Страница:
Какая-то девица взялась объяснять условия конкурса:
– Ничего сверхъестественного. Каждый получает вот такой фонарик. Батарейки можно не экономить. До конца конкурса их хватит.
– Подождите! Еще не все вышли, – остановил Ладейников.
– Пусть пошевелятся на фиг, – громко проворчал Семен. – Мы здесь стоим, колотимся, а кто-то лишнее тепло набирает! Давай, объясняй дальше!
– Поторопите своих товарищей, – шмыгая носом, обратилась девица к Бажину.
– Тамбовский волк им товарищ! – последовал ответ.
– Слушайте дальше. В лесу на острове раскиданы золотые звезды, величиной примерно с мою ладонь. В свете фонарика звезда сразу блеснет – светите себе под ноги, в стороны, вверх. Звезды могут оказаться везде: на ветке, в траве, в воде.
– Ну ясно-ясно, – кивнул Костя Воробей, у которого с недосыпу разламывалась голова.
– Тебе ясно, а другим нет, – возмутилась Зина. – Сколько звезд надо набрать?
– Сколько получится.
Новикова припудрили, подрумянили, закапали что-то в глаза, и теперь он казался ожившим трупом из фильма ужасов. Впрочем, на пленке он должен смотреться нормально – оператор взялся снимать его без тени сомнения.
Объективы на камерах стояли уже не те, что днем: освещенность каждого метра островного пространства колебалась от минимума к максимуму.
В разных точках острова успели смонтировать несколько вращающихся прожекторов, самые мощные – на верхушке мачты с логотипом нефтяного спонсора. Их свет легко пробивал толщу хвои, освещал стволы деревьев. Когда яркий сноп вздымался к небу, звезды исчезали из виду. Казалось, свет дотягивается до них, заставляя щуриться даже инопланетян.
– Выдал бы нам шеф очки темные!
– Точно. У меня одни круги в глазах.
Кто-то щурился, кто-то вытирал слезы, кто-то приставил ладонь к бровям, а Костя Воробей перекрутил козырек шапки с затылка на лоб. Чуть пониже прожекторов на вышке прицепили табло.
Оно показывало тридцать минут, скоро должен был начаться обратный отсчет.
Народ попробовал проверить фонарики – они тоже светили ярче обычных, не теплым желтоватым, а холодным белым светом. Забродов мысленно отдал должное изобретательности Фалько – скромными средствами режиссер сумел создать на острове необычную атмосферу. Казалось, будто здесь находится особо охраняемая тюрьма, откуда группа заключенных должна совершить побег.
– На этом этапе каждый за себя, – уточнила девица. – Я думаю вы согласитесь, что мужчины в таком конкурсе не имеют преимущества перед женщинами.
– Привет Большой Земле с Русского острова! – восторженно провозгласил в камеру Новиков. – У нас уже был ночной выход в эфир, и опять мы с вами встречаемся при свете прожекторов. Днем здесь можно загорать у воды, а ночью, если честно, зуб на зуб не попадает. Сейчас я тоже побегаю вместе с нашими участниками, иначе не согреться.
Ведущий продолжал тараторить, между делом посвящая зрителей в правила состязания. Игроки тем временем готовились: Вадим присел на корточки и закрыл лицо руками в попытке настроиться на борьбу, Света Акимова разминала суставы, Вероника попросила Забродова помассировать ей икры.
– Желаю удачи.
– Тебе тоже. Куда только звездочки эти совать, по карманам?
Вдруг все прожектора разом погасли.
– Пробки вылетели, – послышался чей-то голос. – Кина не будет.
Темноту прочертил дымный след выстрела из ракетницы и яркие бельма вытаращились снова.
Попробуй отследить всех в этой кутерьме.
Опасный конкурс – тем более в ночное время.
Фалько советовал при малейших подозрениях называть кандидатуры. Можно красиво вывести из игры хоть троих. В прессе никто даже не заикнется о подтасовках. Но если удастся это сделать легко и без проблем, значит схватился не за тех.
Убийцу красиво не уберешь. Убийца приехал сюда диктовать свои правила.
Все вокруг выглядело как дорогостоящая декорация – настолько изменились в мятущихся снопах света и лес и горные склоны. Зелень хвои и мхов казалась искусственной, будто напрыскали краски из распылителя. Белый камень напоминал папье-маше. Даже небо казалось тентом, натянутым слишком низко, – двигаясь вверх-вниз и взад-вперед потоки белого света не рассеивались в вышине, а будто упирались в преграду, в свод.
Раздался торжествующий женский визг – из кустов метнулась вверх рука со звездочкой.
А кто-то молча подобрал свою пятиконечную добычу и целеустремленно двинулся дальше. В зарослях мелькали тени – из-за постоянных перепадов света трудно было понять, кто движется быстрее, кто медленнее.
Остров, казалось, сдвинулся с места и медленно плыл по реке. Фалько жалел, что этот эффект не удастся перенести на маленький экран. Его давно раздражала вялость технического прогресса – давно пора, чтобы в повседневный быт вошли настенные экраны с двухметровой диагональю. Вот тогда бы он развернулся, он бы показал настоящее шоу.
От мощных световых потоков тут и там ветвились тонкие лучи фонариков, которые суетливо дергались в азарте поиска. Казалось, что не чертова дюжина игроков, а одно огромное существо со светящимися щупальцами торопливо шерстило небольшой остров.
– Черт! Идите сюда кто-нибудь! Ваш долбаный фонарик не светит!
Звук на всякий случай записывался, но вряд ли его придется чистить от таких вот нежелательных криков. Конкурс пойдет в эфир под фонограмму. Какую – Фалько еще не решил. Возможно, это будет современная группа в стиле «ньюэйдж», возможно, лучше «ляжет» на картинку классическая «Ода к радости». Когда получасовой кусок будет окончательно смонтирован, он попробует и то, и другое.
К разнервничавшейся «ромашке» – Зине подбежал техник из съемочной группы.
– Вот, пожалуйста, все работает. В чем проблема?
– Это у вас надо спросить, – бросила Зина, ныряя между елками.
В сотне метров от нее случайно столкнулись Рифат с Семеном. Оба нечленораздельно рявкнули друг на друга. Каждый был слишком поглощен поисками, чтобы произнести даже примитивное ругательство.
