— Да что же, в конце концов, случилось?
— Лаура Пайк, будь она проклята, — с неимоверной горечью сказал Бинго, — чокнулась на пище. Она утверждает, что мы едим слишком много, слишком быстро и слишком неправильно. Её послушать, нам вообще следует питаться пастернаком и прочей дрянью. А Рози вместо того, чтобы послать эту дуру куда подальше, восхищённо на неё смотрит и ловит каждое её слово. В результате ни о какой хорошей кухне в нашем доме не может идти и речи, а я постепенно превращаюсь в ходячий скелет. Если я скажу тебе, что мясным пудингом за нашим столом не пахло уже несколько недель, ты поймёшь, что я имею в виду.
В это время прозвучал гонг к обеду. Бинго нахмурился.
— Не понимаю, к чему бить в этот идиотский гонг? Зачем обманывать самих себя? Кстати, Берти, хочешь коктейль?
— Спасибо, не откажусь.
— Так вот, ты его не получишь. В нашем доме больше не подают коктейлей. Школьная подруга говорит, что они разъедают желудочные ткани.
Я был потрясён. Мне и в голову не могло прийти, что дело зашло так далеко.
— У вас не подают коктейлей?
— Нет. И тебе крупно повезет, если сегодня обед не будет вегетарианским.
— Бинго! — вскричал я, взволнованный до глубины души. — Ты должен действовать! Ты должен отстаивать свои права! Ты должен топнуть ногой! Ты должен быть непреклонен! Ты должен стать хозяином в своём доме!
Он как-то странно на меня посмотрел.
— Ты ведь не женат, Берти?
— Ты прекрасно знаешь, что нет.
— Если б даже не знал, то легко догадался бы. Пойдём.
Вообще-то обед нельзя было назвать вегетарианским, но и обедом его тоже нельзя было назвать. Скудная пища ни в коей мере не могла утолить мой голод после долгого путешествия. К тому же кусок застревал у меня в горле от разговоров, которые вела Лаура Пайк.
При более удачном стечении обстоятельств, и если б я не был предупреждён о её чёрной душе, эта женщина с первого взгляда безусловно произвела бы на меня впечатление. Она была очень даже привлекательной, хотя её несколько портили довольно резкие черты лица. Но даже если б она была писаной красавицей, ей никогда не удалось бы покорить сердце Вустера. От такой болтливой особы, будь она Еленой Прекрасной, отшатнулся бы любой здравомыслящий человек.
В течение обеда Лаура Пайк не умолкала ни на секунду, и мне понадобилось немного времени, чтобы понять, почему Бинго ожесточил против неё своё сердце, Практически вся её речь была посвящена пище и склонности Бинго поглощать её в неимоверных количествах, тем самым нанося удар его желудочным тканям. Мои желудочные ткани её абсолютно не интересовали, и по ней было видно, что, если Бертрам лопнет, она и глазом не моргнёт. Но на малыше она сконцентрировала всё своё внимание, явно собираясь спасти его от геенны огненной. Глядя на него, как настоятельница храма на любимую, но заблуждающуюся ученицу, она рассказывала, какой кошмар творится в его внутренностях, потому что он увлекается пищей, в которой отсутствуют растворимые в жирах витамины. Она не смущаясь говорила о протеинах, углеводах и физиологических потребностях человеческого организма. Эту девицу, видимо, мало заботили правила приличия, и пикантный анекдот о человеке, отказавшемся есть чернослив, который она рассказала, отбил у меня аппетит до конца обеда.
— Дживз, — сказал я, вернувшись поздно вечером в свою комнату, — мне не нравится, что здесь происходит.
— Нет, сэр?
— Нет, Дживз. Совсем не нравится. Сложившаяся ситуация сильно меня беспокоит. Всё куда хуже, чем я думал. После высказывания мистера Литтла перед обедом у тебя могло сложиться впечатление, что Пайк просто читает лекции о пище, рекламируя какую-нибудь диету. Однако теперь я знаю, что это не так, Дживз. Доказывая свою правоту, она всё время приводит в пример безобразное поведение мистера Литтла. Пайк без конца критикует его, Дживз.
— Вот как, сэр?
— Да. Открыто. Она не переставая твердит, что он слишком много ест, слишком много пьёт и глотает пищу. Жаль, ты не слышал, как эта особа, рассуждая о тщательном пережёвывании, сравнила малыша с покойным мистером Глэдстоном. Смею тебя уверить, сравнение было не в пользу Бинго, который сидел как оплёванный. И самое ужасное, что миссис Бинго одобряет поведение своей подруги. Ты не знаешь, все жёны такие? Я имею в виду, им всем нравится, когда критикуют их господ и повелителей?
— Как правило, они любят прислушиваться к советам со стороны, когда речь идёт о совершенствовании их мужей, сэр.
— И поэтому все женатые мужчины такие бледные, Дживз?
— Да, сэр.
К счастью, до обеда я предусмотрительно попросил Дживза принести мне в комнату тарелку песочного печенья. Задумчиво сжевав рассыпчатый квадратик, я сказал:
— Знаешь, что я думаю, Дживз?
— Нет, сэр.
— Я думаю, мистер Литтл не до конца осознаёт угрозу, нависшую над его семейным очагом. Кажется, я начинаю понимать, что такое брак. Кажется, я разобрался, с чем его едят. Хочешь послушать, что я думаю по поводу брака, Дживз?
— Чрезвычайно, сэр.
— Ну, я так считаю. Возьмём, к примеру, двух птичек. Эти две птички женятся и первое время чистят друг другу пёрышки, и всё такое. Птичка-женщина смотрит на своего супруга, как на единственного и неповторимого. Он её король, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она его уважает и души в нём не чает. Радость и веселье, можно сказать, царят в их гнёздышке. Верно я говорю?
— Вне всяких сомнений, сэр.
— Затем, постепенно, шаг за шагом, потихоньку-полегоньку, — если тут подходит это выражение, — приходит разочарование. Она видит, как он ест яйцо всмятку, и дымка очарования рассеивается. Она смотрит, как он жуёт котлету, и дымка рассеивается ещё больше. И прочее, и прочее, если ты следишь за ходом моей мысли, и так далее, и тому подобное.
— Я очень внимательно слежу за ходом вашей мысли, сэр.
— А теперь поговорим о главном, Дживз. Так сказать, о сути. Короче, о том, в чём вся загвоздка. Как правило, ничего страшного не происходит, потому что, как я уже упоминал, разочарование наступает медленно, и женщина успевает приспособиться к новым условиям. Но в случае с малышом, благодаря непристойной болтовне Пайк, события происходят стремительно. Без всякой подготовки, практически мгновенно, миссис Бинго представили её супруга как какого-то удава, напичканного неприятными внутренними органами. Пайк рисует перед её глазами картину одного из тех мужчин, которых часто можно встретить в ресторанах: с тремя подбородками, выпученными глазами и вздувшимися на лбу венами. Ещё немного, и её любовь увянет, Дживз.
