Воронин Андрей Николаевич. Высокое напряжение (Инкассатор)

   - В четком осознании своего места, - без запинки ответил Бекешин. - Или, если это звучит для тебя обидно, можно сказать иначе: в осознании и неукоснительном соблюдении границ своей юрисдикции.
   - Лихо завернуто, - признал Юрий. - Действительно, так звучит лучше. Даже лестно, хотя суть, насколько я понимаю, не меняется.
   Бекешин хрюкнул.
   - Голова, - сказал он. - Все-то ты понимаешь... Но дело в том, что предмет этого делового разговора напрямую касается тебя - не тебя лично, а тебя как моего телохранителя.
   - Даже так? - удивился Юрий. - Ну-ка, ну-ка...
   - Нынче сезон охоты, - с замогильным подвыванием начал декламировать Бекешин, - вот для уродов случай круглые сутки всюду сыпать свинцовый град...
   - Пуля попала в небо, - подхватил Юрий, - пуля ранила тучу, и туча плачет от боли восьмые сутки подряд.
   - Смотри-ка, - оживился Бекешин, - помнишь!
   - Еще бы, - сказал Юрий. - Когда тебя комиссовали, я, помнится, подумал: ну и правильно. Теперь наш Гошка настоящим поэтом станет, а то еще шлепнут в Афгане, как какого-нибудь Лермонтова...
   - Лермонтова убили на дуэли, - напомнил Бекешин.
   - Да какая разница, - ответил Юрий, - все равно ведь убили. Не просто офицера - поэта...
   - Ну, я, положим, не Лермонтов, - смущенно сказал Бекешин, - и убили меня не пулей, а пачкой баксов... Поэта убили, а остальное ничего - живет и процветает. А как там дальше было, помнишь?
   - Представь себе, - ответил Юрий. - Так, кажется... Какой-то пьяный подонок вышел из душной палатки и выпалил из винтовки в глаз вечерней звезде. Пуля звезду миновала и Богу попала в пятку, и плюнул Господь в досаде, и мир утонул в воде. То есть, виноват, - в дожде... Дальше забыл, - сказал он, помолчав.
   - Я тоже, - признался Бекешин, - Помню, что дело было в лагерях, когда дождик две недели лил практически без перерыва. Отсырело все к чертовой матери...
   - Да, - сказал Юрий. - А какое отношение все это имеет к твоему деловому обеду?
   - Самое прямое, - ответил Бекешин. - Мне сообщили, что охотничий сезон открылся раньше срока, и посоветовали посмотреться в зеркало. Я посмотрелся, и знаешь, что я там увидел? Фанерного оленя с мишенью на боку.
   - Ничего, Гошка, - беспечно сказал Филатов, - бывает. Ты да я, да мы с тобой... Ты что, испугался?
   - Ты не понимаешь, - сказал Бекешин. - Это профессионал. Он охотится за мной, но пришел он ко мне по твоему следу - из самой, мать ее, Сибири... И он не успокоится, пока... Ну, сам понимаешь.
   - Да, - медленно сказал Юрий, - понимаю. Что и было стопроцентным враньем, поскольку он опять перестал понимать что бы то ни было.
   ***
   Прошло две недели, на протяжении которых август как-то незаметно закончился и плавно перетек в сентябрь. Целиком погруженный в размышления и повседневные мелкие заботы, Юрий наверняка проморгал бы это событие, если бы однажды утром, везя Бекешина в его офис, не обратил внимание на то, что в городе полно нарядных ребятишек, несущих в охапках пестрые букеты. Почти все машины двигались по городу с включенными фарами, и он тоже врубил ближний свет и мысленно обозвал себя ослом: надо же было до такой степени забыть, на каком свете живешь...