Еще чуть дальше споткнулась и упала Ольга Штурм. Первые десять минут она держалась рядом с Игорем, потом как будто что-то блеснуло среди хвои. Она кинулась за этим миражом и отстала, потеряв надежного напарника. Решила выбраться к воде, обежать остров по периметру и в этот момент упала, больно стукнувшись сразу плечом и локтем…
Давно не хватало таких спецэффектов, давно хотелось управлять источниками света, обращать реальность в масштабную декорацию. Последние годы ты видишь себя с разных точек зрения, крупным планом и общим, будто «глазами» нескольких камер. Но эти ракурсы существуют только для тебя, все твои «аттракционы» пропадают бесследно – мало кем увиденные, мало кем оцененные.
Пересказы увиденного словами не стоят ничего. Аудитория в сотни тысяч, в миллионы человек – вот о чем ты мечтал все это время. Плюс технические средства и штат людей для твоего шоу. Первого, по-настоящему сногсшибательного шоу в твоей жизни.
Так хочется, чтобы все получилось…
Глава 16
Глава 17
– Ничего сверхъестественного. Каждый получает вот такой фонарик. Батарейки можно не экономить. До конца конкурса их хватит.
– Подождите! Еще не все вышли, – остановил Ладейников.
– Пусть пошевелятся на фиг, – громко проворчал Семен. – Мы здесь стоим, колотимся, а кто-то лишнее тепло набирает! Давай, объясняй дальше!
– Поторопите своих товарищей, – шмыгая носом, обратилась девица к Бажину.
– Тамбовский волк им товарищ! – последовал ответ.
– Слушайте дальше. В лесу на острове раскиданы золотые звезды, величиной примерно с мою ладонь. В свете фонарика звезда сразу блеснет – светите себе под ноги, в стороны, вверх. Звезды могут оказаться везде: на ветке, в траве, в воде.
– Ну ясно-ясно, – кивнул Костя Воробей, у которого с недосыпу разламывалась голова.
– Тебе ясно, а другим нет, – возмутилась Зина. – Сколько звезд надо набрать?
– Сколько получится.
Новикова припудрили, подрумянили, закапали что-то в глаза, и теперь он казался ожившим трупом из фильма ужасов. Впрочем, на пленке он должен смотреться нормально – оператор взялся снимать его без тени сомнения.
Объективы на камерах стояли уже не те, что днем: освещенность каждого метра островного пространства колебалась от минимума к максимуму.
В разных точках острова успели смонтировать несколько вращающихся прожекторов, самые мощные – на верхушке мачты с логотипом нефтяного спонсора. Их свет легко пробивал толщу хвои, освещал стволы деревьев. Когда яркий сноп вздымался к небу, звезды исчезали из виду. Казалось, свет дотягивается до них, заставляя щуриться даже инопланетян.
– Выдал бы нам шеф очки темные!
– Точно. У меня одни круги в глазах.
Кто-то щурился, кто-то вытирал слезы, кто-то приставил ладонь к бровям, а Костя Воробей перекрутил козырек шапки с затылка на лоб. Чуть пониже прожекторов на вышке прицепили табло.
Оно показывало тридцать минут, скоро должен был начаться обратный отсчет.
Народ попробовал проверить фонарики – они тоже светили ярче обычных, не теплым желтоватым, а холодным белым светом. Забродов мысленно отдал должное изобретательности Фалько – скромными средствами режиссер сумел создать на острове необычную атмосферу. Казалось, будто здесь находится особо охраняемая тюрьма, откуда группа заключенных должна совершить побег.
– На этом этапе каждый за себя, – уточнила девица. – Я думаю вы согласитесь, что мужчины в таком конкурсе не имеют преимущества перед женщинами.
– Привет Большой Земле с Русского острова! – восторженно провозгласил в камеру Новиков. – У нас уже был ночной выход в эфир, и опять мы с вами встречаемся при свете прожекторов. Днем здесь можно загорать у воды, а ночью, если честно, зуб на зуб не попадает. Сейчас я тоже побегаю вместе с нашими участниками, иначе не согреться.
Ведущий продолжал тараторить, между делом посвящая зрителей в правила состязания. Игроки тем временем готовились: Вадим присел на корточки и закрыл лицо руками в попытке настроиться на борьбу, Света Акимова разминала суставы, Вероника попросила Забродова помассировать ей икры.
– Желаю удачи.
– Тебе тоже. Куда только звездочки эти совать, по карманам?
Вдруг все прожектора разом погасли.
– Пробки вылетели, – послышался чей-то голос. – Кина не будет.
Темноту прочертил дымный след выстрела из ракетницы и яркие бельма вытаращились снова.
* * *
Народ рассыпался в разные стороны. Кто-то рванул как на пожар, кто-то, экономя силы, побежал трусцой. Забродов присматривался – кто сразу кинется в чащу, кто попробует поискать на открытом месте, у берега.Попробуй отследить всех в этой кутерьме.
Опасный конкурс – тем более в ночное время.
Фалько советовал при малейших подозрениях называть кандидатуры. Можно красиво вывести из игры хоть троих. В прессе никто даже не заикнется о подтасовках. Но если удастся это сделать легко и без проблем, значит схватился не за тех.
Убийцу красиво не уберешь. Убийца приехал сюда диктовать свои правила.
Все вокруг выглядело как дорогостоящая декорация – настолько изменились в мятущихся снопах света и лес и горные склоны. Зелень хвои и мхов казалась искусственной, будто напрыскали краски из распылителя. Белый камень напоминал папье-маше. Даже небо казалось тентом, натянутым слишком низко, – двигаясь вверх-вниз и взад-вперед потоки белого света не рассеивались в вышине, а будто упирались в преграду, в свод.
Раздался торжествующий женский визг – из кустов метнулась вверх рука со звездочкой.
А кто-то молча подобрал свою пятиконечную добычу и целеустремленно двинулся дальше. В зарослях мелькали тени – из-за постоянных перепадов света трудно было понять, кто движется быстрее, кто медленнее.
Остров, казалось, сдвинулся с места и медленно плыл по реке. Фалько жалел, что этот эффект не удастся перенести на маленький экран. Его давно раздражала вялость технического прогресса – давно пора, чтобы в повседневный быт вошли настенные экраны с двухметровой диагональю. Вот тогда бы он развернулся, он бы показал настоящее шоу.
