Страница:
— Утром со мной связались альпинисты, тренировавшиеся недалеко от тех мест, — прервал пограничника Малофеев. — Они видели, что вертолет расстрелял чуть ли не весь боезапас ракет, причем на российской территории. Кого-то преследовал.
— Альпинисты, золотоискатели… Наведайтесь в вертолетный полк, получите информацию из первых рук.
Объясняю еще раз: это разборки в Грузии между соперничающими кланами тамошней мафии. Похоже кому-то не заплатили дани.
— Вы удовлетворены? — обратился к Малофееву спикер.
— Боюсь, нашему доблестному генерал-майору кое-что повесили на уши. Или он слишком печется о сохранности своих погон. Немудрено, тут замешаны такие фигуры…
— Давайте переходить к делу, — предложила женщина с завивкой в виде мелких кудряшек. — Мы потеряли столько времени на пустые домыслы.
— Без тебя как-нибудь обойдемся, — рявкнул лидер либерал-социалистов. — Набрали кухарок управлять государством.
— Если вы не удалите этих людей из зала, нам придется вышвырнуть их самим! — крикнул спикеру сосед кудрявой дамы и, не дожидаясь ответа, стал пробираться к выходу.
Начался невообразимый шум, — В соответствии с регламентом, — спикер безуспешно пытался перекричать зал.
Генерал-майор, пожав плечами, сошел с трибуны и вышел в ближайшую дверь. Желтый от злости Фильченко перебирал листки с проектами постановлений и статистическими данными, делая вид, что поглощен тяжким депутатским трудом.
Решительно настроенного субъекта остановили еще на подходе к Малофееву. Коренастый детина без всякого намека на шею, схватил его за грудки и отшвырнул без малого метров на пять.
— Милицию сюда! — взвизгнул кто-то.
— Бардак, — вздохнул человек в профессорских очках с толстыми стеклами.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Альпинисты, золотоискатели… Наведайтесь в вертолетный полк, получите информацию из первых рук.
Объясняю еще раз: это разборки в Грузии между соперничающими кланами тамошней мафии. Похоже кому-то не заплатили дани.
— Вы удовлетворены? — обратился к Малофееву спикер.
— Боюсь, нашему доблестному генерал-майору кое-что повесили на уши. Или он слишком печется о сохранности своих погон. Немудрено, тут замешаны такие фигуры…
— Давайте переходить к делу, — предложила женщина с завивкой в виде мелких кудряшек. — Мы потеряли столько времени на пустые домыслы.
— Без тебя как-нибудь обойдемся, — рявкнул лидер либерал-социалистов. — Набрали кухарок управлять государством.
— Если вы не удалите этих людей из зала, нам придется вышвырнуть их самим! — крикнул спикеру сосед кудрявой дамы и, не дожидаясь ответа, стал пробираться к выходу.
Начался невообразимый шум, — В соответствии с регламентом, — спикер безуспешно пытался перекричать зал.
Генерал-майор, пожав плечами, сошел с трибуны и вышел в ближайшую дверь. Желтый от злости Фильченко перебирал листки с проектами постановлений и статистическими данными, делая вид, что поглощен тяжким депутатским трудом.
Решительно настроенного субъекта остановили еще на подходе к Малофееву. Коренастый детина без всякого намека на шею, схватил его за грудки и отшвырнул без малого метров на пять.
— Милицию сюда! — взвизгнул кто-то.
— Бардак, — вздохнул человек в профессорских очках с толстыми стеклами.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
НАЧАЛЬСТВО И ПОДЧИНЕННЫЕ
В неприметном офисе на первом этаже жилого дома Комбата и Крапиву встретили уважительно. Люди, с которыми Рублев не успел еще познакомиться, подходили один за другим, жали руку:
— Четко сработали.
— Сила.
— Круто, Иваныч. Может, как-нибудь доведется вместе…
Начальство тоже пожелало увидеть «героев дня», вернувшихся с южной границы. Первым вызвали Комбата.
— Так ты успел еще и загореть? — человек с родимым пятном находился в отличном расположении духа.
— Быть в Сочи и обойти стороной пляж? Грех.
— Правильно. Как тот мужик, откачали?
— Проводник? Сотрясение мозга. Врач говорит, вроде должно обойтись.
— Авик здорово перетрухал? Я его предупреждал, легкой прогулкой не отделаешься. Знаешь, что он мне сперва предложил? Сказал, что оставит вам на обратный путь тачку с двойным дном. На полкило тротила — чтобы исключить любые случайности. Как тебе это нравится?
Комбат пожал плечами:
— Я ж ему не сват, не брат. Даже не земляк.
— Тогда я сказал: приедешь собственной персоной.
Если тебя не будет в машине и с ребятами что-нибудь случится…
Комбат не верил ни единому слову шефа. Если бы Авик на самом деле решил их подорвать, стал бы он спрашивать совета.
— Так машину все-таки пришлось скинуть?
— Да, падала красиво… Дорогу внизу перекрыли, выбирались уже пешком. Авик не хотел оставлять просто так — побоялся что разыщут потом хозяина.
— Перестраховщик, падла.
Выдвинув ящик стола, шеф достал незапечатанный конверт:
— Держи свои премиальные. Считай, что квалификационный отбор пройден. Буду думать куда тебя определить. Сегодня вам с Крапивой организуют небольшой банкет: девочки и весь остальной антураж…
«Отказаться? — подумал Рублев, — Скажу, что не слишком охоч до подобных мероприятий.»
— ..И не где-нибудь в квартирке с засаленным диваном и кругами от стаканов на подоконнике. Запомни, у нас фирма, мы болеем за свой престиж. Ты, наверняка, даже не слыхал — есть в нашем городе-герое такое злачное заведение самого высокого пошиба: ночной клуб «Калахари».
«Знает насчет Риты? — мелькнуло в голове Рублева. — Играет как кошка с мышкой?»
— «Калахари»… Есть пустыня такая, — внешне он сохранил абсолютное спокойствие.
— Броское название, сам знаешь, половина успеха.
«Да просто выбрали они себе место для отдыха и все дела, — решил Комбат. — Заодно и дань снимают.»
— Можно проветриться разок. А то в горах дыма наглотались.
Вельяминов отлично знал: то, что не позволят коллеге из МВД, разрешат репортеру, чтобы застраховаться от обвинений в приверженности тоталитарным традициям, генетическом родстве с советской госбезопасностью.
