Страница:
Габорн слушал внимательно. По левую руку от него сидел герцог Гроверман, по правую — канцлер Роддерман.
— Если уедет молодой Агантер — это полбеды, — сказал сэр Джиллис. — Но почему он должен забрать своих воинов? Пятьсот рыцарей?
Иом торопливо обдумывала услышанное. Отец Агантера выделил для похода пятьсот конных рыцарей, и они были нужны Габорну сейчас, когда от армии Гередона осталась едва десятая часть. Самому Агантеру, пожалуй, и впрямь лучше вернуться домой, но забирать с собой воинов — лишнее.
Сэр Джиллис прав, решила она. Просьба Агантера выходит за рамки простого благоразумия. Он испуган, и не без причины.
И она сама, и Габорн потеряли в войне с Радж Ахтеном своих отцов. Но на долю отца Агантера выпала самая страшная смерть — Темный Победитель раздавил его прямо у сына на глазах.
Тут дрожащим голосом заговорил сам Агантер:
— Я не стал бы забирать всех воинов, когда бы не весть, которую отец мой получил вчера вечером: в Северном Кроутене и на юге Мистаррии появились опустошители. Под Даннвудом, сотрясая землю, роет ходы мировой червь. На границе, в горах Хест, мы еще летом видели следы опустошителей. Кто знает, когда они решат напасть?
— Ха! А я называю это просто разбоем! — сказал сэр Джиллис. — Король Земли, чтобы спасти ваших подданных, дал вашему сэру Лангли две тысячи форсиблей, а вы собираетесь спокойненько уехать с добычей? Кто скажет после этого, что Орвинн — честный человек?
Молодой король грозно взглянул на Джиллиса. Иом поняла, что в отличие от своего вассала, сэра Лангли, Агантер не побоится обнажить оружие в присутствии Короля Земли. Радж Ахтена он, может быть, и боялся, но сэра Джиллиса нет.
Вот уж действительно честный человек.
Иом прикусила губу. Если молодой Агантер и сейчас не любит, когда ему говорят правду в лицо, то через несколько лет он будет ненавидеть тех, кто шепчется за его спиной. Забрать награду за поддержку, не вступив в бой, — чистейшая неблагодарность.
Две тысячи форсиблей для сэра Лангли Габорн уже отправил. Это очень много, и Лангли уже принимает дары через векторов, это заметно. Несмотря на тяжесть доспехов, он передвигался с такой неправдоподобной легкостью и быстротой, с какой движутся только люди с множеством даров ловкости и метаболизма.
С каждой минутой он становится сильнее и сильнее.
Забрать Лангли накануне сражения — и неблагодарность, и глупость. Иом этого ни за что не допустила бы, она стукнула бы по столу кулаком и потребовала выполнения обещания. Но сейчас она внимательно наблюдала за Габорном.
Габорн выпрямился, прокашлялся. На лицо его упал свет свечи, и королеву поразило, насколько он изменился за прошедший день. Он побледнел, глаза стали неживыми. Габорн казался не то больным, не то до смерти усталым. Это из-за утраты даров, поняла Иом.
— Сэр Джиллис, вы должны принести извинения молодому королю Орвинну, — сказал Габорн. — Я знаю, что у него на сердце. Он и сам хотел бы отомстить Радж Ахтену, и ему не менее тяжко отказываться от сражения, чем вам смириться с его отказом.
Затем он обратился к молодому королю:
— Агантер Орвинн, разумеется, вы можете забрать своих рыцарей. Орвинн нужен Рофехавану, чтобы защищать наши западные границы от всех врагов — и от Радж Ахтена, и от опустошителей. Заберите домой тела отца и брата, чтобы похоронить их там. Уезжайте, и да сохранят вас Силы.
Иом не поверила своим ушам. У Габорна останется слишком мало людей. Он не должен уступать этому трусу!
— Но… — сэр Джиллис даже задохнулся от возмущения.
— Я прошу только об одном, — продолжал Габорн. — Оставьте нам сэра Лангли. Надеюсь, он вместо вас отомстит за вашего отца. А я буду вечно благодарен вам за помощь.
Тут Иом поняла, к чему клонит Габорн Агантер боялся Радж Ахтена. Так боялся, что не отважился бы ехать домой в одиночку.
Но сказав, что мальчишка не трус, Габорн его ободрил. И в то же время воззвал к чувству собственного достоинства, которое тот чуть было не утратил. Сын должен отомстить за убитого отца. И если Агантер запретит сэру Лангли участвовать в сражении, его начнут презирать свои же подданные. Мальчик прекрасно это понимал.
И все-таки голос у него дрогнул, когда он ответил Габорну
— Что ж, я оставлю его… и еще сто рыцарей.
На лице Габорна отразилось удивление и восхищение подобной щедростью молодого короля
И, заторопившись покинуть замок Гроверман, торопясь домой, в Орвинн, Агантер повернулся и вышел из зала, следом двинулись советники и его Хроно.
Иом отступила в сторону, чтобы дать им пройти.
Из людей Агантера Орвинна в зале остался только сэр Лангли.
Он задумчиво смотрел вслед своему королю, в зале стояла полная тишина. Когда же Агантер удалился, сэр Лангли поклонился Габорну.
— Благодарю вас, ваше величество, за то, что позволили мальчику уехать, — сказал он Потом с поклоном повернулся к сэру Джиллису: — Благодарю и вас, сударь, за то, что напомнили ему о долге.
Габорн смущенно улыбнулся. Сэр Лангли, в отличие от своего короля, честь которого считал себя обязанным защищать до конца, явно жаждал сразиться с Радж Ахтеном и, зная, что творится у мальчика на душе, рад был, что получил от него позволение.
Лангли повернулся к выходу.
— Оставайтесь, если хотите, — сказал Габорн — Места за столом больше чем достаточно.
Это прозвучало как шутка, ибо лорды за столом Гровермана сидели так тесно, что касались локтями друг друга и руки не могли поднять.
— Благодарю, ваше величество, — сказал Лангли. — Но, боюсь, мои воины, видя, что уезжает король, могут несколько пасть духом. Я, с вашего позволения, пообедаю с ними и постараюсь их успокоить.
— Понимаю, — сказал Габорн.
Лангли пошел было к двери, но Габорн его задержал.
— Сэр Лангли, вы должны помнить, что ваш король — хороший человек. Телом он мужчина, но сердцем еще ребенок. Думаю, через год-другой он обретет мужественность.
Лангли остановился.
— Можно только молиться, чтобы это случилось не слишком поздно.
Иом пропустила сэра Лангли и вместе с Мирримой, Биннесманом, Джуримом и Хроно вошла наконец в Большой зал. Хромого мальчика оставили в приемной играть со щенками.
