Страница:
И Александр сурово ответил Пармениону:
— Доверие — это лучшее средство исправить человека и дать ему возможность заслужить наше уважение.
Парменион сжал губы так, что они сморщились, поклонился и ушел. Это очень почетно — хранить царское золото в Экбатанах, но это же отставка, это устранение из армии!
Да, это так. Но Парменион не привык спорить. Он знал — приказ царя надо выполнять. На душе было тяжело. Однако старый полководец никому не пожаловался, взял сильный отряд и уехал в Сузы за сокровищами.
— Теперь — за Дарием!
Царь с отрядом наемных всадников, которыми командовал его друг Эригий, этеров и лучников, помчался к Каспийским Воротам, куда ушел от него Дарий Кодоман.
Александр не щадил ни себя, ни своего отряда. Еле отдохнув, еле накормив лошадей, он уже снова садился на коня. День за днем грохот копыт, день за днем на пропотевшей попоне скачущей лошади, почти без сна… В дороге отряд его понемногу уменьшался: молодые этеры, еще не столь закаленные в походах, не выдерживали и отставали один за другим.
Александр менял лошадей и мчался вперед и вперед, одержимый стремлением настигнуть Дария. На горизонте уже вставали одетые лиловой дымкой горы, загородившие собой Каспийское море. С каждым днем их утесы поднимались все выше. И вот уже кончились луга с мягкой и сочной травой, под копытами глухо загремели камни. Начались сухие, безводные долины, окруженные пылающим зноем обнаженных скал. Стало трудно. Темнело в глазах от жары и от жажды. Александр терпел. Терпели воины. У измученных лошадей сбивался шаг. Пехота растянулась длинной вереницей…
На одиннадцатый день беспамятной, безоглядной скачки отряд Александра ворвался в город Раги[*], лежащий в горах. Сам измученный, осунувшийся царь оглянулся на своих всадников. Запыленные, с запекшимися губами, с помутившимся взглядом… Измученные кони, с глазами, налитыми кровью… За одиннадцать дней они проскакали три тысячи триста стадий.
Когда-то здесь было землетрясение и земля «разорвалась» — осталась большая трещина. Поэтому и город так назван — Раги, от слова «разорвать». Разорвались и горы над Каспием, образовав проход — Каспийские Ворота.
— Далеко ли отсюда до этих Каспийских Ворот?
Жители города, бывавшие на Каспии, сказали, что если так мчаться, как мчится Александр, то всего один день пути.
Один день пути — это недалеко. Можно и передохнуть. Целых пять дней дал Александр для отдыха своему отряду. Но сам покоя не находил. Куда еще, по каким дорогам понесет Дария его неразумная судьба? Где еще придется искать его?
Тяжелые воды Окса[*] отливали темной синевой между покрытых снегом берегов. С трудом преодолевая течение, через реку густой стаей шли лодки, маленькие и большие, тянулись плоты, плыли лошади, напряженно поднимая над водой головы.
Пестрое войско Бесса — персы, бактрийцы, согды, кочевники-даки, жившие по эту сторону Окса, — спешно уходило от Александра.
Бесс переправился первым. Он никак не мог избавиться от чувства погони за спиной. Сидя на большом рыжем коне, Бесс ждал, когда переправятся его отряды. Время от времени он кричал резким голосом, приказывая торопиться. Черные глаза его с блестящими голубыми белками беспокойно следили за судами, одно за другим пристающими к берегу. Нервная дрожь проходила по его медно-смуглому, тронутому рябинками лицу.
Наконец последние отряды высадились на берег. Кони, отряхиваясь, выходили из темной воды.
— Сжечь суда, — приказал Бесс, махнув рукой вдоль берега, — сжечь всё! Ничего не оставлять — ни плота, ни челнока!
Войско, не задерживаясь, уходило в глубину согдийской страны, направляясь в долину Кашка-Дарьи, к городу Навтаки[*]. Шумной гурьбой, не знающие строгого порядка, скакали кочевники. Более стройно и молчаливо шли персы, мидийцы, отряды дальних азиатских племен, уведенных Дарием. Отчетливо сохраняли строй эллинские наемники, служившие Дарию и теперь оставшиеся в бегущих войсках Бесса с нетвердой надеждой получить свою плату.
Бесс угрюмо поглядывал на своих спутников, персидских и согдийских вельмож, проверял поредевшую свиту. Тучный Барсаент, сатрап Арахозии, идет с отрядом арахотов — горных индов. Набарзан, уцелевший при Гранике… А вот идет Оксиарт, знатный бактриец, со своим войском. Согдиец Спитамен ведет свою отважную конницу. А где Фратаферн, бывший у Дария сатрапом Парфии? Где Стасанор, сатрап ариев? Где Автофридат, сатрап мардов и тапуров?
Этих напрасно искать в войске Бесса. Они у Александра. Александр теперь принимает персов в этеры, в отряды царских телохранителей. Персидские вельможи, служившие великим персидским царям, стоят теперь за спиной македонского царя!
Ушли от Бесса и многие бактрийские военачальники. Они велели сказать Бессу, что шли затем, чтобы отстаивать свободу, а не затем, чтобы бежать. А если и Бесс бежит от Александра, то им в его войске делать нечего. И теперь они просто разбрелись по домам, ушли в свои высокогорные крепости, решив отсиживаться там, пока в стране свирепствует Македонянин.
На кого надеяться?
Бесс, придержав своего рыжего костистого коня, поравнялся с Оксиартом.
— Где твоя семья, Оксиарт?
— Далеко, — Оксиарт махнул куда-то длинным синим рукавом персидского кафтана, — на Согдийской Скале. За них я спокоен.
Бесс кивнул головой:
— Это хорошо. Но почему ушли бактрийцы?
Оксиарт вздохнул, помолчал, словно прислушиваясь к легкому хрусту снега под копытами коней.
— Наверно, потому, что надоело воевать без победы, — уклончиво сказал он, прикрыв густыми ресницами свои светло-серые глаза.
— Потому, что не верят в победу? Или потому, что не хотят служить персу?
— Этого я не знаю. Но думаю, что сейчас нет разговоров о том, кому служить. Надо защищать свою землю, вот и все. Так я думаю.
Бесс не ответил. Этот разговор ему не нравился. Оксиарт ускользал из его рук.
— Защищать нашу землю, — повторил Бесс, — да. Защитить то, что осталось. А потом гнать из Персии Македонянина. Дарий не мог этого сделать. А я это сделаю.
