Страница:
Почему я говорю, что без разведки не было бы и писательницы Воскресенской? Потому что жизненный опыт, полученный именно в результате работы в разведке, лег в основу практически всех ее произведений. Достаточно сказать о повести «Девочка в бурном море», которая, на мой взгляд, является самым лучшим ее произведением, и написана исключительно на основании ее личных переживаний и тех испытаний, которые выпали на долю Зои Ивановны, когда она с караваном судов возвращалась из Англии в Мурманск.
В литературе Зоя Ивановна работала как исследователь. И здесь в полной мере пригодились ее аналитические навыки разведчицы. Взять хотя бы повесть «Надежда», работая над которой Зоя Ивановна изучила несколько поколений семьи Надежды Константиновны Крупской. То, как Воскресенская создавала эту книгу – предмет особого исследования. Она нашла, например, дом, где родилась Надежда Константиновна, и церковь, где венчались еще ее родители…
Зоя Ивановна неоднократно была на слетах красных следопытов, выступала там и сравнивала их работу с работой разведчиков. Я помню, как в Новгороде на одной из таких встреч, когда она сказала ребятам, что она полковник и двадцать пять лет прослужила в Советской Армии, буря восторга потрясла зал.
Зоя Ивановна почти сорок лет поддерживала связи с детскими домами и библиотеками в Алексино и Якутии. Уже будучи прикованной болезнью к постели, принимала детей с Украины и Белоруссии. Отдавала в детские дома почти все свои гонорары, посылала книги, вела переписку со множеством школ и детских домов по всей стране. Любовь к детям была частью ее жизни. И я уверена, что если бросить клич вспомнить о добрых делах 3. И. Воскресенской, то откликнутся многие школы из разных концов нашей страны.
Зоя Ивановна была безупречна в своей порядочности. Главным в ее жизни была любовь к Отечеству.
Хотя она и прошла через разведку и сама подвергалась различным проверкам, все же ей удалось сохранить удивительную веру в людей. Поэтому ее потрясали такие люди, которые могли предать Отечество, дружбу или интересы дела, как, например, О. Калугин. Человек, который никогда не предавал, никого и нигде не обманывал, не мог понять и простить тех, кто это совершал.
И последнее. Мне хотелось бы рассказать читателям о скромности Зои Ивановны. У нее было много наград, полученных за годы работы в разведке и за годы работы в литературе, но она никогда не кичилась ими. Последнюю награду она получила когда ей исполнилось восемьдесят лет, в 1987 году. Владимир Васильевич Карпов, в те годы Первый секретарь Правления Союза писателей, привез ей на дачу орден «Октябрьской революции». У меня даже есть фотография, где мы все трое стоим на крыльце дачи в Переделкино».
Глава 1З. Восхождение на Олимп
Глава 14. Зоя – это жизнь
Глава 15. Послесловие
В литературе Зоя Ивановна работала как исследователь. И здесь в полной мере пригодились ее аналитические навыки разведчицы. Взять хотя бы повесть «Надежда», работая над которой Зоя Ивановна изучила несколько поколений семьи Надежды Константиновны Крупской. То, как Воскресенская создавала эту книгу – предмет особого исследования. Она нашла, например, дом, где родилась Надежда Константиновна, и церковь, где венчались еще ее родители…
Зоя Ивановна неоднократно была на слетах красных следопытов, выступала там и сравнивала их работу с работой разведчиков. Я помню, как в Новгороде на одной из таких встреч, когда она сказала ребятам, что она полковник и двадцать пять лет прослужила в Советской Армии, буря восторга потрясла зал.
Зоя Ивановна почти сорок лет поддерживала связи с детскими домами и библиотеками в Алексино и Якутии. Уже будучи прикованной болезнью к постели, принимала детей с Украины и Белоруссии. Отдавала в детские дома почти все свои гонорары, посылала книги, вела переписку со множеством школ и детских домов по всей стране. Любовь к детям была частью ее жизни. И я уверена, что если бросить клич вспомнить о добрых делах 3. И. Воскресенской, то откликнутся многие школы из разных концов нашей страны.
Зоя Ивановна была безупречна в своей порядочности. Главным в ее жизни была любовь к Отечеству.
Хотя она и прошла через разведку и сама подвергалась различным проверкам, все же ей удалось сохранить удивительную веру в людей. Поэтому ее потрясали такие люди, которые могли предать Отечество, дружбу или интересы дела, как, например, О. Калугин. Человек, который никогда не предавал, никого и нигде не обманывал, не мог понять и простить тех, кто это совершал.