   С другой стороны, забыть обо всем было несложно. Он круглые сутки мотался по всему городу, сопровождая Бекешина в его деловых поездках и даже кутежах, так что по вечерам снопом валился на диван, не помышляя ни о чем, кроме нескольких часов сна. Светская жизнь оказалась чертовски утомительной штукой, тем более что Юрию приходилось все время быть настороже, высматривая, не блеснет ли откуда-нибудь из-за угла вороненое дуло и не мелькнет ли из рукава проходящего мимо их столика подгулявшего завсегдатая ночного клуба остро отточенное лезвие ножа. Каждое утро и вообще всякий раз, когда ему доводилось хотя бы ненадолго отлучаться от бекешинской машины, Юрий тщательно осматривал двигатель и днище в поисках неприятных сюрпризов. Бекешин все время напоминал ему об этом, да Юрий и сам никогда не забывал сунуться под капот, прежде чем повернуть ключ зажигания.
   Дважды его поиски увенчались успехом. Один раз это оказалась ручная граната, укрепленная под днищем точнехонько в том месте, над которым обычно располагалась драгоценная задница уважаемого Георгия Яновича Бекешина. Какой-то умник прихватил гранату к выхлопной трубе с помощью обыкновенного скотча, а чеку с предварительно отогнутыми усиками без затей соединил с чугунной решеткой ливневой канализации куском тонкой стальной проволоки. Получилась примитивная мина-растяжка, которую Юрий обнаружил, даже не заглядывая под днище: его внимание привлекла весело блестевшая на утреннем солнце проволочка, которая предательски тянулась из-под заднего бампера машины к занесенной первыми в этом году желтыми листьями решетке.
   Во второй раз диверсант действовал гораздо тоньше, и Бекешина, а заодно и его телохранителя, спасло только неизменно серьезное отношение Юрия к своим обязанностям. Ночью кто-то виртуозно вскрыл капот "мерседеса", ухитрившись не только не оставить следов взлома, но даже не потревожить патентованную сигнализацию, и подготовил фейерверк, практически не потратившись на материалы. На сей раз этот артист обошелся двумя кусками изолированного провода, которые присоединил одним концом к распределительной катушке зажигания, а другим протолкнул в бензобак. Юрию пришлось потратить никак не меньше трех минут, чтобы объяснить Бекешину, чем чреваты такие усовершенствования в конструкции автомобиля. В конце концов Бекешин понял, но не поверил, и тогда Юрий вынул из бардачка припасенную для вечно страдающего похмельем Бекешина бутылку пива, откупорил и вылил ее содержимое на асфальт под возмущенные вопли своего босса. После этого он нацедил в бутылку немного бензина, опустил туда провода, все еще присоединенные к распределителю, отнес бутылку подальше от машины и повернул ключ. Из бутылки выплеснулся фонтан жидкого дымного пламени, потом закопченное стекло треснуло с отчетливым хрустом, и по асфальту растеклась чадно полыхающая лужа. "Ого, - ошарашенно сказал Бекешин и, подумав, добавил:
   - Бля..."
   Потом набежала дворничиха с метлой наперевес и сразу же принялась хрипло орать. Чтобы замять инцидент, Бекешину пришлось раскошелиться на двадцать долларов - более мелких купюр в его бумажнике не нашлось. Когда продолжающая клокотать и булькать дворничиха удалилась, шаркая по асфальту обутыми в мужские растоптанные кроссовки плоскостопыми ножищами, Бекешин снова полез в бумажник, выгреб из него все, что там было, - тысячи полторы баксов, на глаз прикинул Юрий, - и с уморительно серьезным выражением на бледной осунувшейся физиономии протянул деньги Юрию. Позади него, догорая, дымилась бензиновая лужа, в дыму косо торчали закопченные до полной непрозрачности осколки рассеявшейся наискосок пивной бутылки. Ветра не было, но зажатый у Бекешина в руке веер стодолларовых бумажек мелко подрагивал. "Пошел ты знаешь куда? наплевав на субординацию, сказал своему боссу Юрий. - И деньги свои туда же засунь, Рокфеллер хренов... Ты мне платишь вполне достаточно, так что уймись, а то на девочек не хватит".