От мощных световых потоков тут и там ветвились тонкие лучи фонариков, которые суетливо дергались в азарте поиска. Казалось, что не чертова дюжина игроков, а одно огромное существо со светящимися щупальцами торопливо шерстило небольшой остров.
– Черт! Идите сюда кто-нибудь! Ваш долбаный фонарик не светит!
Звук на всякий случай записывался, но вряд ли его придется чистить от таких вот нежелательных криков. Конкурс пойдет в эфир под фонограмму. Какую – Фалько еще не решил. Возможно, это будет современная группа в стиле «ньюэйдж», возможно, лучше «ляжет» на картинку классическая «Ода к радости». Когда получасовой кусок будет окончательно смонтирован, он попробует и то, и другое.
К разнервничавшейся «ромашке» – Зине подбежал техник из съемочной группы.
– Вот, пожалуйста, все работает. В чем проблема?
– Это у вас надо спросить, – бросила Зина, ныряя между елками.
В сотне метров от нее случайно столкнулись Рифат с Семеном. Оба нечленораздельно рявкнули друг на друга. Каждый был слишком поглощен поисками, чтобы произнести даже примитивное ругательство.
Еще чуть дальше споткнулась и упала Ольга Штурм. Первые десять минут она держалась рядом с Игорем, потом как будто что-то блеснуло среди хвои. Она кинулась за этим миражом и отстала, потеряв надежного напарника. Решила выбраться к воде, обежать остров по периметру и в этот момент упала, больно стукнувшись сразу плечом и локтем…
* * *
…Твоя игра, конечно, поинтереснее и похлеще. Но можно ради смеха поискать среди ночи звездочки. Операторы за каждым деревом торчат. Есть и еще один глаз – нанятый профессионал. Они еще насмотрятся! Потом узнают, кто здесь главный герой. Очень скоро, но не сейчас.Давно не хватало таких спецэффектов, давно хотелось управлять источниками света, обращать реальность в масштабную декорацию. Последние годы ты видишь себя с разных точек зрения, крупным планом и общим, будто «глазами» нескольких камер. Но эти ракурсы существуют только для тебя, все твои «аттракционы» пропадают бесследно – мало кем увиденные, мало кем оцененные.
Пересказы увиденного словами не стоят ничего. Аудитория в сотни тысяч, в миллионы человек – вот о чем ты мечтал все это время. Плюс технические средства и штат людей для твоего шоу. Первого, по-настоящему сногсшибательного шоу в твоей жизни.
Так хочется, чтобы все получилось…
Глава 16
К концу состязания без звездочки не остался никто, даже невезучий Бажин. Последними от опушки бежали Леша Барабанов и Семен. Пожарник вдруг нагнулся, узрев что-то под ногами.
Но любитель бильярда оказался ловчей: выхватив звезду прямо из-под носа соперника, он радостно показал тому средний палец.
Теперь все были в сборе. Дышали тяжело, но каждый спешил рассказать, где ухватил за хвост удачу: кому-то пришлось заходить в воду, кому-то забраться на дерево, чья-то звезда оказалась на виду, на мшистой подстилке, словно ювелирное украшение на бархате.
Остатки благожелательности друг к другу начали незаметно испаряться. Люди пытались превознести свои достижения и принизить чужие.
Некоторых обвинили в нарушении правил, например Зину, которой техник помог разобраться с фонариком.
– Нечестно. Он ведь мог ей подсказать где искать.
– Это мне надо права качать, а не вам! – возмутилась Зина. – Мне самый дерьмовый фонарь подсунули!
Люди не видели, что все это снимают. Но даже это не остановило бы первую разборку. Большой мир стремительно терял значение, зато искусственно созданный мир телеигры становился все реальнее.
Здесь все как бы в другой жизни, за которую не несешь особой ответственности. Здесь, на острове, можно быть любым, а потом сказать себе в оправдание: это ведь игра, значит и грубость, и подлость здесь как бы понарошку, просто потому, что правила таковы. Вернешься домой и снова станешь хорошим.
После ночного конкурса и подсчета очков все повалились, как подкошенные. Ни Вероника, ни Зина не добрались до общего спального мешка, а упали на хвою. В бараке, полном теплого дыхания людей, закрытом со всех сторон брезентом, можно провести остаток ночи вот так, не замерзнув.
Забродову не нужны были часы, чтобы судить о времени. Было около трех часов ночи. До рассвета осталось совсем немного. Неплохо было бы прямо сейчас наведаться на правый берег. А если кто-то, проснувшись, заметит его отсутствие?
Вообще говоря, сильно скрываться не имеет большого смысла. Если он, бывший инструктор ГРУ, до сих пор не раскусил преступника, значит тот хитер и коварен. И сам давно понял расклад сил.
. – Ему, в отличие от Иллариона, пришлось выбрать всего из двух кандидатур, добавленных в игру в последний момент. Для верности он может исходить из худшего для себя варианта – оба крепких мужика призваны вывести его на чистую воду и нейтрализовать, …Осторожно продвигаясь к выходу, Забродов заметил тонкий изящный силуэт у приоткрытого полога.
– Диана? Ты чего не спишь, дорогая?
Отвернувшись в сторону, она занавесилась черными, как вороново крыло, волосами. Обхватила руками узкие плечи – бледные ладони будто таяли в темноте.
– Тебе же холодно!
– Да ничего.
Голос ее был не такой, как раньше. Звук остался глухим и скрипучим, но прежняя резкость пропала.
– Ты боишься? – догадался Илларион.
Она молча кивнула.
– Что-то случилось?
– И выйти боюсь, и здесь уснуть тоже, – вместо ответа на последний вопрос она ответила на предыдущий.
– Давай объясни в чем дело;
Забродов не торопил, ждал. Диана продолжала сидеть по-турецки, скрестив под собой ноги. Потом вдруг решилась и встала.
– Там, «на улице» скажу. Только не подходи близко.
Ему тоже она не верит. Нормально для напуганной женщины. Встала в пяти шагах от брезентового полога, ему указала на место в такой же дистанции от себя. Чтобы в случае чего успеть крикнуть, чтобы крик услышали.
– Знаешь…
Ей было очень трудно начать. Она напряженно смотрела вниз, под ноги, пряди волос закрывали лицо. Если б сейчас перед ней стоял преступник, он мог бы этим воспользоваться.
– Мне показалось, я увидела звезду. Нагнулась рассмотреть и вдруг упала тень. Не моя, а чужая… Такая странная, огромная.