Так оно и случилось — Дергачеву без особых проволочек дали добро. Правда работать ему предписали под присмотром сотрудника ФСБ — те времена, когда в архивах самостоятельно рылись все подряд канули в лету.
«Фээсбэшник» переворачивал за Дергачева страницы документов, фиксировал выписки.
Журналист появился на следующий день после досадного провала на Ваганьковском.
— Вот раскопал для тебя две фамилии. Извини, но на большее я не потяну. Работа стоит, шеф икру мечет.
Пошлю им бумажку, что планы агентства изменились.
Главное, тебе есть за что зацепиться. Эти еще кого-то вспомнят и так далее…
— Спасибо, Леша. Для себя ничего не присмотрел интересного?
— Рвался я туда лет десять назад. Время было другое. Сейчас тайны КГБ всем до лампочки. Светская хроника, скандалы, уголовщина. У всего остального рейтинг близок к нулю.
— Тебе это кажется нормальным?
— Людям не надо ничего навязывать. Насильно пихать высокие материи. Пройдет время, интерес появится сам собой — это волнообразная кривая…
«Итак: Валентин Федорович Кугель. Тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Русский. Женат, двое детей. Член партии с семьдесят восьмого, с семьдесят девятого на работе в органах. В годы работы у Аристова имел звание капитана.»
Установить адрес Кугеля для старшего следователя не составило труда. Не созваниваясь заранее, он заявился в гости.
— С кем имею честь? — спросил звучный баритон с той стороны двери.
Вельяминов раскрыл перед «глазком» служебное удостоверение.
— Заходите, — высокого роста представительный человек в сорочке и галстуке улыбнулся ему вежливо и сухо.
— Кто это? — послышался женский голос из кухни.
— По работе, Наташа.
— Ты ведь только зашел.
— Что делать — служба такая, — с легкой иронией ответил Кугель и напел негромко, но вполне поставленным голосом слова песни из старого телевизионного сериала:
— Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд заметна не всегда…
Хотя там ведь про ваше ведомство, так что я присваиваю себе чужие лавры. Помните — «Следствие ведут знатоки»?
— Было дело. Вы неплохо поете.
— Покушаюсь и на оперные арии. Проходите в кабинет.
Вельяминов уселся в кресло. Бросились в глаза пианино с раскрытыми нотами, большой фотопортрет великого тенора Паваротти с автографом, старые книги с золотым тиснением на переплетах.
«В органах безопасности всегда хватало сибаритов, — подумал Вельяминов. — Люди могли себе это позволить. Это нисколько не влияло на их профессионализм.»
— По рюмке коньяку?
Вельяминов замялся — ему требовалось время, чтобы освоиться в гостях. Второй раз предлагать Кугель не стал.
— Давайте без предисловий. Вы пришли поговорить об Аристове и его дочери?
Старший следователь кивнул.
— С генералом нас связывали чисто служебные отношения: он был начальником, я подчиненным. Продолжалось все это не слишком долго — его командировали в Штаты. Потом, когда он вышел в отставку, я два или три раза наведался к нему, домой, потом в больницу. Настроение у него было стабильно неважное — человек решил, что дело жизни идет, так сказать, прахом.
— У нас очень мало информации о дочери. Создается впечатление, что убийца изъял из квартиры все, что могло прямо или косвенно указывать на ее контакты, работу. Любая мелочь может оказаться важной.
— На похоронах я предложил ей помощь и поддержку от имени бывших сослуживцев отца. Она поблагодарила, сказала, что обратится в случае нужды.
По тону было ясно, что такой нужды нет и вряд ли она появится.
— Кто-нибудь был с ней рядом на похоронах?
— Людей пришло много, я не приглядывался.
— Может, подскажете тех, от имени кого вы предлагали помощь. Ведь…
— Ни в коем случае. Я не имею права разглашать фамилии сотрудников. Вам-то нет нужды это объяснять.
— Извините.
— Ничего страшного. Честно говоря, меня не очень удивило случившееся. Знаете, ведь при всех глобальных достоинствах и недостатках прежний КГБ был в каком-то смысле обычной организацией — я имею в виду сплетни, интриги, подсиживание. Даже тем, кто не принимал в этом участие приходилось вариться в общем соку. Разговоры о дочери Аристова всплывали время от времени — в грязном белье начальства вдвойне приятно покопаться. Несколько раз я был свидетелем — говорили, что она балуется наркотиками, с пятнадцати лет путается с мужиками.
«Неужели те самые люди, которые переигрывали ЦРУ и „Моссад“ могли вести разговоры в духе коммунальной квартиры? — брезгливо спросил себя Вельяминов. — Или так развлекалась прослойка тыловых крыс?»
— Потом, гораздо позже я имел случай убедиться, что эти разговоры имели под собой основания. На похороны она не постеснялась позвать людей, которых генерал не пустил бы на порог. Несколько явно криминальных физиономий — клейма негде ставить. Не мелкая шушера, из заправил.
«У вас были другие враги, — подумал Вельяминов. — Лощеные, высоколобые, со знанием нескольких иностранных языков и гарвардским образованием. Это мы возились с подонками, отребьем, насильниками, маньяками… Нет, наверно я все-таки пристрастен. Зависть чернорабочего к людям с чистыми ногтями.»
— Решил пропесочить за Ваганьковское, — предположил Вельяминов. — Только почему с опозданием?
И не ошибся. Настроение у полковника Гусятникова было из рук вон. Разговаривая с Вельяминовым, он жевал губами и глядел в окно не отрываясь.
— Что за позорище ты и твои люди устроили на кладбище? Не умеете — не беритесь. Работайте в четырех стенах, пишите отчеты.
Вельяминов стоял навытяжку — на тот случай, если начальник все-таки вздумает обернуться.
— Это еще не все. Ты знаешь деликатный характер наших взаимоотношений с ФСБ. Там есть люди, которые спят и видят, как бы подставить нам ножку. Что молчишь?! — взорвался вдруг Гусятников.
Вельяминов хотел чистосердечно признаться Вельяминов, но не стал выставлять начальника дураком.
— Очень формально отнеслись к моему запросу, — привел он свежий пример в подтверждение сказанного.
— Поэтому ты решил схитрить? Я бы только похвалил, сумей ты их обставить. Репортер, собирающий материал для книги — шито белыми нитками.
"Это Кугель стал выяснять причины утечки. Плохо.
Подставил я и Лешу, и его агентство. Да и шефу, наверняка, ткнули под нос."
