Страница:
Буллингса она обнаружила в конюшне Посвященных, где содержались отдавшие дары лошади. Конюшня была огромным зданием во внутреннем городе, защищенном стеной. В нем находилось около трех тысяч беспомощных животных. Слепые, глухие, слабые кони, которых приходилось подвешивать, чтобы они могли стоять на ногах. Лошадей, что отдали дар ловкости, кормили овсяной кашей, потому что у них плохо работал кишечник. Эти лошади требовали особого ухода, например, постоянного массажа, потому что страдали вздутием живота.
— Сударь Буллингс, мне нужен боевой конь, — сказала Эрин. — Вы знаете своих лошадей. Какая из них лучше всех?
— Для Всадницы Флидса? — спросил он неуверенно. Прежде Эрин никогда его не видела. Но по тону сразу поняла, что хотя они и соотечественники, правды он не скажет и продаст коня похуже.
По-своему он был прав. Слишком много было желающих получить самую лучшую лошадь. Но их следовало приберечь для короля, для его личной стражи и самых приближенных людей.
Эрин задумалась. Может быть, лучше доехать до Флидса, устроившись за спиной кого-то из рыцарей, а там уж она найдет себе лошадь.
Тут за спиной у нее открылась дверь, послышались тяжелые шаги и звяканье доспехов. Вот и еще кто-то решил подобрать себе самого лучшего коня. Сейчас Буллингс и вовсе про нее забудет.
— Да, лошадь для Всадницы, — сказала Эрин. — Подойдет любая, лишь бы довезла меня сегодня до Флидса. За спиной раздался голос самого Короля Земли.
— Для дочери королевы Хейрин Рыжей, — сказал Габорн, — не годится любая. Сегодня, Буллингс, она спасла жизнь принцу Южного Кроутена.
Эрин обернулась. О том, что она сделала, она не рассказала ни Габорну и никому другому, но, похоже, и впрямь слухами земля полнится. Они с Селинором попали в замок на спинах разных коней.
— Ваше величество, — Буллингс опустился на одно колено. Полы на конюшне содержались в такой чистоте, что старший конюх мог не опасаться замарать свои кожаные штаны.
Лицо у Габорна было бледным и усталым. Эрин хотела было рассказать ему о заговоре короля Андерса, но, взглянув на короля, поняла, что не стоит. Судя по всему, единственное, в чем он сейчас нуждался, это хорошенько выспаться, а после таких новостей вряд ли заснешь.
«Сама разберусь», — решила Эрин.
— Какая лошадь у вас самая лучшая? — спросил Габорн.
Буллингс запнулся:
— Есть… есть один прекрасный боевой конь, ваше величество. Хорошо обученный, спокойный, с пятнадцатью дарами.
— Очень хорошо, — сказал Габорн. — Подойдет для Всадницы Флидса, как вы считаете?
— Но, ваше величество… — испугался Буллингс. — Это невозможно. Герцог шкуру с меня сдерет! Он собирался Подарить этого коня вам!
— Если конь принадлежит мне, — сказал Габорн, — я могу подарить его кому пожелаю.
— Ваше величество, — Эрин смутилась, — я не могу принять такой подарок! — смущение ее было искренним, ибо подобный конь считался воистину королевским. И по праву должен был принадлежать Королю Земли. — Я его не возьму!
Габорн весело улыбнулся.
— Что ж, раз вы отказываетесь, я уверен, старший конюх сумеет подобрать что-то более подходящее.
— Да, ваше величество, — хвастливо сказал обрадовавшийся Буллингс. — Есть одна чудесная кобылка, до того тихая, что я бы женился на ней, если б мог! Сейчас приведу.
И, забыв обо всем, умчался прочь.
Эрин посмотрела на Габорна с удивлением.
— Неужели вы знали, что он не продаст мне хорошую лошадь!
— Простите его за строптивость, — ответил Габорн. — Скоро в Гередоне будет и вовсе не купить сильного коня. В войне с моим отцом Радж Ахтен потерял много боевых коней и потому опустошил конюшни Сильварреста. Мы потеряли пятьсот лошадей. Мы с герцогом Гроверманом сделали все, что могли, чтобы восполнить нехватку, и у нас есть форсибли. Но даже если передать дары необученным лошадям, которых готовили только к следующему году, в запасе у нас будет их всего четыре-пять сотен. Так что, конечно, Гроверман не хочет сейчас продавать хороших коней ни за какие деньги. И не продал бы даже вам.
Новость была неприятной, но Габорн позаботился обо всем, и это успокаивало. Сама Эрин редко задумывалась о хозяйственной стороне войны.
Без конницы пехоте и стрелкам приходится нелегко. В последние два дня Эрин не раз видела учебные занятия. В полях к югу от замка Сильварреста в стрельбе из лука упражнялись тысячи юношей и с западной стороны тысячи их учились работать пиками. И хотя в Гередоне было полно кузнецов, им пришлось бы потрудиться не один месяц, чтобы обеспечить доспехами всех. Везде в городах, которые они проехали сегодня, слышался звон кузнечных молотов.
«Какое же бремя непосильных забот несет Габорн на своих плечах, — подумала она. — Не стоит взваливать на него сейчас еще и тяжесть предательства. А может быть, и не существует никакого заговора. Разве у нее есть какие-нибудь доказательства, кроме слов Селинора?»
Нужно добыть доказательства, и Габорн в любом случае разберется с этим делом лучше, чем она, но сначала ему нужно хоть немного отдохнуть.
Ведь и правда, никогда раньше она не задумывалась о том, какое участие может принимать Король Земли в организации военных действий. Многие лорды, прекрасно разбиравшиеся в тактике боя, ничего не понимали в снабжении войск.
Габорн должен был решать все вопросы, касавшиеся снабжения, подготовки рыцарей и солдат и укрепления крепостей. Должен был разрабатывать тактику и стратегию, ежедневно следить за соблюдением законов и нести бремя огромного множества прочих обязанностей, и это поглощало его с головой.
И у него была еще одна, еще большая ответственность. Это он предупредил сегодня Эрин о грозившей ей опасности лично, это он предупредил всех. Габорн не просто управляет страной, как и полагается всякому монарху. Он внутренне связан с каждым из своих подданных и заботится о каждом.
Силы Короля Земли велики, но бремя его еще больше.
— Милорд, — спросила Эрин, чтобы убедиться в своих рассуждениях, — а где же вы возьмете перья для оснащения стрел?
— Я отдал приказ, чтобы все, кто ощипывает птиц — гусей, уток, куропаток и голубей — сдавали перья из крыльев и хвоста на нужды армии.
