Страница:
Жрец принес жертву. Она предвещала беду.
Царь сам разбирался в жертвах и предзнаменованиях. Но сейчас он не подошел к жертвеннику. Ему было уже ясно, что, как бы он ни настаивал, войско дальше не пойдет.
— Друзья мои, — кротко и печально обратился он к своим этерам, людям преданным ему и верным, — боги запрещают нам идти дальше. Поэтому объявите войскам, что я решил повернуть обратно.
И, когда это решение стало известно войску, над лагерем поднялся клич радости и ликования.
— Спасибо тебе, царь, что ты только нам, македонянам, позволил одержать победу над тобой — победу над Александром!
Войско быстро собиралось в обратный путь. А на небе уже снова сгущались и сталкивались тучи, разя друг друга белыми молниями. И вот уже снова непроглядный ливень затопил все на свете… Ливень ревет, гремит, бушует вот уже семьдесят дней и семьдесят ночей. От этого можно сойти с ума. О Македония!
Войско повернуло обратно, к Гидаспу.
Царь сам разбирался в жертвах и предзнаменованиях. Но сейчас он не подошел к жертвеннику. Ему было уже ясно, что, как бы он ни настаивал, войско дальше не пойдет.
— Друзья мои, — кротко и печально обратился он к своим этерам, людям преданным ему и верным, — боги запрещают нам идти дальше. Поэтому объявите войскам, что я решил повернуть обратно.
И, когда это решение стало известно войску, над лагерем поднялся клич радости и ликования.
— Спасибо тебе, царь, что ты только нам, македонянам, позволил одержать победу над тобой — победу над Александром!
Войско быстро собиралось в обратный путь. А на небе уже снова сгущались и сталкивались тучи, разя друг друга белыми молниями. И вот уже снова непроглядный ливень затопил все на свете… Ливень ревет, гремит, бушует вот уже семьдесят дней и семьдесят ночей. От этого можно сойти с ума. О Македония!
Войско повернуло обратно, к Гидаспу.
ПУТЬ К МОРЮ
Долина Гидаспа встретила теплом и веселым солнцем. За четыре месяца их отсутствия здесь все изменилось. Дожди кончились, река вошла в русло, по берегам счастливо бушевала сочная зелень посевов, деревья на склонах гор сверкали омытой листвой.
На Гидаспе стояли недавно отстроенные корабли; их черные борта отражались в синей, с яркими бликами воде. Отряды строителей, триерархи — македонские этеры, строившие корабли, с ликованием встретили царя. Измученное войско ободрилось.
— Значит, домой отправимся на кораблях? Это полегче, чем шагать в полном снаряжении!
— На кораблях-то на кораблях. Но что там нас ожидает? Река чужая, и море чужое.
— Все равно, как, и на чем, и какой дорогой. Лишь бы домой!
Но ни одна радость не приходит без того, чтобы что-нибудь не омрачило ее. Внезапно заболел и умер военачальник Кен. Александр созвал всех врачей, что были в войске. Никто не помог. Пришлось зажигать погребальный костер.
Похоронив Кена, царь приказал немедленно снаряжать корабли в путь.
И спустя месяц наступил тот серебряный рассвет, когда царь в полном вооружении, окруженный свитой, поднялся на борт своего корабля.
Командование флотом принял критянин Неарх. В войске нашлось немало людей, понимающих морское дело, — издревле искусные моряки финикийцы, корабельщики с острова Крита, египтяне, выросшие на берегу великой реки… Весь этот пестрый экипаж занял свои места на кораблях. А на берегах Гидаспа выстроилось сухопутное войско, которое должно идти до реки Акесина, до того места, где в Акесин впадает река Гидасп. На одном берегу стоял со своими фалангами и конницей Кратер. На другом берегу стоял Гефестион со своими фалангами, конницей и двумястами слонов. Оба войска выстроились в походном порядке и ждали царского сигнала, чтобы тронуться в путь.
Александр, поднявшись на корабль, бросил быстрый взгляд на один берег, потом на другой. Войска его любимых военачальников стояли с такой превосходной выправкой, с таким военным блеском, что у царя в глазах пробежали слезы. И с такой-то армией он вынужден отказаться от своей необоримой мечты. Именно эта его прекрасная армия перестала повиноваться ему.
Слез Александра никто не видел. Он сосредоточенно, отрешенно от всех стоял на высоком корабельном носу с драгоценной золотой чашей в руках. Он обращался к богам. Он просил своих родных богов, богов Эллады, сделать его путь безопасным и сохранить его войско.
Окруженный жрецами и прислушиваясь к их вещаниям, он совершил возлияние богу морей Посейдону, своему предку Гераклу, Зевсу — Аммону, нереидам[*] и реке Гидаспу… Войско в молчании, вместе с царем, призывало своих богов. Кубок, сверкнув золотой звездой, упал в воду.
Царь взмахнул рукой. Грянули звонкие трубы. Корабли подняли разноцветные паруса. Дружно ударили весла. Пошли длинные военные корабли, пошли грузовые, на которых стояли лошади, пошли корабли с провиантом и боевыми припасами… Сотни кораблей двигались в строгом порядке один за другим.
А по берегам реки пошли боевые отряды Кратера и Гефестиона. Шли, как ходили в поход все эти годы, — конница, фаланги, гипасписты… Лишь одно было удивительным и непривычным: в войске Гефестиона, покачивая хоботом, покорно шагали огромные серые удивительные животные — слоны.
Македонская армия снова тронулась в путь.
Александр долго смотрел, как удалялось от берега его сухопутное войско, отходя в глубь страны. А потом прошел на корму и еще раз мысленно простился с Кеном. Одинокая могила осталась на берегу чужой реки, в чужой земле… Тяжело, тяжело терять близких друзей, даже и тогда, когда они перестали понимать тебя и верить тебе.
Берега медленно проходили мимо, незнакомые, неизвестные… Сначала реку теснили лесистые горные отроги. Потом горы отступили, открылись светлые поля. Отовсюду к берегу бежал народ. Коричневые, полуголые, они толпились по берегам. Они никогда не видели таких кораблей, с разноцветными парусами, они не могли понять, кто эти неведомые люди, плывущие неизвестно откуда… Особенно громкие крики удивления начинались, когда вслед за военными кораблями появлялись суда, на которых стояли невиданные животные — лошади.
На исходе третьего дня, при свете красного вечернего солнца, Александр увидел свои сухопутные войска. Они, как и было приказано, ждали прибытия кораблей, раскинув свои лагеря по обе стороны реки.
