Чем больше я думал, тем привлекательнее мне казалась мысль послать миссис Слингсби розы. Люций Пим мне совсем не нравился (я скорее подружился бы с тараканом), но его совет был хорош, и я решил им воспользоваться. На следующее утро я встал в десять пятнадцать и, подкрепив силы плотным завтраком, отправился в цветочный магазин на Пикаддили. Я не мог доверить это дело Дживзу, так как считал, что разбираюсь в розах куда лучше, чем он. Выложив несколько фунтов за весьма солидный букет, я послал его вместе с моей визитной карточкой на Хилл-стрит, а затем зашёл в «Трутень», чтобы освежиться. По утрам я обычно не пью, но сегодня был особый случай.
   Вернувшись домой примерно в полдень, я удобно устроился в гостиной и попытался настроиться на предстоящий разговор. Уйти от него, само собой, было невозможно, но, сколько я ни твердил себе, что всё закончится благополучно, и мне не раз ещё доведется с удовольствием вспомнить эту историю, когда, состарившись, я буду греться у камина, в голову мне лезли самые мрачные мысли. Всё зависело от роз. Если они ублажат Слингсби, моё дело будет в шляпе; если нет — Бертам попадётся, как кур в ощип.
   Часы тикали, а её всё не было. Должно быть, Беатрис любила повалятся в постели, и этот факт вселял в меня надежду. Насколько я знаю по собственному опыту, женщины, вскакивающие с кровати ни свет ни заря, вечно чем-то озабочены. Моя тётя Агата, например, поднимается вместе с жаворонками, а поглядите-ка на неё.
   Тем не менее не бывает правил без исключений, и через некоторое время мне стало совсем невмоготу. Чтобы хоть как-то отвлечься от вышеупомянутых мрачных мыслей, я вынул из чехла клюшку для гольфа и начал оттачивать ближний удар, загоняя мяч в стакан, лежавший на полу. Даже если мои дурные предчувствия насчёт Слингсби оправдаются, я, по крайней мере, немного повышу свой класс игры в гольф.
   В самый разгар моей тренировки раздался звонок в дверь.
   Я поднял стакан с пола и спрятал клюшку за диван. Мне пришло в голову, что женщина, застав меня за легкомысленным — с её точки зрения — занятием, может посчитать, что я не раскаиваюсь в содеянном и не чувствую угрызений совести. Я поправил воротничок, одёрнул полы фрака и чуть искривил губы в улыбке, которая должна была одновременно изображать удовольствие (по поводу её визита) и лёгкую грусть (по поводу сломанной ноги). Посмотрев в зеркало, я убедился, что улыбка получилась. В этот момент Дживз открыл дверь в гостиную.
   — Мистер Слингсби, сэр, — объявил он и вышел, оставив нас наедине.
 
* * *
 
   Если б я сказал вам, что мы тут же начали непринуждённо болтать, это было бы неправдой. Шок, который я испытал, ожидая увидеть миссис Слингсби и неожиданно оказавшись лицом к лицу с кем-то абсолютно на неё непохожим, парализовал мои голосовые связки. А мой посетитель, казалось, вообще не желал вести светских бесед. Он стоял молча, с гордо поднятой головой. Наверное, так должен держаться каждый, кто хочет заняться производством никому не известных супов.
   Суперсуп Слингсби чем-то напоминал римского императора. У него был пронзительный взгляд и орлиный нос. Он буквально сверлил меня глазами и, если не ошибаюсь, при этом ещё и скрежетал зубами. По какой-то причине я, видимо, ужасно ему не понравился, и, по правде говоря, меня это несколько удивило. Я вовсе даже не считаю, что являюсь одним из обладателей Неотразимой Внешности, чьи фотографии пестрят на обложках рекламных брошюр, но мне не припомнить второго такого случая, чтобы кто-нибудь, увидев меня впервые в жизни, загорелся бы ненавистью до такой степени, что, если можно так выразиться, стал бы брызгать слюной. В компании, когда люди со мной знакомятся, они, как правило, сразу же забывают о моём существовании.