И последнее. Мне хотелось бы рассказать читателям о скромности Зои Ивановны. У нее было много наград, полученных за годы работы в разведке и за годы работы в литературе, но она никогда не кичилась ими. Последнюю награду она получила когда ей исполнилось восемьдесят лет, в 1987 году. Владимир Васильевич Карпов, в те годы Первый секретарь Правления Союза писателей, привез ей на дачу орден «Октябрьской революции». У меня даже есть фотография, где мы все трое стоим на крыльце дачи в Переделкино».
Глава 1З. Восхождение на Олимп
«В конце 1968 года на имя матери пришла правительственная телеграмма, – вспоминает сын 3. И. Воскресенской Алексей Борисович Рыбкин. – Такую телеграмму я видел в то время впервые. Верхняя часть листа, примерно на одну треть, была темно-красного цвета, а на этом фоне белыми буквами: «ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ».
Содержание телеграммы, насколько я помню, состояло в следующем: «Уважаемая Зоя Ивановна, Вам присвоена Государственная премия за 1968 год в области литературы для детей». И подпись председателя Комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий, если я не ошибаюсь, Тихонова.
В январе будущего года мать сказала, что на днях состоится в Кремле вручение премий и что на это торжество каждый лауреат может пригласить несколько человек. Мать пригласила заместителя главного редактора издательства «Детская литература» Б. И. Камира, сотрудницу Государственной библиотеки имени Ленина Раису Симонову, с которой незадолго до этого она познакомилась в больнице, где они вместе находились, а также сына П. А. Судоплатова – Анатолия и меня.
В Кремль мы входили через Боровицкие ворота. Вручение премий происходило в Свердловском зале Кремля, теперь Екатерининском. Приглашенные друзья и родственники лауреатов заняли места в зале. Сами лауреаты сидели в первом ряду. Перед ними стоял стол, покрытый красной тканью, около стола на длинной стойке – микрофон. За столом, стоя, разместились члены комитета по присуждению премий. Председатель комитета называл фамилии сначала лауреатов Ленинской, а затем Государственной премий, которые подходили к этому столику. Председатель вручал каждому медаль лауреата и грамоту. Тот из награжденных, кто желал, мог тут же выступить с ответным словом. Помню, мама тоже сказала несколько слов, которые сводились к тому, что она не пожалеет своих сил для дальнейшей работы в области литературы.
В числе награжденных были композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович, кинорежиссер Марк Донской и актриса Елена Алексеевна Фадеева. Почему я запомнил именно этих лауреатов? О Шостаковиче мама неоднократно говорила мне, что его музыка, и особенно Седьмая Ленинградская симфония, оказала не только огромное впечатление, но и давала заряд бодрости, когда она с товарищами по работе впервые услышала ее в годы войны из осажденного Ленинграда. А Донской и Фадеева получили премии за создание и участие в фильме «Сердце Матери», который был поставлен на «Мосфильме» по книге и сценарию, написанных моей матерью».
Содержание телеграммы, насколько я помню, состояло в следующем: «Уважаемая Зоя Ивановна, Вам присвоена Государственная премия за 1968 год в области литературы для детей». И подпись председателя Комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий, если я не ошибаюсь, Тихонова.
В январе будущего года мать сказала, что на днях состоится в Кремле вручение премий и что на это торжество каждый лауреат может пригласить несколько человек. Мать пригласила заместителя главного редактора издательства «Детская литература» Б. И. Камира, сотрудницу Государственной библиотеки имени Ленина Раису Симонову, с которой незадолго до этого она познакомилась в больнице, где они вместе находились, а также сына П. А. Судоплатова – Анатолия и меня.
В Кремль мы входили через Боровицкие ворота. Вручение премий происходило в Свердловском зале Кремля, теперь Екатерининском. Приглашенные друзья и родственники лауреатов заняли места в зале. Сами лауреаты сидели в первом ряду. Перед ними стоял стол, покрытый красной тканью, около стола на длинной стойке – микрофон. За столом, стоя, разместились члены комитета по присуждению премий. Председатель комитета называл фамилии сначала лауреатов Ленинской, а затем Государственной премий, которые подходили к этому столику. Председатель вручал каждому медаль лауреата и грамоту. Тот из награжденных, кто желал, мог тут же выступить с ответным словом. Помню, мама тоже сказала несколько слов, которые сводились к тому, что она не пожалеет своих сил для дальнейшей работы в области литературы.
В числе награжденных были композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович, кинорежиссер Марк Донской и актриса Елена Алексеевна Фадеева. Почему я запомнил именно этих лауреатов? О Шостаковиче мама неоднократно говорила мне, что его музыка, и особенно Седьмая Ленинградская симфония, оказала не только огромное впечатление, но и давала заряд бодрости, когда она с товарищами по работе впервые услышала ее в годы войны из осажденного Ленинграда. А Донской и Фадеева получили премии за создание и участие в фильме «Сердце Матери», который был поставлен на «Мосфильме» по книге и сценарию, написанных моей матерью».