   Вполне достаточно - это было мягко сказано. Бекешин выплачивал своим служащим зарплату на западный манер - раз в неделю, в заклеенных конвертиках из белоснежной мелованной бумаги. На каждом конвертике были напечатаны фамилия, имя и отчество сотрудника. Сумма на конвертиках проставлена не была, так же как и название валюты, в которой производились выплаты, - Бекешин платил долларами далеко не всем и делал все от него зависящее, чтобы его подчиненные не изводились от зависти, считая чужие деньги. Конверты разносила личная секретарша Бекешина Леночка, которая практически сразу после появления Юрия в офисе принялась активно строить ему глазки и взяла за правило, проходя мимо кресла, в котором он сидел, словно бы невзначай касаться его плеча своим упругим бедром.
   Впервые вскрыв конверт со своей фамилией, Юрий испытал легкий шок. "Это за месяц?" - ошарашенно спросил он у Леночки. "Да что вы, Юрий Алексеевич, поспешила успокоить его секретарша, - за неделю! А что, мало? Мне казалось, что вы с шефом в хороших отношениях. Что же это он?.." "Ничего, ничего, пробормотал Юрий, на всякий случай пересчитывая в конверте бумажки. - Все нормально, я просто хотел уточнить..." Бумажки были по пятьдесят долларов, и Юрий насчитал их ровно десять штук. Не нужно было быть Лобачевским, чтобы подсчитать, что в месяц это составит две тысячи.
   После этого только и оставалось, что пригласить Леночку на ужин. Бекешин отнесся к этому вполне снисходительно и без лишних слов отпустил Юрия до утра. Они отправились в ресторан, но вместо ресторана оказались почему-то у Леночки на квартире. Было темно, тепло и уютно, горели свечи, отражаясь, как водится, в хрустале, музыкальный центр в углу мурлыкал что-то хриплое и страстное, подмигивая сам себе цветными огоньками, ледяное шампанское пенилось, как положено, а Леночкины духи пахли чем-то сладким и одновременно горьковатым. Все было как у людей, не лучше и не хуже, только, на вкус Юрия, события развивались немного чересчур быстро. С некоторым удивлением он обнаружил, что ничего не имеет против этой быстроты: в последний раз он встречался с женщиной Бог знает когда. "Безобразие, - подумал он, когда Леночка, отставив бокал, придвинулась вплотную и положила голову к нему на плечо. - Черт знает что такое! Жизнь-то проходит, потом ведь и вспомнить будет нечего, одни рыла разбитые да пальба во все, что движется..."
   Он махнул рукой на правила игры, которых все равно не знал, и пошел в атаку. Крепость, как и следовало ожидать, сдалась без боя, а когда атакующая сторона торжественным маршем вошла в распахнутые ворота, внутри крепости вдруг взорвались пороховые склады. "Ого, - подумал Юрий. Ого-го..."
   Потом они нагишом сидели на постели и опять пили шампанское. В этой квартире была чертова прорва шампанского - так, во всяком случае, показалось Юрию. При свечах и без одежды Леночка была особенно красива, и он понял, что шампанское - это пустая трата времени. "Погодите, Юрий Алексеевич, - смеясь и задыхаясь, сказала Леночка, когда он опрокинул ее навзничь. - Разве вам не нужно отдохнуть?" "Сумасшедшая, - ответил он, - какой я тебе теперь Юрий Алексеевич?" И она молча признала его правоту, и была мягкой и податливой, а потом горячей, твердой и упругой, и восхитительно стонала, закрыв красивые глаза, а когда пришла пора, коротко, хрипло закричала и даже укусила Юрия за плечо - чуть-чуть, совсем небольно. Потом свечи догорели, захлебнувшись в растопленном стеарине, и секретарша Бекешина продолжала стонать и вскрикивать в полной темноте.