— Я думаю они раскусили твоего друга с самого начала. Но им нужны были доказательства, чтобы хлопнуть по столу. И они хлопнули: вот бумаги, которыми интересовался журналист, вот сведения о вчерашнем визите вашего следователя. Кугель там — Кугель тут. Облили дерьмом по твоей милости.
Гусятников встал с места и прошелся по кабинету: низенький, с мохнатыми бровями и складками недовольства на лбу. Вельяминов почувствовал — шеф понемногу остывает.
— Если бы речь шла о другом человеке. А тут Вельяминов — краса и гордость, можно сказать… Два прокола в самом начале дела. Повесить мало. У тебя дома все в порядке? Может в отпуск?
— Разрешите довести дело до конца.
— Видишь, у тебя еще пожелания к начальству.
— В ФСБ не просто так зашевелились. Кто-то хочет, чтобы мне официально запретили у них копать.
— Я это и делаю. Имей в виду лимит ошибок ты исчерпал на два года вперед.
Добираясь домой, сперва на метро до конечной станции, потом на троллейбусе до конечной остановки, Вельяминов решил в ближайшие дни плотно поработать с человеком из «Калахари». Он — единственное окно в последний год Ритиной жизни.
В троллейбусе, под дребезжание стекол думалось особенно хорошо. Вельяминов попытался представить себе рокового для Риты гостя. Опытен, уверен в себе. Аскетичен — одевается очень просто, в баре обошелся ста пятьюдесятью граммами отечественной водки. Сохранил, несмотря на возраст, отличную физическую форму. В целом, укладывается в портрет бывшего афганца.
Только почему в день убийства он «светится» в элитарном баре в своей брезентовой куртке? Затащила Рита? Мог бы отвертеться, если бы захотел. Убил непреднамеренно, в порыве? Дыра в затылке говорит о другом.
Как совместить с этим цветы на могиле? Патология?
Любовь в прямом смысле «до гроба»? Или другое — нравится ходить по острию ножа: вот он я, берите.
Не собирался пока портрет. Как в детской мозаике, когда не стыкуются картонные детальки. Есть у человека плечи, руки, даже пальцы. Есть лицо. Но не пристают они друг к другу.
— Четко сработали.
— Сила.
— Круто, Иваныч. Может, как-нибудь доведется вместе…
Начальство тоже пожелало увидеть «героев дня», вернувшихся с южной границы. Первым вызвали Комбата.
— Так ты успел еще и загореть? — человек с родимым пятном находился в отличном расположении духа.
— Быть в Сочи и обойти стороной пляж? Грех.
— Правильно. Как тот мужик, откачали?
— Проводник? Сотрясение мозга. Врач говорит, вроде должно обойтись.
— Авик здорово перетрухал? Я его предупреждал, легкой прогулкой не отделаешься. Знаешь, что он мне сперва предложил? Сказал, что оставит вам на обратный путь тачку с двойным дном. На полкило тротила — чтобы исключить любые случайности. Как тебе это нравится?
Комбат пожал плечами:
— Я ж ему не сват, не брат. Даже не земляк.
— Тогда я сказал: приедешь собственной персоной.
Если тебя не будет в машине и с ребятами что-нибудь случится…
Комбат не верил ни единому слову шефа. Если бы Авик на самом деле решил их подорвать, стал бы он спрашивать совета.
— Так машину все-таки пришлось скинуть?
— Да, падала красиво… Дорогу внизу перекрыли, выбирались уже пешком. Авик не хотел оставлять просто так — побоялся что разыщут потом хозяина.
— Перестраховщик, падла.
Выдвинув ящик стола, шеф достал незапечатанный конверт:
— Держи свои премиальные. Считай, что квалификационный отбор пройден. Буду думать куда тебя определить. Сегодня вам с Крапивой организуют небольшой банкет: девочки и весь остальной антураж…
«Отказаться? — подумал Рублев, — Скажу, что не слишком охоч до подобных мероприятий.»
— ..И не где-нибудь в квартирке с засаленным диваном и кругами от стаканов на подоконнике. Запомни, у нас фирма, мы болеем за свой престиж. Ты, наверняка, даже не слыхал — есть в нашем городе-герое такое злачное заведение самого высокого пошиба: ночной клуб «Калахари».
«Знает насчет Риты? — мелькнуло в голове Рублева. — Играет как кошка с мышкой?»
— «Калахари»… Есть пустыня такая, — внешне он сохранил абсолютное спокойствие.
— Броское название, сам знаешь, половина успеха.
«Да просто выбрали они себе место для отдыха и все дела, — решил Комбат. — Заодно и дань снимают.»
— Можно проветриться разок. А то в горах дыма наглотались.
* * *
За несколько дней до истории на кладбище Вельяминов решил проверить кто из нынешнего штата ФСБ работал в свое время бок о бок с генералом Аристовым. Он не стал больше посылать официальных запросов, а попросил знакомого журналиста Лешу Дергачева обратиться в службу безопасности от имени своего информационного агентства. Собираемся, мол, выпустить книгу о КГБ андроповских времен, просим доступа в архивы.Вельяминов отлично знал: то, что не позволят коллеге из МВД, разрешат репортеру, чтобы застраховаться от обвинений в приверженности тоталитарным традициям, генетическом родстве с советской госбезопасностью.
Так оно и случилось — Дергачеву без особых проволочек дали добро. Правда работать ему предписали под присмотром сотрудника ФСБ — те времена, когда в архивах самостоятельно рылись все подряд канули в лету.
«Фээсбэшник» переворачивал за Дергачева страницы документов, фиксировал выписки.
Журналист появился на следующий день после досадного провала на Ваганьковском.
— Вот раскопал для тебя две фамилии. Извини, но на большее я не потяну. Работа стоит, шеф икру мечет.
Пошлю им бумажку, что планы агентства изменились.
Главное, тебе есть за что зацепиться. Эти еще кого-то вспомнят и так далее…
— Спасибо, Леша. Для себя ничего не присмотрел интересного?
— Рвался я туда лет десять назад. Время было другое. Сейчас тайны КГБ всем до лампочки. Светская хроника, скандалы, уголовщина. У всего остального рейтинг близок к нулю.
— Тебе это кажется нормальным?
— Людям не надо ничего навязывать. Насильно пихать высокие материи. Пройдет время, интерес появится сам собой — это волнообразная кривая…
«Итак: Валентин Федорович Кугель. Тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Русский. Женат, двое детей. Член партии с семьдесят восьмого, с семьдесят девятого на работе в органах. В годы работы у Аристова имел звание капитана.»
