Вольски Пола. Наследник чародея

 
   На всем протяжении, казалось бы, нескончаемого сражения леди Верран наблюдала за происходящим с относительно безопасного места у входа в одну из расселин. И все это время Хар-Феннахар, вооружившись каменной пикой, не отходил от нее ни на шаг. Впрочем, применить это самодельное оружие ему так и не пришлось. Когда гвардейцы потерпели сокрушительное поражение, Верран направилась к сыну. Именно за этим она и пришла к Блистанию Мвжири, но теперь, стоя рядом с Террзом, не находила слов.
   В жутком уничтожении остатков разгромленного в Котловине войска Террз участия не принимал: раненых и умирающих добивали вардрулы, так что теперь повсюду громоздились горы трупов. Однако остановить бойню он также не попытался. Вызвал обвал камней, даже ринулся в бой и убил двоих солдат. Теперь же, мокрый от крови и пота, со смешанным выражением триумфа и ужаса на лице, он внушал матери такую тревогу, что она не решалась с ним заговорить и молча наблюдала, как вардрулы заботятся о раненых — перевязывают раны, извлекают обессиленных сородичей из-под трупов, закрывают умершим незрячие глаза. Шуму было немного, потому что здоровые вардрулы работали в полном молчании, словно с головой уйдя в работу, могли хоть на время отогнать ужасные мысли о содеянном. Не плакали и не стонали раненые, только издавали порой непередаваемо жалобные прерывистые трели. Услышав их, Террз содрогнулся, и только тогда Верран осмелилась взять его за руку. Он принял ее ладонь в свою, чего не делал с раннего детства. Так, взявшись за руки, они и стояли, не замечая воскресения солдата, лежавшего в луже крови как раз позади них. Тот, очнувшись от настоящего или притворного обморока, медленно поднялся на ноги. Хотя по лицу его струилась кровь из глубокой раны на лбу. Каждое движение говорило о фанатичной решимости. Поднявшись, он покачнулся и сделал несколько шагов вперед. Безумные глаза, не отрываясь, глядели в спину Грижни. Солдат неторопливо занес меч.
   Ни Верран, ни Террз не обратили на шаркающие шаги за спиной никакого внимания, однако звуки эти уловил стоящий неподалеку Феннахар. Увидев занесенный над головой юноши меч, он подскочил и вклинившись между солдатом и его мишенью, попытался парировать удар. От столкновения с острым стальным лезвием тонкий сталактит разлетелся, осыпав осколками Феннахара. Меч, чуть отклонившись от цели, глубоко распорол ему кожу на груди, и Феннахар упал, истекая кровью. Обернувшись на шум, Террз и Верран увидели только, как подоспевший Фтриллжнр Рдсдр пронзает дротиком этого последнего гвардейца.
   Феннахар лежал неподвижно, закрыв глаза. Лицо его казалось чрезвычайно бледным. Тщетно Верран окликала его по имени. Он был еще жив, но потерял слишком много крови. Находившиеся поблизости вардрулы не обратили внимания на случившееся, успев привыкнуть к кровопролитию. Террз же подошел и опустился на колени рядом с раненым.
   Верран, силясь остановить поток крови, зажимала рану оторванными от платья кусками материи. Как только один промокал насквозь, она сменяла его следующим. Резкость ее движений выдавала все возрастающее волнение. Вот руки уже заметно задрожали.
   — Он умрет от потери крови, — прошептала она.
   — Нет, мама. Он поправится, обещаю тебе. Если кровотечение не прекратится само собой, я остановлю его с помощью магии, и он поправится.
   — Никакой магии! Довольно! Она слишком жестока!
   — Не всегда. Магия спасет его, если другие средства окажутся бессильными, и иначе поступить я не могу, ведь мы пожали друг другу руки. Он пострадал из-за меня.
   — Так ты принимаешь его дружбу?
   — Да, — после короткой паузы произнес Террз. — Принимаю.
   — Что ж, я рада. Тогда, мой друг, ты поймешь и меня. Рил предложил мне уйти с ним, и я склонна принять это предложение.
   — Покинуть пещеры? Когда ты решила?
   — Толком и сама не знаю. Решение пришло как-то-незаметно. Но теперь я не сомневаюсь: когда он поправится, мы вместе вернемся на Поверхность, и я стану его женой. Именно такая жизнь мне по душе, таков мой выбор.
