Воронин Андрей Николаевич. Остров смерти

   Соскочив босыми ногами в прохладную, кристально-чистую воду, Забродов с близкого расстояния различил множество примет цивилизации: аккуратные импортные палатки, между которыми переброшен осветительный кабель, новенькие мусорные баки, легкие пластмассовые стулья и столики с тентами, будто перекочевавшие из летнего кафе. Негромко играла музыка, разносился запах хорошего кофе, такой неожиданный в этих заповедных местах.
   Большинство людей, попадавшихся Забродову на глаза, были ему незнакомы. Голоса, выражения лиц резко отличались от островной публики.
   Там, за спиной Иллариона, остались усталость, настороженность, ожидание подвохов, тлеющий азарт соперничества. Здесь одни деловито и спокойно, выполняли свои обязанности, другие с чистой совестью расслаблялись.
   Техники монтировали на мачте мощный прожектор, девица в джинсовых шортиках грациозно спешила с несколькими папками по дорожке между палатками – совсем как по офисному коридору. Кто-то переговаривался с Москвой по сотовому, обещая спонсорам-нефтяникам, что информация о них прозвучит четырежды в ходе передачи. Новиков, облаченный в махровый халат, пересказывал двум операторам свежий анекдот.
   Забродов не ощущал здесь подспудной скрытой угрозы. Никакими объективными доводами он не смог бы это объяснить. Просто неясная тень убийцы не мерцала за спинами, как на острове.
   По складу характера отставной капитан ГРУ по прозвищу Ас верил только фактам, только материальным вещам. Считанные разы в жизни он сталкивался с такой вот мерцающей неясной тенью и каждый раз речь шла об очень серьезном противнике.
   Хладнокровный расчетливый убийца всегда страшен. Но еще опаснее, когда безумие и расчет объединяются «в одной упаковке». Когда две цели – маниакальная и рациональная – питают друг друга.
   Рациональную цель в этих условиях понять нетрудно: скоро вертолет должен доставить бронированный сейф с денежным призом и двух вооруженных охранников. Рублевый эквивалент четверти миллиона долларов, деньги, которых победитель не увидит. Но преступник вполне может за них ухватиться.
   А что насчет другой, маниакальной цели? Существует ли она вообще?
   В первые часы после высадки Забродова одолевало сомнение – не напрасно ли он забрался так далеко от привычной квартиры с энциклопедией Брокгауза – Ефрона, где скромная обстановка сочетается с дюжиной великолепных вещиц, приобретенных в антикварных магазинах? Деньги, понятное дело, не помешают – Фалько щедро оплатит услуги, если только шоу благополучно доплывет до конца.
   Но ветерану ГРУ зазорно получать бабки там, где не маячит риск. Может, напрасно он дал себя уговорить? Участие в телешоу – что может быть неприличнее для отставного офицера разведки?
   А вдруг его увидят друзья, сослуживцы? Тот же Мещеряков покоя не даст, будет вспоминать при каждом удобном случае.
   Но он отбросил все колебания. Отставной инструктор спецназа кожей чувствовал, что в самые ближайшие дни «чертова дюжина» оправдает черную славу числа тринадцать. Люди на Русском острове под угрозой. И если не сработает его, Забродова, проницательность, то преступник получит фору.

