– Во, глянь! – Инструкторы даже остановились перед входом в столовую.
– Да-а… – Повинуясь команде ведущего, колонна повернулась направо и приняла упор лежа: Рэмбо хлопал в ладоши, а они отжимались на кулаках. – Для аппетита, что ли?
– Ему виднее. Заходи!
Столовая напоминала Виноградову образцово-показательный пункт общественного питания на заводе-гиганте времен последних социалистических пятилеток. Пластмассовая посуда, подносы, пристойный, но не изысканный ассортимент. Владимир Александрович взял себе йогурт, немного остывшую яичницу с беконом, малиновый джем и кофе.
Платить не требовалось, и это придавало завтраку особую прелесть.
Столики, кроме углового, пустовали. Майор хотел было пожелать приятного аппетита угрюмому кавказцу, укутанному не по сезону в курчавую черную бороду, но опомнился – заговаривать с бородатым не рекомендовалось. Тем более по-русски… Услышав русскую речь, он быстро ощеривался, сплевывал и под настроение запросто мог пристрелить.
Хорошо, что Виноградова сразу же предупредили! Поэтому, получая положенное обмундирование и прочие необходимые в быту мелочи, он особо рот не разевал – только тыкал пальцем в бирки с размерами.
Кондор, так его велено было здесь называть, формально числился чем-то вроде коменданта и завхоза. Но, по наблюдениям Владимира Александровича, полномочия кавказца выходят далеко за эти рамки.
Поговаривали, что когда-то Кондор закончил медресе то ли в Чечне, то ли в Дагестане, потерял под российскими огнеметами всех, до единого родных и близких и с тех пор объявил всем славянам персональный газават. Терпел он только украинцев, да и то преимущественно западных.
Словом, пока Кондор не ушел, на всякий случай принимали пищу молча.
– Во, говнюк! – оторвался от сандвича Освальд, когда дверь за кавказцем закрылась. От соседа по комнате Виноградов вообще редко слышал о ком-либо положительные отзывы, но…
– Да, такому лучше не попадаться.
– Типун те на язык!
Почти одновременно появились немец и Рэмбо.
– Здорово, мужики! – Соотечественник уселся в компанию, а Борман – сам по себе.
– Неплохо ты их… от души.
– Коз-злы! – отозвался о подопечных Рэмбо. Он уже, видимо, позавтракал и теперь ограничился стаканом сока.
Немного потрепались о штатских вообще и о текущем наборе в частности. Получалось, что сырье, за редким исключением, по качеству ниже среднего.
– А девочки? – полюбопытствовал Владимир Александрович.
Рэмбо только молча отмахнулся – не до баловства…
– Пошли, чего сидеть?
– А чего идти? – Тем не менее все трое собрали посуду и выгрузили ее в контейнер.
Виноградов на прощание пожелал Борману приятного аппетита.
– А ты чего – и по-немецки можешь? – удивился Рэмбо.
– Могу! – кивнул Владимир Александрович.
– Пронин у нас – полиглот! Одних высших образований у него больше, чем у тебя в карточке трипперов записано… – поддержал соотечественника Освальд.
Майор не сразу понял, что речь идет о нем, – все-таки сам он со своим новым прозвищем еще не сжился. Окружающим было легче – они с самого начала знали его под вымышленной, а не настоящей фамилией.
Здесь было так принято.
Выходя, Владимир Александрович чуть задержался напротив зеркала. Нечаянно поднял бровь – отражение его вполне удовлетворило: камуфлированный картуз без опознавательных знаков, точно такие же куртка и брюки натовского образца, со множеством полезных петелечек и карманов. Кожаные десантные ботинки…
Солнечные очки, придающие физиономии дополнительную загадочность и суровость, Виноградов оставил на тумбочке, зато не забыл прикрепить на грудь пластиковую бирку-идентификатор. Прямоугольник размером с пачку сигарет включал в себя цветную фотографию, пятизначный номер и надпись на английском языке: «МАЙОР ПРОНИН. ИНСТРУКТОР». Комбинация из желтой полосы наискосок и двух звездочек указывала сведущим людям на уровень виноградовских полномочий и круг обязанностей.
Первого было, судя по всему, поменьше, второго – побольше…
– Во сколько сегодня?
– Говорят, после обеда.
– Значит, вечерних стрельб не будет? – озаботился Освальд.
– Да брось ты… Все равно ни хрена за это время из них не сделаешь! – Рэмбо с подъема был настроен скептически.
– Жаль, – констатировал инструктор по огневой подготовке. Если честно, ему просто нравилось возиться с оружием и вышибать мишени.
– И к чему вся эта показуха? – Рэмбо непосредственно в подготовке грядущего мероприятия не задействовался, но вечернее увольнение для него накрылось.
– Припекает, – нейтрально посмотрел поверх крыш Виноградов. Ему лично выход в город и вообще за пределы базы был запрещен, поэтому ничего против лишнего развлечения майор не имел. – Выкупаться успеем?
– Вряд ли! – Из общего крыла столового модуля потянулись покончившие с завтраком подопечные. Кое-кто уже покуривал на скамейке под полотняным навесом – и даже пожарная бочка была такая же, как в обычной казарме по обе стороны Атлантики.
До начала занятий оставались считанные минуты.
– Тюрьма нар-родов! – сплюнул Владимир Александрович.
По периметру лагерь был огорожен бетонным забором в два человеческих роста – с традиционной колючей проволокой поверху. Ночью ограда подсвечивалась прожекторами, а сенсорная система реагировала на любое перемещение внутри и снаружи.
Ворота были только одни – тяжелые, металлические, с вырезанной в них калиткой. Да и то – вели они не наружу… Собственного выхода лагерь не имел, сообщаясь с окружающим миром только через территорию; именуемую в обиходе «объектом Альфа» или, неофициально, – «обезьянником».
«Обезьянник», судя по расположению контрольных вышек, охватывал лагерь полукольцом и размеры имел намного превышающие тот клочок земли, на котором вынужден был мариноваться теперь Виноградов. Как-то он предположил, что объект этот – не что иное, как бывшая или даже действующая военная база: со стрельбищем, парком тяжелой техники и взлетно-посадочной полосой… Судя по реакции Освальда, эта догадка была не так уж далека от истины. Внешняя, не сопряженная с «обезьянником» стена лагеря, нависала над пропастью – а вокруг горизонт ограничивался уходящими в небо, покрытыми выжженной порослью горными склонами.