   — Ты уверена?
   — И это еще не все, — продолжала Верран, не ответив на вопрос. — Рилу необходимо доставить в Ланти-Юм дневники лорда Грижни. Они принадлежат мне, и я позволила ему взять их. Стало быть, бумаги мы заберем с собой. Не навсегда, это я тебе обещаю, но на время — обязательно.
   Террз не ответил. Только бросил на нее настороженный взгляд и остался стоять, обуреваемый противоречивыми чувствами.
   Верран заглянула в мятежные черные глаза сына.
   — Мне бы очень хотелось, чтобы и ты ушел с нами. Хотя бы ненадолго. Разлука с друзьями вардрулами будет непродолжительной. Но ты — человек и должен увидеть мир людей собственными глазами. Это пошло бы на пользу и тебе, и вардрулам. Если сомневаешься, оглянись вокруг. Ты мой сын, и, как бы мы порой ни ссорились, я люблю тебя и всегда буду любить. Пойдем с нами.
   Террз молчал, и Верран снова занялась раненым. Кровотечение Феннахара почти совсем прекратилось. Рана оказалась не столь серьезной, как она полагала. Веки путешественника затрепетали, но сознание к нему еще не вернулось. Вардрулы продолжали заботиться о павших, Верран меняла повязки, а Террз молча боролся с самим собой. Раздумья его прервали сородичи Ржнрллща, которые внесли легкое безжизненное тело Змадрк Четырнадцатой и положили у его ног. Террз, казалось, не слышал, что ему говорили, с каменным лицом созерцая останки любимой. Он так долго пребывал в полной неподвижности, что Верран забыла про свои тревоги и прониклась только его горем. Чтобы нарушить страшное оцепенение сына, она прошептала единственные подходящие к случаю слова:
   — Террз, какое горе…
   — Горе? Ну что ты, — предельно спокойно ответил он. — Она теперь с Предками, и в том нет ничего горестного.
   — Да… верно… — с трудом согласилась Верран, встревоженная ледяным спокойствием сына. Потом опустила глаза и покрепче прижала к ране Феннахара тампон.
   — Последнее воссоединение с сородичами — повод для радости, — сказал Террз. — Юная Змадрк Четырнадцатая в полной безопасности и добром здравии.
   — Да, конечно. А ты?
   — А я… Я на время уединюсь, чтобы поразмыслить над ее счастьем и собственным будущим. Мне многое нужно обдумать. Я побуду один, абсолютно один, в полной гармонии с собой и с миром. Да и может ли быть иначе? Ведь все прекрасно.
   Верран, уловив в его голосе легкую дрожь, быстро подняла глаза и увидела, что лицо его залито слезами, будто глыба льда под жарким солнцем пустыни.

Глава 13

   Ваша светлость, надо довести дело до конца, — заметила Джоски.
   Отец и дочь ужинали в своей комнатке над кухмистерской Гру. Ночь за окнами была темным-темна. Над столом ярко горела лампа, в камине плясал огонь, даруя блаженное ощущение тепла и уюта. Однако на лице насупившегося Янса Вурм-Дидниса читалось что угодно, только не умиротворенность. Напротив, он пребывал в тягостном унынии и, утопая в мягком кресле, взирал на еду без особого удовольствия.
   — Мы просто обязаны довести его до конца, — упрямо повторила Джоски.
   Диднис вздохнул. Вопрос этот поднимался далеко не впервые и становился ему все более неприятен. Поднеся к губам кубок, он нарочито долго смаковал драгоценную влагу, перекатывая ее во рту, и только потом неохотно ответил:
   — Дорогая, при нынешнем положении вещей предпринять что-либо вряд ли возможно.
   — Нет, я отказываюсь тебя понимать!
   — Миледи Джосквинилью, после прискорбного инцидента, происшедшего на открытии Парнисской регаты, герцог Повон не покидает дворца, куда нам с тобой путь, естественно, закрыт. А посему добраться до него не представляется возможным, следовательно, осталось расписаться в собственной беспомощности.
   — Ну уж нет! Па, послушай-ка меня внимательно. Прикончить герцога мы обязаны. Слово дано, деньги получены — значит, надо выполнять заказ. Иначе как мы будем смотреть в глаза людям? Все в городе будут потешаться над нами, хихикать за спиной, а я этого не хочу, слышишь? Надо что-то делать!..