— Вы так думаете, сэр?
— Уверен. Никакая любовь не выдержит такого издевательства. Сегодня во время обеда Пайк дважды сказала о прямой кишке Бинго такое, чего, с моей точки зрения, просто нельзя говорить в смешанной компании даже в наш распущенный век. Ну вот, ты понимаешь, что я имею в виду. Если всё время тыкать жену носом в прямую кишку мужа, жена обязательно задумается. Опасность, насколько я понимаю, заключается в том, что миссис Бинго рано или поздно может решить, что чем совершенствовать мужа, проще отправить его на свалку и приобрести новую модель.
— Неприятная история, сэр.
— Нужно что-то предпринять, Дживз. Ты должен действовать. Если ты не найдёшь способ вытурить отсюда эту Пайк как можно скорее, малышу крышка. Видишь ли, дело усугубляется ещё и тем, что миссис Бинго — романтическая натура. Женщины, которые, подобно ей, считают день потраченным впустую, если они не испачкали бумагу пятью тысячами слов сентиментальной белиберды, не любят долго ждать. У них в голове чернила вместо мозгов. Я не удивлюсь, если с самого начала миссис Бинго втайне не сожалела, что малыш не принадлежит к числу сильных, мужественных, волевых англичан, о которых она пишет в своих книгах как о героях с печальным, загадочным взглядом, тонкими чувствительными пальцами, и в ботинках для верховой езды. Ты меня понимаешь?
— Безусловно, сэр. Вы предполагаете, что критические замечания мисс Пайк сыграют определённую роль в переходе из подсознания в сознание до этого времени несформулировавшегося в мозгу разочарования, о котором вы говорили выше, сэр.
— Тебя не затруднит повторить всё сначала, Дживз? — спросил я, пытаясь, так сказать, поймать мяч с лёту и промахиваясь на несколько ярдов.
Он повторил и ни разу не запнулся.
— Да, должно быть, ты прав, — согласился я. — Но как бы то ни было, суть в том, чтобы выжить Лауру Пайк из этого дома любым способом. Что ты намерен предпринять, Дживз?
— Боюсь, сэр, в данный момент я не могу предложить вам никакого плана действий.
— Да ну, брось.
— Боюсь, что нет, сэр. Возможно, после того, как я увижу леди…
— Ты имеешь в виду, тебе надо изучить психологию индивида, и всё такое?
— Совершенно верно, сэр.
— Ну, тут я тебе не помощник. Я имею в виду, чтобы услышать болтовню Пайк, ты должен вертеться у обеденного стола, а это, сам понимаешь, невозможно.
— Затруднительное положение, сэр.
— Мне кажется, у тебя появится шанс понаблюдать за ней, когда во вторник мы отправимся в Лейкенхэм на скачки. У нас с собой будет корзинка с ленчем, а когда мы приступим к трапезе на свежем воздухе, ничто не помешает тебе разносить сандвичи. Мой тебе совет, держи ухо востро, Дживз, и смотри в оба глаза.
— Слушаюсь, сэр.
— Действуй, Дживз. Не отходи от нас ни на шаг и не проморгай чего-нибудь важного. А сейчас сбегай вниз и попробуй раздобыть мне ещё немного печенья. Я голоден как волк.
Утро перед скачками в Лейкенхэме выдалось ярким и сочным, дальше некуда. Сторонний наблюдатель мог бы отметить, что Бог, живущий на небесах, был сегодня доволен своими созданиями. Поздно осенью иногда выдаются такие дни, когда солнышко сверкает, птички чирикают, а воздух напоён живительной силой, разгоняющей кровь по жилам.
Лично меня, однако, эта живительная сила несколько беспокоила. Дело в том, что я чувствовал себя таким сильным и бодрым, как никогда, и поэтому, не успев позавтракать, сразу начал думать, что у нас будет на ленч. А мысль о том, что у нас будет на ленч, если Лаура Пайк настоит на своём, повергала меня в уныние.
— Я приготовился к худшему, Дживз, — сказал я. — Вчера вечером за обедом мисс Пайк битый час твердила, что морковь — самый хороший овощ на свете, так как он оказывает потрясающее действие на кровь и придаёт лицу здоровый цвет. Пойми меня правильно, я целиком и полностью за те средства, которые горячат кровь Вустера, и ничего не имею против того, чтобы доставить удовольствие туземцам видом своих гладких, розовых щёк, но только не за счёт сырой морковки на ленч. Поэтому, во избежание недоразумений, я попросил бы тебя завернуть в твой пакет несколько лишних сандвичей для твоего молодого господина.
— Слушаюсь, сэр.
В этот момент к нам подошёл Бинго. Я давно не видел его таким жизнерадостным.
— Я только что закончил присматривать за тем, как укладывают корзинку с ленчем, Берти, — сообщил он. — Я стоял у дворецкого за спиной и следил, чтобы он не наделал глупостей.
— Всё в порядке? — спросил я, вздыхая с облегчением.
— Можешь не сомневаться.
— Морковки не будет?
— Морковки не будет, — заверил меня малыш. — Мы упаковали сандвичи с ветчиной, — тут в глазах у него появился странный блеск, — и сандвичи с языком, и яйца вкрутую, и крабов, и холодного цыплёнка, и пирог, и пару бутылок Боллинджера, и бутылку старого бренди…
— Звучит неплохо, — сказал я. — А если мы потом проголодаемся, зайдём в бар.
— Какой бар?
— Разве на ипподроме нет бара?
— На несколько миль вокруг не найти ни одной закусочной. Вот почему я так тщательно следил, чтобы с нашим ленчем не намудрили. Местность, где происходят скачки, можно назвать пустыней в оазисе. Ипподром — самая настоящая ловушка. Недавно я разговаривал с одним парнем, который рассказал мне, как, приехав в прошлом году в Лейкенхэм, он распаковал корзинку с ленчем и обнаружил, что из шампанского вылетела пробка и оно вылилось на салат, сандвичи и плавленый сыр. Дороги здесь ухабистые, а ехал мой знакомый долго, так что в результате его ленч превратился в некое подобие пасты.
— Он его выкинул?
— Съел до последней крошки. У него не было выхода. Но он говорит, что до сих пор иногда ощущает во рту этот неповторимый вкус.
При обычных обстоятельствах я вряд ли остался бы доволен тем, как мы разделились для поездки в Лейкенхэм: Бинго с миссис Бинго в своей машине, а Лаура Пайк — в моей, с Дживзом на заднем откидном сиденье. Но в сложившейся ситуации такое положение вещей меня устраивало. Теперь Дживз получил возможность изучать затылок девицы и с помощью своего дедуктивного метода сделать надлежащие выводы, а я мог вовлечь её в разговор, чтобы он собственными ушами услышал рассуждения этой особы.