   Был момент, когда Юрий подумал, что этого, пожалуй, хватит, что пора бы остановиться и поспать хоть немного до наступления утра, но организм с ним не согласился, и Юрий уступил: в конце концов, это было такое дело, где организму виднее, хватит или не хватит. Потом из-за соседней крыши выглянула луна, в комнате посветлело, поголубело, и он снова увидел, как красива лежащая рядом с ним женщина, и, когда он в конце концов обессиленно упал на спину, не чувствуя собственного тела и содрогаясь с головы до ног от бешеных ударов пульса, Леночка невнятно и жалобно пробормотала сквозь спутанную завесу упавших на лицо волос: "Ой, мамочка... Только не надо трогать меня руками, а то я взорвусь..." Юрий не стал трогать ее руками, поскольку ни рук, ни ног у него сейчас не было, и через какое-то время она прижалась к нему горячим шелковистым телом, и они все-таки успели поспать часа три или три с половиной.
   Утром она показалась Юрию сильно постаревшей, но он списал это на счет усталости - в конце концов, сам он выглядел немногим лучше. А днем Бекешин, слегка понизив голос, доверительно предупредил его:
   "Ты смотри, Юрка. Бабе двадцать восемь лет, а мужа нет и не предвидится. Держи ухо востро, десантник, а то в такую засаду угодишь, что никакими вертолетами тебя оттуда не вытащат". Юрий послал его подальше, но Бекешин не обиделся, а просто вынул из кармана и подарил Юрию упаковку презервативов точнее, просто затолкал ее в нагрудный кармашек пиджака и для верности похлопал по кармашку ладонью. Немного позже он заставил Юрия остановить машину у ювелирного магазина, практически силой затащил его вовнутрь и помог выбрать подарок для Леночки - неземной красоты браслет со сложным неуловимым рисунком и хитроумной застежкой. Хозяин магазинчика, он же продавец и он же, насколько понял Юрий, мастер-ювелир, похвалил их выбор и назвал сумму, от которой у Юрия глаза полезли на лоб. "Конечно, - ехидно сказал ему Бекешин, - шампанское при свечах лакать приятнее. Не имей привычки делать долги. Фил. Это прямая дорога к долговой яме. Ты меня понимаешь?" Юрий сказал, что понимает, расплатился с ювелиром, забрал покупку и вышел, но в машине все-таки спросил у Бекешина: что же он, Бекешин, всерьез полагает, что все женщины спят с мужчинами исключительно из соображений личной материальной выгоды? "А ты проверь, ответил на это умудренный жизнью Бекешин. - Преподнеси браслетик и проверь. Если она оскорбится - что, мол, я тебе, проститутка? - клянусь, я прямо при всех съем собственный галстук".
   И конечно же, есть галстук ему не пришлось. Леночка была в восторге просто в восторге, без тени смущения или колебания. "Это нормально, старик, сказал Юрию Бекешин по этому поводу. - Неужели ты этого не знал? Вот чудак... Да чем ты недоволен-то? Браслет ты купил? Купил! Не для себя же ты его покупал, в самом-то деле! Подарок у тебя взяли? Спасибо сказали? Ну, вот видишь! Живи и радуйся! У тебя впереди множество дивных ночей, только избегай разговоров о любви и не забывай про мой подарок". Он сделал ударение на слове "мой" и снова похлопал Юрия по нагрудному карману пиджака.
   Для разнообразия Юрий попробовал последовать его совету и обнаружил, что Бекешин был прав. Он окончательно убедился в этом уже к концу своей третьей встречи с Леночкой. Одновременно он вынужден был признать, что, если бы не предупреждение Бекешина, сам он наверняка не заметил бы хитроумно расставленных ловушек, которые, как выяснилось, поджидали его на каждом шагу. Юрий не имел никаких принципиальных возражений против законного брака, но ему почему-то казалось, что это делается не так. Оставалось лишь согласиться с Бекешиным, который как-то сказал, что они с Юрием составляют идеальную пару; Юрий спас Бекешину жизнь, а Бекешин помог своему телохранителю сохранить свободу. Правда, свобода эта была довольно относительной, поскольку расстаться с Леночкой оказалось трудно.