   — Сокровище мое, в твоей девичьей шкурке бьется тигриное сердце, но в этом случае просто невозможно ничего сделать. Сейчас герцог вне досягаемости. Придется запастись терпением.
   — Вот тут ваша светлость глубоко заблуждается. Очень глубоко, — заверила его Джоски. — Сделать мы можем очень даже много, что и начнем сегодня же.
   — О чем ты?
   — Слушай и все поймешь. Герцог не торчит безвылазно в этом своем дворце, как ты полагаешь. Будь уверен, время от времени он высовывает нос из норы, только мало кто знает об этом, ведь старикан в трусости не уступит своему сынку. Так что шастает он по городу тайно…
   — Дорогая моя, что за лексикон…
   — Прости, па, но это и вправду так. Ходят слухи, будто герцог готов пойти на что угодно, лишь бы смыться от ламмийской великанши, на которой ему предстоит жениться, и потому по ночам выползает из дворца, чтобы побыть на своей венеризе и помариновать себе мозги…
   — Откуда эти слухи?
   — Да отовсюду. Почаще бы наведывался на рынок, поболтал бы с разными людишками. Очень, я тебе скажу, полезное занятие.
   — Дорогая, нам не пристало общаться со всяким сбродом. Как можно ронять свое достоинство?
   — А как еще узнавать, что творится в мире? И как делать свое дело, пребывая в полном неведении? А если не делать своего дела, да притом лучше всех, тогда — прощай, честь рода Диднисов, ведь так?
   Высокородный головорез не нашелся что ответить.
   — Вот видишь, — победно заключила Джоски. — Так вот, поговаривают, что герцог время от времени проводит ночь на каналах, где кельдаме Нуксии до него не добраться.
   — Вот как? И часто?
   — Этого никто не знает.
   — А куда конкретно он направляется?
   — Конкретно — никуда. Сюда, туда, куда угодно.
   — Милое дитя, информация эта заслуживает внимания, но абсолютно для нас с тобой бесполезна.
   — Ха! И опять вы не правы, ваша светлость. Есть у меня один план. Нам вот что надо сделать: запастись провизией и спрятаться на венеризе. Какая нам в этом случае разница, когда герцогу вздумается пойти в плавание и какой он изберет маршрут? Когда бы и куда бы он ни намылился, мы будем под боком и в любой момент сможем его прикончить.
   — Миледи Джоски, план этот, безусловно, весьма интересен, но, увы, неосуществим.
   — Почему это? — возмутилась Джоски.
   — По той простой причине, что доступа к герцогской венеризе у нас нет. В обычное время «Великолепная» пришвартована у герцогского дворца, причалы которого, как вам известно, охраняются денно и нощно. Когда же герцог находится на борту, то и вовсе выставляется усиленный караул. Нас задержат, прежде чем мы попытаемся проникнуть на венеризу.
   Джоски нетерпеливо покусывала губы.
   — Думаешь, я это не учла? Про караул отлично знаю, не маленькая. И даже как с ним справиться, уже придумала. Скажу больше: на дело отправляемся сегодня же. Слушайте внимательно, ваша светлость. В эту самую минуту «Великолепная» находится у пирса, что прилегает к Старой Рыночной площади, и будет там оставаться, пока ее заново позолотят, натрут мастикой палубы и выстирают портьеры. Экипаж отдыхает на берегу.
   — Кто тебе об этом рассказал?
   — Один нищий в порту, которому я подбрасываю корки. И Лезер Гринах — он водит дружбу с моряками — тоже слышал про это.
   — Дитя мое, они — далеко не лучшая компания для представителя рода Диднисов.
   — Забудь про это, нас сейчас волнуют куда более важные вопросы. Итак, ваша светлость, готовим инструмент, собираем чего-нибудь поесть и отправляемся на венеризу.
   — Не торопись, девочка. Спокойно, без лишней спешки. В таких делах главное — все тщательно обдумать.
   — Дудки. Мы с тобой обдумывали да планировали, а что толку? Пора действовать, и действовать немедленно, пока мы не упустили и этот шанс. До чертиков надоело сидеть тут сиднем. С меня хватит. Руки чешутся.