Соответственно, я задал ей какой-то вопрос, как только сел за руль, и она не умолкала до тех пор, пока мы не приехали на ипподром. С чувством глубокого удовлетворения я остановил машину у дерева и вышел на зелёную травку.
— Ты всё слышал, Дживз? — спросил я.
— Да, сэр.
— Тяжёлый случай?
— Вне всяких сомнений, сэр.
К нам подошли Бинго и миссис Бинго.
— Первый заезд начнётся через полчаса, — сообщил малыш. — Мы успеем перекусить. Доставай корзинку, Дживз.
— Сэр?
— Тащи сюда корзинку с ленчем, — благоговейно произнёс Бинго и облизнул губы.
— Корзинки нет в машине мистера Вустера, сэр.
— Что?!
— Я предполагал, вы захватили её с собой, сэр.
Мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь мрачнел так быстро.
— Рози! — взвыл Бинго нечеловеческим голосом.
— Что, мой сладенький?
— Кенч! Лорзинка!
— В чём дело, дорогой?
— Корзинка с ленчем!
— Что с ней, моё сокровище?
— Мы её забыли!
— Правда? — спросила миссис Бинго.
Должен признаться, никогда ещё она так низко не падала в моих глазах. Я знал, что у неё был прекрасный аппетит, ничуть не хуже, чем у моих знакомых. Несколько лет назад, когда тётя Делия умыкнула у неё французского повара, Анатоля, она произвела на меня глубокое впечатление, обозвав тётушку такими именами, о существовании которых я даже не подозревал. А сейчас, очутившись, можно сказать, на необитаемом острове и выслушав сообщение о том, что провиант остался на континенте, она безразлично спросила «Правда?», словно ничего страшного не произошло. До сих пор я не подозревал, что несчастная окончательно попала под пагубное влияние мисс Пайк и позволила ей обвести себя вокруг пальца.
Пайк, со своей стороны, осталась верна себе.
— Вот и прекрасно, — заявила она. — Ленч, как трапезу, вообще желательно отменить, и уж в любом случае он должен состоять не более чем из горсти изюма, одного банана и тёртой моркови. Широко известен тот факт…
И пошло, и поехало. Она прочитала нам целую лекцию о желудочном соке, причём в выражениях, которые непозволительно употреблять в присутствии джентльменов.
— Вот видишь, дорогой, — сказала мисс Бинго. — Ты будешь чувствовать себя только лучше, если не поешь пищи, которая совсем не переваривается. Считай, тебе просто повезло.
Бинго посмотрел на неё долгим, тоскливым взглядом.
— Понятно, — без всякого выражения произнёс он. — Вы меня извините, я отойду куда-нибудь в сторонку и порадуюсь своему везению в одиночестве.
Тем временем Дживз незаметно отделился от нашей группы, многозначительно на меня посмотрев, и я пошёл за ним следом, надеясь на лучшее. Я не ошибся в сметливом малом. Он захватил с собой сандвичей на двоих. Вернее, на троих. Я сделал знак Бинго, и через несколько минут мы уже сидели за кустом, расстелив на земле салфетку, и восстанавливали свои силы. Затем Бинго отправился к букмекерам, чтобы сделать ставку на первый заезд, а Дживз осторожно кашлянул.
— Подавился крошкой? — поинтересовался я.
— Нет, сэр, благодарю вас за внимание. Я лишь хотел сказать, что, надеюсь, вы не осудите меня за допущенную мной вольность.
— Какую?
— Я вынул корзинку с ленчем из вашей машины, прежде чем мы отправились на ипподром, сэр.
— Ты, Дживз? — спросил я голосом, которым, как мне кажется, Цезарь задал вопрос Бруту, когда тот тыкал в него то ли ножом, то ли ещё чем. — Ты хочешь сказать, что преднамеренно… я правильно употребил это слово?
— Да, сэр. Я считаю, мой поступок был продиктован разумной необходимостью, сэр. С моей точки зрения, было бы крайне нежелательно, чтобы миссис Литтл, учитывая её нынешнее расположение духа, увидела, как мистер Литтл поглощает тот ленч, о котором он рассказывал нам утром.
Я понял, что он имел в виду.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — задумчиво сказал я. — Ты прав, Дживз. Среди множества достоинств у малыша имеется один недостаток: в обществе сандвича он звереет. По правде говоря, я не раз бывал с ним на пикниках и знаю, что при виде сандвичей с языком или ветчиной он набрасывается на них, как лев, царь зверей, на антилопу. Такое зрелище кого угодно приведёт в шоковое состояние, а если учесть, что в корзинке ещё лежали холодный цыпленок и крабы… Однако… И всё же… Тем не менее…
— Этот вопрос можно рассмотреть и с другой стороны, сэр.
— В каком смысле?
— День, провёденный без пищи на свежем, осеннем воздухе, может заставить миссис Литтл пересмотреть свои взгляды на диету мисс Пайк.
— Ты имеещь в виду, чувство голода заставит её послать свою подругу куда подальше, когда та начнёт объяснять, что желудочному соку необходим выходной?
— Совершенно верно, сэр.
Я покачал головой. Мне ужасно не хотелось огорчать бедного малого, который проявил такое усердие, но его необходимо было вразумить.
— Даже не мечтай, Дживз, — сказал я. — Боюсь, ты не так глубоко, как я, изучил женский пол. Для особ женского пола ленч ничего не значит. Особы женского пола относятся к ленчу безразлично. Ты просто перепутал ленч с чаепитием в пять часов пополудни, вот где собака зарыта. Все чёрти в аду шумят не так сильно, как женщина, которая хочет выпить чай и неожиданно понимает, что она его не получит. В такие минуты самые дружелюбные особы становятся похожими на бомбы с подожжёнными фитилями. Но ленч, Дживз, для них — пустой звук. Мне кажется, тебе следовало бы знать такие вещи, ведь всем известно, что у тебя ума палата.
— Несомненно, вы правы, сэр.
— Вот если бы тебе как-нибудь удалось устроить, чтобы миссис Литтл опоздала на чаепитие к пяти часам пополудни… но не будем строить воздушных замков, Дживз. К пяти часам она будет у себя дома, где есть всё, что нужно для души. Дорога отнимает не больше часа. Последний заезд заканчивается около четырёх. Ровно в пять миссис Литтл сядет за стол, устроится поудобнее и начнёт наслаждаться чаем с тостами. Мне очень жаль, Дживз, но твой план с самого начала никуда не годился. Зряшный план. Прямо скажем, пустышка.
— Я ценю ваши замечания, сэр. Всё, о чём вы говорили, не вызывает сомнений.
