Воронин Андрей Николаевич. Высокое напряжение (Инкассатор)

   Встреча была назначена в ресторане гостиницы "Украина". По мнению Бекешина, это была чертова дыра - слишком большая, слишком старая, многолюдная и напрочь лишенная не только шика, но и какого бы то ни было уюта. У Андрея Михайловича, однако, были свои понятия о красоте, уюте и шике, сформировавшиеся, судя по всему, еще в те времена, когда по берегам Москвы-реки прогуливались динозавры. Перевоспитывать его было уже поздно, а спорить, во-первых, не совсем удобно, а во-вторых, попросту лень. В конце концов, встретятся они вовсе не для того, чтобы слиться в гастрономическом экстазе...
   Разумеется, припарковаться возле "Украины" оказалось практически невозможно. "Трах-тарарах, - бормотал Бекешин, высматривая свободный пятачок асфальта в сплошном ряду стоявших у обочины машин, - сколько в этом городе бездомных и голодающих!"
   Он увидел плоский черный багажник, далеко выступавший из ряда припаркованных машин, и узнал его с первого взгляда. Перед гостиницей стоял правительственный "ЗИЛ" образца середины восьмидесятых. Смотреть на номерной знак не было нужды: в Москве осталось не так уж много этих древних монстров, и на одном из них ездил Андрей Михайлович. Бекешин по этому поводу не раз думал, что старик купил эту машину неспроста: в свое время он, по всей видимости, просто не успел дослужиться до персонального лимузина и вот теперь наверстывал упущенное, причем приобрел не какой-нибудь "кадиллак" или "крайслер", а именно "ЗИЛ", по которому сох всю свою сознательную жизнь...
   Андрей Михайлович уже сидел за столиком и даже успел, оказывается, сделать заказ. Бекешин издалека разглядел стоявшие на столе блюда и незаметно поморщился: старик был в своем репертуаре. Столичный салат - две порции, котлеты по-киевски - опять же две порции и, конечно же, графинчик водки. "Черт возьми, - подумал Бекешин. - Опять придется жрать это дерьмо. Как на Седьмое ноября, честное слово... В следующий раз в лепешку расшибусь, а приеду раньше его. Он у меня будет жрать лягушачьи лапки и улыбаться, старый кнур..."
   Заметив его, Андрей Михайлович улыбнулся краешками губ и тут же подчеркнуто посмотрел на часы. Георгий издали развел руками, одновременно отвесив шутовской полупоклон.
   - Виноват, виноват, - нараспев проговорил он, подсаживаясь к столику. Проклятые пробки, по городу положительно невозможно передвигаться... Да пока припарковался... Вы ведь пол-улицы заняли своим бронепоездом, так что не обессудьте. Ммм, какая прелесть! - восторженно воскликнул он, озирая заставленный тарелками стол и плотоядно потирая ладони.
   - Налегай, - с улыбкой сказал Андрей Михайлович, - Твой организм нуждается в усиленном питании. А здесь единственное место в городе, где можно поесть по-человечески.
   Бекешин замаскировал почтительной улыбкой рвотный позыв и наполнил рюмки сначала Андрея Михайловича, потом свою.
   - Пробки, - задумчиво продолжал Андрей Михайлович. - Пробки, загазованность, проблемы с парковкой, бандиты, демократы, люмпены... Ты заметил, что в Москве постепенно становится невозможно жить? Работать, делать деньги - да. А жить невозможно.
   Бекешин вежливо и неопределенно подвигал бровями и разрезал котлету, привычно стараясь уберечь манжеты от брызнувшего из нее масла.
   Андрей Михайлович хлопнул рюмочку водки. Глаза у него замаслились, голос сделался низким и бархатным.
   - Настало время поработать, Жорик, - заявил он. - Тем более что ты, как я понял, хорошо отдохнул и просто рвешься в бой.