Увидев Иом, Габорн встал и пригласил ее сесть рядом. Иом поцеловала его, заглянула в лицо. Он казался больным.
Герцог Гроверман уступил ей свой стул, она села и взяла Габорна за руку.
И в этот момент паж объявил о приезде вестника из Белдинука — с того самого дня, как Габорн стал Королем Земли, это был первый посланец оттуда.
Белдинук являлся вторым по величине и богатству государством Рофехавана. Северный сосед Мистаррии, он был ее главным союзником. Король Белдинука Ловикер, болезненный, нерешительный человек, долгие годы дружил с отцом Габорна. Сейчас он нужен был Габорну по той причине, что путь войска на Каррис проходил через Белдинук. К тому же им необходимо было продовольствие, запасы которого взять с собой при столь быстром передвижении было невозможно
Зерна для лошадей и еды для воинов войскам Габорна хватило бы ровно до Белдинука.
С продовольствием им предложила помочь королева Флидса Хейрин Рыжая, но одной ее поддержки было мало, и потому Габорн ждал вестей из Белдинука с таким нетерпением.
Союз с Ловикером нужен был не только ради рыцарей. В северной Мистаррии пострадало немало замков, и продовольствия не хватало всем.
Палдан, уверенный, что Радж Ахтен не собирается разрушать Каррис, готовясь к осаде, переправил все свои запасы туда. Габорн вполне разделял его уверенность. Каррис нужен был Радж Ахтену, чтобы его войска могли там перезимовать.
Если все это так, Габорну придется прорываться через вражеские заслоны. И значит, нужны еще и боеприпасы: стрелы для лучников, копья для конницы, щиты и многое другое.
Мало кто из рыцарей, отправившихся с ним на Каррис, взял с собой полное вооружение. Кони шли налегке, с налобниками, под стегаными попонами, прикрывавшими бока и шею. Броня была слишком тяжелой в столь дальнем пути. Габорн же боялся посылать в бой почти не защищенных лошадей, их и так не хватало. И значит, где-то нужно было брать тяжелые доспехи и для лошадей, и для самих рыцарей
Он рассчитывал достать все это в Белдинуке.
Если Радж Ахтен засел в Крейдене, Феллсе или в Тал Дуре, им придется брать замки осадой, для чего понадобятся осадные орудия. Кроме всего прочего, армии всегда нужны кузнецы, повара, оруженосцы, прачки, саперы, возчики — великое множество обслуги. Габорна могли бы обеспечить всем необходимым и собственные вассалы с востока и юга Мистаррии, но дорога на север заняла бы у них не одну неделю, а времени и так не хватало.
Габорну оставалось только надеяться на помощь старого союзника, Ловикера из Белдинука, о котором поговаривали, что слишком уж он осторожен и вряд ли у него хватит духу выступить против Радж Ахтена.
Габорн написал ему, желая закупить необходимое продовольствие, еще неделю назад, но ответа не было — возможно, потому, что король Ловикер был занят собственной обороной, ибо как раз в это время войско Радж Ахтена пробиралось сквозь дебри на границе Белдинука. Два дня назад Иом отправила к нему второго нарочного.
И вот наконец явился долгожданный вестник, чья серо-коричневая туника с вышитым на ней белым лебедем Белдинука была еще покрыта дорожной пылью. Он был мал ростом, худощав, с длинными усами без бороды.
Габорн встал было, чтобы выйти и поговорить с ним наедине, но вестник торжественно поклонился и сказал:
— С позволения вашего высочества, добрый король Ловикер приказал мне говорить открыто при всех лордах Гередона и Орвинна.
Габорн кивнул.
— Продолжайте, пожалуйста. Вестник еще раз поклонился.
— Мой лорд Белдинук велел мне начать так: «Долгой жизни Королю Земли Габорну Вал Ордину».
Он вскинул руку, и все лорды за столом прокричали.
— Долгой жизни королю!
— Мой король просит прощения за задержку с ответом. Он написал вам еще неделю назад, обещая содействие во всем, что вам может понадобиться. К несчастью, наш посланный, по-видимому, не доехал до вас. На дорогах полно было убийц Радж Ахтена. За этот недосмотр мой лорд просит прощения. И просит передать вам, Габорн, что всегда любил вашего отца и любит вас — как родного сына.
Иом услышанное не понравилось. Она знала, что Ловикер старался расположить к себе короля Ордина в надежде, что Габорн наберется однажды мужества, чтобы жениться на его единственной наследнице, некрасивой девице с дурным характером.
— Король Ловикер просит вас ни о чем не беспокоиться, — продолжал вестник. — Он знает об опасности, нависшей над Каррисом, и уже собирает войско и продовольствие, чтобы помочь освободить город. Он возглавит пять тысяч рыцарей, сто тысяч пехотинцев и пятьдесят тысяч лучников, захватит осадные орудия и необходимый обоз — в надежде, что вместе мы разобьем Радж Ахтена, пока угроза еще не так велика! Ваше величество, лорды Гередона и Орвинна, мой король Ловикер просит вас сохранять доброе расположение духа и поскорее присоединиться к нему, ибо он сам поведет свое войско в бой!
Иом вдруг поняла замысел Ловикера. На подмогу Каррису выйдут войска с юга и востока Мистаррии. Запад охраняет Флидс, с севера подойдет войско Ловикера — и Радж Ахтен окажется окруженным со всех сторон, как медведь — гончими, и тут-то, по мысли Ловикера, его и можно будет одолеть.
Иом недоверчиво усмехнулась. Никогда бы она не подумала, что старый и болезненный король Ловикер сам отправится на войну.
Лорды разразились приветственными криками, и на душе у нее стало так легко, как никогда в жизни.
Были подняты кубки за благоденствие Белдинука, затем — за Силы, и каждый плеснул немного эля на пол — для Земли.
Иом посмотрела на Габорна. Лицо его слегка разгладилось, он поблагодарил вестника и предложил ему еду и питье со своего стола.
«Что ж, — подумала Иом, — мы потеряли рыцарей Орвинна, но приобрели в сто раз больше!» Сердце ее радостно затрепетало.
Глядя на Габорна, она пыталась понять его чувства. Ведь он предупреждал об опасности, и пока он не будет спокоен, ей тоже рано ликовать.
Прежде у Габорна было два дара обаяния, и даже тогда он выглядел вполне заурядным и скромным человеком. Сейчас она видела его истинную внешность. «Не то что некрасив, но весьма близко к тому», — решила Иом.
Она задумалась. Внешнее преображение — не самое страшное из того, что с ним произошло. Он утратил жизнестойкость и теперь легко мог заболеть, мог пасть в бою. Утратил силу и стал слабее самого неумелого воина. Утратил красноречие и голос.