Бесс взмахнул плеткой. Рыжий конь крупным галопом ушел вперед. Оксиарт, прищурясь, глядел ему вслед.
«Из Персии? — думал он. — А что нам за дело до Персии?»
Бесс догнал и окликнул Спитамена. Согдиец молча направил к нему коня. Кони шли рядом. Бесс украдкой, искоса поглядывал на Спитамена.
— Бактрийцы ушли, — начал Бесс, стараясь говорить спокойно, — персы ушли. Кому верить?
— Тому, кто остался, — ответил Спитамен.
Смуглое, с тонкими чертами лицо согдийца было задумчиво. Но в голосе его звучала твердая решимость, и Бесс почувствовал это.
— Александр прошел так далеко потому, — продолжал Бесс, — что никто ему по-настоящему не сопротивлялся. Через меня он не перешагнет. Только бы соратники мои мне не изменили.
— Я нашему делу не изменю, — сказал Спитамен.
И этот ответ не понравился Бессу — он ведь не сказал: «Я тебе не изменю, Бесс!» Рыжий конь помчался дальше.
«Да, я нашему делу не изменю, — хмуря тонкие черные, сходящиеся у переносья брови, думал Спитамен, — я не сложу оружия, если даже сам Бесс сложит его. Если откажутся воевать все — и персы, и бактрийцы, и согды, — я и тогда не сложу оружия. И если жена оставит меня из-за этой войны, я все-таки не сложу оружия!»
Но — жена!.. Гордая красавица из семьи персидских царей, жена Спитамена не понимает его и не хочет понимать. Его борьба с Александром кажется ей бессмысленной, ведь даже ее знатные родственники отказались от этой безнадежной борьбы!..
На крутом повороте дороги Спитамен оглянулся. Далеко позади, в прозрачной морозной синеве, таяли оранжевые отсветы костров, отмечая линию реки. Это горели челны и плоты на берегу Окса…
…Нет, что бы ни говорила жена, как бы ни гневалась она и как бы ни порицали Спитамена ее персидские родственники, он, пока есть силы, будет биться с ненавистным врагом, топчущим родную землю.
Только вот как успокоить сердце? Как заглушить хоть немного мучительное чувство неистребимой любви к этой женщине, которая держит его в плену уже столько лет? Как томящий недуг, как рабство, освободить от которого может только смерть. А потерять это рабство страшнее смерти.
Спитамен старался думать о предстоящих сражениях. Ярость закипала в душе, как только он вспоминал об Александре, захватившем земли Азии, земли Бактрии и теперь подступающем к Согде. Старался думать о том, где он разместит свою конницу, как обеспечит провиантом и фуражом… Но, крадучись, с коварством ненадежного счастья, сердце постепенно захватывали воспоминания недавних дней, последних дней в его родном доме. Теплая тишина, ароматный дымок алебастровых светильников, ласковое прикосновение пушистых, темно-красных ковров… Из глубины покоев, отводя завесу тонкой рукой, является женщина, легкая, как видение.
— Я ухожу сражаться с Александром, — сказал ей Спитамен.
Жена еле взглянула в его сторону.
— Зачем?
Спитамен вскочил.
— Как зачем? Защищать Согду!
В ответ лишь небрежное движение руки.
— Да, — твердо повторил Спитамен, — и ты будешь со мной.
— Я? Где?
— Со мной. На войне. В лагере. Там, где буду я. И ты, и наши дети — со мной. Со мной! — повторил Спитамен. — Я не могу оставить вас без своей защиты!
Жене пришлось подчиниться. Но с каким горем, с какими слезами покидала она свой богатый дом. Какие обидные слова она говорила Спитамену!
— Защищать Согду! Зачем? Столько лет жили под властью персов. А теперь будем жить под властью македонян. Ну и что же? Кому нужна та свобода, которую ты собрался защищать?
— Кому? Мне. Тебе. Нашему народу.
— Мне? — Жена пожала плечами. — Мне она не нужна. Народу? А какое мне дело до вашего народа?
И так всегда. В самое сердце!
Глухой топот идущей конницы вернул Спитамена в снежную, начинающую темнеть равнину. Истоптанный снег, холодный ветер, усталый шаг коня… И лиловые с черными морщинами скалистые холмы на горизонте.
…Бесс не терял времени. Собирал войско, призывал народ восстать на защиту родной земли. Запасался провиантом и оружием. Бактрийский сатрап, назначенный царем Дарием, Бесс из рода Ахеменидов, был известен не только в Бактрии, но и в Согде.
Народ Согды и Бактрии, напуганный приближением Македонянина и угрозами Бесса, спешно вооружался.
Однако союзники Бесса, знатные бактрийцы и согдийцы, были смущены. Бесс действовал, не советуясь с ними, не выслушивая их. Он только приказывал. Они удивлялись и гневались, подозревая неладное. И вскоре наступил день, когда подозрения их подтвердились.
Бесс созвал союзников на военный совет.
«Наконец-то, — сердито думал Спитамен, — послушаем, что он скажет».
На площади небольшого согдийского города был раскинут огромный шатер, украшенный пурпуром. Над входом висело вышитое золотом крылатое изображение Солнца — божество персов Ахурамазда. Вокруг на притоптанном, грязном снегу толпились вооруженные персидские воины. Возле шатра стояла стража.
Спитамен остановил коня, нахмурился. Что такое он видит перед собой? Уж не вернулся ли сам царь Дарий? Это его шатер!
Спитамен спешился, велел своему отряду всадников не отходить далеко, устроиться где-нибудь здесь же, на площади. И тут же увидел Оксиарта. Оксиарт хотел подъехать на коне к самому входу в шатер, но его задержала стража: к шатру царя Артаксеркса, царя всех стран, нельзя подъезжать на коне так запросто, словно к шатру какого-нибудь бактрийского военачальника. Оксиарт растерянно отдал коня конюшему. Спитамен увидел его застывшее в изумлении лицо.
— Царя всех стран? Артаксеркса?..
Глаза их встретились.
— Спитамен, — жалобно сказал Оксиарт, — объясни мне…
— Я это предвидел, — ответил Спитамен, бледнея от гнева.
— Но когда же это случилось? Как?
В шатер величаво прошли в богатых кафтанах персы, придворные царя Дария, оставшиеся в живых после всех битв, беспорядочных отступлений и скитаний по огромной азиатской стране.
Спитамен и Оксиарт переглянулись.
— Что ж, пойдем и мы, — пожав плечами, сказал Оксиарт.
