Щенок с растопыренными лапами, толстым хвостиком, висячими ушками и мутно-зелеными глазами, которые не могли уловить даже неторопливого движения пальца в воздухе, явно не понравился Караю. У щенка еще не было шерсти, один подшерсток, мягкий, как козий пух. Карай осторожно понюхал этот подшерсток и, сморщив нос, с отвращением чихнул.
– Не хочет видеть сыночка, – сказал Сисак. – Как бы не задрал. У них это бывает.
Но Андрей видел, что Карай, который никого и ничего на свете не боялся, просто-напросто боится этого беспомощного щенка. Пушистый комочек, попискивая, надвигался на него, подняв кверху толстый хвостик, а Карай, опасливо кося глазом сверху вниз, все отступал и пятился. Он попробовал зарычать, но это была всего только самооборона. Щенок подкатился к его передним лапам. Карай, взвизгнув, пустился наутек.
Сисак поднял щенка с земли. В этом маленьком существе все было еще неопределенно. Вот он вырастет, а какой будет масти – неизвестно. Подшерсток должен выпасть, и лишь после этого определится цвет его шкуры. Молочно-мутные глаза только через полтора – два месяца смогут приобрести ясное выражение. Все в будущем!
Андрей осторожно погладил щенка, потрепал двумя пальцами его тупую мордочку. Щенок зубками-булавочками захватил его палец и прикусил. Это было не больно, а приятно.
– Как назовешь? – спросил Андрей, легонько тыкая пальцем в тучное брюшко зверька.
– Видишь ли, – Сисак хитро прищурился, – надо, чтобы в имени были буквы и отца и матери. От Дианки возьмем «Ди», от Карая – «Кар» или «К». Кличка получится «Дик» или «Дикарь».
– Дикарь – это подойдет, – сказал Андрей, уже любуясь милым зверьком, который весело терзал его палец. – Правда, ты хороший песик, хороший песик…
С такими словами Андрей не раз обращался к Караю. Теперь, услышав знакомое обращение, Карай, сидевший под деревом, ревниво завыл.
Хотя Андрей воспитывал Карая со щенячьего возраста, он плохо помнил его детство. Ему казалось, что теперешний могучий Карай и тот кругленький и мягонький, как подушка на тахте, зверек, которого ему три с лишним года назад вручили во владение, – это две разные собаки. Помнилось только, что, передавая щенка, ему сказали: «Вот это будет твой Джульбарс. Расти и учи!» «Джульбарсами» капитан Миансаров называл всех щенков подвластного ему питомника до тех пор, пока они не совершали первых своих подвигов. Кличка была ироническая – так котят называют тиграми…
Карай перестал быть «Джульбарсом» в восьмимесячном возрасте. В питомнике производились тогда испытания молодых собак «на выстрел». Инструктор, одетый для безопасности в просмоленный брезентовый комбинезон, вызывал на площадку поочередно проводников с молодыми собаками. Он замахивался на проводника или толкал его – и после этого убегал в кустарниковые заросли. Собака рвалась на поводке, грозя отомстить за хозяина. Ух, какие все они были страшные в ту минуту! Но капитан Миансаров хорошо их знал: «На поводке да при хозяине они смелые. Посмотрим, что будет на деле». Когда инструктор отбегал шагов на тридцать, щенка пускали в погоню. В несколько прыжков щенок догонял врага. Инструктор приостанавливался и стрелял из пистолета в воздух или в землю. Это и было «испытание на выстрел» – одно из самых серьезных испытаний для будущей служебной собаки. Далеко не каждая из них его выдерживала. Были такие собаки, что всем хороши, а вот до зрелого возраста не могли отделаться от ужаса перед дулом пистолета, перед звуком выстрела. Таких беспощадно браковали.
Чего же требовать от щенков? Трое из них в тот день с визгом повернули обратно, растеряв весь свой боевой пыл. Проводники этих собак получили от капитана Миансарова крепкую нахлобучку – надо уметь вырабатывать мужество у щенка! Две другие молодые собаки, когда пришла их очередь, помедлили и все-таки вцепились в оскорбителя, но робко, с оглядкой, без того сокрушающего азарта, которым должен обладать серьезный боевой пес. Карай при выстреле только ушами прянул и с разлета, грозно рыча, прыгнул инструктору на плечи. Он свалил человека на землю, разодрал брезентовую куртку.
«Да уберите вы этого черта!» – кричал инструктор. А когда поднялся и стер кровь с лица, то сказал: «Это не собака, а золото!» – «Так зато мы и дали ее золотому парню!» – объявил капитан Миансаров и пожал Андрею руку.
Теперь, вспоминая об этом, Андрей с гордостью смотрел на Карая. Вон какой пес вырос! Лучший в питомнике. Даже Маузера обошел, а уж тот рекордсмен, медалист. Может, этот щенок Дикарь обойдет в будущем и Маузера и Карая. Лучшему конца нет…
На дорожке, ведущей к щенятнику, показался дежурный и с ходу закричал:
– Лейтенанта Витюгина к начальнику!
– Что там еще? – заворчал Андрей.
– Торопитесь! Капитан ждет!
Взяв Карая на поводок, Андрей пошел из щенятника. Я нес рядом плетеную корзинку, в которой спал сын Карая, предназначенный для Карлоса. Неподалеку от учебной площадки нас встретил другой посыльный:
– Скорее к начальнику!
– Да вот только собаку в вольер поставлю, – недовольно сказал Андрей.
– Приказано явиться вместе с собакой.
Это означало, что предстоит работа. Андрей ускорил шаги.
– Видишь, Костя, что получается, – сказал он. – А как хотелось поскорее доставить мальчишке щенка…
– Хочешь, я отвезу? Мне все равно надо туда ехать. К вечеру вернусь обратно и все тебе расскажу.
– Это уж будет не то. Мне самому охота… Да и мальчик будет разочарован… – Он сдвинул брови. – Но все-таки поезжай! И скажи Карлосу, что при первом случае я заеду и проинструктирую его, как надо со щенком обращаться. Пусть не перекармливает, не балует!
И он быстро пошел по дорожке.
Капитан Миансаров ждал Андрея в своем кабинете.
– Оружие при тебе? – коротко спросил он.
– Так точно! – Андрей сразу же подтянулся в ожидании предстоящего ему дела. – Разрешите, товарищ капитан, обратиться?
– Давай обращайся.
– Разрешите узнать: что случилось?
Капитан Миансаров посмотрел на Андрея, как бы еще раз оценивая стоявшего перед ним человека.
– Серьезная тебе предстоит работа, – сообщил он, прищурившись. – Надо взять опасного преступника… Мишка-Зверь убежал!
Человек с кличкой Мишка-Зверь, или Копченый, давно уже перестал быть человеком. Он утверждал, что не знает своего настоящего имени, не знает, где родился, кто его отец и кто мать. Он дожил до тридцати с лишним лет, называя себя, в зависимости от обстоятельств, то русским, то цыганом, то армянином. У него не было национальности, как не было имени.
Надо сделать много страшного, чтобы среди жуликов, бандитов, убийц – настоящих зверей, его окружавших, – заслужить кличку Зверя. Он заслужил такую кличку.