Но самое, должно быть, ужасное, что он утратил дар ума. Большая часть его знаний и воспоминаний тоже теперь потеряна.
Любой Властитель Рун испытывал бы упадок духа, потеряв столько даров в тот момент, когда они особенно нужны.
Она тихо сказала Габорну на ухо:
— Ваше величество, вы выглядите совершенно… измотанным. Я тревожусь за вас. Вам необходимо отдохнуть. Надеюсь, вы не собираетесь просидеть за столом всю ночь?
Он успокаивающе сжал ее руку и поднял палец, словно подавая знак. Вперед большими шагами вышел Джурим, держа в руках одну из корзин, в которых они везли щенков.
— Ваше величество, герцог Гроверман, лорды Гередона, — сказал он весьма торжественно. — Вести из Белдинука — это, конечно, достойная причина, чтобы нам праздновать нынче. Но я привез кое-что, что еще больше обрадует ваши сердца и поднимет настроение!
Сверкнув драгоценными кольцами на пальцах, Джурим откинул крышку корзины, и Иом подумала было, что сейчас он вытащит щенка.
Но достал он оттуда руку Темного Победителя. Пальцы ее были скрючены клешней. Лорды вновь разразились приветственными криками, стуча по столу кулаками. Кто-то прокричал:
— Отличная работа, Биннесман! Да хранят вас Силы!
Снова взлетели кубки, и в дар Земле пролился на пол эль.
Иом, пораженная несправедливостью, схватила Габорна за руку и сердито прошептала:
— Это же не Биннесман его убил! Габорн улыбнулся ей, поднял кубок, словно собираясь предложить другой тост, и все притихли.
— Как вы знаете, Победитель погубил сегодня многих людей, — сказал он. — Среди тех, кто погиб, был наш добрый друг, король Орвинн, которого нам будет очень не хватать.
Все погибшие пострадали по одной и той же причине: они не вняли моему предупреждению. Земля приказала бежать, а они не убежали. Неделю подряд я спрашивал Землю, должны ли мы сражаться, чтобы защитить себя. И раз за разом она приказывала только убегать.
Но сегодня наконец Земля шепнула, что один из нас должен напасть, должен поразить Темного Победителя!
Лорды вновь закричали и принялись стучать по столу, и Габорну пришлось повысить голос.
— Она отдала этот приказ женщине — женщине, не имеющей даров силы и жизнестойкости, женщине, не умеющей сражаться, — он указал на страшный трофей. — Это рука Победителя, которого поразила стрелой жена сэра Боринсона, леди Миррима Боринсон!
Все лорды, к искреннему удовольствию Иом, разинули рты.
Кто-то выпалил:
— Но… я сам видел, как плохо она стреляет! Этого не может быть!
Миррима стояла в полумраке возле занавешенного входа. Она так смутилась, что, похоже, готова была убежать обратно в приемную.
— Но так и было, — сказала Иом. — Выстрел ее оказался достаточно метким, чтобы убить Победителя. У нее — сердце воина, а скоро будут и дары под стать!
— Что ж, позвольте нам тогда взглянуть на эту воительницу! — крикнул лорд, и Биннесман подтолкнул Мирриму вперед, на свет.
Приветственные крики и свист, встретившие ее, были воистину оглушительными. Габорн захлопал в ладоши, остальные подхватили, и несколько долгих минут Миррима переживала свое торжество.
Наконец Габорн поднял руки и призвал всех к тишине.
— Пусть деяние Мирримы всегда напоминает нам о том, что может совершить человек с помощью сил Земли, — сказал он. — Земля — наша защита и опора. Она охраняла наших предков. Благодаря ее силам Эрден Геборен мог сражаться с темными чародеями Тота. И сейчас нам предстоит попытаться повторить его подвиги.
Вчера на рассвете Земля приказала нам выступить на юг. И мы выступили, хоть и знали, что нас слишком мало.
Но мы знали также, что смертельный удар может нанести и один человек. А сейчас на подмогу нам спешит большое войско, и в бой мы пойдем не одни. С нами будет Земля!
Вы знаете, — продолжал он, — что я разослал по границам десятки Избранных вестников. Трое из них — в Каррисе, их окружают войска Радж Ахтена. Я чую нависшую над ними опасность, и Земля говорит мне так: «Быстрее! Быстрее ударь!» — для пущего эффекта он стукнул по столу кулаком. — Вы знаете также, что я собирался выехать во Флидс завтра на рассвете. Но, боюсь, надо торопиться. Я выезжаю с восходом луны и остановлюсь во Флидсе совсем ненадолго. Призываю всех, чьи лошади могут угнаться за моей, ехать со мной, остальные же пусть поспешают следом изо всех сил. Надеюсь, наши объединенные с Белдинуком войска будут в Каррисе уже завтра к вечеру. Там к нам присоединятся еще Рыцари Справедливости и лорды из Мистаррии и Флидса. Мы вступим в бой!
Лорды вновь закричали и захлопали, а Габорн подошел к Мирриме и, взяв ее под руку, спустился с нею и с Джуримом во двор, чтобы повторить свою речь для всех остальных рыцарей.
Глава 31
— Если уедет молодой Агантер — это полбеды, — сказал сэр Джиллис. — Но почему он должен забрать своих воинов? Пятьсот рыцарей?
Иом торопливо обдумывала услышанное. Отец Агантера выделил для похода пятьсот конных рыцарей, и они были нужны Габорну сейчас, когда от армии Гередона осталась едва десятая часть. Самому Агантеру, пожалуй, и впрямь лучше вернуться домой, но забирать с собой воинов — лишнее.
Сэр Джиллис прав, решила она. Просьба Агантера выходит за рамки простого благоразумия. Он испуган, и не без причины.
И она сама, и Габорн потеряли в войне с Радж Ахтеном своих отцов. Но на долю отца Агантера выпала самая страшная смерть — Темный Победитель раздавил его прямо у сына на глазах.
Тут дрожащим голосом заговорил сам Агантер:
— Я не стал бы забирать всех воинов, когда бы не весть, которую отец мой получил вчера вечером: в Северном Кроутене и на юге Мистаррии появились опустошители. Под Даннвудом, сотрясая землю, роет ходы мировой червь. На границе, в горах Хест, мы еще летом видели следы опустошителей. Кто знает, когда они решат напасть?
— Ха! А я называю это просто разбоем! — сказал сэр Джиллис. — Король Земли, чтобы спасти ваших подданных, дал вашему сэру Лангли две тысячи форсиблей, а вы собираетесь спокойненько уехать с добычей? Кто скажет после этого, что Орвинн — честный человек?
