Воронин Андрей Николаевич. Остров смерти

   – До чего мы докатились, – уткнулась она носом в сырой брезент.
   – Ты саму себя не видела, когда он гитару тебе всучил. Гипнотизер такой, что мог бы с гастролями ездить. Вначале всем голову задурил, что весь из себя положительный. Теперь всеми вертит: и нами, и съемочной группой. Думаешь, Ольга в здравом уме терлась бы возле убийцы?
   – Но мы ведь с тобой не тремся.
   – Значит, от нас этого не требовалось. От нас он захотел, чтобы мы в грязи копошились ради вонючего шарика.
   – Слушай, Света, – подобрался на корточках Барабанов. – Забери ты этот чертов шарик себе.
   – С какой стати?
   – И вообще извини, повел я себя как последняя дешевка. Держи или я его просто выкину.
   Наверное, впервые за всю свою сознательную жизнь, Алексей Барабанов сподобился сделать бескорыстный жест. Закончив школу, он откосил от армии. Пару лет разъезжал по черноморскому побережью с компанией наперсточников. Потом играл в карты по поездам, позже крупно наказывал соперников за бильярдным столом. Перекочевав в столицу, с головой ушел в лохотронный «бизнес». Приводы в милицию, штрафы, условный срок – все как с гуся вода. Потом на авторынке пудрил мозги доверчивым покупателям, доказывая, что масло в канистре из Германии, подшипники тоже оттуда.
   И вот первый раз что-то шевельнулось в душе. Ему вдруг стало противно чувствовать себя хитрее ближнего.
   – Да не суетись ты, успокойся. Выиграл и держи. Он все равно не признает таких подарков, – отвернулась Акимова.
   – Почему не признает? – удивился Алексей.
   – Сам придумывает правила и сам в любой момент их может отменить, – объяснил Рифат.
   – Короче, держи, – Барабанов, тем не менее, засунул шарик Свете в карман. – Кто леденцов хочет? У меня хватит по штуке на брата.
   В свое время народ удивлялся, что взрослый мужик тратит очки на какие-то пустышки. Но теперь, на грани нервного срыва, никто не отказался от сладкого. Каждый перекатывал языком цветную «стекляшку», прижимал то к щеке, то к небу и хоть чуточку почувствовал облегчение.
   – Что ты чувствовал, когда… Ну когда он тебе голову задурил, – подсела Вероника к Рифату.
   Тот поежился.
   – Ничего толком не помню. Помню, было хорошо, легко. Как будто я гений музыки, и все с восторгом на меня таращатся.
   – Со мной примерно то же самое.
   – Тебя Илларион почти сразу вытащил.
   – – Как вытащил?
   – Да очень просто. Вернее, понятия не имею как. Взял и перебил его гипноз.
   – Думаешь?
   – Да я видел! У Иллариона способности тоже не слабые. Я, честно говоря, его вначале побаивался. Не как конкурента в игре, а вообще. Вид у мужика суровый, даже сейчас, в наручниках.
   – Знаешь, что я думаю? Неспроста его к нам добавили. Сейчас, к примеру, на каждом авиарейсе есть в салоне один человек из ФСБ. Летит как обычный пассажир, но готов принять меры в случае попытки теракта.
   – Кто, скажи, мог представить, что здесь такое случится? Ты могла?
   – Он бы справился с Ладейниковым. Секунды, наверное, не хватило.
   – Сейчас это уже разговоры в пользу бедных.
   – Ничего подобного, – Вероника еще больше понизила голос. – Ключи от «браслетов» ведь у Ладейникова. Раз мы знаем, где они…
   – Ты пойдешь брать? Или я? Кого он к себе подпустит? Хотя.., две головы хорошо, а третья лучше. Давай с Лешей посоветуемся.
   – Почему именно с ним?
