Воронова Влада. Ратоборцы

   — Проваливайте, — повторил Славян.
   Гомес поклонился Славяну низко, словно гроссмейстеру, выпрямился, отступил на три шага, опять поклонился и, не разгибая спины, включил возвратку. Исчезли и остальные восемь рыцарей. Славян торопливо обернулся. Ровным счётом ничего интересного или опасного за спиной не обнаружилось.
   — Убиться веником, — подытожил он давно забытым интернатским присловьем. — Не-е, конечно, что они убрались, это хорошо. Но не окажет ли мне кто-нибудь превеликую любезность и не объяснит, что за хренотень тут накорячилась? Тин?! — повернулся он к брату.
   Риллавен не ответил, смотрел на него в полном остолбенении, только подрагивали кончики ушей. Крафт и бойцы едва заметно попятились. Первой овладела собой вампирка. Феофания перевела дыхание, размяла крылья и подошла к Славяну, остановилась в трёх шагах.
   — За всю свою жизнь, — сказала она, — «Полночный Ветер» ни разу не возвращался в ножны, не испив людской крови. Его обладатель должен был дать ему хоть каплю, хоть палец нарезать. Себе или слуге, без разницы. То, что сделали вы, господин, невероятно и непостижимо. Вы действительно истинный властелин «Полночного Ветра». Он полностью в вашей воле, господин. — Вампирка скрестила руки на груди, низко поклонилась.
   — Феони, — шагнул к ней Славян, — что ты говоришь? Какой ещё властелин-пластилин? Да на хрена мне древний металлолом, если я буду из-за него друзей терять?!! — Он выдернул меч, швырнул за Соколиную баррикаду. — Феони?
   Вампирка выпрямилась, посмотрела на Славяна, не веря собственным глазам.
   — Ты… Славян… — Феофания крепко обняла его, взяла за плечи, отстранила на длину рук. — Ты не воин… Ты гораздо, гораздо больше. Ты — людь.
   — Ты тоже людь. Мы все люди. Потому и победили.
   — Победил ты.
   — Нет, — ответил Славян. — Одиночных побед не бывает. Победили мы, все вместе. Воины Лихтенштейна и их президент Крафт, Тьиарин, ты. Мы, Феони. — Он мягко высвободился из её рук, обернулся к бойцам, Риллавену, Крафту. — Ну что смотрите? Мы победили! Ура!!!
   Под сводами древнего дворца громом раскатилось лихое русское «Ура!».

* * *

   Через час начнётся церемония погребения павших во вчерашнем бою. Славян мрачно глянул на разложенные на диване белотраурные одежды — брюки, водолазку, ботинки. На язык запросилась глупая острота о белых тапочках. Но надо одеваться.
   Он оглядел себя в зеркало. Одежда пришлась впору, костюмер президента дело своё знает, достаточно было один раз мельком на Славяна глянуть, и размер он определил точно.
   Теперь меч. Славян подхватил перевязь лежащего на прикроватной тумбочке «Полночного Ветра». А ведь он так и не рассмотрел новое имущество, даже не знает, как «Полночный Ветер» выглядит, помнит только, что чёрный.
   Славян вытащил меч. Нетипичное оружие для раннего Средневековья, в шестом веке такое ещё не ковали. Нечто среднее между казацкой шашкой и катаной. Вот почему он такой удобный. Изящный плавный изгиб клинка, полуторная заточка, отличный баланс. Клинок из тёмного, почти чёрного сплава, судя по ковке — самозатачивающийся. Рукоять выложена чёрным деревом. Ножны из чёрной драконьей кожи, серебряная инкрустация — символы ночи и Тьмы. Красивая штучка, в музейной витрине смотрелась бы замечательно. А тут за него люди умирают.
   Хотя нет, не за него. За свободу, за жизнь родных и любимых, за свою землю. Меч тут ни при чём. Ребята погибли, защищая Родину. Теперь и Соколы, и Ястребы, и прочая дрянь будет знать, что соваться сюда безнаказанно нельзя. И те, кто выжили, теперь тоже знают — кто бы ни полез на их землю без спроса, они захватчиков просто не пустят. Никогда.