Копченым же его прозвали за устойчивый грязновато-красный цвет лица, который не менялся ни зимой, ни летом. Ему приписывали много самых гнусных преступлений – и он ни от одного из них не отказывался. Говорили, что он осужден разными судами в общей сложности лет на сто. Сердобольные судьи, к которым он попадал в руки, всё надеялись, что его еще можно исправить…
В воскресенье утром Мишка-Зверь с двумя приятелями вышел из своего логова в город, чтобы разыскать нужного им человека. Точный адрес был им неизвестен. Они вошли во двор нового дома, где на высоком шесте висел флажок. Дети с красными галстуками толпились вокруг шеста. Мишка-Зверь в последнее время никогда не бывал трезвым. Его раздражали люди, которые веселились или работали. «Слишком все стали чистенькие!» – говорил он.
Теперь он остановился посреди двора и долго смотрел, как веселятся ребята. Приятели пытались увести его, он оттолкнул их, потом вышел на площадку и ударом ноги свалил шест.
Дети притихли, девочки шарахнулись в сторону. Но вперед протиснулся мальчик в белой блузе, с горячими глазами, с тоненькими и еще слабыми руками, обнаженными по локоть. Он привык жить среди мужественных, добрых, справедливых людей и думал, что правдивое слово имеет безграничную власть. Он с укором, и удивлением произнес слова, которые могли бы устыдить всякого:
– Здесь пионерский лагерь, дядя!
Копченому это было все равно. Никакие слова давно уже не имели доступа к его сердцу.
– Вон что! – глумясь, проговорил он и притянул мальчика к себе за пионерский галстук. – А ты тут чья собака?
– Бросьте! Вы меня не пугайте! – Глаза у мальчика блестели, он и правда не боялся Копченого. – Вы нам мешаете проводить сбор.
Тогда Копченый, легко приподняв это худенькое тельце, с силой швырнул его на землю. Он думал, что теперь нагонит ужас на всех детальных. Но к нему уже с криком бежала вожатая – она была на другом конце двора. Из дома выскочил пожилой мужчина с разгневанным лицом. Собралась толпа. И Копченый с удивлением подумал, что тут его не испугались, – бояться должен он сам.
Его друзья, прижимаясь к стенам, потихоньку ускользнули. Копченого задержали. В отделении милиции в нем без труда опознали Мишку-Зверя, который не раз ускользал от наказания. Нашлось много дел, за которые его надо было судить. Грозил суровый приговор. Мишка-Зверь ждал суда спокойно. «Все равно убегу», – ласково извещал он следователя.
Но в тюрьме, после приговора, Мишка-Зверь держался скромно. Он безропотно подчинялся всем правилам внутреннего распорядка и даже написал трогательное письмо на имя начальника, в котором уверял, что завяжет узелок на своей прежней жизни – начнет жить честно.
– Такое время пришло, – говорил он, вздыхая, – надо менять профессию. У кого я беру? – спрашивал он. – У трудящего человека! Он месяц работает, а я в две минуты его заработок отбираю. Я для него выхожу настоящим паразитом!
Эти его высказывания начали даже ставить в пример другим уголовникам…
До отправки на место заключения Мишку-Зверя ввиду его хорошего поведения решили временно перевести из тюрьмы в пригородную исправительно-трудовую колонию. Он попал туда вечером. Неподалеку от ворот в землю была вкопана деревянная вышка, на ней посменно дежурили часовые.
– Да, – сказал Мишка-Зверь, покрутив носом, – крепко охраняют, отсюда не убежишь!.. – и засмеялся.
На другой день ему дали работу на территории колонии – за ограду его все-таки решили не выводить. Ему было поручено делать черепицу на маленьком кирпично-черепичном заводике, существовавшем при колонии.
– Это дело как раз по мне! – сказал он.
Считалось, что из колонии убежать невозможно. Местность вокруг на несколько десятков шагов была открытая. Выход только один – ворота, которые тщательно охранялись часовыми на сторожевой вышке. Куда денешься?
Копченый все не начинал работать, он ходил по дорожкам и, как бы случайно, вышел к воротам, возле которых стояла вышка.
– Стой! – крикнул ему часовой. – Приближаться нельзя. Давай назад!
– Да уж я знаю, что нельзя, – ласково говорил Копченый и, улыбаясь, подходил все ближе к воротам.
Часовой угрожающе вскинул винтовку:
– Давай назад!
Укоризненно покачав головой, Копченый остановился. Он повернулся к воротам спиной, что несколько успокоило часового.
– Чего ты боишься? У тебя винтовка. Ты видишь – со мной никто не разговаривает, так я хоть к тебе поговорить пришел… – Копченый выразительно играл глазами и посмеивался.
– Какие разговоры! – строго сказал часовой. – Идите на свое место! – И опустил винтовку.
Тогда Копченый, все еще стоя спиной к воротам, сделал быстрый прыжок назад. Никто не умел так прыгать. Это был его прием, разработанный с давних пор. Человек как будто собирается прыгнуть вперед, а прыгает назад… Часовой не успел вскинуть винтовку. Копченый прыгнул еще раз – и оказался за воротами. Гулкий выстрел, казалось, свалил его с ног. Он покатился под откос. Часовой решил, что он ранен, и не стал больше стрелять. Но Копченый поднялся на ноги. За ворота ловить его выбежало несколько бойцов вооруженной охраны. Уйти ему было некуда.
Внимательно осмотрели мятую траву в том месте, где упал Копченый, и не нашли ни одного пятнышка крови. Значит, и его падение было обманом. Пуля пролетела мимо…
В полусотне шагов от ворот лежала старая, неизвестно кем привезенная сюда огромная труба. Она лежала здесь давно и уже вросла в землю. Копченый заполз в эту трубу.
Теперь его песенка была спета. У обоих концов трубы встали люди. Копченый попадет в их руки, куда бы он ни сунулся. Но, прежде чем извлечь его оттуда, с ним попробовали завязать переговоры.
– Выходи! – крикнул, заглядывая в трубу, боец вооруженной охраны Епрем Коджоян. – Выходи, Зверь. Твой номер не прошел.
Копченый молчал.
Надо было что-то предпринимать. Полезешь в трубу, а там в темноте и тесноте борись с бандитом, которому убить человека – все равно что стакан воды выпить. Да и зачем это делать, когда и так Копченому некуда деваться? Все равно он рано или поздно окажется в руках ожидающих его людей. На этом-то, как выяснилось позднее, он и строил свои расчеты.
Прошло около получаса, Копченый все не выходил. Его звали – он не откликался.
Наконец людям надоело ждать. Первым потерял терпение Епрем Коджоян и решительно вошел в трубу. Он полз, держа наперевес штык. У Копченого могло оказаться какое-нибудь оружие, встреча с ним грозила опасностью. Но Епрем надеялся на свои силы. Кроме того, с другого конца трубы пополз навстречу Епрему еще один боец, так что Копченому пришлось бы туго, если б он решил оказать сопротивление.
С Епремом все время поддерживали связь, кричали ему: как, мол, идут дела? И он отвечал: «Ползу, пока ничего не обнаружил». Потом перестал отвечать. Снаружи люди ждали в тревоге, не донесется ли из трубы шум, свидетельствующий о борьбе. Но вот, наконец, двое бойцов выползли из трубы на вольный воздух. У них были сконфуженные лица. К ним кинулись люди. Отстранив их, Епрем Коджоян подошел к начальнику охраны и доложил:
– Никого там нету.
– Как же так? Да вы хорошо ли смотрели?
