Воронин Андрей Николаевич. Остров смерти

   – Ты у меня попляшешь! Вы все у меня бледный вид иметь будете! Во всех газетах расскажу про ваше надувательство!
   В первый момент телевизионщики испугались, что Бажин сейчас тоже очнется и начнет буянить – тогда никому мало не покажется. Но банковский охранник даже не шевельнулся, даже ухом не повел. Похоже, он и дома не сразу придет в себя.
   С пожарником Фалько применил хитрый ход – стал уговаривать его не давать интервью, давая понять, что утечка информации станет для шоу и для всей компании полным крахом. Семен обрадовался, что нащупал слабину и решил не тратить по пустякам энергию.
   Откуда ему было знать, что бульварные газетенки никто не берет в расчет, а каждое серьезное печатное издание входит в тот или иной медиахолдинг. В холдинге присутствуют и телекомпании, они следят, чтобы другие каналы не подвергались шельмованию. Конкуренция стала цивилизованной, времена поливания друг друга грязью остались позади. Каждый в курсе: вылив ведро помоев, получишь в ответ два.
   Рыжий пожарник пребывал пока в блаженном неведении и потирал руки, мысленно сочиняя первое свое интервью. Оставалась Акимова. Ее пригласили в медпункт по поводу травмы. Света наотрез отказалась от помощи – попрыгала, доказывая, что сама благополучно вправила вывих. Тогда двое из эмчээсовцев отвели ее в сторону, предложили взять себя в руки и объяснили, что вопрос решен: сегодня троих участников забирает вертолет и ее в том числе.
   Фалько ожидал от Акимовой самой непредсказуемой реакции. Мужчин он готов был сам известить об отчислении, но с этой необычной дамой не хотел иметь дело даже в присутствии посторонних.
   Реакция действительно оказалась неожиданной: закаленная в кулачных и прочих боях женщина-терминатор вдруг разрыдалась, как самая обыкновенная домохозяйка. Весть об этом быстро дошла до игроков. Все обступили ее и молчали, не решаясь подойти. Один только Забродов присел рядом на корточки.
   – Светик, успокойся. Ничем хорошим здесь все равно не кончится.
   – Я не хочу… – всхлипнула Света, утирая слезы широкой ладонью с выпуклыми венами. – Хочу с вами остаться со всеми.
   – Поехали, я тебя сам отвезу в лагерь, – предложил Илларион. – По дороге поговорим.
   Он понимал, что не должен сейчас покидать остров, но сел за весла и тронулся по реке. Они с Акимовой почти не общались за эти три дня. Но неожиданно оказалось, что он не хочет сейчас, в трудную минуту, оставлять ее с посторонними.
   – Ты не подумай, мне плевать на выигрыш, – объяснила Света, моргая красными глазами. – К победе подведут того, кого мог бы народ полюбить. Из мужиков тебя или Игоря. Из баб… Диане, к примеру, тоже нечего ловить, пусть она хоть из кожи вылезет. Из баб скорее у Вероники есть шансы, у нас такие популярны.
   А я? Слышал, что мне Ольга из воды крикнула?
   Может, я виновата, что так с ней обошлась. Но я привыкла по серьезному биться, иначе не могу…
   Короче, в народные героини такая, как я, не годится. Каждый, сидя у экрана, скажет то же самое: наглоталась гормонов и строит из себя. А я, между прочим, никаких таблеток никогда не глотала, хоть мне пичкали их и немцы и голландцы.
   Чего ты, мол, ломаешься, здесь не Олимпийские игры, в нашем виде допинг-контроля нет. А я отвечаю: подкармливайте своих, мне и так сил хватит. Не веришь?
   – Верю, конечно.
