Страница:
Мефф на минуту прервал чтение и почесал затылок. Откуда дядя, писавший это письмо заранее, на что указывала и пожелтевшая бумага и выцветшие чернила, мог предвидеть, чем обернется приветственно-прощальный ужин на его горной даче? Однако продолжал читать дальше.
«Как ты мог убедиться, я сторонник ориентации на молодых и незамедлительной отправки их на безбрежные водки (вероятно, дядюшка описался, должно быть „воды“), ибо только таким образом они могут чему-то научиться… Как говаривают в наших краях: «ученье — свет!» На этом письме, как ты, вероятно, заметил, стоит номер один. С данного момента каждые два дня ты будешь распечатывать по одному конверту. И поступать так до тех пор, пока не свершится то, чему свершиться суждено! Я пишу стилем, далеким от изысканности, но, увы, наша чертова литература уже много веков топчется на одном месте, к тому же, правду говоря, она до сих пор не породила ни своегоШекспира, ни Буало. Данте же, хоть и был вдохновляем нами, впоследствии отрекся от вдохновителей. Когда на заре мира произошло разделение компетенций, «белым» достался не только первый ход, но и возможность выбирать специализацию. Они выбрали гуманитарные направления, нам же по необходимости достались науки технические. Как ты, вероятно, слышал, долгие века наши конкуренты именовали таковые «таинственными знаниями», бросали бревна под ноги алхимикам, медикам и алфизикам. Не говоря уж об алтехниках.
Именно в связи с технической направленностью наш Ад — когда-нибудь ты сам в этом убедишься — вовсе недурно развит в смысле цивилизации. Электрификацию мы ввели еще в XVII веке, а у всех функциональных дьяволов имеются служебные скользяки для перемещения по кипящей лаве…»
«Ага! Стало быть, осужденные на вечные муки тащили не санки?»
«Относительно сути нашего света набралась куча недоразумений, недопониманий и искажений, проистекающих из проводимой „белыми“ недоброжелательной политики, имеющей целью еще больше очернить нашу черноту. Прости мне корявый стиль. Визы, щедро выдаваемые нами, равно как и творческие стипендии земным деятелям искусств использовались ими для вынюхивания наших достижений, затуманивания мозгов юным дьяволам, а за пределами Ада — для черной пропаганды. К примеру, некий Мемлинг пребывал у нас шесть месяцев за счет фонда Адского Союза Скульпторов и Художников, а потом злостно и тенденциозно разрисовал нас в своем «Страшном Суде». Более верно отражающий суть триптих Иеронимуса Босха был неточно озаглавлен, и истинный образ Пекла назван «Садом наслаждения». Да, не скрываем, у нас царит железная дисциплина и скромные бытовые условия, но вызваны они исключительно необходимостью поддерживать закаленность духа (отсюда — постоянное закаливание путем поочередного погружения в смолу и серу, впрочем, недолговременного и под наблюдением лекарей), а также потребностью противодействовать непрекращающимся подвохам со стороны конкурентов.
Однако же кончу восхваления во славу наших краев, идущих в первых рядах не только по царящим у нас термическим условиям. Сам побудешь — узнаешь.
Пора перейти к деталям миссии, конца которой, ввиду моего преклонного возраста и естественного износа, мне уже, увы, не дождаться. Твоя первая задача после того, как ты оборудуешь безопасную базу, будет состоять в наборе соответствующей группы, необходимой для проведения акции, подробности которой ты узнаешь в следующих письмах. Внимание: не советую распечатывать их уже сейчас, ибо написаны они чернилами, которые становятся видимыми только в назначенный момент. Во всех своих действиях ты можешь положиться на моих парней. Это двадцатипятипроцентные черти низшего разряда, славные, хоть и примитивные, выращенные нашими заслуженными учеными путем скрещивания и противоестественного отбора, В них заложено абсолютное послушание и императив обеспечения тебе безопасности. В случае конфликта этих двух постулатов, твоя безопасность находится на первом месте! Разумеется, им также дано указание, к тому же не подлежащее дискуссии, не допустить твоего дезертирства, в чем, конечно, никто тебя не подозревает. А они умеют это делать! Итак, первая задача — набрать сотрудников…»
— Откуда я их, ядрена вошь, возьму? — охнул Мефф.
