Воронова Влада. Ратоборцы

   «Совершенно нормальный подросток, что Крафту не нравится?» — удивился Славян.
   — Вот посмотри, — показала Диана нечто, похожее на гибрид мясорубки с вентилятором. — Это магопреобразователь «Альфа». Если довести его до ума, то волшбу любой дурак сможет у себя дома делать, а не у Соколов покупать. Или у Ястребов, без разницы. И себестоимость у прибора низкая, Лихтенштейн мог бы их стотысячными партиями продавать, по цене телевизоров. Но он не работает, — вздохнула Диана.
   — И как именно не работает?
   — Продуктивность очень низкая, — ответила она.
   — Тогда надо говорить «работает недостаточно эффективно». Ведь что-то он преобразует.
   — Вот именно — что-то. По мелочи.
   — Главное — преобразует, — сказал Славян. — Значит, общее направление исследований верное.
   — Было верным. Но на каком-то этапе всё застопорилось. Понимаешь, когда что-нибудь конструируешь, там элемент присоединяется к элементу, и каждый предыдущий узел определяет облик и функцию последующего. Потому законченная конструкция всегда гармонична. А здесь я что-то упустила в середине, и поэтому заключительные элементы сделаны, по сути, от фонаря. Похожие, но не те.
   «А девочка умненькая. И очень талантливая», — отметил Славян.
   — Ты маме «Альфу» показывала, чтобы она оттестировала, как тестирует артефакты?
   — Я хотела, — сказала Диана. — Но мама не стала. Говорит, что всё это глупости, что сначала университет надо закончить, а потом уже изобретательством заниматься. Ну и зачем столько ждать, если уже сейчас я знаю не меньше любого пятикурсника? Лучше, когда школу закончу, получить какую-нибудь параллельную специальность, чтобы видеть проблему шире, согласен?
   — Ну… да.
   — Вот, — ответила Диана. — И пока нет тестов, я не могу понять, что в приборе не так, в чём я ошиблась, где появилась мёртвая зона.
   — М-м… — задумался Славян, — Диана, не знаю как в магоконструировании, но в агрохимии тестирование, экспертизы требуют много труда и времени.
   — И мама говорит, что ей некогда любительской дребеденью заниматься, когда серьёзные разработки в очередь на неделю расписаны.
   — Твоя мама совершенно права.
   Диана обиженно засопела. И он туда же. Девочка отвернулась, хотела отойти к окну.
   — Постой, — удержал её Славян. — Сколько часов займёт тестирование?
   — От сорока восьми до шестидесяти.
   — Ну и сама подумай, как такую бездну времени можно всунуть в до предела забитую неделю?
   — Сама знаю, что никак, — буркнула Диана.
   — Знаешь, а всё равно пытаешься прошибить лбом стену. Диана, тестирование ведь состоит из отдельных этапов?
   — Да! — девочка твёрдо решила поссориться с предателем. Все взрослые одинаковы. Думают, если выросли, то теперь могут учить с утра до ночи. Тоже, великое достижение. Все вырастают, ребёнком, слава богу, ещё никто навсегда не остался.
   Славян на склочную интонацию внимания не обратил.
   — И сколько времени занимает один тест?
   — От пятнадцати минут до трёх часов.
   — А теперь представь: ты раз в неделю просишь маму сделать всего один маленький тест. Что она ответит?
   — Согласится, наверное.
   — Не наверное, а точно согласится, — заверил Славян.
   — И тестирование у меня продлится полгода, — ядовито ответила Диана.
   — А сейчас ты вообще без тестирования, сидишь на голой заднице. В точности как тот капризный нищий, который думал, что сможет наесться только целым хлебом, а ему давали по ломтику, которые он с досады выкидывал. В итоге подох с голоду, хотя ломтиков мог набрать на каравай.
   Диана ответила хмурым взглядом. Славян прав, но признавать его правоту не хотелось совершенно. Только Славян и не требовал.