   Однако я сделал всё возможное, чтобы сыграть роль радушного хозяина.
   — Мистер Слингсби?
   — Вы не ошиблись.
   — Должно быть, только что из Америки?
   — Не далее, как сегодня утром.
   — Вернулись раньше, чем думали?
   — Вот именно.
   — Очень рад вас видеть.
   — Недолго вам радоваться.
   На некоторое время я умолк, пытаясь проглотить комок в горле. Теперь я понял, в чём было дело, Суперсуп побывал дома, поговорил с женой, услышал об аварии и примчался ко мне, чтобы выяснить со мной отношения. Очевидно, розы не ублажили разгневанную особу женского пола. Мне оставалось постараться ублажить мужчину.
   — Рюмку виски?
   — Нет.
   — Сигарету?
   — Нет.
   — Может, присядете?
   — Нет.
   Я вновь умолк. С непьющими, некурящими и нежелающими садиться деятелями трудно вести разговор по душам.
   — Не смейте ухмыляться, сэр!
   Я быстро взглянул на себя в зеркало и понял, что он имел в виду. Моя приветственная улыбка с оттенком грусти, так сказать, съехала на сторону, и я скорее скалился, чем улыбался. Я привёл своё лицо в порядок.
   — А сейчас, сэр, — заявил Суперсуп, — к делу. Надеюсь, мне не придётся объяснять, зачем я здесь.
   — Нет, нет! Конечно! Само собой! Мы обязательно уладим это небольшое недоразумение…
   Он фыркнул с такой силой, что фарфоровая вазочка на каминной полке покачнулась.
   — Небольшое недоразумение? Вы считаете, произошло небольшое недоразумение?
   — Видите ли…
   — Позвольте заметить, сэр, что, когда я узнаю о незнакомом мужчине, докучающем моей жене в моё отсутствие, я не считаю это небольшим недоразумением. И я сделаю всё от меня зависящее, — тут глаза Суперсупа загорелись ещё ярче, и он потёр руки (жест крайне неприятный, я бы даже сказал, угрожающий), — чтобы вы приняли мою точку зрения.
   По правде говоря, я растерялся. Ход его мысли был мне абсолютно непонятен. В моей бедной черепушке начал сгущаться туман.
   — А? — спросил я. — Вашей жене?
   — Я не намерен повторять.
   — Но здесь какая-то ошибка.
   — Вот именно. И сделали её вы.
   — Но я не знаю вашей жены.
   — Ха!
   — Я никогда в жизни её не видел.
   — Чушь!
   — Нет, правда.
   — Бред!
   В течение нескольких секунд он сверлил меня глазами.
   — Вы отрицаете, что послали ей цветы?
   Я почувствовал, как моё сердце сделало двойное сальто. Я прозрел.
   — Розы! — продолжал он. — Мясистые, мерзкие розы! Огромный букет, который и в машину не поместится. Ваша визитная карточка…
   Он поперхнулся, умолк и уставился поверх моей головы. Я обернулся. В дверях спальни для гостей, — я не слышал, как дверь открылась, потому что во время нашей беседы с Суперсупом потихоньку пятился, готовя себе путь к отступлению, — стояла женщина. Мне с первого взгляда стало ясно, кто она такая. Ни одна особа женского пола не могла быть так печально похожа на Люция Пима, если она не была его родственницей. Передо мной была сестрица Беатрис, фурия. Я всё понял. Она ушла из дома прежде, чем ей доставили цветы, и проникла, так сказать, неублажённая, в мою квартиру, пока я освежался в «Трутне».
   — Э-э-э, — протянул я.
   — Александр! — воскликнула женщина.
   — Гр-р! (а может, «бр-р»), — сказал Суперсуп.