В шатре было тесно. Всюду сверкало золото на расшитых кафтанах, вспыхивали огоньками драгоценные камни на ножнах акинаков. Прозрачные зерна ладана таяли на раскаленных углях очага, лиловые волокна ароматного дыма реяли над головами.
— Все как у царей, — насмешливо сказал Спитамен.
Оксиарт опасливо оглянулся:
— Молчи, Спитамен. Кругом персы…
В шатер вошел молодой, широкоплечий военачальник племени паретакенов Катен.
— Где Бесс?! — громко и грубо спросил он. — Что тут происходит, в какую игру играют?
Сразу несколько персов обернулись к нему.
— Бесса нет больше, — надменно сказал один из них, подняв крутую бровь, — есть царь всех стран Артаксеркс, Ахеменид.
— Что?! — Катен засмеялся. — Бесс — царь всех стран?! Где он?!
Кресло царя, стоявшее на возвышении, было пусто.
Персы отвернулись. Катен растерянно посмотрел вокруг.
— Спитамен! Оксиарт! Что все это значит?
— Надеюсь, скоро узнаем, — ответил Спитамен. — Вот, смотри.
Из глубины шатра торжественно вышли персидские вельможи. Спитамен узнал среди них Барсаента и Сатибарзана… Все в богатых придворных одеждах, но с мечами у пояса.
Наконец появился Бесс. Он шел медленно, как подобает царю. На голове у него возвышалась царская тиара.
— Царь Артаксеркс, Ахеменид, царь всех стран и народов!
Голос глашатая прокатился над затихшим залом.
— Но как же это… клянусь богами? — раздался одинокий голос Катена.
Персы постарались оттеснить его в дальний угол шатра. Что-то сказали ему, видно пригрозив. Катен, негромко выругавшись, повернулся и вышел. Чуткое ухо Спитамена уловило глухой топот коня — Катен умчался.
Бесс величаво прошел к золотому креслу, сел. Придворные окружили его. И тут же один за другим принялись отдавать ему земной поклон, как кланялись Дарию, получая взамен царский поцелуй.
«Убийца Дария, — с отвращением и негодованием подумал Спитамен, — убил царя лишь для того, чтобы самому стать царем».
Спитамен в тяжелой печали опустил глаза. У персов снова царь. И если Бесс победит Александра, Согде снова быть под персидским игом. Этого нельзя допустить. Спитамен вывел свою конницу на дорогу войны не для того, чтобы защищать власть персидских царей.
Бесс бросал острые, как дротики, взгляды в окружающую толпу. Вот глаза его отыскали Спитамена, ждут, требуют. Спитамен не тронулся с места. Брови Бесса грозно сомкнулись над переносьем — Спитамен не шевельнулся. Черные глаза с большими белками ринулись в сторону Оксиарта. Оксиарт дрогнул. Подошел к трону нового персидского царя, неуклюже поклонился, получил поцелуй и, смущенный, покрасневший от усилия земного поклона и от стыда, смешался с толпой. А вот идут и другие — бактрийцы, согдийцы… Могучий бактриец Хориен, владелец огромной Скалы, которую так и зовут Скалой Хориена, стоит и кусает ус, не зная, как ему поступить…
Спитамен, чувствуя, что задыхается от гнева и нестерпимой обиды, не оглядываясь, вышел из шатра. Военный совет? Возведение на трон Бесса, персидского царя? Согдиец Спитамен никаким иноземцам служить больше не будет.
Спитамен остался ночевать в лагере, среди воинов своей конницы. Бессонная стража охраняла лагерь.
Поздно ночью, когда во второй раз сменились сторожевые посты, явился Хориен. Спитамен, который ни на минуту не сомкнул глаз, не очень удивился его появлению.
— Я видел, как ты ушел, Спитамен, — хриплым, простуженным голосом сказал Хориен. — Я понял тебя.
Спитамен протянул ему руку.
— Но если ты пришел сегодня ко мне, то я тоже понимаю тебя, Хориен.
Они уселись у тлеющих углей очага.
— Что ты думаешь делать, Спитамен?
— То, что думал и раньше. Сражаться.
— Под знаменем царя Артаксеркса?
— Я не знаю такого царя, Хориен. Да и хватит с нас иноземных царей.
— Бесс — из царского рода Ахеменидов.
— Я, Хориен, не собираюсь воевать за царские права Ахеменидов. Зачем? Чтобы снова стать их данником, подчиняться их сатрапам, потерявшим всякую совесть?
Хориен угрюмо теребил свою подернутую серебром бороду.
— Ты, Спитамен, забываешь, что на нашей земле — Македонянин. Нам одним не выстоять перед ним.
— А ты уверен, Хориен, что Бесс не выдаст нас Македонянину, чтобы купить его милость? Да и какой смысл нам повиноваться Бессу, если он так же, как Дарий, все время отступает, бежит от Македонянина? А разве можем мы отступать сейчас, когда враг идет по нашей земле?
— Пожалуй, ты прав, — угрюмо ответил Хориен, — Бесс может только помешать нам. Надо избавиться от него.
В это время в лагере послышался топот коней, голоса. Приехал со своим отрядом Оксиарт. Он шел между палаток сутулясь, словно стараясь казаться меньше и незаметней. В отсветах костров на его персидском кафтане вспыхивали алые блики. И едва Оксиарт отогрел над очагом Спитамена свои озябшие руки, в лагере появился Катен. Не прошло и часа, как сюда примчались и другие военачальники союзных племен.
И здесь, глухой зимней ночью, в настороженной тишине военного лагеря Спитамена, знатные властители Согды и Бактрии решали судьбу своей древней, прекрасной и богатой, своей родной земли.
— Друзья мои! — Голос Спитамена дрожал от волнения. — Оглянитесь — нас много! Мы поднимем народ всех племен от Каспия до Инда. Земля наша обширна, и сила наша велика. Друзья мои, если мы все поднимем наши мечи, то не только Бесс, но и сам Александр не устоит перед нами!
— Доверие — это лучшее средство исправить человека и дать ему возможность заслужить наше уважение.
Парменион сжал губы так, что они сморщились, поклонился и ушел. Это очень почетно — хранить царское золото в Экбатанах, но это же отставка, это устранение из армии!
Да, это так. Но Парменион не привык спорить. Он знал — приказ царя надо выполнять. На душе было тяжело. Однако старый полководец никому не пожаловался, взял сильный отряд и уехал в Сузы за сокровищами.
— Теперь — за Дарием!
