...Время пятнадцать тридцать. Нахожусь над Тихим океаном. До ракетодрома четырнадцать тысяч километров. До пришельца двадцать. Справа и слева от меня ракеты сопровождения. Только что услышал мелодию. Ту же, что всегда. Спросил планетолетчиков в ракетах сопровождения. Они слышат мелодию, как и я.
...Пятнадцать часов сорок семь минут. Начинаю обгон. Слышу мелодию.
...Шестнадцать часов ровно. Шаровидное тело позади. Слышу мелодию.
...Шестнадцать часов десять минут. С обеих ракет сопровождения передают: уже двенадцать минут у них полная тишина. А у меня неотвязные звуки.
...Семнадцать часов пять минут... Подо мною Ледовитый океан... До пришельца две тысячи километров. Мелодию слышу, но постепенно слабеет.
...Семнадцать часов двадцать минут. Наконец, убежала мелодия. Связался с другими ракетами. Передают: снова слышат. Ничего понять нельзя, в чем причина. Ложусь на обратный курс.
...Семнадцать часов тридцать пять минут. Опять слышу, все громче слышу. Товарищи передают: у них опять тишина.
...Семнадцать часов пятьдесят пять минут. Присоединился к ракетам сопровождения... Кроме меня, мелодию слышат и оба экипажа.
...Восемнадцать часов ноль минут. Начал подъем. Слышу мелодию. Очень ясно слышу.
...Восемнадцать часов тридцать минут. Пришелец на сто километров ниже. Я - слышу, товарищи мои - нет. Ничего не понимаю: либо со мной неладно, либо..."
- Что дальше? - нетерпеливо спросил Валентин.
- Больше ничего нет, - раздался неторопливый ответ робота-секретаря. - Извините, начало передачи...
И снова - голос планетолетчика...
..."Возвращаюсь на космодром. Я могу сказать наивные слова, детские слова. Мелодия - не галлюцинация! Ее навязывают те, кто в звездном корабле".
Халил умолк.
- Что ты скажешь об этом, рабэн Акахата? - обратился к ученому Валентин. - Быть может, Халил прав?
- Молодой планетолетчик излишне торопится с выводами. Он горячится там, где требуется холодный рассудок и выдержка, - ответил Акахата, слегка нахмурившись.
- А если он все же прав?
- О, хорошо, если бы это было так! - воскликнул Акахата. - Это означало бы очень и очень многое.
- Но что именно?
- Например, то, что разумные существа, сочинившие эту мелодию, возникли на углеродной основе. Более того, их организмы состоят из белков. У этих существ чувства сродни нашим, потребности и желания подобны нашим. Короче, биологически они похожи на жителей Земли. Это и еще многое могла бы рассказать музыка. Я не хочу увлекаться подобно Халилу.
- Прости, если я задержу тебя еще одним вопросом, - помедлив, сказал Валентин. - Тебе известно, что в мое время музыку сочиняли и электронно-вычислительные машины?
- Ты забываешь об одном обстоятельстве, дорогой друг. Ты не говоришь, что программу этим машинам составлял человек. А такая программа отражала человеческий опыт, человеческие потребности, человеческие чувства. Ты обращал внимание, как слушают музыку животные?
- Да, конечно. Лошади, например, слушают с удовольствием.
- Не только одомашненные лошади, но и совсем дикие животные, даже растения по-своему воспринимают музыку. Причем, мелодичная, приятная человеческому уху, музыка ускоряет рост растений, какофоническая - замедляет. Теперь окончательно доказано, что даже отдельная живая клетка чутко отзывается на звуки, а у музыки, кроме социальной основы, есть основа биологическая. Гениальные композиторы интуитивно находили такие сочетания звуков, которые в наибольшей степени отражали как социальные, так и биологические потребпоста человека. Не надо, конечно, огрублять и опрощать эти понятия.
- Ты считаешь, что любой самой совершенной машине создание музыки недоступно?
- Пока машина не повторит всех особенностей человеческого организма, начиная с клеток тела и кончая клетками мозга во всей их сложности и взаимосвязи, приятной людям музыки она самостоятельно не создаст. - Акахата отвечал все так же доброжелательно, однако было ясно: Валентин задерживает его. Если у машины возникнет намерение сочинить музыку, - продолжал рабэн, - это будет музыка, отражающая, так сказать, машинные потребности в электроэнергии, медных проводах и тому подобном. Быть может, визг и скрежет железа о железо покажется такой машине наиболее приятным.
- Но ведь из этого следует, что те, в звездном пришельце, наши биологические собратья!.. Они оповещают об этом планетолетчиков, и Халил прав...
- Все не так просто, дорогой друг, - Акахата грустно улыбнулся, - и все требует весомых доказательств. Думать и думать надо.
СОМНЕНИЯ И НАДЕЖДЫ
Что предпринимал Акахата после разговора с ним, Валентин не знал. Однако на следующее утро Комитет защиты был собран на внеочередное заседание. Не на коллективное мышление, а именно на заседание с председательствующим и ораторами, говорившими о том, о чем Валентину сообщил вчера Акахата. Комитет защиты признал необходимым оснастить одну из ракет-малюток приборами, способными улавливать импульсы живого мозга. Прежде их использовали только в земных лабораториях, а теперь отправляли в космос. Акахата и другие психологи и парапсихологи Земли вместе со всей планетой с нетерпением ждали окончания эксперимента. А вскоре поступили известия, породившие и разочарования и надежды одновременно. Приборы не зарегистрировали импульсов живого мозга. Однако были обнаружены и записаны сигналы явно биологического происхождения, только бесконечно повторяющиеся и вызывающие у людей строго определенные музыкальные образы. Сначала радостные, потом грустные до слез и, наконец, величаво торжественные.
Их уже две недели подряд воспринимали планетолетчики, когда приближались к звездному пришельцу.
Опять-таки по предложению Акахаты были срочно созваны виднейшие психологи и парапсихологи на коллективное мышление. Длилось оно четыре с половиной часа. Заключение ученых состояло в следующем:
1) имеющиеся в распоряжении людей факты пока не дают основания утверждать, что живые разумные существа находятся в звездном пришельце;
2) возможно, что неизвестная звездная цивилизация прислала к Земле автоматический зонд;
3) сигналы биологического происхождения, вызывающие у планетолетчиков звуковые образы, вероятно, записаны на пленку и передаются в пространство специальной аппаратурой.
О выводах психологов и парапсихологов Эле с Филиппом сообщил Валентин, который узнавал все новости о звездном пришельце еще до их обнародования. Ведь он был членом Комитета защиты.
- "Не дают основания", "возможно",. "вероятно" - не слишком-то решительные выводы, - недовольно сказал Чичерин. - А твое мнение, Валентин?