   - Чудак, - сказал Юрию Бекешин, с силой откидываясь на спинку сиденья и закуривая очередную сигарету. Они ехали на одну из бекешинских стройплощадок, где возникли какие-то проблемы с возводимым жилым домом. Бекешин считал, что проблема там только одна - вороватый прораб, и ехал на объект, чтобы, по его собственному выражению, "(выбить из стервеца все дерьмо". - Чудак, - повторил он, с самым благодушным видом выпуская густую струю дыма в потолок, - чего ты дергаешься? Откуда эта склонность превращать собственную жизнь в какую-то мелодраму? Ты что, смотришь все эти сериалы, которые пачками продают нам латиносы? Что за детский сад? Кто тебе сказал, что ты должен что-то менять? Все или ничего... Да чепуха это! Мало ли, что ей замуж хочется... Мне вот, например, хочется не работать и деньги иметь, так я же не пристаю с этим ко всем подряд! Да и она, насколько я понимаю, тоже не полная дура и держит свои желания при себе. Разве она тебе сказала, чтобы ты либо женился, либо убирался ко всем чертям?
   - По-моему, это и так ясно, - сказал Юрий.
   - А по-моему, ты идиот. Чего тебе еще надо? Ты очень неплохо устроился. Баба в самом соку, неглупая, красивая, горячая, с фигуркой и без материальных проблем. Скандалов она тебе не устраивает, надоесть еще не успела... А надоест - поцелуешь ей ручку, красиво простишься и найдешь себе другую. Проще надо быть, старик, естественнее. Ближе к природе, я бы сказал.
   - Угу, - глядя на полыхавший тревожным красным огнем светофор, сказал Юрий. - Хорошо быть кисою, хорошо собакою: где хочу, полисам, где хочу, покакаю... Так, что ли?
   - Приблизительно, - ответил Бекешин.
   Он хотел добавить что-то еще, но тут красный сигнал на светофоре сменился желтым, и в то же мгновение откуда-то сзади вывернулся старый универсал неприятного грязно-серого цвета - кажется, это был "рено-невада", - вклинился в узкий промежуток между "мерседесом" и стоявшей справа "девяткой", чиркнув своим бампером по заднему крылу бекешинской машины, и Юрий увидел опущенное до самого низа стекло со стороны водителя и торчащий из оконного проема ствол пистолета.
   Юрий успел рвануть на себя Бекешина, без церемоний схватив его за воротник пиджака, и с места дал полный газ. В течение нескольких бесконечно долгих секунд "мерседес" и "рено" двигались бок о бок, и все это время водитель "невады" почти в упор расстреливал машину Бекешина из пистолета. Со звоном вылетело боковое стекло, что-то оцарапало Юрию лоб - то ли осколок стекла, то ли пуля, - и что-то раз за разом с тупым металлическим стуком ударяло в правую переднюю дверцу и крыло машины, а потом и окно со стороны Юрия, жалобно дзынькнув, веером осколков вылетело наружу. Бекешин лежал на боку, оскалив стиснутые зубы, вздрагивал от выстрелов и смотрел на Юрия безумно округлившимися глазами. Когда Юрий попытался столкнуть "рено" с дороги, протаранив его передним крылом, он зажмурился и издал сдавленное мычание.
   Наконец у водителя "невады" кончились патроны, но последним выстрелом он ухитрился пробить переднее колесо "мерседеса". Машину потащило в сторону, Юрий ударил по тормозам, изо всех сил борясь с боковым заносом, тяжелый "мерседес" развернуло поперек дороги, он замер, и быстро шедшая сзади машина с отвратительным хрустом и скрежетом вломилась ему в багажник.
   Юрий выскочил на дорогу, схватился за пистолет, во тут же бессильно уронил руку вдоль тела и всухую сплюнул под ноги: серая "невада" была уже далеко и с каждой секундой уходила все дальше. Когда запыленная серая крыша окончательно исчезла вдали, затерявшись в пестром потоке автомобилей, Юрий повернулся к "мерседесу", чтобы посмотреть, как там Бекешин.
   Бекешин был в полном порядке, если не считать синеватой бледности, оцарапанной щеки и блестевших в растрепанных волосах мелких осколков стекла. Когда Юрий повернулся к нему, он как раз выбирался из машины, с заметным трудом открыв смятую, исклеванную пулями дверцу. Вокруг быстро собиралась толпа.
