— Так-то лучше. Теперь я вас оставлю, но ненадолго: пойду приготовлю отвар, который избавит вас от явной несовершенности голосовых связок. Затем возьмемся за прочие недостатки, коих у вас великое множество. Им-то я и объявляю войну как заклятый враг физических и моральных изъянов. Будьте спокойны, герцог, вы попали в надежные руки. С этим спешу откланяться… на время.
Кельдама Нуксия решительной походкой покинула зал аудиенций. Снивер же остался сидеть как изваяние, глядя на ее удаляющуюся спину и подрагивая уже обоими веками.
Содержание полученного спустя несколько дней письма келдхара было именно таким, как описала Нуксия. Правитель Гард-Ламмиса, делая упор на бессчетные преимущества столь блистательного союза, настойчиво рекомендовал его милости не мешкая поставить свою подпись под официальным документом, удостоверяющим факт помолвки. Поначалу Снивер был склонен противиться навязываемому ему браку. Однако, побеседовав с казначеем и выяснив сумму и условия подлежавшего к выплате ламмийского займа, счел нужным согласиться.
Глава 14
Кельдама Нуксия решительной походкой покинула зал аудиенций. Снивер же остался сидеть как изваяние, глядя на ее удаляющуюся спину и подрагивая уже обоими веками.
Содержание полученного спустя несколько дней письма келдхара было именно таким, как описала Нуксия. Правитель Гард-Ламмиса, делая упор на бессчетные преимущества столь блистательного союза, настойчиво рекомендовал его милости не мешкая поставить свою подпись под официальным документом, удостоверяющим факт помолвки. Поначалу Снивер был склонен противиться навязываемому ему браку. Однако, побеседовав с казначеем и выяснив сумму и условия подлежавшего к выплате ламмийского займа, счел нужным согласиться.
Глава 14
Большекрылая бурая летучая мышь шумно влетела в зал и приземлилась у ног леди Верран. Та, наклонившись, отцепила от крошечного ошейника столь же крохотный кисет, ослабила перетягивавшую его бечеву и высыпала наземь пригоршню разноцветных камешков. Вгляделась и, судя по выражению ее лица, несколько удивилась.
— Что это? — спросил Хар-Феннахар.
— Просьба явиться, — был ответ. — От Террза.
— Наконец. Пойдешь прямо сейчас? Она кивнула.
— После всего, что произошло, мне страшновато с ним встречаться. Он столько пережил, так изменился, что стал едва ли не чужим. Такое ощущение, будто я его вовсе не знаю. К тому же мы так долго не разговаривали… Не знаю, с чего и начать.
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Очень хочу, — ответила она не задумываясь. Потом добавила с легким замешательством: — Если ты вполне здоров.
— Конечно же здоров.
Она не стала оспаривать очевидную истину. Рана Феннахара, накрепко зашитая прокипяченными волокнами, зажила. К нему вернулись силы, а вместе с ними и горячее желание поскорее убраться из пещер. Она читала это по его лицу, по глазам, угадывала в каждом жесте… Ему был необходим свежий воздух, солнечный свет. Да, он хотел уйти, но уйти вместе с нею.
Впрочем, за все время уединения Террза Феннахар ни разу не пытался поторопить ее с окончательным решением, за что она была ему очень признательна. Разве может она бросить сына, пока он сражается с обуревающими его демонами. Хоть это и маловероятно, но Террзу, возможно, понадобится тепло материнского участия. Однако сколь бы тактичен ни был Феннахар, его долготерпение рано или поздно иссякнет. Как долго он согласится ждать?
Теперь неопределенность наконец разрешится, и Верран чувствовала, что ее разбирает любопытство, смешанное с волнением. С каким настроением выйдет Террз из своего отшельничества? О том оставалось только гадать, хотя одно можно было сказать наверняка: результат длительного уединения будет налицо. В том она ничуть не сомневалась.
Вместе с Феннахаром они прошли нескончаемыми коридорами и вскоре оказались в тесном туннеле, что вел к Обители, где Террз провел последние малые вены. У входа несли караул Фтриллжнр Рдсдр и парочка его вооруженных до зубов сородичей. Верран опешила — часовые показались ей провозвестниками новых и весьма досадных веяний, наметившихся в жизни вардрулов. Мелькнула мысль, не воспротивятся ли они появлению Феннахара. Однако Фтриллжнры не попытались их остановить, лишь поприветствовали вежливыми трелями, и люди боком протиснулись в узкую щель.
В конце прохода, у занавешенного входа в Обитель, Верран остановилась, силясь унять бешеное биение сердца, инстинктивно потянулась к руке Феннахара, крепко сжала ее и только потом громко спросила:
— Террз… к тебе можно?
