Страница:
* * *
Больше всего Андрей боялся, что сегодня или завтра раздастся телефонный звонок и незнакомый человек, встретившись с ним в условленном месте, предъявит ему фотографию и досье издателя, которые он просмотрит и, запомнив, сразу же вернет посреднику. Это означало бы, что Вермеев стал мишенью, то есть больше он ему не принадлежит.И все-таки Андрей не спешил. Сказывался профессионализм. Он незаметно следил за Сергеем, собирая сведения о его распорядке, о его любовных связях, родственниках и знакомых.
План убийства созрел в тот момент, когда Бочаров увидел Аглаю Тихомировну. Вермеева с завидной настойчивостью ломилась в квартиру издателя, когда того, по всей видимости, не было дома.
— Сережа! Открой! Это я, твоя мама! Открой, я тебе говорю! — орала Вермеева, вдохновенно молотя кулаками по бронированной двери, как кузнец по наковальне.
Когда возмущенная мать издателя вышла из подъезда, во весь голос рассуждая о неблагодарных детях и общем падении морали россиян, гуляющий во дворе доберман банкира Ивана Аграрного поджал хвост и спрятался за спину хозяина. Банкир съежился и, отводя глаза, перешел с неторопливого прогулочного шага на бег и в мгновение ока скрылся за углом. Остальные соседи поступали точно так же — отводили глаза и старались как можно быстрее исчезнуть из поля зрения разряженной, как новогодняя елка в сумасшедшем доме, Аглаи Тихомировны.
План оказался до гениального прост. Правда, вместе с Вермеевым пришлось убрать и Лилю Ужик, но трупом больше, трупом меньше — какая разница. Он уже давно потерял счет своим жертвам. К жизни и смерти Бочаров относился с философским спокойствием фаталиста. В конце концов, из-за плохого состояния дорожного покрытия в год в стране, по статистике, гибнет намного больше людей, чем от рук убийц, но почему-то никто не привлекает к ответственности лиц, отвечающих за состояние дорог. Так где же справедливость?
Андрей намеренно изменил почерк преступления в надежде, что его наниматели не догадаются, что смерть издателя — дело его рук. Впрочем, они были профессионалами. Почти наверняка они заподозрят его, но, будучи людьми расчетливыми и хладнокровными, не станут делать скоропалительные выводы, не имея на руках неопровержимых доказательств. Пока еще он был им полезен. Но он слишком много знал. Рано или поздно наступит и его черед, и в него всадит пулю молодой ретивый киллер, страстно желающий сделать карьеру.
Время становилось его врагом. Бочаров чувствовал его течение, неторопливое, но в то же время неотвратимое, как бесшумный поток песчинок, пересыпающихся в невидимых глазу отделениях песочных часов. Когда песок закончится? Через минуту? Через неделю? Через год? Через десять лет?
Ему надо было срочно найти еще одного “нового русского” из СПИСКА, такого же богатого, как Вермеев. Тогда ему уж точно хватит денег на обеспеченную старость. Андрей уже знал, как он его отыщет. Ведя наблюдение за издателем, он выяснил всю подноготную о галерее Марины Будановой. Лиля Ужик продавала там свои картины, а заодно, как и другие художники и художницы, свое тело.
Картины и тела от “Экстази” были по карману только очень богатым “новым русским”. Наверняка, перебрав спиртного и разомлев в постели очередной сексапильной красотки, они принимались с удовольствием рассуждать, какие они умные и крутые. Художницы, естественно, восхищенно ахали и делали большие глаза. Надо просто “разговорить” одну из гетер Марины Будановой. Бочаров даже знал кого. Конечно же. Селену Далилову, самую популярную и высокооплачиваемую шлюху художественного борделя.
* * *
— Значит, вы арестовали Тараса, — констатировала Селена Далилова.— Будь добра, накинь что-нибудь на себя, — в третий раз попросил Игорь.
В ответ на его просьбу художница раздвинула колени, заложила руки за голову и потянулась, изогнувшись с кошачьей грацией. Пеньюар распахнулся еще сильней как сверху, так и снизу.
Оцепеневшие от напряжения Гоша и Юра напряженно застыли в креслах напротив Селены. Они больше не пытались отвести от нее взгляд. Для этого им уже чисто физически не хватало сил. Нервное напряжение и неравная борьба с неожиданно проснувшимися основными природными инстинктами настолько вымотала их, что они были слабы, как тифозный больной после кризиса.