Свободным выходом на волю пользовались только Кондор да пара старух из обслуги – все остальные, включая инструкторов, по отдельному пункту контракта могли покидать лагерь только дважды в неделю, со специальными разовыми пропусками.
Внутри огороженной территории имелись: четыре модульных барака жилого и учебного назначения, хозяйственный блок, подземный тир с оружейными кладовыми, полоса препятствий достаточной сложности и парашютная вышка. Функции культурно-оздоровительные выполнялись открытым бассейном, спортплощадкой и неким подобием салуна – со стойкой, спиртными напитками и видеотекой. В тенечке стояли танк Т-80 и французский бронетранспортер – в качестве наглядных пособий и без видимых повреждений.
– Те двое козлов вчера опять перепились, – пожаловался Рэмбо. – Наш чуть скандинаву морду не раскровянил.
– Чего не поделили?
– Известно чего… Эту сучку!
– Давно бы выгнать ее на хрен… Только на нервы действует. – Чувствовалось, что для Освальда этот вопрос не только теоретический. – И вообще – если уж взялись за дисциплину, надо сухой закон вводить.
– Ну это уж ты зазря! – засомневался Рэмбо. – Мало того что они за собственные деньги с утра до вечера говно хлебают, так если их еще и выпивки лишить…
– И курить – тоже нечего! – уперся Освальд. – Вредно это для здоровья.
– Братан, так мы же вообще без клиентов останемся, нет?
– Ничего, дураков на наш век хватит!
– Слышь, Пронин… – подмигнул Владимиру Александровичу «общефизический» инструктор. – Знаешь, почему он так заводится? Потому, что она ему тоже не дала!
– Кто – эта крыса? Да она же садистка, больная! – возмутился Освальд, но не слишком искренне. – Очень надо…
– Вам-то что, мужики. – Виноградов бросил пробный шар. Из каждой реплики собеседников с первых же часов пребывания здесь он пытался вытянуть хотя бы крупицу дополнительной информации. – Вам-то что… В город ходите, там баб – немерено!
– Ага! Ты пойди там, увидь хоть одну на улице… Мусульмане, дикий народ.
– Восток – дело тонкое, Петруха! – И все трое заулыбались, как могут улыбаться только соотечественники, воспитанные на одних и тех же фильмах.
Внезапно и коротко несколько раз взвизгнула сирена.
– Ох! Пойду к своим баранам.
– Ладно, я, если что, в оружейке. – Освальд поправил табличку на груди и предложил: – Слышь, Пронин… Если хочешь – приходи. Дам пострелять! – Это было со стороны инструктора по огневой подготовке проявлением крайней степени симпатии. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то не сгорает от желания лишний раз нажать на курок.
– Обязательно, – кивнул Владимир Александрович. – Сейчас искупаюсь – и спущусь к тебе.
– Давай не задерживайся. Сегодня короткий день!
Рэмбо неподалеку уже строил подопечных по группам, и Освальд прошествовал мимо него по направлению к двери подземного тира.
Оставшись один, Виноградов некоторое время постоял, задумчиво сунув руки в карманы. Переодеваться не имело смысла…
Сдвинув пониже на глаза длинный матерчатый козырек картуза, он не торопясь двинулся к бассейну, но через несколько шагов остановился, задрав голову. Высоко в небе прочертило стремительную траекторию звено американских истребителей: вечером по радио передавали, что неподалеку болтается авианесущая флотилия военно-морских сил США.
Средиземное море – море мира… С каких это, интересно, пор? Запоздалый звук скрывшихся из виду самолетов перекрыли обрывки музыки, доносящиеся со стороны «обезьянника» – и Владимир Александрович увидел над кромкой стены кусочек флагштока с выползающим на него полотнищем. Издали он все никак не мог разобрать, что же там изображено – то ли пантера с мечом, то ли стилизованный волк… Явно присутствовал полумесяц, а фон составляла череда белых, красных и зеленых полос.
«Странно, – подумал майор, – по идее день на „объекте Альфа» должен бы начинаться с восточной молитвы». Он представил себя просыпающимся под завывание муэдзина и решил, что это ненамного хуже, чем смесь иностранных команд и мата.
К сожалению, теперь Владимир Александрович достаточно точно представлял себе, где и почему находится. Несмотря на серьезные требования режима, от него почти ничего не скрывали – в тайне держалось только то, что не положено было знать остальным, попавшим сюда по своей воле «инструкторам». Распространение информации внутри лагеря ограничивалось только в той степени, в которой здесь не приветствовались назойливое любопытство и болтливость. Сосед по комнате, Рэмбо и все остальные «сотрудники», за исключением, пожалуй, Кондора и еще парочки человек, считали его своим, а обучаемому контингенту просто в голову не приходило задавать вопросы.
Тюрьма – она и в Африке тюрьма, но при таком раскладе быть заключенным оказывалось все же лучше, чем мертвым. Иллюзий Виноградов не испытывал – представляй он потенциальную опасность как источник утечки информации, режим содержания назначили бы другой. Судя по всему, пребывание в лагере следовало расценивать не как спасение – а как отсрочку исполнения приговора. Что, собственно, не мешало наслаждаться в полной мере солнцем, водными процедурами и затянувшимся бездельем.
– Хэй, Пронин! Хэллоу!
– Салам, док!
Врач сидел у открытого окошка изолятора и глядел наружу через огромные линзы своих старомодных очков – больше всего он напоминал в этот момент пожилую Сову из мультфильма о Винни-Пухе. Он был из местных, носил на груди анонимную табличку с надписью «ДОКТОР» и представлялся Сальманом. Виноградов подозревал, что это его настоящее имя.
Судя по множеству звездочек и полосок на табличке, этот Сальман обладал практически неограниченными полномочиями и свободой передвижения.
– Кофе? – Доктор заваривал обычно с кардамоном, в маленьких чашечках, – и это было исключительно вкусно. Но Владимир Александрович вздохнул и отказался – хотелось в бассейн, искупаться.
– Бай-бай! – не обидевшись, помахал ладошкой Сальман,
Собственно, эта смуглая ладошка перед глазами была первым, что увидел Виноградов, выбираясь из забытья…
…Что-то бежевое, расплывчатое несколько раз монотонно качнулось перед глазами.
– Вон, приходит в себя! Я же говорила.