Молодой король грозно взглянул на Джиллиса. Иом поняла, что в отличие от своего вассала, сэра Лангли, Агантер не побоится обнажить оружие в присутствии Короля Земли. Радж Ахтена он, может быть, и боялся, но сэра Джиллиса нет.
Вот уж действительно честный человек.
Иом прикусила губу. Если молодой Агантер и сейчас не любит, когда ему говорят правду в лицо, то через несколько лет он будет ненавидеть тех, кто шепчется за его спиной. Забрать награду за поддержку, не вступив в бой, — чистейшая неблагодарность.
Две тысячи форсиблей для сэра Лангли Габорн уже отправил. Это очень много, и Лангли уже принимает дары через векторов, это заметно. Несмотря на тяжесть доспехов, он передвигался с такой неправдоподобной легкостью и быстротой, с какой движутся только люди с множеством даров ловкости и метаболизма.
С каждой минутой он становится сильнее и сильнее.
Забрать Лангли накануне сражения — и неблагодарность, и глупость. Иом этого ни за что не допустила бы, она стукнула бы по столу кулаком и потребовала выполнения обещания. Но сейчас она внимательно наблюдала за Габорном.
Габорн выпрямился, прокашлялся. На лицо его упал свет свечи, и королеву поразило, насколько он изменился за прошедший день. Он побледнел, глаза стали неживыми. Габорн казался не то больным, не то до смерти усталым. Это из-за утраты даров, поняла Иом.
— Сэр Джиллис, вы должны принести извинения молодому королю Орвинну, — сказал Габорн. — Я знаю, что у него на сердце. Он и сам хотел бы отомстить Радж Ахтену, и ему не менее тяжко отказываться от сражения, чем вам смириться с его отказом.
Затем он обратился к молодому королю:
— Агантер Орвинн, разумеется, вы можете забрать своих рыцарей. Орвинн нужен Рофехавану, чтобы защищать наши западные границы от всех врагов — и от Радж Ахтена, и от опустошителей. Заберите домой тела отца и брата, чтобы похоронить их там. Уезжайте, и да сохранят вас Силы.
Иом не поверила своим ушам. У Габорна останется слишком мало людей. Он не должен уступать этому трусу!
— Но… — сэр Джиллис даже задохнулся от возмущения.
— Я прошу только об одном, — продолжал Габорн. — Оставьте нам сэра Лангли. Надеюсь, он вместо вас отомстит за вашего отца. А я буду вечно благодарен вам за помощь.
Тут Иом поняла, к чему клонит Габорн Агантер боялся Радж Ахтена. Так боялся, что не отважился бы ехать домой в одиночку.
Но сказав, что мальчишка не трус, Габорн его ободрил. И в то же время воззвал к чувству собственного достоинства, которое тот чуть было не утратил. Сын должен отомстить за убитого отца. И если Агантер запретит сэру Лангли участвовать в сражении, его начнут презирать свои же подданные. Мальчик прекрасно это понимал.
И все-таки голос у него дрогнул, когда он ответил Габорну
— Что ж, я оставлю его… и еще сто рыцарей.
На лице Габорна отразилось удивление и восхищение подобной щедростью молодого короля
И, заторопившись покинуть замок Гроверман, торопясь домой, в Орвинн, Агантер повернулся и вышел из зала, следом двинулись советники и его Хроно.
Иом отступила в сторону, чтобы дать им пройти.
Из людей Агантера Орвинна в зале остался только сэр Лангли.
Он задумчиво смотрел вслед своему королю, в зале стояла полная тишина. Когда же Агантер удалился, сэр Лангли поклонился Габорну.
— Благодарю вас, ваше величество, за то, что позволили мальчику уехать, — сказал он Потом с поклоном повернулся к сэру Джиллису: — Благодарю и вас, сударь, за то, что напомнили ему о долге.
Габорн смущенно улыбнулся. Сэр Лангли, в отличие от своего короля, честь которого считал себя обязанным защищать до конца, явно жаждал сразиться с Радж Ахтеном и, зная, что творится у мальчика на душе, рад был, что получил от него позволение.
Лангли повернулся к выходу.
— Оставайтесь, если хотите, — сказал Габорн — Места за столом больше чем достаточно.
Это прозвучало как шутка, ибо лорды за столом Гровермана сидели так тесно, что касались локтями друг друга и руки не могли поднять.
— Благодарю, ваше величество, — сказал Лангли. — Но, боюсь, мои воины, видя, что уезжает король, могут несколько пасть духом. Я, с вашего позволения, пообедаю с ними и постараюсь их успокоить.
— Понимаю, — сказал Габорн.
Лангли пошел было к двери, но Габорн его задержал.
— Сэр Лангли, вы должны помнить, что ваш король — хороший человек. Телом он мужчина, но сердцем еще ребенок. Думаю, через год-другой он обретет мужественность.
Лангли остановился.
— Можно только молиться, чтобы это случилось не слишком поздно.
Иом пропустила сэра Лангли и вместе с Мирримой, Биннесманом, Джуримом и Хроно вошла наконец в Большой зал. Хромого мальчика оставили в приемной играть со щенками.
Увидев Иом, Габорн встал и пригласил ее сесть рядом. Иом поцеловала его, заглянула в лицо. Он казался больным.
Герцог Гроверман уступил ей свой стул, она села и взяла Габорна за руку.
И в этот момент паж объявил о приезде вестника из Белдинука — с того самого дня, как Габорн стал Королем Земли, это был первый посланец оттуда.
Белдинук являлся вторым по величине и богатству государством Рофехавана. Северный сосед Мистаррии, он был ее главным союзником. Король Белдинука Ловикер, болезненный, нерешительный человек, долгие годы дружил с отцом Габорна. Сейчас он нужен был Габорну по той причине, что путь войска на Каррис проходил через Белдинук. К тому же им необходимо было продовольствие, запасы которого взять с собой при столь быстром передвижении было невозможно
Зерна для лошадей и еды для воинов войскам Габорна хватило бы ровно до Белдинука.
С продовольствием им предложила помочь королева Флидса Хейрин Рыжая, но одной ее поддержки было мало, и потому Габорн ждал вестей из Белдинука с таким нетерпением.
Союз с Ловикером нужен был не только ради рыцарей. В северной Мистаррии пострадало немало замков, и продовольствия не хватало всем.
Палдан, уверенный, что Радж Ахтен не собирается разрушать Каррис, готовясь к осаде, переправил все свои запасы туда. Габорн вполне разделял его уверенность. Каррис нужен был Радж Ахтену, чтобы его войска могли там перезимовать.
Если все это так, Габорну придется прорываться через вражеские заслоны. И значит, нужны еще и боеприпасы: стрелы для лучников, копья для конницы, щиты и многое другое.