— Но у вас же совсем нет времени на такие мелочи, — сказала Эрин. — Когда вы успели отдать этот приказ?
— В замке Сильварреста после битвы при Лонгмоте мне были представлены почти все лорды Гередона, — ответил он устало. — Я поговорил с Избранными, как и с вами сегодня, и велел им позаботиться о собственной обороне.
— И попросили их запасать перья?
— Да, и гвозди для подков, а также теплые зимние плащи, которые могут служить при случае одеялами, а .»также продовольствие, лекарственные травы и многое Другое.
Только сейчас Эрин поняла, что результаты уже есть. Проезжая по Гередону, она уже видела занятых делом «Людей, видела, с каким усердием мельники мелют муку, а ткачи ткут ткани. Видела работавших на каждой крепостной стене каменщиков.
— А что вы прикажете мне? — спросила Эрин, потому что по сравнению с героическими усилиями других, вклад в подготовку к войне показался ей пока ничтожным.
— Слушаться меня, — сказал Габорн. — Сегодня вы прислушались к моему голосу и благодаря этому остались живы. Так и продолжайте.
Тут наконец старший конюх привел красивую боевую лошадь, резвую черную кобылку, у которой было девять даров. Вид у нее был на редкость благородный, почти как у королевской лошади.
— Буду слушаться, ваше величество, — пообещала Эрин и попросила: — Нельзя ли мне ехать сегодня рядом с вами? Мне хотелось бы кое-что обсудить.
— К вашим услугам, — сказал Габорн, — но выехать мы должны еще до рассвета. Кажется, мы сможем быть в Каррисе раньше, чем думали. На отдых есть часа два, но как только взойдет луна, мы отправимся в путь.
— Когда же мы там будем? — спросила Эрин.
— К вечеру, если только выдержат лошади. Больше шестисот миль. Долгий путь для любой лошади, даже для такой сильной, какую он только что подарил Эрин. К тому же ночью ехать довольно опасно. Эрин кивнула, но призадумалась.
Немногие воины сумеют добраться до Карриса к завтрашнему вечеру, не загнав лошадей насмерть. А ведь с мертвой лошадью и лучший рыцарь не воин.
Возможно, Габорн в вопросах снабжения разбирается лучше всех, но стратег он, кажется, никудышний.
Глава 29
Глава 30
— Сударь Буллингс, мне нужен боевой конь, — сказала Эрин. — Вы знаете своих лошадей. Какая из них лучше всех?
— Для Всадницы Флидса? — спросил он неуверенно. Прежде Эрин никогда его не видела. Но по тону сразу поняла, что хотя они и соотечественники, правды он не скажет и продаст коня похуже.
По-своему он был прав. Слишком много было желающих получить самую лучшую лошадь. Но их следовало приберечь для короля, для его личной стражи и самых приближенных людей.
Эрин задумалась. Может быть, лучше доехать до Флидса, устроившись за спиной кого-то из рыцарей, а там уж она найдет себе лошадь.
Тут за спиной у нее открылась дверь, послышались тяжелые шаги и звяканье доспехов. Вот и еще кто-то решил подобрать себе самого лучшего коня. Сейчас Буллингс и вовсе про нее забудет.
— Да, лошадь для Всадницы, — сказала Эрин. — Подойдет любая, лишь бы довезла меня сегодня до Флидса. За спиной раздался голос самого Короля Земли.
— Для дочери королевы Хейрин Рыжей, — сказал Габорн, — не годится любая. Сегодня, Буллингс, она спасла жизнь принцу Южного Кроутена.
Эрин обернулась. О том, что она сделала, она не рассказала ни Габорну и никому другому, но, похоже, и впрямь слухами земля полнится. Они с Селинором попали в замок на спинах разных коней.
— Ваше величество, — Буллингс опустился на одно колено. Полы на конюшне содержались в такой чистоте, что старший конюх мог не опасаться замарать свои кожаные штаны.
Лицо у Габорна было бледным и усталым. Эрин хотела было рассказать ему о заговоре короля Андерса, но, взглянув на короля, поняла, что не стоит. Судя по всему, единственное, в чем он сейчас нуждался, это хорошенько выспаться, а после таких новостей вряд ли заснешь.
«Сама разберусь», — решила Эрин.
— Какая лошадь у вас самая лучшая? — спросил Габорн.
Буллингс запнулся:
— Есть… есть один прекрасный боевой конь, ваше величество. Хорошо обученный, спокойный, с пятнадцатью дарами.
— Очень хорошо, — сказал Габорн. — Подойдет для Всадницы Флидса, как вы считаете?
— Но, ваше величество… — испугался Буллингс. — Это невозможно. Герцог шкуру с меня сдерет! Он собирался Подарить этого коня вам!
— Если конь принадлежит мне, — сказал Габорн, — я могу подарить его кому пожелаю.
— Ваше величество, — Эрин смутилась, — я не могу принять такой подарок! — смущение ее было искренним, ибо подобный конь считался воистину королевским. И по праву должен был принадлежать Королю Земли. — Я его не возьму!
Габорн весело улыбнулся.
— Что ж, раз вы отказываетесь, я уверен, старший конюх сумеет подобрать что-то более подходящее.
— Да, ваше величество, — хвастливо сказал обрадовавшийся Буллингс. — Есть одна чудесная кобылка, до того тихая, что я бы женился на ней, если б мог! Сейчас приведу.
И, забыв обо всем, умчался прочь.
Эрин посмотрела на Габорна с удивлением.
— Неужели вы знали, что он не продаст мне хорошую лошадь!
— Простите его за строптивость, — ответил Габорн. — Скоро в Гередоне будет и вовсе не купить сильного коня. В войне с моим отцом Радж Ахтен потерял много боевых коней и потому опустошил конюшни Сильварреста. Мы потеряли пятьсот лошадей. Мы с герцогом Гроверманом сделали все, что могли, чтобы восполнить нехватку, и у нас есть форсибли. Но даже если передать дары необученным лошадям, которых готовили только к следующему году, в запасе у нас будет их всего четыре-пять сотен. Так что, конечно, Гроверман не хочет сейчас продавать хороших коней ни за какие деньги. И не продал бы даже вам.
Новость была неприятной, но Габорн позаботился обо всем, и это успокаивало. Сама Эрин редко задумывалась о хозяйственной стороне войны.
Без конницы пехоте и стрелкам приходится нелегко. В последние два дня Эрин не раз видела учебные занятия. В полях к югу от замка Сильварреста в стрельбе из лука упражнялись тысячи юношей и с западной стороны тысячи их учились работать пиками. И хотя в Гередоне было полно кузнецов, им пришлось бы потрудиться не один месяц, чтобы обеспечить доспехами всех. Везде в городах, которые они проехали сегодня, слышался звон кузнечных молотов.