Здесь войска остановились. Два дня отдыхали гребцы. Неарх-флотоводец по вечерам писал в своем судовом дневнике обо всем, что произошло с того дня, как он впервые взошел на палубу, записывал свои наблюдения, полученные в чудесной стране — Индии…
Писал по приказу царя походный дневник и Аристобул, кормчий царского корабля. И если Неарх старался держаться только фактов, только виденного своими глазами, Аристобул, увлеченный рассказами туземных переводчиков, нередко давал волю домыслам и фантазиям…
За эти два дня подтянулось и остальное войско. Александр собирал свои военные силы: он получил известия, что по ту сторону устья реки Акесина, впадающего в Гидасп, их ждут опасные воинственные индийские племена маллов и оксидраков. Они уже стоят на берегу с оружием в руках, готовые встретить македонян.
— Они не знают, против кого подняли оружие, — сказал Александр. И зловеще добавил: — Они скоро это узнают.
Маллы ждали нападения с берегов Гидаспа. Только отсюда могут напасть македоняне, потому что за спиной у маллов — пустыня, через которую нет дорог, и Александр не поведет войско через пустыню.
Александр нагрянул именно оттуда, откуда его не ждали. Он провел свое войско через пустыню, вышел прямо к главному городу маллов Агалассе и сразу окружил его. Маллы защищали свою крепость с мужеством, доходящим до отчаяния. Но не смогли защитить, и все погибли.
Теперь больше никто не вставал на пути Александра. Но он не мог уйти, не утолив свою ярость. Македонское войско раскинулось по стране, как губительный пожар. Македоняне гнали маллов, разрушали их города, переходили бурные реки, преследуя их…
Маллы тясячами погибали в битвах, бежали в леса, скрывались в болотах. Ужас шел по индийской земле, и города уже сдавались без боя и открывали ворота, едва македоняне появлялись у их стен.
Александр преследовал маллов в каком-то неистовом безумии.
— Они будут помнить, как поднимать на меня меч!
Он неудержимо бросался в битву, не сознавая опасности; ему ни разу не пришло в голову, что он и сам смертен. И вот случилось так, что из одной осаждаемой крепости Александра вынесли на его собственном щите.
Эта крепость не сдавалась. Александр кричал, приказывая немедленно штурмовать ее.
Македоняне тащили лестницы, приставляли к стенам. Но Александру казалось, что они делают это слишком медленно. Раздраженный этим, он сам схватил лестницу, приставил ее к стене и, не оглянувшись, следуют ли за ним воины, полез наверх. Увидев это, Певкест, щитоносец, бросился следом за царем. За Певкестом поспешил телохранитель Леоннат. Рядом, по другой лестнице, карабкался воин Абрей — вот и вся свита, которая оказалась с Александром.
Добравшись до верха стены, Александр уперся щитом в зубцы и сразу начал битву с защитниками крепости, стоявшими на стене. Царь стоял против врагов один и был виден всему своему войску и всему войску маллов. Дротики и стрелы устремились на него со всех стен, со всех башен. Щитоносцы и телохранители царя, его этеры, в ужасе карабкались по лестницам, торопясь на помощь царю. Но они торопились, толкались, хотели влезть все сразу, и лестницы то одна, то другая рушились под ними.
Александр отбивался один. Увидев, что внутри крепости под стеной лежит горбом высокая насыпь, в азарте битвы он спрыгнул на нее прямо в гущу врагов. Став спиной к стене, он продолжал сражаться. Меч его был так смертоносен, что маллы не решались подойти близко. Они окружили его толпой и били в него дротиками, копьями, стрелами — всем, что было в руках. Царь отражал удары, увертывался и снова бил мечом… Дротики скользили по его щиту и по сверкающему панцирю, не принося вреда.
Но вот ударила чья-то тяжелая меткая стрела, пробила панцирь и закачалась, вонзившись в грудь.
В эту острую минуту к нему со стены спрыгнул Певкест. И следом за ним — телохранитель Леоннат. Появился было и Абрей, но его тут же сбила стрела.
Певкест и Леоннат тотчас заслонили своими щитами раненого царя. Маллы с новым ожесточением напали на них.
Александр со стрелой в груди еще отбивался. Но скоро в глазах у него потемнело. И он упал тут же, где стоял, на свой щит…
Певкест и Леоннат сражались, насколько хватало их сил и умения, защищая царя. Стрелы гудели вокруг, ударяясь в щиты, в стены над их головой. Царь, истекая кровью, умирал.
Македоняне кричали и бесновались по ту сторону стены. Но чем больше спешили, стараясь взобраться на стены, тем хуже ладилось дело. Наконец, взбираясь и по лестницам, и по крюкам, вбитым в стену, и становясь друг другу на плечи, они начали массой валиться со стен внутрь крепости. Увидев, что царь лежит неподвижный и окровавленный, они подняли крик и плач и с яростью бросились на маллов. Они стали тесной стеной вокруг царя, закрывая его щитами. Маллы сгрудились около них. Началась битва насмерть.
Тем временем македоняне, оставшиеся снаружи, били бревном в ворота крепости. Ворота долго держались. И когда маллы внутри крепости уже начали теснить македонян, ворота рухнули и вместе с ними рухнула часть стены. Македонские отряды лавиной ворвались в крепость. Маллы были разбиты.
Царя вынесли из крепости без сознания, распростертого на щите. Александр был жив. Он пришел в себя, открыл глаза, увидел стрелу, торчащую в груди, и Фердикку, склонившегося над ним. Он смутно слышал, что кто-то в смятении зовет врача…
Преодолевая боль и дурноту, Александр приказал Фердикке надрезать рану и вытащить стрелу. Фердикка осторожно надрезал рану своим мечом и, крепко ухватив стрелу, выдернул ее. Кровь хлынула, заливая грудь, и Александр снова потерял сознание.
Македоняне, видевшие это, опять подняли крики отчаяния: они решили, что царь умер.
Эту весть — царь умер! — из-под стен крепости маллов привезли войскам Гефестиона, стоявшим лагерем при слиянии рек Гидраота[*] и Акесина. Лагерь пришел в смятение. Встревоженный Гефестион тут же послал гонцов узнать, что случилось с царем.
— Наш царь умер! Александр убит! Умер Александр! Умер! Убит!..
Черная тень смерти шла по лагерю. Воинов охватили страх и растерянность.
— Кто поведет войско дальше?
— Как мы дойдем до Македонии из этой чужой, враждебной и такой далекой земли?