Мало кто из рыцарей, отправившихся с ним на Каррис, взял с собой полное вооружение. Кони шли налегке, с налобниками, под стегаными попонами, прикрывавшими бока и шею. Броня была слишком тяжелой в столь дальнем пути. Габорн же боялся посылать в бой почти не защищенных лошадей, их и так не хватало. И значит, где-то нужно было брать тяжелые доспехи и для лошадей, и для самих рыцарей
Он рассчитывал достать все это в Белдинуке.
Если Радж Ахтен засел в Крейдене, Феллсе или в Тал Дуре, им придется брать замки осадой, для чего понадобятся осадные орудия. Кроме всего прочего, армии всегда нужны кузнецы, повара, оруженосцы, прачки, саперы, возчики — великое множество обслуги. Габорна могли бы обеспечить всем необходимым и собственные вассалы с востока и юга Мистаррии, но дорога на север заняла бы у них не одну неделю, а времени и так не хватало.
Габорну оставалось только надеяться на помощь старого союзника, Ловикера из Белдинука, о котором поговаривали, что слишком уж он осторожен и вряд ли у него хватит духу выступить против Радж Ахтена.
Габорн написал ему, желая закупить необходимое продовольствие, еще неделю назад, но ответа не было — возможно, потому, что король Ловикер был занят собственной обороной, ибо как раз в это время войско Радж Ахтена пробиралось сквозь дебри на границе Белдинука. Два дня назад Иом отправила к нему второго нарочного.
И вот наконец явился долгожданный вестник, чья серо-коричневая туника с вышитым на ней белым лебедем Белдинука была еще покрыта дорожной пылью. Он был мал ростом, худощав, с длинными усами без бороды.
Габорн встал было, чтобы выйти и поговорить с ним наедине, но вестник торжественно поклонился и сказал:
— С позволения вашего высочества, добрый король Ловикер приказал мне говорить открыто при всех лордах Гередона и Орвинна.
Габорн кивнул.
— Продолжайте, пожалуйста. Вестник еще раз поклонился.
— Мой лорд Белдинук велел мне начать так: «Долгой жизни Королю Земли Габорну Вал Ордину».
Он вскинул руку, и все лорды за столом прокричали.
— Долгой жизни королю!
— Мой король просит прощения за задержку с ответом. Он написал вам еще неделю назад, обещая содействие во всем, что вам может понадобиться. К несчастью, наш посланный, по-видимому, не доехал до вас. На дорогах полно было убийц Радж Ахтена. За этот недосмотр мой лорд просит прощения. И просит передать вам, Габорн, что всегда любил вашего отца и любит вас — как родного сына.
Иом услышанное не понравилось. Она знала, что Ловикер старался расположить к себе короля Ордина в надежде, что Габорн наберется однажды мужества, чтобы жениться на его единственной наследнице, некрасивой девице с дурным характером.
— Король Ловикер просит вас ни о чем не беспокоиться, — продолжал вестник. — Он знает об опасности, нависшей над Каррисом, и уже собирает войско и продовольствие, чтобы помочь освободить город. Он возглавит пять тысяч рыцарей, сто тысяч пехотинцев и пятьдесят тысяч лучников, захватит осадные орудия и необходимый обоз — в надежде, что вместе мы разобьем Радж Ахтена, пока угроза еще не так велика! Ваше величество, лорды Гередона и Орвинна, мой король Ловикер просит вас сохранять доброе расположение духа и поскорее присоединиться к нему, ибо он сам поведет свое войско в бой!
Иом вдруг поняла замысел Ловикера. На подмогу Каррису выйдут войска с юга и востока Мистаррии. Запад охраняет Флидс, с севера подойдет войско Ловикера — и Радж Ахтен окажется окруженным со всех сторон, как медведь — гончими, и тут-то, по мысли Ловикера, его и можно будет одолеть.
Иом недоверчиво усмехнулась. Никогда бы она не подумала, что старый и болезненный король Ловикер сам отправится на войну.
Лорды разразились приветственными криками, и на душе у нее стало так легко, как никогда в жизни.
Были подняты кубки за благоденствие Белдинука, затем — за Силы, и каждый плеснул немного эля на пол — для Земли.
Иом посмотрела на Габорна. Лицо его слегка разгладилось, он поблагодарил вестника и предложил ему еду и питье со своего стола.
«Что ж, — подумала Иом, — мы потеряли рыцарей Орвинна, но приобрели в сто раз больше!» Сердце ее радостно затрепетало.
Глядя на Габорна, она пыталась понять его чувства. Ведь он предупреждал об опасности, и пока он не будет спокоен, ей тоже рано ликовать.
Прежде у Габорна было два дара обаяния, и даже тогда он выглядел вполне заурядным и скромным человеком. Сейчас она видела его истинную внешность. «Не то что некрасив, но весьма близко к тому», — решила Иом.
Она задумалась. Внешнее преображение — не самое страшное из того, что с ним произошло. Он утратил жизнестойкость и теперь легко мог заболеть, мог пасть в бою. Утратил силу и стал слабее самого неумелого воина. Утратил красноречие и голос.
Но самое, должно быть, ужасное, что он утратил дар ума. Большая часть его знаний и воспоминаний тоже теперь потеряна.
Любой Властитель Рун испытывал бы упадок духа, потеряв столько даров в тот момент, когда они особенно нужны.
Она тихо сказала Габорну на ухо:
— Ваше величество, вы выглядите совершенно… измотанным. Я тревожусь за вас. Вам необходимо отдохнуть. Надеюсь, вы не собираетесь просидеть за столом всю ночь?
Он успокаивающе сжал ее руку и поднял палец, словно подавая знак. Вперед большими шагами вышел Джурим, держа в руках одну из корзин, в которых они везли щенков.
— Ваше величество, герцог Гроверман, лорды Гередона, — сказал он весьма торжественно. — Вести из Белдинука — это, конечно, достойная причина, чтобы нам праздновать нынче. Но я привез кое-что, что еще больше обрадует ваши сердца и поднимет настроение!
Сверкнув драгоценными кольцами на пальцах, Джурим откинул крышку корзины, и Иом подумала было, что сейчас он вытащит щенка.
Но достал он оттуда руку Темного Победителя. Пальцы ее были скрючены клешней. Лорды вновь разразились приветственными криками, стуча по столу кулаками. Кто-то прокричал:
— Отличная работа, Биннесман! Да хранят вас Силы!
Снова взлетели кубки, и в дар Земле пролился на пол эль.
Иом, пораженная несправедливостью, схватила Габорна за руку и сердито прошептала:
— Это же не Биннесман его убил! Габорн улыбнулся ей, поднял кубок, словно собираясь предложить другой тост, и все притихли.
— Как вы знаете, Победитель погубил сегодня многих людей, — сказал он. — Среди тех, кто погиб, был наш добрый друг, король Орвинн, которого нам будет очень не хватать.