- Мое? Мне начинает казаться, что опасность больше не угрожает людям, а трагедия там, в поясе астероидов, действительно, случайность.
- Вообще агрессивность никогда не была неотъемлемой принадлежностью разума. Она унижает разум, - поддержала Валентина Эля.
- Но ты, Валентин, не ответил на мой вопрос...
- Мое мнение: большая, чем теперь, решительность, - твердо сказал Валентин. - Я за то, чтобы Комитет защиты преобразовать в Комитет дружеского контакта.
- Что ж, предложи это Всемирному Совету, - Эля подбадривающе, почти ласково улщбнулась. - Твое мнение в таком вопросе весомей мнения любого рабэна-историка.
Она оглянулась на Филиппа, безмолвно приглашая поддержать ее. Однако Чичерин качнул головой.
- Всемирный Совет потребует доказательств.
- Конечно, потребует, - согласился Валентин. - Думаю, доказательств теперь немало. И знаете - вы только не смейтесь, пожалуйста, - одно из самых для меня убедительных: музыка. Та, которую передает шаровидный пришелец. Теперь она известна всем на Земле. Когда ее исполняют, я почему-то ясно вижу черную ночную степь вокруг себя. Осень. Холодно. Страшновато. Но вот вдали живой огонек. Я спешу к нему, протягиваю руки, ожидая тепла и ласки, заранее радуясь этому теплу и ласке. Но внезапно - ожог, нестерпимая боль до слез и отчаяние. Почему ожог? Зачем? А потом, придя в себя, осмотревшись, я понимаю, что был слишком неосторожен, что сунул руки прямо в огонь. Ко мне возвращается надежда и уверенность: я не один, вот-вот появятся друзья и глупо страшиться ночи и холода. Мы сильнее мрака и стужи - ведь с нами огонь, удесятеряющий наше могущество... Вот что я вижу и чувствую, когда слушаю мелодию тех, кто прислал к нам корабль ли, зонд ли все равно. Понимаю - доказательство хлипкое, но я угадываю за ним правду. А теперь можете хоть и на смех поднять...
Он упрямо сжал губы и посмотрел сначала на Филиппа, а потом на Элю. Но те и не думали смеяться. Они словно прислушивались к чему-то, что звучало у них в памяти. Эля первая нарушила молчание.
- Я тоже вижу, но не совсем так... - сказала она. - И все же ты, пожалуй, недалек от истины. В музыке есть и надежда, и уверенность в торжестве добра. Ты очень зримо все представил, конкретно.
Опять была в ее взгляде дружеская поддержка, Валентину даже почудилась робкая ласка. Он вспомнил ее слова, сказанные давно, во время полета к дельфиньим островам: "Ум не равнозначен знаниям. Воскресни сейчас Архимед, он наверняка стал бы великим первооткрывателем". Эля смотрела тогда на Валентина с такой же, как теперь, несмелой лаской. Но он в тот раз посчитал, что все - и утешительные слова, и взгляд вызваны только обстоятельствами. Он и сейчас боялся поверить в искренность ее чувства. Слишком важным было то, что стояло за этим чувством, чтобы безоглядно поверить.
- Смущает меня, - заговорил Филипп, - одно обстоятельство... Ты, Валентин, извини, что я вроде бы возражаю тебе, но очень уж твое толкование музыки совпадает с событиями, которые произошли в последнее время. Либо ты ошибаешься, либо... либо музыку сочинили только что. Но ведь в шаровидном пришельце нет разумных существ с живым мозгом...
- Есть и еще одно "либо"... - негромко промолвила Эля. Цивилизация, пославшая зонд, - а очень похоже, что это автоматический зонд, - поддерживает с ним постоянную связь. Какая это связь, нам не известно. Но ясно, что совсем не та, что у нас. Иначе мы обнаружили бы ее.
- Но расстояние! - возразил Филипп. - Чтобы послать информацию и получить ответ - для этого же многие и многие годы надо. Ты пренебрегаешь громадностью расстояний.
- Я готова предположить принципиально иной, более совершенный, чем радио, принцип связи. - Эля произнесла это почти с девчоночьей задиристостью.
- Но ведь скорость не может быть больше трехсот тысяч километров, - робко напомнил Селянин.
- Так очень долго считали, Валентин, - Эля всем видом своим умоляла не обижаться. - Для тех состояний материи, которые были известны прежде, триста тысяч километров в секунду - предел. Теперь открыты новые состояния с очень неожиданными свойствами... Ты узнаешь об этом и поймешь, что возможны скорости неизмеримо большие... Связисты Земли бьются над тем, чтобы сделать связь сверхбыстрой. Пока успеха нет. Но почему этого не могла достичь соседняя цивилизация?
- Ты, по-моему, увлекаешься, Эля, - прервал девушку Чичерин. - А ведь ты, между прочим, физик. Тебе ли яе знать, какие неимоверные трудности перед исследователями новых состояний материи...
- Уж не сомневаешься ли ты, что сверхбыстрая связь возможна?
- Я не об этом, Эля. Но твои предположения насчет шаровидного тела... Ты строишь их на очень произвольном и субъективном - прости, Валентин! - восприятии музыки.
- И еще на удивительной немоте зонда. Не забывай об этом.
- Тоже аргумент не из сильных, как понимаешь. Прежде всего надо поскорей наладить хоть какой-то контакт с зондом. Но этот молчун не позволяет приблизиться - и все тут.
- Мы боимся его, он - нас, - усмехнулся Валентин. - Забавная ситуация. Вероятно, правила игры надо менять. Когда-то, если хотели начать мирные переговоры, кто-либо из воинов демонстративно отбрасывал оружие и шел к противнику... Что-то похожее требуется и теперь.
И опять Валентин перехватил быстрый Элин взгляд, в котором было не просто и не только дружелюбие. Валентин внутренне затаился, боясь вспугнуть несмелую надежду, согревшую его.
Раздался чуть слышный зуммер: кто-то просил откликнуться.
- Да, да... Я Селянин...
- Валентин, дорогой, привет тебе!..
- Это ты, Халил? Вспомнил-таки о друзьях, - Валентин оглянулся на Элю, в первую очередь на нее. Девушка, порывисто вскочив, отошла к окну-стене.
- Ругай меня, ничего возразить не смогу... Если встретимся, побей меня, только поблагодарю - такой я виноватый, перед всеми виноватый... - Халил переменил тон. - Я могу вызвать Элю? Ответит она мне?
- Зачем такие вопросы, Халил? Ведь вы друзья.
- Были друзья, большие друзья были... А когда провожала, силой себя хотел навязать, глупец. Ах, какой глупец! Как животное, не как человек... Только о себе самом думал, больше ни о ком... Прощения просить надо. Умолять о прощении. Сейчас, пока еще есть время просить. Пока не поздно... Ответит она?