   – Ты бы видела, как он карты тасовал в автобусе, когда мы ехали в аэропорт. Мне потом по секрету рассказали, что он по молодости фокусы с наперстками показывал. Я без вариантов поверил.
   Видела его руки? Я как музыкант могу оценить: фантастически чувствительные пальцы.
   Отказавшись от белого шарика, Барабанов исчерпал запас бескорыстной самоотверженности.
   Поэтому сразу отмел любую возможность своего участия.
   – По карманам лазить – отдельный вид спорта. Я им никогда не занимался. Пусть он хоть трижды уснет, но я не камикадзе! Тем более, что у такого один глаз все равно остается открытым.
   – Но мысли у тебя хоть есть? Как это можно организовать?
   – Если интересно мое мнение, я за то, чтобы провести работу с Ольгой. Она человек приближенный, у нее действительно есть шанс.
   – Вот и провел бы. Я сейчас выглянула, она чего-то готовит у костра. А Игорь на старом месте остался.
   – Ты спросила мнение – я сказал. На этом мои функции закончились. Языком действовать у нас Костя мастер, пусть подсуетится.
   – Один на другого кивает, – тяжко вздохнула Вероника. – Сейчас обратимся к Воробью, а тот вспомнит о способностях Дианы.

Глава 30

   Отряд под командой Белоконя высадился в двадцати километрах от места событий – преступник не должен был расслышать стрекота «вертушки». Теперь спецназовцы быстро продвигались по тайге, уверенные, что выйдут к Оби до наступления сумерек.
   На любимое свое детище Феофанов средств не жалел. Оснастил ребят по полной программе: у всех были новенькие ботинки на толстой рифленой подошве, удобные и легкие импортные бронежилеты. На снайперских винтовках стояли глушители и прицелы ночного видения. Малогабаритные рации позволяли отряду рассредоточиться на большой площади и почувствовать себя единым целым.
   Приезжая к спецназовцам на полигон, Феофанов каждый раз привозил с собой что-нибудь новое в смысле экипировки. В последнее время он стал обращать особое внимание на внешний вид бойцов – постановил, например, чтобы все носили на головах одинаковые черные банданы. Привез красящую пасту, чтобы в полевых условиях каждый наносил себе две горизонтальные зеленые черты на лоб и по две косые полоски на каждую щеку – не больше и не меньше. Привез всем кожаные перчатки с обрезанными пальцами и тоже обязал носить.
   Проведя большую часть жизни в кабинетах, за чтением и составлением разного рода бумаг, он всю жизнь тосковал по такой вот боевой красоте, военной эстетике. С наслаждением наблюдал на учениях, как небольшой, в двенадцать человек, взвод преодолевает всякого рода препятствия. Как бойцы опускаются на канатах вдоль макета стены, запрыгивают в оконные проемы. Он видел, как стремительно выбираются на поверхность из глубокой ямы с отвесными краями.
   Он был похож на балетмейстера небольшого театра, трепетно заботящегося о декорациях, костюмах, отточенности каждого па. Иногда, явившись понаблюдать за тренировками, Феофанов приказывал пустить через динамики какие-нибудь бравурные марши или старые хиты группы «Любэ».
   Феофанов знал о конкуренции между армейским спецназом и спецназом ФСБ. Знал, что к милицейскому спецназу те бойцы и их командиры традиционно относятся свысока. И мечтал заткнуть конкурентов за пояс по всем параметрам – в смысле выправки и внешнего вида, оснащенности и мастерства.
   Каждый боец должен беспрекословно выполнять указания командира, должен относиться к сослуживцам как к родной семье. Но за пределами взвода он никого за равного не признает, ежеминутно ощущает свою исключительность. Без здорового самомнения никогда не возвыситься по-настоящему, не стать лучшим в России отрядом спецназа…
   Теперь ожидалась премьера.