Все погибшие пострадали по одной и той же причине: они не вняли моему предупреждению. Земля приказала бежать, а они не убежали. Неделю подряд я спрашивал Землю, должны ли мы сражаться, чтобы защитить себя. И раз за разом она приказывала только убегать.
Но сегодня наконец Земля шепнула, что один из нас должен напасть, должен поразить Темного Победителя!
Лорды вновь закричали и принялись стучать по столу, и Габорну пришлось повысить голос.
— Она отдала этот приказ женщине — женщине, не имеющей даров силы и жизнестойкости, женщине, не умеющей сражаться, — он указал на страшный трофей. — Это рука Победителя, которого поразила стрелой жена сэра Боринсона, леди Миррима Боринсон!
Все лорды, к искреннему удовольствию Иом, разинули рты.
Кто-то выпалил:
— Но… я сам видел, как плохо она стреляет! Этого не может быть!
Миррима стояла в полумраке возле занавешенного входа. Она так смутилась, что, похоже, готова была убежать обратно в приемную.
— Но так и было, — сказала Иом. — Выстрел ее оказался достаточно метким, чтобы убить Победителя. У нее — сердце воина, а скоро будут и дары под стать!
— Что ж, позвольте нам тогда взглянуть на эту воительницу! — крикнул лорд, и Биннесман подтолкнул Мирриму вперед, на свет.
Приветственные крики и свист, встретившие ее, были воистину оглушительными. Габорн захлопал в ладоши, остальные подхватили, и несколько долгих минут Миррима переживала свое торжество.
Наконец Габорн поднял руки и призвал всех к тишине.
— Пусть деяние Мирримы всегда напоминает нам о том, что может совершить человек с помощью сил Земли, — сказал он. — Земля — наша защита и опора. Она охраняла наших предков. Благодаря ее силам Эрден Геборен мог сражаться с темными чародеями Тота. И сейчас нам предстоит попытаться повторить его подвиги.
Вчера на рассвете Земля приказала нам выступить на юг. И мы выступили, хоть и знали, что нас слишком мало.
Но мы знали также, что смертельный удар может нанести и один человек. А сейчас на подмогу нам спешит большое войско, и в бой мы пойдем не одни. С нами будет Земля!
Вы знаете, — продолжал он, — что я разослал по границам десятки Избранных вестников. Трое из них — в Каррисе, их окружают войска Радж Ахтена. Я чую нависшую над ними опасность, и Земля говорит мне так: «Быстрее! Быстрее ударь!» — для пущего эффекта он стукнул по столу кулаком. — Вы знаете также, что я собирался выехать во Флидс завтра на рассвете. Но, боюсь, надо торопиться. Я выезжаю с восходом луны и остановлюсь во Флидсе совсем ненадолго. Призываю всех, чьи лошади могут угнаться за моей, ехать со мной, остальные же пусть поспешают следом изо всех сил. Надеюсь, наши объединенные с Белдинуком войска будут в Каррисе уже завтра к вечеру. Там к нам присоединятся еще Рыцари Справедливости и лорды из Мистаррии и Флидса. Мы вступим в бой!
Лорды вновь закричали и захлопали, а Габорн подошел к Мирриме и, взяв ее под руку, спустился с нею и с Джуримом во двор, чтобы повторить свою речь для всех остальных рыцарей.
Глава 31
Запах ночного ветра
Той же ночью после своего триумфа Миррима отправилась с форсиблями и щенками в Башню Посвященных Гровермана и попросила Способствующего сделать то, что всегда казалось ей мерзостью.
Способствующий очень устал, но проникся безотлагательностью ее нужды. Он предложил ей войти и присесть на стул.
Окна в башне были открыты, и в комнату струилась ночная прохлада.
Желтый щенок вертелся на коленях у Мирримы. Она погладила его, с трудом сдерживая слезы.
Миррима взяла дары у матери и сестер. Мать отдала ей свой ум. Сестры отдали красоту, чтобы она смогла выгодно выйти замуж и обеспечить им безбедное существование.
Но плоды содеянного отдавали горечью.
Сознавая, что поступать так нехорошо, Миррима собиралась сейчас сделать это снова. Иные дурные поступки с каждым разом совершать все легче, но некоторые повторять почти невозможно.
Щенок смотрел на нее своими невинными, любящими коричневыми глазками. И он должен был испытать из-за нее боль, пострадать физически, потерять жизнестойкость — только потому, что полюбил ее, потому что его вырастили для того, чтобы он любил ее и служил ей. Она поглаживала щенка, надеясь успокоить. Он лизнул ее и принялся кусать за рукав.
Миррима пришла сюда одна. Одна, потому что Иом слишком устала и уже легла в постель. Одна, потому что стыдилась того, что собиралась сделать, пусть даже ее и чествовали нынче все рыцари Гередона.
У маленького старичка, главного Способствующего герцога Гровермана, были мудрые глаза и белая борода, ниспадавшая на грудь.
Он осмотрел форсибль, который дала ему Миррима. У этих маленьких железных палочек один конец служил рукояткой, на другом же было клеймо — руна атрибута, для передачи которого предназначался форсибль.
Работа Способствующего требовала не очень большой магической подготовки, зато долгого обучения. Старичок внимательно рассмотрел руну жизнестойкости, отлитую из кровяного металла. Затем при помощи крохотного тонкого напильника принялся подтачивать ее, держа форсибль над миской, чтобы не потерять ни одной драгоценной крошки — их можно было использовать еще раз.
— Кровяной металл мягок, легко мнется, — сказал он. — Надо было хранить его аккуратнее.
Миррима кивнула вместо ответа. Эти форсибли проехали уже не одну тысячу миль. Не удивительно, если и помялись немного. Случалось, что Способствующим приходилось их вовсе расплавлять и отливать заново.
— Но рисунок прекрасный, — примирительно пробормотал старик. — Этот форсибль делал Пимис Сашерит из Дхармада, сразу видна рука гения.
В нынешние времена редко кто отзывался с похвалой о жителях Индопала. Слишком долго два народа воевали между собой.
— Держите его крепко, — сказал старик. — Не давайте шевелиться.
И Миррима прижала щенка, а Способствующий прижал к его тельцу форсибль и высоким голосом запел песню, похожую на птичьи трели.
Вскоре форсибль начал светиться, запахло горящей плотью и шерстью. Щенок завизжал от боли, Миррима крепче стиснула сто лапки, чтобы не вырвался. Он укусил ее, и Миррима прошептала:
— Прости меня. Прости.
Тут форсибль раскалился добела, и щенок отчаянно завыл.
