Марина промокнула галстуком глаза и с ужасом заметила появившиеся на нем черные разводы.
   — Простите, я испортила ваш галстук.
   — Думаю, что я это переживу, — усмехнулся Мапота.
   — Не волнуйтесь, я его отстираю.
   — Лучше оставьте его себе на память о нашей встрече.
   — Я, наверное, кажусь вам полной идиоткой. — Марина подняла на мулата заплаканные глаза. — Сначала позвонила по вашему объявлению, потом заявила, что вы мне не подходите, расплакалась ни с того ни с сего, а теперь еще и галстук ваш испачкала.
   — Знаете, а вы совершенно не такая, как я себе представлял, — сказал Мапота.
   — Вы тоже совершенно не такой.
   — Потому что я черный?
   — Я уже говорила, что цвет кожи для меня не имеет никакого значения. Вы… Вы гораздо симпатичнее, чем я думала.
   — В таком случае, может, нам стоит прогуляться по Ленинским горам и познакомиться друг с другом поближе?
   — А заодно и перейти на “ты”, — улыбнулась Марина.
* * *
   Выехавшая на квартиру Вермеева следственная бригада обнаружила там два мертвых тела и одно полумертвое. Мертвые тела принадлежали хозяину квартиры и художнице Лиле Ужик, а полумертвое — домработнице Клавдии Андреевне Круковской, которая, чуть-чуть оклемавшись, доползла до телефона и вызвала милицию.
   Гоша Крестовоздвиженский еще не пришел в себя от утренних возлияний и время от времени тихонько икал и хватался за голову. В отличие от Гоши, Юра Демарин, его напарник, был собран и деловит.
   — Такое впечатление, что он сам открыл дверь убийце, — сказал Юра. — Домработница утверждает, что отключила охранную сигнализацию, да и следов взлома на двери не видно. Кроме того, камера слежения в прихожей была отключена. Это означает, что он не хотел, чтобы на кассету попало лицо того, кого он впустил.
   — Он был дома с любовницей, одетой в костюм пожарного, — пожал плечами Гоша. — Еще неизвестно, чем он с ней занимался в прихожей. Если бы эта кассета попала в чужие руки, у него могли бы быть неприятности. Скорее всего он отключил камеру непосредственно перед приходом мадемуазель Ужик.
   — Еще одно убийство бизнесмена, — задумчиво произнес Юра. — И опять все не укладывается в какую-либо приемлемую схему. Хотя окончательно определить причину смерти мы сможем только после вскрытия. На первый взгляд оба умерли от перелома шейных позвонков. Тут видна работа профессионала. В квартире намеренно учинен разгром, имитирующий ограбление. Домработница еще точно не определила, что именно пропало, но, если верить ей, в доме не было особых ценностей. Вермеев предпочитал хранить все ценное в банковской ячейке.
   — Но зато из компьютера вынут жесткий диск, — кивнул головой Гоша. — Это в первый раз. В случае остальных убийств компьютеры иногда разбивали, а иногда вообще не трогали. Ноутбуки, правда, уносили с собой.
   — Ты все-таки думаешь, что убийства бизнесменов как-то связаны между собой и имеют отношение к компьютерам? Начальство с этой версией не согласно, да и я тоже сомневаюсь.
   — Не знаю, — пожал плечами Гоша. — Я и сам сомневаюсь. Просто у меня какое-то странное предчувствие. Вроде бы и почерк преступлений разный, но меня не оставляет ощущение, что есть между ними какая-то связь, хотя я понятия не имею, какая именно. К тому же мне не дает покоя случай Воронина. Его похитили чуть ли не на глазах у жены и детей, а через несколько часов его нашли под железнодорожным мостом. Для начала ему всадили пулю в грудь, а потом сбросили вниз с двенадцатиметровой высоты. Как он ухитрился прожить после этого еще полчаса, не понимают Даже медики. Но перед смертью в бреду он говорил что-то про компьютеры и коды, что именно, свидетели толком не расслышали.
   — Фирма Воронина торговала компьютерами, — возразил Юра. — Неудивительно, что он упоминал о них в бреду. К тому же его случай совсем не похож на остальные.
   — Голова просто раскалывается, — пожаловался Гоша. — Сейчас я вообще не способен ни о чем думать. Для опроса свидетелей время слишком позднее, так что отложим все на завтра. Заодно послушаем, что скажут эксперты.