* * *

   Делегация явилась на кухню, где два повара в белых фартуках и накрахмаленных колпаках готовили еду. Здесь же стояли холодильные камеры с продуктами, но это в самом деле были съестные припасы съемочной группы. Подоспевший завхоз повел игроков на другой конец острова, к палатке, где хранилась провизия для них.
   Как и ожидали, мясо оказалось консервированным, да в придачу еще и китайского производства.
   – Собачатина, – презрительно пробормотала Акимова. ;
   – Здесь в мешке рис, здесь гречка, – невозмутимо продолжал показывать румяный, пышущий здоровьем завхоз.
   – Чай у вас какой? – поинтересовался Леша.
   – Индийский чай.
   – Индийский, он разный бывает.
   – Вот, пожалуйста, – завхоз достал из картонной коробки одну из ярких пачек.
   – Параша.
   – Откуда вы знаете?
   – Через триста метров от моего киоска – продовольственный рынок, оптовый. Я там все знаю наизусть. Этот вот чай – самый дешевый и мясные консервы тоже. Е-мое, столько бабок на нас делаете и экономите на таких пустяках.
   – Я на вас бабки не делаю, я не хозяин канала.
   – Да не вы лично.
   – Сало вы тоже здесь в палатке держите? – осведомилась Акимова.
   – Нет, сало в холодильнике. Свежее сало, с тмином.
   – А шоколад где? – Забродов знал, что продукт этот здорово восстанавливает силы.
   – Немецкий шоколад, – полез завхоз к другому ящику.
   – Шоколад должен быть русским, – проворчал Леша. – Горьким, натуральным. А это вообще не шоколад, здесь на девять десятых добавок.
   – Идем к Фалько базар поднимать, – предложила Света. – Пусть нормальные продукты везет, иначе мы здесь забастовку организуем.
   – Не надо везти, – возразил Барабанов. – Пусть выделят нам из того, что сами жрут.
   – Чего вы ребята в бутылку лезете? – забеспокоился завхоз. – На вкус и цвет товарищей нет.
   Лично вам такой шоколад не нравится, а другим, может, горький как раз не по вкусу – им только с орехами подавай. Здесь не ресторан, здесь соревнование на выносливость. Так задумано, чтобы продукты были недорогими.
   – Вот сами тогда и соревнуйтесь, – отреагировал Леша, – а мы будем снимать и питаться деликатесами. У нас получится, можете не сомневаться. А как у вас, не знаю.
   – Не трать ты на него время, – посоветовала Акимова. – Идем к шефу. – По лицу Фалько Илларион сразу понял, с кем из троих режиссер хотел бы поговорить с глазу на глаз. Но ни под каким предлогом нельзя было оставлять за порогом других, заставляя думать об особом доверии именно к Забродову.
   – Что вы предлагаете? – холодно спросил Фалько.
   – Заменить вот эти продукты, – Леша передал основательно измятый список с проставленными маркером галочками.
   – Ничего не получится. Эти торговые марки мы обязаны засветить в кадре.
   – Светите на здоровье. Перед камерой я буду пачку открывать и облизываться. Дальше ваши люди ее забирают, а мы нормально питаемся.
   – Думаете игра началась, и я связан по рукам и ногам? Завтра вы вообще неизвестно чего потребуете – женщины французских духов, мужики гаванских сигар.
   – Мы вам здесь не тараканы на бегах, – на крепкой Светиной шее выперла наружу твердокаменная жила. – Вы нам обязаны обеспечить пристойный минимум.
   – То, что вы видели, и есть пристойный минимум. И не пытайтесь меня шантажировать забастовкой. Договоры подписаны, и я с вас неслабые штрафы поимею.
   – Интересно, как? – усмехнулся Барабанов. – Зарплата моя ровно по минимуму.
   – Прежде чем права качать, вам надо юридически подковаться. Там в каждом договоре есть одна строчка, которая позволяет нам для получения штрафа налагать арест на имущество.
   – Только не пугайте, – отмахнулся бывший лохотронщик. – Менты на меня уже столько раз наезжали.
   – На мелкую сошку больших усилий не тратят. А если бы нашлись заинтересованные лица…
   – Зачем бастовать? – заявила Акимова. – Мы по-тихому будем сачковать. Соревноваться как вареные курицы. Ни одна душа такое шоу смотреть не будет, и придраться к нам вы не сможете.
   – На здоровье, – кивнул Фалько. – На этом и закончим.
   Хоть Забродов и оказался на острове по личной просьбе режиссера, он на полном серьезе высказал солидарность:
   – Шеф, не настраивайте людей против себя.
   Они вам еще пригодятся.

