Воскресенская Зоя Ивановна. Тайна Зои Воскресенской

   Умер Павел Матвеевич в Москве в 1956 году и был похоронен со всеми воинскими почестями на одном из московских кладбищ.
 
   Служба тесно переплела судьбы 3. И. Воскресенской и начальника Четвертого (диверсионно-разведывательного) управления МГБ СССР генерал-лейтенанта Судоплатова, его заместителя генерал-майора Эйтингона, полковника Мордвинова, ветерана разведки генерал-майора Зарубина. И хотя эти люди на работе, как говорится, вместе съели не один пуд соли, семьями они не дружили. Не было принято, не поощрялось. Тем не менее, в пятидесятые и последующие годы, Зоя Ивановна была очень близка с дочерью В. М. Зарубина, с сыновьями Мордвинова и Судоплатова и позднее, их семьями.
 
   Мягкий свет от настольной лампы под большим зеленым абажуром выхватывает из полутьмы комнаты лицо моего собеседника, сидящего напротив в кресле. Правильные черты лица, густые, черные, не тронутые временем брови, мягкая, чуть застенчивая улыбка и внимательные карие глаза. Это Павел Анатольевич Судоплатов. Его спокойные руки лежат на набалдашнике трости, зажатой между колен.
   Ровным, спокойным голосом Судоплатов рассказывает о своей жизни, полной радостных и горестных событий, как горный поток, несущий с собой живительную влагу и одновременно сметающий ненужное, слабое на своем пути.
   «Родился я на Украине, в городе Мелитополе в 1907 году, – говорит он. – Семья бедная, многодетная, кроме меня еще четыре брата и сестра. Родители рано умерли». «Свою трудовую биографию, – смеется Павел Анатольевич, – я исчисляю с 26 июня 1919 года».
   В этот день двенадцатилетний Павел Судоплатов с приятелем стояли в длинной очереди за хлебом и беззаботно болтали о мальчишеских пустяках. Неожиданно внимание горожан привлек цокот копыт по главной улице Мелитополя, звуки горна, развевающееся красное знамя и ряды конников. Через город шли конные части Красной Армии. Мальчишеский восторг не знал границ. И когда мимо проезжали полевые кухни, Павел бросил все – очередь за хлебом, семью, друзей и увязался за ними. Так оказался он в Одессе. Некоторое время беспризорничал, кормился случайными заработками. К середине 1920 года уже был дежурным телеграфистом в роте связи 41-й дивизии 14-й армии, помогал в ремонте телефонной линии.
   К началу 1921 года полк передислоцировался в село Кочарово близ Радомышля, где вел боевые действия против вооруженных формирований украинских националистов. Пребывание в Галиции не прошло для Павла Анатольевича бесследно. За несколько месяцев он приобрел устойчивый украинско-галицийский акцент.
   В то время, о котором идет речь, в 41-й полк из Киева приехал инспектор политуправления Киевского военного округа. Увидев Павла, он удивленно спросил: «А что здесь делает этот мальчишка?» – «Это помощник телеграфиста, – ответил дежурный офицер и убежденно добавил: – Очень способный паренек».
   Это и определило дальнейшую судьбу П. А. Судоплатова. Его послали на учебу в Киев на курсы подготовки политработников, а после окончания учебы распределили на работу в политотдел 44-й дивизии в Житомире. 15 мая 1921 года из политотдела его перевели в особый отдел дивизии, где он выполнял мелкие поручения оперативного характера. Какое-то время Павел Судоплатов был в особом отделе «на подхвате» у возглавлявшего агентурную работу Лицкого.
   «Решающую роль в моей судьбе, – смеется Павел Анатольевич, опираясь на набалдашник трости, – сыграл секретариат особого отдела». Это они обучили молодого человека печатанию на машинке и шифровальному делу, которое он быстро освоил.
   Через некоторое время особый отдел 44-й дивизии слили с Житомирско-Волынским губернским отделом ГПУ и Павла Анатольевича включили в качестве шифровальщика в оперативную группу Б. А. Батажевича, которая занималась агентурной разработкой Волынской повстанческой армии, организованной украинскими националистами при поддержке белополяков, осевших на территории Украины.