Установить адрес Кугеля для старшего следователя не составило труда. Не созваниваясь заранее, он заявился в гости.
— С кем имею честь? — спросил звучный баритон с той стороны двери.
Вельяминов раскрыл перед «глазком» служебное удостоверение.
— Заходите, — высокого роста представительный человек в сорочке и галстуке улыбнулся ему вежливо и сухо.
— Кто это? — послышался женский голос из кухни.
— По работе, Наташа.
— Ты ведь только зашел.
— Что делать — служба такая, — с легкой иронией ответил Кугель и напел негромко, но вполне поставленным голосом слова песни из старого телевизионного сериала:
— Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд заметна не всегда…
Хотя там ведь про ваше ведомство, так что я присваиваю себе чужие лавры. Помните — «Следствие ведут знатоки»?
— Было дело. Вы неплохо поете.
— Покушаюсь и на оперные арии. Проходите в кабинет.
Вельяминов уселся в кресло. Бросились в глаза пианино с раскрытыми нотами, большой фотопортрет великого тенора Паваротти с автографом, старые книги с золотым тиснением на переплетах.
«В органах безопасности всегда хватало сибаритов, — подумал Вельяминов. — Люди могли себе это позволить. Это нисколько не влияло на их профессионализм.»
— По рюмке коньяку?
Вельяминов замялся — ему требовалось время, чтобы освоиться в гостях. Второй раз предлагать Кугель не стал.
— Давайте без предисловий. Вы пришли поговорить об Аристове и его дочери?
Старший следователь кивнул.
— С генералом нас связывали чисто служебные отношения: он был начальником, я подчиненным. Продолжалось все это не слишком долго — его командировали в Штаты. Потом, когда он вышел в отставку, я два или три раза наведался к нему, домой, потом в больницу. Настроение у него было стабильно неважное — человек решил, что дело жизни идет, так сказать, прахом.
— У нас очень мало информации о дочери. Создается впечатление, что убийца изъял из квартиры все, что могло прямо или косвенно указывать на ее контакты, работу. Любая мелочь может оказаться важной.
— На похоронах я предложил ей помощь и поддержку от имени бывших сослуживцев отца. Она поблагодарила, сказала, что обратится в случае нужды.
По тону было ясно, что такой нужды нет и вряд ли она появится.
— Кто-нибудь был с ней рядом на похоронах?
— Людей пришло много, я не приглядывался.
— Может, подскажете тех, от имени кого вы предлагали помощь. Ведь…
— Ни в коем случае. Я не имею права разглашать фамилии сотрудников. Вам-то нет нужды это объяснять.
— Извините.
— Ничего страшного. Честно говоря, меня не очень удивило случившееся. Знаете, ведь при всех глобальных достоинствах и недостатках прежний КГБ был в каком-то смысле обычной организацией — я имею в виду сплетни, интриги, подсиживание. Даже тем, кто не принимал в этом участие приходилось вариться в общем соку. Разговоры о дочери Аристова всплывали время от времени — в грязном белье начальства вдвойне приятно покопаться. Несколько раз я был свидетелем — говорили, что она балуется наркотиками, с пятнадцати лет путается с мужиками.
«Неужели те самые люди, которые переигрывали ЦРУ и „Моссад“ могли вести разговоры в духе коммунальной квартиры? — брезгливо спросил себя Вельяминов. — Или так развлекалась прослойка тыловых крыс?»
— Потом, гораздо позже я имел случай убедиться, что эти разговоры имели под собой основания. На похороны она не постеснялась позвать людей, которых генерал не пустил бы на порог. Несколько явно криминальных физиономий — клейма негде ставить. Не мелкая шушера, из заправил.
«У вас были другие враги, — подумал Вельяминов. — Лощеные, высоколобые, со знанием нескольких иностранных языков и гарвардским образованием. Это мы возились с подонками, отребьем, насильниками, маньяками… Нет, наверно я все-таки пристрастен. Зависть чернорабочего к людям с чистыми ногтями.»
* * *
На следующий день после этого визита старшего следователя затребовали в высокий кабинет.— Решил пропесочить за Ваганьковское, — предположил Вельяминов. — Только почему с опозданием?
И не ошибся. Настроение у полковника Гусятникова было из рук вон. Разговаривая с Вельяминовым, он жевал губами и глядел в окно не отрываясь.
— Что за позорище ты и твои люди устроили на кладбище? Не умеете — не беритесь. Работайте в четырех стенах, пишите отчеты.
Вельяминов стоял навытяжку — на тот случай, если начальник все-таки вздумает обернуться.
— Это еще не все. Ты знаешь деликатный характер наших взаимоотношений с ФСБ. Там есть люди, которые спят и видят, как бы подставить нам ножку. Что молчишь?! — взорвался вдруг Гусятников.
Вельяминов хотел чистосердечно признаться Вельяминов, но не стал выставлять начальника дураком.
— Очень формально отнеслись к моему запросу, — привел он свежий пример в подтверждение сказанного.
— Поэтому ты решил схитрить? Я бы только похвалил, сумей ты их обставить. Репортер, собирающий материал для книги — шито белыми нитками.
"Это Кугель стал выяснять причины утечки. Плохо.
Подставил я и Лешу, и его агентство. Да и шефу, наверняка, ткнули под нос."
— Я думаю они раскусили твоего друга с самого начала. Но им нужны были доказательства, чтобы хлопнуть по столу. И они хлопнули: вот бумаги, которыми интересовался журналист, вот сведения о вчерашнем визите вашего следователя. Кугель там — Кугель тут. Облили дерьмом по твоей милости.
Гусятников встал с места и прошелся по кабинету: низенький, с мохнатыми бровями и складками недовольства на лбу. Вельяминов почувствовал — шеф понемногу остывает.
— Если бы речь шла о другом человеке. А тут Вельяминов — краса и гордость, можно сказать… Два прокола в самом начале дела. Повесить мало. У тебя дома все в порядке? Может в отпуск?
— Разрешите довести дело до конца.
— Видишь, у тебя еще пожелания к начальству.
— В ФСБ не просто так зашевелились. Кто-то хочет, чтобы мне официально запретили у них копать.
— Я это и делаю. Имей в виду лимит ошибок ты исчерпал на два года вперед.
