Страница:
«Когда мир погибнет в атомном пожарище, только в море мы найдем избавление», — таков был ее девиз.
Все большее число молодых людей приходили к убеждению, что они уже достигли совершенства. Они охотно записывали на имя общины свое имущество, из кратких побывок дома привозили драгоценности и наличные деньги. Приближалась самая короткая ночь в году. Ночь крещения и испытания. Хантер уже знал много, однако, хотел познать проблему до конца. Добыть доказательства. Пробы пищи, которые он передавал Франку, содержали, как показал анализ, все больше наркотиков, соединяющих по своему действию страсть с безволием и чрезмерную впечатлительность с интеллектуальным отупением.
Рано утром, в день, предваряющий ночь святого Иоанна (будучи адвентистом, он в святых не верил, но в секте людорыб должен был забыть даже о праздновании субботы), он попался. Сьюзи созвала общину, транслируя через динамик усиленный шум моря.
— Это чье? — спросила она, размахивая приемопередатчиком.
Никто не признался. Провели публичную исповедь. Она тоже не выявила виновного. Джин благословлял тренировку воли, которая позволила обмануть даже тонкие органы чувств Русалки. Он надеялся, что Франк, располагая таким количеством доказательств, вызовет помощь. Однако минул полдень и ничего не произошло. Во время послеполуденных размышлений, когда жрица снова погрузилась в ванну, а остальные верующие — в транс, Хантер выскользнул из Круга и покинул ферму по ранее обнаруженной тропинке через заросли. От палатки Франка его отделяли два километра. Но не надо было бежать так далеко. В двухстах метрах от фермы он наткнулся на тело, покрытое плотным слоем техасских муравьев. Франк был мертв уже часа два. Джин потерял голову. Хотел бежать, но через несколько минут понял, что бежит к ферме. Пытался завернуть. Напрасно. Рядом с ним выросла Фара, длинноногая стражница с автоматом.
— Где ты болтаешься во время Великого Сосредоточения? — проворчала она, приоткрывая прелестные, но хищные зубки.
— Ходил оправиться, — неудачно солгал он.
Она велела ему возвращаться в Круг. Пожалуй, она тоже была немного взвинчена. Как он успел заметить, стражницы только формально входили в общину. Они не участвовали в сосредоточениях, столовались отдельно ото всех вместе с Сьюзи, избегая таким образом одурманивающих наркотиков.
До полуночи он не мог даже и думать о том, чтобы вырваться из группы. Ему с трудом удалось симулировать принятие пищи, в которой должна была содержаться усиленная доза наркотика. Около восьми вечера все погрузились в сон. Все, за исключением Сьюзи и стражниц. Прикинувшись спящим, Джин из-под полуприкрытых век наблюдал как стражницы поспешно снимают лампы, упаковывают в автомобиль оборудование, в том числе и личные вещи общинников. Старательно обыскивают дом. Только бдительная Фара неподвижно стояла во дворе и следила за спящими. Мысль о бегстве походила на мечту отрубленной головы воссоединиться с телом. Сигналом побудки был звук волн и магнитофонный крик чаек. Все вскочили, чрезвычайно возбужденные. Потекли слова молитвы:
«Пришел час,
Час Великого Крещения!
Погрузимся в истину,
Да покроет она нас хрустальной гладью.
Вернемся в природу,
Уйдем в воду,
Станем водой!
Уйдем в воду,
Станем водой!»
А потом начался сумасшедший головокружительный спринт. Все на ходу скидывали остатки одежды. Позже их собирали стражницы. Легкие, как перышки, как космонавты на Луне, подскакивая в удивительнейших тройных прыжках, девушки и юноши мчались, стремились, летели к пляжу. «Мы легкие, умелые, бессмертные», — звучали слова заученного гимна. Уже у самой воды Джин кинулся в сторону и влетел в кусты.
Тем временем несколько десятков молодых людей спустились на пляж. Море было темное, бурное.
В трансе они прыгали в глубину. Крики радости заглушал гул и всплески воды. На скале появилась Сьюзи. Надо сказать, она прекрасно выбрала этот заливчик, невидимый как с полного моря, так и с суши.
В руке она держала сильный фонарь. Осветила волны. Некоторые из приверженцев веры, видимо, отрезвели, потому что пытались плыть, взывать о помощи. Двое взобрались на скалу, но их там уже ждали стражницы, вооруженные длинными жердями. Нескольким отчаянно кричавшим пловцам прицепили к ногам железные скобы. А потом случилось то, чего Хантер не мог понять. Сьюзи прыгнула в воду, вместо ног у нее оказался хвост, покрытый рыбьей чешуей. Прыгая по волнам, она мчалась навстречу бушующим гривам прибоя.
Неожиданно она обернулась. Подняла правую руку и крикнула. Пять стражниц сразу же бросили жерди, принялись вопить и размахивать руками. Это был крик страшный, отчаянный, болезненный. Крик человека, которого обманули и который не может понять, почему и зачем. Хантеру показалось, что он спит. Бегая по пляжу, девушки стали уменьшаться, их голоса делались все пискливее. И вдруг они начали отрываться от песка. Их руки покрылись перьями, тела стали совсем маленькими, а крик — обычным криком чаек. Еще минута, и стая рассыпалась, носясь над волнами, поглотившими людорыб. Джин убежал.
В придорожном мотеле записал свои показания на магнитофоне и выслал кассету в ФБР. Ожидая трансконтинентального автобуса, пошел немного передохнуть. Он получил очень хороший номер на пятом этаже. Поскольку он попросил его разбудить, ему позвонили в половине седьмого. Никто не ответил. Горничная обнаружила, что ключ торчит в скважине со стороны комнаты. Дверь выломали.
Хантер лежал одетый, в костюме и туфлях, на дне заполненной водой ванны. Смерть наступила в результате утопления. Никаких признаков насилия. Только живущий напротив старичок утверждал, что около восемнадцати часов видел вылетающих из окна огромных чаек.
Дорога в Эверглейдс идет по самому центру флоридских болот, трясин и разливов. Это район испарений, нездоровый, неприятный. Показания Джина Хантера стали известны Меффу благодаря болтливости одного из пронырливых газетчиков, который опубликовал большую статью после случая с исчезновением магнитофонной пленки репортера из архива ФБР. Разумеется, в статье не упоминалось имя Сьюзи Уотерс (у нее в запасе было много имен), не было и намеков на то, что секта людорыб из Корпус-Кристи может иметь что-либо общего с существующей почти год общиной во Флориде.