   — Чтобы побыстрее было, — посоветовал он, — делай не стандартную тестовую программу, а подели тесты на три группы — срочные, обычные и на всякий случай. Как получишь первые результаты, список откорректируй, очерёдность наверняка поменяется.
   Звучало неглупо. Диана решила попробовать. Обида исчезла, и девочка вспомнила об обязанностях хозяйки. Гостя ведь надо развлекать тем, что интересно ему, а не тебе.
   — Вы надолго в Лихтенштейн? — спросила она. — Ты брату помогаешь договоры составлять?
   — Нет, какой из меня дипломат? И в международном праве я ничего не смыслю. А долго ли мы тут пробудем, от Соколиного эмиссара зависит. Третий день здесь сидим, и всё без толку.
   — И что вы от него хотите?
   — Это он от нас чего-то хочет. Знать бы, чего.
   — Ничего, — уверенно заявила Диана. — Соколы просто ждут.
   — Чего ждут?
   — Не знаю, — сказала девочка. — Но Лихтенштейн для них просто транзитная зона. Как своего дождутся, так сразу уедут.
   — И куда?
   — В верховную резиденцию.
   — Диана, сама подумай, несуразица ведь получается. Переться аж из Средин-Австралии только для того, чтобы чертей по компьютеру гонять и в покер резаться? Даже лучший эмиссар ордена ничего интересного не найдёт, если в комнате сидит безвылазно.
   — Значит, интересное само должно к нему придти, — ответила Диана. — Письмо исключается — его и в резиденцию прислать можно. Встречи со шпионом тоже не будет, тогда бы эмиссар приехал как турист, поселился в гостинице помноголюдней, где на него никто и внимания не обратит. Во дворце Гомес как на витрине. — Девочка задумалась. — Значит, это новость, которую можно получить только тут, в Озорном Кузнечике.
   — Но он ни с кем не говорит, ничего не делает.
   — Ты уверен? Гомес притащил с собой десять людей свиты. Куда ему столько? Единственная причина — хочет затеряться в их толпе. Когда видят, что свита играет в «Дьявольский лабиринт» и в покер, думают, что и Гомес играет. Только на самом деле он не играет, а волшебничает себе потихоньку.
   — Нет, — усомнился Славян. — Феофания обязательно бы почувствовала волшбу.
   — А она что говорит?
   — Тоже ничего не понимает. Раньше Соколы так себя не вели.
   — И всё-таки он волшебничает, — твёрдо сказала девочка. — Не так, как раньше, совершенно по-новому, но волшебничает, ищет информацию, которая Соколам жизненно необходима. Добыть которую может только самый лучший эмиссар. Которую надо охранять целым взводом самых лучших спецназовцев.
   — Пожалуй, ты права, — согласился Славян. — Он ищет именно информацию, во всяком случае, сейчас. Другое дело, что творить примется, когда её найдёт… Ну да это отдельный разговор.
   — Лихтенштейн почти в центре Европы. Наверное, он хочет перехватить какую-то важную зеркалку.
   — Нет, — покачал головой Славян. — В зеркалоперехвате я хорошо разбираюсь, им Гомес не занимается. Но чем-то очень похожим.
   — А вы последите за ним.
   — Да как за ним последишь? Хотя… К твоему компьютеру цифровой фотоаппарат подключается?
   — Да, — сказала Диана. — И пакет программ есть.
   — Можно нам будет немного поработать?
   — Сколько угодно, — ответила она. — Я всё равно сейчас буду только с книгами заниматься, надо тесты скомпоновать.

* * *

   Феофания и Славян шли по парковой аллее близ окон эмиссара.
   — Феони, — убеждал Славян, — ну попробовать-то можно. Фотоаппарат очень лёгкий, удержать ты его сможешь.
   — А кнопку чем нажимать? У вороны рук нету, и у совы тоже.
   — Камера автоматическая, с таймером. Тебе только и надо, что к окну подлететь, остальное фотоаппарат сам сделает.
   — Ну ладно, — согласилась вампирка, — уговорил.
   Она полностью развернула крылья, прислушалась.