— К несчастью, да. Что ж, делать нечего. Нам остаётся пойти на ипподром, разорить двух-трёх букмекеров и временно позабыть о неприятностях.
День тянулся медленно, если вы понимаете, что я имею в виду. Не могу сказать, чтобы скачки доставили мне особое удовольствие. Я был рассеян. Занят своими мыслями. Время от времени фермеры на местных клячах стартовали небольшими группами, но я следил за ними вполглаза. Чтобы субъект проникся духом какого-либо сельского мероприятия, он в первую очередь должен быть сытым. Отнимите у него ленч, и что? Скука смертная. Хотите верьте, хотите нет, в тот день я не раз поминал Дживза недобрым словом. Бестолковый малый начал терять свою форму. Любому ребёнку было ясно, что его план не стоил выеденного яйца.
Я имею в виду, если подумать, что практически любая женщина, съедая две макаронины, половинку шоколадного эклера и выпивая рюмку вина, считает ленч роскошным, разве она станет переживать по поводу того, что ей не удалось наесться до отвала сандвичами с языком и ветчиной? Ну, конечно же, нет. Просто смешно. Не о чем говорить. Глупость, да и только. А теперь мне казалось, что мои внутренности грызут сотни лисиц, и я хотел только одного: как можно скорее усесться за обеденный стол — единственное, чего добился Дживз, желая показать себя умнее других.
Поэтому, когда тени удлинились и миссис Бинго выразила желание покинуть ипподром, я испытал самое настоящее облегчение.
— С удовольствием к тебе присоединюсь! — радостно воскликнул я. — Последний заезд вряд ли сможет в корне изменить мою жизнь. К тому же пока что я выигрываю один шиллинг и шесть пенсов, и мне не хочется их потерять.
— Мы с Лаурой решили вернуться домой пораньше. Я немного озябла и с удовольствием выпью чашечку чая. Бинго говорит, что останется до конца. Я подумала, ты мог бы отвезти нас на нашей машине, а Бинго с Дживзом потом приедут на твоей.
— Нет проблем.
— Ты знаешь дорогу?
— Да, конечно. По шоссе до пруда, а там повернуть налево.
— Ну, а дальше я тебе покажу, куда ехать.
Я послал Дживза за машиной, и вскоре мы тронулись в путь. Погода явно испортилась; вечер был холодным и туманным, и мне невольно пришла в голову мысль о горячем виски с содовой и лимоном. Я нажал на педаль газа.
Проехав пять или шесть миль по шоссе, мы свернули у пруда к востоку, и я сбавил скорость. Я не знаю другой такой части Англии, где сельские дороги пролегали бы в такой глуши. Всё вокруг словно вымерло, лишь изредка мы видели пасущихся на полях коров.
Я вновь подумал о горячем виски. Чем больше я о нём думал, тем сильнее мне хотелось его выпить. Странное дело, но в критических ситуациях каждый выбирает себе напиток по вкусу. Дживз обязательно сказал бы, что секрет заключается в психологии индивида. Наверняка на свете существуют парни, которые на моём месте и слышать бы не захотели ни о чём, кроме эля. Что же касается зануды Пайк, она считала подкрепляющей силы жидкостью (если верить лекции, прочитанной ею по дороге на ипподром) тёплую воду или, на худой конец, фруктовую настойку следующего приготовления: в холодной воде надо было замочить изюм, а затем выжать туда сок лимона. Я полагаю, она приглашала на этот напиток своих друзей и устраивала оргии, а тела хоронила утром.
Лично меня сомнения не мучили. Я не колебался ни секунды. Горячий виски с содовой — то, что доктор прописал, и приготовить его надо таким образом, чтобы в нём было как можно меньше Н2О, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне казалось, бокал с янтарным содержимым подмигивает мне издалека и говорит: «Крепись, Бертрам! Тебе осталось недолго ждать!» С удвоенной энергией я надавил на педаль газа, решив выжать из автомобиля всё, на что он был способен.
Но проклятая железка, ожив на какое-то мгновение, видимо, не захотела себя переутруждать. На скорости тридцать пять миль в час мотор фыркнул, словно выражая своё неудовольствие, и заглох. Смеркалось. Холодный ветер пронизывал до костей и доносил до нас запахи удобрений и гниющей кормовой свеклы. Мы затерялись где-то в Норфолке.
Пассажирки на заднем сиденье заговорили разом:
— В чём дело? Что случилось? Почему вы (ты) не едете (едешь)? Зачем вы (ты) остановились (остановился)?
Я объяснил.
— Я тут ни при чём. Машина сама остановилась.
— Почему?
— Ах! — ответил я с грубой мужской откровенностью, которая так нравится женщинам. — Этого я не знаю.
Видите ли, я принадлежу к тем любителям, которые помногу водят машину, но ничего в ней не смыслят. Мой метод очень прост: я сажусь за руль, включаю зажигание, а в остальном полагаюсь на господа бога. Если происходит какая-нибудь поломка, я тут же поручаю мастеру её исправить. Такая система ни разу не подводила, но в данном случае произошла осечка, так как на много миль вокруг не было ни одного мастера. Я объяснил ситуацию моему благородному грузу и в ответ услышал от Лауры Пайк громкое «пфуй», которое чуть меня не оглушило. По правде говоря, обладая отрядом родственниц женского пола, которые с детства считали меня безмозглым идиотом, я привык выслушивать «пфуй» в свой адрес, но «пфуй» Пайк, по timbre и brio превзошёл все остальные, за исключением, пожалуй, «пфуй» тёти Агаты.
— Возможно, я смогу устранить неисправность, — сказала она, несколько успокаиваясь. — Я разбираюсь в машинах.
Она вышла на дорогу и тут же полезла во внутренности автомобиля. Мне захотелось сказать, что его желудочный сок, должно быть, не справился с поставленной перед ним задачей из-за нехватки растворимых в жирах витаминов, но я промолчал. Я довольно неплохо разбираюсь в людях, и мне показалось, что мисс Пайк лучше сейчас не трогать.
И тем не менее, если уж на то пошло, моя догадка оказалась абсолютно верной. Поковырявшись с озабоченным видом в моторе, девица выпрямилась, словно её осенило, и, проверив пришедшую ей в голову мысль, убедилась в своей правоте. В баке не было ни капли бензина. Горючее закончилось. Одним словом, машине не хватило растворимых в жирах витаминов. Единственное, что нам оставалось, чтобы добраться до дому, это заставить её двигаться с помощью силы воли.
Чувствуя, что ко мне нельзя придраться ни с какой стороны, я немного приободрился и даже довольно добродушно произнёс «так-так-так».
— Нет бензина, — сказал я. — Подумать только!
— Но Бинго говорил мне сегодня утром, что зальёт полный бак! — воскликнула миссис Бинго.