Фаусон ехал быстро и благодарил конструкторов из «Дженерал Моторс» за климатизацию салона. Он вводил машину в широкий вираж и тут его остановили двое полицейских. Дорога была перекрыта. На обочине стояло около двух десятков автомобилей. Крутились фоторепортеры.
— Что случилось? — поинтересовался Мефф.
— Наконец-то до них добрались, — заметил красномордый репортер из «Вашингтон Пост».
— До кого?
— До людорыб. Давно за ними охотились. А сегодня, сдается, прихватили компанию при попытке коллективного утопления!
— Когда?
— Несколько часов назад, в середине ночи. Сейчас идет облава на этих бешеных эриний. Жрицу и ее стражниц.
Над головами затарахтел вертолет.
— Отлично сработано, — сказал репортер. Операция, действительно, была проведена прекрасно.
Когда толпа ошеломленных кандидатов в утопленники оказалась на краю залива (видимо, на сей раз Сьюзи решила не рисковать в открытом море), их встретили вынырнувшие из воды аквалангисты. Прожектора залили район фермы потоками света. Из зарослей выскочили вооруженные полицейские. Стражницы словно ошалели. Одна из них принялась бестолково палить из автомата» но ее прикончил меткий выстрел снайпера, другие пытались нырнуть в джунгли. Две последние упали на колени, распевая гимн смерти. А сама Русалка?
Она только на мгновение потеряла самообладание. Потом замкнулась в одной из каморок. Ее тут же окружили агенты. Призвали сдаться. Тогда из каморки начали выползать змеи. Сотни змей самой разной величины. Пораженные функционеры принялись стрелять в гадов из автоматов.
Зрелище было необыкновенное. Клубки змей, разрываемых пулями, живой клубок гадин в свете прожекторов. Утопленница воспользовалась замешательством. Через крышу выбралась на крону дерева, ловко перескочила, словно белка, на другое.
— Туда, туда сбежала! — крикнул один из полицейских.
Однако было поздно. Главная виновница была уже вне кольца облавы. Ее поглотила зеленая, влажная пуща, которая была ее естественной стихией.
Однако преследователи не теряли надежд. Новые подразделения образовали более широкий круг. Патрули прочесывали лес, в воздухе кружили вертолеты. Привели собак, те тут же взяли след. На ночь Крещения жрица умастила тело особо пахучими маслами.
Около 8:00 погиб старший сержант Карсон. Его удушили маленькие женские ручки с длинными коготками. Спустя четверть часа патруль из трех человек наткнулся на согбенную старушку, занятую сбором даров леса.
Попытка установить ее личность окончилась трагически. Один из полицейских погиб, застреленный из пистолета старшего сержанта Карсона, другому удар, нанесенный с поразительной точностью, раздробил солнечное сплетение, третий — захлебнулся в небольшой грязно-желтой луже. Тот, кто все это сделал, должен был обладать нечеловеческой силой.
Мефф Фаусон стоял и беседовал с корреспондентом «Вашингтон Пост», чувствуя, что обязан вмешаться и помочь коллеге. Но как?
Вдруг он почувствовал холодную дрожь. Обернулся. Из микроавтобуса, остановившегося за ним, вылезло несколько священников, у самого высокого было лицо испанского инквизитора. Фаусон в нормальных условиях относился к священникам безразлично, однако на сей раз почувствовал себя не в своей тарелке.
Итак, они взялись за ум. Вызвали заклинателя бесов.
Он пытался держаться нормально. Вернулся к машине. Начал ее отводить назад. Для этого повернул голову и тут же встретился взглядом с глазами «испанца». Почувствовал слабость. В горящих очах «раба божьего» была сила, с какой Мефф до сих пор не встречался.
«Меня распознали», — подумал он и врубил задний ход. Чувствовал, как его покидают силы. Тем временем священник повернулся к своему соседу с добродушной внешностью приходского священника, и одновременно достал из кармана маленький крестик.
Неосатана облился потом. Последними усилиями слабеющих мышц выжал педаль газа. Автомобиль словно сумасшедший рванулся назад. Продолжая ехать задом, Мефф добрался до поворота. Здесь слабость прошла. Он развернул машину и снова помчался не думая ни о Русалке, ни о миссии, мечтая лишь о том, чтобы никогда больше не встречать испанского священника.
В полутора милях дальше на дорогу вышла женщина. Практически она просто прыгнула ему под колеса.
— Ну, везет! — бросил он сквозь зубы.
Женщина, пожилая американка в фиолетовом парике и огненно-красной накидке, бесцеремонно бросила:
— В Майами.
Он уже собирался буркнуть что-то неприятное, когда ему в голову пришло, что с пассажиркой он будет не столь подозрительным.
Пригласил ее сесть. Тронулись. Женщина молчала. От нее исходил такой сильный аромат духов, что Мефф вынужден был широко раскрыть окна. Через милю их ожидал завал. Мефф беспокойно вглядывался, ища среди полицейских попа. Попа не было. Пока он лихорадочно раздумывал, что делать, услышал рядом тихохонькое:
— Шестью шесть!
Он, словно буря, пролетел завал, протаранив два мотоцикла и несколько бочек. Было ясно, что со следующей преградой у них дело так гладко не пройдет. Однако Русалка не теряла самообладания.
— Исчезать умеешь? — спросила она.
— Только проникать через традиционные строительные элементы.
— Заклятия разнятся всего одним словом. Но я стою слишком низко на служебной лестнице, чтобы выговорить его лично. Кроме того, на это требуется около пятнадцати минут.
Она сообщила нужную формулу. А потом, когда Мефф произносил ее соответствующим тоном, прижалась к нему, такая женственная, беспомощная, какой только и может быть нормальная женщина. Вместо запаха духов, улетучившихся, как воспоминание о туристке, труп которой без парика и одежды стыл где-то в кювете, всего сильнее ощущался ее естественный аромат — воды, водорослей, тины и даже немного свежей рыбы.
Когда из-за поворота появился голубой «форд», капитан дал сигнал. Стрелки опустились на колени за преградой. Местный пастор поднял библию… Однако автомобилю, видимо, надоело таранить преграды и он остановился в метре от завала. Полицейские подбежали, держа оружие наизготовку. Открыли дверцы. Внутри было пусто, хотя аромат духов еще не выветрился.