«Какое же бремя непосильных забот несет Габорн на своих плечах, — подумала она. — Не стоит взваливать на него сейчас еще и тяжесть предательства. А может быть, и не существует никакого заговора. Разве у нее есть какие-нибудь доказательства, кроме слов Селинора?»
Нужно добыть доказательства, и Габорн в любом случае разберется с этим делом лучше, чем она, но сначала ему нужно хоть немного отдохнуть.
Ведь и правда, никогда раньше она не задумывалась о том, какое участие может принимать Король Земли в организации военных действий. Многие лорды, прекрасно разбиравшиеся в тактике боя, ничего не понимали в снабжении войск.
Габорн должен был решать все вопросы, касавшиеся снабжения, подготовки рыцарей и солдат и укрепления крепостей. Должен был разрабатывать тактику и стратегию, ежедневно следить за соблюдением законов и нести бремя огромного множества прочих обязанностей, и это поглощало его с головой.
И у него была еще одна, еще большая ответственность. Это он предупредил сегодня Эрин о грозившей ей опасности лично, это он предупредил всех. Габорн не просто управляет страной, как и полагается всякому монарху. Он внутренне связан с каждым из своих подданных и заботится о каждом.
Силы Короля Земли велики, но бремя его еще больше.
— Милорд, — спросила Эрин, чтобы убедиться в своих рассуждениях, — а где же вы возьмете перья для оснащения стрел?
— Я отдал приказ, чтобы все, кто ощипывает птиц — гусей, уток, куропаток и голубей — сдавали перья из крыльев и хвоста на нужды армии.
— Но у вас же совсем нет времени на такие мелочи, — сказала Эрин. — Когда вы успели отдать этот приказ?
— В замке Сильварреста после битвы при Лонгмоте мне были представлены почти все лорды Гередона, — ответил он устало. — Я поговорил с Избранными, как и с вами сегодня, и велел им позаботиться о собственной обороне.
— И попросили их запасать перья?
— Да, и гвозди для подков, а также теплые зимние плащи, которые могут служить при случае одеялами, а .»также продовольствие, лекарственные травы и многое Другое.
Только сейчас Эрин поняла, что результаты уже есть. Проезжая по Гередону, она уже видела занятых делом «Людей, видела, с каким усердием мельники мелют муку, а ткачи ткут ткани. Видела работавших на каждой крепостной стене каменщиков.
— А что вы прикажете мне? — спросила Эрин, потому что по сравнению с героическими усилиями других, вклад в подготовку к войне показался ей пока ничтожным.
— Слушаться меня, — сказал Габорн. — Сегодня вы прислушались к моему голосу и благодаря этому остались живы. Так и продолжайте.
Тут наконец старший конюх привел красивую боевую лошадь, резвую черную кобылку, у которой было девять даров. Вид у нее был на редкость благородный, почти как у королевской лошади.
— Буду слушаться, ваше величество, — пообещала Эрин и попросила: — Нельзя ли мне ехать сегодня рядом с вами? Мне хотелось бы кое-что обсудить.
— К вашим услугам, — сказал Габорн, — но выехать мы должны еще до рассвета. Кажется, мы сможем быть в Каррисе раньше, чем думали. На отдых есть часа два, но как только взойдет луна, мы отправимся в путь.
— Когда же мы там будем? — спросила Эрин.
— К вечеру, если только выдержат лошади. Больше шестисот миль. Долгий путь для любой лошади, даже для такой сильной, какую он только что подарил Эрин. К тому же ночью ехать довольно опасно. Эрин кивнула, но призадумалась.
Немногие воины сумеют добраться до Карриса к завтрашнему вечеру, не загнав лошадей насмерть. А ведь с мертвой лошадью и лучший рыцарь не воин.
Возможно, Габорн в вопросах снабжения разбирается лучше всех, но стратег он, кажется, никудышний.
Глава 29
Голубиный перевал
Во Дворце Наложниц вовсю распевали Способствующие, но сэр Боринсон их не слышал.
Измученный, лишенный даров жизнестойкости, которые прежде помогали преодолеть слабость человеческого тела, в ожидании Саффиры он заснул на солнышке у фонтана. Пока он спал, кто-то снял с него цепи.
Когда же Пэштак и телохранители Саффиры помогли ему, еще сонному, забраться в седло, Боринсон привычно устроился в нем, и его не понадобилось даже привязывать.
Он продолжал спать, когда Пэштак повел небольшой отряд обратно на север в Дейазз, а затем дальше, на запад, мимо священных Голубиных гор.
Там, на горной тропе, Боринсон ненадолго проснулся и увидел крутые белые скалы. На высоте четырех тысяч футов над пропастью к ним прилепились старинные жертвенники и куполообразные храмы. Когда-то, много веков назад, оттуда прыгали вниз те, кто хотел посвятить свою жизнь Воздуху.
Если желание было чистым, человек обретал дар полета. Но если Воздух отказывал, он разбивался насмерть.
По слухам, дар обретали порой даже дети. Но Воздух наделял им далеко не каждого, и внизу, в Долине Черепов, лежало немало тому подтверждений.
В новые времена безумцев, которые пытались взлететь, находилось немного, и Боринсону еще не доводилось слышать о том, чтобы, кроме Властителей Неба, кто-то получил власть над Воздухом. Иногда кто-нибудь уходил из дома, отдаваясь на волю ветра, и ветер нес его куда вздумается, «Летящие по ветру», как их называли, жили в одиночку и нередко, чтобы прокормиться, становились ворами.
Рядом с Саффирой ехали два ее телохранителя, двое громадин, которых звали Ха-Пим и Махкит. Королева закуталась в покрывала, чтобы никто не мог увидеть ее лица. Но и покрывало не могло скрыть блеск ее глаз и очертания нежного тела.
Она ехала молча, но все ее движения поневоле притягивали взгляд.
С каждой минутой она становилась все прекраснее, ибо во Дворце Наложниц в Обране было немало женщин, исполненных красоты.
Через векторов Посвященных Способствующие передавали их красоту Саффире.
Ей не нужно было находиться в Обране, чтобы получить дары, поскольку человек, раз отдавший дар, вступал со своим лордом в магическую связь, разорвать которую могла лишь смерть одного из них.
Когда женщина отдавала дар обаяния, вся ее красота переходила к ее лорду. Если эта Посвященная получала последствии дар обаяния от кого-то другого, красоты у нее не прибавлялось. Полученный дар тоже переходил к лорду.
