Страница:
– Это весьма солидная сумма, – веско заметил Арчибальд Артурович. – Весьма! И потом, вы абсолютно ничем не рискуете. Эти деньги чисты, как дыхание младенца. Единственная причина, по которой я обратился к вам, – это желание получить гарантии из уст знакомого мне и уважаемого мной человека.
– Вы можете быть совершенно спокойны, – заверил его Арцыбашев. – Все деньги до последнего цента будут незамедлительно выплачены по первому требованию.
– Наличными, – уточнил Арчибальд Артурович.
– Наличными? О, разумеется, наличными! – после коротенькой заминки ответил Арцыбашев. Как ни коротка была эта заминка, она не ускользнула от внимания Арчибальда Артуровича. Он слегка нахмурился, глубоко затянулся и вдруг без всякой видимой связи с предыдущим разговором сказал:
– Вы слышали, какое несчастье приключилось с нашим Андреем Валентиновичем?
– С Шубиным? – переспросил Арцыбашев. – Нет, не слышал. Его не было позавчера на корте, и я решил, что он захворал. Неужели что-то серьезное?
– Серьезнее некуда, – похоронным тоном сказал Арчибальд Артурович. – Его нашли в какой-то глухой деревне прикованным к кровати и буквально изрезанным на лоскуты… Какие-то мерзавцы пытали его: вырезали глаза, гениталии… У меня есть знакомый на Петровке, он говорит, что зрелище было кошмарное. Он признался мне по секрету, что его, полковника милиции, бывалого человека, буквально вывернуло наизнанку. Едва успел выскочить на улицу. Ужасно, не правда ли?
Арцыбашев заметно побледнел и затравленно огляделся по сторонам. Дело принимало скверный оборот. Лощеный Арчибальд Артурович, джентльмен до мозга костей, постоянный партнер по теннису и милый, интеллигентный собеседник внезапно повернулся неизвестной ранее стороной. Вряд ли то, что он только что рассказал, было простой сплетней. А если не сплетня, то что же это? Неужели угроза? Арчибальд Артурович – бандит? Ох, не смешите!.. Но откуда в таком случае могли взяться эти четыре миллиона? И к чему тогда эта кошмарная история про Шубина?
– Помилуйте, Арчибальд Артурович, – пролепетал он, – все это, конечно, ужасно, но.., какое отношение это имеет к предмету нашего разговора?
– О, ни малейшего, – быстро ответил Арчибальд Артурович. – Просто вспомнилось вдруг ни с того ни с сего.
– Уф, – Арцыбашев немного натянуто рассмеялся, – а мне почудилось почему-то, что вы имели в виду нечто вполне определенное.
– Ни в малейшей степени, голубчик. Ни в малейшей степени. Хотя сейчас такое беспокойное время, что никто ни от чего не застрахован. Да вы и сами это прекрасно понимаете, иначе не обзавелись бы таким внушительным телохранителем.
– Это? – Арцыбашев украдкой оглянулся на столик, за которым сидел Филатов. Юрию уже принесли кофе, и он неторопливо потягивал его, пристально разглядывая телохранителя Арчибальда Артуровича. Левый глаз у него был слегка прищурен, словно он смотрел на мордастого качка через прицел автомата или окуляр микроскопа. Филарет развлекался. – Это просто знакомый. Случайно встретились, ну, он и увязался.
– А вы не смогли отвязаться, – с вопросительным оттенком уточнил Арчибальд Артурович.
– Не смог или не захотел – какая разница? Время беспокойное, вы сами сказали. Вы ведь тоже явились со знакомым. И потом, беспокоиться вам не о чем. Он не в курсе, и никто его не собирается ни во что посвящать.
– Почему? – неожиданно заинтересовавшись, спросил Арчибальд Артурович.
– Потому что он дурак, – с невольным вздохом ответил Цыба.
Арчибальд Артурович грустно покивал головой.
– Да, – сказал он, – это бывает. Я где-то слышал, что в организме каждого человека существует тончайшее, скрупулезно выверенное равновесие между интеллектом и физическим развитием. Как только начинают расти мускулы, немедленно ссыхаются мозги, и чем толще бицепсы, тем тверже лоб… Это ерунда, конечно, о иногда мне кажется, что в этом что-то есть.
– Несомненно, – поддакнул Арцыбашев, довольный, что разговор ушел от скользкой темы. Теперь он клял себя за то, что испугался завуалированной угрозы старого мерзавца. Нельзя было поддаваться, надо было делать вид, что ничего не понял, ужасаться кровавым подробностям и ничего не понимать. Тогда Арчибальду пришлось бы либо открыться пошире, либо отступить несолоно хлебавши. А теперь он может с чистым сердцем праздновать победу…
– Если мы договорились, я, пожалуй, покину вас, – связал Арчибальд Артурович. – Ваш знакомый явно соскучился и, как мне кажется, в данный момент занят тем, что старательно провоцирует моего.., гм.., знакомого. Мне бы очень не хотелось, чтобы они подрались. Они скрепили сделку рукопожатием и разошлись. Арчибальд Артурович, не оглядываясь, двинулся к выходу.
Его “знакомый” вскочил и заторопился следом. Арцыбашев вернулся к своему столику и встретился глазами с вопросительным взглядом Юрия.
– Занятный старикан, правда? – спросил он, усаживаясь.
– Гм, – только и ответил Юрий. Арцыбашев, слегка смутившись, взял свою чашку, отхлебнул кофе и скривился.
– Остыло, – пожаловался он.
– Ты удивлен? – съязвил Юрий.
– Ты что, обиделся? Пойми, старик, мне нужно было с ним поговорить. Это просто редкостная удача, что мы встретились именно здесь и сейчас. Старик собрался уезжать, а он был мне срочно нужен. Ну упустил бы я его, и что потом?
Взгляд у него был очень ясный, как всегда, когда он врал. Юрий очень хорошо помнил эту его особенность, а вот дружище Цыба, похоже, забыл, что они знакомы не первый день, и решил обвести его вокруг пальца.
– Брось, Женька, – сказал Юрий. – Я же вижу, что ты врешь, только не понимаю зачем. Сказал бы прямо: у меня деловая встреча, один идти боюсь Зачем было ломать комедию?
Арцыбашев вздохнул и с сокрушенным видом почесал согнутым указательным пальцем проклюнувшуюся на темени лысину.
– М-да, – смущенно сказал он. – Вот черт, как неловко вышло. – Ты прав, конечно. Извини. Я просто отвык от того, что можно подойти к человеку и прямо сказать, что тебе от него надо… Нынче все умные стали.
– Один я дурак, – закончил за него Юрий.