   Впрочем, это не имело особого значения, так как и «гр-р» и «бр-р» означали начало военных действий. Худшие подозрения Суперсупа подтвердились. Глаза его зажглись странным светом. Квадратный подбородок выдвинулся на несколько дюймов. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, словно проверяя, достаточно ли у него гибкие пальцы, чтобы быстро и без шума удушить обидчика. Затем вновь издав свой боевой клич («гр-р» или «бр-р»), он бросился вперёд и наступил на мяч для гольфа, с которым я практиковался перед его приходом. Такое потрясающее падение редко когда приходится видеть. Захватывающее зрелище. В течение нескольких сек. в воздухе мелькало множество рук и ног, а затем Суперсуп грохнулся о стену с такой силой, что в квартире чуть было не рухнул потолок.
   А я, чувствуя, что сыт всем по горло, взял с вешалки в прихожей шляпу и собрался удалиться, когда рядом со мной материализовался Дживз.
   — Мне показалось, я слышал шум, сэр, — сказал Дживз.
   — Весьма возможно, — согласился я. — Это был мистер Слингсби.
   — Сэр?
   — Мистер Слингсби упражнялся в исполнении русских народных танцев, — объяснил я. — По-моему, он сломал себе несколько рук и ног. Сходи проверь, Дживз.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Если он тоже стал инвалидом, помести его в моей спальне и пошли за доктором. Моя квартира быстро заполняется разными родственниками и свойственниками Пима. Верно я говорю, Дживз?
   — Да, сэр.
   — Я думаю, их запас исчерпан, но если вдруг его тётушки или дядюшки придут в гости и сломают свои конечности, уложи их на диване в гостиной.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Что же касается меня, Дживз, — сказал я, открывая дверь и останавливаясь на пороге, — я уезжаю в Париж. Адрес я сообщу тебе письмом. Уведоми меня, когда квартира освободится от Пимов и окончательно очистится от Слингсби, и тогда я вернусь. Да, кстати, Дживз.
   — Сэр?
   — Не жалей сил, чтобы как-то утихомирить всех этих особ. Они считают, — по крайней мере Слингсби (женского пола), — что это я переехал машиной мистера Пима. За время моего отсутствия сделай всё возможное, чтобы как-то ублажить их.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Ну, а теперь иди к инвалидам, Дживз. Я забегу на ленч в «Трутень» и уеду в два часа с вокзала «Чаринг-кросс». Принеси мне к поезду чемодан со всем необходимым.
 
* * *
 
   Прошло не меньше трёх недель, прежде чем Дживз дал мне знать, что горизонт очистился. Я очень неплохо провёл время в Париже и вдоволь нагулялся по его предместьям. Мне очень нравится этот город, но я обрадовался, что снова могу вернуться в добрую, старую Англию. Купив билет на подвернувшийся аэроплан, я через несколько часов очутился в Кройдоне и тут же направил свои стопы в центр мироздания. На большие рекламные щиты я обратил внимание где-то в районе Слоан-сквер.
   Такси попало в пробку, и я лениво оглядывался по сторонам, когда внезапно увидел что-то очень знакомое. Прошло несколько долгих секунд, пока я сообразил, в чём дело.
   На глухую стену был наклеен плакат со сторонами не менее ста футов каждая. Яркие краски — в основном красная и синяя — сразу бросались в глаза.
   Наверху было написано:
 
СУПЕРСУПЫ СЛИНГСБИ
 
   Внизу шла надпись:
 
ВКУСНО И ПИТАТЕЛЬНО
 
   А посередине красовался я. Да, прах побери, Берти Вустер собственной персоной. Это была репродукция портрета Пендлбери, увеличенного в несколько раз.
   Я думаю, любой на моём месте, увидев такое, моргнул бы. Я тоже моргнул. Можно сказать, — и, по-моему, так говорят, — глаза мои затуманились. Затем туман рассеялся, и я стал разглядывать плакат, пока такси не тронулось с места.