   Догрести до правого берега можно было за пять минут, но Забродов слегка шевелил веслами, чтобы лодку не сносило течением. Остров пока оставался близко: знакомые камни у воды, знакомые сосны – крайние самые красивые и раскидистые, потому что больше урывают себе солнца. Знакомые фигуры. Неужели все они действительно успели незаметно сродниться? Стать не друзьями, не единомышленниками, а чем-то вроде родственников, которые могут поругаться и помириться, потом снова лить грязь, но во всяком случае быть друг другу небезразличными.

* * *

   В шесть вечера Фалько объявил, что по сценарию должен состояться праздник. Ни малейшего энтузиазма это сообщение не вызвало. Кто-то слонялся по берегу, кто-то застыл на теплом от солнца щербатом валуне, кто-то валялся в бараке, но все выглядели, как в воду опущенные. Даже обещание жрачки от пуза и выпивки не взорвало остров радостными криками.
   – Нашли тоже время. Или вчера нужно было праздник устраивать, или хотя бы на завтра перенести. А то выходит празднуем чужие неприятности.
   – Они, видишь, как решили: для кого-то поражение, значит для остальных – победа.
   – Лично я никакой радости не испытываю, Только знаю, что дальше вылетать будет еще тяжелей.
   Праздник должен был повторять местный языческий ритуал в честь каменного идола. Весь этот ритуал придумал сценарист Бузыкин и теперь на остров доставили большую каменную голову со сколотым носом и пустыми глазницами.
   На самом деле она была легкой, полой внутри, но на экранах телевизоров могла сойти за древность.
   Игроков попросили выложить на поляне круг из небольших камней. Некоторые молча проигнорировали просьбу, некоторые вяло взялись за дело – просто ради того, чтобы чем-то забить тянущееся как резина время.
   Все ждали отбытия вертолета, ждали, когда пуповина окончательно оборвется. Может, тогда полегчает? Но с «вертушкой», как назло, что-то не ладилось. Летчики затеяли небольшой ремонт.
   Фалько тем временем командовал своими подчиненными. Одни раздавали игрокам «первобытную» одежду из «медвежьих шкур», которые на самом деле были обычной овчиной с пристроченной имитацией четырех когтистых лап. Другие выставляли осветительные приборы – теперь это были не мощные вращающиеся прожектора, а другие, самые разные устройства, точные названия которых никто из игроков не знал. Большинство давало рассеянный мягкий свет. В нем рельефно смотрелись мелкие детали, и в то же время все казалось естественным, будто свечение исходит от костра, от луны и отражается от речной воды.
   – На кого мы будем похожи в этих идиотских шкурах? Если еще подпоят нас немного, точно будем как клоуны.
   – А мне принять не помешает, – признался Леша Барабанов. – Я только сейчас понял, до какой степени пересохла и растрескалась душа. Примешь, и все внутри успокоится, утрясется. Рифат, вон, мастырит втихаря – ему, конечно, легче.
   – Какие напитки ожидаются к столу? – вежливо осведомился Струмилин. – Неплохо бы виноградное вино.
   Заботясь о сердце, кандидат наук воздерживался от водки, а пивом боялся посадить печень.
   – Как, по-вашему, что можно пить на Русском острове? – вопросом на вопрос ответил Фалько. – Вы не находите, что текила или ром выглядели бы здесь фальшиво?
   – Значит, водку? – разочарованно протянул Вадим.
   – Нет, лучше самогон! Высочайшей степени очистки, специально захватили из Красноярска.
   – А как его очищали? Пропускали через угольный фильтр?
   – Не морочьте мне голову, Струмилин. Относитесь к жизни проще. Вы ведь на дикой природе, а не в санатории для диабетиков. Тем более, что среди всех вы самый здоровый, насколько я видел медицинские справки.
   – Вот именно, мне есть что терять.
   – Все нормально, шеф, – заверил режиссера Леша Барабанов. – Только, ради бога, не заставляйте нас завтра ни свет ни заря продирать глаза и лазать по деревьям.