Женский голос звучал в отдалении, а мужские, продолжившие обмен репликами, – значительно ближе. Разговаривали, кроме женщины, двое, но слов разобрать Виноградов не мог – язык был чужой, незнакомый, со множеством гортанных согласных.
– Твое счастье… – неожиданно сказал один из собеседников по-русски, и Владимир Александрович почему-то догадался, что обращаются к женщине. – Пошла вон!
Изображение фокусировалось, уже можно было различить ладонь, слегка растопыренную.
– Хоп-ля! – В ресторанном, подзывающем официанта жесте ладонь сложилась в щепотку: звук от соприкосновения среднего и большого пальцев получился на удивление звонким.
В поле зрения возникла совиная физиономия, но почти сразу же ее сменила другая:
– Виноградов… Вы меня слышите?
Владимир Александрович добросовестно опустил и вновь приоткрыл веки. Это потребовало определенных усилий, но сознания он не потерял.
– Вот и прекрасно! Узнали?
– Полков… ник.
Язык шевелился, хотя и медленнее, чем хотелось бы.
– Правильно, – похвалил голос. – Но пока полежите еще.
Он опять что-то скомандовал второму, похожему на очкастую птицу, – и под кожу майора пошла очередная инъекция. На этот раз она обещала покой и здоровье.
На следующий день Виноградов уже вполне мог вести осмысленный диалог.
– Лежите, лежите… – успокоительно махнул рукой появившийся в изоляторе Полковник. Собственно, Владимир Александрович и не собирался вставать, более того – по причине абсолютной физической
слабости он и не смог бы этого сделать даже при большом желании, но… – Вижу, с аппетитом все в порядке? Покушали?
Сил у Виноградова хватало только на то, чтобы донести до рта ложку или чтонибудь прожевать, – но уж этой возможностью майор пользовался по полной программе. Доктор только успевал приносить-уносить подносы, добродушно покачивая головой. Вот и сейчас, покидая помещение изолятора, он прихватил с собой использованную посуду.
– Спасибо! Все было очень вкусно. Особенно уколы…
– Ну если уже шутить начали! – обаятельно рассмеялся Полковник. Акцент в его речи чувствовался, пожалуй, еще меньше, чем при первом питерском знакомстве. – Скоро совсем поправитесь. Доктор обещал, а он врать не будет.
– Интересно, а чем же это я так заболел, а? Уж не ваши ли люди меня заразили?
– Сами виноваты! – сокрушенно покачал головой собеседник. – Вас же приглашали поехать – по-хорошему?
Виноградов, пользуясь мнимыми преимуществами больного, прикрыл глаза и выдержал паузу. Подействовало – Полковник вынужден был продолжать:
– Дура, правда, перестаралась. Препарат совершенно безвредный, но вы ее, бедняжку, так напугали, что… По пути она вам дополнительную дозу вкатила – а это уже перебор.
– Наркотик? – не удержал в себе страх Виноградов.
– Нет, не волнуйтесь! Простое снотворное. Но у вас к тому же какая-то аллергическая реакция пошла… Ладно, сейчас уже скоро поправитесь.
Далее Владимир Александрович с интересом прослушал рассказ о том, как его, бессознательного, перегружали с машины на яхту, как везли по волнам мимо Айя-Напы вдоль побережья, как на границе с Турецкой республикой Северного Кипра чуть не нарвались на патрульный катер… Дальше все было просто: частный аэродром, небольшая взятка таможеннику, перелет сюда, в лагерь.
– Слава Аллаху, что живым довезли! А доктор у нас – волшебник, любого на ноги поставит.
– А зачем? – поинтересовался майор.
– Что же, вопрос вполне естественный… – Полковник вынужден был согласиться. Критически оглядев лежащего перед ним Владимира Александровича, он спросил: – Вы готовы к беседе?
– А у меня есть выбор?
– Нет, пожалуй, – подумав, констатировал Полковник. – Не хотелось бы откладывать разговор, я сегодня улетаю.
– Надолго? – Это было уже нахальство, но собеседник не стал обращать внимания на мелочи, пользуясь правом сильного.
– Нет, дней на шесть… Но время – деньги! Жаль, если придется искать дополнительный вариант.
– Я готов вас слушать.
– И отвечать?
– В пределах разумного.
– Знаете, доктор у нас такой волшебник… – Сидящий напротив оскалился нежно, и Виноградову опять стало страшновато. – Такой волшебник… Вы, надеюсь, понимаете, что он может заставить вас не только говорить? Но и петь, плясать, декламировать стихи и прозу?
– Понимаю! – Слуха у Владимира Александровича не было с детства, поэтому перспектива выступить в вокальном жанре его не привлекала. К тому же, как всякий цивилизованный человек, он отрицательно относился к боли и представлял себе возможности современной фармакологии.
– Хорошо, тогда начнем… с легкого вопроса. Как вы лапушку нашу, Викторию, раскололи? Сразу же?
– Нет, – с сожалением помотал головой Виноградов, Вопрос был действительно легкий, и профессиональному самолюбию Владимира Александровича безусловно льстил. – Не сразу.
– А все-таки?
– Паспорт… Звали-та ее так же, как вдову Батенина, и фамилия могла быть девичья указана, но…
– Мы из этих соображений и исходили – она знача бы, что ответить в случае чего. Интересно все-таки, в чем прокол?
– Дочка. У Бати дочка была полутора лет. А у этой – сын, годовалый, она с ним летом сюда приезжала.
– Вот сук-ка! Не учли… – Полковник весело хлопнул себя по коленке. Очевидно, про последний телефонный разговор Виноградова с Евгением Наумовичем его людям известно не было. Это обнадеживало: мало того что Владимир Александрович именно тогда убедился, что «вдова» подставная, он успел еще обусловить страховку на случай возможных проблем. Вспомнилось удивление питерского собеседника, узнавшего про внезапную посетительницу…
Полковник тем временем продолжал веселиться:
– Эх, аналитики! Шпионы, понимаешь… На мелочи обосрались. А я-то все думаю – ничего не пойму: вроде в кабаке ты ей все докладывал начистоту, без липы? Не сомневался, так? А утром…
Теперь настал черед удивиться Виноградову:
– А откуда вы знали, что я ей?..
– Элементарно! – снизошел до ответа Полковник. Ему тоже приятно было рассказывать о своих профессиональных удачах. – Радиозакладка… Все, до последнего слова, писали – прямо в машине.
– Но я же проверил сумочку? – Ничего похожего на «жучок»-микрофон Владимир Александрович тогда не обнаружил, это точно. – Разве что только помаду не выкручивал!