   Из всех омерзительных зрелищ, которые мне когда-либо доводилось видеть, эта картина бесспорно заняла первое место. Портрет был поклёпом на Вустера, но он вне всяких сомнений изображал меня и никого другого. Теперь я понял, что имел в виду Дживз, когда говорил, что у меня голодное выражение лица. На плакате я со скотской алчностью, словно крошки не имел во рту целую неделю, смотрел на большую, чуть продолговатую тарелку супа. Казалось, реклама переносила вас в иной мир, странный и пугающий.
   Я вышел из транса (или из комы?), когда такси остановилось у подъезда. Я понёсся вверх по лестнице и через несколько секунд очутился в своей квартире.
   Дживз выплыл в холл и приветствовал меня почтительной улыбкой.
   — Я рад, что вы вернулись, сэр.
   — Об этом позже, — задыхаясь, произнёс я. — Как понять…
   — Вы имеете в виду рекламные плакаты, сэр? Я как раз хотел поинтересоваться, обратили вы на них внимание или нет.
   — Обратил!
   — Разительное сходство, сэр, вы не находите?
   — Нахожу! А сейчас, возможно, тебя не затруднит объяснить мне…
   — Если помните, сэр, вы приказали мне сделать всё возможное, чтобы ублажить мистера Слингсби.
   — Да, но…
   — Задача оказалась не из лёгких, сэр. Некоторое время мистер Слингсби по настоятельному совету миссис Слингсби собирался подать на вас в суд, а насколько мне известно, сэр, судебные разбирательства вам отвратительны.
   — Да, но…
   — А затем, — в тот день, когда доктор разрешил ему встать с постели, — мистер Слингсби увидел портрет, и я счёл разумным указать, что данное произведение искусства можно с большой выгодой использовать в качестве рекламы. Мистер Слингсби сразу понял открывающиеся перед ним блестящие возможности и, заручившись моим словом, что вы охотно позволите ему использовать ваше изображение, если он откажется от мысли подать на вас в суд, вступил в переговоры с мисс Пендлбери, чтобы купить у неё авторские права.
   — Правда? Надеюсь, она не прогадала?
   — Нет, сэр. Мистер Пим, действовавший в качестве агента мисс Пендлбери, заключил очень выгодную сделку.
   — Агента?
   — Да, сэр. Мисс Пендлбери доверила переговоры своему жениху.
   — Жениху!
   — Да, сэр.
   Должно быть, вы поверите, что история с рекламой просто-напросто сидела у меня в печёнках, если я скажу, что, услышав сообщение Дживза, не потерял сознания, а всего лишь пробормотал «ха» или «хо», а может, «гм-мм». После того, как я увидел плакат, ничто уже не имело для меня значения.
   — После того, как я увидел плакат, Дживз, — сказал я, — ничто больше не имеет для меня значения.
   — Нет, сэр?
   — Нет, Дживз. Женщина посмеялась над моими чувствами, ну и что с того?
   — Вот именно, сэр.
   — Любовь постучалась в мои двери, но она ошиблась адресом. Разве это меня убьёт?
   — Нет, сэр.
   — Нет, Дживз. Не убьёт. Но то, что моё лицо расклеено по всей Метрополии, а мои глаза со звериной жадностью смотрят на тарелку «Суперсупа Слингсби», имеет значение. Мне придётся покинуть Лондон. Ребята в «Трутне» мне проходу не дадут, а я не намерен выслушивать их идиотские шуточки.
   — Да, сэр. И миссис Спенсер Грегсон…
   Я заметно побледнел. Я совсем забыл о тёте Агате, которой ничего не стоило сжить меня со свету, рассуждая о престиже нашей семьи.
   — Ты имеешь в виду, она мне звонила?
   — Миссис Грегсон требует вас к телефону по нескольку раз в день, сэр.
   — Дживз, мне необходимо бежать, и как можно скорее.
   — Да, сэр.
   — Обратно в Париж, что?
   — Я бы не советовал, сэр. Насколько мне известно, плакаты скоро появятся и в Париже, рекламируя «Bouillon-Supreme». Во Франции у мистера Слингсби дела идут очень хорошо. Вид плакатов будет вам неприятен, сэр.
   — В таком случае куда мне скрыться?