Добираясь домой, сперва на метро до конечной станции, потом на троллейбусе до конечной остановки, Вельяминов решил в ближайшие дни плотно поработать с человеком из «Калахари». Он — единственное окно в последний год Ритиной жизни.
В троллейбусе, под дребезжание стекол думалось особенно хорошо. Вельяминов попытался представить себе рокового для Риты гостя. Опытен, уверен в себе. Аскетичен — одевается очень просто, в баре обошелся ста пятьюдесятью граммами отечественной водки. Сохранил, несмотря на возраст, отличную физическую форму. В целом, укладывается в портрет бывшего афганца.
Только почему в день убийства он «светится» в элитарном баре в своей брезентовой куртке? Затащила Рита? Мог бы отвертеться, если бы захотел. Убил непреднамеренно, в порыве? Дыра в затылке говорит о другом.
Как совместить с этим цветы на могиле? Патология?
Любовь в прямом смысле «до гроба»? Или другое — нравится ходить по острию ножа: вот он я, берите.
Не собирался пока портрет. Как в детской мозаике, когда не стыкуются картонные детальки. Есть у человека плечи, руки, даже пальцы. Есть лицо. Но не пристают они друг к другу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОДВАЛ
Борис Рублев не ожидал, что ему будет так тяжело следовать по залам «Калахари». Все напоминало о первых часах их с Ритой встречи. Вот-вот он снова услышит ее голос:
— Я вспоминала о тебе. Не скажу, чтобы часто, но всегда с чувством.
В воздухе висела тяжелая смесь запахов: сигаретного дыма, духов, спиртного, белых цветов кактуса. Маски на стенах кривлялись в такт музыке. Казалось, что смех и неразборчивые слова вылетают из их уст.
— Заведение по высшему разряду — восхищенно оглядывался Крапива.
Молчаливый работник ночного клуба привел их в просторный кабинет с зеркалами, мягкой мебелью, деликатесами и водкой на столе.
— Вот кнопка вызова, если вам что-то понадобится.
После его ухода появились обещанные девицы — блондинка и брюнетка. Высокие, длинноногие, в одинаковых черных колготках и черных коротких платьицах.
Не вставая с места Крапива пощупал у блондинки задницу и, видимо, оценив эту важнейшую для себя часть тела по достоинству, усадил девицу себе на колени.
— Пить будешь? Как тебя зовут?
— Лена.
— Настроение?
— Отличное.
— Будет еще лучше. На мою работу никто еще не жаловался.
— Чего стоишь? — Комбат поднял глаза на свою «даму» — Присаживайся к столу.
Брюнетка села, закинув ногу на ногу, выложила на стол сигареты и зажигалку.
— Ты ведь здесь часто бываешь, правда? — спросил Рублев.
— Почти каждый день. Можно убрать куда-нибудь этот балык? Не переношу запаха рыбы.
— Хоть на мусорку, я не против.
— Тут все под боком.
Забрав тарелку, брюнетка по имени Вероника вышла в соседнее помещение — в раскрывшуюся дверь Комбат увидел стену, отделанную плиткой «под мрамор» и край раковины.
— Что там есть? — спросил Крапива у своей партнерши.
— Ванна, джакузи и все прочее.
— Сейчас доконаем бутылочку и пойдем принимать душ. Иваныч, пустишь без очереди?
— Мойтесь сколько душе угодно.
— Давай выпьем за эту жизнь. Если бы не ты, меня бы сейчас птицы клевали на перевале.
— Брось.
Они чокнулись.
— Чего ты себе плеснул на донышко? Давай по полной программе.
— У меня программа своя.
— Вас понял. Вопросов больше нет.
Запрокинув голову, Крапива двумя большими глотками выхлебал вместительный бокал. Подхватил полную ложку грибного соуса и отправил следом, по пути забрызгав горячими каплями рубашку.
Вернулась брюнетка.
— Как там наша рыба? — спросил Комбат.
— Всплывет в каком-нибудь море-океане.
— Еще один вопрос. Знаешь здесь человека по имени Жора?
— Нижняя челюсть на пол-лица?
— Примерно.
— Мразь, садист. Однажды меня сосватали, потом неделю синяки держались по всему телу.
— Я тоже о нем невысокого мнения. Как бы мне с ним встретиться?
— Спроси в баре, он часто там пропадает. Я после того раза обхожу его за километр.
Из ванной комнаты доносилось шипение душа и пьяные реплики Крапивы.
— Слушай, Вероника. У меня тут есть дела. Отдыхай пока в свое удовольствие. И забудь наш разговор.
— Уже забыла.
— Вот молодчина.
— А если напарник спросит?
— Он уже готов. Как-нибудь отшутишься.
Рублев отправился прямиком в бар. Тот самый, куда Рита его затащила в тот раз. Прислонился грудью к стойке, выразительно посмотрел на бармена. Тот подошел — такое чувство, что узнал.
— Добрый вечер. Мне позарез нужен Жора.
Бармен задумался, задвигал кожей на лбу.
— Сегодня я его не видел.
— А если напрячься хорошенько?
Комбат положил на стойку стодолларовую бумажку — получив на «фирме» премиальные, он мог себе это позволить.
Бармен наклонил голову набок и стал похож на умную птицу.
— Видите вон ту дверь? Наберите код «3992». По лестнице попадете в подвальное помещение. Дойдете до самого конца — там будет служебный вход в гараж. Его машина — белый «ауди». Номер точно не помню, начинается на четверку. Левое крыло помято. Если найдете машину, значит он здесь. Что-нибудь передать, если я его увижу?
— Скажите, что его ищут — я схожу в гараж и вернусь обратно.
Рублев выполнил все указания бармена. Лестница оказалась крутой и удивительно замусоренной для такого заведения. Сплющенная пивная банка, окурки, обрывки оберточной бумаги. Вата, испачканная в крови, рядом несколько использованных ампул.
Лестница, в точном соответствии с инструкцией, привела в просторное подвальное помещение, вытянутое в длину, с двумя рядами колонн, облицованных плиткой.
Оно освещалось тусклыми, забрызганными во время побелки потолка, светильниками. В таком сыром помещении побелку, наверно, не стоило делать — пятна плесени на потолке смотрелись только отчетливей.
Помещение было заставлено пустой тарой: деревянными ящиками, двухсотлитровыми бочками. Местами ящики громоздились до самого потолка, местами открывались просветы, пустоты. Вдоль стен тянулись неряшливо окрашенные трубы с запорными вентилями. Многие вентили подтекали: капля за каплей срывались на бетонный пол, где давно натекли лужи…
Тем временем бармен позвонил по сотовому телефону.