– Проползли из конца в конец, – сконфуженно сказал Епрем. – Там пусто, товарищ начальник…
Андрей прибыл на место происшествия, когда взбудораженные бойцы, один за другим побывавшие в трубе, уже поняли, куда исчез Копченый. Примерно посредине трубы они нашли пролом, уходящий в землю. Трубу откатили. Яма, которая под ней открылась, была глубокая, темная, и дна ее не было видно. Неужели Копченый и до сих пор сидит в этой яме?
Пока думали да гадали, один из отбывающих наказание рецидивистов попросил разрешения поговорить с начальником охраны колонии. Очевидно, он сообщил начальнику нечто такое, что меняло всю обстановку. Начальник вернулся к трубе с очень серьезным лицом.
– Вы думаете, – сказал он бойцам, – что Мишка-Зверь все сидит тут, в яме?
– А где же ему еще быть!
– Не знаю где, – сказал начальник, – только не здесь.
Оказалось, что яма под трубой была началом подземного хода, выкопанного примерно год назад. Шайка рецидивистов, оставшаяся на воле, пыталась устроить побег своему товарищу, заключенному в колонии. Побег не удался. Но секрет уголовники сохранили.
Они сообщили о нем в тюрьму Мишке-Зверю: «Старайся попасть в колонию!» На этом Копченый и построил план своего освобождения. Теперь он был, видимо, далеко.
– Крупный преступник убежал, – объяснил Андрею начальник вооруженной охраны колонии. – Наша вина, признаю. Но ты подумай, сколько он может бед натворить, сколько невинных жизней унесет! На ребенка руку поднял! Разве это человек?
– Вы меня не агитируйте! – зло сказал Андрей. – Надо было раньше смотреть, как следует!
Он внимательно исследовал пролом в трубе, приказал Караю сидеть под деревом и полез в яму. Необходимо выяснить, где кончается подземный ход.
– Собаку вперед пусти, – советовали ему, – опасно!
– Что тут сделает собака? – застенчиво улыбнулся Андрей. – Уж лучше я сам…
Спуск в яму был довольно трудным. Андрей полз, держа в левой руке карманный электрический фонарик. Сначала ему показалось, что ход невероятно узкий. «Ничего, протиснуться можно», – думал он. Недостаток свежего воздуха затруднял дыхание. Вдруг он явственно услышал, что впереди кто-то ползет, и пожалел, что не взял с собой Карая. Направил прямо перед собой луч карманного фонарика. Нет, никого нет, это просто осыпалась земля.
Свободно Андрей вздохнул только тогда, когда ход стал подниматься вверх. Он высунул голову, осмотрелся и выбрался наружу. Вход был скрыт большим камнем. Этот камень Копченый, вылезая, очевидно, отодвинул в сторону, и теперь на его месте зияла черная дыра.
Андрею казалось, что он полз очень долго. Но когда он осмотрелся, то увидел, что находится всего в нескольких десятках шагов от трубы. Он негромко окликнул Карая. Пес послушно сидел под деревом и глядел на трубу. Услышав зов, он со всех ног кинулся к хозяину. Вслед за ним подбежали и бойцы.
– Вот, – сказал Андрей, – отсюда Копченый пополз – видите, трава примята? А вы его и не заметили за деревьями!
– Действительно! – Бойцы приглядывались к траве. – Совсем недавно был здесь…
Андрей взял собаку на длинный поводок.
– Карай! След!
Пес потянул влажным носом и повел хозяина по прямой – к строениям, которые виднелись вдали. Не успели они отойти и сотню шагов, как их нагнал Епрем Коджоян.
– Парень надежный, – кричал начальник охраны, – возьми его с собой! Поможет в случае чего…
Дальше пошли вместе.
– Много ты их, верно, переловил в своей жизни? – говорил Епрем, едва поспевая за собакой.
– Приходилось…
– И в схватках бывал?
– Бывал.
– И убитые есть на твоей совести?
– Вот представь, – сказал Андрей, – что я, при моей довольно-таки жестокой профессии, до сих пор никого не убил.
– Просто случая не было, не налетал на настоящих.
– Во-первых, действительно случая не представлялось. А случая не представлялось потому, что пускать в ход оружие – дело самое легкое. Преступник должен быть взят живым.
– Ну, с этим, которого ловим, ты держись начеку. Он-то тебя не пожалеет. Недаром кличка – Зверь!
– Будем начеку, – сказал Андрей. – Но теперь, друг, ты не сердись – давай прекратим разговоры. Правило есть: по следу иди – молчи! И также, будь любезен, придерживайся инструкции – отойди подальше в сторону, шагов на тридцать, чтобы не мешать служебно-розыскной собаке.
Вскоре Епрем стал отставать. Карай сильно тянул по свежему следу, и Андрей еле мог бежать за ним. Дорогу преградил высокий дощатый забор. Карай хотел его перепрыгнуть, но потом раздумал и прополз под доской. Надо было бросать поводок или ползти за ним. Андрей пополз. На свой новый китель он уж рукой махнул. Будет Еве работа!
След снова уклонился от строений. Копченый, видно, забегал сюда лишь на секунду, чтобы передохнуть. Карай привел Андрея к оврагу. Дорога теперь шла по склону, густо поросшему лесом. Под ногами шуршали желтые листья. Внизу были видны розовые и желтые городские здания.
Карай с вздыбленной шерстью подступил к могучему тополю и облаял его. Что ж это значит? Может, Копченый где-нибудь здесь? Андрей осторожно осмотрелся, но ни внизу, на желтеющей траве, ни наверху, на ветвях дерева, ничего подозрительного не заметил. Видимо, Копченый тут приостановился, отдыхал. До чего же точно стал Карай работать по следу! Андрей наклонился и поднял окурок, лежащий под деревом. Огонек уже погас, но окурок был теплый – только что брошен.
– След, Карай!
Однако Карай не пошел вперед. Он завертелся на месте, подняв кверху черный нос и втягивая в себя воздух. Затем медленно, пригнув шею, злобно рыча, он ступил в траву и пошел по ней, осторожно и как бы с натугой переставляя свои напружиненные лапы. В стороне за деревьями лежал большой черный камень. К нему и направился Карай. Андрей еле сдерживал его на поводке. Пес то и дело оглядывался на хозяина: «Ну, хозяин, разве ты не понимаешь?» Андрей тихонько потащил из кобуры пистолет…
Мишка-Зверь поднялся из-за камня, когда понял, что ему все равно не скрыться. Красное лицо с низко надвинутой на лоб кепкой было злым и сосредоточенным, маленькие, словно птичьи, глазки смотрели зорко и непримиримо. В ладони он держал тяжелый булыжник.
– У тебя камень, у меня пистолет, – сказал Андрей. – На что надеешься? Руки вверх!
Копченый быстро взметнул вверх руки. В его ладони что-то блеснуло. Андрей не уловил момента, когда камень вылетел из руки бандита, почувствовал только ожог на шее и отер пальцами кровь. Чуть бы точнее – и страшный удар пришелся в лицо.
Стоять было трудно – Андрей сел на пенек. В глазах у него потемнело. Конечно, можно выстрелить и положить бандита на месте. Так и полагается поступать в порядке самообороны. Но Андрей не выстрелил. Сжав зубы, он приказал:
– А ну, теперь полуоборот налево и вперед – шагом марш!
Он только услышал, как скулит Карай, и почувствовал прикосновение горячего собачьего языка к своей щеке. Открыл глаза. Мишка-Зверь торопливо спускался вниз по откосу.