   — Если позволите высказать предположение, сэр, почему бы вам не выполнить ваше первоначальное намерение и не отправиться в круиз по Средиземному морю на яхте миссис Траверс? Там вы будете избавлены от необходимости видеть своё изображение на рекламных плакатах.
   Я решил, что бедный малый свихнулся.
   — Но яхта ушла несколько недель назад. Сейчас она может быть где угодно.
   — Нет, сэр. Круиз отложили на месяц из-за недомогания повара мистера Траверса, Анатоля, который заболел инфлюэнцей. Мистер Траверс отказался отплыть без него.
   — Ты имеешь в виду, они ещё в Англии?
   — Да, сэр. Яхта уходит из Саутгемптона в следующий вторник.
   — Но, послушай, ведь это просто здорово!
   — Да, сэр.
   — Позвони тёте Делии и скажи, что мы обязательно к ней присоединимся.
   — Я взял на себя смелость сообщить ей об этом незадолго до вашего возвращения, сэр.
   — Правда, Дживз?
   — Да, сэр. Я подумал, вы одобрите мои действия.
   — И ты был абсолютно прав! Я с самого начала хотел отправиться в круиз по Средиземному морю.
   — Я тоже, сэр. Путешествие будет исключительно приятным.
   — Солоноватый запах морских бризов, Дживз!
   — Да, сэр.
   — Лунная дорожка на воде!
   — Да, сэр.
   — Ленивые, убаюкивающие волны!
   — Вот именно, сэр.
   Я почувствовал себя на все сто. Глэйдис — пфуй! Плакаты — ха! Вот как я себя почувствовал.
   — Йо-хо-хо, Дживз! — воскликнул я и поддёрнул брюки.
   — Да, сэр.
   — Я пойду ещё дальше. Йо-хо-хо, и бутылка рому!
   — Слушаюсь, сэр. Сейчас принесу.

ГЛАВА 7. Дживз и девочка Клементина

   Те, кто хорошо знают Бертрама Вустера, скажут вам, что хоть иногда он и увиливает от участия в спортивных состязаниях, не было такого случая, чтобы он не играл в гольф на турнире, который ежегодно проводит клуб «Трутень». Однако, должен честно признаться, услышав, что на этот раз игры состоятся в Бингли-на-море, я долго колебался, прежде чем туда поехать. И даже накануне турнира, стоя у окна своего номера в гостинице «Сплендид», я чувствовал себя не своей тарелке, если вы понимаете, что я имею в виду, и думал, что сделал довольно опрометчивый шаг.
   — Дживз, — сказал я, — с тех пор как мы сюда приехали, меня не оставляет мысль, что я поступил неразумно.
   — Бингли-на-море очень приятный курорт, сэр.
   — Тут всё радует глаз, — согласился я. — Но, хотя Бингли овевают живительные бризы, мы не должны забывать, что именно здесь старая подруга моей тёти Агаты, мисс Мэйплтон, руководит школой для девочек. И если б моя престарелая родственница знала, что я в Бингли, она наверняка потребовала бы, чтобы я навестил мисс Мэйплтон.
   — Совершенно верно, сэр.
   Я задрожал.
   — Мне довелось видеть её всего один раз, Дживз. На ленче у тёти Агаты первого августа, в праздник урожая. И я надеюсь больше никогда с ней не встретиться, по крайней мере добровольно.
   — Вот как, сэр?
   — Кроме того, ты помнишь, что произошло, когда я случайно попал в школу для девочек?
   — Да, сэр.
   — В таком случае никому ни слова, Дживз. Будем считать, я здесь инкогнито, или как там это называется. Если тётя Агата вдруг спросит тебя, где я провёл эту неделю, скажи, что я ездил в Харроугэйт на лечение.
   — Слушаюсь, сэр. Прошу прощенья, сэр, вы собираетесь появляться в данном предмете одежды в общественных местах?