   В группе Батажевича, а затем уже вне ее П. А. Судоплатов работал в местечке Славута, в городах Яслов, Шепетовка, в родном Мелитополе и затем в Харькове, где в то время находилось Главное политическое управление Украины. И уже в конце 20-х годов он оказался в столице в качестве работника отдела кадров.
   «В Москве, – рассказывает Павел Анатольевич, – я первое время занимался работой по формированию кадров центрального аппарата ОГПУ, и поэтому мне приходилось встречаться практически со всеми руководителями управлений и отделов, и в том числе с начальником ИНО Артуром Христофоровичем Артузовым».
   На одной из таких встреч А. X. Артузов поинтересовался у Судоплатова, знает ли он украинский язык. Получив положительный ответ, Артузов предложил Судоплатову перейти на работу к нему в качестве оперативного уполномоченного, объяснив это тем, что работой по украинским националистам в ИНО занимается лишь одна женщина по фамилии Кулич, которая уходит на пенсию, и Павел, хорошо знающий украинский язык, мог бы ее заменить.
   «Я, конечно, отказался, – улыбается Павел Анатольевич, – ссылаясь на то, что никогда не работал в ИНО и не имею об этом ни малейшего представления, но Артур Христофорович настаивал, и я согласился».
 
   В комнату, где я беседовал с Павлом Анатольевичем, вошел его сын Анатолий Павлович – преподаватель МГУ и пригласил к накрытому для чая столу. Приступая к трапезе, я не удержался от колкостей: много раз, мол, приходилось пить чай с различными известными людьми, но впервые стол сервирует профессор, доктор экономических наук. Судоплатов-младший только улыбнулся.
   «Первым моим начальником, – продолжает свой рассказ Павел Анатольевич, – был Андрей Павлович Федоров.
   – Да, да, – уточняет Судоплатов, – тот самый Федоров, который вместе с Артузовым провел дело Савинкова – самую крупную в истории ОГПУ агентурно-оперативную разработку. Работать при нем было очень интересно». И задумался…
   Затих и я. И чем чаще встречался я с П. А. Судоплатовым, тем больше изумлялся… Человек-легенда. В истории нашей разведки за период с 1929 по 1953 год практически нет ни одного значительного эпизода оперативного характера, с которым так или иначе не связано имя Судоплатова. В 1937 году непродолжительное время он исполнял обязанности начальника ИНО, затем после нескольких закордонных командировок (1936 – 1938 гг.) в качестве нелегального сотрудника П. А. Судоплатов до начала войны был заместителем начальника ИНО.
   5 июля 1941 года его назначают начальником отдела (а впоследствии управления), который занимался организацией партизанского движения и диверсионной работой в тылу врага. Борьба с оуновским подпольем на Украине до войны и после нее, борьба с троцкизмом в 1930 – 1938 годах, крупнейшие оперативно-тактические игры второй мировой войны «Монастырь» и «Березино» и, наконец, организация работы по производству атомного оружия в Советском Союзе – все это напрямую связано с именем П. А. Судоплатова. Ему приходилось несколько раз встречаться с И. В. Сталиным для обсуждения вопросов оперативно-политического характера.
   В 1953 году после смерти Сталина Судоплатов как «пособник Берия» был арестован и осужден на 15 лет. Закрытый суд над ним проходил под девизом «Ни слова о Хрущеве».
   Все 15 лет заключения во Владимирской тюрьме П. А. Судоплатов вел борьбу за свое освобождение и реабилитацию.
   Слишком трудно вместить жизнь легендарного человека в несколько строк. Невольно приходится выбирать лишь основное, главное. Размышляя об этом периоде истории внешней разведки в связи с именем П. А. Судоплатова, я отметил, что из всей богатой событиями его жизни четко выделяются три периода: первый – непосредственное участие в качестве нелегального сотрудника в борьбе с оуновским подпольем, а в дальнейшем руководство этой работой; второй – организация и руководство партизанским движением и диверсионной работой в тылу врага и третий – контроль и оказание помощи в производстве атомного оружия в нашей стране.
 
   Вопрос борьбы советской власти с украинскими националистами – сложен и многогранен. Прежде всего отметим неоднородность социальной среды. Если рядовые члены ОУН были искренними сторонниками национальной независимости Украины, то их главари – фашистскими ставленниками, получавшими от Гитлера моральную и материальную поддержку.