   Бекешин снова промолчал, ограничившись неопределенной гримаской и сделав вид, что увлечен салатом. Он был согласен работать на старого упыря, но танцевать вокруг него не собирался, хотя и видел, что его поведение порой коробит Андрея Михайловича.
   - Итак, - продолжал старик, с непринужденной грацией опытного полевого хирурга разделывая котлету, - принципиальная договоренность с нашими зарубежными партнерами достигнута. Осталось лишь доставить им товар. Организацией переброски придется заняться тебе. Ты как-то говорил, что у тебя есть знакомства на таможне...
   Это была чистая правда, но Бекешин не удержался от хулиганской выходки слегка пожал плечами и развел в стороны вилку и нож. Андрей Михайлович задержал вилку с насаженным на нее куском котлеты на полпути к раскрытому рту, строго посмотрел на Бекешина и сказал:
   - Не понял. Что означает сия пантомима?
   - Да ничего не означает, - сделав глоток из фужера с минералкой, легко ответил Бекешин. - Знакомства, знаете ли, знакомствами, но все течет, все изменяется... Не обращайте на меня внимания, Андрей Михайлович. Я сегодня в игривом настроении - после отпуска, надо полагать. Никак не войду в колею. Так что там с нашей медью?
   - Медь возьмешь на складе, - после короткой паузы сказал Андрей Михайлович. - Документы будут готовы через два дня, так что позаботься о транспорте.
   - Простите, - перебил его Бекешин, - почему, собственно, на складе? Планировалось ведь реализовывать старый провод, снятый с линий в ходе реконструкции...
   - Погоди, - сказал старик. - Опять ты за свое! Как маленький, ей-Богу... Давай-ка еще раз - в последний раз! - договоримся о терминах. Давай определимся, чем мы занимаемся. Либо мы делаем деньги, либо проводим, как ты выражаешься, реконструкцию. Меня лично твои ремонты абсолютно не волнуют. Со мной связались заказчики и спросили, могу ли я срочно предоставить в их распоряжение сто тонн медного провода в бухтах. Что я мог им ответить? Разумеется, я ответил, что могу, но что это будет стоить денег - хороших денег, настоящих. Пока твои ремонтники наберут сто тонн отработавшего провода, ты поседеешь, как я, а я и вовсе сыграю в ящик. И потом, у нас покупают не лом цветных металлов, а именно провод - как изделие. В бухтах. В фабричной, так сказать, упаковке. А ты предлагаешь мне подсунуть заказчикам какой-то смотанный вручную утиль. Несолидно, Жорик! Утиль прекрасно полежит у нас на складе, дожидаясь ревизии. Ревизорам-то какая разница - хранится он в бухтах или навалом?
   - Да? - с сомнением переспросил Бекешин. - Ну, я даже не знаю...
   - А тебе и не нужно ничего знать, - возвращаясь к своей котлете, заявил Андрей Михайлович. - Меньше знаешь - лучше спишь. Соглашение уже подписано.
   - Но подождите... Как же так? Сто тонн... Да откуда у нас столько утильного провода? Мы же распродали все запасы!
   - Ну, так уж и все... Скоро придет груз из Сибири, там, насколько мне известно, тонн десять наберется.
   - Но ведь этот груз уже прошел по документации - Ну и что? Его, знаешь ли, похитили местные бандиты. Следствие ведется, шансов на то, что провод найдут, никаких, так что все в ажуре.
   - Не понял, - сказал Бекешин, начиная чувствовать, что выбрал время для отпуска не совсем удачно. - Как похитили? Какие бандиты?
   - Я же говорю - местные, - подливая Бекешину водки, с улыбкой повторил Андрей Михайлович. - Настоящие разбойники. Просто звери какие-то! Представь себе, проникли на подстанцию, застрелили прораба и включили ток как раз в рабочее время, так что работяги наши погорели все до единого. Невелика потеря, конечно. Даже наоборот - тысяч сто мы сэкономим только на их зарплате... Прорабскую со всей документацией сожгли, медь украли и склад сожгли тоже, так что неизвестно, сколько ее там было, этой самой меди... Может быть, как раз сто тонн, а?