Глава 14. Зоя – это жизнь
Тонкие, душевные вопросы Зоя Ивановна обсуждала не со мной, а с моей женой, хотя они одни, как говорят, с глазу на глаз оставались довольно редко. И тем не менее моя жена – Зоя Васильевна, помнит то, о чем я просто не знал. Вот что она рассказывает: «Через несколько лет после того, как мой муж познакомился с Зоей Ивановной, она стала для нас близким, родным человеком, в конце 1979 года с сыном Алексеем по нашему приглашению приезжала к нам в гости в Берлин, где в то время мы жили.
Каждая встреча с Зоей Ивановной открывала мне новые грани ее характера.
Посол СССР в ГДР Абрасимов очень любил и поощрял посещения Берлина различными знаменитостями. Помню, что одной из таких знаменитостей была певица Людмила Зыкина, к которой он благоволил, писатель Юлиан Семенов, американский певец Дин Рид и многие другие. Думаю, что именно по этой причине моему мужу разрешили пригласить к себе в гости по частной визе и писательницу Зою Ивановну Воскресенскую.
Узнав о ее приезде, П. А. Абрасимов пригласил Зою Ивановну к себе. Она, естественно, пришла. В беседе посол сообщил, что к ее приезду он специально приготовил в здании посольства на Унтер-ден-Линден апартаменты, в которых, кстати, совсем недавно гостил Сергей Владимирович Михалков. Зоя Ивановна вежливо поблагодарила собеседника холодно, как она умела это делать, отказалась, заявив при этом, что приехала в Берлин как частное лицо к своему другу и будет жить у него. Уговоры посла и его заявления, что даже дипломаты не имеют таких квартир, которую он ей предлагает, не подействовали на ее решение. П. А. Абрасимову пришлось согласиться, хотя это был властный, настойчивый и упрямый человек.
Помню, Зоя Ивановна, особенно в то время, когда у нее была сломана шейка бедра, часто говорила, что, несмотря на все невзгоды, вокруг нее не умолкает жизнь. «Посмотри, – шутила она, мое имя по-гречески означает жизнь, все мои родственники и близкие знакомые тоже Зои, значит, тоже жизнь». И она начинала загибать пальцы: внучка Зоя Владимировна, жена брата Зоя Степановна, жена Барика (сын Георгия Ивановича Мордвинова – Баррикаде Георгиевич) Зоя Николаевна, дочь Василия Михайловича Зарубина – Зоя Васильевна, да ты и сама Зоя. Не знаю, что помогало ей, но она действительно была не только жизнерадостным, жизнелюбивым человеком, но и исключительно мужественно переносила все неприятности, я имею в виду болезни, которые как из рога изобилия постоянно сыпались на нее.
Еще в 1969 году Зоя Ивановна перенесла тяжелую операцию по поводу рака желудка, в результате которой резекции подверглись две его трети, что затем постоянно, в течение всей дальнейшей жизни сказывалось, во-первых, на режиме ее питания: она ела часто, но маленькими дозами, а во-вторых, организму постоянно не хватало кальция, что впоследствии привело к нескольким переломам. Но сейчас я хочу сказать о другом. Тяжело заболев, подозревая, что врачи что-то недоговаривают (они скрывали диагноз), она провела целую комбинацию, тонкости которой я не помню, но в результате ей удалось достать тайно историю своей болезни. Она убедилась в диагнозе, который подозревала, и потребовала от врачей, чтобы ее немедленно прооперировали, хотя многие из нас, женщин, наверное, поступили бы по-другому. После операции она какое-то время получала радиологическое лечение. Во время этой процедуры находилась под стеклянным колпаком, и ее могли видеть сестры и нянечки. Время пребывания там она использовала для чтения стихов, особенно тех, которые были еще плохо заучены. Чаще всего, говорила Зоя Ивановна, она любила читать в эти минуты стихи Александра Блока. Однажды, одеваясь за ширмой, она услышала короткий диалог между молоденькой медицинской сестрой и уже пожилой нянечкой.
– Надь! А Надь!
– Что, тетя Нюра?
– Ты видела, больная под пушкой губами шевелит. А, видела?
– Видела, ну и что?
– Ну как что?! Чего это она?
– Откуда я знаю, может, кого-нибудь вспоминает.
– Да, вспоминает… Это она Богу молится. Да и то не грех, болезнь-то какая.