   К середине 30-х годов организация украинских националистов (ОУН) по сути выполняла роль спецслужбы украинского правительства в эмиграции, была укомплектована офицерами австрийской армии и немецкими офицерами. Финансировалась абвером. Ее лидер Евгений Коновалец неоднократно встречался с Гитлером. В нацистской высшей партийной школе в Берлине несколько мест было «забронировано» для членов ОУН. Штаб-квартира ОУН располагалась в Берлине под вывеской этнографического музея, а ее филиалы находились во многих европейских столицах, в США, на Дальнем Востоке.
   Надо сказать, что украинские чекисты в 1921 году вышли на человека, который был оставлен Коновальцем для нелегальной работы на Украине. С его помощью в Москве решили расколоть ОУН изнутри.
   Эта задача была возложена на «Андрея» – Судоплатова. После непродолжительной, но очень интенсивной подготовки его нелегально перебросили через финскую границу и внедрили в ОУН как племянника лидера организации на территории СССР. Постепенно он сумел войти в доверие и к Коновальцу.
   Работа корабельного радиста давала Судоплатову возможность периодически бывать на Родине. Впервые он вернулся летом 1937 года.
   – К тому времени, – говорит Павел Анатольевич, – игра с ОУН велась уже более двух лет. Встал вопрос, что же делать дальше. Обсуждался он и на комиссии ЦК ВКП(б), на которой заслушивали также и меня.
   Вскоре после той комиссии Ежов впервые привел Судоплатова к Сталину.
   – Я растерялся, долго не мог взять себя в руки, – вспоминает Судоплатов. – Начал что-то лепетать о том, какая честь для любого коммуниста, члена партии увидеть товарища Сталина. Ежов молчал, как воды в рот набрал.
   – Мне нужны факты, предложения, – прервал Сталин. – Поезжайте в Киев, посоветуйтесь с украинскими товарищами, проработайте этот вопрос и через неделю доложите мне.
   Вторая встреча со Сталиным произошла у Судоплатова в самом конце того же года. В тот день в кабинете у вождя был председатель ЦИК Украины Петровский.
   Судоплатов начал доклад с предложения об использовании своих каналов с ОУН для дальнейшего проникновения нашей разведки.
   – Неправильно мыслите, – раздраженно перебил Сталин. – Пусть эти убийцы, которые начали грызню между собой, до конца перебьют друг друга.
   К тому времени внутри ОУН разгорелась настоящая драка. В 1936 году осмелившийся выступить против Коновальца один из руководителей ОУН Костырев и его группа исчезли. Были стычки у Коновальца и со Степаном Бандерой, который против воли первого организовал убийство министра внутренних дел Польши генерала Бронислава Перацкого.
   – Подумайте, как обезглавить ОУН. Эта акция не должна стать просто местью вешателю рабочих киевского «Арсенала», – сказал Сталин. – Подумайте над его слабостями. Он, кажется, любит конфеты?
   А вскоре в Роттердаме в кафе «Атланта» «Андрею» вручили большую коробку конфет в красивой упаковке с украинским орнаментом.
   – Когда я взял ее в руки, у меня все как будто оборвалось внутри, – рассказывает Павел Анатольевич. – Подарок для Коновальца был уже «заведен». А везти эту коробку предстояло через весь город. В трамвае я даже поближе сел к полицейскому – очень боялся, что какие-нибудь воришки вырвут из рук.
   – С Евгением Коновальцем мы встретились, как обычно, в одном ресторане около полудня. При встречах мы подолгу спорили о методах «нашей борьбы» с большевиками. Коновалец словно был одержим идеей террора. Он считал, что, только утопив советскую территорию в крови, можно добиться независимости Украины.
   Поговорили. Решили встретиться еще раз вечером. На прощание Судоплатов вручил лидеру ОУН большую коробку конфет.
   – Взрыва я не слышал, – говорит Павел Анатольевич, – в тот момент я как раз зашел в магазин купить шляпу, чтобы хоть как-то сменить внешность. Но увидел, как в ту сторону, откуда я пришел, побежали люди.
   Интересно, что после гибели Коновальца оуновцы, разумеется с нашей подачи, распространили несколько версий этого убийства. Одна из них «свидетельствовала», что лидер ОУН пал жертвой немцев, гестапо, поскольку Берлин был недоволен выходом Коновальца из-под контроля. По другой версии – его убили польские спецслужбы. Не исключали конечно же и руку Москвы.