   Так что всё было не зря. И победили они по-настоящему. И какая разница, что стало знаменем победы — тряпка на древке или железка в руках мимохожего парня. Главное, у них есть победа.
   «Да, победа есть только у них, мои битвы ещё впереди».
   Славян воткнул меч в ножны, забросил его за спину, застегнул перевязь. Пора.
   Во дворе прощаний уже возвели погребальный костёр. Возложили тела.
   Подошёл священник, прочитал молитвы. Ровный строй бойцов дал прощальный залп. Славян отсалютовал павшим мечом, остальные просто поклонились. Взметнулось белое пламя.
   Прах собрали в бронзовую урну, на погребальных носилках отнесли к Стене Памяти, где хоронили тех, чьи заслуги перед страной будут жить вечно. Белая мраморная табличка с чёрными буквами закрыла нишу с урной. Ещё один прощальный салют. Мёртвые ушли достойно.
   Славян остановил Крафта близ дверей поминальной залы.
   — Генрике, — сказал он, — подожди объявлять тризну. Прежде надо разобраться с «Солнечным Вихрем».
   — Как разобраться?
   — Для начала найти. Беловолосый ведь строил Озорного Кузнечика как полумузей-полурезиденцию. Он спрятал меч самым лучшим способом, на виду. Как музейный экспонат. Никому и в голову не пришло искать его на витрине. А если и нашёлся умник, то не смог узнать, какой именно из мечей «Солнечный Вихрь», волшебных клинков там полно. Но с «Полночным Ветром» мы его быстро найдём.
   — Хорошо, — согласился Крафт, — завтра пойдём за «Солнечным Вихрем».
   — Сейчас. Вчера Соколы перепугались до потери рассудка, но сегодня опомнятся и полезут опять. И будет их уже не одиннадцать бойцов, а одиннадцать батальонов. Погребальная тризна — отличное время для нападения, ведь оружие остаётся у входа в поминальную залу.
   — Ты думаешь, Соколы могут бросить на нас войска сейчас, во время траура? — не поверил Крафт.
   — А что им помешает?
   — Славян прав, — сказала Феофания, — такая мелочь, как осквернение погребальной тризны, Соколов не остановит. Да и Ястребов. С мечами надо разобраться немедленно.
   Крафт посмотрел на неё с испугом — белокрылая, в длинном белом платье, только волосы сияют рыжим пламенем. Словно вестница из мира мёртвых.
   — Хорошо, — согласился он. — Пойдём сейчас. Но что я людям скажу?
   — Правду, — ответил Славян.
   — А они поймут? Такое нарушение обычаев…
   — Поймут, не дураки. А не поймут — так какое тебе до дураков дело? Тебе надо долг перед павшими выполнить. Как и нам всем. Так и давай выполнять.
   — Если «Солнечный Вихрь» будет у нас, — сказала Феофания, — пернатые об этом вмиг узнают. Пока они будут решать что да как, мы получим отсрочку. Небольшую совсем, дня на три, но это лучше никакой. Бывало, что мир неузнаваемо менялся всего лишь за сутки. Что-нибудь придумаем.
   — Хорошо, — кивнул Крафт. — Я обращусь к людям, и мы пойдём в музей. Надеюсь, меня поймут. Но в музей мы пойдём в любом случае.
   Его поняли. У входа в музей собралась немалая толпа, все ждали результата. В музей зашли Крафт, Славян, Феофания и Риллавен.
   — Тин, что с тобой? — тихо спросил его Славян. — Ты как на взводе.
   — Ничего, — дёрнул ушами Риллавен, — всё в порядке.
   — Что теперь делать? — обернулся к Славяну Крафт.
   — Пошли в зал, где выставлено холодное оружие.
   Мечей тут и в самом деле оказалось множество.
   — И как нам его искать? — огляделась Феофания. — Их же не меньше тысячи.
   — Тысяча триста семьдесят четыре, — с гордостью сказал смотритель — высокий темноволосый красавец лет тридцати. На изящную фигуру вампирки он посматривал с большим интересом.