— На пути у нас реки… Как мы перейдем их без Александра?
— Как мы справимся с варварами, которые теперь нападут на нас, — ведь Александра нет, им некого уже бояться!
Но вот словно заря засветилась среди черной ночи — Гефестиону привезли письмо от Александра.
— Вот он сам пишет вам, воины, сам, своей рукой. Он жив, он скоро вернется в лагерь!
И хотелось верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться — это еще тяжелее. Ведь письмо могли написать и сами его телохранители… Войско по-прежнему волновалось.
Александр велел везти себя в лагерь.
Его перенесли на корабль и положили в палатку, поставив ее на корме. Александр лежал — у него не было сил встать, кружилась голова.
Весь лагерь стоял на берегу, когда подошла триера Александра.
Гефестион и Неарх вышли вперед, с тревогой следя глазами за медленно идущим кораблем. Они не видели на борту Александра. Снова гул рыдания и горя прошел по войскам — везут тело царя!
Александр услышал это. Он приказал убрать палатку, чтобы все видели его. И когда триера наконец пристала к берегу, он, приветствуя войско, поднял и протянул к ним руку. Радостный вопль взорвался над берегом. Царь жив! Царь вернулся к ним!
Александр, еле передвигая ноги, вышел на берег. Щитоносцы принесли ложе, чтобы отнести царя в лагерь. Но он отказался.
— Коня!
И войско увидело его на коне. Крик торжества пронесся над рекой. Воины кричали, ликовали, били в щиты. Они шли за царем до самого шатра. Александр сошел с коня, из последних сил стараясь держаться твердо, направился в шатер. Воины ликовали. Его спасение — их спасение. Воины были убеждены, что никто, кроме Александра, не сможет привести их обратно домой из этого страшного похода.
Войдя в шатер, Александр свалился в изнеможении. Врачи приняли его, обмыли и перевязали рану, наложили целительные припарки. Успокоенный и счастливый, Александр наконец остался в благоуханной тишине шатра.
Царь тяжело болел. Но как только рана закрылась и перестала кровоточить, он уже снова сидел на коне.
Александр не торопился в обратный путь. Прежде чем уйти, он решил исследовать судоходность великой реки Инда: эту реку он уже включил в свою необъятную державу.
Теплое февральское небо проливало золотой свет на цветущие берега Инда. Корабли подняли паруса, сразу отбросившие разноцветные отражения в ультрамариновую воду реки. Гребцы взялись за весла.
Царь долго стоял на корме. Здесь, при слиянии пяти восточных рек, в прекрасном месте, где широкий Панджнад впадает в Инд, по воле Александра поднялся город. Еще одна Александрия. Еще одна крепость македонского царя, поставленная на завоеванной земле. Александрия на Инде… Царь задумчиво смотрел, как удаляется берег и на нем желтые, еще не достроенные городские стены, маленькие новые дома, намечающие улицы… Эллинский город. Его город.
Снова мерный плеск весел, ритмичные возгласы келевстов[*], крылатый шум парусов… Невиданной силы растительность, огромные, с многочисленными воздушными корнями странные деревья, пальмы с роскошными резными кронами, мелькающие среди темной зелени рыжие обезьянки, яркие голубые и красные птицы, взлетающие над ветвями, — все это медленно проходило перед глазами македонян, как длительный полуденный сон.
Александр, скрывшись от зноя в тихую глубь корабля, позвал к себе флотоводца Неарха, Онесикрита — кормчего своей царской триеры, позвал географов и землемеров, которые сопровождали войско…
На столе лежала новая географическая карта.
— Когда-то персидский царь Дарий, сын Гистаспа, как вам всем известно, послал Скилака из Карианды по этому пути, — сказал Александр. — Скилак проплыл по всему Инду, вышел в Океан, прошел в Красное море, приплыл к побережью Египта. Значит, мы сможем сделать то же самое.
— Как верить этому человеку? — возразил Неарх, сдвинув свои широкие черные брови. — Ведь он много написал всякой ерунды. Где эти одноглазые люди? Где эти одноногие, которые заслоняются своей ступней от солнца?
— Как знать? — ответил ему Онесикрит. — Может, мы просто не видели того, что он видел. Или ему рассказывали…
— Эти географы и путешественники, к сожалению, много напутали, — сказал Александр. — Вот и Гекатей пишет: население многочисленное и воинственное. Это правда. Но он же выдумал, что здесь муравьи почти с лисицу ростом и что они добывают из земли золотой песок!
— Я тоже слышал об этих муравьях! — живо возразил Онесикрит. — Царь, это такая страна, где все возможно!
— Мы достаточно глубоко прошли по этой стране, чтобы увидеть и муравьев, и одноглазых, и одноногих, — рассердился Неарх, — но мы их не видели. Ктесий, как теперь нам стало ясно, тоже немало наболтал чепухи! Мы должны сами все увидеть и написать о том, что видели. Это наше дело — прокладывать дорогу.
— Друзья мои, — сказал Александр, — вот что я думаю и что хочу осуществить. Мы идем к дельте Инда. Мы уже не можем обманываться, как раньше, руководствуясь сведениями ученых, но никогда не бывавших здесь людей. Я говорю о том, что писал Аристотель: устье Инда и устье Нила очень близки друг к другу. Все не так! Хотя в Инде, как и в Ниле, живут крокодилы.
— Далеко не так, — подтвердил Неарх.
— Если мы пройдем дельту Инда, куда выйдут наши корабли?
— В Океан… — раздались неуверенные голоса.
— И если мы пойдем по Океану, то должны прийти в Персидское море. Не так ли?
С уверенностью ответить на этот вопрос не мог никто.
— Узнаем, царь, — сказал Неарх, — когда пройдем этот путь.
— Но ведь надо знать, куда идешь, Неарх!
— Мы, царь, пока можем только предполагать.
— Я предполагаю, — после раздумья сказал Александр, — что мы выйдем в Персидское море, к устью Паситигра. А там мы дома!
В Патталах, большом городе, стоявшем у дельты Инда, Александр решил построить военную крепость. Весь нижний Инд, его дельта, будет под властью этой крепости. Паттала может быть и прекрасным торговым пунктом — водный путь с моря в Индию, а из Индии в море и дальше, в азиатские страны.
Крепость Александр поручил строить Гефестиону.
Гефестион за время похода уже немало построил и городов, и крепостей, и гаваней, и верфей. Шум стройки, звонкий перестук топоров заполнили берег, и Александр знал, что в самый короткий срок, какой возможен, у начала рукавов Инда будет стоять сильная крепость, будут гавани и будут верфи, в которых будут сколачиваться новые корабли.