   — Как ни странно, ни одной серьёзной защиты против оборотней, — сказала Феофания, складывая крылья. — Надо не забыть Крафту сказать, чтобы исправил упущение. Прокололся Гомес, — позлорадствовала она, — на хозяйскую службу безопасности понадеялся, дополнительной защиты не выставил. Попривыкли, сволочи, к телохранителям-вампирам, совсем работать разучились. Ничего, гроссмейстер теперь так их взгреет, что мигом предусмотрительность появится.
   Вампирка села на корточки, закрыла склонённую голову руками, крылья растопырила над собой как палатку. Крылья опали, начали сжиматься, и за секунду из бесформенной массы вылепилась самая обычная ворона, не большая и не маленькая. Славян вытянул руку, Феофания села на запястье. Славян повесил ей на шею фотоаппарат немногим побольше спичечной коробки, подарок отца на день рождения. С такой техникой приличные снимки получились даже у Славяна. «У Феофании тем более получится», — подумал он.
   Вампирка вспорхнула, несколько раз пролетела мимо окна, даже попыталась зависнуть, но не получилось, ворона не колибри. Славян подставил Феофании запястье, снял камеру. Вампирка слетела на мощёную разноцветной плиткой дорожку, хлопнула крыльями и вернулась к обычному вампирскому облику. Встала с корточек, оправила брючный костюм, глянула на косу — не растрепалась ли? Всё в порядке.
   — Надо ночью ещё один заход сделать, — сказала она. — Интересные дела там творятся.
   — Какие?
   — Юное магическое дарование правильно сказало, волшебничают они. Пока десять людей вид делают, что сосредоточенно валяют дурака, одиннадцатый сканирует пространство какой-то длинной узкой штуковиной. Чёрной. Меняются каждые два часа, я как раз на смену попала, успела просмотреть менталку. Стоило только заступить на дежурство, такую защиту выставили, ни за что не прошибить. А вот сам процесс замены упустили, — снова позлорадствовала Феофания. — Говорю же, совсем без вампиров работать не умеют.
   — Что в менталке? — спросил Славян.
   — Ничего особенного. Ищут чего-то. Какую-то старинную вещь. Она здесь, в резиденции. Но как именно выглядит, где конкретно находится, они не знают.
   — Волшебная?
   — Да, но волшебство в ней не главное, есть какие-то сопутствующие свойства.
   — Разберёмся, — сказал Славян и глянул на вампирку. — Феони, а почему говорят, что у оборотней во время трансформации распыляется одежда?
   — Потому что у одного вида оборотней из пяти она действительно распыляется.
   — Вот вы где, — подошёл к ним Риллавен. Хмурый, верхушки ушей обречённо обвисли.
   — Ты чего смурной? — насторожился Славян.
   — Посмурнеешь тут… Я знаю, что Гомес ищет в Озорном Кузнечике.
   — Ну говори, чего умолк?
   Риллавен вытащил блокнотик, нарисовал солнце, на нём — меч.
   — Это единственная связь между Соколами и одним из моих умерших друзей, — сказал он.
   — А мы, Тьиарин, — ответила вампирка, — только что выяснили, чем именно они ищут главную часть наследства известного нам покойника.
   Она взяла у него ручку, блокнотик и нарисовала луну, несколько звёздочек, физиономию, усиленно выдувающую ветер, а внизу — меч.
   — Весело, — подытожил Славян. — Пошли с президентом новостью делиться?
   Вампирка и хелефайя кивнули.

* * *

   Шёл третий час ночи, а в кабинете Крафта хозяин, Риллавен и Феофания всё сидели над фотографиями из комнат эмиссара. Ночной разведки не понадобилось, вполне хватило дневных снимков.
   — Нет, — сказала вампирка, — это безнадёжно. Из комнат железо не выкрасть, а взять с боем означает объявить войну ордену. Лихтенштейн Соколы за сутки пустыней сделают.
   — А если они сами железо из комнат вынесут? — спросил Крафт. Слово «меч» старательно не произносили, боялись прослушки. — Можно будет забрать?