Весь он был в этом, Халил: неуемный в желаниях, опрометчивый в поступках. И в раскаянии он тоже был нетерпелив.
Валентин оглянулся на Элю, но та по-прежнему стояла, напряженно вытянувшись. Валентин видел только рассыпавшиеся по плечам и спине волосы.
- Ладно, сам попытаюсь... Будь счастлив, дорогой! - услышал он голос Халила. Потом легкий щелчок - и тишина: планетолетчик отключился.
И тотчас Эля глухо вымолвила:
- Ну, я... Ну, здравствуй.
Потом была долгая пауза. Вероятно, Халил оправдывался и объяснял что-то. Валентин ловил любое, самое мимолетное движение Элиной головы, плеч, рук. Он понимал: девушка намеренно стоит отвернувшись. Объяснение с Халилом очень неприятно и она вообще не хотела бы свидетелей. Самое разумное - оставить ее в комнате одну. Но у Валентина не хватало мужества уйти.
- Объяснить можно, даже простить можно, - донесся опять глухой Элин голос. - А забыть... так ли это просто - забыть?
Валентин слышал лишь ее ответы, все более глухие.
- Не надо повторять, Халил... Сейчас не время, Хаяил... Разве главное в том, чтобы я простила?.. Но ты же знаешь, из обломков строить труднее. Проще - зановоНет, обещать не могу... Что ж, прощай...
Разговор окончился. Валентин осторожно приблизился к Эле, тронул за локоть.
- А? Что? - Эля встрепенулась. Она была бледна, смотрела с отчуждением.
- Я подымусь к себе, - в голосе тоже была отчужденность.
Наступал вечер. Небо стало светлее, чем днем, и редкие кучевые облака были ослепительно белыми. Но внизу всю Землю уже исчертили длинные густые тени. В воздухе, как всегда, суетливо перемещались сотни "пчелок". Кто в них? Куда торопятся? Вот хотя бы в этой яркокрасной?
- Ты давно вызывал Ноэми, Филипп? - следя за ярко-красной "пчелкой", спросил Валентин. - Знает она,что Халил... Ну, об этой ссоре?..
- Не допытывался, но догадываюсь, что она знает больше нашего. Эля рассказала ей.
- Ну и что Ноэми?
- Говорю же, не допытывался. А Ноэми... Я очень скучаю и, наверное, скоро полечу к ней. Я не могу без нее, Валентин.
Ярко-красная "пчелка" скрылась за соседним зданием, и это почему-то огорчило Валентина. Он отошел от стеныокна, но не сел, а долго стоял у круглого стола, машинально отстукивая барабанную дробь.
- Ты сказал однажды, что до сих пор осталось в людях что-то стадное, - напомнил Селянин. - А если те, кто послал звездный зонд... если разум - на службу инстинктам... если их музыка - приманка, попытка усыпить бдительность?.. Не раз такое...
Он не успел окончить. Раздался повелительный сигнал вызова и вслед за ним голос Локена Палита.
- Валентин Селянин? Филипп Чичерин? Эля? Срочно - ко мне! Немедленно!
В этом новом мире с Валентином еще никто не говорил так повелительно.
Валентин, а за ним и Филипп бросились к лифту. Вниз! Скорее!
Председатель Всемирного Совета был один.
- Халил... Умоляйте его вернуться! - едва увидев молодых людей, крикнул он и показал рукой на экран панорамы.
Однако ни Валентин, ни Филипп ничего не поняли, На экране была глубокая чернота со множеством сверкающих точек-проколов. Похожий на апельсин, звездный пришелец и две ракеты сопровождения чуть позади него. Впрочем, одна, кажется, прибавила скорость. Уж не сблизиться ли решила? Подобные попытки бывали и прежде, и ничего, кроме снисходительных улыбок, у землян уже не вызывали. Но при чем тут Халил? И почему тревога?
- Он собирается покинуть корабль...
- Кто?
- Халил.
- Но он же на ракетодроме, мы с ним только что говорили, - сообщил Валентин.
- Он уже два часа в полете... Он связался с вами из ракеты... Нарушил запрещение...
- Какое запрещение?
- Во время дежурства никаких неслужебных переговоров, объяснил Филипп.
А Локен Палит все с той же встревоженностью обратился к Эле, появившейся в просторном кабинете.
- Попроси его вернуться!..
Самый авторитетный на Земле человек, председатель Всемирного Совета показался вдруг очень беспомощным и бесконечно старым. Но как раз это и убедило Валентина, что с Халилом беда. Через аппарат чрезвычайной связи он попытался вызвать планетолетчика.
Халил не отозвался.
Валентин взглядом пригласил к аппарату Элю, но и она ничего не добилась.
- Халил, должно быть, дал запрет на связь, - не очень уверенно предположил Филипп.
- Чрезвычайные вызовы автоматически отменяют любые запреты... - Локен Палит обессиленно опустился в кресло. - Или Халил испортил микростанцию... Или он не хочет... Он предупредил, что покинет корабль... Что не простит себе, если не сделает этого...
Эля в смятении вскрикнула, подавшись к экрану. Ракета и звездный зонд уже несколько минут были как связанные. Вероятно, их разделяло лишь силовое защитное поле, которое было непреодолимо для земных предметов. Но сейчас около ракеты появилось крохотное пятнышко, вернее кувыркающаяся черточка.
В комнате никто не произнес ни звука, но все знали - это Халил.
Изображение сместилось влево, потом вправо, стало увеличиваться, приближаться. Ракетки-наблюдатели, передававшие изображения, исполняли невысказанное пожелание людей.
Вскоре стало ясно: немедленная опасность Халилу не грозит. Он в скафандре и, кажется, запустил портативный ракетный двигатель.
- Ох, куда полез, отчаянная голова! Забыл о силовом поле? - не выдержал Филипп.
Халил, как будто услышал его, обернулся. За прозрачным гермошлемом было видно лицо планетолетчика. Правая бровь слегка подергивалась. А потом все заслонила желтая струя пламени: Халил набирал скорость. Он собственным телом таранил силовое поле!
На экране вновь возникла бездонная чернота космоса с голубыми и желтыми точками звезд, оранжевый апельсин пришельца, ракета Халила и он сам, но уже не рядом, а чуть поодаль от ракеты. Неужели силовое поле уступило его напору? Или оно было непроницаемо лишь для неодушевленных Предметов, а для живой плоти, облаченной в легкий скафандр, не являлось препятствием? Быть может, именно на это и рассчитывал Халил?!
Хорошо, если космический пришелец сделал встречный шаг. А если все подстроено со злым намерением?
В тишине отчетливо щелкнули переключатели аппарата чрезвычайной связи, а вслед за тем раздался повелительный голос Локена Палита. Председатель Всемирного Совета уже не был беспомощен и растерян.