   До этого момента наша беседа была дружеской и сердечной, но сейчас я почувствовал, что Дживз бросил мне вызов. За последние полчаса я не раз задавал себе вопрос, когда же, наконец, он начнёт обсуждать мои новые брюки для гольфа, и приготовился защищать их, как тигрица детёнышей.
   — Естественно, Дживз, — сказал я. — А в чём дело? Они тебе не нравятся?
   — Нет, сэр.
   — Ты считаешь их слишком яркими?
   — Да, сэр.
   — Может, они даже кажутся тебе несколько кричащими?
   — Да, сэр.
   — Ну, а я о них самого высокого мнения, Дживз, — твёрдо произнёс я.
   Так как теперь уже между нами определённо пробежала чёрная кошка, я решил сообщить ему новость, которую некоторое время тщательно от него скрывал.
   — Э-э-э, Дживз.
   — Сэр?
   — Несколько дней назад я совершенно случайно встретился с Бобби Уикхэм. Мы поболтали о том о сём, и она пригласила меня присоединиться к ней и нескольким её знакомым, которые едут отдыхать на Антильские острова.
   — Вот как, сэр?
   Теперь он определённо стал похож на Синий Чулок. Дживз, — кажется, я упоминал об этом раньше, — крайне неодобрительно относится к Бобби Уикхэм.
   Наступило, если можно так выразиться, напряжённое молчание. Я распрямил плечи с твёрдым намерением продемонстрировать непреклонность, присущую всем Вустерам. Я имею в виду, время от времени каждому необходимо за себя постоять. Беда Дживза заключается в том, что иногда он слишком много о себе мнит. Только потому, что упрямый малый находился рядом со мной и — не стану скрывать — неплохо потрудился на благо своего господина в нескольких критических случаях, у него появилась манера делать вид, что он заботится о Бертраме Вустере, как о слабоумном идиоте, который без его, Дживза, помощи помрёт в расцвете лет.
   — Я принял её приглашение, Дживз, — сказал я спокойным, ровным тоном и небрежно закурил сигарету.
   — Вот как, сэр?
   — Тебе понравятся Антильские острова.
   — Да, сэр?
   — И мне тоже.
   — Да, сэр?
   — Значит, решено.
   — Да, сэр.
   Я остался очень доволен собой. Моя непреклонность, — теперь я в этом не сомневался, — сделала своё дело. Упрямый малый был раздавлен моей волей, — если вы меня понимаете, — и согнулся под её тяжестью.
   — Так держать, Дживз! — воскликнул я.
   — Слушаюсь, сэр.
 
* * *
 
   Я думал, что вернусь с поля боя не раньше, чем к вечеру, но обстоятельства сложились таким образом, что уже в три часа мне пришлось его покинуть. В самом скверном настроении я прогуливался по пирсу и неожиданно увидел Дживза, который, по своему обыкновению, подплывал ко мне по воздуху.
   — Добрый день, сэр, — сказал он. — Если б я знал, что вы вернётесь так рано, я обязательно дождался бы вас в гостинице.
   — Я тоже не знал, что вернусь так рано, — тут я слегка вздохнул. — К сожалению, меня нокаутировали в первом раунде.
   — Вот как, сэр? Мне очень жаль, что так получилось.
   — И кто, Дживз? Стыдно признаться, но я проиграл придурку, который объелся за ленчем и к тому же слишком много выпил. Сегодня я был явно не в ударе.
   — Возможно, вы забывали поглядывать на мяч, сэр?
   — Должно быть, так, Дживз. Как бы то ни было, я вылетел из… — Я умолк и замер на месте. — Великий Боже, Дживз! Посмотри на девушку, которая идёт к нам по пирсу. Она удивительно похожа на мисс Уикхэм. Хотел бы я знать, чем можно объяснить столь поразительное сходство?
   — В данном случае оно объясняется тем, сэр, что эта молодая леди — мисс Уикхэм.
   — А?
   — Да, сэр. Обратите внимание, она машет вам рукой.
   — Но что, разрази меня гром, она здесь делает?
   — Не могу сказать, сэр.