   — Смотря куда и как, — ответил Риллавен, кончики ушей азартно подрагивали. Он взял план этажа. — Если в этот коридор, я бы железку утянул.
   — Уверен? — глянул на него Крафт. Общая беда уже несколько часов как заставила забыть о протоколе дипломатических бесед.
   — Нет, но попробовать можно. Только как ты заставишь их выйти, да ещё с грузом?
   — Есть одна задумка, — Крафт вопросительно посмотрел на вампирку, тронул себя за ухо. Феофания настороженно раскрыла крылья, прислушалась.
   — Всё в порядке.
   — Пожар, — сказал Крафт. — Стеной огня их вытеснит вот сюда, — он постучал пальцем по отмеченному Риллавеном месту на плане.
   — Если не потушат огонь волшебством, — ответила Феофания.
   — Не думаю, — Риллавен разглядывал план. — Запасы волшбы даже у эмиссара небезграничны. Зачем тратиться на пожар, который хозяин дома и без того постарается потушить как можно скорее?
   — Поджигать надо здесь и здесь, — показал Крафт. — Тогда огонь пойдёт вот сюда. Только кто подожжёт, Соколы сразу почувствуют намерение?
   — Если найдёте факел, — ответила Феофания, — то я. В волчьей ипостаси. Чуять намерения людезверя они не умеют.
   — Ацетончику бы ещё плеснуть, — сказал Риллавен.
   — И так пойдёт. У волка от вони не только нюх, но и соображение отобьёт.
   — Генрих, — посмотрел на него Риллавен, уши полностью развернулись к человеку, — ты уверен? Пожар уничтожит целый этаж Северного крыла. Погибнут картины, гобелены…
   — Если мы не добудем груз, погибнет целый мир, в котором гораздо больше картин и гобеленов. И людей.
   — Спасибо, Генрике, — кивнул благодарно Риллавен.
   — Кстати, о людях, — сказала вампирка. — Их надо куда-то деть.
   Крафт глянул на часы.
   — Во всём крыле уже не осталось ни души. Только Соколы.
   — Отлично, — ответила Феофания. — Теперь о делах послепожарных. Подменить груз невозможно, волшебники подделку распознают сразу. Следовательно, минуты две спустя после кражи рыцари явятся отбирать похищенное имущество.
   — Справимся, — жёстко усмехнулся Крафт. — Одиннадцать боевых волшебников-рыцарей, конечно, сила, но если их зажмут в «клещи» два взвода автоматчиков, то никакая волшба не поможет. И спецназовская выучка тоже. Поэтому, Риллавен, железо принесёшь вот сюда, — показал на плене Крафт.
   — Лучше сюда, — возразил хелефайя.
   — Пусть сюда, — не стал спорить Крафт.
   — Но бой всё равно будет, — сказал Риллавен.
   — Очень на это надеюсь, — процедила Феофания. Глаза сверкнули холодным чёрным пламенем. — Я со своей первой войны, с тринадцати лет, хочу вырвать хотя бы одному Соколу печень.
   Уши Риллавена немного повернулись вперёд, кончики слегка оттопырились — словно перед боем.
   — Железо обратно Соколы не получат никогда. Мы его уничтожим. — Он обернулся к Крафту. — Генрике, а твоя семья? Пусть едут в Нитриен, Соколы туда не сунутся.
   — Спасибо, Риллавен, — сжал его плечо Крафт, — но нет. Они уедут в горы. Так просто с родной земли Соколы нас не прогонят.
   — И правильно, — сказала Феофания.
   — А где мой брат? — только сейчас заметил отсутствие Славяна Риллавен.
   — С Дианой пошёл попрощаться, — ответил Крафт.
   — Вот как… — пробормотал Риллавен.
   — Давайте ещё раз всё просмотрим, — придвинула планы Северного крыла Феофания. — Во сколько начинаем?
   — В пять утра, — решил Крафт.
   — Хорошее время, — согласилась Феофания. Риллавен кивнул.
   Вампирка, человек и хелефайя склонились над чертежами.