- Третий защитный вариант к исполнению! Квадрат четыре-двадцать восемь-пять...
Валентин знал, что означают эти слова. Сейчас со всех ракетодромов взлетают ракеты. Через полчаса или даже раньше многие из них будут возле звездного пришельца. Они по первому приказу выпустят торпеды с антиматерией.
Сражение с ним - это крайний случай. Расчет прежде всего на демонстрацию силы, на безмолвное предостережение: не смей творить зло!
Халил там, в космосе, был все ближе к пришельцу. Пятьсот метров между ними... четыреста... триста восемьдесят...
Халил сбавил скорость, остановился... Почуял угрозу или возникло какое-то новое препятствие сродни силовому полю?
В этот момент у самого края экрана появились две боевые ракеты, затем еще две и еще...
Одни заняли позицию выше пришельца, тем самым отрезая ему дорогу к бегству, другие пристраивались посторонам - слева и справа, - третьи снизу. Ракеты окружали пришельца, как шмели, готовые в любой момент ужалить.
Халил медленно двинулся вперед. Вот он остановился. Пять секунд движения и опять долгая остановка.
Все, что мог, он сделал. Подобно воину, ищущему путь к переговорам, он демонстративно выбрался из укрытия и, беззащитный, направился к неведомому.
Теперь он вправе был ожидать встречного миролюбивого шага.
А огромный оранжевый шар, рядом с которым Халид выглядел жалкой букашкой, оставался равнодушным.
Неужели и эта самовольная, отчаянно опасная попытка установить контакт ничего не даст? Неудача, опять неудача!
Но случилось то, чего все боялись. Шар, словно невидимой сетью, опутал и потянул к себе планотолетчика. Халил судорожно извивался, пытаясь вырваться, на всю мощь работал портативный ракетный двигатель, однако шар неумолимо подтягивал планетолетчика.
Страхуя себя от удара о зонд, Халил вытянул вперед: руки. И опять случилось неожиданное. Невидимая сеть отпустила Халила, а в оранжевой броне шара образовалась выпуклость, похожая на половину дыни.
Планетолетчик осторожно притронулся к этой выпуклости. Она тотчас отделилась и повисла в пустоте. С виду ни дать пи взять половина дыни.
Через минуту Халил мчался со всей возможной поспешностью к своей ракете, бережно держа в руках подарок звездного пришельца. Он по-прежнему не откликался на вызовы и сам никому ничего не сообщал.
Лишь, добравшись до ракеты, он связался с Локеном Палитом.
- Отец, дорогой отец, докладываю! Первый контакт с посланцем разумных существ, которые живут у другой звезды, далекой от Солнца звезды, установлен... Я очень виноват перед тобой, отец, и вообще виноват, но я счастлив: контакт установлен!.. Что такое передо мной лежит, не знаю, отец. Что дальше делать - тоже не знаю. Наверное, на Землю надо... А может, и не надо на Землю, отец? Пожалуй, лучше на Луну сесть... Как лучше, отец? Поздравляю с мирным контактом, отец!
На экране по-прежнему был виден звездный пришелец, и так же кружили вокруг него земные ракеты.
Но схватка, к счастью, отменялась.
Валентину вспомнилась мелодия, которую сочинили наверняка разумные существа далекого незнакомого мира.
Космос звал к сотрудничеству и дружбе!
В ту ночь Селянин долго сидел, бессчетно раз переписывая маленькое письмецо. Эля должна получить его, когда Валентин будет в клинике у Акахаты. Он отправится туда завтра днем, в крайнем случае рослезавтра утром. Для него это вопрос решенный; Комитет защиты, видимо, прекратит работу, и значит больше не понадобятся знания Валентина о разуме, нацеленном на уничтожение. Он опять предстанет перед всеми (и перед Элей) невеждой, младенцем в тридцать лет. Что угодно, только не это!..
Валентин снова перечел, наверное, уже двадцатый вариант письмеца. Не так, опять не так!
Он попытался вызвать в памяти Элю, но увидел почему-то Ольгу. Отчетливо, как наяву, увидел. И голос услышал - живой, поддразнивающий: "Да знаешь ли ты, что такое любовь, капитан?" Вероятно, он все-таки не знал. Иначе не произошло бы разрыва.
Он снова принялся писать и через минуту опять смял и отбросил чуточку зеленоватый полимерный листок.
Эля теперь уже заснула. Что ж, половина первого ночи... Странно, он не мог вспомнить ее сегодняшнюю. Когда он думал о минувшем дне, он ясно видел все - вплоть до морщинок на лице Локена Палита или сдержанных жестов Чичерина. А вот Элю представить не мог, словно ее не было в кабинете Локена Палита. Но ведь она вместе со всеми слушала распоряжения председателя Всемирного Совета оставить дар звездного пришельца на третьем Ликосе до прибытия специальной комиссии, запретить до того любые эксперименты с ним.
И слова Локена Палита: "Хочу надеяться, что вскоре зазвучит на Земле речь наших братьев по разуму", - Эля тоже слышала.
Но как она отнеслась ко всему этому, Валентин не мог припомнить.
Удивляться этому было нечего. Он боялся оглядываться на Элю.
Да и сейчас он не мог найти единственно верных убедительных слов.
В конце концов он решил, что совсем не вправе писать ей.
Отшвырнув листок, Валентин бросился на кровать, но тут же разозлился сам на себя, на свою нерешительность, граничащую с трусостью.
Он вернулся к столу, быстро набросал первое, что пришло в этот момент в голову: "Эля! Когда-то, для тебя бесконечно давно, а для меня как будто вчера, я расстался с девушкой, без которой не представлял своей жизни. Не было таких возвышенных и ласковых слов, которые я вслух, а еще чаще мысленно, не говорил бы ей. Извини, что пишу об Ольге, которую когда-то потерял. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня. Но ты будто воскресшая Ольга, только еще прекрасней. Сказать тебе об этом я почему-то не посмел...
Поможет ли мне Акахата стать равным среди вас?
Я уезжаю в надежде на это. Иначе я не вернусь. Будь счастлива, Эля. Нет никого, кто был бы лучше тебя и кто заслуживал бы счастья больше, чем ты. Прощай".
Валентин быстро пробежал письмо глазами и решительно добавил:
"Нет, не прощай. До свидания!"
Он торопливо вложил листок в капсулу пневмопочты,. набрал номер Эли и число, когда письмо должно быть доставлено. Капсула просигналила зеленым глазком:
"Все в порядке".
Валентин вздохнул. Он далеко не был уверен в себе самом и в своей судьбе.
Однако он твердо понимал одно: за счастье надо бороться.