Капитан выругался. Пастору очень хотелось сделать то же самое. Однако они не собирались сдаваться. Пешком беглецы не могли уйти далеко. Один из солдат отвел машину за завал, остальные двинулись вперед. Прошло, вероятно, минут пять, когда предоставленный самому себе автомобиль начал медленно-медленно катиться по обочине. Потом заворчал двигатель, автоматически переключилась скорость.
«И снова удача!» — удовлетворенно подумал Мефф Фаусон. Ибо он относился к тому весьма распространенному типу людей, которых поражение расхолаживает, успех же, пусть даже и незаслуженный, окрыляет.
XII
Все большее число молодых людей приходили к убеждению, что они уже достигли совершенства. Они охотно записывали на имя общины свое имущество, из кратких побывок дома привозили драгоценности и наличные деньги. Приближалась самая короткая ночь в году. Ночь крещения и испытания. Хантер уже знал много, однако, хотел познать проблему до конца. Добыть доказательства. Пробы пищи, которые он передавал Франку, содержали, как показал анализ, все больше наркотиков, соединяющих по своему действию страсть с безволием и чрезмерную впечатлительность с интеллектуальным отупением.
Рано утром, в день, предваряющий ночь святого Иоанна (будучи адвентистом, он в святых не верил, но в секте людорыб должен был забыть даже о праздновании субботы), он попался. Сьюзи созвала общину, транслируя через динамик усиленный шум моря.
— Это чье? — спросила она, размахивая приемопередатчиком.
Никто не признался. Провели публичную исповедь. Она тоже не выявила виновного. Джин благословлял тренировку воли, которая позволила обмануть даже тонкие органы чувств Русалки. Он надеялся, что Франк, располагая таким количеством доказательств, вызовет помощь. Однако минул полдень и ничего не произошло. Во время послеполуденных размышлений, когда жрица снова погрузилась в ванну, а остальные верующие — в транс, Хантер выскользнул из Круга и покинул ферму по ранее обнаруженной тропинке через заросли. От палатки Франка его отделяли два километра. Но не надо было бежать так далеко. В двухстах метрах от фермы он наткнулся на тело, покрытое плотным слоем техасских муравьев. Франк был мертв уже часа два. Джин потерял голову. Хотел бежать, но через несколько минут понял, что бежит к ферме. Пытался завернуть. Напрасно. Рядом с ним выросла Фара, длинноногая стражница с автоматом.
— Где ты болтаешься во время Великого Сосредоточения? — проворчала она, приоткрывая прелестные, но хищные зубки.
— Ходил оправиться, — неудачно солгал он.
Она велела ему возвращаться в Круг. Пожалуй, она тоже была немного взвинчена. Как он успел заметить, стражницы только формально входили в общину. Они не участвовали в сосредоточениях, столовались отдельно ото всех вместе с Сьюзи, избегая таким образом одурманивающих наркотиков.
До полуночи он не мог даже и думать о том, чтобы вырваться из группы. Ему с трудом удалось симулировать принятие пищи, в которой должна была содержаться усиленная доза наркотика. Около восьми вечера все погрузились в сон. Все, за исключением Сьюзи и стражниц. Прикинувшись спящим, Джин из-под полуприкрытых век наблюдал как стражницы поспешно снимают лампы, упаковывают в автомобиль оборудование, в том числе и личные вещи общинников. Старательно обыскивают дом. Только бдительная Фара неподвижно стояла во дворе и следила за спящими. Мысль о бегстве походила на мечту отрубленной головы воссоединиться с телом. Сигналом побудки был звук волн и магнитофонный крик чаек. Все вскочили, чрезвычайно возбужденные. Потекли слова молитвы:
«Пришел час,
Час Великого Крещения!
Погрузимся в истину,
Да покроет она нас хрустальной гладью.
Вернемся в природу,
Уйдем в воду,
Станем водой!
Уйдем в воду,
Станем водой!»
А потом начался сумасшедший головокружительный спринт. Все на ходу скидывали остатки одежды. Позже их собирали стражницы. Легкие, как перышки, как космонавты на Луне, подскакивая в удивительнейших тройных прыжках, девушки и юноши мчались, стремились, летели к пляжу. «Мы легкие, умелые, бессмертные», — звучали слова заученного гимна. Уже у самой воды Джин кинулся в сторону и влетел в кусты.
Тем временем несколько десятков молодых людей спустились на пляж. Море было темное, бурное.
В трансе они прыгали в глубину. Крики радости заглушал гул и всплески воды. На скале появилась Сьюзи. Надо сказать, она прекрасно выбрала этот заливчик, невидимый как с полного моря, так и с суши.
В руке она держала сильный фонарь. Осветила волны. Некоторые из приверженцев веры, видимо, отрезвели, потому что пытались плыть, взывать о помощи. Двое взобрались на скалу, но их там уже ждали стражницы, вооруженные длинными жердями. Нескольким отчаянно кричавшим пловцам прицепили к ногам железные скобы. А потом случилось то, чего Хантер не мог понять. Сьюзи прыгнула в воду, вместо ног у нее оказался хвост, покрытый рыбьей чешуей. Прыгая по волнам, она мчалась навстречу бушующим гривам прибоя.
Неожиданно она обернулась. Подняла правую руку и крикнула. Пять стражниц сразу же бросили жерди, принялись вопить и размахивать руками. Это был крик страшный, отчаянный, болезненный. Крик человека, которого обманули и который не может понять, почему и зачем. Хантеру показалось, что он спит. Бегая по пляжу, девушки стали уменьшаться, их голоса делались все пискливее. И вдруг они начали отрываться от песка. Их руки покрылись перьями, тела стали совсем маленькими, а крик — обычным криком чаек. Еще минута, и стая рассыпалась, носясь над волнами, поглотившими людорыб. Джин убежал.
В придорожном мотеле записал свои показания на магнитофоне и выслал кассету в ФБР. Ожидая трансконтинентального автобуса, пошел немного передохнуть. Он получил очень хороший номер на пятом этаже. Поскольку он попросил его разбудить, ему позвонили в половине седьмого. Никто не ответил. Горничная обнаружила, что ключ торчит в скважине со стороны комнаты. Дверь выломали.
Хантер лежал одетый, в костюме и туфлях, на дне заполненной водой ванны. Смерть наступила в результате утопления. Никаких признаков насилия. Только живущий напротив старичок утверждал, что около восемнадцати часов видел вылетающих из окна огромных чаек.