* * *
   При свете фонарей грязновато-серые воды Москва-реки казались маслянисто-черными, как разлившаяся нефть. Лунный свет просяными зернышками дробился на поднятой теплым южным ветром ряби. Пахло сыростью и травой. В непривычной для города ночной тишине каблуки Марины стучали по асфальту, как копытца крошечного пони.
   — Ты совсем не похож на человека, дающего подобные объявления, — сказала Марина.
   — А ты не похожа на женщину, которая откликается на подобные объявления, — пожал плечами Мапота. — Зачем тебе это понадобилось?
   — Какая женщина сможет устоять перед искушением увидеть “мужчину вашей мечты, который подарит молодой, красивой, умной и очень состоятельной даме самые восхитительные минуты экстаза, любви, духовного и интеллектуального общения”? — усмехнулась Марина. — К тому же в объявлении ты намекнул на такую цену, что мне даже стало интересно.
   — Не отшучивайся. Мне действительно хочется понять, почему ты это сделала. Для такой женщины, как ты, найти любовника не проблема.
   — Зачем тебе это знать?
   — Потому что ты мне нравишься.
   Марина резко остановилась и посмотрела в глаза мулату.
   — Ты это говоришь, потому что надеешься, что я буду платить тебе за любовь?
   — Мне не нужны твои деньги. Даже если бы ты предложила мне их, я бы не взял.
   — Почему? Ты же дал объявление! Раз уж ты решил продавать себя, так какая разница, кто тебе заплатит?
   — Никакой. Просто я не хочу, чтобы мне платила ты. Я предложил тебе прогуляться вовсе не для того, чтобы затащить тебя в постель. Тебе нужно было немного успокоиться.
   — Ты что, жалеешь меня? — вызывающе спросила Марина.
   — Скорее сочувствую.
   — Мне не нужно твое сочувствие. Ни твое, ни чье-либо еще.
   — Изображаешь сильную независимую женщину?
   — А я и есть сильная независимая женщина. К тому же я считаю сочувствие унизительным.
   — Только закомплексованные и не уверенные в себе люди считают сочувствие унизительным, — заметил Тамба. — Для меня способность к сочувствию — далеко не самое худшее человеческое качество. Ты совершенно напрасно нападаешь на меня. В данном случае тебе не нужно ни нападать, ни защищаться.
   — Похоже, ты живешь на другой планете, — вздохнула Марина. — В моем мире нападение — лучший способ защиты, а слово “сочувствие” давно вычеркнули из словарей.
   — Вряд ли этим стоит бравировать. Если бы твой мир тебя устраивал, ты не была бы здесь.
   — А как насчет того, чтобы продавать за деньги свое тело?
   — Это такая же работа, как продавать мазню бездарных художников, которые сами толком не понимают, что именно изображено на их картинах.
   — Ну, знаешь, это уже слишком, — возмутилась Буданова. — Можно подумать, что ты разбираешься в искусстве.
   — Я бы не осмелился называть искусством современные заменители гобеленов “Пастушка” или “Леда и лебедь”, которые “новые русские” развешивают по стенам, потому что кто-то сказал им, что это модно. Ответь, только честно: у тебя в квартире висят картины, подобные тем, которые ты выставляешь в своей галерее?
   — Нет, — со вздохом призналась Марина.
   — Вот видишь. Тебе самой не нравится мазня, которую ты продаешь, но ты зарабатываешь на ней деньги. Так что же плохого в том, что я зарабатываю на жизнь своим телом? У меня больная, парализованная мать. Я должен платить сиделке и массажистке, покупать лекарства и снимать квартиру. Работая по специальности, я не оплатил бы даже витамины. В наши времена диплом философского факультета МГУ уже не котируется. Конечно, я мог бы примкнуть к какой-нибудь бандитской группировке или начать приторговывать наркотиками, но вместо этого я танцую в стрип-клубе, возбуждая вульгарно накрашенных дамочек с толстыми задницами и кошельками. То, что я зарабатываю своим телом, еще не означает, что я продаю свою душу.
   — Извини, — сказала Марина. — Мне жаль, что твоя мать больна. Я не имела никакого права тебя осуждать. В отличие от тебя, я продаю свою душу.
   Мулат мягко обнял девушку за плечи.
   — Глупости все это, — сказал он. — Душу невозможно продать. Можно только на время позабыть о том, что она у тебя есть.