— Где обретаешься?
— У тебя под носом. Только что зашел. Все что пожелаешь, сможешь высказать мне в глаза.
— Поторопись, тебя тут спрашивали.
— Кто еще?
— Я не поверил своим глазам.
— Неужели?.. — даже в трубку было слышно как Жора сглотнул слюну.
— Он самый.
— Надеюсь ты его обнадежил?
— Считай, что у тебя и номер, и серия совпали.
Через мгновение запыхавшийся знакомец Риты широкими шагами, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, подошел к стойке.
— Он один?
— Заявился с Крапивой. Им организовали девочек в кабинете.
— С Крапивой? Дурдом какой-то.
— Я позвонил в офис. Спросил как бы между прочим. Оказывается, шеф дал команду организовать на двоих вечер отдыха. Отличились они, понял?
— Значит, у нас в конторе новобранец. А я здесь не в курсе последних событий.
— Только что он подходил, спрашивал тебя. Не знаю, кто мог подсказать.
— Куда ты его послал?
— Не догадываешься? — тонкие губы бармена растянулись в улыбке…
Дойдя до самого конца, Комбат уперся в глухую стену. Отскочил за колонну, сорвал с поясницы «Макарова».
Похоже, он угодил в западню. Нет худа без добра — зато Жора появится здесь непременно.
Они упустили момент, когда могли выстрелить ему в спину. А теперь бабушка надвое сказала…
Осторожно, как кошка, ширококостный девяностокилограммового веса человек стал карабкаться вверх по пирамиде из ящиков. Повыше, повыше. Кто сидит выше, тот и сильней — затвердил он еще с армейских времен.
«Теперь можно пристроиться к щелке. А-а, знакомые все лица.»
Двое «шкафов» — тяжеловесов медленно продвигались вперед с короткоствольными автоматами наизготовку.
Третий, похоже, следовал параллельным курсом. Они разобрали все три прохода, образованные двумя длинными рядами колонн. Бросали внимательные взгляды направо и налево, пытаясь просветить насквозь залежи бочек и ящиков по пути.
«Где же главный персонаж? — следил Рублев, затаив дыхание, — наверно, страхует у лестницы, если дичь вдруг проскочит к выходу.»
Щель была слишком узкой — отсюда он мог сшибить только одного из «шкафов». И обнаружить себя. Лучше подождать, пока они поравняются с его кучей. Осталось совсем чуть-чуть.
— Залезьте кто-нибудь наверх, болваны! — раздался из дальнего конца подвала знакомый Рублеву голос. — И стреляйте, вместо того чтобы выкатывать глаза. Стреляйте по каждой большой куче. Он давно знает, что мы здесь, нечего таиться.
«Все верно», — оценил Рублев.
Он увидел как дуло автомата задирается вверх.
«Эти ящички пули прошьют насквозь», — Комбат положил палец на спусковой крючок, повторив движение противника.
Гулко протарахтела очередь — по подвалу разнеслось эхо. Рублев смахнул с рукава щепку от пробитой пулей доски. С недовольной миной «шкаф» стал забираться наверх. Он пропал из узкого поля зрения Комбата, но тяжелые шаги и сопение точно указывали маршрут.
«Давай поближе. Чтобы не пришлось тянуться за твоим автоматом. А он мне очень пригодится», — Рублев осторожно уперся носками ботинок, выискивая надежную точку опоры.
Он только чуть-чуть разогнулся, резко выбросил руку вперед. Увидел исказившееся лицо «шкафа». Тот инстинктивно отпрянул назад и нажал на спусковой крючок, хотя обрубленный ствол автомата глядел немного в сторону. Прежде, чем «шкаф» сумел выправить его по цели, пуля пробила ему сонную артерию. Рублев подхватил выпавший автомат, но тут случилось то, чего он не предвидел.
Падая, противник стал цепляться за ящики. Равновесие пирамиды нарушилось — начался обвал. Рублева опрокинуло на спину, засыпало, похоронило.
Он успел укрыть голову, руки и ноги тоже были целы. К счастью, пустые ящики были не слишком тяжелыми, иначе Комбат не имел бы никаких шансов быстро выбраться из завала. Он отчетливо услышал стук тяжелых подошв. Затарахтели захлебывающиеся, остервенелые очереди. Не видя его, «шкафы» прошивали деревянный курган наугад.
Отогнать их. Во время падения он выпустил автомат из рук, но «Макаров» остался. Напрягшись, Комбат сдвинул ближний ящик плечом, чтобы освободить для руки хоть малую толику пространства. Выпустил друг за другом три пули, ориентируясь на автоматный треск.
«Не понравилось, отскочили за колонну. Нет, ребята, не дам я расстреливать себя в упор. Мы еще повоюем.»
Он осторожно пошевелил ящики. Высвободил вторую руку, подтянул ноги. Это надо сделать за один рывок, иначе… Еще очередь — как будто ветерком дунуло по лицу. Как пригодился бы сейчас бронежилет, в котором он лазил по хребту Большого Кавказа.
Пора! Он распрямил спину, раскидывая в стороны ящики, и, получив свободу, тотчас кубарем откатился к стене. Вслед полетели пули. Две зазвенели о трубу и сверху на Комбата брызнул мутный кипяток.
— Брось оружие!
Обернувшись из лежачего положения, Комбат увидел знакомое лицо с тяжелой челюстью. Ствол пистолета с десяти шагов был направлен ему в голову. «Не так скоро» — Комбат выстрелил вверх, по светильнику — брызнули осколки стекла и сумеречный свет в углу подвала превратился в темень. Нельзя было назвать ее кромешной. Но сработал эффект неожиданности. Противник промазал, Комбат успел отскочить за колонну и сменить обойму. В висках стучала кровь, но голова работала четко.
Он расслышал короткий рывок, потом еще один: кто-то двигался перебежками от колонны к колонне, уходя влево. Реагировать нельзя, высунешься — сразу попортят шкуру. Второй двинул вправо, будут брать в клещи.
Комбат поднял голову: к гладкой поверхности колонны был приварен крюк — фиксировать стропы при транспортировке. Приподнявшись на цыпочки, он примерился — кончики пальцев не доставали до крюка почти полметра.