И еще одна черта, примечательная для характера Зои Ивановны. Когда она в возрасте восьмидесяти лет упала, запнувшись за ковер, и сломала шейку бедра левой ноги, врачи закутали ногу в гипс и констатировали – ходить не будет.
– Как это не будет! – возмутилась Зоя Ивановна… и пошла, сначала стоя внутри специальной коляски, потом держась обеими руками за спинку стула и двигая его перед собой, а затем просто опираясь на палку. Упорство, воля и постоянные специальные физические упражнения сделали свое дело, хотя обычно с таким переломом уже не поднимаются.
Зоя Ивановна, как и все женщины, конечно же любила внимание к себе, но совершенно искренне не любила дорогих, помпезных подарков. Помню, в один из праздников 8 Марта я подарила ей прямоугольную брошь из финифти с изображением голубых незабудок на белом фоне. Голубой – это любимый цвет Зои Ивановны. Простая брошь до конца дней стала ее постоянным украшением к любому платью. Практически она с ней никогда не расставалась. Когда мы встречали вместе Новый, 1986 год и женщины преподнесли ей на подносике два обычных калача, в отверстия которых были вложены по три носовых платочка, Зоя Ивановна пришла в восторг.
В характере Зои Ивановны поражало редкое умение поддерживать человека в трудную минуту – взглядом, интонацией, стихотворными строчками. Она очень любила стихи, разные, но хорошие, особенно Шекспира, Блока, Тютчева. Ей не были чужды тонкие чувства и настроения.
Однажды, когда мы остались дома с ней одни, что, надо сказать, удавалось очень редко – всегда кто-то присутствовал, она вдруг завела разговор о любви, считая ее главным в жизни любого человека. Но не каждому дан талант, считала она, глубоко, по-настоящему любить. Неожиданно она начала читать стихотворение Федора Тютчева «Последняя любовь», которое, как она говорила, с возрастом нравится ей все больше и больше:
Каждая встреча с Зоей Ивановной открывала мне новые грани ее характера.
Посол СССР в ГДР Абрасимов очень любил и поощрял посещения Берлина различными знаменитостями. Помню, что одной из таких знаменитостей была певица Людмила Зыкина, к которой он благоволил, писатель Юлиан Семенов, американский певец Дин Рид и многие другие. Думаю, что именно по этой причине моему мужу разрешили пригласить к себе в гости по частной визе и писательницу Зою Ивановну Воскресенскую.
Узнав о ее приезде, П. А. Абрасимов пригласил Зою Ивановну к себе. Она, естественно, пришла. В беседе посол сообщил, что к ее приезду он специально приготовил в здании посольства на Унтер-ден-Линден апартаменты, в которых, кстати, совсем недавно гостил Сергей Владимирович Михалков. Зоя Ивановна вежливо поблагодарила собеседника холодно, как она умела это делать, отказалась, заявив при этом, что приехала в Берлин как частное лицо к своему другу и будет жить у него. Уговоры посла и его заявления, что даже дипломаты не имеют таких квартир, которую он ей предлагает, не подействовали на ее решение. П. А. Абрасимову пришлось согласиться, хотя это был властный, настойчивый и упрямый человек.
Помню, Зоя Ивановна, особенно в то время, когда у нее была сломана шейка бедра, часто говорила, что, несмотря на все невзгоды, вокруг нее не умолкает жизнь. «Посмотри, – шутила она, мое имя по-гречески означает жизнь, все мои родственники и близкие знакомые тоже Зои, значит, тоже жизнь». И она начинала загибать пальцы: внучка Зоя Владимировна, жена брата Зоя Степановна, жена Барика (сын Георгия Ивановича Мордвинова – Баррикаде Георгиевич) Зоя Николаевна, дочь Василия Михайловича Зарубина – Зоя Васильевна, да ты и сама Зоя. Не знаю, что помогало ей, но она действительно была не только жизнерадостным, жизнелюбивым человеком, но и исключительно мужественно переносила все неприятности, я имею в виду болезни, которые как из рога изобилия постоянно сыпались на нее.
Еще в 1969 году Зоя Ивановна перенесла тяжелую операцию по поводу рака желудка, в результате которой резекции подверглись две его трети, что затем постоянно, в течение всей дальнейшей жизни сказывалось, во-первых, на режиме ее питания: она ела часто, но маленькими дозами, а во-вторых, организму постоянно не хватало кальция, что впоследствии привело к нескольким переломам. Но сейчас я хочу сказать о другом. Тяжело заболев, подозревая, что врачи что-то недоговаривают (они скрывали диагноз), она провела целую комбинацию, тонкости которой я не помню, но в результате ей удалось достать тайно историю своей болезни. Она убедилась в диагнозе, который подозревала, и потребовала от врачей, чтобы ее немедленно прооперировали, хотя многие из нас, женщин, наверное, поступили бы по-другому. После операции она какое-то время получала радиологическое лечение. Во время этой процедуры находилась под стеклянным колпаком, и ее могли видеть сестры и нянечки. Время пребывания там она использовала для чтения стихов, особенно тех, которые были еще плохо заучены. Чаще всего, говорила Зоя Ивановна, она любила читать в эти минуты стихи Александра Блока. Однажды, одеваясь за ширмой, она услышала короткий диалог между молоденькой медицинской сестрой и уже пожилой нянечкой.