– И напрасно, – назидательно поднял палец Полковник. – Именно туда мы ту штучку и засадили! Влево повернешь – помада вылезет, вправо – передатчик заработает…
– Не боялись – через две границы-то тащить?
– А зачем рисковать? Ей уже там, на Кипре, Николай все, что надо, передал. Секундное дело!
– Для этого он нас и встречал?
– Ну не только. – Полковник порыскал глазами в поисках пепельницы, но решил воздержаться от курения и спрятал открытую пачку обратно в карман. – Давайте считать разминочную часть законченной? Перейдем к делу. Беседа будет доверительной, без протокола…
– Но, как я понимаю, под запись? – Виноградов глазами показал на то место, куда поместилась пачка. Полковник, судя по всему, обожал всякие технические штучки, но и майор старался не попадать дважды на одни и те же грабли.
– Правильно понимаете! – решил не изображать оскорбленную невинность собеседник. Все равно он был хозяином положения – и, подчеркивая это, достал из кармана замаскированный под сигареты диктофон. – Так вот… Что вам удалось узнать – мы уже слышали. Теперь хотелось бы узнать выводы. Ведь у вас есть какие-то предположения?
– Упаси Господь! Даже и не думаю на эту тему, – с жаром продекламировал Владимир Александрович.
– Позвать доктора?
– Нет, не стоит… – В любом случае деваться было некуда. – Значит, на мой взгляд, все было так… Когда я, дурак, напоролся на этот ваш «МИНИТУРЗ», – чтоб ему пусто было! – Николай, или как там его зовут, задергался. Выдал рабочую версию насчет мужика из посольства – очевидно, предполагалось списать все накладки на этого мифического господина. Жиденькая, надо сказать, была версия!
– Собственно, на ваш приезд никто не рассчитывал.
– Напрасно. Надо такие операции с запасом строить!
– Торопились… Но мы учтем на будущее. – Терпение собеседника было безграничным. Так обычно прощают дерзости смертельно больным или неразумным детям.
– Николай, наверное, связался с вами или с кем там уж еще, не знаю. Пока решалось, что к чему, завез мне «липовую» визитную карточку, которая даже высохнуть не успела.
– Ну парень старался как лучше!
– Наверное… Но это-то меня и насторожило: первый, так сказать, звоночек. Но, честно признаюсь, здорово задумано! Я чем дальше, тем больше этого Николая подозревал, вместе с его конторой. А на счет «вдовушки» почти до конца так и не врубился.
– На это и рассчитывали. Отвлекающая фигура!
– Вы придумали?
– У нас есть кому думать… Мне вполне достаточно общего руководства. – Полковник, чувствовалось, кокетничает.
– Передайте авторам мои поздравления… Мне даже в голову не пришло перепроверять специально – жена сказала, что прилетит какая-то Батенина, а уж остальное я сам додумал, приехал встречать, как дурак!
– И все ей как на духу выложили…
– А что делать? Заказчица, я привык деньги отрабатывать.
– Да-а… Мы бы и с паспортом не опозорились, высчитали возможный прокол, но – времени вы нам уж слишком мало оставили на подготовку. Особенно когда в прокатную контору потащились даты сверять.
– Следили за мной?
– Нет, зачем… Городок маленький, все на виду. Николай же знал, где вы можете появиться, зашел через час, выяснил.
– Что еще?
– Да все в общем-то! Я же этой Виктории вашей, стерве, отчитался о том, что выяснил.
– Но… – сделал многозначительную паузу Полковник. – Но! После этого вы узнали про «подставку»?
– Догадался, – кивнул Виноградов.
– И что теперь думаете?
– Теперь? – Владимир Александрович попытался из множества фраз, крутящихся в голове, выбрать единственно верную: – Теперь я жалею, что вообще в это дело ввязался. Попутал же нечистый.
Собеседник неожиданно опять развеселился. Видимо, он вообще был человеком смешливым:
– Как это говорят – русский человек
задним умом крепок?
– Скорее жадность фраера сгубила.
– А вы – жадный? – удивился Полковник.
– А вы? – не нашелся что ответить Виноградов.
– Я – нет! – гордо ответил восточный человек. – Мужчина не должен быть жадным… Кстати, а кто вас нанял?
– Вдова Батенина, вы же знаете.
– Лично?
– Как не стыдно?.. Я ее в глаза не видел, будто вы не…
– Тогда – кто?
– Меня нашел ее адвокат. Такой – с ушами! – Самое плохое, если бы сейчас Полковник начал уточнять по поводу обстоятельств их встречи с представителем заказчицы. Пока не засветился Евгений Наумович, существовал шанс вы путаться, пусть крохотный – но существовал.
– Почему именно вас?
– Вы же слышали тогда, на презентации… Видимо, кто-то передал ему содержание разговора – или Манус, или Следков, или… или вы сами?
– Не-ет, я не передавал! – Полковник прищурился и удовлетворенно помотал головой: – Ушастый, говоришь? Ладно, допустим…
Очевидно, то, что он услышал, совпадало с имевшейся ранее информацией.
– Зачем им все это было нужно?
Виноградов изложил версию со страховкой.
Полковник пожал плечами:
– Что же, вполне… А ты-то зачем согласился?
Владимиру Александровичу оставалось только вздохнуть.
– И все-таки? – настаивал собеседник.
– Не знаю! – Он действительно непредставлял, что ответить на этот вопрос.
Неизвестно почему, Полковник поверил:
– Хорошо, что не врешь…
Некоторое время молчали – Полковник что-то обдумывал, а Виноградову просто больше ничего не оставалось.
Здорово, если просто укольчик сделают, заснешь – и не проснешься. Хуже, если станут мучить. Хотя, собственно, зачем? Он и так все расскажет.
Зачем, зачем… А просто так! Может, любят они это дело?
Физическая немощность потихоньку отступала, но о том, чтобы заломать даже одного этого крепкого загорелого мужика, не могло быть и речи. Разве что если пихнуть пальцами в шею? Туда, где терялась в поднимающемся из-за ворота куртки волосяном покрове массивная золотая цепь – та же, что и тогда, в Питере. Нет, вряд ли… По возможности незаметно Владимир Александрович скосил глаза ниже: защитного цвета костюм покроя сафари, ботинки с тупыми носами… Меньшее, чем при первой встрече, количество перстней на пальцах компенсировалось прилипшей к бедру армейской кобурой.