   Тон у него был ледяной, словно он доводил до моего сведения, что по какой бы причине Бобби Уикхэм не оказалась в Бингли-на-море, ничего хорошего, с его точки зрения, ждать от неё не приходилось, Он сделал шаг назад, а я снял шляпу и весело ей помахал.
   — Привет! — воскликнул я.
   Бобби, образно говоря, встала на якорь рядом со мной.
   — Салют, Берти, — сказала она. — Я не знала, что ты здесь.
   — А я здесь, — уверил я свою старую знакомую.
   — В трауре? — спросила она, глядя на мои брюки для гольфа.
   — Классные, правда? — похвастался я, проследив направление её взгляда. — Дживзу они не нравятся, но он печально известный реакционер во всём, что касается брюк. Каким ветром тебя занесло в Бингли?
   — Моя кузина, Клементина, учится здесь в школе. Сегодня у неё день рождения, и я решила приехать, чтобы поздравить её лично. Как раз сейчас я к ней иду. Ты останешься в Бингли до завтра?
   — Да. У меня номер в гостинице.
   — Можешь угостить меня обедом, если хочешь.
   Дживз стоял за моей спиной, и я его не видел, но внезапно у меня возникло такое ощущение, что он пронзил меня между лопатками предупреждающим взглядом. Я прекрасно знал, что старательный малый пытается мне внушить, чтобы я не искушал Провидение и не имел никаких дел с Бобби Уикхэм, даже таких невинных, как пребывание с ней за одним столом. Чушь несусветная — таков был мой вердикт. Я ещё готов согласиться, что с Бобби нельзя связываться в загородном доме, где из-за неё запросто можно попасть в любой переплёт; но до меня не доходит, как можно опасаться каких-нибудь каверз, когда обедаешь с ней в ресторане. Поэтому я не обратил на Дживза никакого внимания.
   — Конечно. Само собой. Непременно. Буду рад, — сказал я.
   — Вот и хорошо. Вечером мне обязательно надо быть в Лондоне — меня пригласили на пирушку в Беркли, — но если я немного задержусь, ничего страшного не произойдёт. Мы зайдём к тебе в семь тридцать, а после обеда можешь сводить нас в кино.
   — Мы? Нас?
   — Клементину и меня.
   — Ты хочешь сказать, что приведёшь свою кошмарную кузину?
   — А как же иначе? Разве ты не хочешь, чтобы ребёнок хоть немного развлёкся в свой день рождения? И она вовсе даже не кошмарная. Клементина — душка и не причинит тебе никаких хлопот. Тебе всего лишь придётся проводить её вечером до школы. Надеюсь, ты не перетрудишься, сделав несколько лишних шагов?
   Я бросил на неё пытливый взгляд.
   — К чему это меня обяжет?
   — В каком смысле, к чему это тебя обяжет?
   — Когда я в последний раз посетил школу для девочек, директриса с буравчиками вместо глаз потребовала, чтобы я обратился к группе юных бандиток с речью об Идеалах их Будущей Жизни. Ты уверена, что сейчас не повторится то же самое?
   — Конечно, уверена. Ты подойдёшь к двери, позвонишь, подождёшь, пока откроют, и на этом твоя миссия будет окончена.
   Я задумался.
   — Такая задача нам вполне по плечу. Верно, Дживз?
   — Возможно, вы правы, сэр.
   Упрямый малый говорил холодным, подчёркнуто вежливым тоном, а на его лице появилось выражение «Если-б-только-вы-ко-мне-прислушались». По правде говоря, я разозлился, дальше некуда. В иные минуты Дживз как две капли воды становится похож на мою тётушку, вы догадываетесь, какую.
   — Хорошо, — сказал я Бобби, вновь не обращая на Дживза никакого внимания. — В таком случае жду тебя в семь тридцать. Не опаздывай. И предупреди ребёнка, — добавил я, ясно давая понять, что под моей улыбчивой внешностью скрывается человек с железной волей, — чтобы она помыла руки и не хлюпала носом.