   – Зачем этот второй дурака валяет? В таких случаях обычно преувеличивают силы, – рассуждал вслух замкомвзвода, меряя лес широкими шагами. – Ну, поверили мы, что молодой один все затеял. Тем больше у нас оснований без лишних разговоров взять его на мушку и шлепнуть.
   – Пока он еще лоб не подставил, – ответил Белоконь.
   – Вы ж видели с экрана, товарищ командир, какие там берега. Высоченные, весь остров будет как на ладони.
   – А жилье ихнее ты видел? Мне Феофанов передал, как они там устроились. Жилье приличной вместимости, со всех сторон брезентом затянуто. Загонит внутрь все стадо и сам засядет.
   И никуда не денешься, придется на остров высаживаться. А вот при высадке этот кадр в цепях может нас здорово потрепать.
   Тайга была пронизана солнечным светом, наполнена запахом хвои и птичьими голосами. Пят на света и тени на мху делали его похожим на бархатистую звериную шкуру, разостланную на земле.
   Красота леса не противоречила приподнятому настроению спецназовцев. Долгожданная для каждого работа заранее бодрила, возбуждала. Кожу приятно покалывало. Каждый с удвоенной отчетливостью ощущал биение своего сердца, бегущую по артериям кровь, мышцы тренированного тела, пока еще приятно расслабленные – быстрая ходьба в полной экипировке их не очень нагружала.

* * *

   На фоне крутого поворота шоу никто из съемочной группы не вспомнил о Зине, не стал уточнять, куда она подевалась. И все-таки в лагере Фалько услышал, как один из эмчээсовцев интересуется у гримерши, где девушка.
   У режиссера, что называется, в зобу дыханье сперло. Если и дальше пойдет такая нервотрепка, в пору будет просить эту самую гримершу наложить румяна…
   Вопрос о Зине рано или поздно адресуют ему, как любой другой вопрос. Если заверить, что она улетела вместе с пожарником Семеном и охранником банка Бажиным – значит окончательно взять на себя роль сообщника убийцы. Признаться начистоту – погубить проект.
   Ни один человек из группы не поплывет больше на остров, зная реальное положение вещей.
   С наступлением темноты все ударятся в бега. Он, Фалько, окажется виноватым перед компанией и лично генеральным продюсером, перед спонсорами-нефтяниками и, самое страшное, перед Ладейниковым, с нетерпением ожидающим новой прямой трансляции.
   Как совместить столько разных, противоречащих друг другу задач? Уцелеть физически, спасти свое имя, как законопослушного гражданина, спасти свой имидж маэстро телеэкрана.
   Шоу должно продолжаться, пока есть хоть малейшая возможность. Прибытие бойцов спецподразделения только повысит ажиотаж у телезрителей, добавит реальности к островному сюжету. Рано или поздно спецназ возьмет преступника в кольцо.
   Как тогда оправдаться перед Ладейниковым? Объяснить, что он сам себя выдал слишком «убедительным» поведением на экране?
   Почему он не захотел изъять у всех на берегу чертовые сотовые? Какого черта вообще их выдумали – ненужная барская роскошь. Раньше нельзя было позвонить в столицу из каждой таежной дыры, и это было замечательно!
   Преступник выслушает оправдания. Потом приставит холодное дуло к переносице и… Он уцелеет, если предупредит Ладейникова заранее. Чуть раньше времени. Откуда узнал? Известили, как главного: группа вот-вот прибудет на место. Кто бы ни занялся этим делом – милиция или ФСБ, – если они решат высаживаться, то попытаются связаться с режиссером. Или нет?
   – Где Зина, Валентин Эдуардович? – замаячило впереди чье-то лицо. – На острове ее никто не видел, здесь тоже нет.
   – У игроков спрашивали?
   – Не сообразил никто, только здесь опомнились. А вдруг в воде ногу судорогой свело?
   – Не морочьте голову, она у меня и без вас заморочена! Я как жонглер на проволоке, и не надо меня сбивать дурацкими вопросами! Работайте, выполняйте свои обязанности! Мне хватает, перед кем отчитываться!