Дорога в Эверглейдс идет по самому центру флоридских болот, трясин и разливов. Это район испарений, нездоровый, неприятный. Показания Джина Хантера стали известны Меффу благодаря болтливости одного из пронырливых газетчиков, который опубликовал большую статью после случая с исчезновением магнитофонной пленки репортера из архива ФБР. Разумеется, в статье не упоминалось имя Сьюзи Уотерс (у нее в запасе было много имен), не было и намеков на то, что секта людорыб из Корпус-Кристи может иметь что-либо общего с существующей почти год общиной во Флориде.
Фаусон ехал быстро и благодарил конструкторов из «Дженерал Моторс» за климатизацию салона. Он вводил машину в широкий вираж и тут его остановили двое полицейских. Дорога была перекрыта. На обочине стояло около двух десятков автомобилей. Крутились фоторепортеры.
— Что случилось? — поинтересовался Мефф.
— Наконец-то до них добрались, — заметил красномордый репортер из «Вашингтон Пост».
— До кого?
— До людорыб. Давно за ними охотились. А сегодня, сдается, прихватили компанию при попытке коллективного утопления!
— Когда?
— Несколько часов назад, в середине ночи. Сейчас идет облава на этих бешеных эриний. Жрицу и ее стражниц.
Над головами затарахтел вертолет.
— Отлично сработано, — сказал репортер. Операция, действительно, была проведена прекрасно.
Когда толпа ошеломленных кандидатов в утопленники оказалась на краю залива (видимо, на сей раз Сьюзи решила не рисковать в открытом море), их встретили вынырнувшие из воды аквалангисты. Прожектора залили район фермы потоками света. Из зарослей выскочили вооруженные полицейские. Стражницы словно ошалели. Одна из них принялась бестолково палить из автомата» но ее прикончил меткий выстрел снайпера, другие пытались нырнуть в джунгли. Две последние упали на колени, распевая гимн смерти. А сама Русалка?
Она только на мгновение потеряла самообладание. Потом замкнулась в одной из каморок. Ее тут же окружили агенты. Призвали сдаться. Тогда из каморки начали выползать змеи. Сотни змей самой разной величины. Пораженные функционеры принялись стрелять в гадов из автоматов.
Зрелище было необыкновенное. Клубки змей, разрываемых пулями, живой клубок гадин в свете прожекторов. Утопленница воспользовалась замешательством. Через крышу выбралась на крону дерева, ловко перескочила, словно белка, на другое.
— Туда, туда сбежала! — крикнул один из полицейских.
Однако было поздно. Главная виновница была уже вне кольца облавы. Ее поглотила зеленая, влажная пуща, которая была ее естественной стихией.
Однако преследователи не теряли надежд. Новые подразделения образовали более широкий круг. Патрули прочесывали лес, в воздухе кружили вертолеты. Привели собак, те тут же взяли след. На ночь Крещения жрица умастила тело особо пахучими маслами.
Около 8:00 погиб старший сержант Карсон. Его удушили маленькие женские ручки с длинными коготками. Спустя четверть часа патруль из трех человек наткнулся на согбенную старушку, занятую сбором даров леса.
Попытка установить ее личность окончилась трагически. Один из полицейских погиб, застреленный из пистолета старшего сержанта Карсона, другому удар, нанесенный с поразительной точностью, раздробил солнечное сплетение, третий — захлебнулся в небольшой грязно-желтой луже. Тот, кто все это сделал, должен был обладать нечеловеческой силой.
Мефф Фаусон стоял и беседовал с корреспондентом «Вашингтон Пост», чувствуя, что обязан вмешаться и помочь коллеге. Но как?
Вдруг он почувствовал холодную дрожь. Обернулся. Из микроавтобуса, остановившегося за ним, вылезло несколько священников, у самого высокого было лицо испанского инквизитора. Фаусон в нормальных условиях относился к священникам безразлично, однако на сей раз почувствовал себя не в своей тарелке.
Итак, они взялись за ум. Вызвали заклинателя бесов.
Он пытался держаться нормально. Вернулся к машине. Начал ее отводить назад. Для этого повернул голову и тут же встретился взглядом с глазами «испанца». Почувствовал слабость. В горящих очах «раба божьего» была сила, с какой Мефф до сих пор не встречался.
«Меня распознали», — подумал он и врубил задний ход. Чувствовал, как его покидают силы. Тем временем священник повернулся к своему соседу с добродушной внешностью приходского священника, и одновременно достал из кармана маленький крестик.
Неосатана облился потом. Последними усилиями слабеющих мышц выжал педаль газа. Автомобиль словно сумасшедший рванулся назад. Продолжая ехать задом, Мефф добрался до поворота. Здесь слабость прошла. Он развернул машину и снова помчался не думая ни о Русалке, ни о миссии, мечтая лишь о том, чтобы никогда больше не встречать испанского священника.
В полутора милях дальше на дорогу вышла женщина. Практически она просто прыгнула ему под колеса.
— Ну, везет! — бросил он сквозь зубы.
Женщина, пожилая американка в фиолетовом парике и огненно-красной накидке, бесцеремонно бросила:
— В Майами.
Он уже собирался буркнуть что-то неприятное, когда ему в голову пришло, что с пассажиркой он будет не столь подозрительным.
Пригласил ее сесть. Тронулись. Женщина молчала. От нее исходил такой сильный аромат духов, что Мефф вынужден был широко раскрыть окна. Через милю их ожидал завал. Мефф беспокойно вглядывался, ища среди полицейских попа. Попа не было. Пока он лихорадочно раздумывал, что делать, услышал рядом тихохонькое:
— Шестью шесть!
Он, словно буря, пролетел завал, протаранив два мотоцикла и несколько бочек. Было ясно, что со следующей преградой у них дело так гладко не пройдет. Однако Русалка не теряла самообладания.
— Исчезать умеешь? — спросила она.
— Только проникать через традиционные строительные элементы.
— Заклятия разнятся всего одним словом. Но я стою слишком низко на служебной лестнице, чтобы выговорить его лично. Кроме того, на это требуется около пятнадцати минут.
Она сообщила нужную формулу. А потом, когда Мефф произносил ее соответствующим тоном, прижалась к нему, такая женственная, беспомощная, какой только и может быть нормальная женщина. Вместо запаха духов, улетучившихся, как воспоминание о туристке, труп которой без парика и одежды стыл где-то в кювете, всего сильнее ощущался ее естественный аромат — воды, водорослей, тины и даже немного свежей рыбы.