Царь с отрядом наемных всадников, которыми командовал его друг Эригий, этеров и лучников, помчался к Каспийским Воротам, куда ушел от него Дарий Кодоман.
Александр не щадил ни себя, ни своего отряда. Еле отдохнув, еле накормив лошадей, он уже снова садился на коня. День за днем грохот копыт, день за днем на пропотевшей попоне скачущей лошади, почти без сна… В дороге отряд его понемногу уменьшался: молодые этеры, еще не столь закаленные в походах, не выдерживали и отставали один за другим.
Александр менял лошадей и мчался вперед и вперед, одержимый стремлением настигнуть Дария. На горизонте уже вставали одетые лиловой дымкой горы, загородившие собой Каспийское море. С каждым днем их утесы поднимались все выше. И вот уже кончились луга с мягкой и сочной травой, под копытами глухо загремели камни. Начались сухие, безводные долины, окруженные пылающим зноем обнаженных скал. Стало трудно. Темнело в глазах от жары и от жажды. Александр терпел. Терпели воины. У измученных лошадей сбивался шаг. Пехота растянулась длинной вереницей…
На одиннадцатый день беспамятной, безоглядной скачки отряд Александра ворвался в город Раги[*], лежащий в горах. Сам измученный, осунувшийся царь оглянулся на своих всадников. Запыленные, с запекшимися губами, с помутившимся взглядом… Измученные кони, с глазами, налитыми кровью… За одиннадцать дней они проскакали три тысячи триста стадий.
Когда-то здесь было землетрясение и земля «разорвалась» — осталась большая трещина. Поэтому и город так назван — Раги, от слова «разорвать». Разорвались и горы над Каспием, образовав проход — Каспийские Ворота.
— Далеко ли отсюда до этих Каспийских Ворот?
Жители города, бывавшие на Каспии, сказали, что если так мчаться, как мчится Александр, то всего один день пути.
Один день пути — это недалеко. Можно и передохнуть. Целых пять дней дал Александр для отдыха своему отряду. Но сам покоя не находил. Куда еще, по каким дорогам понесет Дария его неразумная судьба? Где еще придется искать его?
СМЕРТЬ ДАРИЯ
Македонский отряд миновал темное ущелье Каспийских Ворот, когда к царю явились двое из лагеря Дария — знатный вавилонянин Багистан и Антибел, один из сыновей перса Мазея.
Александр только что отослал Кена, одного из своих этеров, с отрядом воинов запастись кормом для коней — впереди, как стало известно, лежала пустыня — и теперь ожидал его обратно. Увидев персидских вельмож, озабоченных и мрачных, Александр почувствовал, что произошло что-то недоброе.
— Где Дарий? — сразу спросил он, как только услышал, что они прибыли из персидского лагеря.
— Его повезли в Бактры, царь.
— Повезли? Он что — умер?
— Нет, царь. Его захватили в плен.
Александр вскочил.
— В плен?! Кто?!
— Его захватил Бесс, сатрап Бактрии, царь. Сатрап Арахозии и Дрангианы Барсаент заодно с Бессом. А также и Набарзан, хилиарх[*] Дариевой конницы. Мы не раз слышали от них, что царь Дарий не может быть ни царем, ни стратегом, что из-за него погибает Персидское царство и что они сами справились бы с Александром, а царь Дарий им только мешает! И теперь они взяли Дария к себе на колесницу и умчались куда-то в сторону Бактрии. Поэтому мы прибыли к тебе, царь. Случилось страшное дело!
Александр тотчас потребовал коня.
— Этеры со мной. Всадники со мной. Легкая пехота со мной. Кратер, ты останешься здесь с остальным войском, дождешься Кена.
Антибел и Багистан вызвались показать дорогу, куда увезли Дария.
Отряд, не слезая с коней, скакал всю ночь и до самого полудня. В жаркие часы передохнули, накормили лошадей и снова бросились в погоню. Еще одна ночь встретила их в пути. Кони изнемогали, всадники, сами еле держась, погоняли их.
На рассвете Александр увидел брошенный персидский лагерь. Кое-где еще догорали костры, стояли палатки.
Услышав конский топот, из палаток вышло несколько человек. Это были персидские воины, ослабевшие, больные люди, которые оказались не в силах следовать за войском. Угрюмо сбившись в кучку, они ждали расправы… Они сразу узнали Александра по его осанке, по сверкающим царским доспехам.
— Где Дарий? — крикнул он, не слезая с коня.
Персы наперебой принялись рассказывать:
— Царя Дария стащили с колесницы и посадили в повозку. Теперь царем стал Бесс.
— И никто из персов не защитил своего царя?
— Артабаз защищал. И сыновья Артабазовы царя защищали. Но не могли защитить. Бесс погнал коней в Бактрию, увез царя Дария и увел войско. А военачальник Артабаз ушел в горы с сыновьями. Защитить царя не мог. А служить Бессу не хотел.
Александр еле сдержал ярость и негодование. Они осмелились так поступить со своим царем! Он молча ударил коня. Измученный отряд ринулся вслед за Александром. Снова началась погоня, хотя лошади хрипели и спотыкались, а всадники от усталости не видели перед собой дороги.
И опять скакали всю ночь. К полудню следующего дня примчались в какое-то селение. Кони стали. Пришлось дать передышку. Александр приказал созвать жителей села.
— Были здесь военные отряды?
— Были. Всадники были. Везли кого-то в закрытой повозке. Вчера останавливались здесь. Торопились. Уехали ночью.
— А не знаете ли вы более короткой дороги, чтобы догнать их?
— Знаем. Но эта дорога заброшена. Там нет воды.
— Показывайте эту дорогу.
Александр отобрал из пехоты около пятисот человек, самых сильных и выносливых. Уставшим всадникам велел отдать своих коней этим пехотинцам. Остальному войску приказал идти по той дороге, по которой увезли Дария. А сам с конным отрядом помчался наперерез Бессу по заброшенной, пустынной дороге, где не было воды.
Еще одна ночь без сна, без отдыха, на коне. За ночь проскакали почти четыреста стадий. На рассвете, среди утренней мглы, стала видна серая полоса главной дороги и на ней густой темной массой медленно и вразброд идущие военные отряды.
— Они!
Македоняне настигли персов внезапно. Персы растерялись: у многих даже не было оружия, и они бросились врассыпную, в горы, в ущелья… Вооруженные пробовали защищаться. Но заря уже разгоралась, и при ее свете они увидели перед собой македонского царя.
— Александр! Александр!
Этот крик ужаса отозвался далеко в горах. Уже никто не защищался. Персы бежали, бросив своих военачальников, ехавших впереди.