– Не валяй дурака! – крикнул Андрей. – Положу!
– Клади!
Копченый уходил, скрываясь за деревьями. Андрей выстрелил в воздух – бандит даже не оглянулся. Надо подниматься и идти за ним. Все еще чувствуя слабость в коленях, Андрей сделал несколько шагов. Нет, он идет слишком медленно…
– Фас, Карай! Фас!
Карай, давно уже сдерживающий нетерпение, только и ожидал приказа хозяина. Он сорвался с места и помчался по откосу, делая широкие, могучие прыжки. Андрей шел за ним. Ну что ж, теперь беспокоиться нечего, Карай догонит преступника…
Копченый раза два с тревогой оглянулся. Наконец он понял, что ему не уйти. Он остановился под деревом и повернулся к преследователям лицом. В руке у него блеснул нож.
– Назад, Карай!
Но Карай уже присел, спружинил и не смог удержаться – прыгнул на врага.
Служебную собаку учат, чтобы, вступая в схватку, она следила за руками преступника. Карай умел с налета захватывать своими страшными зубами ту руку врага, которая держит оружие. Стиснет зубы – и бандит со стоном роняет нож или пистолет. Так бывало не раз.
Но Мишка-Зверь тоже знал повадки служебных собак. Почти неуловимым движением он переложил нож из правой руки в левую. И, когда Карай, ударив его лапами в грудь, свалил на траву и впился зубами в его правую руку, другая – левая рука бандита нанесла короткий и страшный удар. Лезвие ножа прошло сквозь густую шерсть, раздвинуло ребра…
Андрей увидел, что Карай странно дернулся, тоскливо взвыл, потом недвижно распластался на траве, бессильно щелкая зубами. Острые уши опали, и он уткнул морду в землю. Еще несколько раз шевельнулся пушистый хвост, но и тот затих.
Мишка-Зверь поднялся, опять отступил к дереву, раздувая губы и прежним зорким птичьим взглядом осматриваясь по сторонам. Он был сильно помят, покусан. У него уже не было ножа. Он поднял с земли большой камень.
Андрей бросился к собаке, тронул Карая рукой. Это гибкое, могучее тело, так благодарно отзывавшееся на каждую ласку хозяина, теперь молчало. Передние лапы беспомощно лежали на траве, задние уперлись в ствол дерева. Красный язык был прикушен мертвыми зубами. По кончику черного носа полз муравей. Андрей взял большую лапу собаки в обе ладони.
Но тут он увидел, что Копченый, все еще держа в руках камень, упрямо спускаемся по откосу вниз.
Надо было исполнять свой долг. Андрей поднялся на ноги, взвел курок.
– Стой!
Бандит отбежал немного в сторону и встал за деревом.
– Выходи на дорогу!
Ответа не последовало.
– Выходи! – яростно крикнул Андрей.
Копченый осторожно выглянул из-за дерева. Видно, и он понял, что больше с ним нянчиться не будут. Но он не вышел на зов своего преследователя. Андрей резко шагнул к нему, увернулся от камня, просвистевшего мимо уха. Одной рукой он вытащил бандита из-за кустов. Ничего не стоило бросить это вертлявое тело на землю и растоптать ногами, как змею…
– Выходи на дорогу!
Копченый сидел на земле, низко пригнув голову к коленям. Впервые за весь сегодняшний день в его глазах появилось выражение испуга. Он почувствовал силу, с которой не мог бороться.
– Я с тобой не пойду.
– Почему?
– Ты убьешь.
Андрей потрогал пальцами курок. Он даже забыл, что у него в руке пистолет. Только одно сознание непоправимости того, что случилось, все больше заполняло его.
– Да, лучше тебе пойти с кем-нибудь другим, – спокойно проговорил он. – Подожди, пусть кто-нибудь придет.
Епрем Коджоян появился совсем не оттуда, откуда его можно было ждать. Он сократил дорогу и теперь, тяжко дыша, спускался к Андрею сверху.
– Ай-яй-яй, – заговорил он, цокая языком. – Что ж это? Собака-то, а?
Андрей не мог ему отвечать. Он снова сел в траву и взял холодную лапу Карая в свои ладони.
– Отведи задержанного.
– А ты как же? – участливо спросил Епрем.
Андрей отвернулся и опустил голову, чтоб не встретиться с ним взглядом.
– Отведи! Потом мы с тобой составим акт насчет гибели собаки…
– За тобой выслать ребят? Хочешь, в питомник сообщу?
– Ничего мне не нужно…
Епрем снял с плеча винтовку.
– Эй ты, гад! – скомандовал он грозно. – Выходи на дорогу! Руки над головой!
Их шаги скоро смолкли. Теперь Андрею уже никто не мешал. Он положил острую морду собаки к себе на колени и подержал ее несколько секунд под руками. Так он ласкал прежде Карая, когда бывал им очень доволен. Потом он поднялся, нашел нож, валявшийся в траве, – нож, которым был убит Карай, – и принялся копать яму. Работал он сосредоточенно, землю выгребал ладонями. Ни разу не закурил. Яма становилась все глубже. Андрей снял китель, разорвал его по швам и полотнищами обернул Карая. Держа эту тяжелую ношу на руках, он подошел к яме и опустил туда Карая. Потом присыпал могилу землей и придавил камнями.
Теперь все было сделано. Он еще вернется сюда. Он будет часто приходить…
…Отдав Карлосу щенка, я приехал в питомник. Тут уже знали обо всем, что случилось с Андреем. И, когда Андрей появился, его окружили товарищи. Геворк пробился вперед и взял его под руку.
– Андрюшка! – сказал он, как называл товарища в детские годы. – Ну, ничего! – Он заглянул Андрею в глаза. – Все уже сделано. Капитан Миансаров согласен. Не грусти!
– Что сделано?
– Что? – переспросил Геворк и широким жестом подчеркнул свою щедрость. – Маузер теперь твой!
Он пожал товарищу руку. Но Андрей слабо улыбнулся и отстранился.
– Не нужно мне Маузера, – горько сказал он.
Еще кто-то из друзей говорил с ним, все его утешали. Он со всеми соглашался, кивал головой – и молчал.
Наконец Андрея оставили одного. Тут я тихонько подошел к нему. Что я мог ему сказать? По счастью, он заговорил первый.
– Вот, Костя, больше нет нашего Карая…
Я молча пожал ему локоть. Мне было трудно говорить.
– Баловал я его очень, очеловечивал, – горько признался Андрей. – Есть моя вина… расслабил дисциплину… Ведь я крикнул ему: «Назад!» – а он не послушался… Послушался бы – может, остался бы жить.
– Брось! – сказал я. – Зачем ты себя растравляешь?
Он все еще стоял у вольера и перебирал толстые прутья решетки. Вот отсюда, едва лишь откроешь дверцы, Карай выскакивал на волю, обдирая бока. Веселый и горячий, как язычок огня. Всегда норовил подпрыгнуть и лизнуть в нос…
Когда стемнело, мимо вольера прошел Сисак Телалян. Он нес в корзине щенят. Он тоже все знал, но не стал, как другие, разговаривать с Андреем о происшедших событиях.
– Вот окрестили, – сказал он, показывая на щенят, – в паспорта вписали. Это Кадя, это Дикарь, это Дик…
Было темно, и никто, кроме меня, не видел, как съежилось скуластое лицо Андрея, когда он взял из корзинки толстого и мягкого щенка.