Царь старательно расспрашивал индийцев из Патталы:
— Что там, если идти на восток? Какие там земли?
— Там пустыня.
— Реки, озера, какая-нибудь вода есть там?
— Там нет воды. Там нет никакой воды.
— А как же там живут люди?
— Там не живет никто.
— А если отсюда идти на запад?
— Там Гедросия. Там живет племя оритов и племя гедросов. И тоже пустыня.
— Ну, если там живут люди, то не такая уж это пустыня!
Наступила спокойная, размеренная жизнь военного лагеря с его мелкими ежедневными заботами. Строительный шум работ в Патталах. Заснувшие корабли с опущенными парусами. Вечерние беседы с друзьями, которые являлись к царю, нарядные и умащенные благовониями. Царь замечал, как они осунулись, как почернели под индийским солнцем, как много прибавилось у них морщин, а у иных и седины…
Здесь, в Патталах, к Александру неожиданно явился Оксиарт.
Александр встретил его и с радостью, и с тревогой. Он дал отдохнуть Оксиарту после такой далекой и трудной дороги и взволнованно ходил взад и вперед, ожидая его. Роксана встала перед ним со своей жемчужной красотой. Оказывается, уж очень давно он не видел ее. Куда исчезает время? Как вода из рук, как вода из рук…
Они долго сидели вдвоем за чашей вина. Оксиарт был хмур и озабочен.
— В Бактрах неспокойно, царь. В городах, которые ты основал, восстания, резня.
— Кто?
— Не разгневайся на меня, царь, бесчинствуют твои старые воины — македоняне, которых ты оставил в Бактрах. Они восстали против тебя и призвали к этому бактрийцев. А бактрийцы, ты сам знаешь, только и ждали этого! Не хотят царя-македонянина!..
— А чего хотят македоняне?
— Они хотят домой, царь. На родину. Выбрали себе нового царя. И если бы ты знал — кого! Коновода Афинодора. Он им обещал отвести их в Македонию. Но ему позавидовал некий Викон, убил его на пиру. Воины чуть не растерзали этого Викона. А когда его стали судить, так те же воины вырвали его из темницы и потребовали, чтобы он вел их на родину.
Александр слушал, опустив глаза. Гнев уже бурлил в глубине души, но печаль гасила его. Люди хотят домой. В Македонию. В ее прохладные горы, к ее чистым рекам, к ее зеленым пастбищам… О Македония!
— Пришлось усмирять эту буйную толпу силами войска, царь. Но если бы это только у нас. В сатрапии Паропамиса тоже нехорошо. Но там виноват сатрап.
— Тириасп?
— Да, царь. Он притесняет людей. Он жесток и несправедлив. Поэтому и восстания.
— Возьмешь эту сатрапию ты, Оксиарт. Я смещу Тириаспа. Но как только я вернусь, я жестоко расправлюсь с теми, кто не оправдал моего доверия. Я накажу их без жалости!
Оксиарт спешил занять новую сатрапию, да и Александр торопил его.
Но едва он проводил бактрийца, как явился вестник из Арианы. Перс Ордан захватил власть и провозгласил себя царем.
Царь был раздражен. Он сам, своей рукой, немедленно наказал бы всех, кто восстает против него, — и он их накажет. Сам. Так же как расправлялся сам, своей рукой, с восставшими племенами.
Но Александр не мог сейчас идти в Ариану. Усмирять восстание он послал своего верного полководца Кратера. Кратер сделает все так, как прикажет Александр, и так, как сделал бы сам Александр.
Кратер пошел в Ариану уже известной дорогой — через Арахозию и Дрангиану. Этот путь не грозил непредвиденными опасностями: места, населенные мирными жителями, есть и пастбища для лошадей и вьючных животных, есть и вода. Поэтому Александр отправил с ним и обозы, и семьи, ехавшие за войском, и добычу, какая была сохранена.
С Кратером пошли фаланги, конница, слоны. И под особой охраной поехала с ним, заливаясь слезами, Роксана, царская жена.
— Жди меня в Кармании[*], — приказал Александр Кратеру.
— Жди меня в Кармании, — сказал он, прощаясь, Роксане. — Я не могу взять тебя с собой, потому что я пойду еще неизвестной нам дорогой. Что мы сможем вынести, то не сможешь вынести ты. Не плачь. Жди!
Войско Кратера тронулось в путь. Запылила конница, закачались сариссы фалангитов, загромыхали обозы, зашагали, помахивая хоботом, слоны…
Молча вздыхая, глядели оставшиеся вслед уходившим. Скоро ли и они пойдут по этой благословенной дороге — по дороге домой?
Они еще не знали, какое тяжкое испытание готовит им Александр.
На Гидаспе стояли недавно отстроенные корабли; их черные борта отражались в синей, с яркими бликами воде. Отряды строителей, триерархи — македонские этеры, строившие корабли, с ликованием встретили царя. Измученное войско ободрилось.
— Значит, домой отправимся на кораблях? Это полегче, чем шагать в полном снаряжении!
— На кораблях-то на кораблях. Но что там нас ожидает? Река чужая, и море чужое.
— Все равно, как, и на чем, и какой дорогой. Лишь бы домой!
Но ни одна радость не приходит без того, чтобы что-нибудь не омрачило ее. Внезапно заболел и умер военачальник Кен. Александр созвал всех врачей, что были в войске. Никто не помог. Пришлось зажигать погребальный костер.
Похоронив Кена, царь приказал немедленно снаряжать корабли в путь.
И спустя месяц наступил тот серебряный рассвет, когда царь в полном вооружении, окруженный свитой, поднялся на борт своего корабля.
Командование флотом принял критянин Неарх. В войске нашлось немало людей, понимающих морское дело, — издревле искусные моряки финикийцы, корабельщики с острова Крита, египтяне, выросшие на берегу великой реки… Весь этот пестрый экипаж занял свои места на кораблях. А на берегах Гидаспа выстроилось сухопутное войско, которое должно идти до реки Акесина, до того места, где в Акесин впадает река Гидасп. На одном берегу стоял со своими фалангами и конницей Кратер. На другом берегу стоял Гефестион со своими фалангами, конницей и двумястами слонов. Оба войска выстроились в походном порядке и ждали царского сигнала, чтобы тронуться в путь.