Александр снова погнал коня. Он уже видел и Бесса, и крытую повозку, которую мчали сильные лошади. Бесс тоже видел Александра. Он видел, что Македонянин догоняет его, и беспощадно хлестал своего коня…
Серая скала встала выступом на пути. Персы обогнули скалу и скрылись из глаз. Но Александр знал, что им не уйти от него, что он сейчас их настигнет…
Вылетев из-за скалы вслед за Бессом, Александр увидел лишь повозку, брошенную на дороге. Бесс и его отряд уходили от македонян, и только высокая, пронизанная солнцем пыль отмечала их путь.
Македоняне, соскочив с коней, окружили повозку. Откинув шкуры, которыми была укрыта повозка, они увидели Дария. Он лежал неподвижный, весь в крови. Он только что умер; его тело, израненное дротиками, еще не остыло…
— Своего царя!.. Я поймаю тебя! — погрозил Александр вслед Бессу, который уже исчез среди выступов гор. — Я с тобой рассчитаюсь за это, клянусь Зевсом! Убить царя!
Александр снял свой царский плащ и укрыл Дария.
«Жалкий человек! — думал он, глядя в побелевшее лицо перса. — Как беглец, ты скитался по своей державе и погиб от руки людей, которым доверял!»
А в душе его уже нарастало ликование. Дария нет в живых, но народы не назовут Александра его убийцей. Теперь Александр может спокойно принять сан персидского царя, царя всех стран и народов. И продолжать войну, объявив себя мстителем за смерть Дария, погибшего от руки предателя Бесса.
— Клянусь Зевсом, боги помогают мне!
Догонять Бесса сейчас не имело смысла. Александр решил, что все равно придет в Бактрию и Бесс не скроется от его расправы.
Александр приказал похоронить Дария по-царски и воздать ему все царские почести. Дария, по эллинскому обычаю, сожгли на костре, а пепел отправили его матери. Сисигамбис оплакала своего несчастливого сына и погребла, как подобает царю.
Персидского царя больше нет. Царь теперь только один. Александр.
Но еще далеко до свершения огромных замыслов Александра — дойти до края земли, завоевать Ойкумену, стать всемогущим властелином, объединить народы, чтобы все нации были равны, чтобы не было ни эллинов, ни варваров — он и сам довольно натерпелся из-за своего македонского происхождения. Впрочем, после того как под его мечом пала Персидская держава, что может остановить Александра, царя македонского, которого сам Зевс назвал своим сыном?
Александр только что отослал Кена, одного из своих этеров, с отрядом воинов запастись кормом для коней — впереди, как стало известно, лежала пустыня — и теперь ожидал его обратно. Увидев персидских вельмож, озабоченных и мрачных, Александр почувствовал, что произошло что-то недоброе.
— Где Дарий? — сразу спросил он, как только услышал, что они прибыли из персидского лагеря.
— Его повезли в Бактры, царь.
— Повезли? Он что — умер?
— Нет, царь. Его захватили в плен.
Александр вскочил.
— В плен?! Кто?!
— Его захватил Бесс, сатрап Бактрии, царь. Сатрап Арахозии и Дрангианы Барсаент заодно с Бессом. А также и Набарзан, хилиарх[*] Дариевой конницы. Мы не раз слышали от них, что царь Дарий не может быть ни царем, ни стратегом, что из-за него погибает Персидское царство и что они сами справились бы с Александром, а царь Дарий им только мешает! И теперь они взяли Дария к себе на колесницу и умчались куда-то в сторону Бактрии. Поэтому мы прибыли к тебе, царь. Случилось страшное дело!
Александр тотчас потребовал коня.
— Этеры со мной. Всадники со мной. Легкая пехота со мной. Кратер, ты останешься здесь с остальным войском, дождешься Кена.
Антибел и Багистан вызвались показать дорогу, куда увезли Дария.
Отряд, не слезая с коней, скакал всю ночь и до самого полудня. В жаркие часы передохнули, накормили лошадей и снова бросились в погоню. Еще одна ночь встретила их в пути. Кони изнемогали, всадники, сами еле держась, погоняли их.
На рассвете Александр увидел брошенный персидский лагерь. Кое-где еще догорали костры, стояли палатки.
Услышав конский топот, из палаток вышло несколько человек. Это были персидские воины, ослабевшие, больные люди, которые оказались не в силах следовать за войском. Угрюмо сбившись в кучку, они ждали расправы… Они сразу узнали Александра по его осанке, по сверкающим царским доспехам.
— Где Дарий? — крикнул он, не слезая с коня.
Персы наперебой принялись рассказывать:
— Царя Дария стащили с колесницы и посадили в повозку. Теперь царем стал Бесс.
— И никто из персов не защитил своего царя?
— Артабаз защищал. И сыновья Артабазовы царя защищали. Но не могли защитить. Бесс погнал коней в Бактрию, увез царя Дария и увел войско. А военачальник Артабаз ушел в горы с сыновьями. Защитить царя не мог. А служить Бессу не хотел.
Александр еле сдержал ярость и негодование. Они осмелились так поступить со своим царем! Он молча ударил коня. Измученный отряд ринулся вслед за Александром. Снова началась погоня, хотя лошади хрипели и спотыкались, а всадники от усталости не видели перед собой дороги.
И опять скакали всю ночь. К полудню следующего дня примчались в какое-то селение. Кони стали. Пришлось дать передышку. Александр приказал созвать жителей села.
— Были здесь военные отряды?
— Были. Всадники были. Везли кого-то в закрытой повозке. Вчера останавливались здесь. Торопились. Уехали ночью.
— А не знаете ли вы более короткой дороги, чтобы догнать их?
— Знаем. Но эта дорога заброшена. Там нет воды.
— Показывайте эту дорогу.
Александр отобрал из пехоты около пятисот человек, самых сильных и выносливых. Уставшим всадникам велел отдать своих коней этим пехотинцам. Остальному войску приказал идти по той дороге, по которой увезли Дария. А сам с конным отрядом помчался наперерез Бессу по заброшенной, пустынной дороге, где не было воды.
Еще одна ночь без сна, без отдыха, на коне. За ночь проскакали почти четыреста стадий. На рассвете, среди утренней мглы, стала видна серая полоса главной дороги и на ней густой темной массой медленно и вразброд идущие военные отряды.
— Они!