– Ты же знаешь, что утром и вечером, когда солнце опускается, тени становятся длиннее.
– Кто-то неподвижно стоял у меня за спиной.
Не знаю даже, мужчина или женщина. Все бегали, спешили, а оно вдруг остановилось.
– Может, оператор?
– Камеры в руках не было. Я побежала, не оглядываясь. Следом никто не погнался. Вообще не знаю, что было бы страшнее.
– Ну, успокойся. Ночь скоро кончится.
Слабое, конечно, утешение. Придет ведь следующая.
– Хочу свалить отсюда. Никогда не думала, что сама захочу. Не знаешь, когда прилетит вертолет?
– Точно не знаю. Скоро… А голову тени не помнишь? Патлатых мужиков у нас вроде нет, женщин коротко стриженных тоже. Разница должна быть четкой.
– Голова в кусты попала, поди разбери. Четко помню две ноги и две руки. Ручки, ножки, огуречик – получился человечек.
– Это в моем детстве такое говорили. В твоем разве тоже?
– Знаю откуда-то.
– Важно поспать хоть пару часов. Иначе завтра будешь как вареная курица.
– Если надо, я могу три дня и три ночи не спать. Уже пробовала.
Диана… Ее записанное на кассете «выступление» было самым коротким из тех, что Забродов успел просмотреть:
– Только не надейтесь, что я перед вами буду выворачиваться наизнанку. Вы здесь ничего такого не предлагаете, чтобы ради этого распинаться.
Хотите берите меня, хотите – нет. Я сильно переживать не стану…
Еще посмотрю, кто у вас пройдет по конкурсу.
Если такие же уроды и дебилы, как в других шоу, я сама откажусь играть вместе с ними. Может, на экране это очень забавно и все тащатся, но я в таком цирке лилипутов участвовать не намерена…
Чем о себе рассказывать, я лучше о вас расскажу. О тех, кто конкурсы проводил. Один козел бородатый стал меня в гости к себе зазывать, обещал с художником познакомить – якобы этот самый художник обязательно напишет мой портрет. Знаю я этих художников – все их «художество» это нажраться и на кого-нибудь залезть.
Другой ваш спец по «кастингу» тоже стал мне строить глазки. Рожа кабанья, а глаза – бусинки.
Между прочим, сватал меня в другое шоу на другой канал. Так что имейте в виду – есть у вас такой агент ЦРУ. По описанию поймете, о ком я – второго такого экземпляра нет…
Интересно, что любого другого ни за что бы не пропустили с таким вот «монологом». Но Диана прошла отбор. Есть люди, не желающие подстраиваться ни под какие критерии, наоборот, ради них переворачивают сами критерии. , Деланно грубый разговор, как ни странно, сыграл в ее пользу. В сочетании с изысканной внешностью – красивым бледным лицом, иссиня-черными волосами, длинной шеей и узкими ладонями – он звучал не хамски, а по-своему завораживающе. Как неожиданно острая приправа к блюду.
Один шаг вперед – и колеблющееся доверие может упасть до нуля.
Полог приоткрылся и наружу выглянул Игорь Ладейников. Он заметил тихо беседующих мужчину и женщину и невольно подался назад:
– Прошу прощения.
– Ничего, все в порядке, – заверил Илларион. – Мы тут чисто по-дружески беседуем.
Поколебавшись, Игорь вышел из барака, встал рядом с Дианой, не подозревая о ее страхах.
– Глаза не болят? – поинтересовался Забродов.
– Да что мне сделается? Вот с Ольгой плохо.
Упала неудачно, теперь вся левая сторона ноет.
– Ей врачу бы показаться.
– Был здесь какой-то ветеринар в белом халате, подошли мы с ней сразу после конкурса. Поставил ширмочку, попросил ее раздеться до пояса.
Пощупал – свободна, все в порядке. Но это же не дело, правда? Я разное видел отношение врачей, но здешнее ни в какие рамки не лезет.
– У них в лагере есть оборудование, – сказала Вероника. – Какая-то фирма по продаже медтехники ради рекламы сдала в аренду помещение на две недели. Нужно снимок сделать – вдруг ребро треснуло.
– Я и сказал этому ветеринару: пусть она с вами на берег съездит. Так тот рожу скривил – у вас на обследование еще очки не заработаны, даже если половина народу скинется.
– Значит так, мальчики и девочки, – решил Забродов. – Как только появится первая лодка, так мы с Ольгой и мотанем.
– – Думаешь, тебя послушают?
– Попробую найти подход.
Но любитель бильярда оказался ловчей: выхватив звезду прямо из-под носа соперника, он радостно показал тому средний палец.
Теперь все были в сборе. Дышали тяжело, но каждый спешил рассказать, где ухватил за хвост удачу: кому-то пришлось заходить в воду, кому-то забраться на дерево, чья-то звезда оказалась на виду, на мшистой подстилке, словно ювелирное украшение на бархате.
Остатки благожелательности друг к другу начали незаметно испаряться. Люди пытались превознести свои достижения и принизить чужие.
Некоторых обвинили в нарушении правил, например Зину, которой техник помог разобраться с фонариком.
– Нечестно. Он ведь мог ей подсказать где искать.
– Это мне надо права качать, а не вам! – возмутилась Зина. – Мне самый дерьмовый фонарь подсунули!
Люди не видели, что все это снимают. Но даже это не остановило бы первую разборку. Большой мир стремительно терял значение, зато искусственно созданный мир телеигры становился все реальнее.
Здесь все как бы в другой жизни, за которую не несешь особой ответственности. Здесь, на острове, можно быть любым, а потом сказать себе в оправдание: это ведь игра, значит и грубость, и подлость здесь как бы понарошку, просто потому, что правила таковы. Вернешься домой и снова станешь хорошим.
* * *
Улучив момент, Фалько успел шепнуть Забродову, что собрал материал, снятый скрытыми камерами, – надо выбрать момент и наведаться на правый берег. Наметанный глаз отставного инструктора ГРУ обнаружил несколько таких камер, довольно грамотно замаскированных от людских глаз. Вряд ли информации будет много – большей частью камеры снимали один и тот же безлюдный пейзаж в неподвижной рамке. Но одно случайное слово может иногда решить все.После ночного конкурса и подсчета очков все повалились, как подкошенные. Ни Вероника, ни Зина не добрались до общего спального мешка, а упали на хвою. В бараке, полном теплого дыхания людей, закрытом со всех сторон брезентом, можно провести остаток ночи вот так, не замерзнув.