– Один ты дурак, – согласился Арцыбашев. – И это приятно.
– Ну да?! Ты вот что мне скажи, умник. С того самого дня, как мы с тобой встретились, я только и слышу: дурак, дурак… То от тебя, то от.., других. – Он хотел сказать “от Алены”, но в последний момент что-то заставило его запнуться и изменить конец фразы. – Так вот ты мне скажи: это оскорбление или диагноз?
– Честно? – после паузы спросил Арцыбашев.
– Если ты вообще на это способен.
– А ты еще и козел, оказывается, – проворчал Арцыбашев. – Если честно, то “дурак” в твоем случае – это, скорее, комплимент. Просто мы разучились говорить друг другу комплименты. Ну, вот что бы ты подумал, если бы я сказал тебе – так, между делом, в разговоре, – что ты порядочный, честный и принципиальный человек?
– Я бы решил, что ты белены объелся, – без колебаний ответил Юрий.
– Вот именно. А между тем это чистая правда, причем правда такого сорта, что пройти мимо нее молча просто не получается. Вот и приходится подыскивать синонимы.
– Да пошел ты, – проворчал Юрий.
– Сам ты пошел. Ты обладаешь уникальными свойствами, как какой-нибудь телепат или, скажем, бородатая женщина. Только бородатая женщина на своем уродстве гребет бешеные бабки, а ты со своей честности имеешь дырки во всех карманах. Это не правильно.
– Правда?! – язвительно изумился Юрий. – Так надо же жаловаться, в газеты писать, в приемную Президента! Почему-де меня, такого честного, не ценят?
– Тьфу ты! – разозлился Арцыбашев. – Ты дашь мне договорить или нет?
– Договаривай на здоровье, только перестань нести ахинею.
– Изволь. Я, как тебе известно, работаю в банке. Недавно нам пришлось уволить одного инкассатора – оказался нечист на руку. Вороватый инкассатор – звучит как “сладкая селедка”, правда? В то же время “честный таксист” – это, извини меня, напоминает начало анекдота.
Он замолчал, сосредоточившись на раскуривании сигареты. Некоторое время Юрий ждал продолжения, но его не последовало. Арцыбашев курил, с праздным видом вертя головой во все стороны.
– Ну? – не выдержав, спросил Юрий.
– Что – ну? Я все сказал, теперь слово за тобой.
– Я так понял, что это предложение?
– А тебе нужно отпечатанное золотом на мелованной бумаге приглашение в обрамлении свежесрезанных роз? Эта работа как раз для тебя. Таскать при себе чужие деньги и не запустить в них лапу могут многие, но вот как следует дать по рукам тому, кто захочет эти деньги отобрать, – это может далеко не каждый. Как правило, человек не крадет просто потому, что боится наказания, а боится он потому, что привык бояться, – хил, слаб, забит… Такая честность хуже любого воровства, потому что, переменись обстоятельства, и такой человек начинает озверело грести под себя. Меня, мол, всю жизнь топтали и обирали, зато уж теперь-то я оторвусь по полной программе… Ты – совсем другое дело. Кстати, как ты стреляешь?
– Более или менее, – рассеянно ответил Юрий. Предложение Арцыбашева поставило его в тупик. С одной стороны, какая разница – инкассатор или таксист? С другой – в этом предложении ему чудилось что-то заманчивое. “А может быть, – подумал он, – я просто привык к риску, как нюхач к своему кокаину?"
– Ас чего ты взял, что я – это другое дело? – спросил он. – Мы же почти двадцать лет не виделись. Может, я только и жду, когда у меня появится возможность схватить в охапку мешок с деньгами и задать стрекача?
Арцыбашев раздраженно сбил пепел с кончика сигареты в пустую тарелку.
– Откуда надо, оттуда и знаю, – сказал он. – Конечно, люди меняются. И ты изменился. Но… Знаешь, я сейчас вдруг подумал о твоих родителях. Какие же они, в сущности, были молодцы, раз сумели вколотить в тебя эту самую порядочность до самых печенок. Обычно она как обертка – держится до тех пор, пока у человека не появляется первая возможность безнаказанно украсть. А у тебя она не снаружи, а внутри. Правда, со стороны родителей было довольно жестоко обрекать своего единственного ребенка на нищету, но радуйся: у тебя есть я! Я тебя, дурака, вытащу, в люди выведу™ – Воровать научу, – подхватил Юрий.
– Молчи, скотина. Тебя научишь… Легче медведя азбуке научить. Ты пойми, что инкассатор – это лишь первая ступенька. Главное – зацепиться за место, войти в систему. Конечно, до самой старости таскать мешки с чужими бабками – это не дело. Учиться пойдешь, куда тут деваться. Твое военное образование в нашем деле – извини-подвинься… Выучишься заочно и начнешь потихонечку шагать вверх по лестнице. Я тебе помогу, где надо подтолкну, где надо – прикрою, словечко замолвлю-. Ну, не собираешься же ты до самой пенсии баранку крутить!
Он замолчал и принялся усиленно дымить сигаретой. Юрий почесал переносицу, вздохнул и тоже закурил.
– Звучит заманчиво, – выдавил он из себя наконец. – И вообще, спасибо за заботу. Нет, ты не кривись, мне действительно приятно. Ты прав, наверное. Что-то я совсем заблудился… Знаешь что? Давай я подумаю и тебе позвоню.
– Угу, – Арцыбашев печально кивнул головой, – ты позвонишь… В общем, как знаешь. Имей в виду, что место для тебя я смогу держать не больше двух недель. Девушка!
Подошла официантка. Арцыбашев расплатился, сунул в карман сигареты и встал.
– Тебя подвезти до дома?
– Спасибо, я пройдусь. Подышу воздухом, подумаю… Они расстались перед входом в кафе. Черный “ягуар” укатил, на прощанье фыркнув глушителем, и в этом звуке Юрию почудилось осуждение.
Перед тем как повернуть за угол, Арцыбашев посмотрел в зеркало заднего вида и увидел высокую фигуру в потертых джинсах и голубой рубашке, медленно шагавшую по тротуару в сторону Нового Арбата.
– Дурак, – сказал он вслух. На светофоре включился желтый, Арцыбашев выжал сцепление, плавно тронулся с места и поехал в банк, думая о делах.
Глава 8
– Вы можете быть совершенно спокойны, – заверил его Арцыбашев. – Все деньги до последнего цента будут незамедлительно выплачены по первому требованию.
– Наличными, – уточнил Арчибальд Артурович.