«Откуда я их, ядрена вошь, возьму? — вероятно, спросишь ты. Дорогой мой, как слиток золота на мировом рынке, племянник. Я могу лишь привести тебе цитату из конкурентов: «Ищите и обретите», или, другими словами: «Кто ищет, тот всегда найдет».Перечень контактов ты найдешь в книжке «Who is Who in Hell»[6]в приложении «The world of Demons»[7], которое можешь получить в любую пятницу в полночь на площади Бастилии, где обычно собираются тени Великого Террора. Книга требует, естественно, актуализации, но будучи человеком, о, прости, дьяволом, знакомым с рекламой и торговой спецификой, ты, надеюсь, разберешься запросто.
Конечно, нынче осуществить наше мероприятие значительно сложнее, нежели, бывало, во время оно. Еще несколько тысячелетий назад леса были сплошь забиты не только турами и медведями, но и различнейшими нимфами, наядами и дриадами. Стада кентавров паслись на горных склонах, а встретить фавна было проще, чем крысу. Лозунг: «Каждой волости — свою ведьму!» — полностью соответствовал реальности. А упыри, вампиры, домовые? Какое же было разнообразие! Только вампиров насчитывалось сорок четыре вида. Ни один порядочный замок не мог обойтись без призрака. Страшилы собирались на развилках дорог плотнее, чем автостопщики, болотные огни размножались, как тараканы, существовали даже профсоюзы детоубийц и Общества высшей полезности ведьм и зловредных карликов. «Да здравствует страх, набирающий силу, и призраки, живущие до последней капли крови!» Ныне, когда всех обитателей нашего мира поистребляли по примеру фауны африканских саванн и, руководствуясь бездушным материализмом и рационализмом, вытеснили за пределы науки, и выкинули на помойку вместе с колдунами и предрассудками, остались лишь метафизические недобитки. Ты не поверишь, в XIII веке предложение на ангелов-хранителей превышало спрос; бывало, у сильных мира сего имелось по пять, а то и по шесть таких красавчиков, и все равно они, сильные, стало быть, грешили сколько влезет. А сегодня? В большинстве, как теперь принято говорить, регионов один ангел-хранитель приходится на квартал, да и то на полставки, а есть страны, где лишь несколько пенсионеров пытаются нелегально зарабатывать на жизнь этой профессией…»
— Но почему?
«Вероятно, племянничек мой разлюбезный, словно кровь с простоквашей, тебе на уста напрашивается вопрос: „Но почему?“ Почему мы измельчали, угасли, сошли на пятьдесят пятый план? Отвечу кратко: эволюция! Неиспользуемые органы отмирают. А мы в какой-то момент перестали, быть потребны. Началось все банально, с искушений и совращений с так называемого пути истинного. Одновременно с возникновением ренессанса люди стали грешить вовсю, даже не ожидая наших уговоров. Определенное смягчение Другой Высокой Стороны, которая, поверив ложному утверждению, будто само по себе совершенствование человеческого разума будет достаточной гарантией развитию моральности, выбралась в затишье, куда-то к востоку от Эдема, все реже используя репрессивные методы, привело к тому, что люди перестали испытывать страх. Либерализация в рядах „белых“ (уже много веков не применялись штучки вроде Содома и Гоморры, Потопа или. Казни Египетской) привела к тому, что страх постепенно уменьшался, а убеждение, будто человеки могут все, укоренялось все глубже. Любой эволюции свойственно двигаться только в одном направлении. Когда процесс человеческой эмансипации набрал силу, все пропало! Свершилось. Ситуация, которая вначале складывалась для нас чрезвычайно благоприятно, вскоре начала действовать демобилизующе: из поколения в поколение дьяволы становились все менее агрессивными, менее предприимчивыми, начали проявлять интерес к культуре и искусству, постепенно снижая противоестественный прирост, возникла мода „дьявол с дьяволом“, что, как известно, бывает приятно, но дети от этого не рождаются. Ряды профессионалов таяли из лада в год. Адова элит не высовываланоса из своих укрытий. Не надо забывать, что у нашего мира есть определенные требования в смысле комфорта интимности, или интимной комфортности (ненужное зачеркнуть). Упыри не выносят нового строительства (особенно теперешнего), электрического света, русалки хворают в водах, ставших объектом массового туризма. В свою очередь ангел не может ужиться с телевизором. А меж тем все таинственное осветили, все скрытое показали, а лесные дебри, в которых укрывались оборотни, повырубали… Последствия ты видишь сам.