   Пообещав проявить гуманизм, Фалько принялся объяснять в общих чертах программу языческого праздника. Никто не стал в открытую возражать против обязательного веселья. Все понимали, что дорогостоящий механизм запущен, и условия игры приняты еще до вылета из Москвы.

Глава 21

   Костер горел непривычным малиново-красным огнем. Кто-то из съемочной группы подбросил туда щепотку порошка и языки пламени сразу изменили цвет. Съемку начали не сразу. В первые минуты оставшиеся игроки преодолевали некоторую неловкость. Перед ними стояли на траве вместительные, больше похожие на тазы миски с жареными бараньими ребрышками, стопки лепешек вместо хлеба, глиняные чарки и такие же глиняные кувшины ,с самогонкой. Привычный запах самогона чем-то перебили, чтобы дамы не сильно крутили носом.
   – Все по сценарию, – заметил Рифат. – Праздник языческий, значит, минимум признаков цивилизации.
   – Это точно.
   – У меня такое чувство, будто их троих сварили и нам теперь предлагают слопать, – вздрогнула Зина.
   Воробей закашлялся, потом пожелал всем приятного аппетита.
   – Пора приступать. А то люди заколебались ждать, – кивнул Барабанов на ближайшего из операторов.
   Он первым протянул руку и взял из миски еще дымящийся кусок. На него тут же нацелили объектив – оператор снимал, как он жует, как вытирает о траву лоснящиеся от жира пальцы.
   – Хоть бы вилки какие дали, – пробормотала Вероника. – Что за любовь такая к дикости? Чтобы обязательно руками из общей посуды хватали.
   – А если мы слишком вольно начнем выражаться? – предположил Костя. – Напьется, к примеру, Вадим Бенедиктович и начнет материться в пух и прах.
   – Вот уж чем я никогда не грешил, – ответил с набитым ртом кандидат наук. – А если кто и согрешит, потом преспокойненько вырежут.
   – Или наоборот, подадут в лучшем виде.
   Лично я не один раз слышал по телеку натуральный мат.
   – За что пить будем? – осведомился Барабанов.
   – За дам вроде рано, мы еще не в той кондиции, – заметил Рифат. – За удачу!
   – Тогда вон за этого хрена безносого, – обернулся Барабанов к идолу. – По нашим поверьям он ведь удачу приносит.
   – Неласково ты о нем, однако, – покачал головой Костя, протягивая руку с чаркой, чтобы чокнуться.
   – Погодите.
   Вспомнив одно из предписаний режиссера, Ольга наполнила лишнюю емкость и с низким поклоном поставила ее перед каменным божком.
   – Погнали?
   Самогонка оказалась неслабой. Сразу появились версии, сколько в напитке градусов.
   – Солидарности никакой, – констатировал Алексей.
   В самом деле, двое остались в стороне, не притронувшись к своим чаркам. С особой позицией Дианы все давно уже смирились, но воздержание человека в камуфляжных штанах и черной майке вызывало другую реакцию – Забродова считали одним из самых серьезных претендентов на победу.
   – Что за дела? Если пьем, то вместе.
   – Да ладно, Леша, – махнул рукой Воробей. – Вольному воля.
   – Не понимаешь? Завтра он со свежей головой встанет, а мы с тобой?
   Забродов не боялся опьянеть. Он мог бы спокойно выпить литр такого самогона и выбить на стрельбище сорок девять из пятидесяти возможных. Дело было в другом. Пожевав лепешку, он вдруг ощутил очень странный привкус. Определить его точно не мог – по крайней мере не трава или какая-то другая добавленная для аромата приправа.
   Если его решили выключить из игры, то пить сейчас никак нельзя – спиртное только усиливает действие всякой гадости.
   Он попытался поймать на себе чужой оценивающий взгляд, но после слов Барабанова все разом обернулись. Наркоту, что ли, в лепешку подсыпали? Действует быстро, мгновенно всасывается в кровь. В глазах слегка начало двоиться и какой-то глуповатый смех подступал к горлу.