   - Да, - согласился Бекешин, вдруг обнаружив, что не слышит собственного голоса, - ловко. Ловко это у вас получается...
   Он хотел было выпить, но рука, сжимавшая рюмку, так дрожала, что ему пришлось отказаться от этой затеи. Вот тебе и романтика таежных просторов, она же песня проводов... Привет, старина Фил. Как тебе живется в загробном мире?
   Это было довольно странное ощущение: как будто проснулся утречком после хорошего секса, взглянул на свою партнершу и увидел, что переспал с... С кем, собственно? С крокодилицей? Да нет, жидковата крокодилица против уважаемого Андрея Михайловича. Пожалуй, не с крокодилицей, а с самой Смертью классической бабулей в черном балахоне, с косой в одной руке и песочными часами в другой. Повернул голову и увидел на соседней подушке оскаленный череп, облепленный редкими пучками мертвых обесцвеченных волос...
   - Ловко, - повторил он.
   - Что-то не так? - подняв голову с идеально уложенной волнистой седой шевелюрой от пиалы со столичным салатом, искренне удивился Андрей Михайлович.
   - Представьте себе, - постепенно приходя в себя после пережитого шока и так же постепенно наливаясь холодной злобой, процедил сквозь зубы Бекешин. Представьте себе... Уж если вы решили втянуть меня в уголовщину, то могли бы, как минимум, предупредить.
   - Во-первых, ты был далеко, - спокойно сказал Андрей Михайлович, - а это не телефонный разговор. А во-вторых, я ведь тебе уже говорил: меньше знаешь лучше спишь, И потом, я ведь тебя предупредил. Вот только что. При первом же личном контакте, заметь. Да перестань ты трястись! Снявши голову, по волосам не плачут. Беспокоиться не о чем. Работал настоящий профессионал, так что все будет в полном порядке.
   - Черт, - сказал Бекешин. Солнечный день прямо на глазах потускнел, и от переполнявшего его еще полчаса назад оптимизма не осталось и следа. Старый упырь мертвой хваткой взял его за глотку. Ах, не стоило, не стоило связываться с ним! И ведь обратного хода, скорее всего, нет. Андрей Михайлович наверняка позаботился об этом, обставив своего младшего партнера со всех сторон ловушками и волчьими ямами.
   "Теперь так будет всегда, - понял Бекешин. - Так или даже еще хуже. Скоро эта тварь начнет посылать меня за пивом, а то и купит мне проездной билет на трамвай - по карманам лазить в часы пик..."
   - Черт бы вас побрал! - перестав сдерживаться, с ненавистью сказал он. Что же вы творите, а? Вы же их всех убили!
   - Это были подонки, - холодно и спокойно ответил Андрей Михайлович. Люмпены, шваль... И потом, убили, к сожалению, не всех. Один уцелел, но это ненадолго. А в тебе я ошибся...
   - Уцелел? - переспросил Бекешин, не обратив внимания на последнюю фразу партнера, в которой содержалось грозное предостережение. - Уцелел?
   - Чистая случайность, - лениво откликнулся Андрей Михайлович. - Можно сказать, чудо. Как-то ухитрился в последний момент спрыгнуть с опоры. С пятидесяти чертовых метров, представляешь? И - хоть бы что.
   Бекешин закрыл глаза. "Ну вот, - подумал он. - И кто мне скажет: радоваться теперь или трястись от страха? Пожалуй, трястись было бы умнее..."
   - Его фамилия Филатов, - без намека на вопросительную интонацию сказал он.
   Андрей Михайлович удивленно поднял брови.
   - Кажется, да. А откуда, собственно?.. Бекешин перебил его.
   - У вас... - он запнулся, помедлил и поправился:
   - У нас. Да, у нас. У нас проблемы, Андрей Михайлович. Большие проблемы.