– Да-а… – Повинуясь команде ведущего, колонна повернулась направо и приняла упор лежа: Рэмбо хлопал в ладоши, а они отжимались на кулаках. – Для аппетита, что ли?
– Ему виднее. Заходи!
Столовая напоминала Виноградову образцово-показательный пункт общественного питания на заводе-гиганте времен последних социалистических пятилеток. Пластмассовая посуда, подносы, пристойный, но не изысканный ассортимент. Владимир Александрович взял себе йогурт, немного остывшую яичницу с беконом, малиновый джем и кофе.
Платить не требовалось, и это придавало завтраку особую прелесть.
Столики, кроме углового, пустовали. Майор хотел было пожелать приятного аппетита угрюмому кавказцу, укутанному не по сезону в курчавую черную бороду, но опомнился – заговаривать с бородатым не рекомендовалось. Тем более по-русски… Услышав русскую речь, он быстро ощеривался, сплевывал и под настроение запросто мог пристрелить.
Хорошо, что Виноградова сразу же предупредили! Поэтому, получая положенное обмундирование и прочие необходимые в быту мелочи, он особо рот не разевал – только тыкал пальцем в бирки с размерами.
Кондор, так его велено было здесь называть, формально числился чем-то вроде коменданта и завхоза. Но, по наблюдениям Владимира Александровича, полномочия кавказца выходят далеко за эти рамки.
Поговаривали, что когда-то Кондор закончил медресе то ли в Чечне, то ли в Дагестане, потерял под российскими огнеметами всех, до единого родных и близких и с тех пор объявил всем славянам персональный газават. Терпел он только украинцев, да и то преимущественно западных.
Словом, пока Кондор не ушел, на всякий случай принимали пищу молча.
– Во, говнюк! – оторвался от сандвича Освальд, когда дверь за кавказцем закрылась. От соседа по комнате Виноградов вообще редко слышал о ком-либо положительные отзывы, но…
– Да, такому лучше не попадаться.
– Типун те на язык!
Почти одновременно появились немец и Рэмбо.
– Здорово, мужики! – Соотечественник уселся в компанию, а Борман – сам по себе.
– Неплохо ты их… от души.
– Коз-злы! – отозвался о подопечных Рэмбо. Он уже, видимо, позавтракал и теперь ограничился стаканом сока.
Немного потрепались о штатских вообще и о текущем наборе в частности. Получалось, что сырье, за редким исключением, по качеству ниже среднего.
– А девочки? – полюбопытствовал Владимир Александрович.
Рэмбо только молча отмахнулся – не до баловства…
– Пошли, чего сидеть?
– А чего идти? – Тем не менее все трое собрали посуду и выгрузили ее в контейнер.
Виноградов на прощание пожелал Борману приятного аппетита.
– А ты чего – и по-немецки можешь? – удивился Рэмбо.
– Могу! – кивнул Владимир Александрович.
– Пронин у нас – полиглот! Одних высших образований у него больше, чем у тебя в карточке трипперов записано… – поддержал соотечественника Освальд.
Майор не сразу понял, что речь идет о нем, – все-таки сам он со своим новым прозвищем еще не сжился. Окружающим было легче – они с самого начала знали его под вымышленной, а не настоящей фамилией.
Здесь было так принято.
Выходя, Владимир Александрович чуть задержался напротив зеркала. Нечаянно поднял бровь – отражение его вполне удовлетворило: камуфлированный картуз без опознавательных знаков, точно такие же куртка и брюки натовского образца, со множеством полезных петелечек и карманов. Кожаные десантные ботинки…
Солнечные очки, придающие физиономии дополнительную загадочность и суровость, Виноградов оставил на тумбочке, зато не забыл прикрепить на грудь пластиковую бирку-идентификатор. Прямоугольник размером с пачку сигарет включал в себя цветную фотографию, пятизначный номер и надпись на английском языке: «МАЙОР ПРОНИН. ИНСТРУКТОР». Комбинация из желтой полосы наискосок и двух звездочек указывала сведущим людям на уровень виноградовских полномочий и круг обязанностей.
Первого было, судя по всему, поменьше, второго – побольше…
– Во сколько сегодня?
– Говорят, после обеда.
– Значит, вечерних стрельб не будет? – озаботился Освальд.
– Да брось ты… Все равно ни хрена за это время из них не сделаешь! – Рэмбо с подъема был настроен скептически.
– Жаль, – констатировал инструктор по огневой подготовке. Если честно, ему просто нравилось возиться с оружием и вышибать мишени.
– И к чему вся эта показуха? – Рэмбо непосредственно в подготовке грядущего мероприятия не задействовался, но вечернее увольнение для него накрылось.
– Припекает, – нейтрально посмотрел поверх крыш Виноградов. Ему лично выход в город и вообще за пределы базы был запрещен, поэтому ничего против лишнего развлечения майор не имел. – Выкупаться успеем?
– Вряд ли! – Из общего крыла столового модуля потянулись покончившие с завтраком подопечные. Кое-кто уже покуривал на скамейке под полотняным навесом – и даже пожарная бочка была такая же, как в обычной казарме по обе стороны Атлантики.
До начала занятий оставались считанные минуты.
– Тюрьма нар-родов! – сплюнул Владимир Александрович.
По периметру лагерь был огорожен бетонным забором в два человеческих роста – с традиционной колючей проволокой поверху. Ночью ограда подсвечивалась прожекторами, а сенсорная система реагировала на любое перемещение внутри и снаружи.
Ворота были только одни – тяжелые, металлические, с вырезанной в них калиткой. Да и то – вели они не наружу… Собственного выхода лагерь не имел, сообщаясь с окружающим миром только через территорию; именуемую в обиходе «объектом Альфа» или, неофициально, – «обезьянником».
«Обезьянник», судя по расположению контрольных вышек, охватывал лагерь полукольцом и размеры имел намного превышающие тот клочок земли, на котором вынужден был мариноваться теперь Виноградов. Как-то он предположил, что объект этот – не что иное, как бывшая или даже действующая военная база: со стрельбищем, парком тяжелой техники и взлетно-посадочной полосой… Судя по реакции Освальда, эта догадка была не так уж далека от истины. Внешняя, не сопряженная с «обезьянником» стена лагеря, нависала над пропастью – а вокруг горизонт ограничивался уходящими в небо, покрытыми выжженной порослью горными склонами.