   Но Феофания на его жаркие взоры внимания не обратила.
   — Славян, — спросила она, — как мы искать будем?
   — М-м… — задумался Славян. — Меч должен быть выдвинут из ножен ровно на треть.
   — Здесь почти все мечи хранятся именно так, — сказал смотритель.
   — Тогда попробуем по-другому. — Славян вынул меч, выставил вперёд как антенну зеркалоперехвата.
   — Что ты делаешь? — удивился владыка Риллавен.
   — На нём, — небрежно качнул мечом Славян, — должно быть полно заклятий — от воров, от ржавчины…
   — Такой сплав не ржавеет, — заметил смотритель.
   — Не важно, — дёрнул мечом Славян, — главное, что должно быть заклятие обнаружения врага и особо опасного оружия, того же «Солнечного Вихря». Иначе зачем бы Соколам использовать его как сканер? О-ба, есть.
   Он сделал несколько шагов, прислушиваясь к мечу.
   — Вибрация, — сказал Славян и через несколько шагов добавил: — И звук, меч немного гудит. Тин, слышишь?
   — Нет, — ответил владыка Риллавен. Уши у хелефайского правителя тревожно дёргались, верхушки то отворачивались к затылку, то выпрямлялись.
   Славян прошёл ещё пару метров.
   — Теперь слышу, — сказал владыка Нитриена, голос едва заметно дрогнул. — Осторожнее, — попросил он брата.
   Славян немного потоптался на месте, шагнул влево, постоял, сделал два шага вправо.
   — Похоже на игру в «горячо-холодно», — заметил президент.
   — Потише, — цыкнул на него Славян. — Не слышно.
   Он немного поводил мечом, сделал несколько неуверенных шагов.
   — Всё понятно, Беловолосый положил его среди мечей с очень сильными заклятьями, — пояснил Славян. — Теперь всё перепуталось, наложилось одно на другое, почти ничего не слышно. Мечи забивают друг другу фон.
   — Но ты его найдёшь? — встревожилась Феофания.
   — Конечно.
   Меч сильно задрожал, загудел. Славян сделал несколько шагов. Меч взвыл на ультразвуке, все позажимали уши, но Славян только дёрнулся, ультразвук его не мучил так сильно, как остальных, Соколы тренировали бойцов на устойчивость. Он прошёл ещё немного. Ультразвук стал двойным.
   Одна из витрин словно взорвалась. Брызнуло пуленепробиваемое стекло, оплавились соседние мечи, а один молнией рванулся к чёрному клинку. Славян отбил первый удар, второй направил в пол. Золотистый меч с лёгкостью вонзился в мрамор. Выскочил, но опять напасть не успел, Славян схватил его за рукоять. Клинок попытался вырваться, но Славян покрепче сжал рукоять, взмахнул золотистым мечом, и тот покорился, замер у него в ладони. Ультразвуковой визг прекратился, тишина ударила сильнее горной лавины.
   Славян скользнул взглядом с золотистого, солнечного меча на тёмный, ночной. Действительно, похожи невероятно, только цвет разный. Он бросил чёрный меч в ножны, подошёл к разбитой витрине, поднял ножны золотистого, из шкуры янтарного дракона.
   — Надо же, целые, — удивился Славян. — И перевязь заспинная.
   — Оуэн тоже предпочитал носить меч за спиной, — сказал владыка Нитриена.
   — Молодец, умный мужик, — одобрил Славян. Он вогнал золотистый меч в ножны, забросил его за спину. — Тут нужна двойная перевязь, ну да ладно, прилажу как-нибудь, — сказал он, застёгивая ремни. Подвигал плечами, вынул мечи, сделал заключительную фигуру своего любимого фехтовального канона «Водопад», вернул мечи в ножны. — Ничего, сгодятся, — небрежно похвалил он величайшие из великих мечей «Солнечный Вихрь» и «Полночный Ветер».
   Риллавен побледнел, уши испуганно дёрнулись. История повторялась. Он с отчаянием смотрел на брата, и в огромных васильково-синих глазах дрожали слёзы, уши беспомощно обвисли. Он до холода в пальцах боялся за брата, и понимал, что ничем не сможет ему помочь.