Александр, поднявшись на корабль, бросил быстрый взгляд на один берег, потом на другой. Войска его любимых военачальников стояли с такой превосходной выправкой, с таким военным блеском, что у царя в глазах пробежали слезы. И с такой-то армией он вынужден отказаться от своей необоримой мечты. Именно эта его прекрасная армия перестала повиноваться ему.
Слез Александра никто не видел. Он сосредоточенно, отрешенно от всех стоял на высоком корабельном носу с драгоценной золотой чашей в руках. Он обращался к богам. Он просил своих родных богов, богов Эллады, сделать его путь безопасным и сохранить его войско.
Окруженный жрецами и прислушиваясь к их вещаниям, он совершил возлияние богу морей Посейдону, своему предку Гераклу, Зевсу — Аммону, нереидам[*] и реке Гидаспу… Войско в молчании, вместе с царем, призывало своих богов. Кубок, сверкнув золотой звездой, упал в воду.
Царь взмахнул рукой. Грянули звонкие трубы. Корабли подняли разноцветные паруса. Дружно ударили весла. Пошли длинные военные корабли, пошли грузовые, на которых стояли лошади, пошли корабли с провиантом и боевыми припасами… Сотни кораблей двигались в строгом порядке один за другим.
А по берегам реки пошли боевые отряды Кратера и Гефестиона. Шли, как ходили в поход все эти годы, — конница, фаланги, гипасписты… Лишь одно было удивительным и непривычным: в войске Гефестиона, покачивая хоботом, покорно шагали огромные серые удивительные животные — слоны.
Македонская армия снова тронулась в путь.
Александр долго смотрел, как удалялось от берега его сухопутное войско, отходя в глубь страны. А потом прошел на корму и еще раз мысленно простился с Кеном. Одинокая могила осталась на берегу чужой реки, в чужой земле… Тяжело, тяжело терять близких друзей, даже и тогда, когда они перестали понимать тебя и верить тебе.
Берега медленно проходили мимо, незнакомые, неизвестные… Сначала реку теснили лесистые горные отроги. Потом горы отступили, открылись светлые поля. Отовсюду к берегу бежал народ. Коричневые, полуголые, они толпились по берегам. Они никогда не видели таких кораблей, с разноцветными парусами, они не могли понять, кто эти неведомые люди, плывущие неизвестно откуда… Особенно громкие крики удивления начинались, когда вслед за военными кораблями появлялись суда, на которых стояли невиданные животные — лошади.
На исходе третьего дня, при свете красного вечернего солнца, Александр увидел свои сухопутные войска. Они, как и было приказано, ждали прибытия кораблей, раскинув свои лагеря по обе стороны реки.
Здесь войска остановились. Два дня отдыхали гребцы. Неарх-флотоводец по вечерам писал в своем судовом дневнике обо всем, что произошло с того дня, как он впервые взошел на палубу, записывал свои наблюдения, полученные в чудесной стране — Индии…
Писал по приказу царя походный дневник и Аристобул, кормчий царского корабля. И если Неарх старался держаться только фактов, только виденного своими глазами, Аристобул, увлеченный рассказами туземных переводчиков, нередко давал волю домыслам и фантазиям…
За эти два дня подтянулось и остальное войско. Александр собирал свои военные силы: он получил известия, что по ту сторону устья реки Акесина, впадающего в Гидасп, их ждут опасные воинственные индийские племена маллов и оксидраков. Они уже стоят на берегу с оружием в руках, готовые встретить македонян.
— Они не знают, против кого подняли оружие, — сказал Александр. И зловеще добавил: — Они скоро это узнают.
Маллы ждали нападения с берегов Гидаспа. Только отсюда могут напасть македоняне, потому что за спиной у маллов — пустыня, через которую нет дорог, и Александр не поведет войско через пустыню.
Александр нагрянул именно оттуда, откуда его не ждали. Он провел свое войско через пустыню, вышел прямо к главному городу маллов Агалассе и сразу окружил его. Маллы защищали свою крепость с мужеством, доходящим до отчаяния. Но не смогли защитить, и все погибли.
Теперь больше никто не вставал на пути Александра. Но он не мог уйти, не утолив свою ярость. Македонское войско раскинулось по стране, как губительный пожар. Македоняне гнали маллов, разрушали их города, переходили бурные реки, преследуя их…
Маллы тясячами погибали в битвах, бежали в леса, скрывались в болотах. Ужас шел по индийской земле, и города уже сдавались без боя и открывали ворота, едва македоняне появлялись у их стен.
Александр преследовал маллов в каком-то неистовом безумии.
— Они будут помнить, как поднимать на меня меч!
Он неудержимо бросался в битву, не сознавая опасности; ему ни разу не пришло в голову, что он и сам смертен. И вот случилось так, что из одной осаждаемой крепости Александра вынесли на его собственном щите.
Эта крепость не сдавалась. Александр кричал, приказывая немедленно штурмовать ее.
Македоняне тащили лестницы, приставляли к стенам. Но Александру казалось, что они делают это слишком медленно. Раздраженный этим, он сам схватил лестницу, приставил ее к стене и, не оглянувшись, следуют ли за ним воины, полез наверх. Увидев это, Певкест, щитоносец, бросился следом за царем. За Певкестом поспешил телохранитель Леоннат. Рядом, по другой лестнице, карабкался воин Абрей — вот и вся свита, которая оказалась с Александром.
Добравшись до верха стены, Александр уперся щитом в зубцы и сразу начал битву с защитниками крепости, стоявшими на стене. Царь стоял против врагов один и был виден всему своему войску и всему войску маллов. Дротики и стрелы устремились на него со всех стен, со всех башен. Щитоносцы и телохранители царя, его этеры, в ужасе карабкались по лестницам, торопясь на помощь царю. Но они торопились, толкались, хотели влезть все сразу, и лестницы то одна, то другая рушились под ними.
Александр отбивался один. Увидев, что внутри крепости под стеной лежит горбом высокая насыпь, в азарте битвы он спрыгнул на нее прямо в гущу врагов. Став спиной к стене, он продолжал сражаться. Меч его был так смертоносен, что маллы не решались подойти близко. Они окружили его толпой и били в него дротиками, копьями, стрелами — всем, что было в руках. Царь отражал удары, увертывался и снова бил мечом… Дротики скользили по его щиту и по сверкающему панцирю, не принося вреда.
Но вот ударила чья-то тяжелая меткая стрела, пробила панцирь и закачалась, вонзившись в грудь.
В эту острую минуту к нему со стены спрыгнул Певкест. И следом за ним — телохранитель Леоннат. Появился было и Абрей, но его тут же сбила стрела.