   — Сокровище мое, есть такое понятие — благоразумие…
   — Да сколько можно быть благоразумной? Говорю же, хочу покончить с этим делом раз и навсегда. Не получится — с репутацией можно распрощаться. Лично я пойду на венеризу сегодня же. Я так хочу! Если понадобится, то пойду одна, вот так-то, ваша светлость, — заявила она с вызовом, и сердце Дидниса дрогнуло.
   — Мир, моя умница. Сдаюсь. Не допущу, чтобы моя девочка ходила куда-нибудь одна.
   — Вот здорово! Па, я тебя обожаю! — Не в силах сдержать восторга, она вскочила с кресла и, обогнув стол, бросилась на шею отцу, чтобы запечатлеть на его макушке звучный поцелуй.
   — И я тебя обожаю, Джоски. — На глаза убийцы набежали сентиментальные слезы. — Что ж, будем готовиться. — Они торопливо собрали еду, питье и оружие, оделись потеплее и, опустив пониже капюшоны плащей, зашагали пустынными проулками к Прямоводному каналу. Там взяли платный домбулис, который доставил их к Зеленому молу, а уж оттуда вновь отправились пешком.
   На рыночном пирсе, продуваемом всеми ветрами и омываемом нескончаемым дождем, не было ни души. Два-три фонаря у ближайших зданий бросали пятна тусклого света на мокрый деревянный настил пристани, осклизлые от тины опоры, укрытые парусиной горы ящиков и клетей. Сквозь завесу дождя виднелась россыпь разномастных судов — от крошечных домбулисов до огромных торговых галер. Отыскать среди них «Великолепную» не составило труда. Невозможно было не узнать очертания внушительных размеров венеризы с двумя башенками — на носу и на корме.
   — Вон она, — указал рукой Диднис. — Похоже, никого там нет.
   — Тогда чего мы ждем? — Звонкий голос Джоски перекрыл заговорщический шепоток дождевых капель.
   — Тише, девочка. Путь свободен и ждать нам в самом деле нечего.
   — Отлично! Тогда вперед!
   Крадучись подобравшись к сходням, они удостоверились, что охраны нет и в помине, и поспешно взошли на борт.
   «Великолепная» была безлюдна, во всяком случае, так представлялось на первый взгляд. Диднис и Джоски, вымокшие до нитки, с любопытством разглядывали паркетное покрытие палуб, золоченые снасти, резные инкрустированные мачты. Как и большинство лантийцев, прежде они могли любоваться всей этой красотой только издали. Но теперь можно было совать нос куда только заблагорассудится.
   — Обрати внимание, дитя мое, эта проволока, использованная в инкрустации, — чистое золото. Как и те диски на мачтах.
   — Не повыковырять ли нам их, как ты думаешь?
   — Дорогая моя, — с укоризной произнес Вурм-Диднис, — мы не какие-нибудь бандиты и не воры. Неужели вы хотите покрыть себя несмываемым позором?
   — Простите, ваша светлость.
   — Дитя мое, совершив кражу, мы запятнаем свою репутацию, опорочим честное имя. Но даже если взглянуть на это с более практической точки зрения, мы бы тем самым привлекли к себе ненужное внимание.
   — Я как-то не подумала, — созналась Джоски.
   — Ничего страшного. В тебе говорят инстинкты, которые требуется отшлифовать опытом, а он приобретается с годами. Но пойдем, надо наконец познакомиться с «Великолепной».
   Тщательный осмотр судна показал, что оно вовсе не так безлюдно, как им представлялось. Внизу, в трюме, в конце узкого коридорчика с кладовыми по обе стороны, обнаружилась тяжелая двустворчатая дверь, запертая массивным золоченым засовом. Приподняв его, они осторожно заглянули внутрь и в тусклом свете прихваченного из кубрика фонаря увидели три квадратных постамента, чем-то напоминавших похоронные дроги. На каждом лежал опутанный белыми блестящими веревками пленник, истощенный настолько, что на него было больно глядеть. Такие же мягкие влажные веревки змеились по полу и стенам, причудливо закрученными лианами свисали с потолка, жадно цеплялись к распростертым телам. Двое пленников не подавали признаков жизни, молча и неподвижно покоясь под тяжестью живых клубков. Третий жалобно постанывал во сне. Их не разбудил ни скрип двери, ни появление непрошенных гостей.