   Глава 7
   После того как колесо мотоциклетной коляски в третий раз налетело на камень и они едва не перевернулись, Юрий решил, что с него довольно. Он похлопал капитана по плечу и, когда тот сбросил газ и повернул к нему голову, знаком попросил остановить мотоцикл. Капитан скорчил недовольную гримасу, но затормозил, и старенький "Урал", громко треща на холостых оборотах, косо замер на неровной тропе.
   - Ну, что такое? - недовольно спросил капитан. - Мочевой пузырь растрясло?
   Ему приходилось орать, чтобы перекрыть треск мотоциклетного двигателя, и от этого вопрос прозвучал излишне агрессивно.
   - Слезай, камикадзе! - прокричал в ответ Юрий. - Я еще слишком молод, чтобы умирать!
   Недовольно ворча, капитан освободил водительское сиденье, уступив его Юрию. Он даже не спорил, признав, по всей видимости, в странном работяге равноправного партнера, если не старшего.
   Юрий оседлал треугольное сиденье и немного поиграл с ручками и педалью переключения передач, осваиваясь с основательно подзабытыми органами управления. Древний тарахтящий мотоцикл одышливо взревывал, когда Юрий поворачивал ручку газа, и трясся крупной дрожью, словно собираясь развалиться на куски.
   - Ну и рухлядь, - сердито сказал Юрий. - Держись, генерал!
   Капитан, который наблюдал за его манипуляциями с органами управления не без некоторого беспокойства, крепко вцепился обеими руками в полукруглую ручку позади водительского сиденья.
   - Э, нет, - сказал ему Юрий. - За меня, за меня хватайся!
   Капитан послушно обхватил его поперек туловища, как девица, которую вывезли покататься. Юрий выжал сцепление, ногой включил передачу и дал полный газ.
   Старый "Урал", о возрасте которого красноречиво свидетельствовала его давно отмененная высочайшим указом желто-голубая окраска, дико взревел и оленем прыгнул с места. Юрию почудилось, что он слышит, как хрустят его ребра, - хватка у капитана была вовсе не девичья, а скорее медвежья.
   Дорога была отвратная - не дорога, а просто протоптанная неизвестно Кем тропа, совершенно не приспособленная для езды. Это было почище любой кроссовой трассы, и Юрию пришлось целиком сосредоточиться на управлении норовистым механизмом, который, казалось, хотел только одного - забуриться в какие-нибудь кусты и тихо отдать Богу свою железную душу. Капитан сидел позади, не издавая ни единого звука, - похоже, у него просто перехватило дыхание - и только еще крепче стискивал бока Юрия на особо крутых виражах. Только один раз он коротко, явно непроизвольно вякнул, когда, преодолев очередной крутой подъем, мотоцикл вдруг на мгновение воспарил над тропой, на полной скорости сиганув с не замеченного Юрием трамплина, и грузно приземлился на каменистую неровную почву всеми тремя колесами.
   Потом тропа нырнула в узкую щель между двумя скальными выступами. Было совершенно очевидно, что мотоцикл не пролезет здесь даже боком, и Юрий с некоторым сожалением заглушил двигатель. Позади раздался ничем не замаскированный стон облегчения. Капитан слез с пассажирского сиденья, на полусогнутых ногах отошел в сторонку и несколько раз присел, почему-то держась обеими руками за промежность.
   - Сволочь, - с трудом выговорил он. - Террорист хренов, убийца... Это я, по-твоему, камикадзе? Отбил мне все на свете... Что я теперь жене скажу?
   Лицо у него было довольно приятного, но немного неестественно зеленоватого оттенка, и Юрий с некоторым смущением понял, что все-таки увлекся.
   - Ну-ну, - сказал он. - Что случилось-то? Неужто сдрейфил, рыцарь революции?