– Надь! А Надь!
– Что, тетя Нюра?
– Ты видела, больная под пушкой губами шевелит. А, видела?
– Видела, ну и что?
– Ну как что?! Чего это она?
– Откуда я знаю, может, кого-нибудь вспоминает.
– Да, вспоминает… Это она Богу молится. Да и то не грех, болезнь-то какая.
И еще одна черта, примечательная для характера Зои Ивановны. Когда она в возрасте восьмидесяти лет упала, запнувшись за ковер, и сломала шейку бедра левой ноги, врачи закутали ногу в гипс и констатировали – ходить не будет.
– Как это не будет! – возмутилась Зоя Ивановна… и пошла, сначала стоя внутри специальной коляски, потом держась обеими руками за спинку стула и двигая его перед собой, а затем просто опираясь на палку. Упорство, воля и постоянные специальные физические упражнения сделали свое дело, хотя обычно с таким переломом уже не поднимаются.
Зоя Ивановна, как и все женщины, конечно же любила внимание к себе, но совершенно искренне не любила дорогих, помпезных подарков. Помню, в один из праздников 8 Марта я подарила ей прямоугольную брошь из финифти с изображением голубых незабудок на белом фоне. Голубой – это любимый цвет Зои Ивановны. Простая брошь до конца дней стала ее постоянным украшением к любому платью. Практически она с ней никогда не расставалась. Когда мы встречали вместе Новый, 1986 год и женщины преподнесли ей на подносике два обычных калача, в отверстия которых были вложены по три носовых платочка, Зоя Ивановна пришла в восторг.
В характере Зои Ивановны поражало редкое умение поддерживать человека в трудную минуту – взглядом, интонацией, стихотворными строчками. Она очень любила стихи, разные, но хорошие, особенно Шекспира, Блока, Тютчева. Ей не были чужды тонкие чувства и настроения.
Однажды, когда мы остались дома с ней одни, что, надо сказать, удавалось очень редко – всегда кто-то присутствовал, она вдруг завела разговор о любви, считая ее главным в жизни любого человека. Но не каждому дан талант, считала она, глубоко, по-настоящему любить. Неожиданно она начала читать стихотворение Федора Тютчева «Последняя любовь», которое, как она говорила, с возрастом нравится ей все больше и больше:
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье, –
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.
Глава 15. Послесловие
Жизнь Зои Ивановны Воскресенской и ее товарищей по работе в органах государственной безопасности, а именно в разведке, таких, как Леонид Васильевич Громов, Павел Матвеевич Журавлев, Василий Михайлович Зарубин, Иван Васильевич Куликов, Наум Исаакович Эйтингон, Георгий Иванович Мордвинов, Василий Петрович Рощин, Павел Анатольевич Судопла-тов, Елисей Тихонович Синицын, Борис Аркадьевич Рыбкин, Дмитрий Георгиевич Федичкин, Павел Михайлович Фитин, Анатолий Евдокимович Шубин и Иван Андреевич Чичаев, наводит на определенные размышления.
Эти люди, родившиеся в конце XIX или начале нынешнего, XX века и ушедшие, к счастью не все, в мир иной в последней четверти этого века, смогли остаться живыми в страшные для нашей страны годы. А ведь именно они были на острие политических и социальных событий. Волны репрессий 1935 – 1939 годов с пиком в 1937 году, 1946 – 1947 годов и 1951 – 1953 годов вспыхнули с новой силой именно в 1953 году, после смерти Сталина, в результате борьбы претендентов на первую роль в государстве они захватили абсолютно все социальные слои нашего общества. Возможно, вам покажется странным, что в процентном отношении именно в органах государственной безопасности было больше всего жертв репрессий. «Быть этого не может! – скажет читатель. – Ведь они-то и были орудием исполнения…» Но достоверные источники подтверждают: все абсолютно так. Объясняется это прежде всего тем, что сотрудники сами были в гуще политических и социальных событий; сами убирали свидетелей и исполнителей беззаконных актов репрессий, то есть убивали друг друга. Но там, где вакханалия, всегда царит абсурд. Я помню, например, как мне рассказывал отец, который двадцать пять лет прослужил в органах ВЧК – ОГПУ – НКГБ – МГБ, такой случай из его жизни. Придя на работу в 1936-м или 1937 году, а мы жили тогда в Иркутске, он узнал, что арестован его сосед по лестничной площадке, которого давно и хорошо знал. Отец бросился к начальнику, чтобы доказать невиновность этого человека. И, как рассказывал отец, ответ вышестоящего руководителя поразил его цинизмом и хладнокровием: «Ты знаешь, что у нас существует план на арестованных. Мы можем освободить из-под стражи твоего соседа, но тогда ты должен сесть на его место».