– Карай, – позвал он чуть слышно.
Сисак поправил:
– Это Дикарь.
– Нет, это Карай, – сказал Андрей. – Карай, Карай!– еще раз позвал он, поглаживая мягкую шерстку. – Эх ты, мой Карай…
Щенок пополз к нему на грудь, прижался теплым бочком к лицу.
– Ты будешь со мной работать?
Маленький Карай полез еще выше и торопливо зачмокал, захватив острыми зубками ухо своего будущего хозяина.
– Не хочет видеть сыночка, – сказал Сисак. – Как бы не задрал. У них это бывает.
Но Андрей видел, что Карай, который никого и ничего на свете не боялся, просто-напросто боится этого беспомощного щенка. Пушистый комочек, попискивая, надвигался на него, подняв кверху толстый хвостик, а Карай, опасливо кося глазом сверху вниз, все отступал и пятился. Он попробовал зарычать, но это была всего только самооборона. Щенок подкатился к его передним лапам. Карай, взвизгнув, пустился наутек.
Андрей осторожно погладил щенка, потрепал двумя пальцами его тупую мордочку. Щенок зубками-булавочками захватил его палец и прикусил. Это было не больно, а приятно.
– Как назовешь? – спросил Андрей, легонько тыкая пальцем в тучное брюшко зверька.
– Видишь ли, – Сисак хитро прищурился, – надо, чтобы в имени были буквы и отца и матери. От Дианки возьмем «Ди», от Карая – «Кар» или «К». Кличка получится «Дик» или «Дикарь».
– Дикарь – это подойдет, – сказал Андрей, уже любуясь милым зверьком, который весело терзал его палец. – Правда, ты хороший песик, хороший песик…
С такими словами Андрей не раз обращался к Караю. Теперь, услышав знакомое обращение, Карай, сидевший под деревом, ревниво завыл.
Хотя Андрей воспитывал Карая со щенячьего возраста, он плохо помнил его детство. Ему казалось, что теперешний могучий Карай и тот кругленький и мягонький, как подушка на тахте, зверек, которого ему три с лишним года назад вручили во владение, – это две разные собаки. Помнилось только, что, передавая щенка, ему сказали: «Вот это будет твой Джульбарс. Расти и учи!» «Джульбарсами» капитан Миансаров называл всех щенков подвластного ему питомника до тех пор, пока они не совершали первых своих подвигов. Кличка была ироническая – так котят называют тиграми…
Карай перестал быть «Джульбарсом» в восьмимесячном возрасте. В питомнике производились тогда испытания молодых собак «на выстрел». Инструктор, одетый для безопасности в просмоленный брезентовый комбинезон, вызывал на площадку поочередно проводников с молодыми собаками. Он замахивался на проводника или толкал его – и после этого убегал в кустарниковые заросли. Собака рвалась на поводке, грозя отомстить за хозяина. Ух, какие все они были страшные в ту минуту! Но капитан Миансаров хорошо их знал: «На поводке да при хозяине они смелые. Посмотрим, что будет на деле». Когда инструктор отбегал шагов на тридцать, щенка пускали в погоню. В несколько прыжков щенок догонял врага. Инструктор приостанавливался и стрелял из пистолета в воздух или в землю. Это и было «испытание на выстрел» – одно из самых серьезных испытаний для будущей служебной собаки. Далеко не каждая из них его выдерживала. Были такие собаки, что всем хороши, а вот до зрелого возраста не могли отделаться от ужаса перед дулом пистолета, перед звуком выстрела. Таких беспощадно браковали.
Чего же требовать от щенков? Трое из них в тот день с визгом повернули обратно, растеряв весь свой боевой пыл. Проводники этих собак получили от капитана Миансарова крепкую нахлобучку – надо уметь вырабатывать мужество у щенка! Две другие молодые собаки, когда пришла их очередь, помедлили и все-таки вцепились в оскорбителя, но робко, с оглядкой, без того сокрушающего азарта, которым должен обладать серьезный боевой пес. Карай при выстреле только ушами прянул и с разлета, грозно рыча, прыгнул инструктору на плечи. Он свалил человека на землю, разодрал брезентовую куртку.
«Да уберите вы этого черта!» – кричал инструктор. А когда поднялся и стер кровь с лица, то сказал: «Это не собака, а золото!» – «Так зато мы и дали ее золотому парню!» – объявил капитан Миансаров и пожал Андрею руку.
Теперь, вспоминая об этом, Андрей с гордостью смотрел на Карая. Вон какой пес вырос! Лучший в питомнике. Даже Маузера обошел, а уж тот рекордсмен, медалист. Может, этот щенок Дикарь обойдет в будущем и Маузера и Карая. Лучшему конца нет…
На дорожке, ведущей к щенятнику, показался дежурный и с ходу закричал:
– Лейтенанта Витюгина к начальнику!
– Что там еще? – заворчал Андрей.
– Торопитесь! Капитан ждет!
Взяв Карая на поводок, Андрей пошел из щенятника. Я нес рядом плетеную корзинку, в которой спал сын Карая, предназначенный для Карлоса. Неподалеку от учебной площадки нас встретил другой посыльный:
– Скорее к начальнику!
– Да вот только собаку в вольер поставлю, – недовольно сказал Андрей.
– Приказано явиться вместе с собакой.
Это означало, что предстоит работа. Андрей ускорил шаги.
– Видишь, Костя, что получается, – сказал он. – А как хотелось поскорее доставить мальчишке щенка…
– Хочешь, я отвезу? Мне все равно надо туда ехать. К вечеру вернусь обратно и все тебе расскажу.
– Это уж будет не то. Мне самому охота… Да и мальчик будет разочарован… – Он сдвинул брови. – Но все-таки поезжай! И скажи Карлосу, что при первом случае я заеду и проинструктирую его, как надо со щенком обращаться. Пусть не перекармливает, не балует!
И он быстро пошел по дорожке.
Капитан Миансаров ждал Андрея в своем кабинете.
– Оружие при тебе? – коротко спросил он.
– Так точно! – Андрей сразу же подтянулся в ожидании предстоящего ему дела. – Разрешите, товарищ капитан, обратиться?
– Давай обращайся.
– Разрешите узнать: что случилось?
Капитан Миансаров посмотрел на Андрея, как бы еще раз оценивая стоявшего перед ним человека.
– Серьезная тебе предстоит работа, – сообщил он, прищурившись. – Надо взять опасного преступника… Мишка-Зверь убежал!
Человек с кличкой Мишка-Зверь, или Копченый, давно уже перестал быть человеком. Он утверждал, что не знает своего настоящего имени, не знает, где родился, кто его отец и кто мать. Он дожил до тридцати с лишним лет, называя себя, в зависимости от обстоятельств, то русским, то цыганом, то армянином. У него не было национальности, как не было имени.
Надо сделать много страшного, чтобы среди жуликов, бандитов, убийц – настоящих зверей, его окружавших, – заслужить кличку Зверя. Он заслужил такую кличку.