   — Вот теперь и павших почтить можно, — сказал Славян. — Всё, что надо было, мы сделали. Верно, Генрике?
   — Да, — ответил президент, взял под руку Феофанию. — Идёмте в поминальную залу.
   Славян посмотрел на брата. Поникший, печальный, того и гляди слёзы брызнут.
   — Тин, — Славян подошёл, обнял брата за плечи, — ведь всё не зря было. Не надо. Если бы пришлось выбирать второй раз, ребята всё равно бы не отступили. Им было для чего жить и за что умирать. Теперь надо их достойно проводить. Пойдём.
   — Да, — через силу улыбнулся хелефайя. — Пойдём.
   «Славян не поддастся, — думал он. — Нет. Он знает, что было с Оуэном. Славян обязательно сломает мечи. Мой брат справится. Мечам его не погубить».

* * *

   Риллавен смотрел на Славяна мрачным взглядом. Человек. И как все человеки, упрямый и непонятливый.
   Брат сидел за столом, что-то перепечатывал в ноутбук сразу из трёх книг дворцовой библиотеки. Риллавен сел на кровать.
   — Славян, — попытался объяснить ещё раз, — мечи надо сломать. Тем более, что тебе даже не надо ехать к скале Уайтпиллер, о столб Восьми Стихий на Дворцовой площади их сломать даже проще. Разбей мечи.
   — И что это даст?
   — Они несут зло.
   Славян вздохнул.
   — Они вообще ничего не несут, — сказал он, — а в шкафу лежат.
   — Как в шкафу? — оторопел Риллавен.
   — Обыкновенно. Надо же их было куда-то убрать.
   Риллавен только головой покачал. Славян в своём репертуаре.
   — Оуэн обращался с «Солнечным Вихрем» гораздо почтительнее. И Конрад Лотарингский с «Полночным Ветром».
   — Делать им было нечего, вот и выписывали перед железками реверансы, — не отрываясь от ноутбука сказал Славян.
   — Да что с тобой говорить, — Риллавен махнул рукой, отвернулся. Отдохнул пару минут и попробовал ещё раз. — Славян, пойми, мечи опасны. Их надо уничтожить.
   — Уничтожить, возможно, и надо. А вот ломать бесполезно. Сломанный меч всё равно остаётся мечом. Восстановление «Полночного Вихря» тому доказательство.
   — Возрождение.
   — Починка. Один умник сломал вещь, другие починили, только и всего.
   — Перестань ёрничать! — рассердился Риллавен. — Я серьёзно говорю!
   Славян повернулся к нему.
   — Я тоже. Тин, да, согласен, мечи надо уничтожить. Слишком много придурков верят, что кусок железа даст им богатство, власть, славу, и всё даром, всё на халяву, всё без труда. И во имя собственной лени, в угоду собственной никчёмности они пойдут на что угодно. Прольют реки крови, сожгут города и деревни, погубят весь мир. Мечи надо уничтожить просто ради того, чтобы избавиться от мерзкой лживой байки о том, что людьми может управлять вещь. — Он подошёл, сел рядом с Риллавеном. — Но именно уничтожить, Тин. Так, чтобы их никогда не смогли восстановить. Никто.
   — И как ты хочешь этого добиться? — спросил Риллавен.
   — Пока не знаю. Думаю.
   — Ты уже сутки думаешь! Хватит, Славян. Я всё это уже видел. С Оуэном. Он тоже сначала смеялся над древними легендами, потом начал всё чаще подходить к стене в оружейной, рассматривать «Солнечный Вихрь», восхищаться совершенством ковки.
   — Ну мне такое не грозит, в ковке я ни чёрта не понимаю, — ответил Славян.
   — Врёшь, ты мастер клинка. Ты не можешь не оценить такую работу.
   — Уже оценил, качественная штучка, что «Вихрь», что «Ветер». Но не вечно же мне на антиквариат пялиться, у меня и других дел полно, — кивнул он на книги и ноутбук.