Забродову не нужны были часы, чтобы судить о времени. Было около трех часов ночи. До рассвета осталось совсем немного. Неплохо было бы прямо сейчас наведаться на правый берег. А если кто-то, проснувшись, заметит его отсутствие?
Вообще говоря, сильно скрываться не имеет большого смысла. Если он, бывший инструктор ГРУ, до сих пор не раскусил преступника, значит тот хитер и коварен. И сам давно понял расклад сил.
. – Ему, в отличие от Иллариона, пришлось выбрать всего из двух кандидатур, добавленных в игру в последний момент. Для верности он может исходить из худшего для себя варианта – оба крепких мужика призваны вывести его на чистую воду и нейтрализовать, …Осторожно продвигаясь к выходу, Забродов заметил тонкий изящный силуэт у приоткрытого полога.
– Диана? Ты чего не спишь, дорогая?
Отвернувшись в сторону, она занавесилась черными, как вороново крыло, волосами. Обхватила руками узкие плечи – бледные ладони будто таяли в темноте.
– Тебе же холодно!
– Да ничего.
Голос ее был не такой, как раньше. Звук остался глухим и скрипучим, но прежняя резкость пропала.
– Ты боишься? – догадался Илларион.
Она молча кивнула.
– Что-то случилось?
– И выйти боюсь, и здесь уснуть тоже, – вместо ответа на последний вопрос она ответила на предыдущий.
– Давай объясни в чем дело;
Забродов не торопил, ждал. Диана продолжала сидеть по-турецки, скрестив под собой ноги. Потом вдруг решилась и встала.
– Там, «на улице» скажу. Только не подходи близко.
Ему тоже она не верит. Нормально для напуганной женщины. Встала в пяти шагах от брезентового полога, ему указала на место в такой же дистанции от себя. Чтобы в случае чего успеть крикнуть, чтобы крик услышали.
– Знаешь…
Ей было очень трудно начать. Она напряженно смотрела вниз, под ноги, пряди волос закрывали лицо. Если б сейчас перед ней стоял преступник, он мог бы этим воспользоваться.
– Мне показалось, я увидела звезду. Нагнулась рассмотреть и вдруг упала тень. Не моя, а чужая… Такая странная, огромная.
– Ты же знаешь, что утром и вечером, когда солнце опускается, тени становятся длиннее.
– Кто-то неподвижно стоял у меня за спиной.
Не знаю даже, мужчина или женщина. Все бегали, спешили, а оно вдруг остановилось.
– Может, оператор?
– Камеры в руках не было. Я побежала, не оглядываясь. Следом никто не погнался. Вообще не знаю, что было бы страшнее.
– Ну, успокойся. Ночь скоро кончится.
Слабое, конечно, утешение. Придет ведь следующая.
– Хочу свалить отсюда. Никогда не думала, что сама захочу. Не знаешь, когда прилетит вертолет?
– Точно не знаю. Скоро… А голову тени не помнишь? Патлатых мужиков у нас вроде нет, женщин коротко стриженных тоже. Разница должна быть четкой.
– Голова в кусты попала, поди разбери. Четко помню две ноги и две руки. Ручки, ножки, огуречик – получился человечек.
– Это в моем детстве такое говорили. В твоем разве тоже?
– Знаю откуда-то.
– Важно поспать хоть пару часов. Иначе завтра будешь как вареная курица.
– Если надо, я могу три дня и три ночи не спать. Уже пробовала.
Диана… Ее записанное на кассете «выступление» было самым коротким из тех, что Забродов успел просмотреть:
– Только не надейтесь, что я перед вами буду выворачиваться наизнанку. Вы здесь ничего такого не предлагаете, чтобы ради этого распинаться.
Хотите берите меня, хотите – нет. Я сильно переживать не стану…
Еще посмотрю, кто у вас пройдет по конкурсу.
Если такие же уроды и дебилы, как в других шоу, я сама откажусь играть вместе с ними. Может, на экране это очень забавно и все тащатся, но я в таком цирке лилипутов участвовать не намерена…
Чем о себе рассказывать, я лучше о вас расскажу. О тех, кто конкурсы проводил. Один козел бородатый стал меня в гости к себе зазывать, обещал с художником познакомить – якобы этот самый художник обязательно напишет мой портрет. Знаю я этих художников – все их «художество» это нажраться и на кого-нибудь залезть.
Другой ваш спец по «кастингу» тоже стал мне строить глазки. Рожа кабанья, а глаза – бусинки.
Между прочим, сватал меня в другое шоу на другой канал. Так что имейте в виду – есть у вас такой агент ЦРУ. По описанию поймете, о ком я – второго такого экземпляра нет…
Интересно, что любого другого ни за что бы не пропустили с таким вот «монологом». Но Диана прошла отбор. Есть люди, не желающие подстраиваться ни под какие критерии, наоборот, ради них переворачивают сами критерии. , Деланно грубый разговор, как ни странно, сыграл в ее пользу. В сочетании с изысканной внешностью – красивым бледным лицом, иссиня-черными волосами, длинной шеей и узкими ладонями – он звучал не хамски, а по-своему завораживающе. Как неожиданно острая приправа к блюду.
* * *
…Не так просто убедить в чем-то женщину, сохраняя дистанцию в пять шагов. Но Забродов пока не хотел приближаться, чтобы не напугать.Один шаг вперед – и колеблющееся доверие может упасть до нуля.
Полог приоткрылся и наружу выглянул Игорь Ладейников. Он заметил тихо беседующих мужчину и женщину и невольно подался назад:
– Прошу прощения.
– Ничего, все в порядке, – заверил Илларион. – Мы тут чисто по-дружески беседуем.
Поколебавшись, Игорь вышел из барака, встал рядом с Дианой, не подозревая о ее страхах.
– Глаза не болят? – поинтересовался Забродов.
– Да что мне сделается? Вот с Ольгой плохо.
Упала неудачно, теперь вся левая сторона ноет.
– Ей врачу бы показаться.
– Был здесь какой-то ветеринар в белом халате, подошли мы с ней сразу после конкурса. Поставил ширмочку, попросил ее раздеться до пояса.