– Наличными? О, разумеется, наличными! – после коротенькой заминки ответил Арцыбашев. Как ни коротка была эта заминка, она не ускользнула от внимания Арчибальда Артуровича. Он слегка нахмурился, глубоко затянулся и вдруг без всякой видимой связи с предыдущим разговором сказал:
– Вы слышали, какое несчастье приключилось с нашим Андреем Валентиновичем?
– С Шубиным? – переспросил Арцыбашев. – Нет, не слышал. Его не было позавчера на корте, и я решил, что он захворал. Неужели что-то серьезное?
– Серьезнее некуда, – похоронным тоном сказал Арчибальд Артурович. – Его нашли в какой-то глухой деревне прикованным к кровати и буквально изрезанным на лоскуты… Какие-то мерзавцы пытали его: вырезали глаза, гениталии… У меня есть знакомый на Петровке, он говорит, что зрелище было кошмарное. Он признался мне по секрету, что его, полковника милиции, бывалого человека, буквально вывернуло наизнанку. Едва успел выскочить на улицу. Ужасно, не правда ли?
Арцыбашев заметно побледнел и затравленно огляделся по сторонам. Дело принимало скверный оборот. Лощеный Арчибальд Артурович, джентльмен до мозга костей, постоянный партнер по теннису и милый, интеллигентный собеседник внезапно повернулся неизвестной ранее стороной. Вряд ли то, что он только что рассказал, было простой сплетней. А если не сплетня, то что же это? Неужели угроза? Арчибальд Артурович – бандит? Ох, не смешите!.. Но откуда в таком случае могли взяться эти четыре миллиона? И к чему тогда эта кошмарная история про Шубина?
– Помилуйте, Арчибальд Артурович, – пролепетал он, – все это, конечно, ужасно, но.., какое отношение это имеет к предмету нашего разговора?
– О, ни малейшего, – быстро ответил Арчибальд Артурович. – Просто вспомнилось вдруг ни с того ни с сего.
– Уф, – Арцыбашев немного натянуто рассмеялся, – а мне почудилось почему-то, что вы имели в виду нечто вполне определенное.
– Ни в малейшей степени, голубчик. Ни в малейшей степени. Хотя сейчас такое беспокойное время, что никто ни от чего не застрахован. Да вы и сами это прекрасно понимаете, иначе не обзавелись бы таким внушительным телохранителем.
– Это? – Арцыбашев украдкой оглянулся на столик, за которым сидел Филатов. Юрию уже принесли кофе, и он неторопливо потягивал его, пристально разглядывая телохранителя Арчибальда Артуровича. Левый глаз у него был слегка прищурен, словно он смотрел на мордастого качка через прицел автомата или окуляр микроскопа. Филарет развлекался. – Это просто знакомый. Случайно встретились, ну, он и увязался.
– А вы не смогли отвязаться, – с вопросительным оттенком уточнил Арчибальд Артурович.
– Не смог или не захотел – какая разница? Время беспокойное, вы сами сказали. Вы ведь тоже явились со знакомым. И потом, беспокоиться вам не о чем. Он не в курсе, и никто его не собирается ни во что посвящать.
– Почему? – неожиданно заинтересовавшись, спросил Арчибальд Артурович.
– Потому что он дурак, – с невольным вздохом ответил Цыба.
Арчибальд Артурович грустно покивал головой.
– Да, – сказал он, – это бывает. Я где-то слышал, что в организме каждого человека существует тончайшее, скрупулезно выверенное равновесие между интеллектом и физическим развитием. Как только начинают расти мускулы, немедленно ссыхаются мозги, и чем толще бицепсы, тем тверже лоб… Это ерунда, конечно, о иногда мне кажется, что в этом что-то есть.
– Несомненно, – поддакнул Арцыбашев, довольный, что разговор ушел от скользкой темы. Теперь он клял себя за то, что испугался завуалированной угрозы старого мерзавца. Нельзя было поддаваться, надо было делать вид, что ничего не понял, ужасаться кровавым подробностям и ничего не понимать. Тогда Арчибальду пришлось бы либо открыться пошире, либо отступить несолоно хлебавши. А теперь он может с чистым сердцем праздновать победу…
– Если мы договорились, я, пожалуй, покину вас, – связал Арчибальд Артурович. – Ваш знакомый явно соскучился и, как мне кажется, в данный момент занят тем, что старательно провоцирует моего.., гм.., знакомого. Мне бы очень не хотелось, чтобы они подрались. Они скрепили сделку рукопожатием и разошлись. Арчибальд Артурович, не оглядываясь, двинулся к выходу.
Его “знакомый” вскочил и заторопился следом. Арцыбашев вернулся к своему столику и встретился глазами с вопросительным взглядом Юрия.
– Занятный старикан, правда? – спросил он, усаживаясь.
– Гм, – только и ответил Юрий. Арцыбашев, слегка смутившись, взял свою чашку, отхлебнул кофе и скривился.
– Остыло, – пожаловался он.
– Ты удивлен? – съязвил Юрий.
– Ты что, обиделся? Пойми, старик, мне нужно было с ним поговорить. Это просто редкостная удача, что мы встретились именно здесь и сейчас. Старик собрался уезжать, а он был мне срочно нужен. Ну упустил бы я его, и что потом?
Взгляд у него был очень ясный, как всегда, когда он врал. Юрий очень хорошо помнил эту его особенность, а вот дружище Цыба, похоже, забыл, что они знакомы не первый день, и решил обвести его вокруг пальца.
– Брось, Женька, – сказал Юрий. – Я же вижу, что ты врешь, только не понимаю зачем. Сказал бы прямо: у меня деловая встреча, один идти боюсь Зачем было ломать комедию?
Арцыбашев вздохнул и с сокрушенным видом почесал согнутым указательным пальцем проклюнувшуюся на темени лысину.
– М-да, – смущенно сказал он. – Вот черт, как неловко вышло. – Ты прав, конечно. Извини. Я просто отвык от того, что можно подойти к человеку и прямо сказать, что тебе от него надо… Нынче все умные стали.
– Один я дурак, – закончил за него Юрий.
– Один ты дурак, – согласился Арцыбашев. – И это приятно.
– Ну да?! Ты вот что мне скажи, умник. С того самого дня, как мы с тобой встретились, я только и слышу: дурак, дурак… То от тебя, то от.., других. – Он хотел сказать “от Алены”, но в последний момент что-то заставило его запнуться и изменить конец фразы. – Так вот ты мне скажи: это оскорбление или диагноз?
– Честно? – после паузы спросил Арцыбашев.
– Если ты вообще на это способен.
– А ты еще и козел, оказывается, – проворчал Арцыбашев. – Если честно, то “дурак” в твоем случае – это, скорее, комплимент. Просто мы разучились говорить друг другу комплименты. Ну, вот что бы ты подумал, если бы я сказал тебе – так, между делом, в разговоре, – что ты порядочный, честный и принципиальный человек?