Подобные Посвященные, поддерживавшие постоянную связь с лордом, назывались векторами. И сейчас женщины, которые уже были Посвященными Саффиры, принимали дары от других. Те, кто отдал ей обаяние, принимали и передавали обаяние; кто отдал голос — передавали голос.
Саффира воспользовалась подарком Короля Земли как нельзя лучше. Она рассчитывала к тому времени, когда предстанет перед Радж Ахтеном и попросит его прекратить эту затянувшуюся войну, иметь уже не сотни даров обаяния, а тысячи.
Пэштак не один час вел их по горным тропам, и один раз им пришлось объезжать войско Радж Ахтена, двигавшееся к крепости в Мутабайме. Боринсон снова заснул.
Лишь когда все пятеро достигли границы в горах Хест, они остановились, и Боринсона разбудили, чтобы он поел.
Близилась ночь, и Пэштак, стащив его с седла, сказал:
— Поспи здесь часок, пока я приготовлю ужин для ее величества.
Боринсон тут же опустился на подстилку из сосновой хвои и заснул бы немедленно, когда бы на него не пахнуло духами Саффиры.
Она прошла мимо, и сон мигом слетел. Боринсон сел и так долго смотрел вслед ее грациозной фигурке, что это не понравилось Ха-Пиму.
В кронах сосен ворковали голуби, в сухом горном воздухе витал запах близкой воды. Боринсон посмотрел на запад.
Никогда он не видел, как садится солнце над Соленой Пустыней Индопала, и увидев, запомнил это навсегда. Пустыня, растянувшаяся на сотни миль, казалась совершенно плоской, вечернее солнце окрашивало ее в нежно-фиолетовый цвет, ветер гнал над равниной облака красной пыли. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом, походило на огромную розовую жемчужину.
Но никакая красота пустыни не могла сравниться с прелестью Саффиры. Боринсон с замиранием сердца следил, как она спустилась по склону к укромной узкой долине, как встала на колени возле небольшого озерца, где на берегу среди камней цвели примулы и летали пчелы. Саффира скинула покрывала, и красота ее отозвалась в душе Боринсона невыносимой болью. Это была настоящая пытка.
Склонившись над озером, она посмотрела на свое отражение. К закату ей уже передали сотни, а быть может, тысячи даров обаяния и Голоса.
Затем обернулась и увидела, что Боринсон не спит и смотрит на нее.
— Сэр Боринсон, — сказала она ласкающим слух голосом. — Подойдите, посидите со мной.
Он поднялся, ноги стали вдруг непослушными. Переставляя их, будто бревна, подошел и почти упал рядом с нею. Саффира обольстительно улыбнулась и коснулась его руки.
Ха-Пим придвинулся ближе, сжимая рукоять кинжала. Выражение лица здоровяка-охранника ничего хорошего не сулило.
— Достойна ли я того, чтобы передать вашу просьбу о перемирии? — спросила Саффира.
— Достойны, — кое-как сумел выдавить Боринсон. — Еще бы нет.
Ее голос прозвучал для него музыкой, а собственный показался хриплым карканьем.
— Скажите, — продолжала Саффира, — у вас есть жена?
Боринсон сообразил не сразу. Беспокойно сморгнул.
— Жена?.. Да, миледи.
— Она красива?
Что он мог ответить? Раньше Миррима казалась ему красивой, но по сравнению с Саффирой она была… просто корова.
— Нет, миледи.
— И давно вы женаты? Он попытался вспомнить.
— Недавно, дня два. А может, три.
«Кажется, я выгляжу полным дураком», — подумал он.
— Но вы уже немолоды. А раньше у вас не было жены?
— Что? — спросил он. — Четыре… да, так.
— Четыре жены? — переспросила Саффира, подняв бровь. — Для человека из Рофехавана это много. Я думала, у вас принято иметь только одну.
— Четыре дня, как я женился, — пробормотал Боринсон. — Именно так. Четыре дня.
Он постарался произнести это как можно внушительнее.
— А раньше сколько у вас было жен?
— Ни одной, миледи, — отвечал Боринсон. — Я… служил телохранителем принца. Времени на жену не оставалось.
— Печально, — сказала Саффира. — Сколько же лет вашей жене?
— Двадцать… лет, — уточнил Боринсон.
Саффира оперлась о камень, откинулась назад. При этом она задела руку Боринсона, и он уставился на свои пальцы, не в силах отвести взгляда.
Ему хотелось протянуть руку, дотронуться до Саффиры еще раз, но знал, что это невозможно. Она не создана для таких ничтожеств, как он. Она коснулась его случайно, и больше этого не повторится. Он вдохнул аромат ее духов.
— Двадцать — это много, — сказала Саффира. — Я слышала, что в вашей стране обычно ждут, когда женщина достигнет брачного возраста.
Он не знал, что ответить. Самой Саффире на вид было лет шестнадцать, замужем она не первый год и родила Радж Ахтену четверых детей. «Должно быть, она все же старше, чем выглядит, — подумал он. — Но больше семнадцати ей быть никак не может — если только она не брала дары обаяния у детей».
— Я вышла замуж, когда мне исполнилось двенадцать, — сказала Саффира с гордостью. — Я была самой молодой из его жен, а он был самый красивый мужчина на свете. Он сразу полюбил меня. Другие наложницы нравятся ему за то, как они танцуют или поют. Но меня он любит больше всех. Он очень добр ко мне. И всегда дарит подарки. В прошлом году прислал двух белых слонов для прогулок, с наголовниками и паланкинами, расшитыми бриллиантами и жемчугом.
Боринсон однажды видел Радж Ахтена. Тот обладал тысячами даров обаяния. И сейчас, глядя на Саффиру, Боринсон понял, как он может быть дорог для женского сердца.
— Первого ребенка я родила, когда мне еще не исполнилось и тринадцати, — продолжала Саффира. — Я родила четверых.
Боринсону послышалась печаль в ее голосе. Он испугался, что разговор подошел к тяжелой для нее теме — к гибели сына.
Во рту у него пересохло.
— Э-э… и вы ходите родить еще? — спросил он, молясь про себя, чтобы это было не так.
— Нет, — она опустила голову. — Больше я не могу иметь детей.
Боринсон хотел было спросить, почему, но она покосилась на него и заговорила о другом.
— Я и не думала, что у мужчин бывают рыжие волосы. Ведь это некрасиво.
— Я… ради вас я их сбрею, миледи.
— Не нужно. Тогда станет видна эта ваша белая кожа и крапинки.
— Тогда я их перекрашу, миледи. Я слышал, что из листьев индиго и хны делают черную краску для волос.
Он не стал говорить, что такой краской пользовались во время вылазок в Индопал разведчики и наемные убийцы северян.