Растеряв значительную часть своей силы убеждения, мы стали, во всяком случае на первый взгляд, непотребны. Да, мы, как и «белые», не оказываем серьезного влияния на поведение людей. В Централи наших конкурентов сейчас разбушевалась такая демократия, что все наиболее важные решения принимаются только большинством голосов, хотя и в этом случае кто-нибудь из святых да заявит особое мнение. Если добавить сюда повышенную явность райской жизни, то, я думаю, тебе станет понятным, почему у них все попросту пошло прахом. Да, да, ты вскоре убедишься, сколь тяжко теперь существовать сверхъестественным силам.
Несмотря на это, последнее слово за нами. Через две недели посмотрим, кто будет смеяться последним. Целую тебя, как самый нежный Иуда.
Твой дядя!»
Мефф закончил чтение. Посмотрел еще, нет ли какой-нибудь приписки или хотя бы денежного перевода, однако не обнаружив ни того, ни другого, задумался. С того момента, как он снова оказался в руках своей охраны, прошло много часов. Доставив Аниту в аэропорт, «мерседес» сменили на другую машину. «Бербер» опять без помощи ключа отворил дверцы первого попавшегося «форда» и приехал сюда, в пустой пансионат в предместье Парижа. Пансионат назывался «Парадиз» (вероятно, для того, чтобы ввести в заблуждение противника), а его владелица выглядела не как одна, а как три колдуньи на пенсии сразу, к тому же родом с Ближнего Востока.
Немного раньше «турок» представил Аните Меффа в качестве зажиточного предпринимателя. Воспользовавшись оказией, Мефф узнал имена своих помощников. Того, что пожелтее, звали Али, более светлого — Хали, а самого черного — Гали.
Стемнело. Наш герой успел уже полностью отдохнуть, принять ванну, после чего Али произвел ему полный массаж тела, доведя Меффа до состояния сосредоточенности и расслабленности одновременно. У низшего функционера Ада были мягкие руки, приводящие на память девушек из Бангкока, которым специалист по рекламе был обязан несколькими милыми туристскими впечатлениями. Однако Али не был девушкой, и в этом сказывалось неудобство ситуации. Гали принес ужин (оказалось, он прекрасно готовит), состоящий из зажаренной птицы и дичи в сопровождении трех бутылок вина чрезвычайно хороших лет — 1870, 1914 и 1939. В таком подборе просматривался деликатный намек. Адские силы принимали явное участие в событиях тех лет.
Окутанный махровым полотенцем, благодаря капле наркотика «полегчавший» на несколько килограммов Фаусон впервые за три дня подумал, что, однако, в жизни дьявола есть и хорошие стороны. Правда, он испугался этой мысли, но почти тут же в нем заговорил внутренний голос: «У тебя же не было выбора, случилось то, что случилось, к тому же на твоем месте в любой момент мог бы оказаться кто-нибудь похуже».
— Желаешь ли ты чего-нибудь, господин? — спросил Хали, раскладывая перед Меффом рекламный буклет с фотографиями самых шикарных девушек Парижа классов «ноль» и «супер».
Сатана-неофит только вздохнул.
— Ага, ты имеешь в виду ту блондинку, — угадал Хали. — Надо было распорядиться, мы б не отпустили ее так легко. Однако ты, господин, не проявлял ни малейшего интереса.
— Вероятно, от усталости, — вставил Али, — кроме того, мы думали, что малышка — наш… э… человек…
— А нет?
В двух словах ему пересказали ход преследования, подчеркнув совершенно случайное участие девушки в событиях. Ее прихватили, чтобы она указала машину похитителей. Возможно, они лгали, но какой им был от этого прок?
— Хорошо бы знать о ней побольше, — сказал Фаусон.
— Зовут ее Анит Гавранкова, — отбарабанил Хали. — В Париже полгода, занимается археологией Ближнего Востока в Сорбонне, незамужняя, нам кажется — девушка. Сирота, второе поколение эмигрантов, никаких сведений о родителях. Живет в приюте сестер фелицианок, — тут Хали сплюнул через левое плечо. — В аэропорту ожидала кузину, которая должна была прилететь из Рима, но та опоздала на самолет и не прилетела. Бюст 92, талия 60, бедра 92.