– Я бы решил, что ты белены объелся, – без колебаний ответил Юрий.
– Вот именно. А между тем это чистая правда, причем правда такого сорта, что пройти мимо нее молча просто не получается. Вот и приходится подыскивать синонимы.
– Да пошел ты, – проворчал Юрий.
– Сам ты пошел. Ты обладаешь уникальными свойствами, как какой-нибудь телепат или, скажем, бородатая женщина. Только бородатая женщина на своем уродстве гребет бешеные бабки, а ты со своей честности имеешь дырки во всех карманах. Это не правильно.
– Правда?! – язвительно изумился Юрий. – Так надо же жаловаться, в газеты писать, в приемную Президента! Почему-де меня, такого честного, не ценят?
– Тьфу ты! – разозлился Арцыбашев. – Ты дашь мне договорить или нет?
– Договаривай на здоровье, только перестань нести ахинею.
– Изволь. Я, как тебе известно, работаю в банке. Недавно нам пришлось уволить одного инкассатора – оказался нечист на руку. Вороватый инкассатор – звучит как “сладкая селедка”, правда? В то же время “честный таксист” – это, извини меня, напоминает начало анекдота.
Он замолчал, сосредоточившись на раскуривании сигареты. Некоторое время Юрий ждал продолжения, но его не последовало. Арцыбашев курил, с праздным видом вертя головой во все стороны.
– Ну? – не выдержав, спросил Юрий.
– Что – ну? Я все сказал, теперь слово за тобой.
– Я так понял, что это предложение?
– А тебе нужно отпечатанное золотом на мелованной бумаге приглашение в обрамлении свежесрезанных роз? Эта работа как раз для тебя. Таскать при себе чужие деньги и не запустить в них лапу могут многие, но вот как следует дать по рукам тому, кто захочет эти деньги отобрать, – это может далеко не каждый. Как правило, человек не крадет просто потому, что боится наказания, а боится он потому, что привык бояться, – хил, слаб, забит… Такая честность хуже любого воровства, потому что, переменись обстоятельства, и такой человек начинает озверело грести под себя. Меня, мол, всю жизнь топтали и обирали, зато уж теперь-то я оторвусь по полной программе… Ты – совсем другое дело. Кстати, как ты стреляешь?
– Более или менее, – рассеянно ответил Юрий. Предложение Арцыбашева поставило его в тупик. С одной стороны, какая разница – инкассатор или таксист? С другой – в этом предложении ему чудилось что-то заманчивое. “А может быть, – подумал он, – я просто привык к риску, как нюхач к своему кокаину?"
– Ас чего ты взял, что я – это другое дело? – спросил он. – Мы же почти двадцать лет не виделись. Может, я только и жду, когда у меня появится возможность схватить в охапку мешок с деньгами и задать стрекача?
Арцыбашев раздраженно сбил пепел с кончика сигареты в пустую тарелку.
– Откуда надо, оттуда и знаю, – сказал он. – Конечно, люди меняются. И ты изменился. Но… Знаешь, я сейчас вдруг подумал о твоих родителях. Какие же они, в сущности, были молодцы, раз сумели вколотить в тебя эту самую порядочность до самых печенок. Обычно она как обертка – держится до тех пор, пока у человека не появляется первая возможность безнаказанно украсть. А у тебя она не снаружи, а внутри. Правда, со стороны родителей было довольно жестоко обрекать своего единственного ребенка на нищету, но радуйся: у тебя есть я! Я тебя, дурака, вытащу, в люди выведу™ – Воровать научу, – подхватил Юрий.
– Молчи, скотина. Тебя научишь… Легче медведя азбуке научить. Ты пойми, что инкассатор – это лишь первая ступенька. Главное – зацепиться за место, войти в систему. Конечно, до самой старости таскать мешки с чужими бабками – это не дело. Учиться пойдешь, куда тут деваться. Твое военное образование в нашем деле – извини-подвинься… Выучишься заочно и начнешь потихонечку шагать вверх по лестнице. Я тебе помогу, где надо подтолкну, где надо – прикрою, словечко замолвлю-. Ну, не собираешься же ты до самой пенсии баранку крутить!
Он замолчал и принялся усиленно дымить сигаретой. Юрий почесал переносицу, вздохнул и тоже закурил.
– Звучит заманчиво, – выдавил он из себя наконец. – И вообще, спасибо за заботу. Нет, ты не кривись, мне действительно приятно. Ты прав, наверное. Что-то я совсем заблудился… Знаешь что? Давай я подумаю и тебе позвоню.
– Угу, – Арцыбашев печально кивнул головой, – ты позвонишь… В общем, как знаешь. Имей в виду, что место для тебя я смогу держать не больше двух недель. Девушка!
Подошла официантка. Арцыбашев расплатился, сунул в карман сигареты и встал.
– Тебя подвезти до дома?
– Спасибо, я пройдусь. Подышу воздухом, подумаю… Они расстались перед входом в кафе. Черный “ягуар” укатил, на прощанье фыркнув глушителем, и в этом звуке Юрию почудилось осуждение.
Перед тем как повернуть за угол, Арцыбашев посмотрел в зеркало заднего вида и увидел высокую фигуру в потертых джинсах и голубой рубашке, медленно шагавшую по тротуару в сторону Нового Арбата.
– Дурак, – сказал он вслух. На светофоре включился желтый, Арцыбашев выжал сцепление, плавно тронулся с места и поехал в банк, думая о делах.
Глава 8
Жалюзи на окнах были закрыты, и солнце, пробиваясь в узенькие щели, заливало кабинет желтоватым полусветом, похожим на тот, что бывает на дне реки или тихого лесного озера с мутноватой илистой водой. Экран компьютера мерцал цветной заставкой, кондиционер молчал, и густой табачный дым свободно клубился под потолком. На столе, как раз между массивным письменным прибором и плоской темно-серой пластмассовой коробкой факса, поблескивала квадратная бутылка с косо наклеенной красной этикеткой. Янтарной жидкости в ней оставалось меньше чем наполовину, но хозяин кабинета не был пьян. Он всегда держал в сейфе заветную бутылку “Джонни Уокера” и доставал ее оттуда всякий раз, когда ему требовалось что-нибудь всесторонне обдумать. Он думал, изредка смачивая губы виски, и, как правило, это ему помогало. Разумеется, такая мизерная доза на самом деле не могла послужить стимулятором. Это было скорее суеверие, но если способ неизменно срабатывал, Евгений Арцыбашев не видел никакой необходимости от него отказываться.