   — Хочешь, я объясню, почему я позвонила тебе? — неожиданно спросила Марина. — Я сделала это, потому что ненавижу мужчин. Я влюбилась в Егора как последняя дура, влюбилась в этого проклятого жиголо, которого интересовали только мои деньги. Ты не представляешь, через сколько унижений мне пришлось пройти. Эти его постоянные любовницы, пьянки, ссоры из-за денег. В конце концов я почувствовала, что дошла до предела. Когда я увидела твое объявление, меня вдруг охватило почти безумное желание купить себе мужчину, который за плату, как раб, будет выполнять все мои прихоти, выносить унижения, оскорбления, точно так же, как я терпела унижения от мужа. Но, в отличие от Егора, этот мужчина не имел бы надо мной никакой власти и при этом обходился бы мне гораздо дешевле, чем муж.
   — Похоже, твой благоверный здорово тебя разозлил, — заметил Мапота. — Ты не производишь впечатления женщины, которая получает удовольствие, унижая других.
   — Ты даже не представляешь, насколько здорово.
   — Наверное, мой совет покажется тебе примитивным, но почему бы вам просто не развестись? Ты можешь найти себе нормального парня, который будет любить тебя ради тебя самой, а не ради денег? Я тоже на своем веку повидал немало мерзости, но это не означает, что на свете не осталось хороших, порядочных людей. Возможно, их даже больше, чем ты думаешь. Скорее всего ты просто не там искала.
   — Я не могу с ним развестись, — покачала головой Марина. — Этот подонок меня шантажирует. Если я не соглашусь на его условия, то потеряю все. Я так ненавижу его, что готова его убить. Возможно, это был бы самый лучший выход.
   Мулат внимательно посмотрел на нее.
   — Похоже, ты сторонница радикальных решений.
   — Если бы я была другой, возможно, сейчас я тоже торговала бы своим телом.
   — Тебе приятно напоминать мне о том, чем я занимаюсь? Кстати, ты моя первая клиентка, так что, похоже, моя попытка торговать своим телом оказалась неудачной.
   — Извини. Я понимаю, что не правильно переносить ненависть к Егору на других мужчин, но ничего не могу с собой поделать. Мне даже во сне снится, что я его убиваю.
   — А ты никогда не задумывалась об альтернативных вариантах?
   — Каких, например?
   — Ну, не знаю. Припугнуть его или дать ему денег, чтобы он от тебя отвязался. Марина покачала головой.
   — Ты когда-нибудь имел дело с шантажистами?
   — К счастью, нет. Для шантажистов я неподходящая добыча.
   — В таком случае как ты можешь давать советы?
   — Не забывай, что я родился в стране Советов, — усмехнулся Мапота. — Лучше расскажи мне, какую игру затевает твой муж. Всегда приятно облегчить душу. Может, мы вместе что-нибудь и придумаем.
   — Боже мой, сколько я уже думала над этим! — мрачно сказала Марина. — Какие только способы убийства я не изобретала! Наиболее экзотичным вариантом убийства было натравить на Егора дракона с острова Комодо.
   — Дракона? — удивился мулат. — У тебя действительно богатое воображение. Ты что, надеялась, что он слопает твоего мужа?
   — Хотя бы укусит, — мечтательно сказала Марина. — Из-за того, что драконы едят всякую мерзость, у них в слюне содержится более пятидесяти разновидностей смертоносных бактерий, так что после их укуса любое млекопитающее умирает от заражения крови.
   — Насколько мне известно, в московском зоопарке нет драконов с острова Комодо, — заметил Мапота. — А если везти дракона из Индонезии, могут возникнуть проблемы с таможней.
   — Я же не настолько сумасшедшая, чтобы притащить дракона в Москву. Гораздо проще было бы отправить Егора в Индонезию. Его хлебом не корми — дай прокатиться по миру за чужой счет. Вопрос только в том, как науськать на него дракона. Я даже думала о том, чтобы достать немного драконьей слюны, намазать ею зубы собаке и натравить собаку на Егора.
   — Собаку жалко, — покачал головой мулат. — К тому же вместо собаки с отравленными зубами было бы проще использовать змею.
   — В Москве это было бы подозрительно, — заметила Марина. — Вот в Индонезии — другое дело. Там змей как собак нерезаных.
   — Господи, о чем мы говорим! — ужаснулся Мапота. — Перестань наконец думать об убийстве. Наверняка можно найти решение, не входящее в противоречие с Уголовным кодексом.
   — Не напоминай мне об Уголовном кодексе, — покачала головой девушка. — Ты еще не все знаешь.
   — Только не говори мне, что уже кого-то убила.
   — Дело не в убийстве. Извини, что я нагружаю тебя своими проблемами, но мне просто необходимо с кем-либо поделиться, иначе я просто не выдержу. К сожалению, дело не только в Егоре.