— Идеально, — причмокнул Гали.
— Католичка, свободное время проводит в библиотеке, с мужчинами не встречается, в лесбийстве не замечалась.
— Отличный материал для растления, — потер руки Гали.
— Тихо, ты! — рявкнул на него Мефф. — Скажите лучше, как с ней встретиться?
— Ежедневно в девять она бывает в читальном зале университета. Но пока суть да дело, можно бы немого развеяться, — сказал Али, — я вызову сестер Бьянцетти, — он указал на фотографии, — этих, оливковых… До полуночи у нас еще есть немного времени.
Но у Фаусона в голове были не какие-нибудь шуры-муры. Он думал исключительно о Гавранковой. Думал, думал и наконец уснул.
В полночь на площади Бастилии было пусто, но не так, как можно было ожидать. Здесь крутились какие-то людишки, проезжали автомобили, работали поливалки, все было ярко освещено. Чтобы шляться в таком месте, привидению действительно следовало быть поклонником кварцевых ламп. Мефф трижды обошел площадь, не приметив ничего особенного.
«Видимо, дядюшка что-то напутал по старости, — подумал он и тут сообразил, что нечто подзывает его. Это нечто было рукой в роскошно расшитом рукаве с кружевами, и высунулось оно из кабины одной из уличных поливалок. Не будучи уверен, что это касается его, Фаусон тем не менее приблизился к автомобилю.
— Влезай, мосье, чего ждешь! — услышал он. Внутри, рядом с совершенно нормальным водителем в форменном комбинезоне, сидел засушенный старичок в костюме эпохи Людовика XVI.
— Купить, продать? — спросил он решительно. — «Готский Альманах» [8], книга кабалы, пророчество святого Малахия? А может, записки о Великой Революции? Локон Марии Антуанетты, капсулку с кровью короля, кальсоны Бога Войны [9]?
— Мне нужен «Who is Who in Hell», — проговорил Мефф.
— Xo-xo, знаток! — обрадовался старичок и толкнул локтем шофера, — Видишь, Мэкс, а ты говоришь, мол вывелись уже истинные библиофилы. Пардон, мосье, нам следует выйти. Я никогда не ношу с собой слишком много ценного товара. Мало ли что…
Фаусон мог поклясться, что поливалка успела проехать всего несколько десятков метров, меж тем округа изменилась до неузнаваемости. Они вышли.
Узкая, покрытая грязью улица была заполнена странным туманом и толпами медленно прогуливающихся людей.
— Променада нежитей, — пояснил старичок, — по пятницам у нас час прогулок, так что мы валандаемся от площади Бастилии до тюрьмы Консьержери, от Консьержери до площади Революции… Ах, какое здесь было когда-то движение, когда из Консьержери выезжали повозки с осужденными на обезглавливание на гильотине!.
Он развернулся и исчез, оставив Фаусона в потоке теней. Призраки, полупрозрачные и вялые, казалось, вообще не замечают Меффа.
Их внимание, вроде бы, привлекал широкоплечий мужчина с угрюмым лицом, который, минуя Фаусона, взглянул на него так, как мясник рассматривает свиную тушу.
— Гражданин Сансон, — шепнул высунувшись из тени старичок, — ох, его тут уважают, уважают…
— Признаюсь, не слышал о таком. Кто это?
— Палач Великой Революции. Почти все здесь присутствующие когда-то имели с ним дело. Кстати, какая экономия в рабочей силе! Такая великая революция, и всего один палач. Позже человечество стало гораздо расточительнее. И подумать только, — посмотрел он в спину удаляющемуся дылде, — со мной у него не вышло. Чудеса! Я должен был предстать перед революционным трибуналом девятого термидора. А ведь тогда признавали только один вид приговора. К счастью, в это время как раз пал Робеспьер и вместо меня он сам испытал краткое прикосновение холодного металла к шее… Но если вы думаете, что я благодарю за это Провидение, то ошибаетесь. Со мной покончили иначе. Через несколько лет из меня сделали психа. Сумасшедшего, — повторил старичок, — понимаете, как из слишком независимого интеллектуала, и направили на принудительное лечение в закрытое заведение. Ну, я принес вам бестселлер. Последний экземпляр.