Глава 14

   Против саботажа возразил только пожарник Семен:
   – Если б нам испорченное на фиг хотели скормить или просроченное. А так все, я считаю, нормально. По крайней мере ни червей не заставляют есть перед камерой, ни личинок. Есть картошка, есть сало. С голодухи не помрем, а лишнего я и сам не хочу, чтоб кишки после конкурса не завернулись.
   Охранник Бажин тоже молчал – сидел спиной ко веем, и видно было, что саботаж он не поддержит даже во вред себе.
   – Завтра – новое соревнование, – предупредила Акимова. – Условия выполняем, но без особого рвения.
   Забродов скептически отнесся к этой идее. Там, где речь шла о нюансах, всегда трудно добиться солидарности. Одному покажется, что сосед чуточку поднажал. Он и сам поднажмет – так и потянется по цепочке.
   Пока что еду им оплатили очками – кто взял больше, кто меньше. За миски, ложки и котелки тоже пришлось уплатить. Об одном общем костре больше и речи не было – по острову заполыхало целых пять. Кроме Забродова еще двое не пожалели своего запаса «валюты». Игорь тоже решил поддержать свою тройку, хоть и не знал точно, каким будет расклад в следующий раз. «Роковая женщина» Малахова потратилась только на себя, любимую. Израсходовала весь свой небогатый запас очков на два банана и смаковала их на берегу, лежа на животе.
   – Ну, Илларион, мы перед тобой в долгу, – заметила Вероника, унося мыть посуду.
   – Надо же еще о ночлеге подумать, – вспомнила Зина. – На трех спальниках разоримся.
   – Ты-то, девочка, без спальника замерзнешь.
   Или думаешь лечь на лапки и лапками прикрыться?
   – Ты же видел эти спальники, они такие просторные. Возьмем один на троих.
   Круто. Вот тебе и девочка-ромашка с выпуклым лобиком.
   – Не знаю. Сейчас Вероника вернется, обсудим.
   Неожиданно для Забродова Вероника идею одобрила. Ему, мужику, тем более стыдно кочевряжиться, пусть будет так, как хотят женщины.
   Оказывается, у них гораздо меньше сантиментов, чем у мужиков.

* * *

   Вышло даже забавнее, чем можно было ожидать. Они в свою игру играют, ты – в свою. Твоя, конечно, интереснее. Скучно убивать, когда не чувствуешь человека, не знаешь, чем он дышит.
   Скучно убивать, если приходится спешить из опасения упустить момент, спешить, чтобы ускользнуть незамеченным.
   А здесь на острове – такая роскошь! Ходят себе белые курочки – кудахчут. Головками кивают, зернышки клюют. А ты высматриваешь, какую же на суп пустить. Можно руку протянуть – погладить, почувствовать живое тепло… Пусть пока еще походят, торопиться некуда.
   На это шоу сделана ставка, оно должно стать гвоздем сезона. Устроители пойдут на все, лишь бы не отменять, не задергивать раньше времени занавес. На первый раз придумают что-нибудь, найдут подходящее объяснение. Упал с дерева, получил травму – вот человека тащат на носилках в лодку, вот его загружают в вертолет для отправки в город.
   Удивительное превращение живого существа, когда оно вдруг становится просто телом.
   Оно еще теплое у тебя в руках, даже мышцу может судорога свести, хотя сердчишко уже не бьется…
   Только профаны утверждают, что смерть случается в один миг: секунду назад человек еще жил и вот уже умер. На самом деле таинство свершается медленно. Видеть его и ощущать – высшая привилегия.
   Кого выбрать? И эта соблазняет, и вон тот. Ночь будет пахнуть хвоей, звезды будут падать, отражаясь в речной воде. И душа будет медленно испаряться из тела. У нее есть свой запах, у отделившейся от тела души. Он уловим совсем недолго, пока тело еще не остыло, пока этот невидимый пар еще клубится совсем рядом.
   Та первая курица в детстве… Только с третьей попытки удалось оттяпать ей голову топором, и он прижал к груди нечто непонятное в перьях. Теплая кровь струилась по голому животу…
   За свое шоу компания может не беспокоиться, с этим шоу они сделают всех конкурентов. И в конце концов, когда утихнут страсти, может быть даже мысленно его поблагодарят.