Когда из-за поворота появился голубой «форд», капитан дал сигнал. Стрелки опустились на колени за преградой. Местный пастор поднял библию… Однако автомобилю, видимо, надоело таранить преграды и он остановился в метре от завала. Полицейские подбежали, держа оружие наизготовку. Открыли дверцы. Внутри было пусто, хотя аромат духов еще не выветрился.
Капитан выругался. Пастору очень хотелось сделать то же самое. Однако они не собирались сдаваться. Пешком беглецы не могли уйти далеко. Один из солдат отвел машину за завал, остальные двинулись вперед. Прошло, вероятно, минут пять, когда предоставленный самому себе автомобиль начал медленно-медленно катиться по обочине. Потом заворчал двигатель, автоматически переключилась скорость.
«И снова удача!» — удовлетворенно подумал Мефф Фаусон. Ибо он относился к тому весьма распространенному типу людей, которых поражение расхолаживает, успех же, пусть даже и незаслуженный, окрыляет.
XII
Очередное совещание состоялось в весьма узком кругу. Кроме Толстощекого и Альбиноса в нем принял участие некий лысый субъект, до того на штабных конференциях не появлявшийся. Перед Седым лежала рельефная карта мира, причем рельеф карты соответствовал не рельефу местностей, а иллюстрировал степень материализации жизни. Расцветки говорили о доминирующих религиях, а определенные знаки указывали на невралгические пункты планеты — места чудес, центры Зла, регионы усиленной развращенности либо вольномыслия.
Для начала Альбинос и Херувимчик поочередно отчитались о результатах наблюдения за Меффом Фаусоном. Не забыли о его эскападах в библиотеки, о прибытии Мэрион, о заинтересованности Гавранковой.
— Почти неделю поднадзорный ведет себя как типичный ученый, не дает никаких поводов к подозрению. Если не считать того, что он окружил себя дьявольской свитой.
— Это-то меня и беспокоит, — вздохнул Седой. — До дня опасного расположения светил осталась неделя, а этот тип разбазаривает время, словно у него в распоряжении вечность.
— Может хочет усыпить нашу бдительность?
В свою очередь Лысый сообщил о странных событиях, которые в последние дни произошли на нескольких континентах. Освобождение Вурдалака, неожиданное исчезновение барона Франкенштейна, удивительные происшествия с сектой людорыб.
— И заметьте, всякий раз к этому причастен некий Маттео Дьябло.
— Я проверял по картотеке, у нас он не значится, — сказал Толстощекий.
— А я установил, что ни один человек, носящий имя синьор Дьябло, никогда не занимался сардинной промышленностью, — добавил Альбинос.
— Кроме того, мне удалось выяснить, — продолжал Лысый, — что вскоре после посещения таинственным итальянцем Вены, скрывавшийся там Дракула прикрыл магазинчик и выехал на отдых, не сообщив куда. Что сие означает?
Седой нахмурился.
— Что означает? То, что Дьябло — законспирированный чиновник либо осведомитель Великого Низа. У меня это не вызывает сомнений. Но в чем его задача? Отвлекает ли он наше внимание от временно бесцветной фигуры Меффа Фаусона, или же…
Сотрудники раскрыли рты.
— Или же получил задание привести в состояние готовности всех недобитков Зла, а если так, то наши наихудшие опасения могут оправдаться!
— Не исключено также, — вставил Лысый, — что истинны обе версии.
— Так или иначе, нам должно приступить ко второму этапу нашего наступления, — голос шефа звучал решительнее, чем когда бы то ни было.
— Вариант «А-3». Готовность по тревоге для всех регионов. Отменяю отпуска, участие в паломничествах и новеннах. Подвариантом «Ж-6» займетесь вы, — он указал на Лысого, — а что до синьора Дьябло…
— Неплохо бы установить, кто таков этот подлец! — сказал Альбинос.
— Кое-что нам известно. Случайно во время облавы на Утопленницу он столкнулся с отцом Мартинесом.
Толстощекий аж причмокнул от удивления.
— Самым лучшим изгонителем бесов в Соединенных Штатах?
— Именно. Мартинес видел его всего секунду, но совершенно уверен, что синьор Дьябло — дьявол, правда, еще неопытный и юный…
Секретарши внесли кофе и пирожные. В кулуарах конторы еще не ощущалось того беспокойства, которое уже начало охватывать специализированные агентства и отделы анализа.
— Итак, план на ближайшие часы у нас есть, — сказал Лысый, — теперь надо бы подумать, куда синьор Дьябло направляет стопы свои?
— Я почти уверен, что на север, — заметил шеф. — У него практически не осталось выбора. — Здесь костлявый палец прошелся до самого края карты, далеко за полярный круг, где даже с пластикового макета несло холодом, вечной мерзлотой и белыми медведями. Некоторое время палец блуждал по бездорожьям тундры, наконец остановился на маленькой черной точечке.
— Ледяной Замок, — прочитал Альбинос. — Брр!..
— А потом, думаю, он вернется в Париж. Послышался звук арфы. Седой быстро распрощался с сотрудниками. Его призывало на доклад вышевитающее начальство.
Пейзаж был неприятный, как похмелье на рассвете, и тоскливый, как похороны старой девы. Бесконечная плоская тундра, однообразная, безнадежно нечеловеческая. В этом пространстве даже рахитичная березка, осмелившаяся уцепиться за тонкий слой изредка отогревавшейся почвы, могла сойти за дерево-героя. Даже в пору, которую юмористы-эскимосы именуют теплой, жизнь развивалась лишь в прикрытых ложбинках, не зная, доживет ли до завтра, тем более, что из свинцовых туч то и дело предостерегающе сыпался снег. Чем дальше к северу, тем просторнее становились снега, предвещая приближение области вечных льдов. Дул пронизывающий холодный ветер, хоть в минуты прояснений столбик ртути опасливо выглядывал чуть-чуть выше нуля.
Трое мужчин, укрытых в выдолбленной в земле яме, укутанных в толстые шубы, наблюдали с помощью ноктовизора за пустынной дорогой — трактом тяжелых северных тракторов, единственных механических животных, забиравшихся в эти края. Если таинственный сеньор Дьябло решился нанести визит сатанинскому Оксфорду, то это был для него единственный путь. Случайно они выбрали отличное место для засады. Ибо никто, кроме группки сотрудников секретных служб Добра, которые подкинули эту работенку местным властям, не знал, что именно здесь дорога пересекает прямоугольник освященной земли площадью в несколько сотен квадратных метров (некогда здесь было кладбище бонитов), то есть земли, на которой неосатану можно взять голыми руками, словно бритого ежа.