   - Ну что, босс, - сказал ему Юрий, - шкурку тебе не попортили?
   - Твоими молитвами, - криво улыбнувшись, ответил Бекешин. Глаза у него были совершенно белые, как у вареного карпа, сиреневые губы на сером лице прыгали, голос срывался, а что касается рук, то их он предусмотрительно засунул в карманы пиджака. Крупный осколок стекла вдруг соскользнул с его плеча и со звоном упал на асфальт. Бекешин вздрогнул. - Вот сволочь, - сказал он с ненавистью. - Вот тварь... Он же нас обоих чуть не завалил!
   - "Чуть" не считается, - сказал ему Юрий, обходя машину кругом, чтобы взглянуть на правый борт. На багажник смотреть не стоило - с ним и так все было ясно. - Фуфлыжник какой-то, - сообщил он Бекешину, разглядывая пулевые отверстия в блестящем черном металле. Отверстий было пять - два в дверце и три в переднем крыле. - Ведь в упор стрелял. Мог бы, кажется, и попасть... Хотя ему ведь еще и машину надо было вести...
   - Ты что, недоволен точностью стрельбы? - буркнул Бекешин. - Всю машину изуродовал, сучий потрох. Да отстань ты!" - вызверился он на водителя протаранившего багажник его машины "Москвича", который топтался вокруг них, сердито бубня что-то о помятом бампере, треснувшей решетке радиатора и разбитой фаре. - Дистанцию надо было держать! На, - он ткнул прямо в грудь оторопевшему мужичонке горсть скомканных зеленых бумажек, - купи себе еще одну такую же телегу на запчасти, только исчезни, пока я тебя не придушил.
   Мужичонка исчез, и на его месте возник флегматичный инспектор ГИБДД - не один, а вместе со своим сине-белым "фордом" и двумя сердитыми сержантами. Юрий почесал переносицу, думая о том, что на сей раз вороватый прораб, похоже, ускользнул от возмездия, вздохнул и стал давать показания.
   Глава 15
   Юрий добрался домой на метро. Когда он поднялся на поверхность из-под земли, уже стемнело, и над крышей старой двенадцатиэтажной башни повис тонкий серпик новорожденного месяца. От нагревшегося за день асфальта волнами исходило расслабляющее тепло, но в вечернем воздухе уже отчетливо попахивало осенью. Уличные фонари и огни реклам сияли, как драгоценные камни, уютно светились разноцветные прямоугольники окон, и Юрий решил для разнообразия считать, что все на свете хорошо и просто. Просто хорошо. Великолепно.
   Чтобы стало еще лучше, он купил в киоске на углу бутылку водки, пошутил с симпатичной продавщицей - та лишь устало улыбнулась в ответ - и неторопливо зашагал домой, дыша полной грудью и стараясь выбросить из головы события этого сумасшедшего дня. Сделать это было непросто; он все время видел перед собой оскаленные зубы и зажмуренные глаза Бекешина, слышал тупой стук, с которым ударялись о металл пистолетные пули, и обонял тяжелую вонь тесного кабинета, в котором их допрашивали, - сложную и удушливую смесь лизола, застоявшегося табачного дыма, водочного перегара, пота и сапожного крема.