Свободным выходом на волю пользовались только Кондор да пара старух из обслуги – все остальные, включая инструкторов, по отдельному пункту контракта могли покидать лагерь только дважды в неделю, со специальными разовыми пропусками.
Внутри огороженной территории имелись: четыре модульных барака жилого и учебного назначения, хозяйственный блок, подземный тир с оружейными кладовыми, полоса препятствий достаточной сложности и парашютная вышка. Функции культурно-оздоровительные выполнялись открытым бассейном, спортплощадкой и неким подобием салуна – со стойкой, спиртными напитками и видеотекой. В тенечке стояли танк Т-80 и французский бронетранспортер – в качестве наглядных пособий и без видимых повреждений.
– Те двое козлов вчера опять перепились, – пожаловался Рэмбо. – Наш чуть скандинаву морду не раскровянил.
– Чего не поделили?
– Известно чего… Эту сучку!
– Давно бы выгнать ее на хрен… Только на нервы действует. – Чувствовалось, что для Освальда этот вопрос не только теоретический. – И вообще – если уж взялись за дисциплину, надо сухой закон вводить.
– Ну это уж ты зазря! – засомневался Рэмбо. – Мало того что они за собственные деньги с утра до вечера говно хлебают, так если их еще и выпивки лишить…
– И курить – тоже нечего! – уперся Освальд. – Вредно это для здоровья.
– Братан, так мы же вообще без клиентов останемся, нет?
– Ничего, дураков на наш век хватит!
– Слышь, Пронин… – подмигнул Владимиру Александровичу «общефизический» инструктор. – Знаешь, почему он так заводится? Потому, что она ему тоже не дала!
– Кто – эта крыса? Да она же садистка, больная! – возмутился Освальд, но не слишком искренне. – Очень надо…
– Вам-то что, мужики. – Виноградов бросил пробный шар. Из каждой реплики собеседников с первых же часов пребывания здесь он пытался вытянуть хотя бы крупицу дополнительной информации. – Вам-то что… В город ходите, там баб – немерено!
– Ага! Ты пойди там, увидь хоть одну на улице… Мусульмане, дикий народ.
– Восток – дело тонкое, Петруха! – И все трое заулыбались, как могут улыбаться только соотечественники, воспитанные на одних и тех же фильмах.
Внезапно и коротко несколько раз взвизгнула сирена.
– Ох! Пойду к своим баранам.
– Ладно, я, если что, в оружейке. – Освальд поправил табличку на груди и предложил: – Слышь, Пронин… Если хочешь – приходи. Дам пострелять! – Это было со стороны инструктора по огневой подготовке проявлением крайней степени симпатии. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то не сгорает от желания лишний раз нажать на курок.
– Обязательно, – кивнул Владимир Александрович. – Сейчас искупаюсь – и спущусь к тебе.
– Давай не задерживайся. Сегодня короткий день!
Рэмбо неподалеку уже строил подопечных по группам, и Освальд прошествовал мимо него по направлению к двери подземного тира.
Оставшись один, Виноградов некоторое время постоял, задумчиво сунув руки в карманы. Переодеваться не имело смысла…
Сдвинув пониже на глаза длинный матерчатый козырек картуза, он не торопясь двинулся к бассейну, но через несколько шагов остановился, задрав голову. Высоко в небе прочертило стремительную траекторию звено американских истребителей: вечером по радио передавали, что неподалеку болтается авианесущая флотилия военно-морских сил США.
Средиземное море – море мира… С каких это, интересно, пор? Запоздалый звук скрывшихся из виду самолетов перекрыли обрывки музыки, доносящиеся со стороны «обезьянника» – и Владимир Александрович увидел над кромкой стены кусочек флагштока с выползающим на него полотнищем. Издали он все никак не мог разобрать, что же там изображено – то ли пантера с мечом, то ли стилизованный волк… Явно присутствовал полумесяц, а фон составляла череда белых, красных и зеленых полос.
«Странно, – подумал майор, – по идее день на „объекте Альфа» должен бы начинаться с восточной молитвы». Он представил себя просыпающимся под завывание муэдзина и решил, что это ненамного хуже, чем смесь иностранных команд и мата.
К сожалению, теперь Владимир Александрович достаточно точно представлял себе, где и почему находится. Несмотря на серьезные требования режима, от него почти ничего не скрывали – в тайне держалось только то, что не положено было знать остальным, попавшим сюда по своей воле «инструкторам». Распространение информации внутри лагеря ограничивалось только в той степени, в которой здесь не приветствовались назойливое любопытство и болтливость. Сосед по комнате, Рэмбо и все остальные «сотрудники», за исключением, пожалуй, Кондора и еще парочки человек, считали его своим, а обучаемому контингенту просто в голову не приходило задавать вопросы.
Тюрьма – она и в Африке тюрьма, но при таком раскладе быть заключенным оказывалось все же лучше, чем мертвым. Иллюзий Виноградов не испытывал – представляй он потенциальную опасность как источник утечки информации, режим содержания назначили бы другой. Судя по всему, пребывание в лагере следовало расценивать не как спасение – а как отсрочку исполнения приговора. Что, собственно, не мешало наслаждаться в полной мере солнцем, водными процедурами и затянувшимся бездельем.
– Хэй, Пронин! Хэллоу!
– Салам, док!
Врач сидел у открытого окошка изолятора и глядел наружу через огромные линзы своих старомодных очков – больше всего он напоминал в этот момент пожилую Сову из мультфильма о Винни-Пухе. Он был из местных, носил на груди анонимную табличку с надписью «ДОКТОР» и представлялся Сальманом. Виноградов подозревал, что это его настоящее имя.
Судя по множеству звездочек и полосок на табличке, этот Сальман обладал практически неограниченными полномочиями и свободой передвижения.
– Кофе? – Доктор заваривал обычно с кардамоном, в маленьких чашечках, – и это было исключительно вкусно. Но Владимир Александрович вздохнул и отказался – хотелось в бассейн, искупаться.
– Бай-бай! – не обидевшись, помахал ладошкой Сальман,
Собственно, эта смуглая ладошка перед глазами была первым, что увидел Виноградов, выбираясь из забытья…
…Что-то бежевое, расплывчатое несколько раз монотонно качнулось перед глазами.
– Вон, приходит в себя! Я же говорила.
Женский голос звучал в отдалении, а мужские, продолжившие обмен репликами, – значительно ближе. Разговаривали, кроме женщины, двое, но слов разобрать Виноградов не мог – язык был чужой, незнакомый, со множеством гортанных согласных.