   – Извините ради бога, мы просто хотели… – лицо сникло и пропало.
   «Забродов тоже хорош, – продолжал по инерции распаляться Фалько. – Как он с его опытом мог позволить посадить себя на цепь? Вообще он как-то странно выглядел на языческом празднике».
   Хотя… Неизвестно, что было бы лучше. На секунду режиссер представил себе вариант продолжения шоу без Ладейникова. И почувствовал всю пресноту высосанного из пальца сценария по сравнению с теперешним, рожденным самой жизнью.

* * *

   Предлагать кандидатуру Дианы Воробей не рискнул, памятуя о ее внезапном бешенстве. Сам общаться с Ольгой отказался:
   – Здесь все бабы какие-то чокнутые.
   – Может, хоть совет ценный дашь? – с горькой иронией поинтересовалась Вероника. – На советы многие расщедрились.
   – Насчет Ольги могу посоветовать. Мы болтали с ней в самолете, пока она глаз на своего супермена не положила. Фишка в том, что она себя возомнила великой актрисой. И здесь, на острове, выбрала для себя роль подруги Тарзана. А к тому времени, когда Тарзан превратился вдруг в Кинг-Конга, она уже слишком въехала в роль.
   – Не знаю, в каких там она фильмах играла, – пожал плечами Барабанов. – Я вообще наше кино люблю, даже сериалы почти все смотрел. Но ее там не видел. Разве что в массовке?
   – Я тебе потом покажу, если доживем и вернемся в цивилизацию. Раньше не хотел болтать, чтобы не сплетничать. Но ради информации к размышлению… Я вообще порнухой особо не увлекаюсь, но один раз попал в компанию: мы поставили видео, чтобы девчонок раззадорить. И как увидел нашу Ольгу, сразу вспомнил ту кассету. Порно, конечно, не жесткое, не в немецком стиле. Но жанр по-другому не определишь. Там, конечно, тоже ценится талант. Но в ее случае, все таланты на виду, – Воробей похлопал себя сначала по тощей груди, потом по такой же тощей ягодице.
   В другое время Губайдуллин и Барабанов тут же представили бы себе набор откровенных кадров. Но сейчас настрой обоих был далек как от эротики, так и от порнографии.
   – Ладно, – кивнула Вероника. – Пойду двигать дело, пока она не отправилась к своему милому.
   – Ни пуха…
   – К черту.
   – Прощупай сначала. А то еще заложит.
   Веронике надоели эти мужики с их здравым смыслом. Попросив разрешения, она присела рядом с густоволосой красавицей. Ольга сперва развела костер, а потом уже разобралась, что греть ей на нем нечего. Деликатесы, доставленные по требованию Ладейникова, нуждались только в сервировке.
   Выложить на пластмассовую посуду розовые дольки лососины, вскрыть упаковку фруктового сока не составило труда.
   – Я не претендую участвовать в трапезе, я просто так, – предупредила Вероника.
   – Какие проблемы? Возьми, – широким жестом Ольга протянула продолговатый бисквит в упаковке.
   – У меня, честно говоря, и аппетит пропал, – призналась Вероника, чувствуя, что Ольге в это слабо верится.
   Платиновая красавица пожала плечами. Осторожно продолжая общение, Вероника неожиданно выяснила, что Ольга не верит ни в гибель Зины, ни в реальную угрозу чьей-то жизни. По ее мнению, шоу просто совершило крутой виток, а Игорь проявил себя потрясающим мастером перевоплощения. А рядовых участников специально не предупредили, чтобы страх выглядел натуральнее.
   Вероника поняла, что спорить не стоит. Теперь ей многое стало ясно в Ольгином поведении: восхищение преступником, позирование с автоматом.
   – Только никому не говори, а то народ сразу расслабится, – закончила «мисс острова».