Пощупал – свободна, все в порядке. Но это же не дело, правда? Я разное видел отношение врачей, но здешнее ни в какие рамки не лезет.
– У них в лагере есть оборудование, – сказала Вероника. – Какая-то фирма по продаже медтехники ради рекламы сдала в аренду помещение на две недели. Нужно снимок сделать – вдруг ребро треснуло.
– Я и сказал этому ветеринару: пусть она с вами на берег съездит. Так тот рожу скривил – у вас на обследование еще очки не заработаны, даже если половина народу скинется.
– Значит так, мальчики и девочки, – решил Забродов. – Как только появится первая лодка, так мы с Ольгой и мотанем.
– – Думаешь, тебя послушают?
– Попробую найти подход.
Глава 17
Забродову было неприятно то, что он вынужден не доверять всем, без исключения, игрокам. Некоторые люди от рождения следователи. В детстве они прислушиваются ко всем разговорам взрослых, думая, будто от них хотят утаить нечто важное. Потом подозревают подругу или жену в неверности, друзей в бесчестном желании извлечь из дружбы выгоду, сослуживцев в кознях и так далее.
Даже будучи долгие годы сотрудником ГРУ, Илларион не впитал в себя скепсис по отношению к людям. Но бывают ситуации, когда доверие – слишком большая роскошь. Пока даже Диане нельзя верить – в конце концов она могла придумать эту историю с тенью, чтобы сбить его с толку, отвести подозрение от себя.
…Первые лодки приплыли на остров в восемь утра – техникам предстояло забрать прожекторы, смотать и погрузить все кабели. Забродова с Ольгой не хотели брать на борт, но широкоплечего крепыша трудно было проигнорировать и отодвинуть с дороги. Он не ругался, даже голос не повышал, просто молча смотрел и ждал. Пришлось позвонить шефу, и тот неожиданно дал добро.
Теперь весельная лодка легко скользила наперерез течению.
Вдруг сверху послышался отдаленный стрекот. Вертушка летит – значит скоро кого-то выпрут. Не станут же гонять ее обратно порожняком.
Из-за горного склона появились знакомые очертания. Развернувшись, вертолет резко пошел на снижение. Он пролетел над самой лодкой – так низко, что Забродов во всех деталях разглядел колеса шасси. Поднятые ветром брызги освежили лицо, рябь на воде быстро выросла в настоящие волны.
Лодку качнуло так, что Забродов на всякий случай придержал Ольгу за плечи – еще выпадет за борт.
– Развлекается, мудила, – процедил человек на веслах, прекратив на время грести.
Вертушка на пару секунд зависла над крошечной посадочной площадкой и уже можно было различить останавливающиеся лопасти винта.
– Сейф с бабками привезли, – пробормотал парень на веслах.
Насколько все стало бы проще, если б преступник имел только эту цель – такую простую и понятную.
К тому времени, когда они с Ольгой ступили на берег, по трапу действительно сволокли вниз небольшой, но тяжеленный сейф. Появление денег может подтолкнуть ход событий.
– Где тут медпункт? – спросил Илларион у человека на веслах.
– Прямо и налево. Увидите там красный крест на палатке.
– Что ты им хочешь предложить? – поинтересовалась Ольга. – Что за предложение, от которого нельзя отказаться?
– Вопросы проще решать с высоким начальством. Сунемся сперва к Фалько.
Режиссер тем временем обсуждал с главным оператором Кравченко, куда поставить сейф. Оператору нравилось место под одиноко растущей раскидистой сосной.
– Буду давать общим планом. На каждой передаче в разное время суток – раннее утро, ближе к полудню, на закате солнца и так далее. Есть в этом дереве что-то японское.
– Че надо мне ни японского, ни китайского, – ответил Фалько. – Это Русский остров, все должно быть круто.
– Могу дать два плана, – развивал свою мысль оператор. – Общий, потом резким переходом – крупный. Открытая дверца и пачки внутри.
– Вон где! – вскинул голову Фалько, ткнув пальцем в беловатый, почти отвесный склон.
– Что, гвоздь прибить и повесить?
– Найдется площадка.
– А кто запрет его наверх?
– Вертолет подцепит. Ребята из МЧС будут «вира-майна» кричать. Зафиксируют, может, где камня кусок отобьют, чтобы встал устойчивей.
– Формально говоря, они здесь для инструктажа и подстраховки.
– За наличные они его хоть куда запрут. А вертолетчикам мы все уже оплатили…
Тут Фалько заметил «своего человека» на Русском острове и резко оборвал разговор.
– Возьми, короче, Федю, глотка у него луженая. Пусть организует работу, но только сам никуда не лезет. А то у него рвения через край.
Развернувшись навстречу Забродову и Ольге, Фалько для убедительности нахмурил брови. Ему важно было продемонстрировать свое недовольство, исключить подозрение в особых отношениях с Илларионом.
– Что вы детский сад устраиваете, честное слово? Она обращалась к врачу? Обращалась. Не могу я профессоров выписывать из Москвы для консилиума. Если самочувствие неважное – пусть ложится в больницу. Можно хоть сегодня улететь с вертолетом, правилами предусмотрено выбытие по болезни.
– Можно ведь один раз пойти человеку навстречу, – примирительно произнес Забродов.
– Когда эти две недели закончатся? – тяжко вздохнул Фалько и, скрестив руки, смерил платиновую красавицу взглядом. – Ну что вы стоите с немым укором? Идите, осмотрят вас по полной программе. Пройдите на всякий случай и гинеколога, чтобы больше никого не дергать.
– Что значит гинеколога? Что вы этим хотите сказать?
– Ничего, дорогая, ровным счетом ничего особенного. У меня сейчас голова не тем занята, чтобы делать намеки.
– Вот и не делайте, – Ольга надулась и отправилась в медпункт хромающей походкой.
Забродов вспомнил ее монолог на кассете.
О съемках своих в порнухе она говорила, как о работе в малобюджетном кинематографе.