Поводов для размышления у него было множество. Когда первый испуг, вызванный неожиданным поворотом в разговоре с Арчибальдом Артуровичем, понемногу прошел, Арцыбашев поймал себя на том, что уже начал что-то прикидывать, примеряясь к резко изменившейся обстановке. Он не был особенно шокирован, узнав, что отныне ему придется иметь дело с опасными партнерами. В этой жизни все относительно, и у понятий добра и зла весьма размытые грани. На самом деле даже на экране черно-белого телевизора мы наблюдаем массу оттенков серого цвета, в таком случае что уж говорить о реальной жизни! Сделки с дьяволом не заключаются в одночасье и, как правило, не являются результатом волевого решения. К ним постепенно приводят длиннейшие, замысловато переплетенные и запутанные цепочки причин и следствий, и тот, кто заключил подобную сделку, даже не всегда знает об этом. Разница между умным человеком и клиническим идиотом заключается в том, что идиот, узнав, во что вляпался, начинает метаться и паниковать, торопясь навстречу неминуемой гибели, а человек разумный старается извлечь из своего положения наибольшую выгоду и, если представится возможность, обмануть дьявола.
Обмануть дьявола… Арцыбашев раздавил в переполненной пепельнице окурок и немедленно закурил снова. Мысль вертелась у самой поверхности сознания, но никак не давалась в руки. Пусть вертится, решил он. С ним такое случалось частенько: неуловимая тень идеи, оставленная самостоятельно развиваться в подсознании, через некоторое время выныривала на поверхность в виде готового, детально разработанного плана, ждущего внимательного рассмотрения и положительной резолюции. Сейчас в голове у Арцыбашева происходил именно этот процесс. Он чувствовал, что дьявол может быть посрамлен.
Конечно, если продолжать оперировать религиозной терминологией, Господь Бог тоже вряд ли будет доволен Евгением Арцыбашевым, но как раз это волновало Цыбу меньше всего Он никогда не был приверженцем крайних точек зрения" его вполне устраивало положение в центре, между двумя полюсами.
Цыба забросил ногу на ногу, уперся носком ботинка в тумбу стола и, отталкиваясь от нее, стал задумчиво покачиваться в кресле, вращаясь вправо-влево. Он чувствовал, что для детального планирования маловато информации, но ему казалось, что он знает, где можно ее раздобыть.
Не переставая вращаться, он дотянулся до стакана, смочил губы жидким янтарным огнем, разлитым по бутылкам в старой доброй Шотландии, после чего снял трубку внутреннего телефона и отдал короткое распоряжение. Положив трубку, Арцыбашев стал ждать. Процесс ожидания нарушался дважды. Сначала явилась худая шлюшка из отдела работы с клиентами. У нее был какой-то вздорный вопрос, не стоивший выеденного яйца. Арцыбашев посоветовал ей выбросить из головы ерунду, легонько шлепнул по мягкому месту, которое на самом деле оказалось вовсе не мягким, а костлявым, как коровий крестец, и отправил с самыми добрыми напутствиями. Потом позвонил Воробейчик и битых двадцать минут трепал языком. В конце концов Арцыбашев потерял терпение и прямо спросил, какого дьявола ему нужно. Оказалось, что Воробейчику ничего не нужно – он, видите ли, соскучился…
Арцыбашев послал его к черту, и как раз в этот момент в дверь постучали.
– Войдите! – рявкнул Арцыбашев.
Воробейчик немедленно поинтересовался, кто к нему пришел, но Евгений бесцеремонно прервал связь.
Перегнувшись через подлокотник кресла, он дотянулся до ряда телефонных розеток справа от стола и одну за другой повыдергивал вилки из разъемов. Конечно, корпус телефонного аппарата – не единственное место, куда можно посадить “жучка”, но так Арцыбашеву было спокойнее. Сам он не утруждал себя поиском нетрадиционных ходов и комбинаций: установленные по его распоряжению “жучки” сидели именно в телефонах. Это помогало поддерживать дисциплину на рабочих местах и позволяло в любой момент времени быть во всеоружии.
– Вызывали, Евгений Дмитриевич? – спросил вошедший. Говорил он довольно развязным тоном, и “Дмитриевич” прозвучало почти как “Митрич”. Принимая во внимание последние события, в этом не было ничего удивительного: мерзавец чувствовал себя хозяином положения. Но Арцыбашев не слишком огорчался: он собирался выбить из негодяя дерьмо и точно знал, что сумеет это сделать.
– Вызывал, вызывал, – сказал он, дергая шнур последнего телефона. Его розетка была расположена дальше всех, и, чтобы дотянуться до нее, Евгению пришлось почти вывалиться из кресла, повиснув параллельно полу. Из-за этого визитер мог видеть только левый локоть хозяина кабинета, торчавший над поверхностью стола. – Присядь, есть разговор.
Вилка наконец уступила и, вылетев из розетки, с негромким стуком упала на пол. Арцыбашев с кряхтением выпрямился и принял в кресле положение, подобающее солидному бизнесмену.
Человек, которого он ждал, уже сидел в кресле для посетителей. Он был, пожалуй, ровесником Арцыбашева – один из тех, в сущности, неглупых парней, которые по тем или иным причинам пренебрегли высшим образованием и застряли во всевозможных теплых местечках наподобие торговых палаток и вестибюлей банков, раз и навсегда определив свою судьбу на ближайшую сотню лет. У них всегда все схвачено, и некоторые начальники очень любят таких подчиненных. Во всяком случае, девяносто восемь процентов личных водителей принадлежат к этой породе людей и, в полном соответствии со складом своего ума, тихо презирают и своих начальников, и все остальное человечество, полагая себя неизмеримо выше большинства живущих на свете.
– Что нового, Станислав? – для разгона спросил Арцыбашев, с вялым любопытством разглядывая коренастую фигуру гостя.
– У меня все по-старому, Евгений Митрич, – прежним панибратским тоном ответил Станислав, безотчетным жестом потирая приметный шрам на подбородке. – Наша служба и опасна, и трудна… А у вас как? Что-то вы сидите тут в потемках, и пузырь на столе…
Арцыбашев позволил себе холодно усмехнуться, глядя прямо в глаза Станиславу. Ход мыслей собеседника был ему ясен: теперь, когда более или менее выяснилось, кто такой на самом деле Арчибальд Артурович, и стало понятно, что он, Станислав, сотрудничает с этим опасным человеком и находится под его защитой и покровительством, а его официальный босс Арцыбашев неожиданно для себя оказался по уши в криминальном дерьме, этот негодяй почувствовал себя хозяином положения. Евгений словно увидел себя его глазами: сидящего в полумраке прокуренного кабинета в обнимку с бутылкой и стаканом, напуганного, присмиревшего, раздавленного… Ну, я тебя сейчас, подумал он с мстительным удовольствием.