Остальные трое щенков бродили вокруг, нюхая ковер в поисках чего-нибудь съедобного. И когда бедолага завыл, один из них подбежал к Мирриме и начал лаять на Способствующего, готовый напасть на него.
Способствующий отдернул форсибль. Помахал им, проверяя готовность руны, и в воздухе соткался световой рисунок, оставляемый исходившим из нее лучом. Старик разглядывал полоски света, оценивая их толщину и ширину.
Затем, удовлетворенный, подошел к Мирриме. Она обнажила ногу чуть выше колена, выбрав место для клейма там, где его будет скрывать от глаз одежда.
Способствующий прижал форсибль к ее ноге, и раскаленный металл обжег кожу.
Несмотря на боль, Миррима испытала экстаз. Ощущение внезапно прихлынувших бодрости и энергии вытеснило все прочие чувства.
Она никогда прежде не брала даров жизнестойкости и не представляла себе, как это приятно. Ее даже прошиб пот. Переживание было невыразимо сладостным. И, пытаясь справиться с эйфорией, она опустила глаза на щенка, которого держала на руках.
Он лежал неподвижно, совершенно измученный.
Всего минуту назад глазки его горели от возбуждения. Теперь они стали пустыми. Увидь она такого заморыша среди прочего помета, единственное, что пришло бы в голову — утопить его, чтобы избавить от мучений.
— Вот и все, давайте я отнесу его на псарню, — сказал старик.
— Нет, — ответила Миррима, хоть и боялась показаться дурой. — Еще не все. Позвольте, я его немножко приласкаю.
Щенок отдал ей так много, и ей хотелось хоть что-то дать ему взамен, не бросать сразу на попечение чужих людей.
— Не тревожьтесь, — утешил ее Способствующий. — На псарне работают добрые дети. Они не просто кормят собак. Будут любить его, как своего собственного, и вряд ли ему понадобится жизнестойкость, которую вы забрали.
Мысли Мирримы путались. Ей нужна была эта жизнестойкость, чтобы без устали упражняться в стрельбе, стать хорошим, выносливым воином. Она взяла на себя этот грех, чтобы помочь своему народу.
— Хоть подержу немножко, — сказала она, почесывая белую грудку щенка.
— Этот, который лаял на меня, тоже готов отдать дар, — сказал Способствующий. — Возьмете сейчас?
Миррима посмотрела на щенка у своих ног. Он ответил ей преданным взглядом и завилял хвостом. У него было сильное чутье.
— Да, возьму сейчас.
Миррима получила дар чутья, и мир изменился.
Только что все было как всегда, и вдруг — словно сдернули невидимую завесу.
Запах паленой шерсти в комнате, смешанный с запахами свечного воска, пыли, извести, мяты, которой были усыпаны полы башни, стал невероятно острым. Она чуяла даже теплый запах щенячьего тельца.
Мир стал другим.
Получив жизнестойкость, Миррима ощутила такую бодрость, словно только что проснулась. Получив же чутье, она вышла из башни в мир… словно заново сотворенный.
От конюшен доносился густой дух лошадей, а свежезажаренным мясом пахло так, что рот ее тут же наполнился слюной.
Но сильнее всего взволновал ее запах людей. Оставив щенков со Способствующим, она вышла во двор, где полчаса назад были погашены все костры. Их велел погасить Габорн, прежде чем начал обсуждать с лордами предстоящее сражение с Радж Ахтеном.
Она пробиралась в темноте среди воинов, которые, покончив с ужином, укладывались на ночлег, расстилая на земле одеяла.
От каждого из них исходило совершенно восхитительное сочетание запахов: промасленного металла, земли, лошадей, шерсти, пролитой на одежду похлебки, крови и самого мужского тела, пота и мочи.
И каждый запах она ощущала в сто раз сильнее, чем прежде. Многие были незнакомы и чужды для несовершенного человеческого чутья: запах травы, по которой ступали когда-то башмаки, запах пуговиц из слоновой кости, краски, что использовалась для одежды и кожаных ремней. Она обнаружила, что темные волосы и светлые волосы пахнут по-разному, что от человека пахнет едой, которую он ел, может быть, еще утром. Ей предстояло узнать еще сотни и тысячи неизвестных доселе ароматов. И люди манили к себе как-то по-иному, не так, как раньше.
«Я теперь — „лорд-волк“, — думала Миррима. — Хожу среди людей, и никто не замечает, как я изменилась. Но я была слепа, а теперь прозрела. Я была слепа, как слепы все остальные вокруг».
Немного поучиться — и она сможет отыскать человека по следу и узнать его даже в темноте. От сознания собственной силы кружилась голова, и, думая о предстоящем сражении, она уже не чувствовала себя такой уязвимой.
Миррима поднялась на стену у Герцогской Башни и, стоя там в темноте и одиночестве, смотрела на равнину.
Ей ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими удивительными ощущениями, и мысли ее обратились к Боринсону, который был сейчас так далеко, где-то на юге.
Она тревожилась за него. Снизу со двора донеслось пение — какие-то воины, слишком возбужденные, чтобы спать, а может, обладавшие высокой жизнестойкостью и не нуждавшиеся во сне, затянули боевую песню, грозя перебить всех врагов и дать Земле отведать их крови.
Способствующий очень устал, но проникся безотлагательностью ее нужды. Он предложил ей войти и присесть на стул.
Окна в башне были открыты, и в комнату струилась ночная прохлада.
Желтый щенок вертелся на коленях у Мирримы. Она погладила его, с трудом сдерживая слезы.
Миррима взяла дары у матери и сестер. Мать отдала ей свой ум. Сестры отдали красоту, чтобы она смогла выгодно выйти замуж и обеспечить им безбедное существование.
Но плоды содеянного отдавали горечью.
Сознавая, что поступать так нехорошо, Миррима собиралась сейчас сделать это снова. Иные дурные поступки с каждым разом совершать все легче, но некоторые повторять почти невозможно.
Щенок смотрел на нее своими невинными, любящими коричневыми глазками. И он должен был испытать из-за нее боль, пострадать физически, потерять жизнестойкость — только потому, что полюбил ее, потому что его вырастили для того, чтобы он любил ее и служил ей. Она поглаживала щенка, надеясь успокоить. Он лизнул ее и принялся кусать за рукав.
Миррима пришла сюда одна. Одна, потому что Иом слишком устала и уже легла в постель. Одна, потому что стыдилась того, что собиралась сделать, пусть даже ее и чествовали нынче все рыцари Гередона.
У маленького старичка, главного Способствующего герцога Гровермана, были мудрые глаза и белая борода, ниспадавшая на грудь.
Он осмотрел форсибль, который дала ему Миррима. У этих маленьких железных палочек один конец служил рукояткой, на другом же было клеймо — руна атрибута, для передачи которого предназначался форсибль.