Певкест и Леоннат тотчас заслонили своими щитами раненого царя. Маллы с новым ожесточением напали на них.
Александр со стрелой в груди еще отбивался. Но скоро в глазах у него потемнело. И он упал тут же, где стоял, на свой щит…
Певкест и Леоннат сражались, насколько хватало их сил и умения, защищая царя. Стрелы гудели вокруг, ударяясь в щиты, в стены над их головой. Царь, истекая кровью, умирал.
Македоняне кричали и бесновались по ту сторону стены. Но чем больше спешили, стараясь взобраться на стены, тем хуже ладилось дело. Наконец, взбираясь и по лестницам, и по крюкам, вбитым в стену, и становясь друг другу на плечи, они начали массой валиться со стен внутрь крепости. Увидев, что царь лежит неподвижный и окровавленный, они подняли крик и плач и с яростью бросились на маллов. Они стали тесной стеной вокруг царя, закрывая его щитами. Маллы сгрудились около них. Началась битва насмерть.
Тем временем македоняне, оставшиеся снаружи, били бревном в ворота крепости. Ворота долго держались. И когда маллы внутри крепости уже начали теснить македонян, ворота рухнули и вместе с ними рухнула часть стены. Македонские отряды лавиной ворвались в крепость. Маллы были разбиты.
Царя вынесли из крепости без сознания, распростертого на щите. Александр был жив. Он пришел в себя, открыл глаза, увидел стрелу, торчащую в груди, и Фердикку, склонившегося над ним. Он смутно слышал, что кто-то в смятении зовет врача…
Преодолевая боль и дурноту, Александр приказал Фердикке надрезать рану и вытащить стрелу. Фердикка осторожно надрезал рану своим мечом и, крепко ухватив стрелу, выдернул ее. Кровь хлынула, заливая грудь, и Александр снова потерял сознание.
Македоняне, видевшие это, опять подняли крики отчаяния: они решили, что царь умер.
Эту весть — царь умер! — из-под стен крепости маллов привезли войскам Гефестиона, стоявшим лагерем при слиянии рек Гидраота[*] и Акесина. Лагерь пришел в смятение. Встревоженный Гефестион тут же послал гонцов узнать, что случилось с царем.
— Наш царь умер! Александр убит! Умер Александр! Умер! Убит!..
Черная тень смерти шла по лагерю. Воинов охватили страх и растерянность.
— Кто поведет войско дальше?
— Как мы дойдем до Македонии из этой чужой, враждебной и такой далекой земли?
— На пути у нас реки… Как мы перейдем их без Александра?
— Как мы справимся с варварами, которые теперь нападут на нас, — ведь Александра нет, им некого уже бояться!
Но вот словно заря засветилась среди черной ночи — Гефестиону привезли письмо от Александра.
— Вот он сам пишет вам, воины, сам, своей рукой. Он жив, он скоро вернется в лагерь!
И хотелось верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться — это еще тяжелее. Ведь письмо могли написать и сами его телохранители… Войско по-прежнему волновалось.
Александр велел везти себя в лагерь.
Его перенесли на корабль и положили в палатку, поставив ее на корме. Александр лежал — у него не было сил встать, кружилась голова.
Весь лагерь стоял на берегу, когда подошла триера Александра.
Гефестион и Неарх вышли вперед, с тревогой следя глазами за медленно идущим кораблем. Они не видели на борту Александра. Снова гул рыдания и горя прошел по войскам — везут тело царя!
Александр услышал это. Он приказал убрать палатку, чтобы все видели его. И когда триера наконец пристала к берегу, он, приветствуя войско, поднял и протянул к ним руку. Радостный вопль взорвался над берегом. Царь жив! Царь вернулся к ним!
Александр, еле передвигая ноги, вышел на берег. Щитоносцы принесли ложе, чтобы отнести царя в лагерь. Но он отказался.
— Коня!
И войско увидело его на коне. Крик торжества пронесся над рекой. Воины кричали, ликовали, били в щиты. Они шли за царем до самого шатра. Александр сошел с коня, из последних сил стараясь держаться твердо, направился в шатер. Воины ликовали. Его спасение — их спасение. Воины были убеждены, что никто, кроме Александра, не сможет привести их обратно домой из этого страшного похода.
Войдя в шатер, Александр свалился в изнеможении. Врачи приняли его, обмыли и перевязали рану, наложили целительные припарки. Успокоенный и счастливый, Александр наконец остался в благоуханной тишине шатра.
Царь тяжело болел. Но как только рана закрылась и перестала кровоточить, он уже снова сидел на коне.
Александр не торопился в обратный путь. Прежде чем уйти, он решил исследовать судоходность великой реки Инда: эту реку он уже включил в свою необъятную державу.
Теплое февральское небо проливало золотой свет на цветущие берега Инда. Корабли подняли паруса, сразу отбросившие разноцветные отражения в ультрамариновую воду реки. Гребцы взялись за весла.
Царь долго стоял на корме. Здесь, при слиянии пяти восточных рек, в прекрасном месте, где широкий Панджнад впадает в Инд, по воле Александра поднялся город. Еще одна Александрия. Еще одна крепость македонского царя, поставленная на завоеванной земле. Александрия на Инде… Царь задумчиво смотрел, как удаляется берег и на нем желтые, еще не достроенные городские стены, маленькие новые дома, намечающие улицы… Эллинский город. Его город.
Снова мерный плеск весел, ритмичные возгласы келевстов[*], крылатый шум парусов… Невиданной силы растительность, огромные, с многочисленными воздушными корнями странные деревья, пальмы с роскошными резными кронами, мелькающие среди темной зелени рыжие обезьянки, яркие голубые и красные птицы, взлетающие над ветвями, — все это медленно проходило перед глазами македонян, как длительный полуденный сон.
Александр, скрывшись от зноя в тихую глубь корабля, позвал к себе флотоводца Неарха, Онесикрита — кормчего своей царской триеры, позвал географов и землемеров, которые сопровождали войско…
На столе лежала новая географическая карта.
— Когда-то персидский царь Дарий, сын Гистаспа, как вам всем известно, послал Скилака из Карианды по этому пути, — сказал Александр. — Скилак проплыл по всему Инду, вышел в Океан, прошел в Красное море, приплыл к побережью Египта. Значит, мы сможем сделать то же самое.
— Как верить этому человеку? — возразил Неарх, сдвинув свои широкие черные брови. — Ведь он много написал всякой ерунды. Где эти одноглазые люди? Где эти одноногие, которые заслоняются своей ступней от солнца?