Разумеется, трое служащих Полярной стражи не знали, кого они подкарауливают, равно как не могли даже предполагать, что под вывеской «Геолого-метеорологическая станция» скрывается Всемирная школа призраков, упырей и вообще, кошмариков. Чтобы еще более расширить представление о их неведении, добавим, что перемерзшие перехватчики не имели понятия еще о двух фундаментальных вопросах. Во-первых, Ревизор Низа мог в лучшем случае явиться только через четыре дня, к тому же при условии что: а) он успел бы на отлетающий раз в неделю самолет; б) за пятнадцать минут пересел бы в поезд, который, учитывая его перманентные опоздания, добрался бы до конечной станции через три дня, и, наконец, в) хоть один из пригодных для найма полярных тракторов оказался бы пригодным к употреблению. Во-вторых, Мефф, которому на всю операцию было отпущено всего двадцать четыре часа, в данный момент находился в ста милях к северу, уже за пределами материкового ледника, неподалеку от Ледяного Замка.
Как это получилось? Достаточно вспомнить финансовые возможности нашего героя. В 11:25, нежно простившись с Русалкой, он уже был в самолете, направлявшемся на север, и, совершив две пересадки, к вечеру добрался до авиабазы, обслуживающей китобоев. Тут же с нее вылетел, а около четырех часов утра уже высадился почти на самом темечке глобуса, на ледяном поле в двадцати милях от побережья и в двадцати пяти от Станции имени Счастливых эскимосов. Ближе самолет не желал садиться ни за какие коврижки, с упорством маньяка держась за пределами территориальных вод.
У Фаусона были при себе реактивные сани, чудесная штука, все чаще используемая туристами приполярных районов, и запас топлива на пятьдесят миль. Был у него и парус, позволяющий перемещаться, если по какой-то причине исчерпается горючее, но о подобной ситуации он предпочитал не думать.
Уже час, как Фаусон был в пути. Сани летели, почти не касаясь льда. Стороной перемещалась панорама побережья, образованная лбом огромного, высотой в несколько десятков метров ледника. Время от времени встречалась свободная ото льда вода. Дул резкий ветер и в неплотно закрывающуюся кабину проникал чувствительный холод, тем более ощутимый для человека, прибывающего прямо из тропиков.
Если Мефф когда-нибудь жалел, что не находится в пекле, то это было как раз теперь. А меж тем, в этих местах температура опускалась, бывало, и ниже сорока градусов. Около пяти часов утра неожиданно послышалось ворчание и высоко, под самыми тучами, появились огни самолета. Фаусона заинтересовало, подтвердятся ли сплетни о чрезмерной подозрительности канадцев. Как ни говори, на континент он забирался нелегально. Самолет дважды облетел машину неосатаны и, не разыгрывая из себя гостеприимного хозяина, выпустил ракету, которая, однако, промахнулась — может, потому, что цель невелика — и раздолбала в пыль скалистую вершину, выступающую изо льда. Пилот явно решил, что выполнил свои обязанности, а может, у него не было больше ракет, во всяком случае, самолет улетел. Потом небо заволокло еще сильнее и пошел снег. Видимость упала до нескольких метров. Фаусон почувствовал себя уверенней. Мимо станции он, надо думать, не проедет. По имеющимся у него данным она находилась на леднике в нескольких сотнях метров от берега. Кроме того, она должна быть помечена огнями и мачтами связи. Машина Меффа быстро покинула припай, сильно потрескавшийся и подвижный, и по снежному языку взобралась на хребет ледника. Он искал недолго, около семи утра наткнулся на множество флажков и мачт с освещенной табличкой, гласящей, что именно здесь расположена исследовательская станция № 345.
Кругом, насколько хватал глаз (несмотря на прожектора, далеко «хватать» было невозможно, поскольку, кроме темноты, тут еще хозяйничал снег с дождем), раскинулась ледяная гладь. Ни следа построек, ангаров, палаток, какого-нибудь признака человека или дьявола.
— Шестью шесть, — бросил он в туман.
Ничего. Никакого ответа. Даже эхо оказалось настолько ленивым, что не отразило ни условленного «66», ни даже более экономного «33».
Бывший специалист по вопросам рекламы выругался. Информация, яснее ясного, была ошибочной. Базу ликвидировали либо же перенесли. А может, он прибыл не туда. Он повернулся к своей машине и осовел. Сани исчезли. Сначала он подумал было, что они погрузились в снег, но, как мы уже сказали, снег был слишком жидким и неплотным, чтобы что-нибудь прикрыть.
Фаусон еще раз осмотрелся, а когда опустил глаза, заметил бородатую морду, выглядывающую из земли в пятидесяти сантиметрах от его ботинок.
— А ты кто такой? — спросила морда и высунулась побольше. Принадлежала она приземистому субъекту в белом комбинезоне, стоящему на вершине лестницы, вырубленной в материковом льду.
— Шестью шесть, — сказал синьор Дьябло.
— Ну и что? — буркнул полярник и, подойдя к Фаусону, принялся достаточно бесцеремонно его обыскивать. Одновременно из подземного укрытия вынырнули два плотных, вооруженных пистолетами типа с наружностью эскимосов, и около семи с чем-то собак породы лайка (он помнил по Джеку Лондону), которые, ворча, образовали круг, напоминающий костер бойскаутов. Бородач продолжал ощупывание, наконец, бросил:
— Документы есть?
Это уж было слишком. Ведь стоявший в полярном полусвете синьор Дьябло уже не был Меффом Фаусоном недельной давности, напуганным цыпленком на пограничье индустриализации и демонологии. Он чувствовал себя Полномочным Представителем Низа, руководителем великой, хоть и все еще не уточненной Миссии! Поэтому он рявкнул:
— Да кто дал тебе право, поскребыш Большой Медведицы, вывалившийся из-под хвоста Полярной Звезды, задавать такие вопросы мне, Агенту Низа? Кто тебе, крыса ледяная, позволил стоять по стойке вольно перед единственным своим начальником, вонючка ты рыбожирная! Иль ты не знаешь пунктов пятого и двести девяносто девятого параграфа триста двадцать второго с отсылкой к декрету о Высшей полезности Зла в особых случаях, моржина, недоделанный во время весеннего гона?! (Мефф к собственному изумлению сыпал совершенно незнакомыми ему проклятиями и цитатами из сборника инструкций Низа).