ВОСПИТАНИЕ СТОЙКОСТИ
(Об авторе и его книгах)
...В детский сад за сыном пришел он с опозданием и чувствовал себя виноватым: ведь только утром договорились они с Алешкой никогда не опаздывать.
...Пятнадцать часов сорок семь минут. Начинаю обгон. Слышу мелодию.
...Шестнадцать часов ровно. Шаровидное тело позади. Слышу мелодию.
...Шестнадцать часов десять минут. С обеих ракет сопровождения передают: уже двенадцать минут у них полная тишина. А у меня неотвязные звуки.
...Семнадцать часов пять минут... Подо мною Ледовитый океан... До пришельца две тысячи километров. Мелодию слышу, но постепенно слабеет.
...Семнадцать часов двадцать минут. Наконец, убежала мелодия. Связался с другими ракетами. Передают: снова слышат. Ничего понять нельзя, в чем причина. Ложусь на обратный курс.
...Семнадцать часов тридцать пять минут. Опять слышу, все громче слышу. Товарищи передают: у них опять тишина.
...Семнадцать часов пятьдесят пять минут. Присоединился к ракетам сопровождения... Кроме меня, мелодию слышат и оба экипажа.
...Восемнадцать часов ноль минут. Начал подъем. Слышу мелодию. Очень ясно слышу.
...Восемнадцать часов тридцать минут. Пришелец на сто километров ниже. Я - слышу, товарищи мои - нет. Ничего не понимаю: либо со мной неладно, либо..."
- Что дальше? - нетерпеливо спросил Валентин.
- Больше ничего нет, - раздался неторопливый ответ робота-секретаря. - Извините, начало передачи...
И снова - голос планетолетчика...
..."Возвращаюсь на космодром. Я могу сказать наивные слова, детские слова. Мелодия - не галлюцинация! Ее навязывают те, кто в звездном корабле".
Халил умолк.
- Что ты скажешь об этом, рабэн Акахата? - обратился к ученому Валентин. - Быть может, Халил прав?
- Молодой планетолетчик излишне торопится с выводами. Он горячится там, где требуется холодный рассудок и выдержка, - ответил Акахата, слегка нахмурившись.
- А если он все же прав?
- О, хорошо, если бы это было так! - воскликнул Акахата. - Это означало бы очень и очень многое.
- Но что именно?
- Например, то, что разумные существа, сочинившие эту мелодию, возникли на углеродной основе. Более того, их организмы состоят из белков. У этих существ чувства сродни нашим, потребности и желания подобны нашим. Короче, биологически они похожи на жителей Земли. Это и еще многое могла бы рассказать музыка. Я не хочу увлекаться подобно Халилу.
- Прости, если я задержу тебя еще одним вопросом, - помедлив, сказал Валентин. - Тебе известно, что в мое время музыку сочиняли и электронно-вычислительные машины?
- Ты забываешь об одном обстоятельстве, дорогой друг. Ты не говоришь, что программу этим машинам составлял человек. А такая программа отражала человеческий опыт, человеческие потребности, человеческие чувства. Ты обращал внимание, как слушают музыку животные?
- Да, конечно. Лошади, например, слушают с удовольствием.
- Не только одомашненные лошади, но и совсем дикие животные, даже растения по-своему воспринимают музыку. Причем, мелодичная, приятная человеческому уху, музыка ускоряет рост растений, какофоническая - замедляет. Теперь окончательно доказано, что даже отдельная живая клетка чутко отзывается на звуки, а у музыки, кроме социальной основы, есть основа биологическая. Гениальные композиторы интуитивно находили такие сочетания звуков, которые в наибольшей степени отражали как социальные, так и биологические потребпоста человека. Не надо, конечно, огрублять и опрощать эти понятия.
- Ты считаешь, что любой самой совершенной машине создание музыки недоступно?
- Пока машина не повторит всех особенностей человеческого организма, начиная с клеток тела и кончая клетками мозга во всей их сложности и взаимосвязи, приятной людям музыки она самостоятельно не создаст. - Акахата отвечал все так же доброжелательно, однако было ясно: Валентин задерживает его. Если у машины возникнет намерение сочинить музыку, - продолжал рабэн, - это будет музыка, отражающая, так сказать, машинные потребности в электроэнергии, медных проводах и тому подобном. Быть может, визг и скрежет железа о железо покажется такой машине наиболее приятным.
- Но ведь из этого следует, что те, в звездном пришельце, наши биологические собратья!.. Они оповещают об этом планетолетчиков, и Халил прав...
- Все не так просто, дорогой друг, - Акахата грустно улыбнулся, - и все требует весомых доказательств. Думать и думать надо.
СОМНЕНИЯ И НАДЕЖДЫ
Что предпринимал Акахата после разговора с ним, Валентин не знал. Однако на следующее утро Комитет защиты был собран на внеочередное заседание. Не на коллективное мышление, а именно на заседание с председательствующим и ораторами, говорившими о том, о чем Валентину сообщил вчера Акахата. Комитет защиты признал необходимым оснастить одну из ракет-малюток приборами, способными улавливать импульсы живого мозга. Прежде их использовали только в земных лабораториях, а теперь отправляли в космос. Акахата и другие психологи и парапсихологи Земли вместе со всей планетой с нетерпением ждали окончания эксперимента. А вскоре поступили известия, породившие и разочарования и надежды одновременно. Приборы не зарегистрировали импульсов живого мозга. Однако были обнаружены и записаны сигналы явно биологического происхождения, только бесконечно повторяющиеся и вызывающие у людей строго определенные музыкальные образы. Сначала радостные, потом грустные до слез и, наконец, величаво торжественные.
Их уже две недели подряд воспринимали планетолетчики, когда приближались к звездному пришельцу.
Опять-таки по предложению Акахаты были срочно созваны виднейшие психологи и парапсихологи на коллективное мышление. Длилось оно четыре с половиной часа. Заключение ученых состояло в следующем:
1) имеющиеся в распоряжении людей факты пока не дают основания утверждать, что живые разумные существа находятся в звездном пришельце;
2) возможно, что неизвестная звездная цивилизация прислала к Земле автоматический зонд;
3) сигналы биологического происхождения, вызывающие у планетолетчиков звуковые образы, вероятно, записаны на пленку и передаются в пространство специальной аппаратурой.
О выводах психологов и парапсихологов Эле с Филиппом сообщил Валентин, который узнавал все новости о звездном пришельце еще до их обнародования. Ведь он был членом Комитета защиты.
- "Не дают основания", "возможно",. "вероятно" - не слишком-то решительные выводы, - недовольно сказал Чичерин. - А твое мнение, Валентин?
- Мое? Мне начинает казаться, что опасность больше не угрожает людям, а трагедия там, в поясе астероидов, действительно, случайность.