* * *

   К вечеру все тринадцать как-то успокоились.
   Беззвучно текла река, с правого берега тоже не доносилось шума: дизель-генератор накрыли звукоизолирующим «колпаком», чтобы не мешал спать, и звуковую дорожку отснятых кассет не пришлось бы чистить от гула.
   Только птицы покрикивали на разные голоса и иногда плескались в реке рыбы. Биолог Струмилин, перебывавший в десятках экспедиций, уже смастерил удочку и примостился на берегу.
   Клева пока не было – наверное, людской шум и гам успел распугать рыбу в здешних заповедных местах.
   …Пожарник Семен отправился смотреть, как возводят на дальнем конце острова легкую ажурную вышку с логотипом нефтяной компании.
   Каждый новый выпуск телешоу должен был начинаться с общей панорамы: река, гористые склоны и яркий щит, вознесенный над хвойным ковром.
   Со своей сноровкой Семен легко бы забрался наверх, но его остановили в самом начале.
   – Извини, друг, нельзя. Потом сорвешься, а мы отвечать будем.
   – Да я – пожарник! Я по крышам горящим лазил!
   – Да хоть альпинист! Стой себе спокойненько внизу. Скучно стало? Не переживай, долго скучать не придется.
   – А что там дальше по программе?
   – Деловой – хочешь первым узнать? Мы сами без понятия.
   …Костя Воробей рассказывал Зине и Свете Акимовой, какие приколы случались раньше на радио.
   – Днем начальство на месте. А вечером мы могли бухать, пока крутился очередной трек.
   Потом я ребятам показывал кулак и включал «On Air».
   – А это что такое?
   – Режим, когда микрофон включен и посторонних звуков в студии быть не должно – ни звяканья стаканов, ни сдавленного смеха, ни хрюканья под столом.
   – Удавалось?
   – Микрофоны что надо – ловят только в узкой зоне, остальное более или менее приглушают. Золотые были времена, полная свобода творчества. Никто еще не сушил мозги форматом, не ограничивал твой свободный треп, не подсовывал кучу дурных текстов. Заряжаешь музыку, какая тебе нравится, – сам ловишь кайф и другим даешь.
   – А теперь?
   – Насчет теперь не знаю, в эти игры больше не играю. Но с позапрошлого года стало тоскливо: для начальства стали записывать весь эфир, чтобы оно могло задним числом проконтролировать любого от "а" до "я". Стали внушать ди-джеям, что хорошая музыка – это не формат, стали подсовывать плей-листы, напичканные всяким говном.
   …Игорь с Ольгой сидели спина к спине, ее густые платиновые волосы перевесились через его плечо, нежно лаская ухо и щеку.
   – Ты не разочарован?
   – Рано еще говорить. Если не выиграю, буду, конечно, разочарован.
   – Думаешь, все пройдет по-честному?
   – Кто здесь будет химичить – Фалько? Сомневаюсь. Для него главное рейтинг, а рейтинг попрет вверх, если правила будут для всех одинаковыми.
   – Они собаку на этом съели – никто из зрителей ничего не поймет. «Пипл схавают», – как говорит Костя. Взять хотя бы Иллариона – неспроста ведь его сунули в последний момент.
   – Меня точно так же. Хочешь сказать, что я родственник Фалько? Или главному нефтянику зять? – Игорь кивнул в сторону щита, вознесшегося над островным лесом.
   – Человек человеку рознь. Я про него говорю, вот уж кто себе на уме.
   – А по-моему, нет, нормальный мужик – самый приличный из всех. На засланного казачка не похож.
   – Семена тоже прикармливать нечего.
   – И этот не угодил?
   – Пустое место.
   – Сурово ты.
   – Какого черта он согласился за твои очки питаться?