— Сколько с меня?
— Здесь ничего, зато я принес письмо ста граждан нашего круга, они заказали себе мессу по своим грешным душам. Сами они были атеистами! Вы сможете провернуть в ближайшее воскресенье?..
Мефф смутился.
— Видите ли…
— Знаю, знаю, вы — сатана. Но, видите ли, бизнес есть бизнес. Не будем детьми. Вам вовсе не надо лично идти в церковь. Организуйте через какого-нибудь посредника…
— Постараюсь!
— Ежели заглянете сюда в следующий раз, у меня будут к вам две просьбы. Я хотел бы приобрести хороший хлыст и несколько… — он понизил голос, — знаете, этаких скандинавских порнушек. Только чтобы было много насилия, ужаса, крови…
— А ваш шофер Макс не может?
— Макс порицает мои интересы. Ах, правда, забыл представиться: маркиз де Сад! — тут он протянул Меффу костлявую руку.
Тот поднял свою, но старичок с истинно дьявольским чувством юмора вместо того, чтобы ее пожать, провел ложный выпад ниже живота, вскрикнув при этом «Ийя!!» Когда Фаусон инстинктивно наклонился, маркиз рассмеялся, как школяр, и побежал в глубь туманной улочки.
— Куда прешь, баран! — раздалось почти одновременно с писком тормозов. Неосатана открыл глаза. Он стоял посреди проезжей части улицы, лихорадочно сжимая пожелтевший том с торчащим из него списком имен теней, ходатайствующих о молитве. Мефф пробормотал что-то невразумительное разъяренному водителю поливалки и прыгнул на тротуар.
— Возвращаемся, шеф? — спросил поджидавший его Гали.
Однако в отель «Парадиз» они не вернулись. «Организованный» заблаговременно «ситроен» свернул в узкий лабиринт улочек. Фаусон вскоре потерял направление; местность шла в гору, может, окраина Монмартра? На небольшой улочке им загородила дорогу машина для перевозки мебели. Кузов был открыт, а две опущенные на землю балки позволили «ситроену» въехать внутрь. Двери фургона тут же закрылись. Очередная идея дядюшки? Или ловушка?
— Выходите, — сказал Гали.
Мефф вылез из ситроена. Мебелевоз тронулся. В кузове было темно, однако не настолько, чтобы Мефф не заметил мужчины, сидевшего на скамейке. Совсем недавно произведенный в дьяволы спец по рекламе вздрогнул. Сидящий мужчина был он сам. Сердце подскочило у него к горлу, а может, и выше.
— Как это понимать?
— Соображения безопасности, — отозвался Али. — Позвольте представить.
Двойник встал и подал Фаусону руку.
— Дублер, — сказал он собственным голосом.
— Мефф, — слегка охрипнув, ответил оригинал.
— Произошли некоторые осложнения, — сказал Али. — С этого момента ваши функции человека принимает на себя дублер, способный, хоть и посредственный…
— Я бы попросил! — проговорил дублер.
— …драматический актер, которого не используют в соответствии с его возможностями. Он поселится с документами Меффа Фаусона в ваших апартаментах… Это решено.
— А я? — наш герой почувствовал странную сухость во рту, тем более, что краешком глаза заметил, как Гали открывает небольшую черную коробочку, где среди прочих аксессуаров почетное место занимает бритва.
Али оттащил Фаусона в глубь фургона.
— Все в порядке, — втолковывал он, — не стану же я вываливать весь комплект информации при посторонних. Мы делаем только то, что необходимо. А начиная с определенного положения на иерархической лестнице вверх, в смысле — вниз, конечно, нельзя не иметь двойника.
— Но, мне кажется, решать должен я? Али поспешно кивнул.
— Разумеется, во всем, что касается Дела; что же до вашей безопасности, то это уж наши с Хали и Гали заботы. Два инцидента — пограничники в горах и неудачная попытка похищения — доказывают, что за каждым вашим шагом следят. Нельзя исключать, точнее, мы почти уверены в том, что наши, так сказать, антагонисты предпринимают шаги, дабы затруднить наши действия вплоть до физического уничтожения группы. — Но кто это делает?
— Надо думать, дядя написал вам о конкурентах? Извечная беспардонная борьба продолжается, особенно сейчас, когда мы вступаем в решающую фазу. В ближайшие две недели вы должны располагать полной свободой действий, а не думать о том, что вас в любую минуту могут прихлопнуть.
