присматривайте за миссис Лин. По-моему, ей следовало бы обратиться к врачу.
- Я присмотрю, - сказала Грейнджер. Они молча спустились в лифте, оба в глубокой задумчивости. В парадном Питер сказал:
- Чудно.
- Очень чудно.
- Знаешь, - сказал Питер, - не будь это Анджела, я бы решил, что она под мухой.
- Милый мой, она вдребезги пьяна.
- Ты уверена?
- О господи, вдребезжину.
- Не знаю, что и подумать. Оно, конечно, на то похоже, но чтобы Анджела... К тому же служанка говорит, она весь вечер сидела дома. То есть, я хочу сказать, напиться в одиночку... Молли вдруг обхватила Питера за шею и крепко поцеловала.
- Боже мой! - сказала она. - Ну, идем же в кино. С Питером впервые случалось, чтобы его так целовали. Он до того удивился, что не сделал в такси попытки продолжать в том же духе, и весь сеанс просидел, думая только об этом. "Боже, храни короля" встряхнул его и вернул к действительности, Задумчивость не покидала его и тогда, когда они пошли с Молли ужинать. Это истерия, решил он; вполне естественно, девушку расстроила недавняя сцена. Должно быть, ей сейчас ужасно неловко, так что уж лучше об этом не заговаривать.
Но Молли не была намерена оставить свой шаг без последствий.
- Устрицы, - сказала она. - Дюжину. Больше ничего. - И затем, не дожидаясь, пока официант уйдет: - Ты удивился, когда я тебя поцеловала?
- Нет, - поспешно сказал Питер. - Конечно, нет. Нисколько.
- Нисколько? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты ожидая этого от меня?
- Нет, нет. Разумеется, нет. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
- Представь себе, не понимаю. Ты ужасно самонадеянный, если не удивился. Ты всегда производишь на девушек такое впечатление или это все только твоя форма?
- Молли, не будь свиньей. Если хочешь знать да, я в самом деле удивился.
- И был поражен?
- Нет, только удивился.
- Ладно, - сказала Молли, решив больше его не мучить.
Я сама удивилась. Все кино только об этом и думала.
- И я, - сказал Питер.
- Вот так, хорошо! - сказала Молли тоном фотографа, который ловит удачное выражение на лице клиента. - Не двигаться! - добавила она, сама подметив это сходство.
- Право, Молли, я что-то совсем тебя сегодня не понимаю.
- Ах, Питер, поймешь, обязательно поймешь. По-моему, ты был в детстве прелестным маленьким мальчиком.
- Да, наверное, пожалуй, что так.
- Зачем же тебе строить из себя старого распутника, Питер? Уж передо мной-то? И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь. Я люблю, когда ты удивляешься, Питер, но абсолютный кретинизм - это уж слишком. Знаешь, я чуть было не поставила на тебе сегодня крест. Ты все фигурял, каким ты был раньше беспутником. Я думала, я никогда не смогу на это решиться.
- Решиться на что?
- Выйти за тебя. Матери страшно этого хочется, никак не могу взять в толк почему. По-моему, с ее точки зрения ты мне никак не подходишь. А она ни в какую - ты должна выйти только за него. И вот я старалась быть хорошей, слушала, как ты заливаешь про добрые старые денечки, и под конец мне захотелось стукнуть тебя чем-нибудь по голове. Ну, думаю, сил моих больше нет, скажу матери, что ставлю на тебе крест. А потом мы наткнулись на миссис Лин, и все стало хорошо.
- Мне было страшно неловко.
- Ну еще бы. Ты был совсем как мальчик из пансиона, когда его отец пришел на спортивные состязания не в той шляпе. Очаровательный маленький мальчик.
- Ну что ж, - сказал Питер. - Если ты довольна...
- Да, пожалуй, я именно что "довольна". Ты сойдешь. А Сара и Бетти пусть грызут себе локти.
- Как же ты решил? - спросила Марго, когда Питер рассказал ей о свидании.
- Да ведь, собственно говоря, решал-то не я, а Молли.
- Так оно всегда и бывает. Пожалуй, теперь мне надо оказать какую-нибудь любезность этой дуре Эмме Гранчестер.
- Я мало знакома с леди Метроленд, - сказала леди Гранчестер. - Но, пожалуй, не мешает теперь пригласить ее на завтрак, Боюсь, она для нас слишком шикарна. - И слово "шикарна" леди Гранчестер сказала совсем не в виде комплимента.
Однако матери встретились и свадьбу решили сыграть немедля.
IV
Помолвка Питера ни для кого не явилась сюрпризом, а если бы и застала всех врасплох, ее затмил бы рассказ о столь экстраординарном поведении Анджелы в кино. Правда, Питер и Молли, прежде чем расстаться в тот вечер, условились никому не рассказывать о происшествии, однако каждый шел на этот акт самоотречения с мысленной оговоркой. Питер рассказал обо всем Марго потому что хотел, чтобы она что-нибудь предприняла по этому поводу; Безилу потому что все еще затруднялся дать верное толкование этой загадочной истории и полагал, что именно Безил способен внести ясность в дело; а также трем завсегдатаям Брэттс-клуба - потому что случайно встретился с ними в баре на следующее утро, когда еще был полон случившимся. Молли рассказала все двум своим сестрам и леди Саре - по давней привычке, потому что, обещая держать что-нибудь в секрете, она всегда с самого начала подразумевала, что этим трем рассказать можно. Посвященные, в свою очередь, рассказали своим друзьям, и в конце концов по всему Лондону разнеслась весть, что выдержанная, циническая, отчужденная, безупречно одетая, донельзя исполненная чувства собственного достоинства миссис Лин; миссис Лин, которая никогда не "выходила" в общепринятом смысле, а жила в завидном кругу избранных и утонченных; миссис Лин, которая умела говорить как самый умный мужчина, которая ухитрялась не попадать в светскую хронику газет и иллюстрированных журналов и которая вот уже пятнадцать лет являла собой высший и единственный в своем роде образец всего того, что американцы называют "уравновешенностью", - эта чуть ли не легендарная женщина была подобрана Питером в сточной канаве, куда, как она ни упиралась, ее выбросили двое вышибал из кинотеатра, где она учинила пьяный дебош.
Случись такое с самой миссис Ститч, это едва ли произвело бы более сильное впечатление. Это было невероятно, и многие отказывались этому верить. Возможно, наркотики, говорили они, но о спиртном не может быть и речи. Чем были Парснип и Пимпернелл для интеллигенции, тем стали миссис Лин и бутылка для фешенебельного общества: темой для разговора номер один.
Тема эта оставалась темой номер один и три месяца спустя, на свадьбе Питера. Безил уговорил Анджелу прийти на скромный прием, который устраивала в честь этого события леди Гранчестер.
Он зашел к Анджеле, когда Питер сообщил ему новость; зашел не сразу, но, во всяком случае, в первые же сутки, как услышал се. Анджела была на ногах и одета, но вид имела невыразимо забубенный: накрашена как попало, кричащими мазками, в духе позднего Утрилло.
- Анджела, ты выглядишь ужасно.
- Нет, милый, я чувствую себя ужасно. Ты, я вижу, в армии.
- Нет, только при военном министерстве.
Она вдруг с жаром и ни к селу ни к городу начала говорить о французах.