— Лаура Пайк, будь она проклята, — с неимоверной горечью сказал Бинго, — чокнулась на пище. Она утверждает, что мы едим слишком много, слишком быстро и слишком неправильно. Её послушать, нам вообще следует питаться пастернаком и прочей дрянью. А Рози вместо того, чтобы послать эту дуру куда подальше, восхищённо на неё смотрит и ловит каждое её слово. В результате ни о какой хорошей кухне в нашем доме не может идти и речи, а я постепенно превращаюсь в ходячий скелет. Если я скажу тебе, что мясным пудингом за нашим столом не пахло уже несколько недель, ты поймёшь, что я имею в виду.
В это время прозвучал гонг к обеду. Бинго нахмурился.
— Не понимаю, к чему бить в этот идиотский гонг? Зачем обманывать самих себя? Кстати, Берти, хочешь коктейль?
— Спасибо, не откажусь.
— Так вот, ты его не получишь. В нашем доме больше не подают коктейлей. Школьная подруга говорит, что они разъедают желудочные ткани.
Я был потрясён. Мне и в голову не могло прийти, что дело зашло так далеко.
— У вас не подают коктейлей?
— Нет. И тебе крупно повезет, если сегодня обед не будет вегетарианским.
— Бинго! — вскричал я, взволнованный до глубины души. — Ты должен действовать! Ты должен отстаивать свои права! Ты должен топнуть ногой! Ты должен быть непреклонен! Ты должен стать хозяином в своём доме!
Он как-то странно на меня посмотрел.
— Ты ведь не женат, Берти?
— Ты прекрасно знаешь, что нет.
— Если б даже не знал, то легко догадался бы. Пойдём.
* * *
Вообще-то обед нельзя было назвать вегетарианским, но и обедом его тоже нельзя было назвать. Скудная пища ни в коей мере не могла утолить мой голод после долгого путешествия. К тому же кусок застревал у меня в горле от разговоров, которые вела Лаура Пайк.
При более удачном стечении обстоятельств, и если б я не был предупреждён о её чёрной душе, эта женщина с первого взгляда безусловно произвела бы на меня впечатление. Она была очень даже привлекательной, хотя её несколько портили довольно резкие черты лица. Но даже если б она была писаной красавицей, ей никогда не удалось бы покорить сердце Вустера. От такой болтливой особы, будь она Еленой Прекрасной, отшатнулся бы любой здравомыслящий человек.
В течение обеда Лаура Пайк не умолкала ни на секунду, и мне понадобилось немного времени, чтобы понять, почему Бинго ожесточил против неё своё сердце, Практически вся её речь была посвящена пище и склонности Бинго поглощать её в неимоверных количествах, тем самым нанося удар его желудочным тканям. Мои желудочные ткани её абсолютно не интересовали, и по ней было видно, что, если Бертрам лопнет, она и глазом не моргнёт. Но на малыше она сконцентрировала всё своё внимание, явно собираясь спасти его от геенны огненной. Глядя на него, как настоятельница храма на любимую, но заблуждающуюся ученицу, она рассказывала, какой кошмар творится в его внутренностях, потому что он увлекается пищей, в которой отсутствуют растворимые в жирах витамины. Она не смущаясь говорила о протеинах, углеводах и физиологических потребностях человеческого организма. Эту девицу, видимо, мало заботили правила приличия, и пикантный анекдот о человеке, отказавшемся есть чернослив, который она рассказала, отбил у меня аппетит до конца обеда.
— Дживз, — сказал я, вернувшись поздно вечером в свою комнату, — мне не нравится, что здесь происходит.
— Нет, сэр?
— Нет, Дживз. Совсем не нравится. Сложившаяся ситуация сильно меня беспокоит. Всё куда хуже, чем я думал. После высказывания мистера Литтла перед обедом у тебя могло сложиться впечатление, что Пайк просто читает лекции о пище, рекламируя какую-нибудь диету. Однако теперь я знаю, что это не так, Дживз. Доказывая свою правоту, она всё время приводит в пример безобразное поведение мистера Литтла. Пайк без конца критикует его, Дживз.
— Вот как, сэр?
— Да. Открыто. Она не переставая твердит, что он слишком много ест, слишком много пьёт и глотает пищу. Жаль, ты не слышал, как эта особа, рассуждая о тщательном пережёвывании, сравнила малыша с покойным мистером Глэдстоном. Смею тебя уверить, сравнение было не в пользу Бинго, который сидел как оплёванный. И самое ужасное, что миссис Бинго одобряет поведение своей подруги. Ты не знаешь, все жёны такие? Я имею в виду, им всем нравится, когда критикуют их господ и повелителей?
— Как правило, они любят прислушиваться к советам со стороны, когда речь идёт о совершенствовании их мужей, сэр.
— И поэтому все женатые мужчины такие бледные, Дживз?
— Да, сэр.
К счастью, до обеда я предусмотрительно попросил Дживза принести мне в комнату тарелку песочного печенья. Задумчиво сжевав рассыпчатый квадратик, я сказал:
— Знаешь, что я думаю, Дживз?
— Нет, сэр.
— Я думаю, мистер Литтл не до конца осознаёт угрозу, нависшую над его семейным очагом. Кажется, я начинаю понимать, что такое брак. Кажется, я разобрался, с чем его едят. Хочешь послушать, что я думаю по поводу брака, Дживз?
— Чрезвычайно, сэр.
— Ну, я так считаю. Возьмём, к примеру, двух птичек. Эти две птички женятся и первое время чистят друг другу пёрышки, и всё такое. Птичка-женщина смотрит на своего супруга, как на единственного и неповторимого. Он её король, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она его уважает и души в нём не чает. Радость и веселье, можно сказать, царят в их гнёздышке. Верно я говорю?
— Вне всяких сомнений, сэр.
— Затем, постепенно, шаг за шагом, потихоньку-полегоньку, — если тут подходит это выражение, — приходит разочарование. Она видит, как он ест яйцо всмятку, и дымка очарования рассеивается. Она смотрит, как он жуёт котлету, и дымка рассеивается ещё больше. И прочее, и прочее, если ты следишь за ходом моей мысли, и так далее, и тому подобное.
— Я очень внимательно слежу за ходом вашей мысли, сэр.
— А теперь поговорим о главном, Дживз. Так сказать, о сути. Короче, о том, в чём вся загвоздка. Как правило, ничего страшного не происходит, потому что, как я уже упоминал, разочарование наступает медленно, и женщина успевает приспособиться к новым условиям. Но в случае с малышом, благодаря непристойной болтовне Пайк, события происходят стремительно. Без всякой подготовки, практически мгновенно, миссис Бинго представили её супруга как какого-то удава, напичканного неприятными внутренними органами. Пайк рисует перед её глазами картину одного из тех мужчин, которых часто можно встретить в ресторанах: с тремя подбородками, выпученными глазами и вздувшимися на лбу венами. Ещё немного, и её любовь увянет, Дживз.