   – А тебе не жалко, что людей от страха колотит?
   – Искусство требует жертв. Я сама до седьмого пота трудилась на съемках, потом вообще никакая была. Терпела придирки на каждом шагу: не так встала, не так посмотрела, не так вздохнула. Знаешь как это действует? А вот у Игоря – огромное будущее. После нашего шоу его завалят приглашениями на съемки.
   – Допустим, все мы должны бояться. Чего ж тогда тебя Фалько не ругает?
   – У меня есть опыт в кинематографе, мне лучше взять на себя роль посложнее. Я следила за Фалько, за его реакцией. Если б он хоть раз нахмурил брови в мой адрес, я бы сразу присоединилась к остальным. Но хороший режиссер потому и хорош, что всегда готов чуть-чуть отступить от жесткого сценария.
   – И как ты думаешь продолжать? Вдруг зрителям быстро наскучат твои восхищенные взгляды?
   – Зритель хочет романтики, ярких чувств.
   – Так Игорь тебе действительно нравится или это все игра на публику?
   – А тебе, скажешь, не нравится? Не спорю, Илларион тоже в своем роде хорош. Вы с ним неплохо бы смотрелись как пара.
   – Крутые повороты в сценарии – классная штука. Но у тебя как пошло сначала, так и катится по наезженной колее. А если б, к примеру, оказалось, что ты просто симулируешь чувства в своих целях?
   – Это больше Диане подошло бы, она у нас роковая женщина. А мне всегда удавались романтические персонажи, я сама такая по натуре.
   Вероника вспомнила, что рассказывал Воробей о жанре, в котором подвизалась Ольга. Но платиновая блондинка говорила так убежденно, что сама, похоже, верила своим словам.
   – Романтика так романтика. Допустим, я зрительница, я верю в захват заложников. И начинаю недоумевать: как же Ольга остается равнодушной к их страданиям? Только прикинь.
   Игорь засыпает. И вдруг тебя охватывает жалость к скованному пленнику. Ты бросаешь ему ключи от наручников, он уплывает по ночной реке.
   – Инициатива вещь хорошая, если она в меру.
   Такой ход надо с Фалько согласовать, иначе получу по шапке. Да и кому я прикажу снимать, какой оператор меня послушает?
   – Конечно, согласуй, – Вероника не знала о сложных проблемах, которые терзали Фалько.
   Мимо пробежал радостный Струмилин. Подхватил неочищенный апельсин и попытался удержать его на лбу, не сбавляя скорости.
   Апельсин упал, и Вадим погнал его вперед, как мячик.
   Вероника с жалостью подумала, что действие наркотика скоро пройдет, и человек осознает, что получил черную метку. Ольга Штурм сейчас примерно в таком же состоянии, как и кандидат наук.
   Только молодой женщине не нужны наркотики, ее организм сам вырабатывает необходимые вещества для кайфа.
   А если Ольга согласится? Риск ведь будет нешуточный! Как это называется? Очень просто – использовать человека.

Глава 31

   Снова позвонил генеральный продюсер.
   – Я тут хотел решить вопрос насчет бойцов в камуфляже. Если случился захват заложников, значит на сцене должен появиться спецназ. Зачем, думаю, экипировать актеров? Дешевле нанять на месте настоящий. На Алтае деньгами не избалованы. Выяснил телефон, звоню ментам в управление, а дежурный офицер мне заявляет, что спецназ уже отправлен. Как это понимать? Ты что, успел договориться?
   Фалько чувствовал, что сосуды на висках сейчас лопнут. Дужки защитных очков стали давить за ушами.
   – Я хотел закинуть удочку, чтобы передать потом, во сколько это выльется, – выговорил он наконец. – Но не успел еще. Может, сами решили подстраховаться?
   – Я тебя, конечно, поздравляю: даже менты поверили. Тогда надо их предупредить, а то еще уложат всех мордами вниз.