– Твое счастье… – неожиданно сказал один из собеседников по-русски, и Владимир Александрович почему-то догадался, что обращаются к женщине. – Пошла вон!
Изображение фокусировалось, уже можно было различить ладонь, слегка растопыренную.
– Хоп-ля! – В ресторанном, подзывающем официанта жесте ладонь сложилась в щепотку: звук от соприкосновения среднего и большого пальцев получился на удивление звонким.
В поле зрения возникла совиная физиономия, но почти сразу же ее сменила другая:
– Виноградов… Вы меня слышите?
Владимир Александрович добросовестно опустил и вновь приоткрыл веки. Это потребовало определенных усилий, но сознания он не потерял.
– Вот и прекрасно! Узнали?
– Полков… ник.
Язык шевелился, хотя и медленнее, чем хотелось бы.
– Правильно, – похвалил голос. – Но пока полежите еще.
Он опять что-то скомандовал второму, похожему на очкастую птицу, – и под кожу майора пошла очередная инъекция. На этот раз она обещала покой и здоровье.
На следующий день Виноградов уже вполне мог вести осмысленный диалог.
– Лежите, лежите… – успокоительно махнул рукой появившийся в изоляторе Полковник. Собственно, Владимир Александрович и не собирался вставать, более того – по причине абсолютной физической
слабости он и не смог бы этого сделать даже при большом желании, но… – Вижу, с аппетитом все в порядке? Покушали?
Сил у Виноградова хватало только на то, чтобы донести до рта ложку или чтонибудь прожевать, – но уж этой возможностью майор пользовался по полной программе. Доктор только успевал приносить-уносить подносы, добродушно покачивая головой. Вот и сейчас, покидая помещение изолятора, он прихватил с собой использованную посуду.
– Спасибо! Все было очень вкусно. Особенно уколы…
– Ну если уже шутить начали! – обаятельно рассмеялся Полковник. Акцент в его речи чувствовался, пожалуй, еще меньше, чем при первом питерском знакомстве. – Скоро совсем поправитесь. Доктор обещал, а он врать не будет.
– Интересно, а чем же это я так заболел, а? Уж не ваши ли люди меня заразили?
– Сами виноваты! – сокрушенно покачал головой собеседник. – Вас же приглашали поехать – по-хорошему?
Виноградов, пользуясь мнимыми преимуществами больного, прикрыл глаза и выдержал паузу. Подействовало – Полковник вынужден был продолжать:
– Дура, правда, перестаралась. Препарат совершенно безвредный, но вы ее, бедняжку, так напугали, что… По пути она вам дополнительную дозу вкатила – а это уже перебор.
– Наркотик? – не удержал в себе страх Виноградов.
– Нет, не волнуйтесь! Простое снотворное. Но у вас к тому же какая-то аллергическая реакция пошла… Ладно, сейчас уже скоро поправитесь.
Далее Владимир Александрович с интересом прослушал рассказ о том, как его, бессознательного, перегружали с машины на яхту, как везли по волнам мимо Айя-Напы вдоль побережья, как на границе с Турецкой республикой Северного Кипра чуть не нарвались на патрульный катер… Дальше все было просто: частный аэродром, небольшая взятка таможеннику, перелет сюда, в лагерь.
– Слава Аллаху, что живым довезли! А доктор у нас – волшебник, любого на ноги поставит.
– А зачем? – поинтересовался майор.
– Что же, вопрос вполне естественный… – Полковник вынужден был согласиться. Критически оглядев лежащего перед ним Владимира Александровича, он спросил: – Вы готовы к беседе?
– А у меня есть выбор?
– Нет, пожалуй, – подумав, констатировал Полковник. – Не хотелось бы откладывать разговор, я сегодня улетаю.
– Надолго? – Это было уже нахальство, но собеседник не стал обращать внимания на мелочи, пользуясь правом сильного.
– Нет, дней на шесть… Но время – деньги! Жаль, если придется искать дополнительный вариант.
– Я готов вас слушать.
– И отвечать?
– В пределах разумного.
– Знаете, доктор у нас такой волшебник… – Сидящий напротив оскалился нежно, и Виноградову опять стало страшновато. – Такой волшебник… Вы, надеюсь, понимаете, что он может заставить вас не только говорить? Но и петь, плясать, декламировать стихи и прозу?
– Понимаю! – Слуха у Владимира Александровича не было с детства, поэтому перспектива выступить в вокальном жанре его не привлекала. К тому же, как всякий цивилизованный человек, он отрицательно относился к боли и представлял себе возможности современной фармакологии.
– Хорошо, тогда начнем… с легкого вопроса. Как вы лапушку нашу, Викторию, раскололи? Сразу же?
– Нет, – с сожалением помотал головой Виноградов, Вопрос был действительно легкий, и профессиональному самолюбию Владимира Александровича безусловно льстил. – Не сразу.
– А все-таки?
– Паспорт… Звали-та ее так же, как вдову Батенина, и фамилия могла быть девичья указана, но…
– Мы из этих соображений и исходили – она знача бы, что ответить в случае чего. Интересно все-таки, в чем прокол?
– Дочка. У Бати дочка была полутора лет. А у этой – сын, годовалый, она с ним летом сюда приезжала.
– Вот сук-ка! Не учли… – Полковник весело хлопнул себя по коленке. Очевидно, про последний телефонный разговор Виноградова с Евгением Наумовичем его людям известно не было. Это обнадеживало: мало того что Владимир Александрович именно тогда убедился, что «вдова» подставная, он успел еще обусловить страховку на случай возможных проблем. Вспомнилось удивление питерского собеседника, узнавшего про внезапную посетительницу…
Полковник тем временем продолжал веселиться:
– Эх, аналитики! Шпионы, понимаешь… На мелочи обосрались. А я-то все думаю – ничего не пойму: вроде в кабаке ты ей все докладывал начистоту, без липы? Не сомневался, так? А утром…
Теперь настал черед удивиться Виноградову:
– А откуда вы знали, что я ей?..
– Элементарно! – снизошел до ответа Полковник. Ему тоже приятно было рассказывать о своих профессиональных удачах. – Радиозакладка… Все, до последнего слова, писали – прямо в машине.
– Но я же проверил сумочку? – Ничего похожего на «жучок»-микрофон Владимир Александрович тогда не обнаружил, это точно. – Разве что только помаду не выкручивал!