— Вы так думаете, сэр?
— Уверен. Никакая любовь не выдержит такого издевательства. Сегодня во время обеда Пайк дважды сказала о прямой кишке Бинго такое, чего, с моей точки зрения, просто нельзя говорить в смешанной компании даже в наш распущенный век. Ну вот, ты понимаешь, что я имею в виду. Если всё время тыкать жену носом в прямую кишку мужа, жена обязательно задумается. Опасность, насколько я понимаю, заключается в том, что миссис Бинго рано или поздно может решить, что чем совершенствовать мужа, проще отправить его на свалку и приобрести новую модель.
— Неприятная история, сэр.
— Нужно что-то предпринять, Дживз. Ты должен действовать. Если ты не найдёшь способ вытурить отсюда эту Пайк как можно скорее, малышу крышка. Видишь ли, дело усугубляется ещё и тем, что миссис Бинго — романтическая натура. Женщины, которые, подобно ей, считают день потраченным впустую, если они не испачкали бумагу пятью тысячами слов сентиментальной белиберды, не любят долго ждать. У них в голове чернила вместо мозгов. Я не удивлюсь, если с самого начала миссис Бинго втайне не сожалела, что малыш не принадлежит к числу сильных, мужественных, волевых англичан, о которых она пишет в своих книгах как о героях с печальным, загадочным взглядом, тонкими чувствительными пальцами, и в ботинках для верховой езды. Ты меня понимаешь?
— Безусловно, сэр. Вы предполагаете, что критические замечания мисс Пайк сыграют определённую роль в переходе из подсознания в сознание до этого времени несформулировавшегося в мозгу разочарования, о котором вы говорили выше, сэр.
— Тебя не затруднит повторить всё сначала, Дживз? — спросил я, пытаясь, так сказать, поймать мяч с лёту и промахиваясь на несколько ярдов.
Он повторил и ни разу не запнулся.
— Да, должно быть, ты прав, — согласился я. — Но как бы то ни было, суть в том, чтобы выжить Лауру Пайк из этого дома любым способом. Что ты намерен предпринять, Дживз?
— Боюсь, сэр, в данный момент я не могу предложить вам никакого плана действий.
— Да ну, брось.
— Боюсь, что нет, сэр. Возможно, после того, как я увижу леди…
— Ты имеешь в виду, тебе надо изучить психологию индивида, и всё такое?
— Совершенно верно, сэр.
— Ну, тут я тебе не помощник. Я имею в виду, чтобы услышать болтовню Пайк, ты должен вертеться у обеденного стола, а это, сам понимаешь, невозможно.
— Затруднительное положение, сэр.
— Мне кажется, у тебя появится шанс понаблюдать за ней, когда во вторник мы отправимся в Лейкенхэм на скачки. У нас с собой будет корзинка с ленчем, а когда мы приступим к трапезе на свежем воздухе, ничто не помешает тебе разносить сандвичи. Мой тебе совет, держи ухо востро, Дживз, и смотри в оба глаза.
— Слушаюсь, сэр.
— Действуй, Дживз. Не отходи от нас ни на шаг и не проморгай чего-нибудь важного. А сейчас сбегай вниз и попробуй раздобыть мне ещё немного печенья. Я голоден как волк.
* * *
Утро перед скачками в Лейкенхэме выдалось ярким и сочным, дальше некуда. Сторонний наблюдатель мог бы отметить, что Бог, живущий на небесах, был сегодня доволен своими созданиями. Поздно осенью иногда выдаются такие дни, когда солнышко сверкает, птички чирикают, а воздух напоён живительной силой, разгоняющей кровь по жилам.
Лично меня, однако, эта живительная сила несколько беспокоила. Дело в том, что я чувствовал себя таким сильным и бодрым, как никогда, и поэтому, не успев позавтракать, сразу начал думать, что у нас будет на ленч. А мысль о том, что у нас будет на ленч, если Лаура Пайк настоит на своём, повергала меня в уныние.
— Я приготовился к худшему, Дживз, — сказал я. — Вчера вечером за обедом мисс Пайк битый час твердила, что морковь — самый хороший овощ на свете, так как он оказывает потрясающее действие на кровь и придаёт лицу здоровый цвет. Пойми меня правильно, я целиком и полностью за те средства, которые горячат кровь Вустера, и ничего не имею против того, чтобы доставить удовольствие туземцам видом своих гладких, розовых щёк, но только не за счёт сырой морковки на ленч. Поэтому, во избежание недоразумений, я попросил бы тебя завернуть в твой пакет несколько лишних сандвичей для твоего молодого господина.
— Слушаюсь, сэр.
В этот момент к нам подошёл Бинго. Я давно не видел его таким жизнерадостным.
— Я только что закончил присматривать за тем, как укладывают корзинку с ленчем, Берти, — сообщил он. — Я стоял у дворецкого за спиной и следил, чтобы он не наделал глупостей.
— Всё в порядке? — спросил я, вздыхая с облегчением.
— Можешь не сомневаться.
— Морковки не будет?
— Морковки не будет, — заверил меня малыш. — Мы упаковали сандвичи с ветчиной, — тут в глазах у него появился странный блеск, — и сандвичи с языком, и яйца вкрутую, и крабов, и холодного цыплёнка, и пирог, и пару бутылок Боллинджера, и бутылку старого бренди…
— Звучит неплохо, — сказал я. — А если мы потом проголодаемся, зайдём в бар.
— Какой бар?
— Разве на ипподроме нет бара?
— На несколько миль вокруг не найти ни одной закусочной. Вот почему я так тщательно следил, чтобы с нашим ленчем не намудрили. Местность, где происходят скачки, можно назвать пустыней в оазисе. Ипподром — самая настоящая ловушка. Недавно я разговаривал с одним парнем, который рассказал мне, как, приехав в прошлом году в Лейкенхэм, он распаковал корзинку с ленчем и обнаружил, что из шампанского вылетела пробка и оно вылилось на салат, сандвичи и плавленый сыр. Дороги здесь ухабистые, а ехал мой знакомый долго, так что в результате его ленч превратился в некое подобие пасты.
— Он его выкинул?
— Съел до последней крошки. У него не было выхода. Но он говорит, что до сих пор иногда ощущает во рту этот неповторимый вкус.
* * *
При обычных обстоятельствах я вряд ли остался бы доволен тем, как мы разделились для поездки в Лейкенхэм: Бинго с миссис Бинго в своей машине, а Лаура Пайк — в моей, с Дживзом на заднем откидном сиденье. Но в сложившейся ситуации такое положение вещей меня устраивало. Теперь Дживз получил возможность изучать затылок девицы и с помощью своего дедуктивного метода сделать надлежащие выводы, а я мог вовлечь её в разговор, чтобы он собственными ушами услышал рассуждения этой особы.