На губах Саффиры появилась улыбка, самая прекрасная из всех, какие он только видел.
— Да, старики в Индопале, когда начинают седеть, иногда красят волосы, — сказала она. — Я пошлю за краской. Она немного помолчала. И неожиданно похвасталась:
— Мой муж — величайший человек в мире.
Боринсон вздрогнул. Подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Но услышав это от Саффиры, он понял, что так оно и есть,
— Да, о Звезда Пустыни, — сказал он, подумав внезапно, что «миледи» слишком расхожее обращение и подходит разве только для пожилых матрон с иссохшими лицами.
— Он надежда мира, — сказала Саффира с полной убежденностью. — Он объединит человечество и перебьет опустошителей.
«Разумеется, — понял Боринсон, — это замысел великого человека. Кто может быть могущественнее, чем Радж Ахтен?»
— Так и будет, — согласился он.
— И я помогу ему, — продолжала Саффира. — Я принесу мир в Рофехаван, попрошу всех сложить оружие и остановить бесчинства Рыцарей Справедливости. Мой любимый долго сражался за мир, и теперь Великий Свет Индопала озарит все земли. Варвары Рофехавана падут перед ним на колени или будут уничтожены.
Она говорила все это отчасти самой себе, вслушиваясь в чистое звучание своего голоса. Даров у нее прибавлялось с каждой минутой.
— У Вэхани было сорок даров голоса. Теперь они мои, — сказала Саффира. — Мне будет не хватать ее песен, хотя сама я смогу петь гораздо лучше.
И она пропела несколько фраз столь звучно, что мелодию, казалось, можно было различить глазом, как кружащийся на ветру хлопковый пух. У Боринсона даже мурашки забегали по телу.
Неожиданно Саффира бросила на него недовольный взгляд.
— Не смотрите на меня, раскрыв рот, — сказала она. — У вас такой вид, словно вы собираетесь меня съесть. И вообще не смотрите. Я хочу искупаться, а меня никто не должен видеть обнаженной, понятно?
— Я закрою глаза, — пообещал Боринсон. Ха-Пим пнул его ногой в бок, он встал и отошел на несколько ярдов. Там снова сел, прислонясь спиной к нагретому солнцем валуну.
Она стала снимать одежду, пропитанную сладким ароматом ее тела, до Боринсона донесся шорох шелков, сильнее пахнуло жасминовыми духами.
Затем он услышал тихий удивленный вскрик — она ступила в озеро и с изумлением обнаружила, как холодна вода в горах. И принялась плескаться, что-то приговаривая, но Боринсон не смотрел в ее сторону.
Он крепко закрыл глаза, повинуясь ее приказу и готовый исполнить следующий, чего бы это ни стоило.
Но когда он попытался хоть на чем-нибудь сосредоточиться, только чтобы не слушать доносившиеся от озера звуки, он поневоле стал думать.
Саффира сказала, что Радж Ахтен — величайший человек в мире, и в тот момент слова ее показались ему мудрыми, исполненными глубокого смысла.
Сейчас же он вдруг засомневался.
Саффира любит Радж Ахтена.
Она считает его добрым. Это человека-то, который завоевал все соседние королевства и стремится теперь покорить весь мир?
Нет уж, Боринсон знал, насколько коварен и жесток Радж Ахтен. Он видел мертвые тела брата, сестер и матери Габорна. Видел, когда убивал их, сколько среди Посвященных в замке Сильварреста было детей — детей, у которых Радж Ахтен забрал дары. Лорд Волк был само зло.
Он взял Саффиру в жены совсем ребенком, и как бы ни гордилась она его любовью, Боринсону хотелось его за это убить.
Он задумался. Саффира вышла замуж охотно, очарованная красотой и Голосом Радж Ахтена. Она любит его. Любит так сильно, что собирается теперь выступить на его стороне против Рофехавана.
Она ничего не знает о мире, который хочет завоевать ее безжалостный муж, понял Боринсон. Наивное дитя. Всю жизнь прожила взаперти, ожидая подарков от Радж Ахтена и боясь Рыцарей Справедливости. От семьи ее оторвали в одиннадцать лет, и, должно быть, остальные наложницы, которых Боринсон не видал, были такими же, наивными и глупыми.
Он понял, что замысел Габорна может привести к неожиданному результату: Саффира передаст просьбу о перемирии, но сделает это по своим причинам, а не потому, что этого хочет Король Земли.
И если она не уговорит Радж Ахтена прекратить войну, она встанет на сторону мужа и использует все свое обаяние, чтобы помочь покорить Рофехаван.
Внутренний голос прошептал Боринсону, что он своими руками создал очередное чудовище и должен уничтожить его, пока не поздно.
Но об этом он не захотел и думать. Даже будь все его дары при нем, даже сумей он справиться с Пэштаком, Ха-Пимом и Махкитом, он не смог бы убить Саффиру.
Ни один мужчина не смог бы этого сделать.
Да она и не заслуживала столь жестокого наказания. Она была наивной, но не злой.
Но даже будь она злой, Боринсон все равно не тронул бы ее и пальцем.
Измученный, лишенный даров жизнестойкости, которые прежде помогали преодолеть слабость человеческого тела, в ожидании Саффиры он заснул на солнышке у фонтана. Пока он спал, кто-то снял с него цепи.
Когда же Пэштак и телохранители Саффиры помогли ему, еще сонному, забраться в седло, Боринсон привычно устроился в нем, и его не понадобилось даже привязывать.
Он продолжал спать, когда Пэштак повел небольшой отряд обратно на север в Дейазз, а затем дальше, на запад, мимо священных Голубиных гор.
Там, на горной тропе, Боринсон ненадолго проснулся и увидел крутые белые скалы. На высоте четырех тысяч футов над пропастью к ним прилепились старинные жертвенники и куполообразные храмы. Когда-то, много веков назад, оттуда прыгали вниз те, кто хотел посвятить свою жизнь Воздуху.
Если желание было чистым, человек обретал дар полета. Но если Воздух отказывал, он разбивался насмерть.
По слухам, дар обретали порой даже дети. Но Воздух наделял им далеко не каждого, и внизу, в Долине Черепов, лежало немало тому подтверждений.
В новые времена безумцев, которые пытались взлететь, находилось немного, и Боринсону еще не доводилось слышать о том, чтобы, кроме Властителей Неба, кто-то получил власть над Воздухом. Иногда кто-нибудь уходил из дома, отдаваясь на волю ветра, и ветер нес его куда вздумается, «Летящие по ветру», как их называли, жили в одиночку и нередко, чтобы прокормиться, становились ворами.