Македоняне настигли персов внезапно. Персы растерялись: у многих даже не было оружия, и они бросились врассыпную, в горы, в ущелья… Вооруженные пробовали защищаться. Но заря уже разгоралась, и при ее свете они увидели перед собой македонского царя.
— Александр! Александр!
Этот крик ужаса отозвался далеко в горах. Уже никто не защищался. Персы бежали, бросив своих военачальников, ехавших впереди.
Александр снова погнал коня. Он уже видел и Бесса, и крытую повозку, которую мчали сильные лошади. Бесс тоже видел Александра. Он видел, что Македонянин догоняет его, и беспощадно хлестал своего коня…
Серая скала встала выступом на пути. Персы обогнули скалу и скрылись из глаз. Но Александр знал, что им не уйти от него, что он сейчас их настигнет…
Вылетев из-за скалы вслед за Бессом, Александр увидел лишь повозку, брошенную на дороге. Бесс и его отряд уходили от македонян, и только высокая, пронизанная солнцем пыль отмечала их путь.
Македоняне, соскочив с коней, окружили повозку. Откинув шкуры, которыми была укрыта повозка, они увидели Дария. Он лежал неподвижный, весь в крови. Он только что умер; его тело, израненное дротиками, еще не остыло…
— Своего царя!.. Я поймаю тебя! — погрозил Александр вслед Бессу, который уже исчез среди выступов гор. — Я с тобой рассчитаюсь за это, клянусь Зевсом! Убить царя!
Александр снял свой царский плащ и укрыл Дария.
«Жалкий человек! — думал он, глядя в побелевшее лицо перса. — Как беглец, ты скитался по своей державе и погиб от руки людей, которым доверял!»
А в душе его уже нарастало ликование. Дария нет в живых, но народы не назовут Александра его убийцей. Теперь Александр может спокойно принять сан персидского царя, царя всех стран и народов. И продолжать войну, объявив себя мстителем за смерть Дария, погибшего от руки предателя Бесса.
— Клянусь Зевсом, боги помогают мне!
Догонять Бесса сейчас не имело смысла. Александр решил, что все равно придет в Бактрию и Бесс не скроется от его расправы.
Александр приказал похоронить Дария по-царски и воздать ему все царские почести. Дария, по эллинскому обычаю, сожгли на костре, а пепел отправили его матери. Сисигамбис оплакала своего несчастливого сына и погребла, как подобает царю.
Персидского царя больше нет. Царь теперь только один. Александр.
Но еще далеко до свершения огромных замыслов Александра — дойти до края земли, завоевать Ойкумену, стать всемогущим властелином, объединить народы, чтобы все нации были равны, чтобы не было ни эллинов, ни варваров — он и сам довольно натерпелся из-за своего македонского происхождения. Впрочем, после того как под его мечом пала Персидская держава, что может остановить Александра, царя македонского, которого сам Зевс назвал своим сыном?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СПИТАМЕН
Пестрое войско Бесса — персы, бактрийцы, согды, кочевники-даки, жившие по эту сторону Окса, — спешно уходило от Александра.
Бесс переправился первым. Он никак не мог избавиться от чувства погони за спиной. Сидя на большом рыжем коне, Бесс ждал, когда переправятся его отряды. Время от времени он кричал резким голосом, приказывая торопиться. Черные глаза его с блестящими голубыми белками беспокойно следили за судами, одно за другим пристающими к берегу. Нервная дрожь проходила по его медно-смуглому, тронутому рябинками лицу.
Наконец последние отряды высадились на берег. Кони, отряхиваясь, выходили из темной воды.
— Сжечь суда, — приказал Бесс, махнув рукой вдоль берега, — сжечь всё! Ничего не оставлять — ни плота, ни челнока!
Войско, не задерживаясь, уходило в глубину согдийской страны, направляясь в долину Кашка-Дарьи, к городу Навтаки[*]. Шумной гурьбой, не знающие строгого порядка, скакали кочевники. Более стройно и молчаливо шли персы, мидийцы, отряды дальних азиатских племен, уведенных Дарием. Отчетливо сохраняли строй эллинские наемники, служившие Дарию и теперь оставшиеся в бегущих войсках Бесса с нетвердой надеждой получить свою плату.
Бесс угрюмо поглядывал на своих спутников, персидских и согдийских вельмож, проверял поредевшую свиту. Тучный Барсаент, сатрап Арахозии, идет с отрядом арахотов — горных индов. Набарзан, уцелевший при Гранике… А вот идет Оксиарт, знатный бактриец, со своим войском. Согдиец Спитамен ведет свою отважную конницу. А где Фратаферн, бывший у Дария сатрапом Парфии? Где Стасанор, сатрап ариев? Где Автофридат, сатрап мардов и тапуров?
Этих напрасно искать в войске Бесса. Они у Александра. Александр теперь принимает персов в этеры, в отряды царских телохранителей. Персидские вельможи, служившие великим персидским царям, стоят теперь за спиной македонского царя!
Ушли от Бесса и многие бактрийские военачальники. Они велели сказать Бессу, что шли затем, чтобы отстаивать свободу, а не затем, чтобы бежать. А если и Бесс бежит от Александра, то им в его войске делать нечего. И теперь они просто разбрелись по домам, ушли в свои высокогорные крепости, решив отсиживаться там, пока в стране свирепствует Македонянин.
На кого надеяться?
Бесс, придержав своего рыжего костистого коня, поравнялся с Оксиартом.
— Где твоя семья, Оксиарт?
— Далеко, — Оксиарт махнул куда-то длинным синим рукавом персидского кафтана, — на Согдийской Скале. За них я спокоен.
Бесс кивнул головой:
— Это хорошо. Но почему ушли бактрийцы?
Оксиарт вздохнул, помолчал, словно прислушиваясь к легкому хрусту снега под копытами коней.
— Наверно, потому, что надоело воевать без победы, — уклончиво сказал он, прикрыв густыми ресницами свои светло-серые глаза.
— Потому, что не верят в победу? Или потому, что не хотят служить персу?
— Этого я не знаю. Но думаю, что сейчас нет разговоров о том, кому служить. Надо защищать свою землю, вот и все. Так я думаю.
Бесс не ответил. Этот разговор ему не нравился. Оксиарт ускользал из его рук.
— Защищать нашу землю, — повторил Бесс, — да. Защитить то, что осталось. А потом гнать из Персии Македонянина. Дарий не мог этого сделать. А я это сделаю.
Бесс взмахнул плеткой. Рыжий конь крупным галопом ушел вперед. Оксиарт, прищурясь, глядел ему вслед.