Укоризненно покачав головой, Игорь пошел в ванную и вернулся оттуда с длинным махровым халатом цвета морской волны.
— Или ты немедленно его наденешь, или Марина больше никогда не будет выставлять в своей галерее твои картины, — твердо произнес он.
— Я не поддаюсь на шантаж, — гордо вскинула голову Селена.
— В таком случае я прошу тебя об этом как о личном одолжении.
Художница вздохнула и поднялась с софы.
— Это другое дело, — усмехнулась она, закутываясь в халат. — Ну что, теперь ты доволен?
— Вполне.
— Зря вы арестовали Тараса. Он невиновен.
— У него отсутствует алиби. Кроме того, есть серьезные улики.
— Ерунда. Я знаю Тараса. Он, может, и не ангел, но убить кого-то он точно не способен.
— А может, это ты убила Буданова? Ошарашенная Селена уставилась на Филимонова.
— Я? С чего мне его убивать? Ты в своем уме?
— Ну, это просто предположение. Согласно показаниям Денисова, Егор дал ему три дня на размышления. Тарас утверждает, что он позвонил тебе и ты ему пообещала, что сама разберешься с шантажистом, так что он может ни о чем не беспокоиться. А потом Егора убили, и на месте преступления обнаружили чулок Денисова, а на кроссовках, выброшенных убийцей в помойку, были следы пастели из набора Тараса. Вывод напрашивается сам собой — или Буданова убил Тарас, или, что мне кажется даже более вероятным, его убил некто, пытавшийся подставить Денисова. Ты была в курсе шантажа, ты имела возможность беспрепятственно проникнуть в его квартиру, выкрасть чулок и образцы пастели, а затем назначить Буданову свидание и пристукнуть его.
— Как гипотеза звучит вполне правдоподобно, но ты забыл об одной маленькой детали — мотив. У меня не было мотива. Я, конечно, дружила с Тарасом, но не настолько, чтобы ради него пойти на убийство.
— Ты могла сделать это ради себя. У Буданова ведь были и твои фотографии. После Денисова он вполне мог переключиться на тебя, если, конечно, он не начал шантажировать тебя одновременно с Денисовым. В этом случае мотив у тебя был более чем серьезный.
— Но ты упомянул, что милиция нашла кроссовки убийцы, — напомнила художница. — Судя по всему, это были мужские кроссовки, а у меня, к вашему сведению, тридцать седьмой размер.
— Что не мешает тебе надеть кроссовки большего размера, — усмехнулся Филимонов.
— Допустим. Но если бы я захотела убить Егора, во-первых, я не стала бы подставлять Тараса, а во-вторых, тебе известно лучше, чем кому бы то ни было, какие у меня связи. Если бы мне так уж приспичило избавиться от Егора, мне бы было достаточно просто шепнуть на ушко нужному человеку, что он меня обижает.
— Может быть, ты так и сделала?
— Честно говоря, я рассматривала подобный вариант, но решила от него отказаться. Мне не хотелось быть замешанной в преступлении, и, кроме того, я надеялась уладить все миром. В любом случае я не стала бы подставлять Тараса.
— Нам известно, что после того, как мы в первый раз навестили Денисова, он немедленно позвонил тебе, сказал, что его допрашивали, что у него нет алиби и ему необходимо срочно встретиться с тобой. О чем вы говорили?
— Тарас был страшно напуган. Был момент, когда он подумал, что это я убила Егора, пытаясь помочь ему, но я поклялась, что это не так.
— Но ты пыталась отговорить Буданова? Убедить его, чтобы он оставил твоего друга в покое?
— Конечно. Сначала я по телефону договорилась с ним о встрече. Мы встретились в кафе около галереи “Экстази”. Разговор был довольно неприятный и шел на повышенных тонах. Егор вел себя очень нагло. Он заявил, чтобы я не вмешивалась в его личные дела, и намекнул, что и мне пора готовить денежки, поскольку его следующей жертвой стану я. Впрочем, по старой дружбе он обещал сделать мне скидку. Я рассвирепела и сказала, что не поддаюсь на шантаж и организовать его похороны будет гораздо дешевле, но этот негодяй возразил, что оставил в надежном месте конверт с копиями всех фотографий и указаниями фамилий его возможных убийц.
Я рассмеялась ему в лицо и заявила, что мне глубоко плевать на то, что он там написал, и вообще я не такая дура, чтобы убивать его собственными руками. Просто он умрет от несчастного случая. На самом деле я отчаянно блефовала, но это был единственный способ остановить шантажиста.