— Входи, мама.
Не почудилось ли ей, что его голос изменился? Или она просто не замечала раньше его удивительную мелодичность? Верран с Феннахаром отодвинули занавеску и замерли как вкопанные.
Одежды на Террзе никакой не было. Даже не источай каменные стены приглушенного света, его собственное свечение сполна осветило бы произошедшую метаморфозу. Руки, ноги, туловище — все изменилось до неузнаваемости. Но дольше всего взгляд матери задержался не на теле — на голове. Куда девались густые черные волосы, брови, ресницы? Контуры черепа под лучистой кожей сделались непередаваемо чужими. Черты стали резкими, губы почти совсем исчезли. Неизменным осталось только одно — то, что окаймляли теперь круговые валики подвижных мышц. Его глаза. В отличие от пенно-белесых глаз обитателей пещер, радужка новообращенного вардрула сохранила непроницаемую черноту. И теперь, несмотря на столь явный огрех, в них отражалось нечто совершенно новое… Душевный покой? Или безмятежность?
Гармония. В них отражается гармония, подумала Верран и подивилась собственному самообладанию. Феннахар, до боли сжавший ее руку, сделался белее мела. Для нее же увиденное не стало потрясением. Только сейчас она осознала, как долго внутренне готовилась к этому моменту. То, чего она так боялась, в конце концов свершилось — так есть ли смысл убиваться? Среди переполнявших ее чувств преобладало скорее спокойное приятие случившегося, даже некое облегчение оттого, что не надо больше терзаться ожиданием. Она спросила:
— Доволен ли ты теперь, Террз?
— Более чем доволен, мама. — Да, в его голосе, бесспорно, появилась незнакомая напевность. — Впервые ощущаю, что я не один, что больше не заперт в одиночной камере своего сознания.
— О чем ты?
— Наконец я смог соприкоснуться с другими. Познать Предков. Я общался с архипатриархом Фал-Грижни, познал силу его и гнев, саму его сущность. Теперь мне все ясно.
Пока Террз говорил, плоть его светилась все ярче, свидетельствуя об охватившем его восторге.
— Ты видел лорда Грижни?
— Я проникся его руу. Теперь и у меня есть клан.
Он взял ее за руку, сплел пальцы со своими, теперь уже больше похожими на щупальца, и это прикосновение впервые озарило его тело немыслимо ярким сиянием — тем самым, которое возникает лишь от ощущения полного единения, безоговорочного взаимопонимания с родным существом.
Верран показалось, что и ее нервные окончания откликнулись на этот зов. А может, просто разыгралось воображение. На какое-то время воцарилась тишина. Она следила за тем, как сокращаются, реагируя на недоступные ей ощущения, окологлазные мышцы. Просто стояла и смотрела на сына, а потом тихо произнесла:
— Знаешь, я рада за тебя, за твою… гармонию. Рада, что ты обрел то, к чему так стремился. Но я даже не знаю, что сказать тебе.
— Это оттого, что говорить нам, по сути, не о чем. — Террз потускнел и резко выпустил ее руку. — Не так давно ты сказала, что хочешь вместе с Феннахаром уйти из пещер. Мудрое решение, поскольку людям здесь не место. Еще тебе хотелось, чтобы я отправился с вами. Ответом пусть служит мое перевоплощение. Теперь мой дом здесь, и отсюда я не уйду. Мама, ты достаточно великодушна, чтобы порадоваться за меня, но не можешь не понимать, что на том мы и расстанемся.
Верран молча склонила голову, и вместо нее заговорил Феннахар:
— Террз, даже теперь еще не поздно все изменить. Будь на то ваша воля, вы всегда вольны совершить обратное превращение.
Террз выгнул пальцы в обратную сторону характерным жестом отрицания.
— Сама мысль о возвращении к былому уродству наполняет меня таким ужасом, что мне, пожалуй, при всем желании не удалось бы достичь необходимого для ее осуществления уровня магической концентрации. Магия не дается противящемуся уму.
— Может быть, хотя бы попытаетесь ради матери?
— Феннахар, не так давно мы обменялись рукопожатиями, но даже вам я вынужден отказать. Мой дом здесь, и другого у меня не будет. Отныне я всецело посвящу себя тому, чтобы защитить кланы. Запечатаю главные входы в пещеры, скрою от чужих глаз малые лазы, и тогда, возможно, мы навсегда оградим себя от вражеских нашествий. Выберу себе сестру-супругу, и клан мой будет жить в веках.
Верран от удивления обронила:
— Но Змадрк Четырнадцатая?..