   — Я в твоем полном распоряжении. Если хочешь, можешь поплакать на моем плече.
   — Мой брат — Анастасия Каменская, — всхлипнула Марина. — Это еще хуже, чем муж-шантажист.
   — Анастасия Каменская? — удивился мулат. — Но ведь это женское имя. Он что, сделал операцию по перемене пола?
   — Разве ты не знаешь, кто такая Анастасия Каменская? — в свою очередь, удивилась Марина.
   — Вообще-то звучит знакомо. Это случайно не сподвижница Ленина? Или то была Инесса Арманд?
   — Анастасия Каменская — это майор милиции, героиня детективов Александры Марининой, — со вздохом объяснила девушка.
   — Я не читаю русские детективы, — покачал головой Мапота. — Постой-постой! Вспомнил! Это случайно не та Каменская из уголовного розыска, которая все время пьет кофе?
   — Точно. Значит, ты слышал про нее?
   — Еще бы! — усмехнулся мулат. — Наш хореограф во время репетиций вечно орет на танцовщиц: “Ну что вы стоите, как Каменская перед генералом Заточным? Вам бы только кофе пить! Вы же секси-герлз, а не сотрудники правоохранительных органов!”
   — Так вот, я с этой Каменской живу в одном доме!
   — А сколько лет твоему брату? — осторожно поинтересовался Мапота.
   — Двадцать семь. Это не ребенок, который представляет себя великим детективом. Даже психиатры толком не могут определить, что с ним происходит. Какая-то форма шизофрении, раздвоение личности. Это началось несколько лет назад, после того, как в продаже появилась первая книга Марининой. Брат с детства мечтал быть великим сыщиком и работать в милиции. Ни в милицию, ни в армию его не взяли по состоянию здоровья — у него была слишком возбудимая нервная система и какие-то проблемы с кровью. Игорь страшно расстроился из-за того, что его не считают полноценным мужчиной. Тогда-то у него и появились первые признаки раздвоения личности. Сначала я думала, что он просто играет в Каменскую и называет меня своим мужем только в шутку. Но когда я поняла, что все это на полном серьезе, меня чуть удар не хватил.
   — Он что, действительно считает тебя своим мужем? — недоверчиво переспросил Мапота.
   — Представь себе. Для него я — Алексей Чистяков, рыжий гений математики.
   — Не верю, — покачал головой мулат. — Такого просто не бывает.
   — Сходи в психушку — не такого насмотришься, — посоветовала Марина.
   — А врачи? Они что, ничего не могут сделать?
   — Шизофрения не лечится. К тому же в нашей российской психбольнице и здоровый человек шизом станет, а их лекарства годятся только на то, чтобы превращать политических заключенных в законченных идиотов. Я придумала кое-что получше. Если не считать его навязчивой идеи насчет Каменской, во всем остальном Игорь ведет себя совершенно нормально, и, чтобы избежать нездоровых слухов, я убедила его, что мы временно работаем под прикрытием, так что для всех он не майор Каменская, а мой брат Игорь Филимонов, а я — не математик Чистяков, а Марина Буданова, владелица галереи “Экстази”.
   — Извини, возможно, мой вопрос покажется тебе нескромным, но я просто не могу удержаться. Если хочешь, можешь на него не отвечать. Как вы решаете проблему секса?
   — Какого секса? — опешила Марина.
   — Ну, если твой брат уверен, что вы муж и жена, то, вероятно, время от времени он должен проявлять к тебе сексуальный интерес, — пояснил Мапота.
   — Ах это! — расхохоталась Марина. — Слава богу, хоть с сексом у нас проблем не возникает. За это я благодарна Марининой по гроб жизни. У Чистякова с Каменской типично советская семья в стиле лубочно-совкового соцреализма: муж готовит еду для любимой жены, а потом занимается любимой работой, а Каменская ест то, что готовит муж, а потом тоже занимается любимой работой, иногда для разнообразия терзаясь мыслью, что она совершенно не способна испытывать нормальные человеческие эмоции. В такой ситуации как-то не до секса. Занятая поиском преступников, Каменская об этом вообще не вспоминает, так что, по идее, инициатива должна была бы исходить от Чистякова, а поскольку он — это я, а я инициативы, естественно, не проявляю, о сексе речь вообще не заходит.
   — Хоть в этом тебе повезло, — заметил мулат. — А кем, интересно, твой брат считает твоего мужа?