   — Это не антиквариат! — возмутился Риллавен, вскочил на ноги. — Это величайшие мечи во всём трёхстороннем мире!
   — Возможно и так. Но против автомата — металлолом.
   — Но ты победил вооружённых автоматами спецназовцев именно мечом.
   — Да при чём тут мечи и автоматы? — Славян встал, посмотрел Риллавену в глаза. — Тин, битва шла в прогнивших от суеверий мозгах Соколов. Если бы хоть у одного рыцаря хватило ума выстрелить, по мне бы уже давным-давно тризну справили, и никакой меч не помог. Я там такого дурака свалял — вспомнить страшно. Мне просто невероятно повезло, что у Соколов такие крепкие предрассудки.
   — Тебе помог «Полночный Ветер», — твёрдо сказал Риллавен. — Но он обманет тебя, брат. Это сейчас он признаёт тебя своим властелином, но скоро одурманит и подчинит. И ты разделишь судьбу всех его рабов. А тут ещё и «Солнечный Вихрь». Да они просто уничтожат тебя, разорвут.
   — Тин, — положил ему руки на плечи Славян, — я понимаю, ты тридцать два столетия сражался мечом. Даже в начале двадцатого века сабля всё ещё была серьёзным оружием. А потом вдруг стала исключительно музейным экспонатом. Тебе трудно привыкнуть. Но это действительно так. Время меча прошло.
   Риллавен отрицательно покачал головой.
   — Не прошло. Меч всегда меч.
   — Пусть так, — согласился Славян. — Остро заточенной железкой можно убить во все времена. Но убивает не меч, а мечедержец. Людь. А меч — это вещь. У вещи нет ни воли, ни желаний, ни целей. Вещь никогда ничего не делает, наоборот, её делают. И ею делают. Это инструмент. Средство достижения цели. А цели и средства выбирать могут только люди. Но не вещи.
   — Мечом можно добиться только одной цели, — сказал Риллавен. — И только одним способом.
   — Нет. Мечом можно разрушать, а можно и защищать от разрушения. Как и любым другим оружием в любые времена.
   Риллавен отшатнулся.
   — Так же говорил и Оуэн.
   — Но я-то не Оуэн. — Славян ободряюще улыбнулся, сел на кровать. — Мечи надо уничтожить, Тин, я согласен. Как символ людской глупости, трусости и лени. Но уничтожить раз и навсегда, чтобы уже никто их не вернул. Только я пока не знаю как. Дай мне ещё немного времени, не торопи.
   У Риллавена сжалось сердце. «Дай мне ещё немного времени, не торопи» отчётливо прозвучал в ушах голос Оуэна.
   — Всё будет хорошо, Тин. Я обещаю.
   Домашнее имя неожиданно взбесило. Глупый, упрямый, своевольный мальчишка!
   — Нитриен-шен ли-Бродников, — холодно сказал Риллавен. Славян глянул удивлённо. — Слушай приказ, — велел Риллавен.
   Славян поднялся, замер по стойке «смирно».
   — Да, владыка.
   — Ты сегодня же, сейчас же, пойдёшь к столбу Восьми Стихий и сломаешь оба меча.
   — Нет, владыка, — со спокойной, несгибаемой уверенностью ответил Славян.
   — Это приказ, Нитриен-шен.
   — Ошибочный приказ, владыка. Я отказываюсь его выполнять. Если хотите, владыка, можете меня убить. Но мечи я не сломаю.
   Риллавен на несколько мгновений закрыл глаза. Бесполезно. Это не хелефайя. Его волю Риллавену не сломить. Человека не переспорить.
   — Ты такой же как и все обезьяныши, — сказал он брату. — Алчный, тщеславный, властолюбивый… Ты можешь только предавать. Я верил тебе. Я так тебе верил… Больше, чем себе, больше, чем Ниру и Латриэлю. Больше, чем любому из друзей. А ты меня предал!!!
   Риллавен выскочил из комнаты Славяна, быстро пошёл по коридору, сбежал по лестнице в парк, ушёл подальше от дворца. Под ногами шуршала палая листва. Риллавен немного успокоился. А чего он ждал? Человек есть человек. Все они одинаковы.