Копченым же его прозвали за устойчивый грязновато-красный цвет лица, который не менялся ни зимой, ни летом. Ему приписывали много самых гнусных преступлений – и он ни от одного из них не отказывался. Говорили, что он осужден разными судами в общей сложности лет на сто. Сердобольные судьи, к которым он попадал в руки, всё надеялись, что его еще можно исправить…
В воскресенье утром Мишка-Зверь с двумя приятелями вышел из своего логова в город, чтобы разыскать нужного им человека. Точный адрес был им неизвестен. Они вошли во двор нового дома, где на высоком шесте висел флажок. Дети с красными галстуками толпились вокруг шеста. Мишка-Зверь в последнее время никогда не бывал трезвым. Его раздражали люди, которые веселились или работали. «Слишком все стали чистенькие!» – говорил он.
Теперь он остановился посреди двора и долго смотрел, как веселятся ребята. Приятели пытались увести его, он оттолкнул их, потом вышел на площадку и ударом ноги свалил шест.
Дети притихли, девочки шарахнулись в сторону. Но вперед протиснулся мальчик в белой блузе, с горячими глазами, с тоненькими и еще слабыми руками, обнаженными по локоть. Он привык жить среди мужественных, добрых, справедливых людей и думал, что правдивое слово имеет безграничную власть. Он с укором, и удивлением произнес слова, которые могли бы устыдить всякого:
– Здесь пионерский лагерь, дядя!
Копченому это было все равно. Никакие слова давно уже не имели доступа к его сердцу.
– Вон что! – глумясь, проговорил он и притянул мальчика к себе за пионерский галстук. – А ты тут чья собака?
– Бросьте! Вы меня не пугайте! – Глаза у мальчика блестели, он и правда не боялся Копченого. – Вы нам мешаете проводить сбор.
Тогда Копченый, легко приподняв это худенькое тельце, с силой швырнул его на землю. Он думал, что теперь нагонит ужас на всех детальных. Но к нему уже с криком бежала вожатая – она была на другом конце двора. Из дома выскочил пожилой мужчина с разгневанным лицом. Собралась толпа. И Копченый с удивлением подумал, что тут его не испугались, – бояться должен он сам.
Его друзья, прижимаясь к стенам, потихоньку ускользнули. Копченого задержали. В отделении милиции в нем без труда опознали Мишку-Зверя, который не раз ускользал от наказания. Нашлось много дел, за которые его надо было судить. Грозил суровый приговор. Мишка-Зверь ждал суда спокойно. «Все равно убегу», – ласково извещал он следователя.
Но в тюрьме, после приговора, Мишка-Зверь держался скромно. Он безропотно подчинялся всем правилам внутреннего распорядка и даже написал трогательное письмо на имя начальника, в котором уверял, что завяжет узелок на своей прежней жизни – начнет жить честно.
– Такое время пришло, – говорил он, вздыхая, – надо менять профессию. У кого я беру? – спрашивал он. – У трудящего человека! Он месяц работает, а я в две минуты его заработок отбираю. Я для него выхожу настоящим паразитом!
Эти его высказывания начали даже ставить в пример другим уголовникам…
До отправки на место заключения Мишку-Зверя ввиду его хорошего поведения решили временно перевести из тюрьмы в пригородную исправительно-трудовую колонию. Он попал туда вечером. Неподалеку от ворот в землю была вкопана деревянная вышка, на ней посменно дежурили часовые.
– Да, – сказал Мишка-Зверь, покрутив носом, – крепко охраняют, отсюда не убежишь!.. – и засмеялся.
На другой день ему дали работу на территории колонии – за ограду его все-таки решили не выводить. Ему было поручено делать черепицу на маленьком кирпично-черепичном заводике, существовавшем при колонии.
– Это дело как раз по мне! – сказал он.
Считалось, что из колонии убежать невозможно. Местность вокруг на несколько десятков шагов была открытая. Выход только один – ворота, которые тщательно охранялись часовыми на сторожевой вышке. Куда денешься?
Копченый все не начинал работать, он ходил по дорожкам и, как бы случайно, вышел к воротам, возле которых стояла вышка.
– Стой! – крикнул ему часовой. – Приближаться нельзя. Давай назад!
– Да уж я знаю, что нельзя, – ласково говорил Копченый и, улыбаясь, подходил все ближе к воротам.
Часовой угрожающе вскинул винтовку:
– Давай назад!
Укоризненно покачав головой, Копченый остановился. Он повернулся к воротам спиной, что несколько успокоило часового.
– Чего ты боишься? У тебя винтовка. Ты видишь – со мной никто не разговаривает, так я хоть к тебе поговорить пришел… – Копченый выразительно играл глазами и посмеивался.
– Какие разговоры! – строго сказал часовой. – Идите на свое место! – И опустил винтовку.
Тогда Копченый, все еще стоя спиной к воротам, сделал быстрый прыжок назад. Никто не умел так прыгать. Это был его прием, разработанный с давних пор. Человек как будто собирается прыгнуть вперед, а прыгает назад… Часовой не успел вскинуть винтовку. Копченый прыгнул еще раз – и оказался за воротами. Гулкий выстрел, казалось, свалил его с ног. Он покатился под откос. Часовой решил, что он ранен, и не стал больше стрелять. Но Копченый поднялся на ноги. За ворота ловить его выбежало несколько бойцов вооруженной охраны. Уйти ему было некуда.
Внимательно осмотрели мятую траву в том месте, где упал Копченый, и не нашли ни одного пятнышка крови. Значит, и его падение было обманом. Пуля пролетела мимо…
В полусотне шагов от ворот лежала старая, неизвестно кем привезенная сюда огромная труба. Она лежала здесь давно и уже вросла в землю. Копченый заполз в эту трубу.
Теперь его песенка была спета. У обоих концов трубы встали люди. Копченый попадет в их руки, куда бы он ни сунулся. Но, прежде чем извлечь его оттуда, с ним попробовали завязать переговоры.
– Выходи! – крикнул, заглядывая в трубу, боец вооруженной охраны Епрем Коджоян. – Выходи, Зверь. Твой номер не прошел.
Копченый молчал.
Надо было что-то предпринимать. Полезешь в трубу, а там в темноте и тесноте борись с бандитом, которому убить человека – все равно что стакан воды выпить. Да и зачем это делать, когда и так Копченому некуда деваться? Все равно он рано или поздно окажется в руках ожидающих его людей. На этом-то, как выяснилось позднее, он и строил свои расчеты.
Прошло около получаса, Копченый все не выходил. Его звали – он не откликался.
Наконец людям надоело ждать. Первым потерял терпение Епрем Коджоян и решительно вошел в трубу. Он полз, держа наперевес штык. У Копченого могло оказаться какое-нибудь оружие, встреча с ним грозила опасностью. Но Епрем надеялся на свои силы. Кроме того, с другого конца трубы пополз навстречу Епрему еще один боец, так что Копченому пришлось бы туго, если б он решил оказать сопротивление.
С Епремом все время поддерживали связь, кричали ему: как, мол, идут дела? И он отвечал: «Ползу, пока ничего не обнаружил». Потом перестал отвечать. Снаружи люди ждали в тревоге, не донесется ли из трубы шум, свидетельствующий о борьбе. Но вот, наконец, двое бойцов выползли из трубы на вольный воздух. У них были сконфуженные лица. К ним кинулись люди. Отстранив их, Епрем Коджоян подошел к начальнику охраны и доложил:
– Никого там нету.
– Как же так? Да вы хорошо ли смотрели?
– Проползли из конца в конец, – сконфуженно сказал Епрем. – Там пусто, товарищ начальник…
Андрей прибыл на место происшествия, когда взбудораженные бойцы, один за другим побывавшие в трубе, уже поняли, куда исчез Копченый. Примерно посредине трубы они нашли пролом, уходящий в землю. Трубу откатили. Яма, которая под ней открылась, была глубокая, темная, и дна ее не было видно. Неужели Копченый и до сих пор сидит в этой яме?