   Так уж сложилась судьба у Судоплатова, что борьба с украинским национализмом стала одним из главных направлений его деятельности – и как «рядового» разведчика, и как одного из руководителей советской разведки. Его борьба с ОУН не закончилась уничтожением Коновальца. Во время войны и в первые послевоенные годы уже в качестве начальника Четвертого управления МГБ он будет лично руководить разгромом националистического подполья на Западной Украине.
   В декабре 1938 года угроза ареста нависла и над Судоплатовым.
   – На партсобрании поставили вопрос о моей связи с арестованными руководителями разведки, в том числе с Балицким, Горожаниным, благодаря которым я оказался в свое время в Москве, – вспоминает Павел Анатольевич.
   Вскоре на заседании партбюро принимается почти единогласно (воздержался только что возглавивший разведку П. М. Фитин) решение об исключении из партии.
   До очередного партийного собрания, которое наверняка утвердило бы решение партбюро, оставалось несколько дней. Ну а потом, конечно, неизбежный арест.
   И вдруг – вызов к Берия.
   – Мне докладывают, что вы ни черта не делаете. Хватит валять дурака. Едем сейчас же в ЦК, – заявил тот.
   В машине Лаврентий Павлович не проронил ни слова. Но Судоплатов понял: снова едут к Сталину.
   – Докладывайте вопрос, – тихо обратился Сталин к Берия.
   – Товарищ Сталин, после вашего указания мы разоблачили тех, кто обманывал партию. Сегодня мы решили обновить руководство разведкой, укрепить наши агентурные позиции за рубежом…
   – Сейчас надо сосредоточиться на том, чтобы обезглавить троцкистов, – прервал Берия Сталин. – Надвигается война, а они работают зачастую с немцами, заодно с ними. Вам, товарищ Судоплатов, мы поручаем лично возглавить и провести эту операцию. Выезжайте на место, подбирайте людей, партия никогда не забудет тех, кто будет участвовать в этой операции, и навсегда обеспечит их самих и их детей. Вы назначаетесь заместителем начальника разведки для того, чтобы использовать весь потенциал разведывательных органов как военных, так и по линии НКВД. Но помните: вся ответственность целиком ложится на вас. Мы спросим с вас.
   В тот же день был подписан приказ о назначении. Вместо изгнания из партии и ареста Судоплатов получил звание майора государственной безопасности. С только что вернувшимся из-за границы Эйтингоном он приступил к работе. Спустя три месяца появился план операции под кодовым названием «Утка».
   – Было принято, – говорит Судоплатов, – беспрецедентное решение: моему заместителю Эйтингону разрешили действовать абсолютно самостоятельно с правом выбора и вербовки агентуры без согласования и без санкции Центра. Ему под личную отчетность выделялась астрономическая по тем временам сумма – триста тысяч долларов.
   – О том, как убивали Троцкого, сегодня известно достаточно хорошо, и наверняка нет смысла повторяться, – говорит Павел Анатольевич. – Скажу лишь, что, когда первая попытка провалилась, я пережил немало волнений.
   Берия узнал о провалившейся попытке из сообщений ТАСС и вызвал Судоплатова к себе на дачу в Петрово-Дальнее. Когда тот приехал, Берия обедал вместе со своими заместителями Кругловым и Серовым. Прервав обед, он вышел к Судоплатову, чтобы проанализировать причины неудачи.
   Потом они вместе поехали к Сталину, который после долгого разговора согласился разрешить Эйтингону использовать другой вариант. На этот раз операция прошла успешно.
   Разумеется, деятельность заместителя начальника разведки Судоплатова в то время не ограничивалась лишь руководством операцией «Утка». Он вошел в курс многих тайных дел, осуществление которых Сталин доверял разведке.
   – В сентябре тысяча девятьсот тридцать девятого года, – рассказывает Павел Анатольевич, – к нам в плен попал польский князь Радзивилл. С ним в тюрьме работал сидевший там «враг народа» Зубов.
   Засыпанный просьбами европейских монарших семей, Сталин согласился отпустить представителя древнего и знатного польского рода восвояси. Но перед тем как сесть в международный вагон и отбыть в уже охваченную пламенем второй мировой войны Европу, князь Радзивилл встретился с Берия.