Полярник побледнел. Свел каблуки, рука у него потянулась к шапке. Эскимосы пали ниц, а собаки приняли собачью позу подчинения и скуля принялись размахивать лапами.
— Прости, Наитемнейший! — крикнул полярник. — Не признал тебя в первый момент. Человек потихоньку дуреет в столь удаленном от метрополии уголке.
Фаусон не подал ему руки, а только буркнул:
— И долго мы еще будем так стоять на морозе?
Хозяин согнулся пополам, извинился за то, что пойдет первым и чуть ли не побежал, без конца бубня что-то о необходимой бдительности и фальшивых ревизорах, которые время от времени прикидываются истинными Агентами Низа.
Для начала Альбинос и Херувимчик поочередно отчитались о результатах наблюдения за Меффом Фаусоном. Не забыли о его эскападах в библиотеки, о прибытии Мэрион, о заинтересованности Гавранковой.
— Почти неделю поднадзорный ведет себя как типичный ученый, не дает никаких поводов к подозрению. Если не считать того, что он окружил себя дьявольской свитой.
— Это-то меня и беспокоит, — вздохнул Седой. — До дня опасного расположения светил осталась неделя, а этот тип разбазаривает время, словно у него в распоряжении вечность.
— Может хочет усыпить нашу бдительность?
В свою очередь Лысый сообщил о странных событиях, которые в последние дни произошли на нескольких континентах. Освобождение Вурдалака, неожиданное исчезновение барона Франкенштейна, удивительные происшествия с сектой людорыб.
— И заметьте, всякий раз к этому причастен некий Маттео Дьябло.
— Я проверял по картотеке, у нас он не значится, — сказал Толстощекий.
— А я установил, что ни один человек, носящий имя синьор Дьябло, никогда не занимался сардинной промышленностью, — добавил Альбинос.
— Кроме того, мне удалось выяснить, — продолжал Лысый, — что вскоре после посещения таинственным итальянцем Вены, скрывавшийся там Дракула прикрыл магазинчик и выехал на отдых, не сообщив куда. Что сие означает?
Седой нахмурился.
— Что означает? То, что Дьябло — законспирированный чиновник либо осведомитель Великого Низа. У меня это не вызывает сомнений. Но в чем его задача? Отвлекает ли он наше внимание от временно бесцветной фигуры Меффа Фаусона, или же…
Сотрудники раскрыли рты.
— Или же получил задание привести в состояние готовности всех недобитков Зла, а если так, то наши наихудшие опасения могут оправдаться!
— Не исключено также, — вставил Лысый, — что истинны обе версии.
— Так или иначе, нам должно приступить ко второму этапу нашего наступления, — голос шефа звучал решительнее, чем когда бы то ни было.
— Вариант «А-3». Готовность по тревоге для всех регионов. Отменяю отпуска, участие в паломничествах и новеннах. Подвариантом «Ж-6» займетесь вы, — он указал на Лысого, — а что до синьора Дьябло…
— Неплохо бы установить, кто таков этот подлец! — сказал Альбинос.
— Кое-что нам известно. Случайно во время облавы на Утопленницу он столкнулся с отцом Мартинесом.
Толстощекий аж причмокнул от удивления.
— Самым лучшим изгонителем бесов в Соединенных Штатах?
— Именно. Мартинес видел его всего секунду, но совершенно уверен, что синьор Дьябло — дьявол, правда, еще неопытный и юный…
Секретарши внесли кофе и пирожные. В кулуарах конторы еще не ощущалось того беспокойства, которое уже начало охватывать специализированные агентства и отделы анализа.
— Итак, план на ближайшие часы у нас есть, — сказал Лысый, — теперь надо бы подумать, куда синьор Дьябло направляет стопы свои?
— Я почти уверен, что на север, — заметил шеф. — У него практически не осталось выбора. — Здесь костлявый палец прошелся до самого края карты, далеко за полярный круг, где даже с пластикового макета несло холодом, вечной мерзлотой и белыми медведями. Некоторое время палец блуждал по бездорожьям тундры, наконец остановился на маленькой черной точечке.
— Ледяной Замок, — прочитал Альбинос. — Брр!..
— А потом, думаю, он вернется в Париж. Послышался звук арфы. Седой быстро распрощался с сотрудниками. Его призывало на доклад вышевитающее начальство.
Пейзаж был неприятный, как похмелье на рассвете, и тоскливый, как похороны старой девы. Бесконечная плоская тундра, однообразная, безнадежно нечеловеческая. В этом пространстве даже рахитичная березка, осмелившаяся уцепиться за тонкий слой изредка отогревавшейся почвы, могла сойти за дерево-героя. Даже в пору, которую юмористы-эскимосы именуют теплой, жизнь развивалась лишь в прикрытых ложбинках, не зная, доживет ли до завтра, тем более, что из свинцовых туч то и дело предостерегающе сыпался снег. Чем дальше к северу, тем просторнее становились снега, предвещая приближение области вечных льдов. Дул пронизывающий холодный ветер, хоть в минуты прояснений столбик ртути опасливо выглядывал чуть-чуть выше нуля.
Трое мужчин, укрытых в выдолбленной в земле яме, укутанных в толстые шубы, наблюдали с помощью ноктовизора за пустынной дорогой — трактом тяжелых северных тракторов, единственных механических животных, забиравшихся в эти края. Если таинственный сеньор Дьябло решился нанести визит сатанинскому Оксфорду, то это был для него единственный путь. Случайно они выбрали отличное место для засады. Ибо никто, кроме группки сотрудников секретных служб Добра, которые подкинули эту работенку местным властям, не знал, что именно здесь дорога пересекает прямоугольник освященной земли площадью в несколько сотен квадратных метров (некогда здесь было кладбище бонитов), то есть земли, на которой неосатану можно взять голыми руками, словно бритого ежа.
Разумеется, трое служащих Полярной стражи не знали, кого они подкарауливают, равно как не могли даже предполагать, что под вывеской «Геолого-метеорологическая станция» скрывается Всемирная школа призраков, упырей и вообще, кошмариков. Чтобы еще более расширить представление о их неведении, добавим, что перемерзшие перехватчики не имели понятия еще о двух фундаментальных вопросах. Во-первых, Ревизор Низа мог в лучшем случае явиться только через четыре дня, к тому же при условии что: а) он успел бы на отлетающий раз в неделю самолет; б) за пятнадцать минут пересел бы в поезд, который, учитывая его перманентные опоздания, добрался бы до конечной станции через три дня, и, наконец, в) хоть один из пригодных для найма полярных тракторов оказался бы пригодным к употреблению. Во-вторых, Мефф, которому на всю операцию было отпущено всего двадцать четыре часа, в данный момент находился в ста милях к северу, уже за пределами материкового ледника, неподалеку от Ледяного Замка.