— Как знать? — ответил ему Онесикрит. — Может, мы просто не видели того, что он видел. Или ему рассказывали…
— Эти географы и путешественники, к сожалению, много напутали, — сказал Александр. — Вот и Гекатей пишет: население многочисленное и воинственное. Это правда. Но он же выдумал, что здесь муравьи почти с лисицу ростом и что они добывают из земли золотой песок!
— Я тоже слышал об этих муравьях! — живо возразил Онесикрит. — Царь, это такая страна, где все возможно!
— Мы достаточно глубоко прошли по этой стране, чтобы увидеть и муравьев, и одноглазых, и одноногих, — рассердился Неарх, — но мы их не видели. Ктесий, как теперь нам стало ясно, тоже немало наболтал чепухи! Мы должны сами все увидеть и написать о том, что видели. Это наше дело — прокладывать дорогу.
— Друзья мои, — сказал Александр, — вот что я думаю и что хочу осуществить. Мы идем к дельте Инда. Мы уже не можем обманываться, как раньше, руководствуясь сведениями ученых, но никогда не бывавших здесь людей. Я говорю о том, что писал Аристотель: устье Инда и устье Нила очень близки друг к другу. Все не так! Хотя в Инде, как и в Ниле, живут крокодилы.
— Далеко не так, — подтвердил Неарх.
— Если мы пройдем дельту Инда, куда выйдут наши корабли?
— В Океан… — раздались неуверенные голоса.
— И если мы пойдем по Океану, то должны прийти в Персидское море. Не так ли?
С уверенностью ответить на этот вопрос не мог никто.
— Узнаем, царь, — сказал Неарх, — когда пройдем этот путь.
— Но ведь надо знать, куда идешь, Неарх!
— Мы, царь, пока можем только предполагать.
— Я предполагаю, — после раздумья сказал Александр, — что мы выйдем в Персидское море, к устью Паситигра. А там мы дома!
В Патталах, большом городе, стоявшем у дельты Инда, Александр решил построить военную крепость. Весь нижний Инд, его дельта, будет под властью этой крепости. Паттала может быть и прекрасным торговым пунктом — водный путь с моря в Индию, а из Индии в море и дальше, в азиатские страны.
Крепость Александр поручил строить Гефестиону.
Гефестион за время похода уже немало построил и городов, и крепостей, и гаваней, и верфей. Шум стройки, звонкий перестук топоров заполнили берег, и Александр знал, что в самый короткий срок, какой возможен, у начала рукавов Инда будет стоять сильная крепость, будут гавани и будут верфи, в которых будут сколачиваться новые корабли.
Царь старательно расспрашивал индийцев из Патталы:
— Что там, если идти на восток? Какие там земли?
— Там пустыня.
— Реки, озера, какая-нибудь вода есть там?
— Там нет воды. Там нет никакой воды.
— А как же там живут люди?
— Там не живет никто.
— А если отсюда идти на запад?
— Там Гедросия. Там живет племя оритов и племя гедросов. И тоже пустыня.
— Ну, если там живут люди, то не такая уж это пустыня!
Наступила спокойная, размеренная жизнь военного лагеря с его мелкими ежедневными заботами. Строительный шум работ в Патталах. Заснувшие корабли с опущенными парусами. Вечерние беседы с друзьями, которые являлись к царю, нарядные и умащенные благовониями. Царь замечал, как они осунулись, как почернели под индийским солнцем, как много прибавилось у них морщин, а у иных и седины…
Здесь, в Патталах, к Александру неожиданно явился Оксиарт.
Александр встретил его и с радостью, и с тревогой. Он дал отдохнуть Оксиарту после такой далекой и трудной дороги и взволнованно ходил взад и вперед, ожидая его. Роксана встала перед ним со своей жемчужной красотой. Оказывается, уж очень давно он не видел ее. Куда исчезает время? Как вода из рук, как вода из рук…
Они долго сидели вдвоем за чашей вина. Оксиарт был хмур и озабочен.
— В Бактрах неспокойно, царь. В городах, которые ты основал, восстания, резня.
— Кто?
— Не разгневайся на меня, царь, бесчинствуют твои старые воины — македоняне, которых ты оставил в Бактрах. Они восстали против тебя и призвали к этому бактрийцев. А бактрийцы, ты сам знаешь, только и ждали этого! Не хотят царя-македонянина!..
— А чего хотят македоняне?
— Они хотят домой, царь. На родину. Выбрали себе нового царя. И если бы ты знал — кого! Коновода Афинодора. Он им обещал отвести их в Македонию. Но ему позавидовал некий Викон, убил его на пиру. Воины чуть не растерзали этого Викона. А когда его стали судить, так те же воины вырвали его из темницы и потребовали, чтобы он вел их на родину.
Александр слушал, опустив глаза. Гнев уже бурлил в глубине души, но печаль гасила его. Люди хотят домой. В Македонию. В ее прохладные горы, к ее чистым рекам, к ее зеленым пастбищам… О Македония!
— Пришлось усмирять эту буйную толпу силами войска, царь. Но если бы это только у нас. В сатрапии Паропамиса тоже нехорошо. Но там виноват сатрап.
— Тириасп?
— Да, царь. Он притесняет людей. Он жесток и несправедлив. Поэтому и восстания.
— Возьмешь эту сатрапию ты, Оксиарт. Я смещу Тириаспа. Но как только я вернусь, я жестоко расправлюсь с теми, кто не оправдал моего доверия. Я накажу их без жалости!
Оксиарт спешил занять новую сатрапию, да и Александр торопил его.
Но едва он проводил бактрийца, как явился вестник из Арианы. Перс Ордан захватил власть и провозгласил себя царем.
Царь был раздражен. Он сам, своей рукой, немедленно наказал бы всех, кто восстает против него, — и он их накажет. Сам. Так же как расправлялся сам, своей рукой, с восставшими племенами.
Но Александр не мог сейчас идти в Ариану. Усмирять восстание он послал своего верного полководца Кратера. Кратер сделает все так, как прикажет Александр, и так, как сделал бы сам Александр.
Кратер пошел в Ариану уже известной дорогой — через Арахозию и Дрангиану. Этот путь не грозил непредвиденными опасностями: места, населенные мирными жителями, есть и пастбища для лошадей и вьючных животных, есть и вода. Поэтому Александр отправил с ним и обозы, и семьи, ехавшие за войском, и добычу, какая была сохранена.