– Пузырь? – переспросил он. – А, ты имеешь в виду бутылку. Это.., как тебе сказать… Помнишь, что Штирлиц сделал с Холтоффом?
Станиславу, или Стасу, как он сам любил себя именовать, было тридцать пять или около того, и он, как и все его ровесники, несколько раз смотрел “Семнадцать мгновений весны”. Конечно же, он помнил, и в том, как он засмеялся в ответ на странную реплику Арцыбашева, Евгений уловил нотку опасливого удивления. Арцыбашев снова усмехнулся и щелкнул клавишей настольной лампы.
Белый свет мощной люминисцентной лампы ударил Стаса по глазам, как боксерская перчатка. Он вздрогнул и зажмурился, невольно заслонившись ладонью.
– Что за шутки, командир?! – возмутился он. Арцыбашев заметил короткое незаконченное движение его правой руки к лацкану пиджака и свирепо улыбнулся. Стас работал охранником, и под лацканом, конечно же, имелась увесистая штуковина, без которой такие вот ублюдки чувствуют себя не вполне одетыми.
– Давай, давай, – сказал он, – достань эту штуку. Сделай со мной то, что ты сделал с Шубиным, недоумок.
Выпущенный им наугад снаряд поразил цель с завидной точностью. Стас отдернул руку от лацкана пиджака, словно обжегшись, и сел очень прямо.
– С каким еще Шубиным? – агрессивно спросил он. – Скотча перебрали, Евгений Митрич? Черти по углам мерещатся?
– Вот что, дружок, – сказал ему Арцыбашев, неторопливо закуривая, – мне с тобой разговоры вести некогда. Либо ты работаешь у меня, а значит – на меня, либо ты проваливаешь отсюда ко всем чертям… Лохов на рынке разводить, киоски обирать или что там еще тебе поручит твой знакомый… Только на хрен ты ему такой сдался? Ведь держит-то он тебя только потому, что ты работаешь в банке, и не просто в банке, а в охране банка. Имей в виду, приятель, я с тобой не шучу и впредь шутить не собираюсь. Мне наплевать, с кем ты дружишь и у кого подрабатываешь. Два у тебя хозяина или десять – не мое дело. Но подставлять себя я не позволю!
– Да кто вас подставляет? – проныл Стас.
– Ты, – жестко ответил Арцыбашев. – Ты меня подставил, причем по-крупному. И тебе придется это дело отработать. Иначе я подставлю тебя, и подставлю так, что в следующий раз ты увидишь небо без крупной клетки лет через десять, не раньше. Поверь, для меня это несложно. И твой Арчибальд тебя спасать не станет. Мелковат ты для этого, братец. Проще тебя шлепнуть прямо в камере, чтобы ты ненароком ментам лишнего не наболтал… Как тебе такая перспектива?
– Ничего вы не докажете, – ляпнул Стас. Арцыбашев от души рассмеялся.
– Я думал, ты умнее, – сказал он. – Я и не собираюсь ничего доказывать. Тебя просто возьмут на месте преступления.., какого-нибудь преступления. И доказывать, что ты не верблюд, придется именно тебе. Как ты думаешь, получится это у тебя?
– Что-то я ничего не понимаю, – жалобно пролепетал Стас. – Откуда ветер дует? Вроде ничего не случилось, и вдруг такой наезд… Чего я сделал-то? Подогнал вам солидного клиента, радоваться надо, а вы…
– А я не люблю клиентов, которые мне угрожают, – закончил за него Арцыбашев. – И деньги такие мне не нужны. От них кровищей за версту разит. И если мне по твоей милости приходится в этом участвовать, я хочу, чтобы у меня была полная информация о том, что происходит.
Стас немного успокоился и покачал головой, выражая вежливое сомнение.
– Информация… – сказал он. – Это такая информация, что за нее могут башку затылком вперед поставить. И мне, и вам, между прочим, тоже. И никто не будет спрашивать, что да как. Вон, Шубин… Только имейте в виду, я его пальцем не трогал!
– Но ты там был, – уточнил Арцыбашев. – Можешь не отвечать, я и так вижу, что был. Был и все видел. А может быть, даже принимал участие в веселье. Меня это не касается. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты понял, на каком свете находишься. Ответь мне: кто такой Арчибальд?
– Арчибальд… – Стас повел плечом и криво усмехнулся. – Имечко себе придумал, старый козел… В общем, он вор.
– Это понятно, что вор, – нетерпеливо перебил его Арцыбашев. – Все мы в какой-то степени.., гм…
– Он не “гм”, – сказал Стас снисходительно. – Он настоящий вор. В законе. И бабки эти, которые он в банк положить хочет, – скорее всего, часть общака. Точно я, конечно, не знаю, но похоже на то.
– А при чем здесь Шубин? – спросил Евгений.
– А Шубин эти денежки спер… Погодите-ка… Евгений Митрич! Вы же не собираетесь…
– Нет, – поспешно успокоил его Арцыбашев, – конечно, не собираюсь. Как можно? Ты не тревожься, чудак. Извини, что я на тебя наехал… Просто так уж я устроен, что люблю точно знать, с кем и с чем имею дело в каждом конкретном случае. И еще одно. Арчибальду Артуровичу о нашей беседе знать незачем, как ты полагаешь? Тебе, прямо скажем, похвастаться перед ним нечем, так что…
– О чем вы говорите, – сказал Стас. – Я – могила. Только и вы.., того…
– Обо мне не беспокойся. Дальше этого кабинета наш разговор не пойдет.., разумеется, если ты будешь себя хорошо вести. А ведь ты будешь себя хорошо вести, правда?
Стас вздохнул, но промолчал.
– Кстати, – продолжал Арцыбашев. – Я тут просматривал твое досье… Ну, не надо так выпучивать глаза, еще выпадут ненароком… Ты же работаешь в охране, должен бы знать, что у меня свой отдел кадров. Без этого в нашем деле никак. Неужто не знал? Ну, ты даешь! Так за что тебя из армии поперли? Знаю, что доказать ничего не смогли, знаю… Только я – не военная прокуратура. Ты тогда с прокурором деньжатами поделился, вот он и “не смог” ничего доказать. Но документики остались, и свидетели до сих пор живы. То-то ты в банк устроился… Это, конечно, не дивизионная касса, но все-таки похоже, правда?