Он пружинисто подпрыгнул с места, уцепился за этот кусок гнутой арматуры и подтянулся на одной руке. Помогать себе ногами, обхватывая колонну, он не мог — маневр сразу бы пресекли.
Есть там что-нибудь дальше? Ничего, кроме сварного шва, прихватывающего нижнюю половины колонны-трубы к верхней. Шов не слишком аккуратный, как водится. В стиле «зато надежно». Мизерный выступ для того, чтобы зацепиться, но деваться некуда — надо забираться подальше вверх.
Никогда Рублев не тренировал специально пальцы В них была природная сила, унаследованная от кого-то из предков. Ногти побелели от напряжения. Морщась, Рублев подтянулся еще на полметра и, поджав ногу, уперся подошвой в крюк.
— Я вспоминала о тебе. Не скажу, чтобы часто, но всегда с чувством.
В воздухе висела тяжелая смесь запахов: сигаретного дыма, духов, спиртного, белых цветов кактуса. Маски на стенах кривлялись в такт музыке. Казалось, что смех и неразборчивые слова вылетают из их уст.
— Заведение по высшему разряду — восхищенно оглядывался Крапива.
Молчаливый работник ночного клуба привел их в просторный кабинет с зеркалами, мягкой мебелью, деликатесами и водкой на столе.
— Вот кнопка вызова, если вам что-то понадобится.
После его ухода появились обещанные девицы — блондинка и брюнетка. Высокие, длинноногие, в одинаковых черных колготках и черных коротких платьицах.
Не вставая с места Крапива пощупал у блондинки задницу и, видимо, оценив эту важнейшую для себя часть тела по достоинству, усадил девицу себе на колени.
— Пить будешь? Как тебя зовут?
— Лена.
— Настроение?
— Отличное.
— Будет еще лучше. На мою работу никто еще не жаловался.
— Чего стоишь? — Комбат поднял глаза на свою «даму» — Присаживайся к столу.
Брюнетка села, закинув ногу на ногу, выложила на стол сигареты и зажигалку.
— Ты ведь здесь часто бываешь, правда? — спросил Рублев.
— Почти каждый день. Можно убрать куда-нибудь этот балык? Не переношу запаха рыбы.
— Хоть на мусорку, я не против.
— Тут все под боком.
Забрав тарелку, брюнетка по имени Вероника вышла в соседнее помещение — в раскрывшуюся дверь Комбат увидел стену, отделанную плиткой «под мрамор» и край раковины.
— Что там есть? — спросил Крапива у своей партнерши.
— Ванна, джакузи и все прочее.
— Сейчас доконаем бутылочку и пойдем принимать душ. Иваныч, пустишь без очереди?
— Мойтесь сколько душе угодно.
— Давай выпьем за эту жизнь. Если бы не ты, меня бы сейчас птицы клевали на перевале.
— Брось.
Они чокнулись.
— Чего ты себе плеснул на донышко? Давай по полной программе.
— У меня программа своя.
— Вас понял. Вопросов больше нет.
Запрокинув голову, Крапива двумя большими глотками выхлебал вместительный бокал. Подхватил полную ложку грибного соуса и отправил следом, по пути забрызгав горячими каплями рубашку.
Вернулась брюнетка.
— Как там наша рыба? — спросил Комбат.
— Всплывет в каком-нибудь море-океане.
— Еще один вопрос. Знаешь здесь человека по имени Жора?
— Нижняя челюсть на пол-лица?
— Примерно.
— Мразь, садист. Однажды меня сосватали, потом неделю синяки держались по всему телу.
— Я тоже о нем невысокого мнения. Как бы мне с ним встретиться?
— Спроси в баре, он часто там пропадает. Я после того раза обхожу его за километр.
Из ванной комнаты доносилось шипение душа и пьяные реплики Крапивы.
— Слушай, Вероника. У меня тут есть дела. Отдыхай пока в свое удовольствие. И забудь наш разговор.
— Уже забыла.
— Вот молодчина.
— А если напарник спросит?
— Он уже готов. Как-нибудь отшутишься.
Рублев отправился прямиком в бар. Тот самый, куда Рита его затащила в тот раз. Прислонился грудью к стойке, выразительно посмотрел на бармена. Тот подошел — такое чувство, что узнал.
— Добрый вечер. Мне позарез нужен Жора.
Бармен задумался, задвигал кожей на лбу.
— Сегодня я его не видел.
— А если напрячься хорошенько?
Комбат положил на стойку стодолларовую бумажку — получив на «фирме» премиальные, он мог себе это позволить.
Бармен наклонил голову набок и стал похож на умную птицу.
— Видите вон ту дверь? Наберите код «3992». По лестнице попадете в подвальное помещение. Дойдете до самого конца — там будет служебный вход в гараж. Его машина — белый «ауди». Номер точно не помню, начинается на четверку. Левое крыло помято. Если найдете машину, значит он здесь. Что-нибудь передать, если я его увижу?
— Скажите, что его ищут — я схожу в гараж и вернусь обратно.
Рублев выполнил все указания бармена. Лестница оказалась крутой и удивительно замусоренной для такого заведения. Сплющенная пивная банка, окурки, обрывки оберточной бумаги. Вата, испачканная в крови, рядом несколько использованных ампул.
Лестница, в точном соответствии с инструкцией, привела в просторное подвальное помещение, вытянутое в длину, с двумя рядами колонн, облицованных плиткой.
Оно освещалось тусклыми, забрызганными во время побелки потолка, светильниками. В таком сыром помещении побелку, наверно, не стоило делать — пятна плесени на потолке смотрелись только отчетливей.
Помещение было заставлено пустой тарой: деревянными ящиками, двухсотлитровыми бочками. Местами ящики громоздились до самого потолка, местами открывались просветы, пустоты. Вдоль стен тянулись неряшливо окрашенные трубы с запорными вентилями. Многие вентили подтекали: капля за каплей срывались на бетонный пол, где давно натекли лужи…
Тем временем бармен позвонил по сотовому телефону.
— Где обретаешься?
— У тебя под носом. Только что зашел. Все что пожелаешь, сможешь высказать мне в глаза.
— Поторопись, тебя тут спрашивали.
— Кто еще?
— Я не поверил своим глазам.
— Неужели?.. — даже в трубку было слышно как Жора сглотнул слюну.
— Он самый.
— Надеюсь ты его обнадежил?
— Считай, что у тебя и номер, и серия совпали.
Через мгновение запыхавшийся знакомец Риты широкими шагами, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, подошел к стойке.