«Из Персии? — думал он. — А что нам за дело до Персии?»
Бесс догнал и окликнул Спитамена. Согдиец молча направил к нему коня. Кони шли рядом. Бесс украдкой, искоса поглядывал на Спитамена.
— Бактрийцы ушли, — начал Бесс, стараясь говорить спокойно, — персы ушли. Кому верить?
— Тому, кто остался, — ответил Спитамен.
Смуглое, с тонкими чертами лицо согдийца было задумчиво. Но в голосе его звучала твердая решимость, и Бесс почувствовал это.
— Александр прошел так далеко потому, — продолжал Бесс, — что никто ему по-настоящему не сопротивлялся. Через меня он не перешагнет. Только бы соратники мои мне не изменили.
— Я нашему делу не изменю, — сказал Спитамен.
И этот ответ не понравился Бессу — он ведь не сказал: «Я тебе не изменю, Бесс!» Рыжий конь помчался дальше.
«Да, я нашему делу не изменю, — хмуря тонкие черные, сходящиеся у переносья брови, думал Спитамен, — я не сложу оружия, если даже сам Бесс сложит его. Если откажутся воевать все — и персы, и бактрийцы, и согды, — я и тогда не сложу оружия. И если жена оставит меня из-за этой войны, я все-таки не сложу оружия!»
Но — жена!.. Гордая красавица из семьи персидских царей, жена Спитамена не понимает его и не хочет понимать. Его борьба с Александром кажется ей бессмысленной, ведь даже ее знатные родственники отказались от этой безнадежной борьбы!..
На крутом повороте дороги Спитамен оглянулся. Далеко позади, в прозрачной морозной синеве, таяли оранжевые отсветы костров, отмечая линию реки. Это горели челны и плоты на берегу Окса…
…Нет, что бы ни говорила жена, как бы ни гневалась она и как бы ни порицали Спитамена ее персидские родственники, он, пока есть силы, будет биться с ненавистным врагом, топчущим родную землю.
Только вот как успокоить сердце? Как заглушить хоть немного мучительное чувство неистребимой любви к этой женщине, которая держит его в плену уже столько лет? Как томящий недуг, как рабство, освободить от которого может только смерть. А потерять это рабство страшнее смерти.
Спитамен старался думать о предстоящих сражениях. Ярость закипала в душе, как только он вспоминал об Александре, захватившем земли Азии, земли Бактрии и теперь подступающем к Согде. Старался думать о том, где он разместит свою конницу, как обеспечит провиантом и фуражом… Но, крадучись, с коварством ненадежного счастья, сердце постепенно захватывали воспоминания недавних дней, последних дней в его родном доме. Теплая тишина, ароматный дымок алебастровых светильников, ласковое прикосновение пушистых, темно-красных ковров… Из глубины покоев, отводя завесу тонкой рукой, является женщина, легкая, как видение.
— Я ухожу сражаться с Александром, — сказал ей Спитамен.
Жена еле взглянула в его сторону.
— Зачем?
Спитамен вскочил.
— Как зачем? Защищать Согду!
В ответ лишь небрежное движение руки.
— Да, — твердо повторил Спитамен, — и ты будешь со мной.
— Я? Где?
— Со мной. На войне. В лагере. Там, где буду я. И ты, и наши дети — со мной. Со мной! — повторил Спитамен. — Я не могу оставить вас без своей защиты!
Жене пришлось подчиниться. Но с каким горем, с какими слезами покидала она свой богатый дом. Какие обидные слова она говорила Спитамену!
— Защищать Согду! Зачем? Столько лет жили под властью персов. А теперь будем жить под властью македонян. Ну и что же? Кому нужна та свобода, которую ты собрался защищать?
— Кому? Мне. Тебе. Нашему народу.
— Мне? — Жена пожала плечами. — Мне она не нужна. Народу? А какое мне дело до вашего народа?
И так всегда. В самое сердце!
Глухой топот идущей конницы вернул Спитамена в снежную, начинающую темнеть равнину. Истоптанный снег, холодный ветер, усталый шаг коня… И лиловые с черными морщинами скалистые холмы на горизонте.
…Бесс не терял времени. Собирал войско, призывал народ восстать на защиту родной земли. Запасался провиантом и оружием. Бактрийский сатрап, назначенный царем Дарием, Бесс из рода Ахеменидов, был известен не только в Бактрии, но и в Согде.
Народ Согды и Бактрии, напуганный приближением Македонянина и угрозами Бесса, спешно вооружался.
Однако союзники Бесса, знатные бактрийцы и согдийцы, были смущены. Бесс действовал, не советуясь с ними, не выслушивая их. Он только приказывал. Они удивлялись и гневались, подозревая неладное. И вскоре наступил день, когда подозрения их подтвердились.
Бесс созвал союзников на военный совет.
«Наконец-то, — сердито думал Спитамен, — послушаем, что он скажет».
На площади небольшого согдийского города был раскинут огромный шатер, украшенный пурпуром. Над входом висело вышитое золотом крылатое изображение Солнца — божество персов Ахурамазда. Вокруг на притоптанном, грязном снегу толпились вооруженные персидские воины. Возле шатра стояла стража.
Спитамен остановил коня, нахмурился. Что такое он видит перед собой? Уж не вернулся ли сам царь Дарий? Это его шатер!
— Царя всех стран? Артаксеркса?..
Глаза их встретились.
— Спитамен, — жалобно сказал Оксиарт, — объясни мне…
— Я это предвидел, — ответил Спитамен, бледнея от гнева.
— Но когда же это случилось? Как?
В шатер величаво прошли в богатых кафтанах персы, придворные царя Дария, оставшиеся в живых после всех битв, беспорядочных отступлений и скитаний по огромной азиатской стране.
Спитамен и Оксиарт переглянулись.
— Что ж, пойдем и мы, — пожав плечами, сказал Оксиарт.
В шатре было тесно. Всюду сверкало золото на расшитых кафтанах, вспыхивали огоньками драгоценные камни на ножнах акинаков. Прозрачные зерна ладана таяли на раскаленных углях очага, лиловые волокна ароматного дыма реяли над головами.
— Все как у царей, — насмешливо сказал Спитамен.
Оксиарт опасливо оглянулся:
— Молчи, Спитамен. Кругом персы…
В шатер вошел молодой, широкоплечий военачальник племени паретакенов Катен.
— Где Бесс?! — громко и грубо спросил он. — Что тут происходит, в какую игру играют?
Сразу несколько персов обернулись к нему.