   — Что это? — шепотом ужаснулась Джоски.
   — Это те несчастные, чьи жизненные силы служат пищей для судна. Видишь, Джоски, видишь, «Великолепная» подкрепляется!
   Веревки, опутывавшие стонущего мужчину, запульсировали, и вскоре он, мучительно вскрикнув, погрузился в глубокое забытье.
   — Фу, какая мерзость! — возмутилась Джоски.
   — Да, не слишком приятное зрелище, — согласился ее отец, прикрывая дверь. — И все же мы должны быть благодарны этим бедолагам.
   — Благодарны? За что, ваша светлость?
   — Жизненные силы пленников снабжают судно энергией, необходимой для его функционирования без человеческого участия. Иными словами, «Великолепной» не нужен экипаж.
   — А, теперь понимаю. Такой громоздкой да еще и разукрашенной посудине, — Джоски обвела широким жестом венеризу, — потребовался бы не один десяток матросов. А так герцогу только и нужно захватить с собой несколько смазливых служанок. Стало быть, можно надеяться, что помешать нам будет некому.
   — Именно, дитя мое. Умница моя, сразу ухватила суть дела. Но хватит об этом. Время-то идет. Давай-ка подыщем местечко, где мы могли бы укрыться.
   В конце концов выбор их пал на одну из кладовок — темное тесное помещеньице, заставленное бочками, мешками и корзинами. Вахту решили нести по очереди, начиная с Дидниса, но прежде поудобнее устроились за штабелем составленных друг на друга деревянных ящиков. Диднис соорудил из своего плаща нечто вроде подстилки, мешок с крупой превратился в не слишком удобную подушку, и на этой импровизированной постели растянулась Джоски, укрывшись собственной накидкой. Было уже поздно, и даже ее неукротимая энергия иссякла. Не обращая внимания на неудобство лежанки, девушка тут же заснула безмятежным сном и проспала всю ночь, пока ее отец, не смыкая глаз, караулил.
   Время тянулось удручающе медленно, но, к счастью для затаившихся в трюме наемных убийц, ремонт «Великолепной» близился к завершению. К вечеру второго дня на судне пополнили запасы продовольствия, заменили источники питания. Вечером на борт венеризы вошел штурвальный с тремя помощниками — экипаж весьма малочисленный для герцога Повона. Оставалось предположить, что, стремясь усыпить бдительность кельдамы Нуксии, его милость решил сократить число посвященных в его ночные экскурсии. Разумеется, рано или поздно Нуксия обо всем узнает, но можно ведь и отсрочить тот недобрый час. Впрочем, какими бы соображениями ни руководствовался герцог, венериза была безлюдна, что идеально соответствовало планам Вурм-Дидниса.
   В ту ночь под безоблачным звездным небом развернулись большие зелено-золотые паруса. Повинуясь некоему магическому заклинанию, «Великолепная» бесшумно отчалила от рыночного пирса, чтобы проплыть по каналам до самой герцогской пристани.
   Раздавшиеся наверху топот ног и звуки какой-то суетливой деятельности позволили притаившейся в кладовой парочке сделать вывод, что готовится нечто необычное. Более проворная Джоски отправилась разведать обстановку и вскоре вернулась с обнадеживающим сообщением: герцог здесь, на венеризе.
   — Штурвальный, трое матросов и герцог, — доложила она. — Задачка-то оказалась наилегчайшей. Пойдем же.
   — Рано, милая, рано.
   — То есть как?
   — Мы находимся слишком близко к дворцу.
   — И что с того?
   — В самом дворце и возле него наверняка дежурят гвардейцы. Случись небольшая заваруха, мы неизбежно привлечем их внимание, а нам это вовсе ни к чему.
   — Да, пожалуй, ваша светлость. — Глаза Джоски лучились дочерней любовью. — Позвольте вам сказать, что в мире не найдется другого такого заботливого отца и такого непревзойденного убийцы.
   Польщенный Диднис даже покраснел от удовольствия.
   — Полно, дитя мое. Ты сделаешь меня тщеславным.
   — Вот бы и мне когда-нибудь стать на вас похожей.
   — Голубка моя, со временем ты станешь стократ лучше. Ты и сейчас делаешь потрясающие успехи.