Пока думали да гадали, один из отбывающих наказание рецидивистов попросил разрешения поговорить с начальником охраны колонии. Очевидно, он сообщил начальнику нечто такое, что меняло всю обстановку. Начальник вернулся к трубе с очень серьезным лицом.
– Вы думаете, – сказал он бойцам, – что Мишка-Зверь все сидит тут, в яме?
– А где же ему еще быть!
– Не знаю где, – сказал начальник, – только не здесь.
Оказалось, что яма под трубой была началом подземного хода, выкопанного примерно год назад. Шайка рецидивистов, оставшаяся на воле, пыталась устроить побег своему товарищу, заключенному в колонии. Побег не удался. Но секрет уголовники сохранили.
Они сообщили о нем в тюрьму Мишке-Зверю: «Старайся попасть в колонию!» На этом Копченый и построил план своего освобождения. Теперь он был, видимо, далеко.
– Крупный преступник убежал, – объяснил Андрею начальник вооруженной охраны колонии. – Наша вина, признаю. Но ты подумай, сколько он может бед натворить, сколько невинных жизней унесет! На ребенка руку поднял! Разве это человек?
– Вы меня не агитируйте! – зло сказал Андрей. – Надо было раньше смотреть, как следует!
Он внимательно исследовал пролом в трубе, приказал Караю сидеть под деревом и полез в яму. Необходимо выяснить, где кончается подземный ход.
– Собаку вперед пусти, – советовали ему, – опасно!
– Что тут сделает собака? – застенчиво улыбнулся Андрей. – Уж лучше я сам…
Спуск в яму был довольно трудным. Андрей полз, держа в левой руке карманный электрический фонарик. Сначала ему показалось, что ход невероятно узкий. «Ничего, протиснуться можно», – думал он. Недостаток свежего воздуха затруднял дыхание. Вдруг он явственно услышал, что впереди кто-то ползет, и пожалел, что не взял с собой Карая. Направил прямо перед собой луч карманного фонарика. Нет, никого нет, это просто осыпалась земля.
Свободно Андрей вздохнул только тогда, когда ход стал подниматься вверх. Он высунул голову, осмотрелся и выбрался наружу. Вход был скрыт большим камнем. Этот камень Копченый, вылезая, очевидно, отодвинул в сторону, и теперь на его месте зияла черная дыра.
Андрею казалось, что он полз очень долго. Но когда он осмотрелся, то увидел, что находится всего в нескольких десятках шагов от трубы. Он негромко окликнул Карая. Пес послушно сидел под деревом и глядел на трубу. Услышав зов, он со всех ног кинулся к хозяину. Вслед за ним подбежали и бойцы.
– Вот, – сказал Андрей, – отсюда Копченый пополз – видите, трава примята? А вы его и не заметили за деревьями!
– Действительно! – Бойцы приглядывались к траве. – Совсем недавно был здесь…
Андрей взял собаку на длинный поводок.
– Карай! След!
Пес потянул влажным носом и повел хозяина по прямой – к строениям, которые виднелись вдали. Не успели они отойти и сотню шагов, как их нагнал Епрем Коджоян.
– Парень надежный, – кричал начальник охраны, – возьми его с собой! Поможет в случае чего…
Дальше пошли вместе.
– Много ты их, верно, переловил в своей жизни? – говорил Епрем, едва поспевая за собакой.
– Приходилось…
– И в схватках бывал?
– Бывал.
– И убитые есть на твоей совести?
– Вот представь, – сказал Андрей, – что я, при моей довольно-таки жестокой профессии, до сих пор никого не убил.
– Просто случая не было, не налетал на настоящих.
– Во-первых, действительно случая не представлялось. А случая не представлялось потому, что пускать в ход оружие – дело самое легкое. Преступник должен быть взят живым.
– Ну, с этим, которого ловим, ты держись начеку. Он-то тебя не пожалеет. Недаром кличка – Зверь!
– Будем начеку, – сказал Андрей. – Но теперь, друг, ты не сердись – давай прекратим разговоры. Правило есть: по следу иди – молчи! И также, будь любезен, придерживайся инструкции – отойди подальше в сторону, шагов на тридцать, чтобы не мешать служебно-розыскной собаке.
Вскоре Епрем стал отставать. Карай сильно тянул по свежему следу, и Андрей еле мог бежать за ним. Дорогу преградил высокий дощатый забор. Карай хотел его перепрыгнуть, но потом раздумал и прополз под доской. Надо было бросать поводок или ползти за ним. Андрей пополз. На свой новый китель он уж рукой махнул. Будет Еве работа!
След снова уклонился от строений. Копченый, видно, забегал сюда лишь на секунду, чтобы передохнуть. Карай привел Андрея к оврагу. Дорога теперь шла по склону, густо поросшему лесом. Под ногами шуршали желтые листья. Внизу были видны розовые и желтые городские здания.
Карай с вздыбленной шерстью подступил к могучему тополю и облаял его. Что ж это значит? Может, Копченый где-нибудь здесь? Андрей осторожно осмотрелся, но ни внизу, на желтеющей траве, ни наверху, на ветвях дерева, ничего подозрительного не заметил. Видимо, Копченый тут приостановился, отдыхал. До чего же точно стал Карай работать по следу! Андрей наклонился и поднял окурок, лежащий под деревом. Огонек уже погас, но окурок был теплый – только что брошен.
– След, Карай!
Однако Карай не пошел вперед. Он завертелся на месте, подняв кверху черный нос и втягивая в себя воздух. Затем медленно, пригнув шею, злобно рыча, он ступил в траву и пошел по ней, осторожно и как бы с натугой переставляя свои напружиненные лапы. В стороне за деревьями лежал большой черный камень. К нему и направился Карай. Андрей еле сдерживал его на поводке. Пес то и дело оглядывался на хозяина: «Ну, хозяин, разве ты не понимаешь?» Андрей тихонько потащил из кобуры пистолет…
Мишка-Зверь поднялся из-за камня, когда понял, что ему все равно не скрыться. Красное лицо с низко надвинутой на лоб кепкой было злым и сосредоточенным, маленькие, словно птичьи, глазки смотрели зорко и непримиримо. В ладони он держал тяжелый булыжник.
– У тебя камень, у меня пистолет, – сказал Андрей. – На что надеешься? Руки вверх!
Копченый быстро взметнул вверх руки. В его ладони что-то блеснуло. Андрей не уловил момента, когда камень вылетел из руки бандита, почувствовал только ожог на шее и отер пальцами кровь. Чуть бы точнее – и страшный удар пришелся в лицо.
Стоять было трудно – Андрей сел на пенек. В глазах у него потемнело. Конечно, можно выстрелить и положить бандита на месте. Так и полагается поступать в порядке самообороны. Но Андрей не выстрелил. Сжав зубы, он приказал:
– А ну, теперь полуоборот налево и вперед – шагом марш!
Он только услышал, как скулит Карай, и почувствовал прикосновение горячего собачьего языка к своей щеке. Открыл глаза. Мишка-Зверь торопливо спускался вниз по откосу.
– Не валяй дурака! – крикнул Андрей. – Положу!
– Клади!