   Нет, так легко Забродова не купить. В свое время он тренировал себя на разные случаи жизни.
   Увеличивая по миллиграмму дозы, вырабатывал у организма нечувствительность к ядам. С наркотиками тоже экспериментировал – на случай, если попытаются накачать.
   Опасные это были эксперименты. Вряд ли их выдержал бы кто-то другой. Несколько раз Забродов ощущал непреодолимое желание срочно принять полновесную дозу, доведя пробу до логического конца. Но железная воля зажигала красный свет.
   Пусть думают, что он уже под газом. Потянувшись к чарке, сделал вид, что не смог ее толком ухватить и разлил на траву. Послышался удивленный женский смешок.
   – Ну, мужик, ты даешь, – вытаращился от удивления Алексей. – Пока мы тут готовились к мероприятию, ты уже успел набраться?
   – Кто успел, я?
   – Не я же. Я только начинаю.
   – Может, закуси? – подсела заботливая Вероника. – От тебя, честно сказать, не ожидала.
   Кто угостил? Эти, что лодку разгружали? Уставший, да еще на голодный желудок, так любого развезет.
   – Не надо, не хочу, – Забродов отвел руку с куском мяса. – Только голову на плечо положу, можно?
   – На здоровье, сколько твоей душе угодно.
   – Интимное освещение, будьте добры, – скомандовал в пространство резко повеселевший Воробей. – Насколько я помню, все нормальные языческие праздники заканчивались групповухой.
   – Нам еще по плану хоровод водить, – шепнула Ольга. – Откладывать не стоит, пока на ногах держимся.
   – Иначе порнография выйдет, – кивнул Воробей, наполняя свою и чужие чарки.
   – Какая еще порнография? – Ольга решила, что это камешек в ее огород.
   – Ну, в смысле лажа.

* * *

   Выбор сделан: первой на острове будет она.
   Это ничего, что пока она прилепилась к месту и не хочет отрываться от коллектива. Рано или поздно ей надоест – захочется встать и отойти в сторону.
   Почувствует, что устала от пьяного смеха и пустой болтовни. Захочет тишины, покоя.
   А может, решит окунуться в холодную чистую воду, проплыть вдоль лунной дорожки.
   Она получит даже больше, чем рассчитывает.
   Вечный покой, вечную тишину. Вначале будет сопротивляться, потом поймет, как ей на самом деле хорошо.
   Эти судороги… Когда держишь тело в руках, трудно отличить смертную дрожь от дрожи экстаза. На самом деле смерть ведь связана с наслаждением. Ужас, боль, а потом что-то выделяется в организме, какое-то вещество, приносящее облегчение. И ты тоже получаешь его через ладони. Чувствуешь на ладонях чужой смертный пот – прохладный, благоухающий.
   Но зацикливаться на этом не стоит. Это только часть большой игры, как постель – только часть отношений между мужчиной и женщиной. Ведь есть еще флирт и без него все гораздо скучнее. Точно так же есть флирт между тобой и будущей жертвой. Намек, улыбка, шутка, взгляд глаза в глаза…

* * *

   Отсветы странного малинового пламени дрожали на безносой физиономии идола. Скинув из таза последние куски мяса в другой, полный, Губайдуллин взялся отбивать дробь на донышке пустого таза, фальшивое натужное веселье продолжалось под объективами видеокамер.
   Никогда еще Забродов так не спешил думать, с каждой секундой это требовало все больших усилий – будто он увязал в болоте и с каждым последующим шагом погружался все глубже.
   – По-моему, ты уже наелась. Дай-ка свою лепешку, пробормотал он чужими губами.
   – Я же тебе предлагала поесть.
   – Мяса мне не надо. Дай лепешку свою укусить.