– Блин, – сказал Стас. На переносице у него выступили крупные бисеринки пота. – Да уберите вы эту лампу! Как в гестапо, ей-Богу…
Поводов для размышления у него было множество. Когда первый испуг, вызванный неожиданным поворотом в разговоре с Арчибальдом Артуровичем, понемногу прошел, Арцыбашев поймал себя на том, что уже начал что-то прикидывать, примеряясь к резко изменившейся обстановке. Он не был особенно шокирован, узнав, что отныне ему придется иметь дело с опасными партнерами. В этой жизни все относительно, и у понятий добра и зла весьма размытые грани. На самом деле даже на экране черно-белого телевизора мы наблюдаем массу оттенков серого цвета, в таком случае что уж говорить о реальной жизни! Сделки с дьяволом не заключаются в одночасье и, как правило, не являются результатом волевого решения. К ним постепенно приводят длиннейшие, замысловато переплетенные и запутанные цепочки причин и следствий, и тот, кто заключил подобную сделку, даже не всегда знает об этом. Разница между умным человеком и клиническим идиотом заключается в том, что идиот, узнав, во что вляпался, начинает метаться и паниковать, торопясь навстречу неминуемой гибели, а человек разумный старается извлечь из своего положения наибольшую выгоду и, если представится возможность, обмануть дьявола.
Обмануть дьявола… Арцыбашев раздавил в переполненной пепельнице окурок и немедленно закурил снова. Мысль вертелась у самой поверхности сознания, но никак не давалась в руки. Пусть вертится, решил он. С ним такое случалось частенько: неуловимая тень идеи, оставленная самостоятельно развиваться в подсознании, через некоторое время выныривала на поверхность в виде готового, детально разработанного плана, ждущего внимательного рассмотрения и положительной резолюции. Сейчас в голове у Арцыбашева происходил именно этот процесс. Он чувствовал, что дьявол может быть посрамлен.
Конечно, если продолжать оперировать религиозной терминологией, Господь Бог тоже вряд ли будет доволен Евгением Арцыбашевым, но как раз это волновало Цыбу меньше всего Он никогда не был приверженцем крайних точек зрения" его вполне устраивало положение в центре, между двумя полюсами.
Цыба забросил ногу на ногу, уперся носком ботинка в тумбу стола и, отталкиваясь от нее, стал задумчиво покачиваться в кресле, вращаясь вправо-влево. Он чувствовал, что для детального планирования маловато информации, но ему казалось, что он знает, где можно ее раздобыть.
Не переставая вращаться, он дотянулся до стакана, смочил губы жидким янтарным огнем, разлитым по бутылкам в старой доброй Шотландии, после чего снял трубку внутреннего телефона и отдал короткое распоряжение. Положив трубку, Арцыбашев стал ждать. Процесс ожидания нарушался дважды. Сначала явилась худая шлюшка из отдела работы с клиентами. У нее был какой-то вздорный вопрос, не стоивший выеденного яйца. Арцыбашев посоветовал ей выбросить из головы ерунду, легонько шлепнул по мягкому месту, которое на самом деле оказалось вовсе не мягким, а костлявым, как коровий крестец, и отправил с самыми добрыми напутствиями. Потом позвонил Воробейчик и битых двадцать минут трепал языком. В конце концов Арцыбашев потерял терпение и прямо спросил, какого дьявола ему нужно. Оказалось, что Воробейчику ничего не нужно – он, видите ли, соскучился…
Арцыбашев послал его к черту, и как раз в этот момент в дверь постучали.
– Войдите! – рявкнул Арцыбашев.
Воробейчик немедленно поинтересовался, кто к нему пришел, но Евгений бесцеремонно прервал связь.
Перегнувшись через подлокотник кресла, он дотянулся до ряда телефонных розеток справа от стола и одну за другой повыдергивал вилки из разъемов. Конечно, корпус телефонного аппарата – не единственное место, куда можно посадить “жучка”, но так Арцыбашеву было спокойнее. Сам он не утруждал себя поиском нетрадиционных ходов и комбинаций: установленные по его распоряжению “жучки” сидели именно в телефонах. Это помогало поддерживать дисциплину на рабочих местах и позволяло в любой момент времени быть во всеоружии.
– Вызывали, Евгений Дмитриевич? – спросил вошедший. Говорил он довольно развязным тоном, и “Дмитриевич” прозвучало почти как “Митрич”. Принимая во внимание последние события, в этом не было ничего удивительного: мерзавец чувствовал себя хозяином положения. Но Арцыбашев не слишком огорчался: он собирался выбить из негодяя дерьмо и точно знал, что сумеет это сделать.
– Вызывал, вызывал, – сказал он, дергая шнур последнего телефона. Его розетка была расположена дальше всех, и, чтобы дотянуться до нее, Евгению пришлось почти вывалиться из кресла, повиснув параллельно полу. Из-за этого визитер мог видеть только левый локоть хозяина кабинета, торчавший над поверхностью стола. – Присядь, есть разговор.
Вилка наконец уступила и, вылетев из розетки, с негромким стуком упала на пол. Арцыбашев с кряхтением выпрямился и принял в кресле положение, подобающее солидному бизнесмену.
Человек, которого он ждал, уже сидел в кресле для посетителей. Он был, пожалуй, ровесником Арцыбашева – один из тех, в сущности, неглупых парней, которые по тем или иным причинам пренебрегли высшим образованием и застряли во всевозможных теплых местечках наподобие торговых палаток и вестибюлей банков, раз и навсегда определив свою судьбу на ближайшую сотню лет. У них всегда все схвачено, и некоторые начальники очень любят таких подчиненных. Во всяком случае, девяносто восемь процентов личных водителей принадлежат к этой породе людей и, в полном соответствии со складом своего ума, тихо презирают и своих начальников, и все остальное человечество, полагая себя неизмеримо выше большинства живущих на свете.
– Что нового, Станислав? – для разгона спросил Арцыбашев, с вялым любопытством разглядывая коренастую фигуру гостя.
– У меня все по-старому, Евгений Митрич, – прежним панибратским тоном ответил Станислав, безотчетным жестом потирая приметный шрам на подбородке. – Наша служба и опасна, и трудна… А у вас как? Что-то вы сидите тут в потемках, и пузырь на столе…
Арцыбашев позволил себе холодно усмехнуться, глядя прямо в глаза Станиславу. Ход мыслей собеседника был ему ясен: теперь, когда более или менее выяснилось, кто такой на самом деле Арчибальд Артурович, и стало понятно, что он, Станислав, сотрудничает с этим опасным человеком и находится под его защитой и покровительством, а его официальный босс Арцыбашев неожиданно для себя оказался по уши в криминальном дерьме, этот негодяй почувствовал себя хозяином положения. Евгений словно увидел себя его глазами: сидящего в полумраке прокуренного кабинета в обнимку с бутылкой и стаканом, напуганного, присмиревшего, раздавленного… Ну, я тебя сейчас, подумал он с мстительным удовольствием.