* * *

   Внутренний двор, сделанный специально для тайных спешных отъездов, заливал пронзительно-яркий свет прожекторов, сверху невидимый.
   Диана вдохнула. «Жаль всё-таки, что так и не получилось влюбиться, — подумала она. — Девчонки бы обзавидовались, ни у кого из них такого парня нет. Ну ладно, друзья — тоже неплохо».
   — Так быстро уезжаем, — сказала она. — И на целую неделю.
   — Это не долго, — ответил Славян.
   — И не совсем плохо, делать всё равно будет нечего, и мама обещала оттестировать «Альфу» вдоль и поперёк.
   — Хоть тут повезло, — улыбнулся Славян.
   — Здесь будет очень опасно? — голос у Дианы дрогнул.
   — Когда вы уедете — нет. Самое опасное в любой схватке — заложник.
   — Но вас могут убить, — всхлипнула девочка.
   — Нет, — покачал головой Славян. — Убить нас очень нелегко. А папу твоего мы под выстрелы не пустим.
   — Правда?
   — Клянусь, — твёрдо ответил Славян.
   — Я верю, — сказала Диана, вытерла слёзы. — Но я очень боюсь Гомеса и его рыцарей. Они как мёртвые изнутри. И поэтому забирают чужие жизни. Я трусиха?
   — Немножко. Но это не навсегда. Знаешь, я тоже очень многого боюсь. Просто делаю вид, что такой храбрый. Как ни странно, помогает. А мальчишкой боялся ещё больше. И тогда я сочинял сказки про свой страх.
   — Как это? — удивилась Диана.
   — Я представил, что внутри меня живёт маленький мальчик, совсем крошечный и слабенький, который всего боится, потому что ни с чем не может справиться. А потом сочинил сказку, как он побеждал все свои страшилки — Большого Злого Таракана, Тёмную-Претёмную Комнату, Драчливых Мальчишек и Дразнючих Девчонок… Исписал большую толстую тетрадь, страхов у меня было много, на весь интернат хватило бы. Мой Мальчик-С-Пальчик не становился ни великаном, ни силачом, ни суперменом. Он учился побеждать таким, какой он есть. Изыскивал способы быть умнее, предусмотрительней. Определял слабые места противников. Тут вдруг оказалось, что сила бывает разной, не только крепкие мускулы и острый язык. И мальчик стал очень сильным, научился побеждать. И я вместе с ним.
   — Но ведь он не убивал? — испуганно спросила Диана.
   — Нет. Никогда. Ни тело, ни душу.
   — Это хорошо. Ненавижу, когда убивают.
   — Я тоже, — ответил Славян.
   — А что было с Мальчиком-С-Пальчик потом?
   Славян пожал плечами.
   — Не знаю. Я вырос. Он, наверное, тоже.
   — И научился убивать, — сказала Диана.
   — Да. Мне пришлось столкнуться с людьми, которые оказались гораздо страшнее любых кошмаров. Я убивал, чтобы не дать им убить тех, кто не может себя защитить.
   — Сегодня ты тоже будешь убивать?
   — Надеюсь, что нет, — ответил Славян. — Может быть, получится так, что рыцари уйдут сами.
   — Но их не жалко, это людей убивать нельзя, а они ведь нелюди!
   — Этого мы не знаем, — сказал Славян. — Предполагаем, но не знаем. Диана, в самый первый раз я убил невинного. Убил, сам того не желая, потому что меня из людя превратили в орудие убийства, в вещь. С тех пор я всё время думаю, а если и с моими врагами сделали то же самое? Я не хочу отнимать у них последнюю возможность снова стать людьми. Покойник ведь не может измениться. А они ещё могут. Поэтому я попытаюсь отпустить их живыми. Ну а если окажется, что ничего живого в них действительно нет, тогда придётся их уничтожить. Как это ни противно.
   — Ты не такой, как все рыцари и воины, — раздумчиво произнесла девочка.
   — Просто я никогда не был ни рыцарем, ни воином.
   — Но у тебя такая боевая подготовка! — не поверила она. — Прямо как у орденского спецназовца.