- Вообще агрессивность никогда не была неотъемлемой принадлежностью разума. Она унижает разум, - поддержала Валентина Эля.
- Но ты, Валентин, не ответил на мой вопрос...
- Мое мнение: большая, чем теперь, решительность, - твердо сказал Валентин. - Я за то, чтобы Комитет защиты преобразовать в Комитет дружеского контакта.
- Что ж, предложи это Всемирному Совету, - Эля подбадривающе, почти ласково улщбнулась. - Твое мнение в таком вопросе весомей мнения любого рабэна-историка.
Она оглянулась на Филиппа, безмолвно приглашая поддержать ее. Однако Чичерин качнул головой.
- Всемирный Совет потребует доказательств.
- Конечно, потребует, - согласился Валентин. - Думаю, доказательств теперь немало. И знаете - вы только не смейтесь, пожалуйста, - одно из самых для меня убедительных: музыка. Та, которую передает шаровидный пришелец. Теперь она известна всем на Земле. Когда ее исполняют, я почему-то ясно вижу черную ночную степь вокруг себя. Осень. Холодно. Страшновато. Но вот вдали живой огонек. Я спешу к нему, протягиваю руки, ожидая тепла и ласки, заранее радуясь этому теплу и ласке. Но внезапно - ожог, нестерпимая боль до слез и отчаяние. Почему ожог? Зачем? А потом, придя в себя, осмотревшись, я понимаю, что был слишком неосторожен, что сунул руки прямо в огонь. Ко мне возвращается надежда и уверенность: я не один, вот-вот появятся друзья и глупо страшиться ночи и холода. Мы сильнее мрака и стужи - ведь с нами огонь, удесятеряющий наше могущество... Вот что я вижу и чувствую, когда слушаю мелодию тех, кто прислал к нам корабль ли, зонд ли все равно. Понимаю - доказательство хлипкое, но я угадываю за ним правду. А теперь можете хоть и на смех поднять...
Он упрямо сжал губы и посмотрел сначала на Филиппа, а потом на Элю. Но те и не думали смеяться. Они словно прислушивались к чему-то, что звучало у них в памяти. Эля первая нарушила молчание.
- Я тоже вижу, но не совсем так... - сказала она. - И все же ты, пожалуй, недалек от истины. В музыке есть и надежда, и уверенность в торжестве добра. Ты очень зримо все представил, конкретно.
Опять была в ее взгляде дружеская поддержка, Валентину даже почудилась робкая ласка. Он вспомнил ее слова, сказанные давно, во время полета к дельфиньим островам: "Ум не равнозначен знаниям. Воскресни сейчас Архимед, он наверняка стал бы великим первооткрывателем". Эля смотрела тогда на Валентина с такой же, как теперь, несмелой лаской. Но он в тот раз посчитал, что все - и утешительные слова, и взгляд вызваны только обстоятельствами. Он и сейчас боялся поверить в искренность ее чувства. Слишком важным было то, что стояло за этим чувством, чтобы безоглядно поверить.
- Смущает меня, - заговорил Филипп, - одно обстоятельство... Ты, Валентин, извини, что я вроде бы возражаю тебе, но очень уж твое толкование музыки совпадает с событиями, которые произошли в последнее время. Либо ты ошибаешься, либо... либо музыку сочинили только что. Но ведь в шаровидном пришельце нет разумных существ с живым мозгом...
- Есть и еще одно "либо"... - негромко промолвила Эля. Цивилизация, пославшая зонд, - а очень похоже, что это автоматический зонд, - поддерживает с ним постоянную связь. Какая это связь, нам не известно. Но ясно, что совсем не та, что у нас. Иначе мы обнаружили бы ее.
- Но расстояние! - возразил Филипп. - Чтобы послать информацию и получить ответ - для этого же многие и многие годы надо. Ты пренебрегаешь громадностью расстояний.
- Я готова предположить принципиально иной, более совершенный, чем радио, принцип связи. - Эля произнесла это почти с девчоночьей задиристостью.
- Но ведь скорость не может быть больше трехсот тысяч километров, - робко напомнил Селянин.
- Так очень долго считали, Валентин, - Эля всем видом своим умоляла не обижаться. - Для тех состояний материи, которые были известны прежде, триста тысяч километров в секунду - предел. Теперь открыты новые состояния с очень неожиданными свойствами... Ты узнаешь об этом и поймешь, что возможны скорости неизмеримо большие... Связисты Земли бьются над тем, чтобы сделать связь сверхбыстрой. Пока успеха нет. Но почему этого не могла достичь соседняя цивилизация?
- Ты, по-моему, увлекаешься, Эля, - прервал девушку Чичерин. - А ведь ты, между прочим, физик. Тебе ли яе знать, какие неимоверные трудности перед исследователями новых состояний материи...
- Уж не сомневаешься ли ты, что сверхбыстрая связь возможна?
- Я не об этом, Эля. Но твои предположения насчет шаровидного тела... Ты строишь их на очень произвольном и субъективном - прости, Валентин! - восприятии музыки.
- И еще на удивительной немоте зонда. Не забывай об этом.
- Тоже аргумент не из сильных, как понимаешь. Прежде всего надо поскорей наладить хоть какой-то контакт с зондом. Но этот молчун не позволяет приблизиться - и все тут.
- Мы боимся его, он - нас, - усмехнулся Валентин. - Забавная ситуация. Вероятно, правила игры надо менять. Когда-то, если хотели начать мирные переговоры, кто-либо из воинов демонстративно отбрасывал оружие и шел к противнику... Что-то похожее требуется и теперь.
И опять Валентин перехватил быстрый Элин взгляд, в котором было не просто и не только дружелюбие. Валентин внутренне затаился, боясь вспугнуть несмелую надежду, согревшую его.
Раздался чуть слышный зуммер: кто-то просил откликнуться.
- Да, да... Я Селянин...
- Валентин, дорогой, привет тебе!..
- Это ты, Халил? Вспомнил-таки о друзьях, - Валентин оглянулся на Элю, в первую очередь на нее. Девушка, порывисто вскочив, отошла к окну-стене.
- Ругай меня, ничего возразить не смогу... Если встретимся, побей меня, только поблагодарю - такой я виноватый, перед всеми виноватый... - Халил переменил тон. - Я могу вызвать Элю? Ответит она мне?
- Зачем такие вопросы, Халил? Ведь вы друзья.
- Были друзья, большие друзья были... А когда провожала, силой себя хотел навязать, глупец. Ах, какой глупец! Как животное, не как человек... Только о себе самом думал, больше ни о ком... Прощения просить надо. Умолять о прощении. Сейчас, пока еще есть время просить. Пока не поздно... Ответит она?
Весь он был в этом, Халил: неуемный в желаниях, опрометчивый в поступках. И в раскаянии он тоже был нетерпелив.