   Крепко взявшись за руки, они дождались, пока венериза отойдет подальше от берега. Кто знает, куда заведет герцога желание хоть на время скрыться от кельдамы, оставить позади крепость Вейно? Они могли уплыть до Джеровы — самого дальнего из девяти островов Ланти-Юма, куда угодно. Но когда Венериза наконец стала на якорь, леди Джоски, предпринявшая очередную вылазку за информацией, вернулась, прямо-таки сияя от радости.
   — Мы дома! — заявила она восторженным шепотом. — Они пришвартовали корыто у самой Дестулы. Представляешь?
   — С трудом, — признался Диднис. — В наши места, какими бы они ни были колоритными, редко заглядывают столь знатные визитеры. Не понимаю, что здесь понадобилось его милости.
   — Ай, какая разница? Гвардейцами тут и не пахнет, на помощь, в случае чего, не дозовешься. Пошли!
   — Неплохо бы подождать, пока они заснут…
   — Сколько можно ждать? Все, па! Пора! Диднис медленно кивнул, отчего кивнула и его тень на стене, вычерченная тусклым светом керосиновой лампы.
   — Ты права, мое сокровище. Наше время пришло. Начнем с устранения возможных свидетелей.
   — Матросов?
   — Естественно.
   Они на цыпочках вышли из кладовой, пробрались на камбуз, где повар украшал предназначенный для Герцога шоколадно-каштановый десерт кремовыми розочками. Один удар стилета — и крем из белого стал розовым.
   Из кубрика они отравились на полубак, в каюту, где камердинер Повона как раз сбрызгивал шелковые простыни герцогской постели лавандовой водой. Еще удар — и благоуханное ложе осквернила кровь рухнувшего на него слуги.
   На палубе мирно посапывал уснувший часовой. Халатность, чреватая смертной казнью.
   Остался один лишь штурвальный, найти которого никак не удавалось. Безуспешно порыскав по кораблю, леди Джоски в сердцах плюнула:
   — Ну его! Им-то мы всегда успеем заняться. Пора, па! За дело!
   Диднис кивнул, и они крадучись поднялись на верхнюю палубу полуюта, где и застали герцога, при свете свечей уминающего жареного рябчика. Зрачки его милости были неестественно расширены, настроение — самое благостное. В ознаменование побега из-под надзора кельдамы Повон пригубил за собственное здравие «Лунных грез» и после достаточно продолжительного воздержания невольно перебрал лишнего. Первоначально он намеревался насладиться покоем, после всего отправиться за советом к мудрому Нуллиаду. Теперь же планы герцога внезапно изменились. При виде незваных гостей Повон поднял бокал.
   — О, у меня, как я вижу, компания. Восхитительно! — сказал он и захихикал.
   Диднис и Джоски недоуменно переглянулись.
   — Прошу вас, присоединяйтесь. Садитесь и приступайте к трапезе, — великодушно пригласил герцог. — Очень рекомендую фенхелевый крем. Просто объедение. Ничуть не менее достоин похвалы и овощной террин.
   — Фу, гадость! — поморщилась леди Джоски.
   — Как вы сказали, деточка? — не понял Повон.
   — Овощи — дерьмо!
   — Ваша милость, она хочет сказать, что мы здесь не затем, чтобы разделить ваш ужин, — деликатно пояснил Вурм-Диднис.
   — Вот как? — Повон выпятил нижнюю губу и вяло полюбопытствовал: — А зачем же вы здесь?
   Вурм-Диднис молча вытащил стилет. Герцог с изумлением воззрился на оружие:
   — А это для чего?
   — Для вас, ваша милость. Готовьтесь.
   — Кто вы? — нахмурился Повон, силясь выудить из памяти какое-то воспоминание и досадуя оттого, что это никак ему не удается.
   — Я скажу вам, кто мы такие, — не дожидаясь ответа отца, выпалила Джоски. — Это — лорд Янс Вурм-Диднис, величайший убийца в Ланти-Юме, а может, и на всем белом свете. А я — Джосквинилью Вурм-Диднис, единственная дочь его светлости и единственная помощница. Ваш сын Снивер заплатил нам за то, чтобы мы вас пришили, что мы сейчас и сделаем. Поняли теперь, кто перед вами?