   — Боевая подготовка бывает не только у воинов и рыцарей. Есть ещё и ратоборцы.
   — А кто это?
   Славян подумал.
   — Будет лучше, если ты узнаешь о них сама, — сказал он.
   — Хорошо, — кивнула Диана. — Только я обязательно узнаю.
   — Конечно. Ты ведь очень умная. И очень красивая.
   — Врёшь! — обиделась девочка.
   — Нет, правда, — ответил Славян. — Просто ты так глубоко прячешь свою красоту в неправильной одежде и причёске, что не только другие, ты сама её разглядеть не можешь. Как будто боишься, что твою красоту кто-то украдёт. Сама вдумайся, ерунда какая получается. Ведь красота у тебя уже есть, и никто её отнять не может. Так почему её не показать людям? На красивое смотреть полезно — срок жизни удлиняется.
   Девочка засмеялась. Глупости Славян говорит, но приятные.
   — Диана! — окликнула от машины мать. — Пора.
   — Пока, — сказала Диана.
   — Пока, — ответил Славян.
   Они пожали друг другу сразу обе руки. К машине Диана шла уверенным и лёгким шагом женщины, которая верит, что она красива. И потому становится красивой.

* * *

   Два взвода дворцовой охраны против одиннадцати рыцарей-Соколов оказалось слишком мало. И выходить из «клещей» они умели. Третий взвод тоже ничем не помог, из выбранной Риллавеном комнаты их вытеснили в одну из широких и неудобных церемониальных зал.
   «Зря я Славяна не послушал, — с безнадёжностью смотрел на бой Крафт. — Надо было не меч воровать, а перестрелять сволочей, когда они от пожара драпали. А теперь всё зря. Они уничтожат нас и заберут «Полночный Ветер». А потом найдут и «Солнечный Вихрь». Хорошо, Матильда с детьми уехала. Успеют из страны убраться, если не в Нитриен или Калианду, так в Эндориен, Пиаплиен или Латирису. Там их никто не обидит. А вот солдат я погубил. Отправил мальчишек на смерть как убойный скот». Крафт покрепче сжал автомат и дал короткую очередь. Он плохой командир, глупый. И совсем не умеет воевать. Но последний долг выполнит честно: до конца будет рядом со своими бойцами, разделит их судьбу. А повезёт, так хоть одного врага с собой прихватит. Крафт прицелился получше и дал ещё одну короткую очередь. Патроны надо экономить.
   Славян расстрелял магазин, откатился в сторону, снял с автомата пустой рожок. Хотя бы одного Сокола, но подстрелил. Ещё по одному бойцу завалили Феофания и Риллавен. В бою со спецназом такого уровня результаты неплохие. Если бы только не мешали пацаны из общани! Говорил ведь этому идиоту Крафту, что в прямом бою один спец идёт к пятидесяти общажникам. Будь они только втроём, он сам, Феони и Тин, с Соколами можно было бы и повоевать. Но сейчас они только зря губят мальчишек. И ведь не прогонишь дурачков, они за Родину сражаются, им только попробуй сказать «Уходи!», сам пулю получишь. Столько хороших людей погибнет, и всё из-за какой-то дрянной железяки.
   Железяки? Славян глянул на лежащий на подоконнике меч. Чёрные с серебром ножны, чёрная рукоять, заспинная перевязь. Славяну такие нравятся гораздо больше поясных. Он перекатился к подоконнику, зацепил автоматом ремень перевязи, стянул меч на пол.
   Все эти люди — и друзья, и враги — верят в могущество «Полночного Ветра». Для них он не железяка, а сила, ради уничтожения или обладания которой не жаль отдать жизнь. Пусть это ложь, но они в неё верят, для них это правда. Здесь все — и рыцари, и долинники, и человеки — с бездумным увлечением исполняют роли в замшелом спектакле о великом мече и боятся хоть на шаг отступить от древних правил игры. А значит и прекратить бой можно только «Полночным Ветром». Сделать с ним нечто такое, что заставит их забыть о бое. Надо придумать для этой затянувшейся пьесы абсурда свою концовку, раз и навсегда прекратить кровавый театр. Славян надел перевязь, попробовал, как меч выходит из ножен. Всё в порядке.