   – Нам нужны такие люди, как вы, князь, – говорил на прощание Берия.
   – Мы держали его для чего-то экстраординарного, – вспоминает Судоплатов. – В тысяча девятьсот сорок втором году, в частности, планировали устроить покушение на Гитлера с участием князя Радзивилла. С этой целью в Берлин была направлена группа наших диверсантов во главе с Миклашевским.
   Но Сталин отменил эту операцию. Он считал, что устранение Гитлера откроет дорогу к власти в Германии фон Папену, и тогда американцы и англичане наверняка заключат с Германией сепаратный мир и оставят его с носом.
   – Так что князя Радзивилла, насколько мне известно, мы так и не смогли ни разу по-крупному задействовать, – замечает Судоплатов.
 
   17 июня 1941 года после доклада начальника ИНО Фитина о подготовке немцев к войне, встреченного Сталиным с большим раздражением, Берия тем не менее сумел получить разрешение на дополнительные меры по линии разведки. Судоплатову по указанию ЦК ВКП(б) было поручено создать и возглавить особую группу НКВД СССР.
   – Двадцать первого июня я засиделся допоздна на службе, – вспоминает Судоплатов. – Было уже глубоко за полночь, когда меня вызвали к наркому госбезопасности. Обычно очень уравновешенный и спокойный, на этот раз Меркулов был не в себе.
   – Война началась, – произнес он и подал несколько листков бумаги с донесениями от пограничников. – Немедленно поднимайте всех, кто у вас есть. Подбирайте конспиративные квартиры. Сотрудников перевести на казарменное положение.
   – Пятого июля тысяча девятьсот сорок первого года был подписан письменный приказ о моем назначении и создании особой группы, – продолжает Павел Анатольевич. – Первым делом мы начали формирование парашютно-десантного подразделения. В него принимали комсомольцев, спортсменов, а также многих иностранцев-коммунистов. Тринадцатого октября особая группа в связи с расширением объема работ была реорганизована во второй отдел НКВД СССР, а потом, в тысяча девятьсот сорок втором году – в Четвертое управление НКВД – НКГБ СССР.
   – С началом войны, – говорит он, – многое изменилось. Берия понимал, что нужны люди. Грамотные, опытные. Многие из них сидели в тюрьмах и лагерях.
   В июне 1941 года на стол Берия Судоплатов положил первый список специалистов, которых предлагал освободить. 60 человек.
   – И вот что удивительно, – рассказывает Судоплатов. – Берия не только не спросил, виноваты эти люди или нет, он лишь скользнул по списку взглядом.
   – Они все вам нужны? Тогда забирайте, – произнес Берия, подписывая его.
   – Действовала логика преступного рационализма внутреннего террора. Если режиму были неугодны те или иные люди, их просто убирали, убивали, сажали в тюрьмы, лагеря. Но вот началась война. Снова нужны люди, и их выпускают. Виновен ты или нет, никого не волновало. Главное – ты нужен в данный момент.
   Понимали это люди? Кто знает? Но выпущенные на свободу, они работали не покладая рук, часто рискуя жизнью. О размахе и действенности особой группы Четвертого управления говорят хотя бы такие цифры и факты. 22 подчиненных Судоплатова получили звание Героя Советского Союза. Среди них известные имена: Н. Кузнецов, Д. Медведев, К. Орловский, С. Ваупшасов, В. Карасев, А. Шихов, Е. Мирковский. Несколько тысяч награждены орденами и медалями. Сам Павел Анатольевич и его заместитель Наум Эйтингон были удостоены орденов Суворова. Только они двое из всей разведки получили полководческую награду. И это не случайно. Ведь на счету разведчиков Судоплатова участие в таких операциях, как «Рельсовая война», «Цитадель», «Концерт» и других.
   Многие из них хорошо известны. Но есть и такие, которые еще не стали достоянием широкой гласности.
   – Пожалуй, самой захватывающей, – говорит Судоплатов, – была начатая осенью тысяча девятьсот сорок первого года агентурная разработка, получившая впоследствии кодовое название «Монастырь». Ее готовили начальник отдела моего управления Маклярский и оперработник Ильин. По сути, она продолжалась всю войну. Главным действующим лицом был принадлежавший к театральной богеме Москвы Александр Демьянов (агентурный псевдоним «Гейне»). Происходил он из родовитой дворянской семьи, к тому же имел немецкие корни. Его прадеду, как одному из видных деятелей кубанского казачества, был поставлен памятник на Кубани. Кроме того, его дядя в свое время работал в белогвардейской контрразведке, позднее был разоблачен как шпион и сослан в Сибирь, где потом и скончался.