– И напрасно, – назидательно поднял палец Полковник. – Именно туда мы ту штучку и засадили! Влево повернешь – помада вылезет, вправо – передатчик заработает…
– Не боялись – через две границы-то тащить?
– А зачем рисковать? Ей уже там, на Кипре, Николай все, что надо, передал. Секундное дело!
– Для этого он нас и встречал?
– Ну не только. – Полковник порыскал глазами в поисках пепельницы, но решил воздержаться от курения и спрятал открытую пачку обратно в карман. – Давайте считать разминочную часть законченной? Перейдем к делу. Беседа будет доверительной, без протокола…
– Но, как я понимаю, под запись? – Виноградов глазами показал на то место, куда поместилась пачка. Полковник, судя по всему, обожал всякие технические штучки, но и майор старался не попадать дважды на одни и те же грабли.
– Правильно понимаете! – решил не изображать оскорбленную невинность собеседник. Все равно он был хозяином положения – и, подчеркивая это, достал из кармана замаскированный под сигареты диктофон. – Так вот… Что вам удалось узнать – мы уже слышали. Теперь хотелось бы узнать выводы. Ведь у вас есть какие-то предположения?
– Упаси Господь! Даже и не думаю на эту тему, – с жаром продекламировал Владимир Александрович.
– Позвать доктора?
– Нет, не стоит… – В любом случае деваться было некуда. – Значит, на мой взгляд, все было так… Когда я, дурак, напоролся на этот ваш «МИНИТУРЗ», – чтоб ему пусто было! – Николай, или как там его зовут, задергался. Выдал рабочую версию насчет мужика из посольства – очевидно, предполагалось списать все накладки на этого мифического господина. Жиденькая, надо сказать, была версия!
– Собственно, на ваш приезд никто не рассчитывал.
– Напрасно. Надо такие операции с запасом строить!
– Торопились… Но мы учтем на будущее. – Терпение собеседника было безграничным. Так обычно прощают дерзости смертельно больным или неразумным детям.
– Николай, наверное, связался с вами или с кем там уж еще, не знаю. Пока решалось, что к чему, завез мне «липовую» визитную карточку, которая даже высохнуть не успела.
– Ну парень старался как лучше!
– Наверное… Но это-то меня и насторожило: первый, так сказать, звоночек. Но, честно признаюсь, здорово задумано! Я чем дальше, тем больше этого Николая подозревал, вместе с его конторой. А на счет «вдовушки» почти до конца так и не врубился.
– На это и рассчитывали. Отвлекающая фигура!
– Вы придумали?
– У нас есть кому думать… Мне вполне достаточно общего руководства. – Полковник, чувствовалось, кокетничает.
– Передайте авторам мои поздравления… Мне даже в голову не пришло перепроверять специально – жена сказала, что прилетит какая-то Батенина, а уж остальное я сам додумал, приехал встречать, как дурак!
– И все ей как на духу выложили…
– А что делать? Заказчица, я привык деньги отрабатывать.
– Да-а… Мы бы и с паспортом не опозорились, высчитали возможный прокол, но – времени вы нам уж слишком мало оставили на подготовку. Особенно когда в прокатную контору потащились даты сверять.
– Следили за мной?
– Нет, зачем… Городок маленький, все на виду. Николай же знал, где вы можете появиться, зашел через час, выяснил.
– Что еще?
– Да все в общем-то! Я же этой Виктории вашей, стерве, отчитался о том, что выяснил.
– Но… – сделал многозначительную паузу Полковник. – Но! После этого вы узнали про «подставку»?
– Догадался, – кивнул Виноградов.
– И что теперь думаете?
– Теперь? – Владимир Александрович попытался из множества фраз, крутящихся в голове, выбрать единственно верную: – Теперь я жалею, что вообще в это дело ввязался. Попутал же нечистый.
Собеседник неожиданно опять развеселился. Видимо, он вообще был человеком смешливым:
– Как это говорят – русский человек
задним умом крепок?
– Скорее жадность фраера сгубила.
– А вы – жадный? – удивился Полковник.
– А вы? – не нашелся что ответить Виноградов.
– Я – нет! – гордо ответил восточный человек. – Мужчина не должен быть жадным… Кстати, а кто вас нанял?
– Вдова Батенина, вы же знаете.
– Лично?
– Как не стыдно?.. Я ее в глаза не видел, будто вы не…
– Тогда – кто?
– Меня нашел ее адвокат. Такой – с ушами! – Самое плохое, если бы сейчас Полковник начал уточнять по поводу обстоятельств их встречи с представителем заказчицы. Пока не засветился Евгений Наумович, существовал шанс вы путаться, пусть крохотный – но существовал.
– Почему именно вас?
– Вы же слышали тогда, на презентации… Видимо, кто-то передал ему содержание разговора – или Манус, или Следков, или… или вы сами?
– Не-ет, я не передавал! – Полковник прищурился и удовлетворенно помотал головой: – Ушастый, говоришь? Ладно, допустим…
Очевидно, то, что он услышал, совпадало с имевшейся ранее информацией.
– Зачем им все это было нужно?
Виноградов изложил версию со страховкой.
Полковник пожал плечами:
– Что же, вполне… А ты-то зачем согласился?
Владимиру Александровичу оставалось только вздохнуть.
– И все-таки? – настаивал собеседник.
– Не знаю! – Он действительно непредставлял, что ответить на этот вопрос.
Неизвестно почему, Полковник поверил:
– Хорошо, что не врешь…
Некоторое время молчали – Полковник что-то обдумывал, а Виноградову просто больше ничего не оставалось.
Здорово, если просто укольчик сделают, заснешь – и не проснешься. Хуже, если станут мучить. Хотя, собственно, зачем? Он и так все расскажет.
Зачем, зачем… А просто так! Может, любят они это дело?
Физическая немощность потихоньку отступала, но о том, чтобы заломать даже одного этого крепкого загорелого мужика, не могло быть и речи. Разве что если пихнуть пальцами в шею? Туда, где терялась в поднимающемся из-за ворота куртки волосяном покрове массивная золотая цепь – та же, что и тогда, в Питере. Нет, вряд ли… По возможности незаметно Владимир Александрович скосил глаза ниже: защитного цвета костюм покроя сафари, ботинки с тупыми носами… Меньшее, чем при первой встрече, количество перстней на пальцах компенсировалось прилипшей к бедру армейской кобурой.