Копченый уходил, скрываясь за деревьями. Андрей выстрелил в воздух – бандит даже не оглянулся. Надо подниматься и идти за ним. Все еще чувствуя слабость в коленях, Андрей сделал несколько шагов. Нет, он идет слишком медленно…
– Фас, Карай! Фас!
Карай, давно уже сдерживающий нетерпение, только и ожидал приказа хозяина. Он сорвался с места и помчался по откосу, делая широкие, могучие прыжки. Андрей шел за ним. Ну что ж, теперь беспокоиться нечего, Карай догонит преступника…
Копченый раза два с тревогой оглянулся. Наконец он понял, что ему не уйти. Он остановился под деревом и повернулся к преследователям лицом. В руке у него блеснул нож.
– Назад, Карай!
Но Карай уже присел, спружинил и не смог удержаться – прыгнул на врага.
Служебную собаку учат, чтобы, вступая в схватку, она следила за руками преступника. Карай умел с налета захватывать своими страшными зубами ту руку врага, которая держит оружие. Стиснет зубы – и бандит со стоном роняет нож или пистолет. Так бывало не раз.
Но Мишка-Зверь тоже знал повадки служебных собак. Почти неуловимым движением он переложил нож из правой руки в левую. И, когда Карай, ударив его лапами в грудь, свалил на траву и впился зубами в его правую руку, другая – левая рука бандита нанесла короткий и страшный удар. Лезвие ножа прошло сквозь густую шерсть, раздвинуло ребра…
Мишка-Зверь поднялся, опять отступил к дереву, раздувая губы и прежним зорким птичьим взглядом осматриваясь по сторонам. Он был сильно помят, покусан. У него уже не было ножа. Он поднял с земли большой камень.
Андрей бросился к собаке, тронул Карая рукой. Это гибкое, могучее тело, так благодарно отзывавшееся на каждую ласку хозяина, теперь молчало. Передние лапы беспомощно лежали на траве, задние уперлись в ствол дерева. Красный язык был прикушен мертвыми зубами. По кончику черного носа полз муравей. Андрей взял большую лапу собаки в обе ладони.
Но тут он увидел, что Копченый, все еще держа в руках камень, упрямо спускаемся по откосу вниз.
Надо было исполнять свой долг. Андрей поднялся на ноги, взвел курок.
– Стой!
Бандит отбежал немного в сторону и встал за деревом.
– Выходи на дорогу!
Ответа не последовало.
– Выходи! – яростно крикнул Андрей.
Копченый осторожно выглянул из-за дерева. Видно, и он понял, что больше с ним нянчиться не будут. Но он не вышел на зов своего преследователя. Андрей резко шагнул к нему, увернулся от камня, просвистевшего мимо уха. Одной рукой он вытащил бандита из-за кустов. Ничего не стоило бросить это вертлявое тело на землю и растоптать ногами, как змею…
– Выходи на дорогу!
Копченый сидел на земле, низко пригнув голову к коленям. Впервые за весь сегодняшний день в его глазах появилось выражение испуга. Он почувствовал силу, с которой не мог бороться.
– Я с тобой не пойду.
– Почему?
– Ты убьешь.
Андрей потрогал пальцами курок. Он даже забыл, что у него в руке пистолет. Только одно сознание непоправимости того, что случилось, все больше заполняло его.
– Да, лучше тебе пойти с кем-нибудь другим, – спокойно проговорил он. – Подожди, пусть кто-нибудь придет.
Епрем Коджоян появился совсем не оттуда, откуда его можно было ждать. Он сократил дорогу и теперь, тяжко дыша, спускался к Андрею сверху.
– Ай-яй-яй, – заговорил он, цокая языком. – Что ж это? Собака-то, а?
Андрей не мог ему отвечать. Он снова сел в траву и взял холодную лапу Карая в свои ладони.
– Отведи задержанного.
– А ты как же? – участливо спросил Епрем.
Андрей отвернулся и опустил голову, чтоб не встретиться с ним взглядом.
– Отведи! Потом мы с тобой составим акт насчет гибели собаки…
– За тобой выслать ребят? Хочешь, в питомник сообщу?
– Ничего мне не нужно…
Епрем снял с плеча винтовку.
– Эй ты, гад! – скомандовал он грозно. – Выходи на дорогу! Руки над головой!
Их шаги скоро смолкли. Теперь Андрею уже никто не мешал. Он положил острую морду собаки к себе на колени и подержал ее несколько секунд под руками. Так он ласкал прежде Карая, когда бывал им очень доволен. Потом он поднялся, нашел нож, валявшийся в траве, – нож, которым был убит Карай, – и принялся копать яму. Работал он сосредоточенно, землю выгребал ладонями. Ни разу не закурил. Яма становилась все глубже. Андрей снял китель, разорвал его по швам и полотнищами обернул Карая. Держа эту тяжелую ношу на руках, он подошел к яме и опустил туда Карая. Потом присыпал могилу землей и придавил камнями.
…Отдав Карлосу щенка, я приехал в питомник. Тут уже знали обо всем, что случилось с Андреем. И, когда Андрей появился, его окружили товарищи. Геворк пробился вперед и взял его под руку.
– Андрюшка! – сказал он, как называл товарища в детские годы. – Ну, ничего! – Он заглянул Андрею в глаза. – Все уже сделано. Капитан Миансаров согласен. Не грусти!
– Что сделано?
– Что? – переспросил Геворк и широким жестом подчеркнул свою щедрость. – Маузер теперь твой!
Он пожал товарищу руку. Но Андрей слабо улыбнулся и отстранился.
– Не нужно мне Маузера, – горько сказал он.
Еще кто-то из друзей говорил с ним, все его утешали. Он со всеми соглашался, кивал головой – и молчал.
Наконец Андрея оставили одного. Тут я тихонько подошел к нему. Что я мог ему сказать? По счастью, он заговорил первый.
– Вот, Костя, больше нет нашего Карая…
Я молча пожал ему локоть. Мне было трудно говорить.
– Баловал я его очень, очеловечивал, – горько признался Андрей. – Есть моя вина… расслабил дисциплину… Ведь я крикнул ему: «Назад!» – а он не послушался… Послушался бы – может, остался бы жить.
– Брось! – сказал я. – Зачем ты себя растравляешь?
Он все еще стоял у вольера и перебирал толстые прутья решетки. Вот отсюда, едва лишь откроешь дверцы, Карай выскакивал на волю, обдирая бока. Веселый и горячий, как язычок огня. Всегда норовил подпрыгнуть и лизнуть в нос…
Когда стемнело, мимо вольера прошел Сисак Телалян. Он нес в корзине щенят. Он тоже все знал, но не стал, как другие, разговаривать с Андреем о происшедших событиях.
– Вот окрестили, – сказал он, показывая на щенят, – в паспорта вписали. Это Кадя, это Дикарь, это Дик…
Было темно, и никто, кроме меня, не видел, как съежилось скуластое лицо Андрея, когда он взял из корзинки толстого и мягкого щенка.
– Карай, – позвал он чуть слышно.
Сисак поправил:
– Это Дикарь.
– Нет, это Карай, – сказал Андрей. – Карай, Карай!– еще раз позвал он, поглаживая мягкую шерстку. – Эх ты, мой Карай…
Щенок пополз к нему на грудь, прижался теплым бочком к лицу.
– Ты будешь со мной работать?
Маленький Карай полез еще выше и торопливо зачмокал, захватив острыми зубками ухо своего будущего хозяина.