Создалась патовая ситуация. Я чувствовала, что Егор слегка струхнул, но гордость и упрямство не позволяли ему отступиться. В конце концов мы решили отложить этот разговор на несколько дней, чтобы остыть и хорошенько все обдумать.
Я почувствовала, что он готов пойти на попятную, но надо было предоставить ему возможность “сохранить лицо”. А для этого требовалось время. Я позвонила Тарасу и сказала ему, что все улажено. А потом Буданова убили. Понятия не имею, кто это сделал, но ни я, ни Денисов не имели к этому отношения.
— А ты не в курсе, Егор шантажировал еще кого-либо?
— Если и шантажировал, мне об этом ничего не известно.
— А ты никому не упоминала о шантаже? Селена отрицательно покачала головой.
— Нет. И, насколько я знаю, Тарас разговаривал об этом только со мной. Боюсь, что я больше ничем не смогу помочь. Я рассказала вам чистую правду.
— Я верю тебе, — кивнул головой Игорь. — А теперь вопрос немного из другой оперы. У тебя были отношения с Вермеевым?
— Ты имеешь в виду сексуальные отношения?
— Нечто вроде этого. Художница рассмеялась.
— Ты же знаешь, что нет. Сергей покупал картины только Лили Ужик. Кроме того, похоже, бедняга вообще был девственником. Чего только Лиля про него не рассказывала! Ты представляешь, он заставлял ее наряжаться пожарным и звонить в колокольчик, а потом, глядя на нее, мастурбировал. Без костюма пожарного его член было невозможно поднять даже с помощью лебедки.
— Вы с Лилей вроде дружили. Она случайно не упоминала тебе о том, что Вермеев держал деньги в налоговых “оазисах” и занимался биржевой игрой?
— Сейчас все богачи держат деньги в налоговых “оазисах”, — пожала плечами Селена. — Лиля, естественно, говорила, что у него денег куры не клюют. А насчет биржевой игры — не помню. Может, и упоминала — всего в голове не удержишь. А почему ты об этом спросил? Это имеет какое-то отношение к его смерти?
— Вполне возможно, — уклончиво сказал Игорь. — Если ты вдруг вспомнишь что-то еще о Буданове, возможно, какую-нибудь деталь, которая может оказаться полезной, сразу позвони мне на мобильный. Хорошо?
— Позвоню, — пообещала художница.
Крестовоздвиженский и Демарин механически брели за Игорем к припаркованному во дворе “Бентли”. Казалось, они движутся чисто инстинктивно, как следуют за мамой-уткой вылупившиеся из яиц утята. Во время допроса Селены милиционеры так и не открыли рта. Им удалось лишь с трудом выдавить из себя неопределенные сдавленные звуки при прощании с главной секс-бомбой галереи “Экстази”.
— Садитесь, — напомнил Игорь, отпирая дверцы машины.
Служители закона тупо смотрели на него.
— Да что с вами! Придите в себя, наконец! — разозлился Филимонов. — Вы что, мужики, порнофильмов никогда не смотрели?
— Смотрели, — вздохнул Гоша. — Только одно дело — на экране, а совсем другое — вживе. Представь, что сейчас перед тобой появилась бы обнаженная Шерон Стоун и начала с тобою заигрывать. Что бы ты сделал?
— Если бы я был милиционером, то арестовал бы ее за нарушение общественного порядка, — усмехнулся Игорь.
— А я бы не смог, — честно признался Гоша, с уважением глядя на Игоря. — Ну и воля у тебя! А ты, часом, не…
— Нет, я не “голубой”, — с легким раздражением произнес Филимонов.
Если бы он только мог сказать им правду! Действительно, для нормального здорового мужчины он ведет себя несколько странно, но ведь он не мужчина, а Анастасия Каменская. Как же мучительно постоянно лгать и притворяться, даже перед друзьями и коллегами по работе!
Щеки Филимонова-Каменской слегка порозовели от смущения. Он подумал, что в его маскировке все-таки есть изъяны. Это означало, что она не так уж безупречна, а подобного непрофессионализма он не может допустить, ибо, по меткому замечанию Марининой, стыда у Каменской не было, а вот самомнения — хоть свиней откармливай. Самомнение Игоря страдало. Надо было срочно исправить положение.
— У меня есть девушка, — объяснил он. — Именно поэтому другие женщины оставляют меня полностью равнодушным. Кроме того, я не могу позволить себе распускаться на службе.