Валентин оглянулся на Элю, но та по-прежнему стояла, напряженно вытянувшись. Валентин видел только рассыпавшиеся по плечам и спине волосы.
- Ладно, сам попытаюсь... Будь счастлив, дорогой! - услышал он голос Халила. Потом легкий щелчок - и тишина: планетолетчик отключился.
И тотчас Эля глухо вымолвила:
- Ну, я... Ну, здравствуй.
Потом была долгая пауза. Вероятно, Халил оправдывался и объяснял что-то. Валентин ловил любое, самое мимолетное движение Элиной головы, плеч, рук. Он понимал: девушка намеренно стоит отвернувшись. Объяснение с Халилом очень неприятно и она вообще не хотела бы свидетелей. Самое разумное - оставить ее в комнате одну. Но у Валентина не хватало мужества уйти.
- Объяснить можно, даже простить можно, - донесся опять глухой Элин голос. - А забыть... так ли это просто - забыть?
Валентин слышал лишь ее ответы, все более глухие.
- Не надо повторять, Халил... Сейчас не время, Хаяил... Разве главное в том, чтобы я простила?.. Но ты же знаешь, из обломков строить труднее. Проще - зановоНет, обещать не могу... Что ж, прощай...
Разговор окончился. Валентин осторожно приблизился к Эле, тронул за локоть.
- А? Что? - Эля встрепенулась. Она была бледна, смотрела с отчуждением.
- Я подымусь к себе, - в голосе тоже была отчужденность.
Наступал вечер. Небо стало светлее, чем днем, и редкие кучевые облака были ослепительно белыми. Но внизу всю Землю уже исчертили длинные густые тени. В воздухе, как всегда, суетливо перемещались сотни "пчелок". Кто в них? Куда торопятся? Вот хотя бы в этой яркокрасной?
- Ты давно вызывал Ноэми, Филипп? - следя за ярко-красной "пчелкой", спросил Валентин. - Знает она,что Халил... Ну, об этой ссоре?..
- Не допытывался, но догадываюсь, что она знает больше нашего. Эля рассказала ей.
- Ну и что Ноэми?
- Говорю же, не допытывался. А Ноэми... Я очень скучаю и, наверное, скоро полечу к ней. Я не могу без нее, Валентин.
Ярко-красная "пчелка" скрылась за соседним зданием, и это почему-то огорчило Валентина. Он отошел от стеныокна, но не сел, а долго стоял у круглого стола, машинально отстукивая барабанную дробь.
- Ты сказал однажды, что до сих пор осталось в людях что-то стадное, - напомнил Селянин. - А если те, кто послал звездный зонд... если разум - на службу инстинктам... если их музыка - приманка, попытка усыпить бдительность?.. Не раз такое...
Он не успел окончить. Раздался повелительный сигнал вызова и вслед за ним голос Локена Палита.
- Валентин Селянин? Филипп Чичерин? Эля? Срочно - ко мне! Немедленно!
В этом новом мире с Валентином еще никто не говорил так повелительно.
Валентин, а за ним и Филипп бросились к лифту. Вниз! Скорее!
Председатель Всемирного Совета был один.
- Халил... Умоляйте его вернуться! - едва увидев молодых людей, крикнул он и показал рукой на экран панорамы.
Однако ни Валентин, ни Филипп ничего не поняли, На экране была глубокая чернота со множеством сверкающих точек-проколов. Похожий на апельсин, звездный пришелец и две ракеты сопровождения чуть позади него. Впрочем, одна, кажется, прибавила скорость. Уж не сблизиться ли решила? Подобные попытки бывали и прежде, и ничего, кроме снисходительных улыбок, у землян уже не вызывали. Но при чем тут Халил? И почему тревога?
- Он собирается покинуть корабль...
- Кто?
- Халил.
- Но он же на ракетодроме, мы с ним только что говорили, - сообщил Валентин.
- Он уже два часа в полете... Он связался с вами из ракеты... Нарушил запрещение...
- Какое запрещение?
- Во время дежурства никаких неслужебных переговоров, объяснил Филипп.
А Локен Палит все с той же встревоженностью обратился к Эле, появившейся в просторном кабинете.
- Попроси его вернуться!..
Самый авторитетный на Земле человек, председатель Всемирного Совета показался вдруг очень беспомощным и бесконечно старым. Но как раз это и убедило Валентина, что с Халилом беда. Через аппарат чрезвычайной связи он попытался вызвать планетолетчика.
Халил не отозвался.
Валентин взглядом пригласил к аппарату Элю, но и она ничего не добилась.
- Халил, должно быть, дал запрет на связь, - не очень уверенно предположил Филипп.
- Чрезвычайные вызовы автоматически отменяют любые запреты... - Локен Палит обессиленно опустился в кресло. - Или Халил испортил микростанцию... Или он не хочет... Он предупредил, что покинет корабль... Что не простит себе, если не сделает этого...
Эля в смятении вскрикнула, подавшись к экрану. Ракета и звездный зонд уже несколько минут были как связанные. Вероятно, их разделяло лишь силовое защитное поле, которое было непреодолимо для земных предметов. Но сейчас около ракеты появилось крохотное пятнышко, вернее кувыркающаяся черточка.
В комнате никто не произнес ни звука, но все знали - это Халил.
Изображение сместилось влево, потом вправо, стало увеличиваться, приближаться. Ракетки-наблюдатели, передававшие изображения, исполняли невысказанное пожелание людей.
Вскоре стало ясно: немедленная опасность Халилу не грозит. Он в скафандре и, кажется, запустил портативный ракетный двигатель.
- Ох, куда полез, отчаянная голова! Забыл о силовом поле? - не выдержал Филипп.
Халил, как будто услышал его, обернулся. За прозрачным гермошлемом было видно лицо планетолетчика. Правая бровь слегка подергивалась. А потом все заслонила желтая струя пламени: Халил набирал скорость. Он собственным телом таранил силовое поле!
На экране вновь возникла бездонная чернота космоса с голубыми и желтыми точками звезд, оранжевый апельсин пришельца, ракета Халила и он сам, но уже не рядом, а чуть поодаль от ракеты. Неужели силовое поле уступило его напору? Или оно было непроницаемо лишь для неодушевленных Предметов, а для живой плоти, облаченной в легкий скафандр, не являлось препятствием? Быть может, именно на это и рассчитывал Халил?!
Хорошо, если космический пришелец сделал встречный шаг. А если все подстроено со злым намерением?
В тишине отчетливо щелкнули переключатели аппарата чрезвычайной связи, а вслед за тем раздался повелительный голос Локена Палита. Председатель Всемирного Совета уже не был беспомощен и растерян.
- Третий защитный вариант к исполнению! Квадрат четыре-двадцать восемь-пять...