   С этой все в порядке. Как же нужная лепешка оказалась перед ним? Кто их раскладывал и перекладывал? Вроде бы женщины все расставляли, вроде бы они…
   – Пора водить хоровод, – Струмилин выпил самогону, чтобы не попасть в отщепенцы и теперь нетвердо держался на ногах. – Рифат, давай мне миску, я тоже буду колотить.
   Вероника осталась сидеть рядом с Забродовым.
   Все теперь звучало для него слишком громко, даже ее ровное дыхание, не говоря уже о притоптывании, ритмичном стуке, пьяном смехе возле бутафорского зловещего идола.
   Вверху над головой тоже все шумело на разные голоса. То ли в самом деле поднялся ветер, то ли восприятие все больше искажало реальность.
   – Я пью до дна… За тех, кто в море… За тех кого… – тут Струмилин забыл слова песни, которую распевал еще студентом.
   – Какая бо-оль, какая бо-оль! Аргентина – Ямайка: пять – но-оль! – горланил Воробей, не слушая пьяного товарища.
   Другие выглядели потрезвей. Леша Барабанов пытался под предлогом «языческих» плясок облапать Зину, однако грани приличия все же не переступал. Игорь в шутку отбивал поклоны перед идолом, потом встал на голову, скрестив руки на груди, – это требовало определенной координации.
   Диана по-прежнему сидела с отсутствующим видом, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Вот уж кто не боялся попасть в аутсайдеры и не пытался выглядеть своим человеком.
   Она терпела жар костра ради того, чтобы оставаться на самом освещенном месте. Но тени все равно ее пугали. А их было много – коротких и длинных.
   Забродов попытался овладеть мыслями, расползающимися в разные стороны, как жучки-паучки. И вдруг увидел, как Фалько делает знаки из кустов, подзывая его к себе. С ума он, что ли, спятил? Всем же заметно. Или это только кажется?
   – Я сейчас, – предупредил Забродов Веронику.
   Поднявшись, покачнулся. Одернул и аккуратнее заправил в брюки свою черную майку-безрукавку.
   – Далеко? – спросила она тревожно.
   – Здесь рядом. Не бойся, не ушибусь.
   Никакого Фалько в кустах не было. Решив, что режиссер ему просто померещился, Забродов расстегнул штаны, чтобы отлить. И тут услышал снизу и сбоку из кромешной темноты прерывающийся голос:
   – Акимова пропала.
   – Как?
   – Очень просто, нет ее нигде. Мы думали найдется, задерживали вылет, а ее нет. Везде, уже обыскали. Пилоты ругаются, больше не могу вертолет держать.
   – Почему мне не сказал?
   – Отрывать тебя с острова? А вдруг здесь что случится? Вдруг преступник вынырнет из воды и кого-нибудь с собой утянет.
   – – Не болтай чепухи.
   – Какой-то ты не такой. Выпил лишнего?
   – – Кто ее видел последним?
   – Каждый на другого кивает. Это не съемочная группа, а цирк на льду.
   Кто она, Акимова? Преступница? Жертва? После ее отбытия с острова ощущения Забродова не изменились – опасность мерцает где-то совсем рядом, за спиной. Или интуиция на этот раз подвела?
   Он оглянулся, проверить, все ли на месте, и увидел, что хоровод закончился. Костя Воробей о чем-то громко говорил, его похоже никто не слушал.
   – Может, оружие тебе подкинуть? У меня на острове два охранника при сейфе.
   Голос колебался как малиновое пламя костра – то оглушительно громкий, то едва слышный.
   И бледное лицо с темными кругами вместо глаз раскачивалось мерно, как маятник. Темные круги – это очки, заставил себя вспомнить Забродов.
   Любой свет режет Фалько глаза.
   – Вам они тоже нужны. Проследи, чтобы никаких ночных купаний и прочих шалостей в том же стиле. Я возвращаюсь на праздник, у меня свои заботы.