* * *

   О сказанных в запальчивости Тином словах Славян и не думал. Нечего ерундой голову забивать. Одно дело, что люди говорят, другое — что думают, и третье — что делают. А Тин скоро успокоится, и вновь обретёт способность не только слышать, но и понимать услышанное. «Да и сам я тоже хорош, полез в дискуссию, — подумал Славян. — Всем известно — хелефайю не переспоришь, скорее мозоль на языке наболтаешь. Дело надо делать, а не трепаться».
   Но что именно делать, Славян не знал. В голове пусто. Мечи ломают. Мечами убивают. Мечи перековывают на орала.
   — Идиот, — хлопнул себя по лбу Славян. — Кретин. И ты ещё называешь себя книжным мальчиком? Да как ты мог забыть цитату, известную всем и каждому?! — Славян вздохнул. — Что ж, воспользуемся мудростью, проверенной веками.
   Он вытащил из шкафа мечи, закинул за спину, застегнул перевязи. Кажется, в прошлый раз «Вихрь» был мечом левой руки. А теперь стал правой. Да какая разница!
   Славян пошёл к Генриху. У того шло какое-то важное совещание, но остановить властелина великих мечей никто не осмелился. И Генриховы министры с кресел повскакивали, замерли почтительно. Генрих тоже поднялся. Славян и представить не мог, что всё так плохо. Не удивительно, что Тин, бедолага, сорвался. Он-то давно понял, что происходит. Кровавую власть трусости, глупости, лени и предрассудков одолеть стократ тяжелее, чем победить любую армию, выиграть любую битву. Когда видишь, что мир висит на волоске, а младший брат, вместо того, чтобы помочь, только хихикает да ехидничает, в истерику впасть не трудно. Перед Тином он обязательно извинится, но сначала мечи. Тут счёт идёт уже на секунды.
   — Высокочтимый Крафт, — официально обратился Славян, — отпустите своих людей, разговор будет тайным и важным. — Не дожидаясь согласия президента, Славян велел всем убираться небрежным движением кисти, скопированным у магистра Салливана. Министров и секретарей как ветром сдуло. Славян сел рядом с Крафтом.
   — Генрике, ты плуг ковать умеешь?
   — Какой плуг? — не понял он.
   — Обыкновенный, в который лошадь запрягают и землю пашут. Можно к трактору прицепить, но сейчас нужен плуг именно для лошадиной тяги.
   — И зачем вам плуг, властелин мечей?
   — Розочки на нём рисовать буду, — не выдержал Славян. — Семицветные.
   Крафт фыркнул.
   — Называется «не задавай глупых вопросов — не услышишь дурацких ответов». Да, плуг я отковать могу, и хороший плуг. Но зачем он тебе так срочно понадобился?
   — Вот из этих штук, — прикоснулся к рукоятям мечей Славян, — надо немедленно сделать что-нибудь полезное. А плуг — единственное, чем нельзя убить. Слишком тяжёлый, чтобы размахивать им без толку. Да и предназначение у него другое, плуг — это всегда только созидание.
   — Понимаю, — ответил серьёзным, уважительным взглядом Крафт. — Я бы до такого не додумался.
   — Так и я не сам придумал, древнюю мудрость вспомнил, и то не сразу.
   — Главное, что вспомнил, пока ещё не поздно. Я эту мудрость тоже знаю, — грустно улыбнулся Крафт. — Однако не вспомнил. — Он глянул на рукояти мечей. — Но, Славян, тут железа на плуг мало.
   — Тоже беда, — пренебрежительно отмахнулся Славян. — Если во дворце не наберётся нужного количества металлолома, пошли секретаря на городскую свалку, там наверняка найдётся.
   — Найдётся и во дворце. Но что мы с плугом делать будем?
   — Не мы, а ты, — ответил Славян. — Праздник Осенней, как и Весенней Борозды устраивает глава государства. Сейчас как раз озимые сеют.
   — Сев озимых как раз заканчивается. Да и мало в Лихтенштейне посевных угодий. Горы.