Валентин знал, что означают эти слова. Сейчас со всех ракетодромов взлетают ракеты. Через полчаса или даже раньше многие из них будут возле звездного пришельца. Они по первому приказу выпустят торпеды с антиматерией.
Сражение с ним - это крайний случай. Расчет прежде всего на демонстрацию силы, на безмолвное предостережение: не смей творить зло!
Халил там, в космосе, был все ближе к пришельцу. Пятьсот метров между ними... четыреста... триста восемьдесят...
Халил сбавил скорость, остановился... Почуял угрозу или возникло какое-то новое препятствие сродни силовому полю?
В этот момент у самого края экрана появились две боевые ракеты, затем еще две и еще...
Одни заняли позицию выше пришельца, тем самым отрезая ему дорогу к бегству, другие пристраивались посторонам - слева и справа, - третьи снизу. Ракеты окружали пришельца, как шмели, готовые в любой момент ужалить.
Халил медленно двинулся вперед. Вот он остановился. Пять секунд движения и опять долгая остановка.
Все, что мог, он сделал. Подобно воину, ищущему путь к переговорам, он демонстративно выбрался из укрытия и, беззащитный, направился к неведомому.
Теперь он вправе был ожидать встречного миролюбивого шага.
А огромный оранжевый шар, рядом с которым Халид выглядел жалкой букашкой, оставался равнодушным.
Неужели и эта самовольная, отчаянно опасная попытка установить контакт ничего не даст? Неудача, опять неудача!
Но случилось то, чего все боялись. Шар, словно невидимой сетью, опутал и потянул к себе планотолетчика. Халил судорожно извивался, пытаясь вырваться, на всю мощь работал портативный ракетный двигатель, однако шар неумолимо подтягивал планетолетчика.
Страхуя себя от удара о зонд, Халил вытянул вперед: руки. И опять случилось неожиданное. Невидимая сеть отпустила Халила, а в оранжевой броне шара образовалась выпуклость, похожая на половину дыни.
Планетолетчик осторожно притронулся к этой выпуклости. Она тотчас отделилась и повисла в пустоте. С виду ни дать пи взять половина дыни.
Через минуту Халил мчался со всей возможной поспешностью к своей ракете, бережно держа в руках подарок звездного пришельца. Он по-прежнему не откликался на вызовы и сам никому ничего не сообщал.
Лишь, добравшись до ракеты, он связался с Локеном Палитом.
- Отец, дорогой отец, докладываю! Первый контакт с посланцем разумных существ, которые живут у другой звезды, далекой от Солнца звезды, установлен... Я очень виноват перед тобой, отец, и вообще виноват, но я счастлив: контакт установлен!.. Что такое передо мной лежит, не знаю, отец. Что дальше делать - тоже не знаю. Наверное, на Землю надо... А может, и не надо на Землю, отец? Пожалуй, лучше на Луну сесть... Как лучше, отец? Поздравляю с мирным контактом, отец!
На экране по-прежнему был виден звездный пришелец, и так же кружили вокруг него земные ракеты.
Но схватка, к счастью, отменялась.
Валентину вспомнилась мелодия, которую сочинили наверняка разумные существа далекого незнакомого мира.
Космос звал к сотрудничеству и дружбе!
В ту ночь Селянин долго сидел, бессчетно раз переписывая маленькое письмецо. Эля должна получить его, когда Валентин будет в клинике у Акахаты. Он отправится туда завтра днем, в крайнем случае рослезавтра утром. Для него это вопрос решенный; Комитет защиты, видимо, прекратит работу, и значит больше не понадобятся знания Валентина о разуме, нацеленном на уничтожение. Он опять предстанет перед всеми (и перед Элей) невеждой, младенцем в тридцать лет. Что угодно, только не это!..
Валентин снова перечел, наверное, уже двадцатый вариант письмеца. Не так, опять не так!
Он попытался вызвать в памяти Элю, но увидел почему-то Ольгу. Отчетливо, как наяву, увидел. И голос услышал - живой, поддразнивающий: "Да знаешь ли ты, что такое любовь, капитан?" Вероятно, он все-таки не знал. Иначе не произошло бы разрыва.
Он снова принялся писать и через минуту опять смял и отбросил чуточку зеленоватый полимерный листок.
Эля теперь уже заснула. Что ж, половина первого ночи... Странно, он не мог вспомнить ее сегодняшнюю. Когда он думал о минувшем дне, он ясно видел все - вплоть до морщинок на лице Локена Палита или сдержанных жестов Чичерина. А вот Элю представить не мог, словно ее не было в кабинете Локена Палита. Но ведь она вместе со всеми слушала распоряжения председателя Всемирного Совета оставить дар звездного пришельца на третьем Ликосе до прибытия специальной комиссии, запретить до того любые эксперименты с ним.
И слова Локена Палита: "Хочу надеяться, что вскоре зазвучит на Земле речь наших братьев по разуму", - Эля тоже слышала.
Но как она отнеслась ко всему этому, Валентин не мог припомнить.
Удивляться этому было нечего. Он боялся оглядываться на Элю.
Да и сейчас он не мог найти единственно верных убедительных слов.
В конце концов он решил, что совсем не вправе писать ей.
Отшвырнув листок, Валентин бросился на кровать, но тут же разозлился сам на себя, на свою нерешительность, граничащую с трусостью.
Он вернулся к столу, быстро набросал первое, что пришло в этот момент в голову: "Эля! Когда-то, для тебя бесконечно давно, а для меня как будто вчера, я расстался с девушкой, без которой не представлял своей жизни. Не было таких возвышенных и ласковых слов, которые я вслух, а еще чаще мысленно, не говорил бы ей. Извини, что пишу об Ольге, которую когда-то потерял. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня. Но ты будто воскресшая Ольга, только еще прекрасней. Сказать тебе об этом я почему-то не посмел...
Поможет ли мне Акахата стать равным среди вас?
Я уезжаю в надежде на это. Иначе я не вернусь. Будь счастлива, Эля. Нет никого, кто был бы лучше тебя и кто заслуживал бы счастья больше, чем ты. Прощай".
Валентин быстро пробежал письмо глазами и решительно добавил:
"Нет, не прощай. До свидания!"
Он торопливо вложил листок в капсулу пневмопочты,. набрал номер Эли и число, когда письмо должно быть доставлено. Капсула просигналила зеленым глазком:
"Все в порядке".
Валентин вздохнул. Он далеко не был уверен в себе самом и в своей судьбе.
Однако он твердо понимал одно: за счастье надо бороться.
ВОСПИТАНИЕ СТОЙКОСТИ
(Об авторе и его книгах)
...В детский сад за сыном пришел он с опозданием и чувствовал себя виноватым: ведь только утром договорились они с Алешкой никогда не опаздывать.