   – Пустяки. Сегодня я больше отстегнул, завтра он.
   – Увидим.
   …Кроме пары бананов, Диана приобрела еще упаковку табака – это стоило совсем дешево, гораздо дешевле сигарет. Кроме минимума одежды игрокам разрешили оставить предметы личной гигиены и прессу, чтобы от скуки было куда глаза деть. Большинство женщин взяли на остров иллюстрированные журнальчики. Только Акимова отказалась от этой привилегии, а Диана заменила журналы провинциальными газетами, купленными в Красноярске.
   Теперь стало ясно, с какой целью: ловко смастерив самокрутку, она выдохнула кольцо дыма. Табачище был таким забористым, что подсевшая к ней Вероника сильно закашлялась и сказала:
   – Зачем ты? При таких нагрузках лучше не курить! Напрасно ты такую политику ведешь.
   Людей против себя настраиваешь.
   – Кого? Тебя?
   – Меня пока еще нет.
   – А за других не говори!
   – Просто ты мне симпатична.
   На породистом лице Дианы никаких сильных чувств в ответ не отразилось, и сизые колечки дыма по-прежнему изящно выдувались ее полными губами.
   – Не волнуйся, я не синий чулок. У меня три нормальных любовника дома и три жениха в Европе.
   Малахова трижды беззвучно сложила свои узкие ладони, изображая аплодисменты.
   …Человек, известный в ГРУ под прозвищем Ас, сидел у порога просторного барака со стенами и потолком из туго натянутого брезента. Чтобы заслужить среди разведчиков столь почетное «звание», нужны особые заслуги. Забродов слышал от бывших сослуживцев, что вряд ли в ближайшие пятьдесят лет кого-нибудь в управлении удостоят подобной клички. Как майку с номером великого спортсмена обычно никому больше не доверяют надевать.
   Однако здесь, на острове, маститый специалист никак не мог распознать врага. «Бывает и на старуху проруха, – вспоминал пословицу Илларион. – По твоему статусу пора бы уже и результат выдать. А ты даже круг подозреваемых за целый день не сузил».
   – Как настроение? – приземлился рядом Губайдуллин. – Расслабляемся?
   – Красивое место. Сижу и думаю: может, остаться здесь, когда закончится вся эта канитель?
   – С бабками везде хорошо. За бабки тебе сюда симфонический оркестр на вертушке доставят, чтобы под скрипку засыпать. А с пустыми карманами везде тоскливо.
   – Понятно. Лучше быть богатым и здоровым…
   – Богатство нам тут, как я посмотрю, не грозит. А здоровья можно много оставить.
   – У тебя всегда под вечер пессимизм прорезается?
   – Наоборот. Я человек темной половины суток.
   В мирной жизни просыпаюсь часа в три дня. Дальше энергия бьет ключом до первых лучей солнца.
   Вот на высадке я был в форме, а бревна таскать пришлось, когда все внутри спало.
   – Привыкнешь. Я вот тоже не привык с утра до вечера на людях торчать.
   – Ты считаешь печалиться нет повода? А я вижу нас тут кинуть собираются. Победителя они уже назначили. Могу поспорить, что Игорю по ходу игры ковровую дорожку постелят. По всем статьям годится – молодой, красивый, фигуристый.
   Я сегодня попросил у девчонок зеркало, глянул на себя и подумал: «Куда ты лезешь с такими внешними данными? Это же телешоу, здесь и рожу и кожу иметь нужно, чтобы тебя подсадили на пьедестал».
   – Да ты за две недели себе мускулы не хуже Игоря накачаешь.
   – Я серьезно. Посмотри внимательно – кого еще с ним сравнить? Да он даже сам, без чужой помощи выиграет.
   В темной глубине барака кто-то заворочался, заворчал. Массивная фигура двинулась к выходу и догорающий закат осветил охранника банка, успевшего обрасти щетиной.