   - Сдрейфил, - ядовито передразнил капитан. - Да тебя за одно это сажать можно! Злонамеренная порча казенного имущества плюс покушение на здоровье и жизнь офицера милиции при исполнении им служебных обязанностей. У, вражина!.. Черт меня дернул пустить тебя за руль!
   - Сделанного не вернешь, - утешил его Юрий. - Зато доехали быстро. И, заметь, все целы - и ты, и я, и мотоцикл. Не то что ты - все камни на дороге пересчитал...
   - Конечно, - с опаской отнимая руки от промежности, язвительно проворчал капитан. - Ты камни не пересчитывал. Действовал по старому шоферскому принципу: выше скорость - меньше ям...
   - ..Больше дела слесарям, - закончил за него Юрий. - Ну, ты закончил щупать свое хозяйство? Все на месте, можно идти?
   - Вроде на месте, - проворчал капитан, бросив невольный взгляд на ширинку своих форменных брюк. - Но твоей заслуги в этом нет. Пошли.
   Он зачем-то вынул из кобуры пистолет и первым шагнул в каменную щель. Юрий заметил, что капитан даже не снял оружие с предохранителя, но не стал лезть к нему со своими советами: в конце концов, ему виднее. Он прожил бок о бок с неуловимым Васькой всю жизнь и, надо полагать, лучше знает, как с ним справиться. Возможно, достаточно будет просто показать пистолет этому пьяному гамадрилу, чтобы он пришел в чувство. По словам капитана, он лично отнимал у Васьки его печально известный охотничий нож не менее пяти раз, так что опыт обращения с этим придурком у него, надо думать, имеется...
   Двигаясь между двумя замшелыми стенами шершавого серого камня, Юрий испытал короткий, длительностью никак не более полутора секунд, приступ искреннего изумления: "А что это я тут делаю? Как это все опять вышло, что вместо того, чтобы жить по-человечески, я снова принимаю участие в охоте на человека? Видно, прав был покойный капитан Разгонов из отдела по борьбе с организованной преступностью: бывают люди, созданные специально для такой охоты, и я один из них..."
   - А лихо ты мотоцикл водишь, - вдруг сказал капитан, не оборачиваясь к Юрию. - Профессионально. Мотокроссом, что ли, занимался?
   - Чем я только не занимался, - уклончиво ответил Юрий.
   Ему некстати вспомнилось, как однажды во время учений их взвод выбросили в очень похожем месте - в тайге, в пятидесяти километрах от ближайшего жилья. Задача была проста и почти невыполнима: к утру вернуться на базу в полном составе. Они справились с задачей, конфисковав у проезжего аборигена его горбатый "Запорожец" и погрузившись в несчастную букашку всем взводом - в салон, на капот, на крышу... Машину потом отогнали владельцу, а исполняющий обязанности командира взвода курсант Филатов получил первые в своей жизни десять суток гауптвахты.
   Скалы расступились, и тропа вывела их на дно глубокого, с пологими лесистыми склонами, широкого распадка. Судя по обугленным стволам, там и сям торчавшим из молодой непролазной поросли, как угрожающе воздетые черные корявые пальцы, это как раз и была Горелая падь. Юрий огляделся и заметил примерно в полукилометре от себя крытую серым от времени и непогоды тесом двускатную крышу.
   - Вон она, заимка, - подтвердил его догадку капитан. - Ты того.., поосторожнее. У этого архаровца может быть оружие. Вряд ли он тут, в лесу, без карабина сидит.
   Юрий кивнул и вслед за своим спутником сошел с тропы.
   Двигаться лесом было тяжело: много лет назад упавшие на землю горелые стволы густо поросли молодой зеленью, все это спуталось в совершенно непролазную кашу, которая трещала, шелестела, звенела от комарья, цеплялась за одежду и волосы и ни в какую не желала пропускать их вперед. Юрий подумал, что такое скрытное передвижение хуже парадного марша в сопровождении полкового оркестра, но оставил свое мнение при себе: у него было предчувствие, что все это не имеет никакого значения, поскольку нужно быть круглым идиотом, чтобы после очередного убийства отсиживаться в норе, про которую всем известно. Впрочем, судя по стилю поведения, двоюродный брат Татьянки как раз и был круглым идиотом, так что Юрий не брался судить, что в данной ситуации верно, а что ошибочно. Может быть, Васька спьяну решит, что через кусты ломится какой-нибудь лось или, скажем, очень большой и очень наглый заяц...