Почему же все-таки герои нашей книги не попали под жернова истории, а пожар репрессий опалил и раньше времени сделал белыми головы большинства из них? На мой взгляд, причина в том, что это были одаренные от природы люди с аналитическим складом ума, что позволило им вести себя осторожно и правильно, наперед просчитывать свои поступки и действия. Зоя Ивановна Рыбкина, например, стала начальником одного из ведущих отделов, курировавшего работу разведчиков во всех немецкоговорящих странах, лишь в результате своих незаурядных способностей. Ее продвижение по служебной лестнице проходило постепенно, шаг за шагом, начиная с самой маленькой должности – оперативного уполномоченного. Иначе говоря, ее жизнь и ее работа были видны руководству длительные годы, что позволяло всесторонне оценить ее деловые качества. Кстати, я не знаю ни одного случая, когда женщина в разведке занимала бы подобную должность. В то же время за Зоей Ивановной и ее товарищами всю их жизнь следило недреманное око стороннего наблюдателя. Это пристальное внимание носило, как правило, субъективный и извращенный характер. Так, в довоенные и военные годы люди, если им, конечно, было известно о принадлежности того или иного лица к разведке, относились к нему с чувством боязливого «уважения» и осторожности. А после ухода такого человека на пенсию это «боязливое уважение» сменялось брезгливым пренебрежением и недоверием.
Помню, Зоя Ивановна рассказывала, что жившая в одном доме с ней на Красноармейской улице Москвы поэтесса Мариэтта Шагинян предупреждала соседей, чтобы они были осторожнее в общении с Воскресенской, поскольку «у нее руки по локоть в крови». При этом Зоя Ивановна уточняла, что действительно имела боевое оружие в годы войны – пистолет системы «TT», но стреляла из него только в тире.
Подобные настроения не дают покоя некоторым людям до сих пор, хотя Зои Ивановны уже нет с нами.
Но справедливости ради надо отметить, что 16 июня 1994 года по первому каналу Центрального телевидения был показан фильм «Гитлер – Сталин. Тайная война», где Зоя Ивановна предстала перед телезрителями как полковник Рыбкина – аналитик, который на основании разведывательных данных предсказал дату нападения Германии на Советский Союз.
Разведчики, о которых идет речь в этой книге, в большинстве своем начисто лишены стяжательства и вещизма. Для себя лично им ничего не нужно было. И они оставались верными своим жизненным принципам до конца дней своих, никогда не принадлежали себе, но честно служили делу, своей Родине.
Мало кто знает, что известная в нашей стране и далеко за ее пределами писательница Воскресенская почти все свои гонорары перечисляла в детские дома и приюты.
Эта замечательная и удивительная женщина ушла из жизни в зимний полдень 8 января 1992 года. Накануне я весь вечер провел вместе с ней. Все было как обычно: она лежала в постели, говорила медленно, но внятно и четко, мысль работала, как всегда, здраво и логично.
Поразило другое. Она и раньше иногда рассуждала о смерти, предпочитая ее тому, чтобы валяться, по ее словам, как бревно. Но в этот вечер вела разговор о своей кончине конкретно и твердо.
– Я прощаюсь с тобой, – сказала она и стала инструктировать меня, как и где ее похоронить.
Несколько раз я пытался перевести ее мысли на другую тему: «Что ты, какие похороны… О чем ты говоришь…» Мои тщетные попытки кончились тем, что она взяла меня за руку, помолчала довольно долго, затем с легкой обидой в голосе сказала:
– Ты можешь не перебивать меня?
– Да.
– Тогда слушай. – И продолжала свой последний инструктаж.
Кроме различных мелочей и подробностей, она просила похоронить ее в ту же могилу на Новодевичьем кладбище, где покоилась ее мать Александра Дмитриевна Воскресенская и муж Борис Аркадьевич Рыбкин, а еще не открывать гроб, мотивируя это тем, что многие сотрудники и бывшие сослуживцы из числа молодых помнят ее совсем другой.
– Сейчас я совсем на себя не похожа, – и с трудом усмехнулась. Это была ее прощальная улыбка.