— …Всегда будет жить в моей памяти. Однако выбрать новую супругу необходимо, чтобы клан Фал-Грижни не прекратился. Того желают Предки.
Его собеседники молчали, и после непродолжительной паузы Террз спросил:
— Куда хотите направиться?
— В Сзар, а может, в Стрелл, — ответил Феннахар. — Обратно в Ланти-Юм нам дороги нет, да и не нужно. Мой брат Фрев позаботится о том, чтобы мы не бедствовали.
Взгляд Верран в это время блуждал по Обители, остановившись наконец на нише, в которой были аккуратно сложены толстый фолиант, свиток пергамента, кожаная папка и тонкая золотая пластинка.
— Дневники, — указала она глазами. — Дневники лорда Грижни. Мы заберем их с собой.
— Нет, мама, — спокойно и твердо ответил Террз.
— Ты получишь их обратно. Обещаю. Ведь знаешь, как они нужны.
— Нет. Я дал указание сородичам ни в коем случае не допустить, чтобы записи покинули пределы пещер.
— Как ты смеешь? Дневники были вверены мне, и только мне!
— Но не затем, чтобы их употребили вразрез с желаниями и стремлениями патриарха Грижни. Сейчас ты действуешь с позиции врага, пытаешься нарушить его планы, я же отстаиваю его интересы.
— Да что ты знаешь об интересах лорда Грижни?
— Многое. Ведь я говорил с ним, мама. Понимаешь, говорил. Его гнев горек и беспределен, как сама смерть. Он горит желанием отомстить своим убийцам, покарать Ланти-Юм, похоронить навеки во Тьме и отнять у людей остров Далион. Я не вправе противиться замыслам патриарха и вам не позволю. То, что он задумал, непременно исполнится.
— Террз, он был несказанно зол и не помнил себя от гнева. Но твой отец был вместе с тем наделен и добротой, и милосердием. Имей он время хорошенько подумать…
— И он бы изменил решение? Отнюдь. Я знаю, ведь я общался с Предками. Наложенное отцом проклятие — лишь предпосылка грядущего освобождения вардрулов от тягостного пещерного существования. Однажды придет великий вождь, который выведет нас на поверхность и поможет завоевать то, что некогда принадлежало нам по праву. Возможно, этим вождем стану я. Возможно, кто-то из моих потомков. Ничуть не сомневаюсь, что именно эта надежда вдохновила патриарха Грижни с помощью магии подготовить почву для нашего прихода. Нам не дано узнать, когда именно случится эта перемена, но патриарх может спать спокойно: мы встретим ее во всеоружии.
— Разве нет у тебя чувства справедливости? Элементарной жалости?
— Есть. К вардрулам, которые подверглись беспричинным гонениям со стороны людей. Но полно, мама. Неужели нам так уж нужно спорить и пререкаться? Ведь совсем скоро мы расстанемся. Давай помиримся.
— И я хочу того же! Только… как ты не понимаешь, скольких людей по собственной воле обрекаешь на муки и гибель? Разве тебя не смущает то, что пострадают невинные представители человеческого рода… твоего рода?
— Отныне он уже не мой.
— Ты уверен? — Она посмотрела сыну в глаза. — Террз, в тебе есть и всегда будет очень много от человека. Всегда.
— Раз так, клянусь тебе, я обязательно искореню в себе остатки человеческой природы. Я — вардрул.
— Что это? — спросил Хар-Феннахар.
— Просьба явиться, — был ответ. — От Террза.
— Наконец. Пойдешь прямо сейчас? Она кивнула.
— После всего, что произошло, мне страшновато с ним встречаться. Он столько пережил, так изменился, что стал едва ли не чужим. Такое ощущение, будто я его вовсе не знаю. К тому же мы так долго не разговаривали… Не знаю, с чего и начать.
— Хочешь, я пойду с тобой?
— Очень хочу, — ответила она не задумываясь. Потом добавила с легким замешательством: — Если ты вполне здоров.
— Конечно же здоров.
Она не стала оспаривать очевидную истину. Рана Феннахара, накрепко зашитая прокипяченными волокнами, зажила. К нему вернулись силы, а вместе с ними и горячее желание поскорее убраться из пещер. Она читала это по его лицу, по глазам, угадывала в каждом жесте… Ему был необходим свежий воздух, солнечный свет. Да, он хотел уйти, но уйти вместе с нею.
Впрочем, за все время уединения Террза Феннахар ни разу не пытался поторопить ее с окончательным решением, за что она была ему очень признательна. Разве может она бросить сына, пока он сражается с обуревающими его демонами. Хоть это и маловероятно, но Террзу, возможно, понадобится тепло материнского участия. Однако сколь бы тактичен ни был Феннахар, его долготерпение рано или поздно иссякнет. Как долго он согласится ждать?