Как это получилось? Достаточно вспомнить финансовые возможности нашего героя. В 11:25, нежно простившись с Русалкой, он уже был в самолете, направлявшемся на север, и, совершив две пересадки, к вечеру добрался до авиабазы, обслуживающей китобоев. Тут же с нее вылетел, а около четырех часов утра уже высадился почти на самом темечке глобуса, на ледяном поле в двадцати милях от побережья и в двадцати пяти от Станции имени Счастливых эскимосов. Ближе самолет не желал садиться ни за какие коврижки, с упорством маньяка держась за пределами территориальных вод.
У Фаусона были при себе реактивные сани, чудесная штука, все чаще используемая туристами приполярных районов, и запас топлива на пятьдесят миль. Был у него и парус, позволяющий перемещаться, если по какой-то причине исчерпается горючее, но о подобной ситуации он предпочитал не думать.
Уже час, как Фаусон был в пути. Сани летели, почти не касаясь льда. Стороной перемещалась панорама побережья, образованная лбом огромного, высотой в несколько десятков метров ледника. Время от времени встречалась свободная ото льда вода. Дул резкий ветер и в неплотно закрывающуюся кабину проникал чувствительный холод, тем более ощутимый для человека, прибывающего прямо из тропиков.
Если Мефф когда-нибудь жалел, что не находится в пекле, то это было как раз теперь. А меж тем, в этих местах температура опускалась, бывало, и ниже сорока градусов. Около пяти часов утра неожиданно послышалось ворчание и высоко, под самыми тучами, появились огни самолета. Фаусона заинтересовало, подтвердятся ли сплетни о чрезмерной подозрительности канадцев. Как ни говори, на континент он забирался нелегально. Самолет дважды облетел машину неосатаны и, не разыгрывая из себя гостеприимного хозяина, выпустил ракету, которая, однако, промахнулась — может, потому, что цель невелика — и раздолбала в пыль скалистую вершину, выступающую изо льда. Пилот явно решил, что выполнил свои обязанности, а может, у него не было больше ракет, во всяком случае, самолет улетел. Потом небо заволокло еще сильнее и пошел снег. Видимость упала до нескольких метров. Фаусон почувствовал себя уверенней. Мимо станции он, надо думать, не проедет. По имеющимся у него данным она находилась на леднике в нескольких сотнях метров от берега. Кроме того, она должна быть помечена огнями и мачтами связи. Машина Меффа быстро покинула припай, сильно потрескавшийся и подвижный, и по снежному языку взобралась на хребет ледника. Он искал недолго, около семи утра наткнулся на множество флажков и мачт с освещенной табличкой, гласящей, что именно здесь расположена исследовательская станция № 345.
Кругом, насколько хватал глаз (несмотря на прожектора, далеко «хватать» было невозможно, поскольку, кроме темноты, тут еще хозяйничал снег с дождем), раскинулась ледяная гладь. Ни следа построек, ангаров, палаток, какого-нибудь признака человека или дьявола.
— Шестью шесть, — бросил он в туман.
Ничего. Никакого ответа. Даже эхо оказалось настолько ленивым, что не отразило ни условленного «66», ни даже более экономного «33».
Бывший специалист по вопросам рекламы выругался. Информация, яснее ясного, была ошибочной. Базу ликвидировали либо же перенесли. А может, он прибыл не туда. Он повернулся к своей машине и осовел. Сани исчезли. Сначала он подумал было, что они погрузились в снег, но, как мы уже сказали, снег был слишком жидким и неплотным, чтобы что-нибудь прикрыть.
Фаусон еще раз осмотрелся, а когда опустил глаза, заметил бородатую морду, выглядывающую из земли в пятидесяти сантиметрах от его ботинок.
— А ты кто такой? — спросила морда и высунулась побольше. Принадлежала она приземистому субъекту в белом комбинезоне, стоящему на вершине лестницы, вырубленной в материковом льду.
— Шестью шесть, — сказал синьор Дьябло.
— Ну и что? — буркнул полярник и, подойдя к Фаусону, принялся достаточно бесцеремонно его обыскивать. Одновременно из подземного укрытия вынырнули два плотных, вооруженных пистолетами типа с наружностью эскимосов, и около семи с чем-то собак породы лайка (он помнил по Джеку Лондону), которые, ворча, образовали круг, напоминающий костер бойскаутов. Бородач продолжал ощупывание, наконец, бросил:
— Документы есть?
Это уж было слишком. Ведь стоявший в полярном полусвете синьор Дьябло уже не был Меффом Фаусоном недельной давности, напуганным цыпленком на пограничье индустриализации и демонологии. Он чувствовал себя Полномочным Представителем Низа, руководителем великой, хоть и все еще не уточненной Миссии! Поэтому он рявкнул:
— Да кто дал тебе право, поскребыш Большой Медведицы, вывалившийся из-под хвоста Полярной Звезды, задавать такие вопросы мне, Агенту Низа? Кто тебе, крыса ледяная, позволил стоять по стойке вольно перед единственным своим начальником, вонючка ты рыбожирная! Иль ты не знаешь пунктов пятого и двести девяносто девятого параграфа триста двадцать второго с отсылкой к декрету о Высшей полезности Зла в особых случаях, моржина, недоделанный во время весеннего гона?! (Мефф к собственному изумлению сыпал совершенно незнакомыми ему проклятиями и цитатами из сборника инструкций Низа).
Полярник побледнел. Свел каблуки, рука у него потянулась к шапке. Эскимосы пали ниц, а собаки приняли собачью позу подчинения и скуля принялись размахивать лапами.
— Прости, Наитемнейший! — крикнул полярник. — Не признал тебя в первый момент. Человек потихоньку дуреет в столь удаленном от метрополии уголке.
Фаусон не подал ему руки, а только буркнул:
— И долго мы еще будем так стоять на морозе?
Хозяин согнулся пополам, извинился за то, что пойдет первым и чуть ли не побежал, без конца бубня что-то о необходимой бдительности и фальшивых ревизорах, которые время от времени прикидываются истинными Агентами Низа.