   – А я уже думал – утро! Здесь время вообще не движется – ни туда ни сюда.
   – Сходил бы, ягод поискал, пока светло было, – сказал саксофонист. – Девчонки чего-то набрали.
   – Мне эти ягоды, что слону булавка. Только желудок злить. Меньше трех шампуров шашлыка за один присест не съедаю. Больших шампуров, чтобы на каждом кусков шесть.
   Нижняя губа его теперь отвисла скорее обиженно, чем презрительно.
   – Прибиваться к кому-нибудь надо, – заметил Рифат. – Подвали к Ладейникову, может, возьмет под крыло.
   – Да кто он такой? Имел я таких сопляков по три штуки в день!
   – Как знаешь, друг, как знаешь.
   – Это вы будете ко мне в шестерки напрашиваться, ясно? Вы все! – Бажин тронулся с места, отфутболив ногой миску Рифата, которую музыкант бережно положил на землю рядом с собой.
   – Придурок, – пробормотал Губайдуллин в спину удалявшемуся охраннику.
   Впрочем, произнес он последнее слово не слишком громко, так как не был уверен в заступничестве Иллариона.
   Закат за несколько минут успел померкнуть, и сумерки окончательно накрыли остров. Только лунный диск разгорался все ярче, все отчетливее проступали на нем родимые пятна…
   – Ну что, профессор, крокодил не ловится? – спросил Леша Барабанов. – Или нельзя громко разговаривать?
   – Да ничего, говори, – вздохнул Струмилин, устало моргая большими глазами навыкате. – Рельеф дна такой, что рыба посередке плывет.
   Только с лодки ловить можно. Ну и сетями, конечно.
   – Леденец желаешь? – бывший лохотронщик протянул коробочку.
   – Откуда у тебя?
   – От этих, от хозяев жизни, – кивнул Барабанов в сторону правого берега реки.
   – Очки на леденцы потратил?
   – Немного. Не могу без сладкого на десерт.
   Бери.
   – Спасибо, не хочу. У меня дупло в зубе – не дай бог попадет.
   – Чего ж ты пломбу не поставил перед отъездом?
   – Ночью в гостинице проснулся и языком нащупал, что старая пломба выпала.
   – Сейчас на пломбы годовую гарантию дают.
   – Да я уже запутался в своих зубах – какой где лечил.
   – У меня хоть с передними нет проблем – выбили и больше не жмут.
   – Ночью в гостинице ничего не слышал?
   – Там, в Москве? Всю ночь страшный сон снился. Стоят два шара прямо против лузы. Такие с закрытыми глазами вколачивать надо, причем оба. Я примериваюсь, хочу наверняка и киксую. Потом снова очередь моя и снова подстава – те же два шара вернулись к той же лузе.
   Пузом ложусь на стол, примериваюсь, и бац – то же самое.
   – А я проснулся, дырку языком нащупал и слышу: в коридоре какие-то люди бродят, шушукаются.
   – Это, наверное, когда дежурные нас от девчонок вытурили. Нас же Ольга со Светой пригласили выход в финал обмыть.
   Струмилин погрустнел, узнав, что женщины с самого начала обошли его вниманием. Непонятные у них вкусы.
   – Не расстраивайся, ничего там интересного не было, никто никого не завалил. Хочешь я тебе рыбку поймаю?
   Не дожидаясь ответа, Леша снял штаны и зашел по пояс в воду.
   – И как ты ловить собираешься? Руками, что ли? – усмехнулся Вадим, побывавший с экспедициями на трех континентах.
   Барабанов приложил палец к губами, постоял неподвижно с полминуты. Глаза его были прикрыты – то ли он ориентировался на слух, то ли кожей ловил отклонение холодноватых струй. Вдруг он резким движением черпнул воду и выхватил что-то отчаянно бьющееся. Из крепко сжатого кулака виднелся торчащий рыбий хвост.