   — Гомес! — заорал он во всю глотку. — Рыцарь Гомес, эмиссар ордена Соколов!
   — Я Гомес! — откликнулся рыцарь.
   — «Полночный Ветер» мой! — крикнул Славян. Он вскочил на ноги, поднял над головой клинок, чтобы все могли его разглядеть. — Я властелин «Полночного Ветра», величайшего из мечей.
   Мимо цвиркнули пули, и друзья, и враги только ахнули, изумляясь Славяновой дурости. И увидели меч.
   Стрельба прекратилась. Славян опустил меч, подошёл к маленькой баррикаде из мебели. Посреди просторного зала приёмов смотрелась она сиротливо и жалко. Славян вскочил на баррикаду. «Как в дешёвой мелодраме бездарного режиссёра, — подумал он. — Но если я хочу разбудить их, развеять древнюю оморочку, то должен отыграть по старым правилам новую роль и сделать это лучше всех мастеров сцены вместе взятых. Другого способа выжить нет ни для из нас». Славян вытянул меч к баррикаде Соколов.
   — Ты осмеливаешься идти против меня, властелина величайшего из мечей, Гомес? Хорошо, я дам тебе бой.
   Он спрыгнул с баррикады, сделал несколько шагов к Соколам.
   — Я жду тебя, Гомес, рыцарь-Сокол. Выходи. Сумеешь победить меня, меч твой.
   Потянулись три мучительно долгих секунды сомнений — плюнет Гомес на древние сказки, всадит короткую автоматную очередь и конец Славяновым глупостям.
   — У «Полночного Ветра» нет иных властителей, кроме ордена Соколов, — ответил Гомес. — Я иду.
   Вышел он с мечом в руке. Надо же, с собой привёз. Какое-то всеобщее помешательство на древности — оружие, ритуалы, ордена. Дуэли. «Хороший у Гомеса меч, — мимоходом отметил Славян. — И фехтовать умеет не хуже Мельеса».
   Славян и Гомес встали между двумя баррикадами. И бойцы Крафта, и Соколы не сводили с них глаз. «Хорошо, что здесь ни одного техносторонца нет, — порадовался Славян. — Давно бы уже выстрелил. У нас меч много лет как стал только тем, что он есть — разновидностью остро заточенной железки. А здесь всё ещё позволяют прогнившим от древности байкам властвовать над собой, отравлять трупным ядом жизнь. Хотя у нас хватает своих баек — столь же дохлых и ядовитых. И мы так же позволяем им властвовать над нами. Дураки одинаковы везде, и мы ничуть не лучше средников и магичников». Славян ударил первым, «Перекруткой», седьмой фигурой фехтовального канона «Смерч». Рыцарь такого не ожидал, «Перекрутка» не боевая, а исключительно тренировочная фигура, на развитие координации движений. Так не сражаются.
   Но Славян сражаться и не собирался. Едва рыцарь отбил простенькую «Перекрутку», сделал столь же простенькую и столь же неуместную «Качалочку». Рыцарь растерялся всего на мгновение, но Славяну его как раз хватило — ногой выбил у Гомеса меч и приставил ему к горлу «Полночный Ветер». И друзья, и враги испуганно охнули, зачарованно смотрели на Славяна, не в силах пошевельнуться, отвести глаза.
   — У вас ровно одна минута, чтобы убраться из Лихтенштейна. После я начну убивать. — Славян вернул меч в ножны.
   Рыцарь прикоснулся к шее, глянул на чистые, без малейших следов крови пальцы и побледнел мертвенно, по телу прошла дрожь. Смотрел Славяну за спину, глаза остекленели от ужаса и обречённости. Славян с превеликим трудом удержался, чтобы не оглянуться — да что такого страшного у меня за спиной, если далеко не трусливый мужик перепугался едва ли не до обморока?