– Пузырь? – переспросил он. – А, ты имеешь в виду бутылку. Это.., как тебе сказать… Помнишь, что Штирлиц сделал с Холтоффом?
Станиславу, или Стасу, как он сам любил себя именовать, было тридцать пять или около того, и он, как и все его ровесники, несколько раз смотрел “Семнадцать мгновений весны”. Конечно же, он помнил, и в том, как он засмеялся в ответ на странную реплику Арцыбашева, Евгений уловил нотку опасливого удивления. Арцыбашев снова усмехнулся и щелкнул клавишей настольной лампы.
Белый свет мощной люминисцентной лампы ударил Стаса по глазам, как боксерская перчатка. Он вздрогнул и зажмурился, невольно заслонившись ладонью.
– Что за шутки, командир?! – возмутился он. Арцыбашев заметил короткое незаконченное движение его правой руки к лацкану пиджака и свирепо улыбнулся. Стас работал охранником, и под лацканом, конечно же, имелась увесистая штуковина, без которой такие вот ублюдки чувствуют себя не вполне одетыми.
– Давай, давай, – сказал он, – достань эту штуку. Сделай со мной то, что ты сделал с Шубиным, недоумок.
Выпущенный им наугад снаряд поразил цель с завидной точностью. Стас отдернул руку от лацкана пиджака, словно обжегшись, и сел очень прямо.
– С каким еще Шубиным? – агрессивно спросил он. – Скотча перебрали, Евгений Митрич? Черти по углам мерещатся?
– Вот что, дружок, – сказал ему Арцыбашев, неторопливо закуривая, – мне с тобой разговоры вести некогда. Либо ты работаешь у меня, а значит – на меня, либо ты проваливаешь отсюда ко всем чертям… Лохов на рынке разводить, киоски обирать или что там еще тебе поручит твой знакомый… Только на хрен ты ему такой сдался? Ведь держит-то он тебя только потому, что ты работаешь в банке, и не просто в банке, а в охране банка. Имей в виду, приятель, я с тобой не шучу и впредь шутить не собираюсь. Мне наплевать, с кем ты дружишь и у кого подрабатываешь. Два у тебя хозяина или десять – не мое дело. Но подставлять себя я не позволю!
– Да кто вас подставляет? – проныл Стас.
– Ты, – жестко ответил Арцыбашев. – Ты меня подставил, причем по-крупному. И тебе придется это дело отработать. Иначе я подставлю тебя, и подставлю так, что в следующий раз ты увидишь небо без крупной клетки лет через десять, не раньше. Поверь, для меня это несложно. И твой Арчибальд тебя спасать не станет. Мелковат ты для этого, братец. Проще тебя шлепнуть прямо в камере, чтобы ты ненароком ментам лишнего не наболтал… Как тебе такая перспектива?
– Ничего вы не докажете, – ляпнул Стас. Арцыбашев от души рассмеялся.
– Я думал, ты умнее, – сказал он. – Я и не собираюсь ничего доказывать. Тебя просто возьмут на месте преступления.., какого-нибудь преступления. И доказывать, что ты не верблюд, придется именно тебе. Как ты думаешь, получится это у тебя?
– Что-то я ничего не понимаю, – жалобно пролепетал Стас. – Откуда ветер дует? Вроде ничего не случилось, и вдруг такой наезд… Чего я сделал-то? Подогнал вам солидного клиента, радоваться надо, а вы…
– А я не люблю клиентов, которые мне угрожают, – закончил за него Арцыбашев. – И деньги такие мне не нужны. От них кровищей за версту разит. И если мне по твоей милости приходится в этом участвовать, я хочу, чтобы у меня была полная информация о том, что происходит.
Стас немного успокоился и покачал головой, выражая вежливое сомнение.
– Информация… – сказал он. – Это такая информация, что за нее могут башку затылком вперед поставить. И мне, и вам, между прочим, тоже. И никто не будет спрашивать, что да как. Вон, Шубин… Только имейте в виду, я его пальцем не трогал!
– Но ты там был, – уточнил Арцыбашев. – Можешь не отвечать, я и так вижу, что был. Был и все видел. А может быть, даже принимал участие в веселье. Меня это не касается. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты понял, на каком свете находишься. Ответь мне: кто такой Арчибальд?
– Арчибальд… – Стас повел плечом и криво усмехнулся. – Имечко себе придумал, старый козел… В общем, он вор.
– Это понятно, что вор, – нетерпеливо перебил его Арцыбашев. – Все мы в какой-то степени.., гм…
– Он не “гм”, – сказал Стас снисходительно. – Он настоящий вор. В законе. И бабки эти, которые он в банк положить хочет, – скорее всего, часть общака. Точно я, конечно, не знаю, но похоже на то.
– А при чем здесь Шубин? – спросил Евгений.
– А Шубин эти денежки спер… Погодите-ка… Евгений Митрич! Вы же не собираетесь…
– Нет, – поспешно успокоил его Арцыбашев, – конечно, не собираюсь. Как можно? Ты не тревожься, чудак. Извини, что я на тебя наехал… Просто так уж я устроен, что люблю точно знать, с кем и с чем имею дело в каждом конкретном случае. И еще одно. Арчибальду Артуровичу о нашей беседе знать незачем, как ты полагаешь? Тебе, прямо скажем, похвастаться перед ним нечем, так что…
– О чем вы говорите, – сказал Стас. – Я – могила. Только и вы.., того…
– Обо мне не беспокойся. Дальше этого кабинета наш разговор не пойдет.., разумеется, если ты будешь себя хорошо вести. А ведь ты будешь себя хорошо вести, правда?
Стас вздохнул, но промолчал.
– Кстати, – продолжал Арцыбашев. – Я тут просматривал твое досье… Ну, не надо так выпучивать глаза, еще выпадут ненароком… Ты же работаешь в охране, должен бы знать, что у меня свой отдел кадров. Без этого в нашем деле никак. Неужто не знал? Ну, ты даешь! Так за что тебя из армии поперли? Знаю, что доказать ничего не смогли, знаю… Только я – не военная прокуратура. Ты тогда с прокурором деньжатами поделился, вот он и “не смог” ничего доказать. Но документики остались, и свидетели до сих пор живы. То-то ты в банк устроился… Это, конечно, не дивизионная касса, но все-таки похоже, правда?
– Блин, – сказал Стас. На переносице у него выступили крупные бисеринки пота. – Да уберите вы эту лампу! Как в гестапо, ей-Богу…