Глава 22

   Забродов будто стоял перед кривым зеркалом и смотрел в искаженное отражение. Костер съежился, голова идола тоже, зато выросли и выпятились ствол сосны с глубокими морщинами на коре, кувшин, накрытый сверху глиняной чаркой. Все на месте? Раз-два.., пять-шесть…
   – Где Зина?
   – Тебе Зины недостает? С одного бока поддувает? – съязвила Вероника.
   Ну что за народ эти бабы: уже приревновала.
   – Куда она подевалась?
   – Да здесь она, рядом. Миски пошла сполоснуть.
   – Я сейчас.
   Наверное, кто-то из операторов отправился следом – не обязательно всем снимать одно и то же.
   А если нет? Бег отнимает столько сил, будто каждый раз выдираешь ногу из вязкой топи.
   Ветка хлестнула по щеке, река испуганно блеснула, будто застигнутая на месте преступления. Первым делом он увидел миску, валявшуюся среди травы. Миска не лежала, а именно валялась, как будто ее отшвырнули в сторону. Или из рук выпала…
   Пройдя еще несколько шагов к реке, Забродов увидел нечто, выступающее из воды. Зинино тело колыхалось у самого берега лицом вниз – большой валун не позволил течению увлечь, утянуть труп. Вода только шевелила разбросанные по поверхности волосы, руки тоже как будто шевелились, но все остальное указывало, что девушка мертва.
   Многое отдал бы Забродов, чтобы это зрелище оказалось просто галлюцинацией, обманом зрения под действием неизвестного снадобья. Нет, все реально, без обмана… Быстро вытащив тело на берег, он перевернул Зину на спину. Задрал майку, стал массировать сердце. Посинения кожи не заметно, значит в легких нет воды и Зина попала в воду уже без сознания.
   Выпуклый лоб, широко открытые глаза. Взгляд кажется еще живым, осмысленным. Но глаза не блестят, как в темноте у живого человека. Продолжая на всякий случай массаж, Забродов пригляделся к шее. На этот раз преступник не пытался ничего скрыть: вот они, следы пальцев. Да и голова как-то странно повернута.
   Шейные позвонки сломаны. Значит нет никакой надежды. Смерть мужчины не противна природе. Настоящий мужчина затем и появляется на свет, чтобы рисковать жизнью во имя чего-то.
   А девушка… Даже женские слезы трудно видеть.
   А тут бездыханное тело, капли речной воды, стекающие одна за другой с переносицы, с выпуклого лба…
   Резко обернувшись, Забродов увидел у себя за спиной Фалько и бородатого оператора с отвисшей челюстью и отключенной видеокамерой.
   – Конец, – беззвучно произнес человечек в джинсовом костюме.
   Спрятав в нагрудный карман темные очки, опустился на колени рядом с Зиной. Взял ее безвольную руку и отпустил, непроизвольно изменив положение, уложив красивее.
   – Пока не поднимай шума, – жестко произнес Илларион.
   – Акимова, ее рук дело.
   В одну секунду вспомнился последний разговор со Светой. Она была в отчаянье, но злости не было ни капли. Разве только злость на собственное невезение. Да и не со злости, не в отместку за что-то убили Зину.
   – Стойте здесь, не возвращайтесь к костру.
   Иначе он обо всем догадается по вашему виду.
   – Кто он?
   – Потом.
   Не желая терять времени, Забродов двинулся к лесной поляне в обход. По прямой до языческого идола метров пятьдесят. В обход побольше. Но человек в черной майке без рукавов уже вытянул себя за шиворот. Недаром он скармливал себе когда-то всякую химию, воспитывая у мозга способность противостоять дурману. Теперь дотянулся, наконец, до нужной кнопки внутри себя, произвел перезапуск.
   С каким наслаждением, наверное, Ладейников играл свою положительную роль. Он слышал, как Забродов интересовался Зиной, видел, как тот направился к берегу. Сейчас преступник сконцентрировался и готов допустить прозорливость инструктора.