Соответственно, я задал ей какой-то вопрос, как только сел за руль, и она не умолкала до тех пор, пока мы не приехали на ипподром. С чувством глубокого удовлетворения я остановил машину у дерева и вышел на зелёную травку.
— Ты всё слышал, Дживз? — спросил я.
— Да, сэр.
— Тяжёлый случай?
— Вне всяких сомнений, сэр.
К нам подошли Бинго и миссис Бинго.
— Первый заезд начнётся через полчаса, — сообщил малыш. — Мы успеем перекусить. Доставай корзинку, Дживз.
— Сэр?
— Тащи сюда корзинку с ленчем, — благоговейно произнёс Бинго и облизнул губы.
— Корзинки нет в машине мистера Вустера, сэр.
— Что?!
— Я предполагал, вы захватили её с собой, сэр.
Мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь мрачнел так быстро.
— Рози! — взвыл Бинго нечеловеческим голосом.
— Что, мой сладенький?
— Кенч! Лорзинка!
— В чём дело, дорогой?
— Корзинка с ленчем!
— Что с ней, моё сокровище?
— Мы её забыли!
— Правда? — спросила миссис Бинго.
Должен признаться, никогда ещё она так низко не падала в моих глазах. Я знал, что у неё был прекрасный аппетит, ничуть не хуже, чем у моих знакомых. Несколько лет назад, когда тётя Делия умыкнула у неё французского повара, Анатоля, она произвела на меня глубокое впечатление, обозвав тётушку такими именами, о существовании которых я даже не подозревал. А сейчас, очутившись, можно сказать, на необитаемом острове и выслушав сообщение о том, что провиант остался на континенте, она безразлично спросила «Правда?», словно ничего страшного не произошло. До сих пор я не подозревал, что несчастная окончательно попала под пагубное влияние мисс Пайк и позволила ей обвести себя вокруг пальца.
Пайк, со своей стороны, осталась верна себе.
— Вот и прекрасно, — заявила она. — Ленч, как трапезу, вообще желательно отменить, и уж в любом случае он должен состоять не более чем из горсти изюма, одного банана и тёртой моркови. Широко известен тот факт…
И пошло, и поехало. Она прочитала нам целую лекцию о желудочном соке, причём в выражениях, которые непозволительно употреблять в присутствии джентльменов.
— Вот видишь, дорогой, — сказала мисс Бинго. — Ты будешь чувствовать себя только лучше, если не поешь пищи, которая совсем не переваривается. Считай, тебе просто повезло.
Бинго посмотрел на неё долгим, тоскливым взглядом.
— Понятно, — без всякого выражения произнёс он. — Вы меня извините, я отойду куда-нибудь в сторонку и порадуюсь своему везению в одиночестве.
Тем временем Дживз незаметно отделился от нашей группы, многозначительно на меня посмотрев, и я пошёл за ним следом, надеясь на лучшее. Я не ошибся в сметливом малом. Он захватил с собой сандвичей на двоих. Вернее, на троих. Я сделал знак Бинго, и через несколько минут мы уже сидели за кустом, расстелив на земле салфетку, и восстанавливали свои силы. Затем Бинго отправился к букмекерам, чтобы сделать ставку на первый заезд, а Дживз осторожно кашлянул.
— Подавился крошкой? — поинтересовался я.
— Нет, сэр, благодарю вас за внимание. Я лишь хотел сказать, что, надеюсь, вы не осудите меня за допущенную мной вольность.
— Какую?
— Я вынул корзинку с ленчем из вашей машины, прежде чем мы отправились на ипподром, сэр.
— Ты, Дживз? — спросил я голосом, которым, как мне кажется, Цезарь задал вопрос Бруту, когда тот тыкал в него то ли ножом, то ли ещё чем. — Ты хочешь сказать, что преднамеренно… я правильно употребил это слово?
— Да, сэр. Я считаю, мой поступок был продиктован разумной необходимостью, сэр. С моей точки зрения, было бы крайне нежелательно, чтобы миссис Литтл, учитывая её нынешнее расположение духа, увидела, как мистер Литтл поглощает тот ленч, о котором он рассказывал нам утром.
Я понял, что он имел в виду.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — задумчиво сказал я. — Ты прав, Дживз. Среди множества достоинств у малыша имеется один недостаток: в обществе сандвича он звереет. По правде говоря, я не раз бывал с ним на пикниках и знаю, что при виде сандвичей с языком или ветчиной он набрасывается на них, как лев, царь зверей, на антилопу. Такое зрелище кого угодно приведёт в шоковое состояние, а если учесть, что в корзинке ещё лежали холодный цыпленок и крабы… Однако… И всё же… Тем не менее…
— Этот вопрос можно рассмотреть и с другой стороны, сэр.
— В каком смысле?
— День, провёденный без пищи на свежем, осеннем воздухе, может заставить миссис Литтл пересмотреть свои взгляды на диету мисс Пайк.
— Ты имеещь в виду, чувство голода заставит её послать свою подругу куда подальше, когда та начнёт объяснять, что желудочному соку необходим выходной?
— Совершенно верно, сэр.
Я покачал головой. Мне ужасно не хотелось огорчать бедного малого, который проявил такое усердие, но его необходимо было вразумить.
— Даже не мечтай, Дживз, — сказал я. — Боюсь, ты не так глубоко, как я, изучил женский пол. Для особ женского пола ленч ничего не значит. Особы женского пола относятся к ленчу безразлично. Ты просто перепутал ленч с чаепитием в пять часов пополудни, вот где собака зарыта. Все чёрти в аду шумят не так сильно, как женщина, которая хочет выпить чай и неожиданно понимает, что она его не получит. В такие минуты самые дружелюбные особы становятся похожими на бомбы с подожжёнными фитилями. Но ленч, Дживз, для них — пустой звук. Мне кажется, тебе следовало бы знать такие вещи, ведь всем известно, что у тебя ума палата.
— Несомненно, вы правы, сэр.
— Вот если бы тебе как-нибудь удалось устроить, чтобы миссис Литтл опоздала на чаепитие к пяти часам пополудни… но не будем строить воздушных замков, Дживз. К пяти часам она будет у себя дома, где есть всё, что нужно для души. Дорога отнимает не больше часа. Последний заезд заканчивается около четырёх. Ровно в пять миссис Литтл сядет за стол, устроится поудобнее и начнёт наслаждаться чаем с тостами. Мне очень жаль, Дживз, но твой план с самого начала никуда не годился. Зряшный план. Прямо скажем, пустышка.
— Я ценю ваши замечания, сэр. Всё, о чём вы говорили, не вызывает сомнений.