— Вообще-то это мы на службе, а не ты, — заметил Гоша. Ему почему-то стало стыдно. — А кто твоя девушка? Я бы хотел с ней познакомиться.
— Возможно, когда-нибудь в будущем, — уклонился от ответа Игорь.
Он не хотел называть имя Оли Кузиной, боясь непредсказуемой реакции безнадежно влюбленного Гоши.
Юра Демарин, за все время их разговора не произнесший ни единого слова, стоял, тупо уставившись в одну точку.
Окончательно оклемавшийся Гоша потряс его за плечо.
— Эй! Очнись! — позвал он.
Взгляд Демарина с трудом сфокусировался на лице напарника.
— Да-да, — пробормотал Юра. — Конечно. Нам надо работать.
* * *
"Мерседес” Марины Будановой, взвизгивая на поворотах тормозами, на повышенной скорости мчался в направлении метро “Новые Черемушки”, недалеко от которого снимал квартиру Мапота Тамба.Она увидела мулата только мельком, в отделении милиции. Мапота спешил к матери. Присутствие брата сдерживало девушку, не позволяя ей выразить переполнявшие ее чувства, и она ограничилась только прощальным кивком и вежливой улыбкой.
Игорь отвез сестру домой и сразу же ушел, сославшись на неотложные дела. Перед уходом он упомянул, что занимается расследованием вместе с милиционерами, которые ее арестовали.
Марина не успела его ни о чем расспросить, но столь странное сотрудничество немало ее обеспокоило. Как он ухитрился влезть в расследование? Еще не хватало, чтобы он раскрыл свое инкогнито, публично заявив о том, что он — Анастасия Каменская. Впрочем, вряд ли Игорь это сделает. Он же Каменская, работающая под прикрытием, а она никогда не рискнула бы поставить под угрозу успех операции, доверившись посторонним людям. Но ведь он же пытался, забыв об осторожности, подать в суд на Маринину. Что поделаешь, мышление шизофреника не отличается логикой.
То есть логика у него, конечно, есть, но она столь специфична, что ее таковой и считать нельзя. Скорее, это антилогика. Но, с другой стороны, женскую логику тоже логикой не назовешь, а ведь большинство женщин с точки зрения психиатрии вполне нормальны.
Раздираемая противоречивыми мыслями и чувствами, Марина заметалась по квартире, заглядывая в спальни, гостиную, ванные комнаты, зимний сад и кухню. Ей хотелось убедиться, что это не сон, навязчиво повторявшийся в краткие минуты, когда она отключалась от реальности на жестком тюремном матрасе.
Каждый раз во сне она возвращалась домой, принимала ванну, заказывала обед из ресторана, варила себе кофе, примеряла новые платья. Потом чужой кашель, храп, стон или вскрик вырывали ее из блаженного забытья, и она, проснувшись на нарах, начинала плакать от отчаяния и бессилия.
Нет. На этот раз это не сон. Она у себя дома. Милиция нашла другого подозреваемого. Она свободна.
Что же сделать сначала? Сварить кофе? Переодеться? Принять ванну? Лечь в чистую, благоухающую лавандой постель?
"Кофе, ванна и Мапота, — решила Буданова. — Я не буду ему звонить. Я просто нагряну к нему домой и скажу, как сильно люблю его”.
* * *
— Значит, с расследованием смерти Егора мы снова зашли в тупик, — мрачно констатировал Гоша Крестовоздвиженский.— Это не тупик, а всего лишь поворот, — возразил Игорь. — К истине редко можно добраться прямым путем.
— Если к ней вообще можно добраться, — скептически ввернул Юра.
— Что это с тобой? — удивился Гоша. — Я тебя не узнаю. После разговора с Селеной тебя словно подменили.
— Каждый человек имеет право на плохое настроение, — огрызнулся Демарин.
— Надо будет еще раз допросить Денисова, — сказал Филимонов. — Возможно, он еще кому-то проговорился о шантаже и этот кто-то убил Егора. Заодно попросим Денисова составить список всех людей, которые в последние три месяца имели доступ в его квартиру. Убийца или сам должен был похитить чулок и образцы пастели, или их должен был кто-то ему передать, хотя не думаю, что в деле был замешан посторонний. Это было бы слишком неосторожно.
— Думаю, стоит показать Денисову кроссовки. Возможно, он их где-то видел, — предложил Гоша. — Хотя, конечно, это маловероятно.
— Этим мы еще займемся, — кивнул Игорь. — А теперь пора позвонить генералу Елагину. Думаю, он уже дозрел.