   Небольшая поляна, на которой стояла заимка, открылась перед ними как-то вдруг, совершенно неожиданно для Юрия. Он посмотрел на капитана и по его довольному виду понял, что тот до самого конца был не вполне уверен в том, что сможет выйти точно к заимке. Следопыт, подумал Юрий с иронией, Соколиный Глаз пополам с Большим Змеем...
   Заимка была старая, сложенная из толстенного почерневшего кругляка, с одного угла тронутого давним пожаром. Над сколоченной из толстых, вытесанных вручную плах дверью торчал на источенных жучками столбах покосившийся дырявый навес, под которым Юрий разглядел полуразвалившиеся древние санки и еще какую-то серую рухлядь. Переглянувшись с капитаном, он, пригнувшись, двинулся в обход строения, чтобы блокировать окна, если таковые здесь имелись.
   Окно было только одно, и пролезть в него мог бы разве что десятилетний ребенок, да и то не слишком упитанный. Бросив один-единственный взгляд на эту несерьезную щель в бревенчатой стене, Юрий осторожно двинулся назад, но тут со стороны двери послышались гнилой треск, какой-то грохот и выкрик мента:
   - Не двигаться! Буду стрелять!
   "С предохранителя сними, герой", - подумал Юрий и, больше не прячась, метнулся за угол.
   Впрочем, торопился он напрасно. Капитан стоял в дверях, загораживая проход своей сутулой спиной, и занимался тем, что заталкивал пистолет в кобуру. "Конечно, - подумал Юрий, аккуратно отодвигая капитана в сторонку, - станет он тебя дожидаться..."
   Он ошибся. Васька - если лежавший на грубо отесанных плахах пола человек был Васькой - был явно не против подождать хоть неделю, хоть год, хоть сто лет. Он лежал, широко раскинув руки и ноги, рядом с опрокинутой скамейкой. В правой руке у него был крепко зажат старенький, обшарпанный до сизого железа тульский наган, широко открытые глаза невидящим взглядом смотрели в низкий темный потолок, а в виске чернела аккуратная дыра с припухшими краями, из которой на пол натекла изрядная лужа уже начавшей сворачиваться крови.
   - Т-твою мать, - выдавил из себя капитан. - Допился, сукин сын.
   - Васька? - спросил Юрий.
   - Васька, Васька... Вот ведь сволочь! Наколбасил, набедокурил, запутался, увяз в собственном дерьме по самое "не балуйся" - и вот, видишь, какой выход нашел... И умудрился же где-то наган достать! Чего Татьянке-то скажем?
   - Да, - проворчал Юрий, - это теперь самое главное. Преступник застрелился, медь исчезла без следа, дело можно закрывать. Черт с ней, с медью, Россия не обеднеет...
   Капитан покосился на него подозрительно и с прежней неприязнью.
   - А что тебе не нравится? - спросил он. Юрий и сам не знал, что именно ему не нравится. Он прошелся вокруг трупа, стараясь не наступать в кровавую лужу, присел, зачем-то прикоснулся к холодноватой, уже начавшей коченеть руке, снова выпрямился и пожал плечами.
   - Черт его знает, - сказал он. - Как-то странно... Из всего, что я слышал о вашем Ваське, как-то трудно заключить, что у него была выраженная тяга к самоубийству. Если такой человек застрелился, значит, жить ему стало невмоготу. Думаешь, это он от угрызений совести?
   - Ты хочешь сказать, что его заставили? - с сомнением спросил капитан.