   — Человеком, который по легенде играет роль моего мужа, — пожала плечами Марина. — Честно говоря, ему нет до Егора никакого дела. Люди, не совершающие преступления и не работающие в правоохранительных органах, его вообще не интересуют.
   — Но если с Егором что-то случится, например, несчастный случай, твой брат, воображая себя Каменской, немедленно начнет расследовать обстоятельства его смерти?
   — Уж в этом ты можешь не сомневаться. Иногда мне кажется, что это основная причина, по которой мой муж еще жив, — мрачно кивнула Буданова. — Нашу милицию нетрудно обвести вокруг пальца. С Игорем этот номер не пройдет. Может, он и шиз, но далеко не дурак.
   — То, чем тебя шантажирует муж, очень серьезно? Неужели ничего нельзя сделать?
   — О господи! — вздохнула Марина. — Как бы мне хотелось, чтобы все это оказалось просто кошмарным сном…
* * *
   — Доченька, ну нельзя же так убиваться из-за психа, — ласково сказала Людмила Алексеевна. — У тебя глаза красные, как у кролика, и лицо опухшее.
   — Ты не понимаешь, — грустно покачала головой Оля Кузина. — Такое случается только раз в жизни!
   — Ты имеешь в виду — влюбиться в Анастасию Каменскую? — не удержалась Людмила Алексеевна.
   — Я имею в виду — встретить мужчину своей мечты, — обиженно сказала Оля.
   — Вряд ли ты всю жизнь мечтала о психе.
   — Ты не видела, как он красив. Это было… это было как удар молнии. Я увидела его и сразу поняла, что мы предназначены друг для друга. Как будто на меня снизошло озарение. Это не может быть самообманом.
   — Алкоголики в состоянии белой горячки тоже гоняются за чертиками, — заметила Людмила Алексеевна. — И они тоже уверены, что это не самообман.
   — Я не алкоголик, — возразила Оля. — Я здравомыслящая деловая женщина.
   — Это генотип, — сказала мама. — Тут все дело в генотипе.
   — При чем тут генотип? — удивилась Оля.
   — Любовь с первого взгляда — это инстинктивный подбор партнера с наиболее подходящим для спаривания генотипом, поскольку в таком случае сводится к минимуму риск генетических заболеваний и дети получаются здоровыми и красивыми, — пояснила Людмила Алексеевна. — То, что ты теряешь способность соображать при виде этого парня, вовсе не означает, что он предназначен тебе судьбой и тебе будет с ним хорошо. У тебя просто взыграло либидо. Это скоро пройдет.
   — Только не надо теорий, — взмолилась Оля. — И так голова раскалывается, а в половине первого у меня назначено судебное заседание. Может, работа меня отвлечет.
   — Не отвлечет, — решительно сказала мама. — Тебя отвлечет общество другого мужчины. Почему бы тебе не сходить куда-нибудь с тем бизнесменом, который проходил по делу о фальшивых авизо? Он симпатичный, и, похоже, у него в отношении тебя вполне серьезные намерения.
   — Именно это меня и пугает, — покачала головой Оля. — В жизни не встречала более занудного типа.
   — Может, ему и не хватает оригинальности, но по крайней мере он не воображает себя майором милиции.
   — Мама! Прошу тебя! — взмолилась Оля.
   — Ладно. Не хочешь бизнесмена — дело твое. Между прочим, вчера, пока ты предавалась горю и отказывалась брать трубку, тебе несколько раз звонил Савелий Лошак, этот лохматый художник, которого бывшая жена обвиняла в изнасиловании. Он приглашал тебя сегодня на открытие выставки современного искусства в галерее “Экстази”. Там будет демонстрироваться несколько его картин.
   — В таком случае лучше держаться подальше от этой галереи. Ты представляешь. Лошак пытался всучить мне в качестве гонорара свой шедевр под названием “Маленькая певучая мошка, пролетающая над спорадическими проблесками рассвета”.
   — “Маленькая певучая мошка”? — зачарованно повторила Людмила Алексеевна. — Ему что, нравятся насекомые?
   — Не имею ни малейшего представления о его отношении к насекомым, — пожала плечами Оля. — Я только знаю, что на картине была изображена огромная женская задница, вылезающая как джинн из горлышка пивной бутылки, обернутой российским флагом.
   — А при чем тут маленькая певучая мошка и спорадические проблески рассвета?
   — На заднице сидел комар, а пиво называлось “Рассвет”, — объяснила Оля. — Теперь скажи мне, что он не псих.