– Даже не могу назвать эти фильмы, потому что у нас они фактически не шли. Наш рынок забит совсем другой продукцией – голливудской или сшитой по меркам Голливуда. А я работала с другими режиссерами, с людьми, у которых фантазия била через край. Внутренне свободные люди, всем нашим деятелям из киношной тусовки до них как до Луны. Денег на массовки и спецэффекты у них не было, актерам тоже платили не густо. А люди все равно снимались, все равно работали за десятерых. Каждый чувствовал себя соавтором, каждый сжигал себя в этой творческой атмосфере…
Но зависть рано или поздно настигает. Особенно в искусстве. На нас настучали, будто мы порнуху снимаем, чуть ли не оргии на квартире устраиваем. На самом деле там просто были рискованные сцены – не ради голого тела, а ради правды, правды искусства. Я вообще не понимаю постановки вопроса. Допустим порнуха. Ну и что криминального? Другое дело использование несовершеннолетних – за такое стрелять надо.
А у нас были взрослые дяди и тети, никого насильно не заставляли. В это время как раз каскадер один травму позвоночника получил на съемках какого-то боевика. Вот где надо было к ответственности привлекать. А у нас никто себе ничего не сломал.
– Я не ради предлога ее взял, – объяснил Илларион. – Человек в самом деле ушибся.
– Сейчас звякну докторам. Проморочат ее в любом случае часа полтора.
– Не надо морочить, пусть все как положено сделают.
Они вошли в палатку, где среди прочего стоял профессиональный видеомагнитофон.
– Ребята пашут в три смены. Вырезали все куски, где хоть кто-то маячил.
– Пошли на остров своих, чтобы ребят собрали и промывали мозги до моего возвращения. Не надо, чтобы люди разбредались. Солнышко светит, но остров большой. Еще выпадет кто-нибудь из виду.
– Как раз командир эмчээсовцев должен туда приплыть. Будет инструктаж проводить перед третьим конкурсом.
– Если по делу, так еще лучше.
Вооружившись пультом, Илларион опустился на стул. Теперь все его внимание было приковано к экрану. Фалько тем временем заказал по телефону десяток бутербродов с икрой, балыком и паштетом из гусиной печенки.
– Только не здесь, будь другом.
– Да это тебе, закусить между делом. Я на диете – только апельсиновый сок.
– Отмени тогда. Не буду я извращаться по части еды, когда остальные варят остатки перловки.
На экране возникла неподвижная картинка: березка у берега – одна из немногих на острове.
Несколько секунд картинка маячила без всяких перемен, как стоп-кадр. Даже полоска воды не мерцала бликами.
Потом вдруг послышался знакомый голос:
– Смотри, черника. Красивые, все-таки, ягоды, с налетом. Если здесь недельку продержаться, совсем другими глазами будешь на них смотреть.
Рвать обеими руками и в рот, и в рот.
Это как раз Ольга. Вот появилась в кадре. А кто еще? Ладейников – его легко узнать по широкой спине и золотистому затылку.
– А я в горах на Кавказе кизилом питался. Он, правда, на дереве растет и побольше по размеру, продолговатый такой. Знаешь, как красиво: зеленое дерево и яркий-яркий кизил.
– Он же кислый!
– Если неспелый. Когда поспеет – кислосладкий.
– Это на войне было? – Ольга положила руку на загорелое плечо своего спутника и ласково провела пальцами по ключице, потом по выемке у основания шеи.
Забродов почувствовал себя не в своей тарелке.
Не годится подглядывать за такими интимными эпизодами. Хотя кусок этот наверняка вмонтируют в передачу ради армии домохозяек.
– Тебя ведь могли убить! – Ольга держала ягоды на ладони, а Игорь брал их губами одну за другой.
– Неохота вспоминать. Когда человек с удовольствием вспоминает такие вещи, значит треплется, хочет крутым показаться.
Парочка недолго оставалась на месте, вернулась прежняя картинка-заставка. В полной записи она, наверное, оставалась такой много часов – менялась только освещенность, все более косыми становились солнечные лучи. Но материал со всех скрытых камер уже был отсмотрен, и природа в чистом виде безжалостно обрезана.
Даже будучи долгие годы сотрудником ГРУ, Илларион не впитал в себя скепсис по отношению к людям. Но бывают ситуации, когда доверие – слишком большая роскошь. Пока даже Диане нельзя верить – в конце концов она могла придумать эту историю с тенью, чтобы сбить его с толку, отвести подозрение от себя.
…Первые лодки приплыли на остров в восемь утра – техникам предстояло забрать прожекторы, смотать и погрузить все кабели. Забродова с Ольгой не хотели брать на борт, но широкоплечего крепыша трудно было проигнорировать и отодвинуть с дороги. Он не ругался, даже голос не повышал, просто молча смотрел и ждал. Пришлось позвонить шефу, и тот неожиданно дал добро.
Теперь весельная лодка легко скользила наперерез течению.
Вдруг сверху послышался отдаленный стрекот. Вертушка летит – значит скоро кого-то выпрут. Не станут же гонять ее обратно порожняком.
Из-за горного склона появились знакомые очертания. Развернувшись, вертолет резко пошел на снижение. Он пролетел над самой лодкой – так низко, что Забродов во всех деталях разглядел колеса шасси. Поднятые ветром брызги освежили лицо, рябь на воде быстро выросла в настоящие волны.
Лодку качнуло так, что Забродов на всякий случай придержал Ольгу за плечи – еще выпадет за борт.
– Развлекается, мудила, – процедил человек на веслах, прекратив на время грести.
Вертушка на пару секунд зависла над крошечной посадочной площадкой и уже можно было различить останавливающиеся лопасти винта.
– Сейф с бабками привезли, – пробормотал парень на веслах.
Насколько все стало бы проще, если б преступник имел только эту цель – такую простую и понятную.
К тому времени, когда они с Ольгой ступили на берег, по трапу действительно сволокли вниз небольшой, но тяжеленный сейф. Появление денег может подтолкнуть ход событий.
– Где тут медпункт? – спросил Илларион у человека на веслах.
– Прямо и налево. Увидите там красный крест на палатке.
– Что ты им хочешь предложить? – поинтересовалась Ольга. – Что за предложение, от которого нельзя отказаться?
– Вопросы проще решать с высоким начальством. Сунемся сперва к Фалько.
Режиссер тем временем обсуждал с главным оператором Кравченко, куда поставить сейф. Оператору нравилось место под одиноко растущей раскидистой сосной.
– Буду давать общим планом. На каждой передаче в разное время суток – раннее утро, ближе к полудню, на закате солнца и так далее. Есть в этом дереве что-то японское.
– Че надо мне ни японского, ни китайского, – ответил Фалько. – Это Русский остров, все должно быть круто.