— А этот? — Мефф глазами указал на двойника. — Что он знает?
— Ничего, кроме самого необходимого. Он считает, что речь идет о торговле наркотиками, ну и, может, еще о контрабанде оружием.
— Верный человек?
— Лесор-то? Он у нас на крючке размером отсюда до Кайенны. Два года назад этот актеришка участвовал в некоем достаточно эксцентричном приеме. Случайно там оказалась не по годам любопытная девица из тех, что «до шестнадцати». Однако они занимались отнюдь не решением уравнений второй степени…
Было немного алкоголя, наркотиков, совместное купание в бассейне. Тело девицы выловили спустя два дня в районе Руана. Виновников преступления до сих пор не обнаружили. Однако у нас есть любопытный фильм о тех событиях…
— Ну бандиты! — восхищенно причмокнул Мефф.
— Так точно! — захохотал Али. — Да, еще кое-что для сохранения видимости. С этого момента мы будем сопровождать двойника.
— А я?
— Пока не наберете группу, придется поработать одному.
— А если меня распознают?
— Не распознают, будьте спокойны.
Процедура маскировки заняла немного времени. Краска, инъекции и средства, не известные официальной медицине, за сорок пять минут изменили Меффа до неузнаваемости. Оливковую теперь физиономию украсил орлиный нос, обрамили черные кудри, тело приняло более плотный вид, пальцы укоротились, грудь и плечи покрылись густой растительностью, а на левой ноге вырос шестой палец. Вельветки превратились в темный костюм, в паспорте стояло имя Маттео Дьябло из Палермо. Таким образом человек с внешностью американского интеллигента превратился в средиземноморского мафиози.
— Брависсимо! — воскликнул Гали.
Несколько менее чудесно выглядел процесс разделения фондов. Дублер и черные забрали для расходов на представительство четвертую часть денег дядюшки, что Фаусон воспринял так болезненно, будто у него, по меньшей мере, удалили одну почку. Потом «ситроен» покинул чрево мебелевоза и двинулся в сторону Парижа, увозя с собой дублера и адских чиновников. Лишь добравшись до мотеля вдоль дороги на Лион, Мефф вспомнил, что не спросил, сможет ли он в таком виде попробовать встретиться с Анитой.
Синьор Маттео Дьябло, крупная щука сардинной промышленности, проснулся около десяти. Заказал завтрак в номер. Дежурный администратор вежливо сообщил, что машина синьора совершенно исправна и готова в путь. У псевдосицилийца вертелся на кончике языка вопрос, каким, собственно, автомобилем он владеет, но он вовремя сдержался. Первая встреча с зеркалом была ужасной! Однако после долгого изучения он отметил, что в новой ипостаси он чертовски (хо-хо!!) мужествен и вообще чрезвычайно представителен. Горничная, вертя нижним бюстом, принесла кофе, рогалики, сыры и, естественно, сардины.
Однако она не вызвала в Меффе вожделения, требующего немедленного воплощения в реальность. Впереди у него была слишком серьезная задача.
Полночи он провел, продираясь сквозь частокол фамилий, над здорово поистрепанным «Who is Who?», полным вычеркнутых имен, дописок и дополнений. Альманах «приводили в соответствие» чуть ли не до последнего момента; из нескольких тысяч представителей нечистых сил, зарегистрированных в середине XVIII века, именуемого, как на смех, эпохой Просвещения, сегодня осталось меньше дюжины.
Он принялся выписывать фамилии и адреса, когда в руки ему попался лист, озаглавленный «Дополнения». Здесь были зафиксированы очередные потере.
Нимфа Лорелея, вроде бы дока в земноводных операциях, тяжело раненная во время бомбардировки долины Рейна авиацией союзников, окончательно отдала концы в шестидесятых годах, отравленная водами величайшей сточной канавы Европы.
Творение ребе Бен Бецалеля из Праги, небезызвестный Голем, который вопреки устным преданиям сохранился до XX века у некоего коллекционера в Моравии, был найден гестапо и по приказу Гейдриха перевезен в Берлин (учитывая возможность использования гиганта в качестве очередного секретного оружия), где разделил судьбу других чудищ, погребенных под обломками Имперской канцелярии.