– Обещай мне, что ты выполнишь мои просьбы.
Я конечно же обещал, но ее вторую просьбу не выполнил.
На похоронах было много людей: чекисты, литераторы, читатели и почитатели ее таланта. Море цветов и даже, откуда взявшиеся зимой, ее любимые фиалки. Все вспоминали красивую жизнь красивой женщины и говорили о ней.
А я почему-то вспомнил рассказы Зои Ивановны об Александре Михайловне Коллонтай. Читатель, конечно, не забыл еще главу «Тишина», в которой речь идет о пребывании А.М. Коллонтай в санатории «Сальчшёбаден» для встреч и переговоров с представителями Финляндии во главе с господином Паасикиви по поводу выхода этой страны из войны.
«…Для Коллонтай были подготовлены апартаменты в бельэтаже. Во всех комнатах вазы с цветами. Александра Михайловна попросила распахнуть дверь на террасу и накинуть на плечи накидку, опушенную мехом.
– Так красиво! – восхищенно сказала медсестра, поправляя накидку. – Что бы желала мадам на ужин?
– Стакан простокваши не очень холодной и вечерние газеты. И можете быть свободной…»
Как это похоже на саму Зою Ивановну. У нее тоже всегда были цветы, скромная и очень легкая пища и повсюду газеты, газеты… Даже когда она уже была прикована болезнью к постели, вся кровать была усыпана вырезками из газет, содержание которых все больше и больше огорчало Зою Ивановну. Она никак не могла понять, почему люди, власть имущие, говорящие о демократии и благе для народа, в действительности движимы лишь стремлением к личной наживе или иной выгоде.
Две женщины – посол и пресс-атташе. Две жизни.
Но мне кажется, что их судьбы во многом схожи, и прежде всего – бескорыстным служением своей Родине.
Эти люди, родившиеся в конце XIX или начале нынешнего, XX века и ушедшие, к счастью не все, в мир иной в последней четверти этого века, смогли остаться живыми в страшные для нашей страны годы. А ведь именно они были на острие политических и социальных событий. Волны репрессий 1935 – 1939 годов с пиком в 1937 году, 1946 – 1947 годов и 1951 – 1953 годов вспыхнули с новой силой именно в 1953 году, после смерти Сталина, в результате борьбы претендентов на первую роль в государстве они захватили абсолютно все социальные слои нашего общества. Возможно, вам покажется странным, что в процентном отношении именно в органах государственной безопасности было больше всего жертв репрессий. «Быть этого не может! – скажет читатель. – Ведь они-то и были орудием исполнения…» Но достоверные источники подтверждают: все абсолютно так. Объясняется это прежде всего тем, что сотрудники сами были в гуще политических и социальных событий; сами убирали свидетелей и исполнителей беззаконных актов репрессий, то есть убивали друг друга. Но там, где вакханалия, всегда царит абсурд. Я помню, например, как мне рассказывал отец, который двадцать пять лет прослужил в органах ВЧК – ОГПУ – НКГБ – МГБ, такой случай из его жизни. Придя на работу в 1936-м или 1937 году, а мы жили тогда в Иркутске, он узнал, что арестован его сосед по лестничной площадке, которого давно и хорошо знал. Отец бросился к начальнику, чтобы доказать невиновность этого человека. И, как рассказывал отец, ответ вышестоящего руководителя поразил его цинизмом и хладнокровием: «Ты знаешь, что у нас существует план на арестованных. Мы можем освободить из-под стражи твоего соседа, но тогда ты должен сесть на его место».
Почему же все-таки герои нашей книги не попали под жернова истории, а пожар репрессий опалил и раньше времени сделал белыми головы большинства из них? На мой взгляд, причина в том, что это были одаренные от природы люди с аналитическим складом ума, что позволило им вести себя осторожно и правильно, наперед просчитывать свои поступки и действия. Зоя Ивановна Рыбкина, например, стала начальником одного из ведущих отделов, курировавшего работу разведчиков во всех немецкоговорящих странах, лишь в результате своих незаурядных способностей. Ее продвижение по служебной лестнице проходило постепенно, шаг за шагом, начиная с самой маленькой должности – оперативного уполномоченного. Иначе говоря, ее жизнь и ее работа были видны руководству длительные годы, что позволяло всесторонне оценить ее деловые качества. Кстати, я не знаю ни одного случая, когда женщина в разведке занимала бы подобную должность. В то же время за Зоей Ивановной и ее товарищами всю их жизнь следило недреманное око стороннего наблюдателя. Это пристальное внимание носило, как правило, субъективный и извращенный характер. Так, в довоенные и военные годы люди, если им, конечно, было известно о принадлежности того или иного лица к разведке, относились к нему с чувством боязливого «уважения» и осторожности. А после ухода такого человека на пенсию это «боязливое уважение» сменялось брезгливым пренебрежением и недоверием.