   Похоже было на то, что Бекешин говорил чистую правду, когда утверждал, что на него ведется охота. Все совпадало, все события четко укладывались в нарисованную им схему, и каждое плотно входило на свое место, как патрон в пистолетную обойму. "Видимо, - думал Юрий, - я действительно притащил за собой хвост из самой Сибири. Кому-то очень не терпится довести до конца то, что ему не удалось завершить в сгоревшей дотла заимке. Кому-то я очень мешаю, и недаром директор "Трансэнерго" и его менеджер были убиты - ментовская версия насчет ревности не выдерживает никакой критики, особенно если знать, что именно эти двое были первыми, с кем я говорил после того, как пригнал в Москву тот злополучный грузовик. Кто-то рубит концы, и он не остановится, пока не уберет всех, кому хоть что-нибудь известно об этой истории. Бекешин прав: за нами охотятся, и если мы хотим жить, настало время переходить от пассивной обороны к активным действиям. На ментов надежды мало, да и похоже на то, что наш Гога не очень торопится выкладывать им подробности этой истории. Ну и правильно, что не торопится, я бы на его месте тоже не торопился. Кому это надо - доказывать, что ты не верблюд, когда счет идет на секунды и в любой момент тебя могут шлепнуть? "
   "А Гога - молодец, - подумал он, сворачивая к своему дому. - Быстро очухался. Другой на его месте заставил бы меня всю ночь сидеть у своего изголовья с пистолетом в руке и рассказывать ему сказки с хорошим концом для успокоения нервов. А он - ничего, держит хвост пистолетом. А с другой стороны, он ведь хоть и комиссованный, но все-таки бывший десантник. С оружием обращаться умеет и в рыло дать при случае может не хуже иных-прочих. В окошко к нему не залезть, подъезд охраняется, револьвер под рукой, телефон тоже..."
   Он вошел в подъезд, держа в одной руке бутылку, а другой нашаривая в кармане ключ от квартиры.
   "Пошли вы все к черту, - решил он. - Хотя бы на один вечер можно оставить человека в покое?! Вот сейчас мы переоденемся в домашнее, пошарим в холодильнике, откроем водочку и включим телек... Сегодня как раз футбол, вот мы его и посмотрим. Без водки теперешний футбол смотреть нельзя, а с ней, родимой, будет в самый раз. И пропадите вы пропадом с вашим бизнесом, с вашими конкурентами, киллерами, деньгами и секретаршами!
   Да-да, и с секретаршами тоже, как бы они ни были стройны, привлекательны и хороши в постели. От этого дела тоже иногда нужно отдохнуть, дать организму тайм-аут. А то получаются какие-то крайности: то полгода вообще без бабы, то дорвался, как медведь до сладкого..."
   "И телефон отключу, - решил он, вынимая из кармана ключ и вставляя его в замочную скважину. - Первым делом отключу телефон, чтобы не достали. Как-нибудь до утра перебьются без меня".
   Тут позади него со знакомым скрипом открылась дверь тети-Машиной квартиры. Юрий обернулся, сдержав невольный вздох: при всем своем уважении к соседке общаться с нею ему сейчас абсолютно не хотелось.
   - А вот и ты, - пропела тетя Маша, как будто дожидалась его целый день. Долгонько же ты домой добираешься! А тебя тут ждут не дождутся...
   - Кто ждет, тетя Маша? - спросил Юрий. "Ну вот, - подумал он. - Провел тихий вечерок. Водочки выпил, телевизор посмотрел..."
   - Говорят, знакомые, - ответила соседка. - Я их к себе провела, чайком угостила... Знаю ведь, что ты задержаться можешь. Чего, думаю, людям под дверью топтаться? Тем более, издалека они, сразу видно...
   "Бред какой-то, - подумал Юрий. - Кого еще принесло на мою голову? Он выпустил ключ, оставив его торчать в замке, и на всякий случай запустил правую руку под пиджак, положив ее на рукоятку пистолета. - Вот смеху было бы, если бы меня в ментовке обыскали, - пронеслась по краю сознания шальная мысль. Ствол-то этот с убитого милиционера снят. Тут бы мне никакие бекешинские деньги не помогли..."
   Позади стоявшей в дверях своей квартиры тети Маши возникла еще одна фигура, на сей раз мужская. Свет падал на этого человека сзади, мешая разглядеть лицо, ни Юрию показался знакомым этот коренастый, почти квадратный силуэт с крупной лохматой головой.
   - Ну, чего уставился? Не признаешь? - знакомым прокуренным басом осведомился обладатель силуэта и привычным жестом полез в бороду - чесаться.
   - Мать честная! - сказал Юрий. - Ничего себе сюрприз!