С Кратером пошли фаланги, конница, слоны. И под особой охраной поехала с ним, заливаясь слезами, Роксана, царская жена.
— Жди меня в Кармании[*], — приказал Александр Кратеру.
— Жди меня в Кармании, — сказал он, прощаясь, Роксане. — Я не могу взять тебя с собой, потому что я пойду еще неизвестной нам дорогой. Что мы сможем вынести, то не сможешь вынести ты. Не плачь. Жди!
Войско Кратера тронулось в путь. Запылила конница, закачались сариссы фалангитов, загромыхали обозы, зашагали, помахивая хоботом, слоны…
Молча вздыхая, глядели оставшиеся вслед уходившим. Скоро ли и они пойдут по этой благословенной дороге — по дороге домой?
Они еще не знали, какое тяжкое испытание готовит им Александр.
ОПАСНЫЕ ЧУДЕСА ВЕЛИКОГО МОРЯ
Снова шли дожди и хлестали ливни. Но случалось и так, что одолевало солнце, и тогда где-то близко лежащая пустыня посылала к берегу Инда свое горячее дыхание и дымку обжигающего песка…
Легкие тридцативесельные корабли, быстроходные керкуры[*] и гемиолы[*] шли по правому рукаву Инда. По берегу шагало войско, гоплиты и всадники Леонната.
Александр стоял на переднем корабле — он должен был сам осмотреть дельту Инда, сам все узнать и увидеть.
Прошел день спокойного плавания. Македоняне осторожно вели корабли, у них не было лоцмана. Индийцы разбежались, когда они хотели взять их с собой.
На второй день Инд неожиданно взбушевался. Вдруг начался сильный ветер, высокие волны разметали легкие суда. В шуме ветра и воды слышался треск разбивающихся кораблей, крики… Пришлось поспешно пристать к берегу. Люди спаслись вплавь, корабли починили, но дальше без сопровождения лоцманов, знающих реку, плыть было нельзя. Пришлось взять лоцманами индийских рыбаков, знавших реку. С ними уже поплыли спокойнее. Но это было тяжелое время — время дождей, река наливалась в верховьях и катила в море огромную массу воды. Река расширялась, затопляя прибрежные равнины. Не зная русла, легко сесть на мель. Мутная, коричневая вода разлилась кругом стадий на двести. Лишь вдали, у горизонта, виднелись темные, плоские линии земли…
Александр не уходил с палубы с утра до вечера. Все сильнее пахло морем — это волновало. Он хотел увидеть морскую даль в ту же минуту, как только корабли выплывут из реки.
Но здесь случилось что-то непонятное! Волны Инда, вздымаясь крутыми буграми, вдруг пошли обратно. Ветер начал неистово трепать паруса, весла зарывались в волнах, не в силах противостоять бушующей реке.
Индийские лоцманы отвели флот к острову, за которым корабли укрылись в тихой воде. И отсюда Александр увидел над белым прибоем темную, сверкающую синеву Океана. Александр безмолвно глядел на эту грозную стихию воды, которая от самого горизонта гнала к берегу длинные тяжелые волны, захлестывая устье реки.
Край Ойкумены!
Александр приказал вывести в Океан лучшие суда. Это была торжественная минута — его корабли вышли на простор Великого моря.
К вечеру начался прилив. Это тоже было пугающей неожиданностью — в Срединном море таких мощных приливов не бывает. Океан подхватил и словно на огромных ладонях принес их триеры обратно к берегу.
Александр, обрадованный, что корабли так благополучно вернулись в устье Инда, тут же совершил благодарственную жертву богам.
Но Великое море еще раз удивило и напугало македонян. Они с ужасом увидели, что вода уходит из-под их кораблей, совсем уходит. И через короткое время их триеры оказались на суше, завязшими в гуще ила. Что творится в этой непонятной стране? Как теперь вытащить из этой черной грязи их корабли?
Легкие тридцативесельные корабли, быстроходные керкуры[*] и гемиолы[*] шли по правому рукаву Инда. По берегу шагало войско, гоплиты и всадники Леонната.
Александр стоял на переднем корабле — он должен был сам осмотреть дельту Инда, сам все узнать и увидеть.
Прошел день спокойного плавания. Македоняне осторожно вели корабли, у них не было лоцмана. Индийцы разбежались, когда они хотели взять их с собой.
На второй день Инд неожиданно взбушевался. Вдруг начался сильный ветер, высокие волны разметали легкие суда. В шуме ветра и воды слышался треск разбивающихся кораблей, крики… Пришлось поспешно пристать к берегу. Люди спаслись вплавь, корабли починили, но дальше без сопровождения лоцманов, знающих реку, плыть было нельзя. Пришлось взять лоцманами индийских рыбаков, знавших реку. С ними уже поплыли спокойнее. Но это было тяжелое время — время дождей, река наливалась в верховьях и катила в море огромную массу воды. Река расширялась, затопляя прибрежные равнины. Не зная русла, легко сесть на мель. Мутная, коричневая вода разлилась кругом стадий на двести. Лишь вдали, у горизонта, виднелись темные, плоские линии земли…
Александр не уходил с палубы с утра до вечера. Все сильнее пахло морем — это волновало. Он хотел увидеть морскую даль в ту же минуту, как только корабли выплывут из реки.
Но здесь случилось что-то непонятное! Волны Инда, вздымаясь крутыми буграми, вдруг пошли обратно. Ветер начал неистово трепать паруса, весла зарывались в волнах, не в силах противостоять бушующей реке.
Индийские лоцманы отвели флот к острову, за которым корабли укрылись в тихой воде. И отсюда Александр увидел над белым прибоем темную, сверкающую синеву Океана. Александр безмолвно глядел на эту грозную стихию воды, которая от самого горизонта гнала к берегу длинные тяжелые волны, захлестывая устье реки.
Край Ойкумены!
Александр приказал вывести в Океан лучшие суда. Это была торжественная минута — его корабли вышли на простор Великого моря.
К вечеру начался прилив. Это тоже было пугающей неожиданностью — в Срединном море таких мощных приливов не бывает. Океан подхватил и словно на огромных ладонях принес их триеры обратно к берегу.
Александр, обрадованный, что корабли так благополучно вернулись в устье Инда, тут же совершил благодарственную жертву богам.
Но Великое море еще раз удивило и напугало македонян. Они с ужасом увидели, что вода уходит из-под их кораблей, совсем уходит. И через короткое время их триеры оказались на суше, завязшими в гуще ила. Что творится в этой непонятной стране? Как теперь вытащить из этой черной грязи их корабли?