   – Да уж…
   Удобно было бы отдать переговоры на откуп продюсеру, а самому остаться в стороне. Но если сбить ментов с толку, если бойцы явятся сюда, как на каникулы, Ладейников может устроить кровавый праздник. А застреленный мент, совсем не то же, что убитый заложник. За своих менты в полном смысле слова отомстят всем. И не сошлешься потом, что заложников берег, не примут они такие оправдания…
   Что теперь делать? Договориться с Ладейниковым, взять слово, чтобы не трогал их? Такому верить нельзя. Но дело ведь не в честном слове: он сам не заинтересован открывать пальбу. Убьет двух-трех спецназовцев, следом явятся двадцать-тридцать. И уже не выпустят, не будут торговаться…
   Маленький человечек в джинсовом костюмчике мыслил так напряженно, что лицо сводила гримаса. Он выглянул из своей палатки и огляделся по сторонам. Набрал номер сотового, оставленный Игорю.
   Ладейников отозвался не сразу.
   – Слушаю.
   – Здесь скоро будет спецназ.
   – Чей, какого ведомства?
   – Милицейский. Видишь, я с тобой по-честному играю.
   – Откуда мне знать? Может, ты и нашим и вашим?
   – Я только что случайно узнал, от продюсера.
   Что-то менты просекли наметанным глазом.
   – Это у кого наметанный глаз, у ментов, что ли? Да они только в кино членораздельно изъясняются – Они уже на подходе, я постараюсь заранее выйти на связь. Давай условимся: я доказываю, что все тут движется в рамках сценария, а ты не делаешь резких движений. Тогда у тебя будут неплохие шансы на благополучный исход.
   – Только не надо мне расписывать мои шансы. Когда тебя так агитируют, можно всякое подумать.
   – Какая агитация?! Я только…
   – Ладно, не суетись… Но имей в виду: фигу в кармане я моментом распознаю. С метами объясняйся популярным текстом. И пожестче, для них вежливость всегда выглядит подозрительно.

* * *

   Вначале склоны гор оставались густо задрапированными хвоей. Потом тайга расступилась, открыв простор каменным глыбам. Здесь сосны росли небольшими группами. Корни почти полностью оставались снаружи, извиваясь по твердой породе в поисках мягкой земли и ее живительных соков.
   Судя по подробной карте местности, до реки оставалось каких-нибудь пять километров. Командир устроил привал, чтобы объяснить каждому его задачу. И тут позвонил из города Феофанов.
   – Интересная картина получается. Тут со мной связались прямо с острова. Позвонил режиссер, как-то нашел меня по инстанциям. Говорит, вроде все у них так запланировано по сюжету.
   Участники так правдоподобно играли, вот народ у экранов поверил в реальный захват.
   – Что нам делать?
   – Слушай дальше. Звоню в Москву, там мне подтверждают факт захвата. Похоже, люди в съемочной группе тоже чувствуют себя заложниками и боятся говорить правду. Так что план остается в силе. Мочить никого не спешите. Сперва присмотритесь, что к чему, понаблюдайте за обстановкой. Даю телефон этого самого режиссера.
   Фалько Валентин Эдуардович. И поаккуратней в выражениях, а то развоняются потом по своему каналу на всю страну. Или, того хуже запишут тебя на пленку, перемонтируют и выставят полным идиотом.
   «Что за счастье собачье? – плюнул в сердцах Белоконь. – Первое настоящее дело после того проклятого случая. И опять какая-то двусмысленность, опять навешивают чужие, следовательские функции».
   Бойцы молчали. Он их достаточно вымуштровал, чтобы не спешили задавать вопросов.
   – Корректировка, мужики.
   До этого предполагалось рассредоточиться у обрыва на все шесть километров, соответствующих длине острова. Пользуясь большой разницей в высоте, определить сверху местонахождение обоих преступников. Общаясь по рации, выделить четырех бойцов – тех, у кого наилучшие позиции для стрельбы. Взять каждого бандита в перекрестье прицела и по команде стрелять на поражение.