Глава 15

   Здоровому мужчине с нормальными инстинктами сложно ночевать в одном спальнике с двумя молодыми женщинами. Пуританином Забродов не был, но относился к поколению людей, признававших близость только с глазу на глаз. Тут мало того, что подруги сразу две, еще и народ вокруг ворочается: кто-то шепчется, кто-то похрапывает.
   Прижавшись к Иллариону, Вероника с Зиной быстро заснули, будто по-другому никогда и не ложились. Забродов некоторое время усмирял свою плоть и, наконец, успокоился и сосредоточился на деле. Мысленно он провел ревизию, вспомнив всех поименно.
   Рифат с его задорными усиками. Легко представить, как с золотистым саксом в руках он принимает мзду за очередной заказ. Как покуривает мастырку после закрытия ресторана. Но для хладнокровного убийцы он как-то жидковат.
   Пожарник Семен с его бесконечным «на фиг».
   В огонь и дым нормально впишется, ругню с начальством тоже запросто затеет. Но маниакальную хитрость трудно представить даже на самом донышке этой рыжей головы.
   Диана – вот о ком пока еще трудно высказываться. Но будь она убийцей, не стала бы так демонстративно подчеркивать свою загадочность и все время молчать, неотрывно глядя в пустоту.
   Бажин со своим самомнением – типичный амбал, не отягощенный высокими материями и большим количеством извилин. Такой не станет улыбаться пряча камень за пазухой, а выдаст, что на уме, не беспокоясь о вежливости.
   Вадим Струмилин, наоборот, человек интеллигентный, тихий, никого не оскорбит. Много знает о природе – похоже, с растениями и жучками ему гораздо проще, чем с людьми. Ущербного в нем нет ничего, но чувствуется в общении какая-то застарелая неуверенность.
   Света Акимова – мужик в юбке, железная леди. Если устроить состязание по армрестлингу, мало кто из здешних мужиков устоит против нее. Суровая дама, но агрессии в ней не заметно. К сильному полу относится, как к несмышленышам, которых трудно воспринимать всерьез.
   Все живые люди, но достоинства как будто перевешивают их недостатки. Однако тень по-прежнему мерцает. Значит, в ком-то я ошибаюсь.
   «Следующий свой шаг преступник наверняка сделает в темное время суток. Значит, вырубаться на все сто нельзя», – с этими мыслями инструктор тревожно задремал.

* * *

   – Подъем! – послышалось через два часа снаружи.
   Тут никому поспать не дадут. Он-то человек привычный к перегрузкам, а женщинам каково?
   – Подъем!
   Справа зашевелилась пригревшаяся в тесноте Зина, которая спросонья заплела своими ногами ногу Забродова. Слева пробормотала что-то Вероника, тронув губами его литую скулу.
   – Не спешите, девчата, еще никто не встал.
   – Через десять минут начинаем! – вещал металлически-безжалостный голос. – Кто опоздает на старт, даст соперникам фору.
   Чертыхаясь и матерясь, народ стал постепенно выползать из барака. Людей застали в самую сладкую минуту сна, когда он только проникает во все поры тела, размягчает кости и мышцы.
   О саботаже уже и речи не шло. Каждый думал только о том, что же в этот раз приготовили устроители.
   Расстегнув спальник, Забродов выбрался из теплого логова первым.
   Операторы уже прибыли на место, ежась от холода в утепленных куртках. Фалько, и ночью не снявший темных очков, давал им последние указания. Новиков, пользуясь привилегиями «звезды», сидел на легком пластмассовом стульчике, гримерша колдовала над его отекшим, землистого цвета, лицом. Даже пижонские узкие бакенбарды выглядели на нем сейчас серыми полосками налипшей грязи.