Рядом с Саффирой ехали два ее телохранителя, двое громадин, которых звали Ха-Пим и Махкит. Королева закуталась в покрывала, чтобы никто не мог увидеть ее лица. Но и покрывало не могло скрыть блеск ее глаз и очертания нежного тела.
Она ехала молча, но все ее движения поневоле притягивали взгляд.
С каждой минутой она становилась все прекраснее, ибо во Дворце Наложниц в Обране было немало женщин, исполненных красоты.
Через векторов Посвященных Способствующие передавали их красоту Саффире.
Ей не нужно было находиться в Обране, чтобы получить дары, поскольку человек, раз отдавший дар, вступал со своим лордом в магическую связь, разорвать которую могла лишь смерть одного из них.
Когда женщина отдавала дар обаяния, вся ее красота переходила к ее лорду. Если эта Посвященная получала последствии дар обаяния от кого-то другого, красоты у нее не прибавлялось. Полученный дар тоже переходил к лорду.
Подобные Посвященные, поддерживавшие постоянную связь с лордом, назывались векторами. И сейчас женщины, которые уже были Посвященными Саффиры, принимали дары от других. Те, кто отдал ей обаяние, принимали и передавали обаяние; кто отдал голос — передавали голос.
Саффира воспользовалась подарком Короля Земли как нельзя лучше. Она рассчитывала к тому времени, когда предстанет перед Радж Ахтеном и попросит его прекратить эту затянувшуюся войну, иметь уже не сотни даров обаяния, а тысячи.
Пэштак не один час вел их по горным тропам, и один раз им пришлось объезжать войско Радж Ахтена, двигавшееся к крепости в Мутабайме. Боринсон снова заснул.
Лишь когда все пятеро достигли границы в горах Хест, они остановились, и Боринсона разбудили, чтобы он поел.
Близилась ночь, и Пэштак, стащив его с седла, сказал:
— Поспи здесь часок, пока я приготовлю ужин для ее величества.
Боринсон тут же опустился на подстилку из сосновой хвои и заснул бы немедленно, когда бы на него не пахнуло духами Саффиры.
Она прошла мимо, и сон мигом слетел. Боринсон сел и так долго смотрел вслед ее грациозной фигурке, что это не понравилось Ха-Пиму.
В кронах сосен ворковали голуби, в сухом горном воздухе витал запах близкой воды. Боринсон посмотрел на запад.
Никогда он не видел, как садится солнце над Соленой Пустыней Индопала, и увидев, запомнил это навсегда. Пустыня, растянувшаяся на сотни миль, казалась совершенно плоской, вечернее солнце окрашивало ее в нежно-фиолетовый цвет, ветер гнал над равниной облака красной пыли. Солнце, почти скрывшееся за горизонтом, походило на огромную розовую жемчужину.
Но никакая красота пустыни не могла сравниться с прелестью Саффиры. Боринсон с замиранием сердца следил, как она спустилась по склону к укромной узкой долине, как встала на колени возле небольшого озерца, где на берегу среди камней цвели примулы и летали пчелы. Саффира скинула покрывала, и красота ее отозвалась в душе Боринсона невыносимой болью. Это была настоящая пытка.
Склонившись над озером, она посмотрела на свое отражение. К закату ей уже передали сотни, а быть может, тысячи даров обаяния и Голоса.
Затем обернулась и увидела, что Боринсон не спит и смотрит на нее.
— Сэр Боринсон, — сказала она ласкающим слух голосом. — Подойдите, посидите со мной.
Он поднялся, ноги стали вдруг непослушными. Переставляя их, будто бревна, подошел и почти упал рядом с нею. Саффира обольстительно улыбнулась и коснулась его руки.
Ха-Пим придвинулся ближе, сжимая рукоять кинжала. Выражение лица здоровяка-охранника ничего хорошего не сулило.
— Достойна ли я того, чтобы передать вашу просьбу о перемирии? — спросила Саффира.
— Достойны, — кое-как сумел выдавить Боринсон. — Еще бы нет.
Ее голос прозвучал для него музыкой, а собственный показался хриплым карканьем.
— Скажите, — продолжала Саффира, — у вас есть жена?
Боринсон сообразил не сразу. Беспокойно сморгнул.
— Жена?.. Да, миледи.
— Она красива?
Что он мог ответить? Раньше Миррима казалась ему красивой, но по сравнению с Саффирой она была… просто корова.
— Нет, миледи.
— И давно вы женаты? Он попытался вспомнить.
— Недавно, дня два. А может, три.
«Кажется, я выгляжу полным дураком», — подумал он.
— Но вы уже немолоды. А раньше у вас не было жены?
— Что? — спросил он. — Четыре… да, так.
— Четыре жены? — переспросила Саффира, подняв бровь. — Для человека из Рофехавана это много. Я думала, у вас принято иметь только одну.
— Четыре дня, как я женился, — пробормотал Боринсон. — Именно так. Четыре дня.
Он постарался произнести это как можно внушительнее.
— А раньше сколько у вас было жен?
— Ни одной, миледи, — отвечал Боринсон. — Я… служил телохранителем принца. Времени на жену не оставалось.
— Печально, — сказала Саффира. — Сколько же лет вашей жене?
— Двадцать… лет, — уточнил Боринсон.
Саффира оперлась о камень, откинулась назад. При этом она задела руку Боринсона, и он уставился на свои пальцы, не в силах отвести взгляда.
Ему хотелось протянуть руку, дотронуться до Саффиры еще раз, но знал, что это невозможно. Она не создана для таких ничтожеств, как он. Она коснулась его случайно, и больше этого не повторится. Он вдохнул аромат ее духов.
— Двадцать — это много, — сказала Саффира. — Я слышала, что в вашей стране обычно ждут, когда женщина достигнет брачного возраста.
Он не знал, что ответить. Самой Саффире на вид было лет шестнадцать, замужем она не первый год и родила Радж Ахтену четверых детей. «Должно быть, она все же старше, чем выглядит, — подумал он. — Но больше семнадцати ей быть никак не может — если только она не брала дары обаяния у детей».
— Я вышла замуж, когда мне исполнилось двенадцать, — сказала Саффира с гордостью. — Я была самой молодой из его жен, а он был самый красивый мужчина на свете. Он сразу полюбил меня. Другие наложницы нравятся ему за то, как они танцуют или поют. Но меня он любит больше всех. Он очень добр ко мне. И всегда дарит подарки. В прошлом году прислал двух белых слонов для прогулок, с наголовниками и паланкинами, расшитыми бриллиантами и жемчугом.
Боринсон однажды видел Радж Ахтена. Тот обладал тысячами даров обаяния. И сейчас, глядя на Саффиру, Боринсон понял, как он может быть дорог для женского сердца.