   Мало кто мог соперничать с отставным инструктором ГРУ в умении тихо приблизиться к цели. Даже среди бела дня по бетонному взлетному полю Забродов сумел бы подползти незамеченным куда угодно. Что уж говорить о хвойном лесе, о полуночной темноте за пределами освещенного пятачка с игроками.
   Все кроме Ладейникова находились на месте.
   Обиженная Вероника сметала в кучу сосновой веткой бараньи косточки, Ольга расчесывала свои платиновые волосы. Диана подкинула новых сучьев в костер, и старая сухая хвоя затрещала, разом вспыхнув. Костя, смеясь рассказывал анекдот осоловевшему Леше Барабанову. Вадим клевал носом. Рифат по-прежнему постукивал по донышку пустой миски, но уже в замедленном темпе.
   – Птичка полетела, – услышал он шум оторвавшегося от земли вертолета. – Когда-нибудь и нас всех также отправят не солоно хлебавши.
   Всех, кроме одного, самого крутого.
   Съемки уже прекратились. Двое ассистентов убирали с поляны осветительные приборы, операторы, собравшись в кучку, перекуривали.
   Где, черт возьми, Ладейников? Не время взвешивать «за» и «против». Свалить его наземь, связать, а потом уж разбираться. Нет, похоже он уже догадался о твоих намерениях:
   – Илларион, – послышался спокойный голос со стороны берега. – Можно тебя на минуту?
   Забродов пригнулся, готовый к схватке. Но у противника были совсем другие планы.
   – Не напрягайся! У меня тут три человека под прицелом. Потянет тебя на подвиги – первой бабу пристрелю.
   – Не слышу, громче говори, – Забродов шумно потопал вперед, делая вид, что все еще в дурмане.
   – У тебя пять секунд, чтобы показаться мне на глаза.
   – Куда ты делся? Тут Костя такое отмочил.
   Разыгрывать пьяного, обкуренного и уколовшегося Забродов умел в совершенстве, но сейчас уловка не сработала.
   – Тут оператор есть, снимет тебя в лучшем виде. Потом на «Оскара» подадим заявку, на лучшую мужскую роль.
   Сквозь еловые ветки Забродов различил врага. Один короткоствольный автомат Игорь держал в руке, второй висел на ремне, на левом плече. Три человека стояли на коленях – Фалько, бородатый оператор и Света в купальнике, с мокрыми волосами. Именно к ее затылку было приставлено дуло.
   Эх, если б Забродов мог сейчас оказаться на месте одного из этих двух коленопреклоненных мужиков! Даже отсюда, с расстояния в десяток метров, он бы закопал этого подонка, если бы тот не держал палец на спусковом крючке.
   – Возьми, – свободной левой рукой Ладейников бросил наручники. – Защелкнешь или скажешь – не умею?
   Забродов поймал короткую змеистую цепь с двумя стальными браслетами, фирменные наручники, такие ни одна ножовка не возьмет. Разве только автогеном резать.
   Взглядом отслеживал все: ствол автомата, три съежившиеся фигуры, стойку Ладейникова, его указательный палец. Другой, безымянный палец с кольцом. Оно появилось только сейчас – то самое, о котором говорил Женя Куликов. Похоже, у Ладейникова свой ритуал – прежде чем убить, он каждый раз надевает кольцо.
   Черт с ним, с ритуалом. Если бы Света смогла сейчас понять условный знак, смогла бы дернуть голову в сторону одновременно с твоим броском вперед. Но она упрямо смотрит в землю… Не окликать же: Света, смотри сюда.
   – Давай живее. Ты и так мне уже поломал удовольствие.
   Можно не "сомневаться, выстрелит. Зубы ему не заговоришь. Угрозами или обещаниями тоже не проймешь.
   Забродов защелкнул наручники. И в наручниках можно совладать с врагом, пусть бы только палец убрал со спускового крючка.
   Но Игорь неплохо представлял себе способности этого человека, которому перевалило уже за сорок.