– Могу дать два плана, – развивал свою мысль оператор. – Общий, потом резким переходом – крупный. Открытая дверца и пачки внутри.
– Вон где! – вскинул голову Фалько, ткнув пальцем в беловатый, почти отвесный склон.
– Что, гвоздь прибить и повесить?
– Найдется площадка.
– А кто запрет его наверх?
– Вертолет подцепит. Ребята из МЧС будут «вира-майна» кричать. Зафиксируют, может, где камня кусок отобьют, чтобы встал устойчивей.
– Формально говоря, они здесь для инструктажа и подстраховки.
– За наличные они его хоть куда запрут. А вертолетчикам мы все уже оплатили…
Тут Фалько заметил «своего человека» на Русском острове и резко оборвал разговор.
– Возьми, короче, Федю, глотка у него луженая. Пусть организует работу, но только сам никуда не лезет. А то у него рвения через край.
Развернувшись навстречу Забродову и Ольге, Фалько для убедительности нахмурил брови. Ему важно было продемонстрировать свое недовольство, исключить подозрение в особых отношениях с Илларионом.
– Что вы детский сад устраиваете, честное слово? Она обращалась к врачу? Обращалась. Не могу я профессоров выписывать из Москвы для консилиума. Если самочувствие неважное – пусть ложится в больницу. Можно хоть сегодня улететь с вертолетом, правилами предусмотрено выбытие по болезни.
– Можно ведь один раз пойти человеку навстречу, – примирительно произнес Забродов.
– Когда эти две недели закончатся? – тяжко вздохнул Фалько и, скрестив руки, смерил платиновую красавицу взглядом. – Ну что вы стоите с немым укором? Идите, осмотрят вас по полной программе. Пройдите на всякий случай и гинеколога, чтобы больше никого не дергать.
– Что значит гинеколога? Что вы этим хотите сказать?
– Ничего, дорогая, ровным счетом ничего особенного. У меня сейчас голова не тем занята, чтобы делать намеки.
– Вот и не делайте, – Ольга надулась и отправилась в медпункт хромающей походкой.
Забродов вспомнил ее монолог на кассете.
О съемках своих в порнухе она говорила, как о работе в малобюджетном кинематографе.
– Даже не могу назвать эти фильмы, потому что у нас они фактически не шли. Наш рынок забит совсем другой продукцией – голливудской или сшитой по меркам Голливуда. А я работала с другими режиссерами, с людьми, у которых фантазия била через край. Внутренне свободные люди, всем нашим деятелям из киношной тусовки до них как до Луны. Денег на массовки и спецэффекты у них не было, актерам тоже платили не густо. А люди все равно снимались, все равно работали за десятерых. Каждый чувствовал себя соавтором, каждый сжигал себя в этой творческой атмосфере…
Но зависть рано или поздно настигает. Особенно в искусстве. На нас настучали, будто мы порнуху снимаем, чуть ли не оргии на квартире устраиваем. На самом деле там просто были рискованные сцены – не ради голого тела, а ради правды, правды искусства. Я вообще не понимаю постановки вопроса. Допустим порнуха. Ну и что криминального? Другое дело использование несовершеннолетних – за такое стрелять надо.
А у нас были взрослые дяди и тети, никого насильно не заставляли. В это время как раз каскадер один травму позвоночника получил на съемках какого-то боевика. Вот где надо было к ответственности привлекать. А у нас никто себе ничего не сломал.
* * *
– Извини, что налетел на тебя, – сказал Фалько. – Надо же было пошуметь для приличия.– Я не ради предлога ее взял, – объяснил Илларион. – Человек в самом деле ушибся.
– Сейчас звякну докторам. Проморочат ее в любом случае часа полтора.
– Не надо морочить, пусть все как положено сделают.
Они вошли в палатку, где среди прочего стоял профессиональный видеомагнитофон.
– Ребята пашут в три смены. Вырезали все куски, где хоть кто-то маячил.
– Пошли на остров своих, чтобы ребят собрали и промывали мозги до моего возвращения. Не надо, чтобы люди разбредались. Солнышко светит, но остров большой. Еще выпадет кто-нибудь из виду.
– Как раз командир эмчээсовцев должен туда приплыть. Будет инструктаж проводить перед третьим конкурсом.
– Если по делу, так еще лучше.
Вооружившись пультом, Илларион опустился на стул. Теперь все его внимание было приковано к экрану. Фалько тем временем заказал по телефону десяток бутербродов с икрой, балыком и паштетом из гусиной печенки.
– Только не здесь, будь другом.
– Да это тебе, закусить между делом. Я на диете – только апельсиновый сок.
– Отмени тогда. Не буду я извращаться по части еды, когда остальные варят остатки перловки.
На экране возникла неподвижная картинка: березка у берега – одна из немногих на острове.
Несколько секунд картинка маячила без всяких перемен, как стоп-кадр. Даже полоска воды не мерцала бликами.
Потом вдруг послышался знакомый голос:
– Смотри, черника. Красивые, все-таки, ягоды, с налетом. Если здесь недельку продержаться, совсем другими глазами будешь на них смотреть.
Рвать обеими руками и в рот, и в рот.
Это как раз Ольга. Вот появилась в кадре. А кто еще? Ладейников – его легко узнать по широкой спине и золотистому затылку.
– А я в горах на Кавказе кизилом питался. Он, правда, на дереве растет и побольше по размеру, продолговатый такой. Знаешь, как красиво: зеленое дерево и яркий-яркий кизил.
– Он же кислый!
– Если неспелый. Когда поспеет – кислосладкий.
– Это на войне было? – Ольга положила руку на загорелое плечо своего спутника и ласково провела пальцами по ключице, потом по выемке у основания шеи.
Забродов почувствовал себя не в своей тарелке.
Не годится подглядывать за такими интимными эпизодами. Хотя кусок этот наверняка вмонтируют в передачу ради армии домохозяек.
– Тебя ведь могли убить! – Ольга держала ягоды на ладони, а Игорь брал их губами одну за другой.
– Неохота вспоминать. Когда человек с удовольствием вспоминает такие вещи, значит треплется, хочет крутым показаться.
Парочка недолго оставалась на месте, вернулась прежняя картинка-заставка. В полной записи она, наверное, оставалась такой много часов – менялась только освещенность, все более косыми становились солнечные лучи. Но материал со всех скрытых камер уже был отсмотрен, и природа в чистом виде безжалостно обрезана.