— К несчастью, да. Что ж, делать нечего. Нам остаётся пойти на ипподром, разорить двух-трёх букмекеров и временно позабыть о неприятностях.
* * *
День тянулся медленно, если вы понимаете, что я имею в виду. Не могу сказать, чтобы скачки доставили мне особое удовольствие. Я был рассеян. Занят своими мыслями. Время от времени фермеры на местных клячах стартовали небольшими группами, но я следил за ними вполглаза. Чтобы субъект проникся духом какого-либо сельского мероприятия, он в первую очередь должен быть сытым. Отнимите у него ленч, и что? Скука смертная. Хотите верьте, хотите нет, в тот день я не раз поминал Дживза недобрым словом. Бестолковый малый начал терять свою форму. Любому ребёнку было ясно, что его план не стоил выеденного яйца.
Я имею в виду, если подумать, что практически любая женщина, съедая две макаронины, половинку шоколадного эклера и выпивая рюмку вина, считает ленч роскошным, разве она станет переживать по поводу того, что ей не удалось наесться до отвала сандвичами с языком и ветчиной? Ну, конечно же, нет. Просто смешно. Не о чем говорить. Глупость, да и только. А теперь мне казалось, что мои внутренности грызут сотни лисиц, и я хотел только одного: как можно скорее усесться за обеденный стол — единственное, чего добился Дживз, желая показать себя умнее других.
Поэтому, когда тени удлинились и миссис Бинго выразила желание покинуть ипподром, я испытал самое настоящее облегчение.
— С удовольствием к тебе присоединюсь! — радостно воскликнул я. — Последний заезд вряд ли сможет в корне изменить мою жизнь. К тому же пока что я выигрываю один шиллинг и шесть пенсов, и мне не хочется их потерять.
— Мы с Лаурой решили вернуться домой пораньше. Я немного озябла и с удовольствием выпью чашечку чая. Бинго говорит, что останется до конца. Я подумала, ты мог бы отвезти нас на нашей машине, а Бинго с Дживзом потом приедут на твоей.
— Нет проблем.
— Ты знаешь дорогу?
— Да, конечно. По шоссе до пруда, а там повернуть налево.
— Ну, а дальше я тебе покажу, куда ехать.
Я послал Дживза за машиной, и вскоре мы тронулись в путь. Погода явно испортилась; вечер был холодным и туманным, и мне невольно пришла в голову мысль о горячем виски с содовой и лимоном. Я нажал на педаль газа.
Проехав пять или шесть миль по шоссе, мы свернули у пруда к востоку, и я сбавил скорость. Я не знаю другой такой части Англии, где сельские дороги пролегали бы в такой глуши. Всё вокруг словно вымерло, лишь изредка мы видели пасущихся на полях коров.
Я вновь подумал о горячем виски. Чем больше я о нём думал, тем сильнее мне хотелось его выпить. Странное дело, но в критических ситуациях каждый выбирает себе напиток по вкусу. Дживз обязательно сказал бы, что секрет заключается в психологии индивида. Наверняка на свете существуют парни, которые на моём месте и слышать бы не захотели ни о чём, кроме эля. Что же касается зануды Пайк, она считала подкрепляющей силы жидкостью (если верить лекции, прочитанной ею по дороге на ипподром) тёплую воду или, на худой конец, фруктовую настойку следующего приготовления: в холодной воде надо было замочить изюм, а затем выжать туда сок лимона. Я полагаю, она приглашала на этот напиток своих друзей и устраивала оргии, а тела хоронила утром.
Лично меня сомнения не мучили. Я не колебался ни секунды. Горячий виски с содовой — то, что доктор прописал, и приготовить его надо таким образом, чтобы в нём было как можно меньше Н2О, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне казалось, бокал с янтарным содержимым подмигивает мне издалека и говорит: «Крепись, Бертрам! Тебе осталось недолго ждать!» С удвоенной энергией я надавил на педаль газа, решив выжать из автомобиля всё, на что он был способен.
Но проклятая железка, ожив на какое-то мгновение, видимо, не захотела себя переутруждать. На скорости тридцать пять миль в час мотор фыркнул, словно выражая своё неудовольствие, и заглох. Смеркалось. Холодный ветер пронизывал до костей и доносил до нас запахи удобрений и гниющей кормовой свеклы. Мы затерялись где-то в Норфолке.
Пассажирки на заднем сиденье заговорили разом:
— В чём дело? Что случилось? Почему вы (ты) не едете (едешь)? Зачем вы (ты) остановились (остановился)?
Я объяснил.
— Я тут ни при чём. Машина сама остановилась.
— Почему?
— Ах! — ответил я с грубой мужской откровенностью, которая так нравится женщинам. — Этого я не знаю.
Видите ли, я принадлежу к тем любителям, которые помногу водят машину, но ничего в ней не смыслят. Мой метод очень прост: я сажусь за руль, включаю зажигание, а в остальном полагаюсь на господа бога. Если происходит какая-нибудь поломка, я тут же поручаю мастеру её исправить. Такая система ни разу не подводила, но в данном случае произошла осечка, так как на много миль вокруг не было ни одного мастера. Я объяснил ситуацию моему благородному грузу и в ответ услышал от Лауры Пайк громкое «пфуй», которое чуть меня не оглушило. По правде говоря, обладая отрядом родственниц женского пола, которые с детства считали меня безмозглым идиотом, я привык выслушивать «пфуй» в свой адрес, но «пфуй» Пайк, по timbre и brio превзошёл все остальные, за исключением, пожалуй, «пфуй» тёти Агаты.
— Возможно, я смогу устранить неисправность, — сказала она, несколько успокаиваясь. — Я разбираюсь в машинах.
Она вышла на дорогу и тут же полезла во внутренности автомобиля. Мне захотелось сказать, что его желудочный сок, должно быть, не справился с поставленной перед ним задачей из-за нехватки растворимых в жирах витаминов, но я промолчал. Я довольно неплохо разбираюсь в людях, и мне показалось, что мисс Пайк лучше сейчас не трогать.
И тем не менее, если уж на то пошло, моя догадка оказалась абсолютно верной. Поковырявшись с озабоченным видом в моторе, девица выпрямилась, словно её осенило, и, проверив пришедшую ей в голову мысль, убедилась в своей правоте. В баке не было ни капли бензина. Горючее закончилось. Одним словом, машине не хватило растворимых в жирах витаминов. Единственное, что нам оставалось, чтобы добраться до дому, это заставить её двигаться с помощью силы воли.
Чувствуя, что ко мне нельзя придраться ни с какой стороны, я немного приободрился и даже довольно добродушно произнёс «так-так-так».
— Нет бензина, — сказал я. — Подумать только!
— Но Бинго говорил мне сегодня утром, что зальёт полный бак! — воскликнула миссис Бинго.