   — Псих не псих — какая разница! Главное, что он не опасен. Эти молодые художники чего только не учудят, лишь бы на них обратили внимание. Рисуют всякую чертовщину и называют это субъективным творческим видением мира. Ты непременно должна пойти с Лошаком в галерею. После эстетического шока, полученного от выставленных там “спорадических мошек”, ты и думать забудешь о своей Анастасии Каменской.
   — Может быть, ты и права, — задумчиво произнесла Оля.
* * *
   — Вы действительно уверены, что мать Вермеева вошла в его квартиру ровно в половине третьего, а вышла из нее в три? — спросил Юра Демарин.
   Иван Аграрный, директор коммерческого банка и сосед Вермеева по лестничной площадке, уверенно кивнул головой.
   — Я как раз собирался вывести погулять свою собаку и уже стоял у самой двери, когда раздался крик.
   — Крик? — переспросил Гоша Крестовоздвиженский.
   — Скорее вопль, — задумчиво уточнил банкир. — Я посмотрел в глазок. Там стояла Аглая Тихомировна, мать Сергея.
   — А вопль? — взволнованно спросил Гоша. — Кто вопил и как именно?
   — Аглая Тихомировна и вопила, — пожал плечами Иван. — “Это я! Твоя мама! Открой!” — передразнил он.
   — Но почему вы утверждаете, что она вопила? Скорее всего Вермеев спросил: “Кто там?”, вот она и ответила.
   — Если я говорю “вопила”, значит, она именно вопила, — раздраженно сказал Аграрный. — При звуках ее голоса мой доберман поджал хвост и спрятался за мою спину. А он, между прочим, с отличными показателями окончил курс охранно-защитной службы.
   Словно в подтверждение его слов доберман Боря грозно наморщил нос и, задрав верхнюю губу, с тихим рычанием продемонстрировал мощные клыки.
   Гоша попятился.
   — Хорошая собачка. Умная собачка, — льстиво сказал он.
   Доберман облизнулся и лег.
   — А что было потом? — спросил Юра.
   — Аглая Тихомировна подождала примерно с минуту, потом ее терпение кончилось, и она забарабанила в дверь кулаками. Сергей открыл дверь, она вошла, вот и все.
   — Откуда вы знаете, что все происходило именно так? Вы выходили на лестничную площадку?
   — Еще чего! Я смотрел в глазок, ожидая, пока мать Вермеева войдет в квартиру.
   — Но почему? Вы что, не хотели встречаться с ней?
   — Если бы вы увидели ее хотя бы один раз, то тоже больше не захотели бы с ней встречаться, — с чувством произнес банкир.
* * *
   — Леш, где ты был вчера вечером? Я легла спать и не слышала, как ты вернулся, — сказал Игорь Филимонов.
   — Встречался с коллегами по работе, — ответила Марина. — Надеюсь, ты не забыла, что сегодня в моей галерее открытие выставки современного искусства? Ты должна присутствовать.
   — Но, Лешик, ты же знаешь, как я ненавижу эти светские мероприятия, — поморщился Игорь. — К тому же опять придется наряжаться, ехать на машине — прямо барство какое-то. А у меня никак концы с концами не сходятся в деле бизнесменов. Ты уверена, что мне действительно надо быть в галерее?
   — Надо, Асенька, — с суровым выражением лица произнесла Марина. — В последнее время о тебе поползли какие-то странные слухи. Мы должны развеять их. Не забывай, что мы работаем под прикрытием, и нужно во что бы то ни стало поддерживать нашу легенду. Тебе придется блистательно сыграть роль моего брата Игоря Филимонова. Я уверен, что ты с этим справишься.
   — Справлюсь, — вздохнул Игорь. — Но ты не представляешь, насколько мучительно постоянно лгать и притворяться, когда хочется просто быть самой собой.
   — Я представляю это лучше, чем ты думаешь, — грустно улыбнулась Марина.
* * *
   — Вскрытие показало, что смерть Вермеева и Ужик наступила примерно между двумя и тремя часами дня. — Юра Демарин взволнованно помахал листочком с заключением патологоанатома. — Если учесть, что издатель впустил в квартиру мать в половине третьего, а в три часа возвращающийся с прогулки Аграрный столкнулся с выходящей из подъезда Аглаей Тихомировной, выходит, что она или убила Вермеева и его любовницу, или была свидетельницей убийства.
   — Но зачем ей убивать собственного сына? — спросил Гоша. — Насколько нам известно, мать жила за его счет, и жила очень неплохо.