Работа Способствующего требовала не очень большой магической подготовки, зато долгого обучения. Старичок внимательно рассмотрел руну жизнестойкости, отлитую из кровяного металла. Затем при помощи крохотного тонкого напильника принялся подтачивать ее, держа форсибль над миской, чтобы не потерять ни одной драгоценной крошки — их можно было использовать еще раз.
— Кровяной металл мягок, легко мнется, — сказал он. — Надо было хранить его аккуратнее.
Миррима кивнула вместо ответа. Эти форсибли проехали уже не одну тысячу миль. Не удивительно, если и помялись немного. Случалось, что Способствующим приходилось их вовсе расплавлять и отливать заново.
— Но рисунок прекрасный, — примирительно пробормотал старик. — Этот форсибль делал Пимис Сашерит из Дхармада, сразу видна рука гения.
В нынешние времена редко кто отзывался с похвалой о жителях Индопала. Слишком долго два народа воевали между собой.
— Держите его крепко, — сказал старик. — Не давайте шевелиться.
И Миррима прижала щенка, а Способствующий прижал к его тельцу форсибль и высоким голосом запел песню, похожую на птичьи трели.
Вскоре форсибль начал светиться, запахло горящей плотью и шерстью. Щенок завизжал от боли, Миррима крепче стиснула сто лапки, чтобы не вырвался. Он укусил ее, и Миррима прошептала:
— Прости меня. Прости.
Тут форсибль раскалился добела, и щенок отчаянно завыл.
Остальные трое щенков бродили вокруг, нюхая ковер в поисках чего-нибудь съедобного. И когда бедолага завыл, один из них подбежал к Мирриме и начал лаять на Способствующего, готовый напасть на него.
Способствующий отдернул форсибль. Помахал им, проверяя готовность руны, и в воздухе соткался световой рисунок, оставляемый исходившим из нее лучом. Старик разглядывал полоски света, оценивая их толщину и ширину.
Затем, удовлетворенный, подошел к Мирриме. Она обнажила ногу чуть выше колена, выбрав место для клейма там, где его будет скрывать от глаз одежда.
Способствующий прижал форсибль к ее ноге, и раскаленный металл обжег кожу.
Несмотря на боль, Миррима испытала экстаз. Ощущение внезапно прихлынувших бодрости и энергии вытеснило все прочие чувства.
Она никогда прежде не брала даров жизнестойкости и не представляла себе, как это приятно. Ее даже прошиб пот. Переживание было невыразимо сладостным. И, пытаясь справиться с эйфорией, она опустила глаза на щенка, которого держала на руках.
Он лежал неподвижно, совершенно измученный.
Всего минуту назад глазки его горели от возбуждения. Теперь они стали пустыми. Увидь она такого заморыша среди прочего помета, единственное, что пришло бы в голову — утопить его, чтобы избавить от мучений.
— Вот и все, давайте я отнесу его на псарню, — сказал старик.
— Нет, — ответила Миррима, хоть и боялась показаться дурой. — Еще не все. Позвольте, я его немножко приласкаю.
Щенок отдал ей так много, и ей хотелось хоть что-то дать ему взамен, не бросать сразу на попечение чужих людей.
— Не тревожьтесь, — утешил ее Способствующий. — На псарне работают добрые дети. Они не просто кормят собак. Будут любить его, как своего собственного, и вряд ли ему понадобится жизнестойкость, которую вы забрали.
Мысли Мирримы путались. Ей нужна была эта жизнестойкость, чтобы без устали упражняться в стрельбе, стать хорошим, выносливым воином. Она взяла на себя этот грех, чтобы помочь своему народу.
— Хоть подержу немножко, — сказала она, почесывая белую грудку щенка.
— Этот, который лаял на меня, тоже готов отдать дар, — сказал Способствующий. — Возьмете сейчас?
Миррима посмотрела на щенка у своих ног. Он ответил ей преданным взглядом и завилял хвостом. У него было сильное чутье.
— Да, возьму сейчас.
Миррима получила дар чутья, и мир изменился.
Только что все было как всегда, и вдруг — словно сдернули невидимую завесу.
Запах паленой шерсти в комнате, смешанный с запахами свечного воска, пыли, извести, мяты, которой были усыпаны полы башни, стал невероятно острым. Она чуяла даже теплый запах щенячьего тельца.
Мир стал другим.
Получив жизнестойкость, Миррима ощутила такую бодрость, словно только что проснулась. Получив же чутье, она вышла из башни в мир… словно заново сотворенный.
От конюшен доносился густой дух лошадей, а свежезажаренным мясом пахло так, что рот ее тут же наполнился слюной.
Но сильнее всего взволновал ее запах людей. Оставив щенков со Способствующим, она вышла во двор, где полчаса назад были погашены все костры. Их велел погасить Габорн, прежде чем начал обсуждать с лордами предстоящее сражение с Радж Ахтеном.
Она пробиралась в темноте среди воинов, которые, покончив с ужином, укладывались на ночлег, расстилая на земле одеяла.
От каждого из них исходило совершенно восхитительное сочетание запахов: промасленного металла, земли, лошадей, шерсти, пролитой на одежду похлебки, крови и самого мужского тела, пота и мочи.
И каждый запах она ощущала в сто раз сильнее, чем прежде. Многие были незнакомы и чужды для несовершенного человеческого чутья: запах травы, по которой ступали когда-то башмаки, запах пуговиц из слоновой кости, краски, что использовалась для одежды и кожаных ремней. Она обнаружила, что темные волосы и светлые волосы пахнут по-разному, что от человека пахнет едой, которую он ел, может быть, еще утром. Ей предстояло узнать еще сотни и тысячи неизвестных доселе ароматов. И люди манили к себе как-то по-иному, не так, как раньше.
«Я теперь — „лорд-волк“, — думала Миррима. — Хожу среди людей, и никто не замечает, как я изменилась. Но я была слепа, а теперь прозрела. Я была слепа, как слепы все остальные вокруг».
Немного поучиться — и она сможет отыскать человека по следу и узнать его даже в темноте. От сознания собственной силы кружилась голова, и, думая о предстоящем сражении, она уже не чувствовала себя такой уязвимой.
Миррима поднялась на стену у Герцогской Башни и, стоя там в темноте и одиночестве, смотрела на равнину.
Ей ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими удивительными ощущениями, и мысли ее обратились к Боринсону, который был сейчас так далеко, где-то на юге.
Она тревожилась за него. Снизу со двора донеслось пение — какие-то воины, слишком возбужденные, чтобы спать, а может, обладавшие высокой жизнестойкостью и не нуждавшиеся во сне, затянули боевую песню, грозя перебить всех врагов и дать Земле отведать их крови.