   – Сперва я один заступаю наблюдать, вы держите дистанцию.
   "Откуда вообще этому режиссеру стало известно о приближении взвода? Можно голову под трамвай положить, что он голубой, они все там на телевидении голубые и розовые. Узнал, разнюхал. Не иначе утечка прошла, кто-то из наших начальников опять напорол, и покатилась новость, как обвал. Если разговоры по сотовым действительно под контролем преступников – а скорей всего так и есть, – значит эти два урода тоже знают о приближении гостей. И не надо спешить дозваниваться до Фалько. С таким же успехом можно в воздух палить, радостно извещая о своем приближении.
   Привал продолжался ровно семь минут. Когда речь идет о жизни – твоей и чужой – невольно становишься суеверным. Без труда перевалили еще через два гребенчатых горных выступа и острый нюх Белоконя уловил новый свежий запах – воды, реки, Оби.
   Вскоре он уже подбирался к краю обрыва. Биноклем собирался воспользоваться только в крайнем случае, чтобы не вспугнуть противника солнечным отражением стекол.
   Разрешающей способности его глаз хватило, чтобы разобрать на острове несколько мужских и женских фигурок. Человек с двумя короткоствольными автоматами прогуливался по берегу, а вот его сообщника нигде не было видно.
   Снизу доносилась негромкая, но веселая музыка. Белоконь не мог позволить себе перегнуться через край и бросить взгляд на берег реки.
   Похоже, там, внизу, лагерь съемочной группы.
   Можно было различить отдельные переговаривающиеся голоса. Тревоги в голосах не слышно, и в сочетании с развеселой музыкой это действительно странно.
   Трудно предположить, что рядом, на острове держат в заложниках больше десяти человек, а остальные преспокойно себя чувствуют на берегу.
   Трудно поверить, что двое преступников внимательно присматривают за участниками шоу, а съемочной группе предоставили полную свободу действий. И зачем бандитам демонстрировать себя на экране, если здравый смысл подсказывает хватать приз и уходить в тайгу? Что они, маньяки? У маньяков другие прихоти.
   Время шло, все оставалось без изменений. Подавшись чуть назад, Белоконь перевернулся с живота на спину. Теперь не живот, а спина ощущала тепло нагревшегося за день камня, глазам открылся дивный вид белых облаков, медленно проплывающих в синеве.
   Он вспомнил, как зашел на ту сырую питерскую дачу. Два трупа в общей лужи крови и рядом плачущего парня. Он еще ничего не успел объяснить, но командиру и бойцам стала ясна роковая ошибка…
   Надо лишний раз запросить консультацию. Начальство это дело любит и самому спокойнее. Он связался с центром, доложил обстановку.
   – Есть соображения? – поинтересовался Феофанов.
   – Для начала прикинемся, что поверили Фалько. Возьму человек пять и спущусь вниз – вроде это весь наличный состав. Остальные будут ждать моей команды.
   – Будь осторожен, в лагере можно ждать всякого подвоха.
   – Само собой.
   – Тогда дерзай.
   – Разрешите исполнять?
   – Подстраховаться решил? Повторное подтверждение хочешь получить от начальства?
   2.* * *
   Незнакомый жесткий голос спросил у Фалько по телефону, все ли в порядке в лагере и на острове, можно ли группе спецназа беспрепятственно спуститься к берегу.
   – Все хоккей, командир. Спускайтесь, отметим встречу.
   Вот сейчас явятся и своими глазами увидят, что он, Фалько, совершенно свободен в своих действиях и высказываниях. Как потом оправдаться, когда все вылезет наружу? Какой такой страх заставил морочить голову сперва съемочной группе, а потом спецназу? А если сослаться на угрозу – преступник пообещал, что его сообщники расправятся на воле?