   - Не знаю, - сказал Юрий. - Ох, не знаю... Только я этих трупов в своей жизни навидался столько, что тебе и в страшном сне не привидится. Даже если этот парень застрелился сразу после того, как пырнул Петровича ножом, он должен быть еще теплым. А он уже твердый как доска, да и кровь почти свернулась. Он лежит здесь не меньше четырех-пяти часов, капитан. Не мог же он зарезать моего бригадира с простреленной башкой, а потом вернуться сюда и тихонько лечь на место!
   - Тоже мне, эксперт-криминалист выискался, - проворчал капитан, но на его лошадиной физиономии явственно проступила тень сомнения. - Звучит красиво, но ты ведь можешь и ошибаться.
   - Могу, конечно, - согласился Юрий. - Только. - Он замолчал, пытаясь понять, что именно не дает ему покоя. Что-то, несомненно, было, и лежало это что-то прямо на поверхности, но упорно не давалось в руки, ускользая, как кусок мокрого мыла. Он начал шаг за шагом восстанавливать в памяти весь сегодняшний день. Сначала он караулил капитана у здания милиции, потом ругался с ним, потом ему встретилась Татьянка, сообщившая, что Васька вернулся в поселок и грозился убить их с Петровичем...
   "Стоп, - сказал он себе. - Вот оно. Татьянка. У Татьянки на щеке был синяк, поставленный разлютовавшимся Васькой. Юрий даже закрыл глаза, стараясь припомнить все поточнее. Ну, так и есть! Синяк был на правой щеке, как будто Васька нарочно бил с левой, чтобы получилось понеожиданнее..."
   - Слушай, - обратился он к капитану, - а ты не помнишь, Васька, случайно, не был левшой?
   - А чего тут помнить? - пожал плечами капитан. - Конечно, был. Все хвастался по пьяному делу: моя, мол, левая всех ваших правых стоит... И то правда, удар у него был, как у хорошего кузнеца, быка мог свалить...
   Он вдруг замер с открытым ртом и медленно повернул голову в сторону трупа.
   - Вот-вот, - сказал Юрий. - Что это ему приспичило в такой момент оригинальничать?
   - Н-ну, - неуверенно протянул капитан, - не знаю, не знаю... Какая, по сути, разница: стрелять себе в башку с правой руки или с левой? Когда приспичит, особенно разбираться не станешь... Тут уж все едино - что левая, что правая, что средняя.
   Юрий насмешливо покивал.
   - Достань-ка свою пушку из кобуры левой рукой, - предложил он. - Можно, но неудобно, правда? А если бы не было кобуры, ты бы засунул ствол в карман - в правый карман, потому что привык работать правой. Или за пояс бы засунул, но, опять же, так, чтобы было удобно достать его оттуда именно правой рукой. Да черт с ней, с рукой! Ты на рану посмотри. Следов пороха вокруг нет, ожога тоже нет - чистенькое отверстие, причем только входное. Выходного нет, пуля засела в голове. Значит, стреляли не в упор, а с весьма приличного расстояния, а наган ему в руку вложили в расчете на то, что никто не станет особенно напрягаться, расследуя смерть этого отморозка. Баба с воза - коню легче. Вот и выходит, что Васька твой - просто подстава, чтобы глаза тебе запорошить.
   - Что-то ты слишком хорошо во всем этом разбираешься, - сказал капитан. Слишком хорошо для простого работяги, я хотел сказать.
   - А я начитанный, - рассеянно ответил Юрий, снова садясь на корточки и осторожно высвобождая наган из мертвой ладони. - Детективы в детстве любил, вот и нахватался...
   - А ты не читал в своих детективах, что вещдоки руками лапать нельзя? ядовито осведомился капитан, наблюдая за тем, как Юрий вертит в руках наган.
   - Это там, где ожидается прибытие следственной группы и экспертов, возразил Юрий. - А сюда, насколько я понял, никто, кроме нас, не прибудет.