— Он один?
— Заявился с Крапивой. Им организовали девочек в кабинете.
— С Крапивой? Дурдом какой-то.
— Я позвонил в офис. Спросил как бы между прочим. Оказывается, шеф дал команду организовать на двоих вечер отдыха. Отличились они, понял?
— Значит, у нас в конторе новобранец. А я здесь не в курсе последних событий.
— Только что он подходил, спрашивал тебя. Не знаю, кто мог подсказать.
— Куда ты его послал?
— Не догадываешься? — тонкие губы бармена растянулись в улыбке…
Дойдя до самого конца, Комбат уперся в глухую стену. Отскочил за колонну, сорвал с поясницы «Макарова».
Похоже, он угодил в западню. Нет худа без добра — зато Жора появится здесь непременно.
Они упустили момент, когда могли выстрелить ему в спину. А теперь бабушка надвое сказала…
Осторожно, как кошка, ширококостный девяностокилограммового веса человек стал карабкаться вверх по пирамиде из ящиков. Повыше, повыше. Кто сидит выше, тот и сильней — затвердил он еще с армейских времен.
«Теперь можно пристроиться к щелке. А-а, знакомые все лица.»
Двое «шкафов» — тяжеловесов медленно продвигались вперед с короткоствольными автоматами наизготовку.
Третий, похоже, следовал параллельным курсом. Они разобрали все три прохода, образованные двумя длинными рядами колонн. Бросали внимательные взгляды направо и налево, пытаясь просветить насквозь залежи бочек и ящиков по пути.
«Где же главный персонаж? — следил Рублев, затаив дыхание, — наверно, страхует у лестницы, если дичь вдруг проскочит к выходу.»
Щель была слишком узкой — отсюда он мог сшибить только одного из «шкафов». И обнаружить себя. Лучше подождать, пока они поравняются с его кучей. Осталось совсем чуть-чуть.
— Залезьте кто-нибудь наверх, болваны! — раздался из дальнего конца подвала знакомый Рублеву голос. — И стреляйте, вместо того чтобы выкатывать глаза. Стреляйте по каждой большой куче. Он давно знает, что мы здесь, нечего таиться.
«Все верно», — оценил Рублев.
Он увидел как дуло автомата задирается вверх.
«Эти ящички пули прошьют насквозь», — Комбат положил палец на спусковой крючок, повторив движение противника.
Гулко протарахтела очередь — по подвалу разнеслось эхо. Рублев смахнул с рукава щепку от пробитой пулей доски. С недовольной миной «шкаф» стал забираться наверх. Он пропал из узкого поля зрения Комбата, но тяжелые шаги и сопение точно указывали маршрут.
«Давай поближе. Чтобы не пришлось тянуться за твоим автоматом. А он мне очень пригодится», — Рублев осторожно уперся носками ботинок, выискивая надежную точку опоры.
Он только чуть-чуть разогнулся, резко выбросил руку вперед. Увидел исказившееся лицо «шкафа». Тот инстинктивно отпрянул назад и нажал на спусковой крючок, хотя обрубленный ствол автомата глядел немного в сторону. Прежде, чем «шкаф» сумел выправить его по цели, пуля пробила ему сонную артерию. Рублев подхватил выпавший автомат, но тут случилось то, чего он не предвидел.
Падая, противник стал цепляться за ящики. Равновесие пирамиды нарушилось — начался обвал. Рублева опрокинуло на спину, засыпало, похоронило.
Он успел укрыть голову, руки и ноги тоже были целы. К счастью, пустые ящики были не слишком тяжелыми, иначе Комбат не имел бы никаких шансов быстро выбраться из завала. Он отчетливо услышал стук тяжелых подошв. Затарахтели захлебывающиеся, остервенелые очереди. Не видя его, «шкафы» прошивали деревянный курган наугад.
Отогнать их. Во время падения он выпустил автомат из рук, но «Макаров» остался. Напрягшись, Комбат сдвинул ближний ящик плечом, чтобы освободить для руки хоть малую толику пространства. Выпустил друг за другом три пули, ориентируясь на автоматный треск.
«Не понравилось, отскочили за колонну. Нет, ребята, не дам я расстреливать себя в упор. Мы еще повоюем.»
Он осторожно пошевелил ящики. Высвободил вторую руку, подтянул ноги. Это надо сделать за один рывок, иначе… Еще очередь — как будто ветерком дунуло по лицу. Как пригодился бы сейчас бронежилет, в котором он лазил по хребту Большого Кавказа.
Пора! Он распрямил спину, раскидывая в стороны ящики, и, получив свободу, тотчас кубарем откатился к стене. Вслед полетели пули. Две зазвенели о трубу и сверху на Комбата брызнул мутный кипяток.
— Брось оружие!
Обернувшись из лежачего положения, Комбат увидел знакомое лицо с тяжелой челюстью. Ствол пистолета с десяти шагов был направлен ему в голову. «Не так скоро» — Комбат выстрелил вверх, по светильнику — брызнули осколки стекла и сумеречный свет в углу подвала превратился в темень. Нельзя было назвать ее кромешной. Но сработал эффект неожиданности. Противник промазал, Комбат успел отскочить за колонну и сменить обойму. В висках стучала кровь, но голова работала четко.
Он расслышал короткий рывок, потом еще один: кто-то двигался перебежками от колонны к колонне, уходя влево. Реагировать нельзя, высунешься — сразу попортят шкуру. Второй двинул вправо, будут брать в клещи.
Комбат поднял голову: к гладкой поверхности колонны был приварен крюк — фиксировать стропы при транспортировке. Приподнявшись на цыпочки, он примерился — кончики пальцев не доставали до крюка почти полметра.
Он пружинисто подпрыгнул с места, уцепился за этот кусок гнутой арматуры и подтянулся на одной руке. Помогать себе ногами, обхватывая колонну, он не мог — маневр сразу бы пресекли.
Есть там что-нибудь дальше? Ничего, кроме сварного шва, прихватывающего нижнюю половины колонны-трубы к верхней. Шов не слишком аккуратный, как водится. В стиле «зато надежно». Мизерный выступ для того, чтобы зацепиться, но деваться некуда — надо забираться подальше вверх.
Никогда Рублев не тренировал специально пальцы В них была природная сила, унаследованная от кого-то из предков. Ногти побелели от напряжения. Морщась, Рублев подтянулся еще на полметра и, поджав ногу, уперся подошвой в крюк.