Теперь неопределенность наконец разрешится, и Верран чувствовала, что ее разбирает любопытство, смешанное с волнением. С каким настроением выйдет Террз из своего отшельничества? О том оставалось только гадать, хотя одно можно было сказать наверняка: результат длительного уединения будет налицо. В том она ничуть не сомневалась.
Вместе с Феннахаром они прошли нескончаемыми коридорами и вскоре оказались в тесном туннеле, что вел к Обители, где Террз провел последние малые вены. У входа несли караул Фтриллжнр Рдсдр и парочка его вооруженных до зубов сородичей. Верран опешила — часовые показались ей провозвестниками новых и весьма досадных веяний, наметившихся в жизни вардрулов. Мелькнула мысль, не воспротивятся ли они появлению Феннахара. Однако Фтриллжнры не попытались их остановить, лишь поприветствовали вежливыми трелями, и люди боком протиснулись в узкую щель.
В конце прохода, у занавешенного входа в Обитель, Верран остановилась, силясь унять бешеное биение сердца, инстинктивно потянулась к руке Феннахара, крепко сжала ее и только потом громко спросила:
— Террз… к тебе можно?
— Входи, мама.
Не почудилось ли ей, что его голос изменился? Или она просто не замечала раньше его удивительную мелодичность? Верран с Феннахаром отодвинули занавеску и замерли как вкопанные.
Одежды на Террзе никакой не было. Даже не источай каменные стены приглушенного света, его собственное свечение сполна осветило бы произошедшую метаморфозу. Руки, ноги, туловище — все изменилось до неузнаваемости. Но дольше всего взгляд матери задержался не на теле — на голове. Куда девались густые черные волосы, брови, ресницы? Контуры черепа под лучистой кожей сделались непередаваемо чужими. Черты стали резкими, губы почти совсем исчезли. Неизменным осталось только одно — то, что окаймляли теперь круговые валики подвижных мышц. Его глаза. В отличие от пенно-белесых глаз обитателей пещер, радужка новообращенного вардрула сохранила непроницаемую черноту. И теперь, несмотря на столь явный огрех, в них отражалось нечто совершенно новое… Душевный покой? Или безмятежность?
Гармония. В них отражается гармония, подумала Верран и подивилась собственному самообладанию. Феннахар, до боли сжавший ее руку, сделался белее мела. Для нее же увиденное не стало потрясением. Только сейчас она осознала, как долго внутренне готовилась к этому моменту. То, чего она так боялась, в конце концов свершилось — так есть ли смысл убиваться? Среди переполнявших ее чувств преобладало скорее спокойное приятие случившегося, даже некое облегчение оттого, что не надо больше терзаться ожиданием. Она спросила:
— Доволен ли ты теперь, Террз?
— Более чем доволен, мама. — Да, в его голосе, бесспорно, появилась незнакомая напевность. — Впервые ощущаю, что я не один, что больше не заперт в одиночной камере своего сознания.
— О чем ты?
— Наконец я смог соприкоснуться с другими. Познать Предков. Я общался с архипатриархом Фал-Грижни, познал силу его и гнев, саму его сущность. Теперь мне все ясно.
Пока Террз говорил, плоть его светилась все ярче, свидетельствуя об охватившем его восторге.
— Ты видел лорда Грижни?
— Я проникся его руу. Теперь и у меня есть клан.
Он взял ее за руку, сплел пальцы со своими, теперь уже больше похожими на щупальца, и это прикосновение впервые озарило его тело немыслимо ярким сиянием — тем самым, которое возникает лишь от ощущения полного единения, безоговорочного взаимопонимания с родным существом.
Верран показалось, что и ее нервные окончания откликнулись на этот зов. А может, просто разыгралось воображение. На какое-то время воцарилась тишина. Она следила за тем, как сокращаются, реагируя на недоступные ей ощущения, окологлазные мышцы. Просто стояла и смотрела на сына, а потом тихо произнесла:
— Знаешь, я рада за тебя, за твою… гармонию. Рада, что ты обрел то, к чему так стремился. Но я даже не знаю, что сказать тебе.
— Это оттого, что говорить нам, по сути, не о чем. — Террз потускнел и резко выпустил ее руку. — Не так давно ты сказала, что хочешь вместе с Феннахаром уйти из пещер. Мудрое решение, поскольку людям здесь не место. Еще тебе хотелось, чтобы я отправился с вами. Ответом пусть служит мое перевоплощение. Теперь мой дом здесь, и отсюда я не уйду. Мама, ты достаточно великодушна, чтобы порадоваться за меня, но не можешь не понимать, что на том мы и расстанемся.