— Первого ребенка я родила, когда мне еще не исполнилось и тринадцати, — продолжала Саффира. — Я родила четверых.
Боринсону послышалась печаль в ее голосе. Он испугался, что разговор подошел к тяжелой для нее теме — к гибели сына.
Во рту у него пересохло.
— Э-э… и вы ходите родить еще? — спросил он, молясь про себя, чтобы это было не так.
— Нет, — она опустила голову. — Больше я не могу иметь детей.
Боринсон хотел было спросить, почему, но она покосилась на него и заговорила о другом.
— Я и не думала, что у мужчин бывают рыжие волосы. Ведь это некрасиво.
— Я… ради вас я их сбрею, миледи.
— Не нужно. Тогда станет видна эта ваша белая кожа и крапинки.
— Тогда я их перекрашу, миледи. Я слышал, что из листьев индиго и хны делают черную краску для волос.
Он не стал говорить, что такой краской пользовались во время вылазок в Индопал разведчики и наемные убийцы северян.
На губах Саффиры появилась улыбка, самая прекрасная из всех, какие он только видел.
— Да, старики в Индопале, когда начинают седеть, иногда красят волосы, — сказала она. — Я пошлю за краской. Она немного помолчала. И неожиданно похвасталась:
— Мой муж — величайший человек в мире.
Боринсон вздрогнул. Подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Но услышав это от Саффиры, он понял, что так оно и есть,
— Да, о Звезда Пустыни, — сказал он, подумав внезапно, что «миледи» слишком расхожее обращение и подходит разве только для пожилых матрон с иссохшими лицами.
— Он надежда мира, — сказала Саффира с полной убежденностью. — Он объединит человечество и перебьет опустошителей.
«Разумеется, — понял Боринсон, — это замысел великого человека. Кто может быть могущественнее, чем Радж Ахтен?»
— Так и будет, — согласился он.
— И я помогу ему, — продолжала Саффира. — Я принесу мир в Рофехаван, попрошу всех сложить оружие и остановить бесчинства Рыцарей Справедливости. Мой любимый долго сражался за мир, и теперь Великий Свет Индопала озарит все земли. Варвары Рофехавана падут перед ним на колени или будут уничтожены.
Она говорила все это отчасти самой себе, вслушиваясь в чистое звучание своего голоса. Даров у нее прибавлялось с каждой минутой.
— У Вэхани было сорок даров голоса. Теперь они мои, — сказала Саффира. — Мне будет не хватать ее песен, хотя сама я смогу петь гораздо лучше.
И она пропела несколько фраз столь звучно, что мелодию, казалось, можно было различить глазом, как кружащийся на ветру хлопковый пух. У Боринсона даже мурашки забегали по телу.
Неожиданно Саффира бросила на него недовольный взгляд.
— Не смотрите на меня, раскрыв рот, — сказала она. — У вас такой вид, словно вы собираетесь меня съесть. И вообще не смотрите. Я хочу искупаться, а меня никто не должен видеть обнаженной, понятно?
— Я закрою глаза, — пообещал Боринсон. Ха-Пим пнул его ногой в бок, он встал и отошел на несколько ярдов. Там снова сел, прислонясь спиной к нагретому солнцем валуну.
Она стала снимать одежду, пропитанную сладким ароматом ее тела, до Боринсона донесся шорох шелков, сильнее пахнуло жасминовыми духами.
Затем он услышал тихий удивленный вскрик — она ступила в озеро и с изумлением обнаружила, как холодна вода в горах. И принялась плескаться, что-то приговаривая, но Боринсон не смотрел в ее сторону.
Он крепко закрыл глаза, повинуясь ее приказу и готовый исполнить следующий, чего бы это ни стоило.
Но когда он попытался хоть на чем-нибудь сосредоточиться, только чтобы не слушать доносившиеся от озера звуки, он поневоле стал думать.
Саффира сказала, что Радж Ахтен — величайший человек в мире, и в тот момент слова ее показались ему мудрыми, исполненными глубокого смысла.
Сейчас же он вдруг засомневался.
Саффира любит Радж Ахтена.
Она считает его добрым. Это человека-то, который завоевал все соседние королевства и стремится теперь покорить весь мир?
Нет уж, Боринсон знал, насколько коварен и жесток Радж Ахтен. Он видел мертвые тела брата, сестер и матери Габорна. Видел, когда убивал их, сколько среди Посвященных в замке Сильварреста было детей — детей, у которых Радж Ахтен забрал дары. Лорд Волк был само зло.
Он взял Саффиру в жены совсем ребенком, и как бы ни гордилась она его любовью, Боринсону хотелось его за это убить.
Он задумался. Саффира вышла замуж охотно, очарованная красотой и Голосом Радж Ахтена. Она любит его. Любит так сильно, что собирается теперь выступить на его стороне против Рофехавана.
Она ничего не знает о мире, который хочет завоевать ее безжалостный муж, понял Боринсон. Наивное дитя. Всю жизнь прожила взаперти, ожидая подарков от Радж Ахтена и боясь Рыцарей Справедливости. От семьи ее оторвали в одиннадцать лет, и, должно быть, остальные наложницы, которых Боринсон не видал, были такими же, наивными и глупыми.
Он понял, что замысел Габорна может привести к неожиданному результату: Саффира передаст просьбу о перемирии, но сделает это по своим причинам, а не потому, что этого хочет Король Земли.
И если она не уговорит Радж Ахтена прекратить войну, она встанет на сторону мужа и использует все свое обаяние, чтобы помочь покорить Рофехаван.
Внутренний голос прошептал Боринсону, что он своими руками создал очередное чудовище и должен уничтожить его, пока не поздно.
Но об этом он не захотел и думать. Даже будь все его дары при нем, даже сумей он справиться с Пэштаком, Ха-Пимом и Махкитом, он не смог бы убить Саффиру.
Ни один мужчина не смог бы этого сделать.
Да она и не заслуживала столь жестокого наказания. Она была наивной, но не злой.
Но даже будь она злой, Боринсон все равно не тронул бы ее и пальцем.
Глава 30
Честный партнер
Когда Иом со своей свитой прибыла в замок Гроверман, солнце давно уже село. Кони Джурима и Биннесмана, раньше принадлежавшие Радж Ахтену, были великолепны, лошадь Мирримы тоже, но та, которую они взяли из запасных, обладала всего тремя дарами.
Силы ее иссякли уже через сто миль, и пришлось ехать медленно, пока они не добрались до Баннисфера, где нашли другую.
Но звезды светили ярко, воздух был прохладен и свеж, так что поездка оказалась даже приятной.