Помню, Зоя Ивановна рассказывала, что жившая в одном доме с ней на Красноармейской улице Москвы поэтесса Мариэтта Шагинян предупреждала соседей, чтобы они были осторожнее в общении с Воскресенской, поскольку «у нее руки по локоть в крови». При этом Зоя Ивановна уточняла, что действительно имела боевое оружие в годы войны – пистолет системы «TT», но стреляла из него только в тире.
Подобные настроения не дают покоя некоторым людям до сих пор, хотя Зои Ивановны уже нет с нами.
Но справедливости ради надо отметить, что 16 июня 1994 года по первому каналу Центрального телевидения был показан фильм «Гитлер – Сталин. Тайная война», где Зоя Ивановна предстала перед телезрителями как полковник Рыбкина – аналитик, который на основании разведывательных данных предсказал дату нападения Германии на Советский Союз.
Разведчики, о которых идет речь в этой книге, в большинстве своем начисто лишены стяжательства и вещизма. Для себя лично им ничего не нужно было. И они оставались верными своим жизненным принципам до конца дней своих, никогда не принадлежали себе, но честно служили делу, своей Родине.
Мало кто знает, что известная в нашей стране и далеко за ее пределами писательница Воскресенская почти все свои гонорары перечисляла в детские дома и приюты.
Эта замечательная и удивительная женщина ушла из жизни в зимний полдень 8 января 1992 года. Накануне я весь вечер провел вместе с ней. Все было как обычно: она лежала в постели, говорила медленно, но внятно и четко, мысль работала, как всегда, здраво и логично.
Поразило другое. Она и раньше иногда рассуждала о смерти, предпочитая ее тому, чтобы валяться, по ее словам, как бревно. Но в этот вечер вела разговор о своей кончине конкретно и твердо.
– Я прощаюсь с тобой, – сказала она и стала инструктировать меня, как и где ее похоронить.
Несколько раз я пытался перевести ее мысли на другую тему: «Что ты, какие похороны… О чем ты говоришь…» Мои тщетные попытки кончились тем, что она взяла меня за руку, помолчала довольно долго, затем с легкой обидой в голосе сказала:
– Ты можешь не перебивать меня?
– Да.
– Тогда слушай. – И продолжала свой последний инструктаж.
Кроме различных мелочей и подробностей, она просила похоронить ее в ту же могилу на Новодевичьем кладбище, где покоилась ее мать Александра Дмитриевна Воскресенская и муж Борис Аркадьевич Рыбкин, а еще не открывать гроб, мотивируя это тем, что многие сотрудники и бывшие сослуживцы из числа молодых помнят ее совсем другой.
– Сейчас я совсем на себя не похожа, – и с трудом усмехнулась. Это была ее прощальная улыбка.
– Обещай мне, что ты выполнишь мои просьбы.
Я конечно же обещал, но ее вторую просьбу не выполнил.
На похоронах было много людей: чекисты, литераторы, читатели и почитатели ее таланта. Море цветов и даже, откуда взявшиеся зимой, ее любимые фиалки. Все вспоминали красивую жизнь красивой женщины и говорили о ней.
А я почему-то вспомнил рассказы Зои Ивановны об Александре Михайловне Коллонтай. Читатель, конечно, не забыл еще главу «Тишина», в которой речь идет о пребывании А.М. Коллонтай в санатории «Сальчшёбаден» для встреч и переговоров с представителями Финляндии во главе с господином Паасикиви по поводу выхода этой страны из войны.
«…Для Коллонтай были подготовлены апартаменты в бельэтаже. Во всех комнатах вазы с цветами. Александра Михайловна попросила распахнуть дверь на террасу и накинуть на плечи накидку, опушенную мехом.
– Так красиво! – восхищенно сказала медсестра, поправляя накидку. – Что бы желала мадам на ужин?
– Стакан простокваши не очень холодной и вечерние газеты. И можете быть свободной…»
Как это похоже на саму Зою Ивановну. У нее тоже всегда были цветы, скромная и очень легкая пища и повсюду газеты, газеты… Даже когда она уже была прикована болезнью к постели, вся кровать была усыпана вырезками из газет, содержание которых все больше и больше огорчало Зою Ивановну. Она никак не могла понять, почему люди, власть имущие, говорящие о демократии и благе для народа, в действительности движимы лишь стремлением к личной наживе или иной выгоде.
Две женщины – посол и пресс-атташе. Две жизни.
Но мне кажется, что их судьбы во многом схожи, и прежде всего – бескорыстным служением своей Родине.