Верран молча склонила голову, и вместо нее заговорил Феннахар:
— Террз, даже теперь еще не поздно все изменить. Будь на то ваша воля, вы всегда вольны совершить обратное превращение.
Террз выгнул пальцы в обратную сторону характерным жестом отрицания.
— Сама мысль о возвращении к былому уродству наполняет меня таким ужасом, что мне, пожалуй, при всем желании не удалось бы достичь необходимого для ее осуществления уровня магической концентрации. Магия не дается противящемуся уму.
— Может быть, хотя бы попытаетесь ради матери?
— Феннахар, не так давно мы обменялись рукопожатиями, но даже вам я вынужден отказать. Мой дом здесь, и другого у меня не будет. Отныне я всецело посвящу себя тому, чтобы защитить кланы. Запечатаю главные входы в пещеры, скрою от чужих глаз малые лазы, и тогда, возможно, мы навсегда оградим себя от вражеских нашествий. Выберу себе сестру-супругу, и клан мой будет жить в веках.
Верран от удивления обронила:
— Но Змадрк Четырнадцатая?..
— …Всегда будет жить в моей памяти. Однако выбрать новую супругу необходимо, чтобы клан Фал-Грижни не прекратился. Того желают Предки.
Его собеседники молчали, и после непродолжительной паузы Террз спросил:
— Куда хотите направиться?
— В Сзар, а может, в Стрелл, — ответил Феннахар. — Обратно в Ланти-Юм нам дороги нет, да и не нужно. Мой брат Фрев позаботится о том, чтобы мы не бедствовали.
Взгляд Верран в это время блуждал по Обители, остановившись наконец на нише, в которой были аккуратно сложены толстый фолиант, свиток пергамента, кожаная папка и тонкая золотая пластинка.
— Дневники, — указала она глазами. — Дневники лорда Грижни. Мы заберем их с собой.
— Нет, мама, — спокойно и твердо ответил Террз.
— Ты получишь их обратно. Обещаю. Ведь знаешь, как они нужны.
— Нет. Я дал указание сородичам ни в коем случае не допустить, чтобы записи покинули пределы пещер.
— Как ты смеешь? Дневники были вверены мне, и только мне!
— Но не затем, чтобы их употребили вразрез с желаниями и стремлениями патриарха Грижни. Сейчас ты действуешь с позиции врага, пытаешься нарушить его планы, я же отстаиваю его интересы.
— Да что ты знаешь об интересах лорда Грижни?
— Многое. Ведь я говорил с ним, мама. Понимаешь, говорил. Его гнев горек и беспределен, как сама смерть. Он горит желанием отомстить своим убийцам, покарать Ланти-Юм, похоронить навеки во Тьме и отнять у людей остров Далион. Я не вправе противиться замыслам патриарха и вам не позволю. То, что он задумал, непременно исполнится.
— Террз, он был несказанно зол и не помнил себя от гнева. Но твой отец был вместе с тем наделен и добротой, и милосердием. Имей он время хорошенько подумать…
— И он бы изменил решение? Отнюдь. Я знаю, ведь я общался с Предками. Наложенное отцом проклятие — лишь предпосылка грядущего освобождения вардрулов от тягостного пещерного существования. Однажды придет великий вождь, который выведет нас на поверхность и поможет завоевать то, что некогда принадлежало нам по праву. Возможно, этим вождем стану я. Возможно, кто-то из моих потомков. Ничуть не сомневаюсь, что именно эта надежда вдохновила патриарха Грижни с помощью магии подготовить почву для нашего прихода. Нам не дано узнать, когда именно случится эта перемена, но патриарх может спать спокойно: мы встретим ее во всеоружии.
— Разве нет у тебя чувства справедливости? Элементарной жалости?
— Есть. К вардрулам, которые подверглись беспричинным гонениям со стороны людей. Но полно, мама. Неужели нам так уж нужно спорить и пререкаться? Ведь совсем скоро мы расстанемся. Давай помиримся.
— И я хочу того же! Только… как ты не понимаешь, скольких людей по собственной воле обрекаешь на муки и гибель? Разве тебя не смущает то, что пострадают невинные представители человеческого рода… твоего рода?
— Отныне он уже не мой.
— Ты уверен? — Она посмотрела сыну в глаза. — Террз, в тебе есть и всегда будет очень много от человека. Всегда.
— Раз так, клянусь тебе, я обязательно искореню в себе остатки человеческой природы. Я — вардрул.