* * *
В своем кабинете на Лубянке генерал Елагин, сидя в глубоком вращающемся кресле, нервно барабанил пальцами по столу, прокручивая в уме возможные варианты своих взаимоотношений с шантажистом. Как же его только угораздило поступить так неосторожно! Он ведь никогда раньше не изменял своей жене, ну, скажем, почти никогда. Да и с Алисой Дорошевич он связался с подачи этого проклятого Сеньки Ершова, заместителя министра финансов. Чертов бабник Сенька был просто помешан на саунах с балеринами и начинающими певичками. И откуда только у подлеца силы брались? Это в его-то возрасте! А теперь вот его еще и на художниц потянуло. Да и произошло все как-то по-глупому. Дело было в том, что Петру Ильичу потребовалась от замминистра кое-какая личная услуга, а паскудный Сенька, похабно ухмыляясь, затащил его в “Экстази” и с типично русским размахом купил Елагину в подарок картину Алисы Дорошевич.Картина Алисы с изображенной на ней курицей, облаченной в балетную пачку и гусарские сапоги со шпорами и танцующей на расчлененном теле обнаженного мускулистого мужчины, была совершенно отвратительна, но к картине прилагалась и художница — свежая аппетитная хохлушка с полными губами и заливистым русалочьим смехом.
Генерал был пьян, а отказаться от подарка означало оскорбить не менее пьяного замминистра, который в ответ на напоминание о том, что Петр Ильич женат, возмущенно рыгнул и грозно проревел:
— Н-ну и что? Я тоже женат. Уже третий раз женат. Ты что, меня не уважаешь?
— Уважаю, — вздохнул генерал, мысленно попросив прощения у Агриппины Тимофеевны. В конце концов, она никогда об этом не узнает. Это утешало.
"Может, это Сенька? — неожиданно мелькнуло в голове у Елагина. — Подсунул мне эту гребаную концептуалистку, сделал фотографии, а теперь меня шантажирует. Но зачем ему это?”
Болезненно поморщившись, генерал помассировал ладонью занывший от напряжения затылок. Вроде у замминистра не было видимых причин для шантажа. К тому же они знали друг друга много лет. Впрочем, кому можно доверять в этом мире?
"Скоро все разъяснится, — подумал Петр Ильич. — Как только я узнаю, что именно от меня хотят, можно будет вычислить шантажиста. Мне остается только ждать”.
Гоша Крестовоздвиженский обмотал сотовый телефон полиэтиленом и набрал номер, который продиктовал ему генерал Елагин.
— Молчите и слушайте, — жестко сказал Гоша, услышав голос Петра Ильича. — Не пытайтесь запеленговать меня. Вам это не удастся. Значит, так. Мне известно, что некоторые сотрудники ФСБ, не исключено, что и вы тоже, причастны к убийствам бизнесменов, случившимся за последние месяцы. Через СОУД, систему глобального перехвата, был составлен список “новых русских”, имеющих счета за границей и осуществляющих операции с этими счетами через Интернет. К составлению этого списка приложил руку недавно убитый начальник информационного отдела ФСБ полковник Владимир Стернин. Бизнесменов убивали, предварительно выяснив их личные коды доступа к банковским счетам и переведя деньги с их счетов на собственные номерные счета. Во-первых, я хочу получить этот список, а во-вторых, мне нужен убийца или убийцы, осуществлявшие эти операции. Я перезвоню вам завтра. Не дав генералу вставить ни слова, Гоша повесил трубку.
* * *
Марина Буданова вихрем взлетела на четвертый этаж “хрущебы”, в которой обитал стриптизер. Ее сердце колотилось, как у четырнадцатилетней школьницы, пришедшей за автографом к знаменитому актеру.Пригладив растрепавшиеся локоны и попытавшись дышать ровнее, чтобы Мапота не догадался, как она спешила, девушка нажала на кнопку звонка.
— Марина? — На лице мулата отразилось удивление. — Вот так сюрприз! Я не ждал тебя. Я думал, ты отдыхаешь после выпавших на твою долю испытаний.
У Будановой сжалось сердце.
— Ты мне не рад? У тебя кто-то есть? Стриптизе? усмехнулся.
— Конечно, я тебе рад. Просто я не ожидал, что ты приедешь так скоро, предварительно не позвонив. Ты ведь могла не застать меня дома.
— Но я же тебя застала.
— Тогда входи.
Мапота широко распахнул дверь и сделал приглашающий жест.
— Ты один? — повторила свой вопрос девушка.