   — Главное, что они есть. По весне устроишь праздник вовремя. А этой осенью придётся праздновать, как получилось. Войнушка у нас была, из-за неё всё всегда наперекосяк идёт. Но с праздником мы ещё успеваем.
   — Да не умею я пахать! — ответил Крафт. — И где поле брать?
   — Иди сюда, — подтащил его к окну Славян. — Вон тот газончик видишь? Как раз подойдёт.
   — Больно крохотный для главного государственного поля.
   — Тебе урожай с него не продавать. — Славян сел в кресло. — А в качестве символа как раз то, что надо.
   — Символа чего? — не понял Крафт.
   — Чего-нибудь хорошего. Публика сама придумает, не забивай голову ерундой.
   — Ладно, согласен, плуг из мечей, праздник Осенней Борозды — это всё замечательно. Но пахать-то я не умею!
   — Фигня, — отмахнулся Славян. — Главное, что ты плуг сделать сумеешь. А пахать я тебя за пять минут научу, ничего сложного тут нет.
   — Так ты и пахать умеешь?
   — Пахать я умею в первую очередь. А вот «и» — всё остальное.
   — Можно было догадаться, — ответил Крафт. — Но что, если мечи не расплавятся? Они ведь очень основательно заколдованы.
   Славян немного подумал.
   — А ты брось в топку ножны. Тогда точно расплавятся.
   — Ну и чего ты сидишь? — спросил Крафт. — Пошли в кузню.
   — Что я там делать буду? Я ведь ничего кузнечного не умею.
   — Мехи раздувать. Кузница у нас старинная, для туристов.
   — Как прикажете, мастер, — поднялся Славян. — Мехи так мехи.

* * *

   Пахать Генрих отказался наотрез. Сказал: «Ты мечи добыл, ты придумал как их уничтожить без возврата — тебе и пахоту начинать». Тоже самое твердили и Тин с Феони. Упрямился Славян недолго, провести первую борозду — огромная честь, но просто неловко — чужая страна, чужое поле.
   Запоздалый праздник получился весёлым и шумным, напуганные чуть было не пришедшей к ним войной люди уцепились за первый же повод для веселья, за доказательство того, что опять всё в порядке, что все кошмары закончились.
   Прибыли на праздник и эмиссары обоих орденов. С перекошенными, как от тухлого лимона, рожами, с приклеенными улыбками бормотали поздравления и комплименты, заверяли в вечной дружбе и симпатии своих орденов Крафта, Феофанию и Риллавена. От Славяна старались держаться подальше — Бродников, он же Алекс Шарифи и Иван Чижик, пугал их до дрожи.
   Славян немного позлорадствовал, подразнил эмиссаров — очень забавно они выписывали кренделя по бальным залам, уклоняясь от разговора. Пофлиртовал с двумя фотомоделями. Потанцевал с Дианой. Девочка нарядилась, сделала изящную причёску и действительно стала очень хорошенькой.
   — Мама полностью оттестировала «Альфу», — по секрету сказала она своему другу. — И говорит, что это очень серьёзно, — девочку переполняла законная гордость. — Теперь её будут доделывать на госконцерне Лихтенштейна. А я буду главным конструктором! Все инженеры сами сказали, что главным конструктором должна быть я, потому что «Альфа» почти готова, осталось только мелочи доделать.
   — Ты умница, — ответил Славян. — И очень красивая.
   Девочка счастливо улыбнулась и стала ещё милее.
   Славян смотрел на Тина. Брата что-то мучило, он четвёртый день ходил как в воду опущенный, а сегодня даже праздника не замечал, — это хелефайя-то! Тин почувствовал его взгляд, коротко, не поднимая ресниц, глянул в ответ. Уши дёрнулись, обвисли. Тьиарин опять глянул на брата и вышел в парк.
   — Иди и поговори с ним. Сейчас же, — велела Диана. — Не видишь, что ли, он сам подойти к тебе боится.
   — С чего брату меня бояться? — не поверил Славян.
   — Вот иди и спроси, — подтолкнула его Диана.