Едва спешившись, Иом отправилась искать короля. За нею шли Джурим, Биннесман и Миррима, а также Хроно и хромой мальчик.
Расспросив капитана, они проследовали в Герцогскую Башню, где обедали Габорн и высокие лорды.
Иом прошла в приемный кабинет герцога. Она уже собиралась отодвинуть красный занавес, прикрывавший вход в Большой зал, когда услышала чей-то хриплый голос, обратившийся к ее мужу.
— Вы издеваетесь над нами, ваше величество! — громко сказал рыцарь. — Вы не должны разрешать им уйти сейчас, когда охота еще даже не началась! Это смахивает на трусость!
Голос она узнала. Говорил сэр Джиллис из Тор-Инселла.
В ответ кто-то взревел басом:
— Ваше величество, я не позволю, чтобы меня называли трусом, и не позволю называть трусом моего короля! Я требую извинений!
Иом жестом велела свите остановиться. И слегка раздвинула занавес. Гроверман устроил роскошный пир, и за столом, за которым могло поместиться от силы две дюжины человек, сидело десятка три лордов.
Посредине зала стоял юноша с прыщавым лицом — сын Теовальда Орвинна, четырнадцатилетний Агантер.
Иом уже слышала о последних событиях. О том, что короля Орвинна и сына его Барнелла убил Темный Победитель. Наследником трона стал Агантер. Узнала также и о том, что Габорн утратил дары.
Рядом с Агантером стоял огромный, как медведь, сэр Лангли, позади столпились советники.
— Я требую извинений от этого невежи, — проревел сэр Лангли, — или удовлетворения!
Габорн, криво улыбнувшись, повернулся туда, где слева от него через несколько стульев сидел за столом сэр Джиллис.
— Что скажете, сэр Джиллис? Вы извинитесь за оскорбление или нам предстоит увидеть, как лучший боец Орвинна свернет вам шею?
Побагровев, сэр Джиллис бросил на тарелку не обглоданную лебяжью ножку и обвел всех свирепым взором.
— Я скажу это еще раз! Орвинн присягнул на верность Королю Земли, и если сейчас, перед сражением, Агантер и его рыцари решили отбыть восвояси, я говорю, что все они трусы! Можете отрезать мне язык, сэр Лангли. Пусть я останусь без языка, от этого ничего не изменится.
Сэр Лангли смотрел на него злобно, держась за кинжал, но в присутствии Короля Земли обнажить оружие не решался.
— Позвольте сказать, ваше величество! — крикнул один из советников Орвинна. — Милорд Агантер не сам пожелал вернуться домой. Это я весь день объяснял ему, что это будет разумнее всего!
— Продолжайте, — сказал Габорн советнику.
— Я… я хотел сказать только, что Агантеру нет еще четырнадцати лет, хоть он и ростом с сэра Лангли — да и отважен не меньше, чем любой в этом зале, — но государство наше понесло сегодня тяжелую утрату. Со смертью короля Орвинна и его старшего сына королевская семья осиротела. Младшему сыну всего шесть лет, и если Агантер поедет на юг и волею рока погибнет в сражении, то некому будет править. А поскольку страна воюет, она не может обойтись без короля. Только по этой причине мы просим отпустить нас домой.
Силы ее иссякли уже через сто миль, и пришлось ехать медленно, пока они не добрались до Баннисфера, где нашли другую.
Но звезды светили ярко, воздух был прохладен и свеж, так что поездка оказалась даже приятной.
Едва спешившись, Иом отправилась искать короля. За нею шли Джурим, Биннесман и Миррима, а также Хроно и хромой мальчик.
Расспросив капитана, они проследовали в Герцогскую Башню, где обедали Габорн и высокие лорды.
Иом прошла в приемный кабинет герцога. Она уже собиралась отодвинуть красный занавес, прикрывавший вход в Большой зал, когда услышала чей-то хриплый голос, обратившийся к ее мужу.
— Вы издеваетесь над нами, ваше величество! — громко сказал рыцарь. — Вы не должны разрешать им уйти сейчас, когда охота еще даже не началась! Это смахивает на трусость!
Голос она узнала. Говорил сэр Джиллис из Тор-Инселла.
В ответ кто-то взревел басом:
— Ваше величество, я не позволю, чтобы меня называли трусом, и не позволю называть трусом моего короля! Я требую извинений!
Иом жестом велела свите остановиться. И слегка раздвинула занавес. Гроверман устроил роскошный пир, и за столом, за которым могло поместиться от силы две дюжины человек, сидело десятка три лордов.
Посредине зала стоял юноша с прыщавым лицом — сын Теовальда Орвинна, четырнадцатилетний Агантер.
Иом уже слышала о последних событиях. О том, что короля Орвинна и сына его Барнелла убил Темный Победитель. Наследником трона стал Агантер. Узнала также и о том, что Габорн утратил дары.
Рядом с Агантером стоял огромный, как медведь, сэр Лангли, позади столпились советники.
— Я требую извинений от этого невежи, — проревел сэр Лангли, — или удовлетворения!
Габорн, криво улыбнувшись, повернулся туда, где слева от него через несколько стульев сидел за столом сэр Джиллис.
— Что скажете, сэр Джиллис? Вы извинитесь за оскорбление или нам предстоит увидеть, как лучший боец Орвинна свернет вам шею?
Побагровев, сэр Джиллис бросил на тарелку не обглоданную лебяжью ножку и обвел всех свирепым взором.
— Я скажу это еще раз! Орвинн присягнул на верность Королю Земли, и если сейчас, перед сражением, Агантер и его рыцари решили отбыть восвояси, я говорю, что все они трусы! Можете отрезать мне язык, сэр Лангли. Пусть я останусь без языка, от этого ничего не изменится.
Сэр Лангли смотрел на него злобно, держась за кинжал, но в присутствии Короля Земли обнажить оружие не решался.
— Позвольте сказать, ваше величество! — крикнул один из советников Орвинна. — Милорд Агантер не сам пожелал вернуться домой. Это я весь день объяснял ему, что это будет разумнее всего!
— Продолжайте, — сказал Габорн советнику.
— Я… я хотел сказать только, что Агантеру нет еще четырнадцати лет, хоть он и ростом с сэра Лангли — да и отважен не меньше, чем любой в этом зале, — но государство наше понесло сегодня тяжелую утрату. Со смертью короля Орвинна и его старшего сына королевская семья осиротела. Младшему сыну всего шесть лет, и если Агантер поедет на юг и волею рока погибнет в сражении, то некому будет править. А поскольку страна воюет, она не может обойтись без короля. Только по этой причине мы просим отпустить нас домой.