— Нет. Я с тобой.
— Извини, что я так ворвалась, без предупреждения.
— Ничего, все в порядке, — усмехнулся мулат.
— Наверное, я кажусь тебе ненормальной.
— Я бы не сказал. Но, надо признаться, сейчас ты не слишком напоминаешь назначившую мне свидание в “Черной луже” сильную независимую женщину, намеревающуюся купить себе мужчину, который как раб будет выполнять все ее прихоти и терпеть любые унижения и оскорбления.
— Господи, неужели я несла подобную чушь? — покраснела Марина.
— Ничего. Каждый имеет право на плохое настроение.
— Вообще-то я пришла, чтобы попросить прощения.
— За что? — удивился Мапота.
— За все. За глупости, которые я тебе наговорила, за то, что из-за меня ты попал за решетку, за то, что тебя чуть не посадили за убийство…
— В этом не было твоей вины. А насчет глупостей считай, что я уже все позабыл.
Неожиданно Марина почувствовала смущение. Тамба казался таким невозмутимым и уверенным в себе. Она неслась к нему как дурочка, мечтая признаться в любви, а мулат смотрел на нее так, словно ничего не произошло, как будто они не стояли вместе над трупом Егора и это не его только что выпустили из тюрьмы. Что, если в душе он смеется над ней?
— Ну ладно. Я, пожалуй, пойду.
— Куда?
Ответа на этот вопрос у Марины не было.
— Не знаю. Куда-нибудь.
— Ты уверена, что хочешь уйти?
Марина пожала плечами.
— А чего хочешь ты?
— Ты догадываешься, о чем мечтает каждый мужчина, вернувшийся из длительного заключения? — с невинным видом поинтересовался Тамба.
— На самом деле оно было не таким уж длительным, — улыбнулась Буданова.
— Но зато все это время я мечтал о тебе, и только о тебе.
Марина подняла к нему сияющее лицо.
— Правда?
— Честное стриптизерское, — поклялся Мапота.
* * *
Рука генерала Елагина с такой силой сжимала телефонную трубку, что у него побелели костяшки пальцев. Он мог ожидать всего, чего угодно, но только не этого. Владимира Стернина он знал лично и считал его преданным своему делу человеком и прекрасным офицером. То, что Стернин мог оказаться замешанным в убийствах, казалось невероятным. Или этот тип, что звонил ему, соврал? Не похоже.Петр Ильич раз за разом прокручивал в памяти произнесенные шантажистом фразы, подсознательно не желая вникать в смысл того, что таилось за ними. А за ними таился заговор в рядах ФСБ и, возможно, даже заговор против государственной власти. Все зависит от того, как собирались использовать полученные деньги.
Елагин был умным человеком, и он прекрасно понимал, что человек, позвонивший ему, не рассчитывал на то, что генерал поддастся на шантаж.
Его фотографии с любовницей и услуга, которую неизвестный требовал от него, были слишком неравноценны, как если бы школьника шантажировали тем, что он тайно курил в туалете, и взамен требовали от него отрезать голову учительнице или взорвать здание школы.
Теперь генерал был уверен, что заместитель министра финансов не имел к шантажу никакого отношения. Если бы он хотел ввязаться в это дело, он бы действовал другим способом.
Скорее всего это кто-то из органов, кто хочет положить конец преступлениям, совершаемым при пособничестве секретных служб, но не может или боится действовать в открытую. Итак, фотографии — это только предлог, чтобы привлечь его внимание к убийствам и злоупотреблениям, совершаемым с помощью СОУД. Вопрос в том, как теперь действовать.
Елагин понятия не имел о том, что происходит за его спиной, но он не был бы генералом ФСБ, если бы сразу интуитивно не почуял, откуда ветер дует, если, конечно, предположить, что шантажист сказал правду.
"Значит, он потребовал СПИСОК и киллера. Ничего себе заявочки! Или этот парень полный идиот, или он чертов самоубийца, — горько усмехнулся генерал. — Впрочем, это почти одно и то же”.
* * *
— Ну вот. Дело сделано, — с облегчением выдохнул Крестовоздвиженский. — Хотел бы я сейчас посмотреть на лицо генерала. Теперь надо подумать, как позволить ему или тем, кто связан с убийствами, “случайно” вычислить меня, чтобы подослать ко мне киллера.— Все будет зависеть от поведения Елагина. Вполне вероятно, что он понятия не имел о том, что творилось у него за спиной. Что, если генерал решит сам во всем разобраться?