   В самом конце тысяча девятьсот сорок первого года «Гейне» перебросили через фронт. Причем чуть было не потеряли его в самом начале операции, так как наши саперы неправильно указали место для перехода линии фронта. «Гейне» пошел «сдаваться» по минному полю… И узнал об этом, лишь когда ему закричали из немецких окопов.
   – Переход по минному полю произвел, – говорит Павел Анатольевич, – на немцев впечатление. Хотя поверили они ему лишь после нескольких проверок.
   Вскоре абверовцы решили использовать в своих целях «представителя монархической группы в Москве» – именно так «Гейне» представился им. В результате «Макс» – так называли его немецкие разведчики – снова оказался в Москве. «Выполнял» задания врага, разумеется, под нашим контролем. По ходу игры с немцами «Гейне» докладывал своим «хозяевам», что ему удалось внедриться в качестве офицера-порученца в окружение маршала Шапошникова. А после смерти Шапошникова его «оставил» при себе вновь назначенный начальник Генерального штаба Красной Армии Василевский. Несколько военных лет наша разведка «кормила» Берлин умело составленной стратегической дезинформацией – смесью правды и лжи.
   После войны Шелленберг и Гелен писали в своих воспоминаниях о внедренном ими в советский Генштаб агенте, который давал чрезвычайно важную информацию.
   Еще в 1939 году наша разведка получила сведения о том, что за рубежом ведется разработка атомного оружия. Вскоре Центр направил ориентировки, нацеливавшие советские резидентуры в США, Англии и в ряде других стран на добывание сведений по этой проблеме. В сентябре 1940-го наши разведчики в Лондоне сумели получить научную документацию, в которой обосновывалась необходимость создания критической массы для производства супероружия.
   В марте 1942 года Берия докладывал Сталину о развернувшихся в США работах по практическому созданию атомного оружия. На основании этого сообщения решением ГКО (Государственного Комитета Обороны) была создана лаборатория № 2 под руководством Игоря Курчатова. В 1943-м правительство приняло решение об организации в недрах разведки группы «С», которой поручено заниматься добыванием информации с целью использования ее создания атомной бомбы в СССР. Возглавил эту работу, так сказать по совместительству, генерал Судоплатов. Одновременно было создано так называемое «второе разведывательное бюро» в правительственном спецкомитете по атомной проблеме, которое объединяло усилия военной разведки и НКВД – НКГБ. Группа Судоплатова просуществовала всего год, затем «атомные дела» были переданы в ведение управления «Т» – техническая разведка. В США по линии разведки разработкой этого направления занимался Григорий Хейфец, который позднее стал одним из создателей американской коммунистической партии. «Наши разведчики, сумевшие выйти на видных западных ученых-атомщиков, организовали буквально поток научной информации в Москву, – вспоминает Павел Судоплатов. – Надо сказать, что Ферми, Нильс Бор, Эйнштейн и другие видные ученые понимали опасность появления атомного оружия и поэтому считали необходимым создать равновесие сил».
   По сути, это был международный заговор ученых, в котором приняла участие и советская разведка. Ее роль, по мнению Судоплатова, заключалась в содействии воспитания в среде западных ученых-атомщиков убежденных пацифистов-космополитов, стремящихся спасти мир от ядерной войны.
   «Атомная команда» Судоплатова сумела добыть в тот период сведения о расположении исследовательских центров, секретные публикации научных работ, досье на ученых. Информация, которая проходила по его линии, убедила Сталина и советское руководство в серьезности намерений США создать атомную бомбу, а позднее, – в «ядерной готовности» Вашингтона, что заставило советских ученых существенно изменить направление отечественных ядерных исследований. «В Центр, – вспоминает Судоплатов, – поступило описание первой атомной бомбы. К середине июля 1945 года стало известно о готовящемся взрыве ядерного устройства». Таким образом Сталин, по утверждению Павла Анатольевича, был информирован об американских ядерных проектах много раньше, чем ему сообщил об этом президент Трумэн.