— Бесса нет больше, — надменно сказал один из них, подняв крутую бровь, — есть царь всех стран Артаксеркс, Ахеменид.
— Что?! — Катен засмеялся. — Бесс — царь всех стран?! Где он?!
Кресло царя, стоявшее на возвышении, было пусто.
Персы отвернулись. Катен растерянно посмотрел вокруг.
— Спитамен! Оксиарт! Что все это значит?
— Надеюсь, скоро узнаем, — ответил Спитамен. — Вот, смотри.
Из глубины шатра торжественно вышли персидские вельможи. Спитамен узнал среди них Барсаента и Сатибарзана… Все в богатых придворных одеждах, но с мечами у пояса.
Наконец появился Бесс. Он шел медленно, как подобает царю. На голове у него возвышалась царская тиара.
— Царь Артаксеркс, Ахеменид, царь всех стран и народов!
Голос глашатая прокатился над затихшим залом.
— Но как же это… клянусь богами? — раздался одинокий голос Катена.
Персы постарались оттеснить его в дальний угол шатра. Что-то сказали ему, видно пригрозив. Катен, негромко выругавшись, повернулся и вышел. Чуткое ухо Спитамена уловило глухой топот коня — Катен умчался.
Бесс величаво прошел к золотому креслу, сел. Придворные окружили его. И тут же один за другим принялись отдавать ему земной поклон, как кланялись Дарию, получая взамен царский поцелуй.
«Убийца Дария, — с отвращением и негодованием подумал Спитамен, — убил царя лишь для того, чтобы самому стать царем».
Спитамен в тяжелой печали опустил глаза. У персов снова царь. И если Бесс победит Александра, Согде снова быть под персидским игом. Этого нельзя допустить. Спитамен вывел свою конницу на дорогу войны не для того, чтобы защищать власть персидских царей.
Бесс бросал острые, как дротики, взгляды в окружающую толпу. Вот глаза его отыскали Спитамена, ждут, требуют. Спитамен не тронулся с места. Брови Бесса грозно сомкнулись над переносьем — Спитамен не шевельнулся. Черные глаза с большими белками ринулись в сторону Оксиарта. Оксиарт дрогнул. Подошел к трону нового персидского царя, неуклюже поклонился, получил поцелуй и, смущенный, покрасневший от усилия земного поклона и от стыда, смешался с толпой. А вот идут и другие — бактрийцы, согдийцы… Могучий бактриец Хориен, владелец огромной Скалы, которую так и зовут Скалой Хориена, стоит и кусает ус, не зная, как ему поступить…
Спитамен, чувствуя, что задыхается от гнева и нестерпимой обиды, не оглядываясь, вышел из шатра. Военный совет? Возведение на трон Бесса, персидского царя? Согдиец Спитамен никаким иноземцам служить больше не будет.
Спитамен остался ночевать в лагере, среди воинов своей конницы. Бессонная стража охраняла лагерь.
Поздно ночью, когда во второй раз сменились сторожевые посты, явился Хориен. Спитамен, который ни на минуту не сомкнул глаз, не очень удивился его появлению.
— Я видел, как ты ушел, Спитамен, — хриплым, простуженным голосом сказал Хориен. — Я понял тебя.
Спитамен протянул ему руку.
— Но если ты пришел сегодня ко мне, то я тоже понимаю тебя, Хориен.
Они уселись у тлеющих углей очага.
— Что ты думаешь делать, Спитамен?
— То, что думал и раньше. Сражаться.
— Под знаменем царя Артаксеркса?
— Я не знаю такого царя, Хориен. Да и хватит с нас иноземных царей.
— Бесс — из царского рода Ахеменидов.
— Я, Хориен, не собираюсь воевать за царские права Ахеменидов. Зачем? Чтобы снова стать их данником, подчиняться их сатрапам, потерявшим всякую совесть?
Хориен угрюмо теребил свою подернутую серебром бороду.
— Ты, Спитамен, забываешь, что на нашей земле — Македонянин. Нам одним не выстоять перед ним.
— А ты уверен, Хориен, что Бесс не выдаст нас Македонянину, чтобы купить его милость? Да и какой смысл нам повиноваться Бессу, если он так же, как Дарий, все время отступает, бежит от Македонянина? А разве можем мы отступать сейчас, когда враг идет по нашей земле?
— Пожалуй, ты прав, — угрюмо ответил Хориен, — Бесс может только помешать нам. Надо избавиться от него.
В это время в лагере послышался топот коней, голоса. Приехал со своим отрядом Оксиарт. Он шел между палаток сутулясь, словно стараясь казаться меньше и незаметней. В отсветах костров на его персидском кафтане вспыхивали алые блики. И едва Оксиарт отогрел над очагом Спитамена свои озябшие руки, в лагере появился Катен. Не прошло и часа, как сюда примчались и другие военачальники союзных племен.
И здесь, глухой зимней ночью, в настороженной тишине военного лагеря Спитамена, знатные властители Согды и Бактрии решали судьбу своей древней, прекрасной и богатой, своей родной земли.
— Друзья мои! — Голос Спитамена дрожал от волнения. — Оглянитесь — нас много! Мы поднимем народ всех племен от Каспия до Инда. Земля наша обширна, и сила наша велика. Друзья мои, если мы все поднимем наши мечи, то не только Бесс, но и сам Александр не устоит перед нами!
ЦАРСКИЙ ПОЦЕЛУЙ
В эту зиму войско Александра отдыхало в Гиркании[*], благословенной богами земле. Македоняне захватили всю огромную равнину до самого Гирканского[*] моря, в котором обнаружили изобилие всякой рыбы.
Измученное погоней за Дарием и тяжелым переходом через горы, македонское войско как лавина свалилось в Гирканию, захватило все гирканские города и богатые съестными припасами селения, которые они назвали «счастливыми». Люди здесь и в самом деле жили безбедно благодаря своей плодородной земле. Закрома ломились от хлеба, а хлеб этот и сеять было не надо: после жатвы в поле оставалось множество колосьев, их зерна осыпались и засевали ниву, обеспечивая обильный урожай.
Измученное погоней за Дарием и тяжелым переходом через горы, македонское войско как лавина свалилось в Гирканию, захватило все гирканские города и богатые съестными припасами селения, которые они назвали «счастливыми». Люди здесь и в самом деле жили безбедно благодаря своей плодородной земле. Закрома ломились от хлеба, а хлеб этот и сеять было не надо: после жатвы в поле оставалось множество колосьев, их зерна осыпались и засевали ниву, обеспечивая обильный урожай.