— Должно быть, забыл, — фыркнула Пайк. — Ничего удивительного.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила миссис Бинго, и в тоне её проскользнули как-там-они-называются нотки.
— Я хочу сказать, он именно тот человек, которому ничего не стоит забыть о бензине, — ответила Лаура Пайк голосом, который также не предвещал ничего хорошего.
— Я буду крайне тебе признательна, Лаура, — объявила миссис Бинго, как и положено преданной жене, — если ты воздержишься от критики моего мужа.
— Пфуй! — сказала Пайк.
— И не смей говорить мне «пфуй».
— Я буду говорить, что хочу.
— Леди, леди! — воскликнул я. — Леди, леди, леди!
Я поступил опрометчиво. Теперь я это понимаю. Один из основных уроков жизни заключается в том, что, услышав перепалку двух особ женского пола, мужчина должен отойти куда-нибудь в угол и свернуться клубком, а ещё лучше воспользоваться мудрой тактикой опоссума, который притворяется мёртвым, как только в воздухе запахнет жареным, и иногда заходит так далеко, что собирает вокруг своих друзей и заставляет их причитать над его телом. Попытавшись успокоить разгорячившихся дам, я добился одного: Пайк набросилась на меня, как раненая леопардиха.
— Ну! — выкрикнула она. — Вы так и собираетесь просиживать штаны, мистер Вустер?
— Чем я могу помочь?
— Вон там стоит дом. Я считаю, даже вы способны дойти до него и одолжить у хозяина канистру бензина.
Я посмотрел в указанном направлении. У дороги действительно стоял дом, и освещённое окно на первом этаже говорило, что там кто-то есть.
— Здравая, разумная мысль, — с воодушевлением произнёс я. — Сначала я немного погужу, чтобы дать знать о нашем присутствии, а потом начну действовать.
Я нажал на гудок и сразу же добился блестящих результатов. Практически мгновенно в окне возникла человеческая фигура, которая замахала руками, как мне показалось, по-дружески и приветливо. Чувствуя прилив сил, я поспешил к двери дома и ударил в неё дверным молотком. Я не сомневался, что наконец-то мы были спасены.
На мой первый стук никто не ответил. Я поднял молоток во второй раз, когда дверь неожиданно распахнулась с такой силой, что он вылетел у меня из руки. На пороге стоял парень в очках и с мученическим выражением на лице. Он явно тайно страдал.
Я, конечно, очень ему сочувствовал, но у меня хватало своих неприятностей, поэтому я сразу взял быка за рога.
— Послушайте… — начал я.
— Это вы гудели почём зря? — спросил он.
— Э-э-э… да, — признался я. — Я гудел.
— Посмейте нажать на гудок ещё раз, — один только раз, — и я разорву вас на кусочки голыми руками, — сказал он тихим, сдавленным голосом. — Моя жена ушла в гости, и после нескольких часов упорного труда мне, наконец, удалось убаюкать ребёнка. Он только что заснул, и тут явились вы с вашим дурацким гудком. С какой стати вам понадобилось гудеть, будьте вы прокляты?
— Э-э-э…
— Зарубите себе на носу, — заявил парень, подводя итоги, — ещё один гудок, самый маленький, самый крохотный, самый тихий, самый неслышный, самый коротенький гудок, и можете проститься с жизнью.
— Я хочу одолжить у вас бензин, — сказал я.
— А в лоб не хотите? — спросил он и, закрыв дверь с осторожностью смертного, отгоняющего мух от спящей Венеры, скрылся из виду.
Особы женского пола почему-то недолюбливают потерпевших поражение воинов. Когда я вернулся в машину, меня приняли не слишком любезно. Мне явно дали понять, что я недостоин имени своих предков, сражавшихся в крестовых походах. Я попытался успокоить дам, но, как нетрудно догадаться, у меня ничего не вышло. Если вы вдруг очутились бы в безлюдном месте, не имея крошки во рту с утра и явно опаздывая на вечернее чаепитие, хорошие манеры не смогли бы заменить вам чашечку живительной влаги.
По правде говоря, атмосфера так накалилась, если вы понимаете, о чём я говорю, что, пробормотав о необходимости отправиться за помощью, я вышел из машины и пошёл назад по дороге. И, прах меня побери, не успел я прошагать и полмили, как увидел вдалеке, в самом центре этой богом забытой пустыни, свет фар.
Я встал посередине дороги и закричал громче, чем когда-либо в жизни.
— Эй! Погодите! Эй! Минутку! Эй! Стойте! Погодите! Стойте! Эй! Секундочку!
Машина подъехала ко мне и остановилась.
— Это ты, Берти? — осведомился знакомый голос.
— Бинго! Слава богу! Бинго, мы сломались.
Малыш вышел из машины.
— Дай нам пять минут, Дживз, — сказал он, — а затем медленно поезжай за нами.
— Слушаюсь, сэр.
Бинго подошёл ко мне.
— Ты с ума сошёл? — спросил я. — Зачем нам идти пешком?
— Ты пойдёшь пешком, как миленький, — заявил Бинго. — Мне надо кое в чём убедиться. Скажи, Берти, как обстояли дела, когда ты ушёл? Страсти разгорелись?
— В определённой степени.
— Ты не заметил симптомов ссоры, скандала, разрыва отношений? Тебе не показалось, что Рози и Пайк разругались в дым?
— Они слегка повздорили.
— Выкладывай.
Я рассказал, что произошло. Малыш напряжённо меня слушал.
— Берти, — взволнованно произнёс он, шагая рядом со мной, — в жизни твоего старого приятеля наступил кризис. Возможно, пребывание со своей подругой в сломавшейся машине заставит мою жёнушку понять то, что она должна была понять много лет назад: мисс Пайк невозможно переварить ни на сытый, ни на голодный желудок, и место её во тьме, где плач и скрежет зубовный. Я, конечно, не уверен, что моё предположение оправдается, но в жизни всякое бывает. Лучше Розы на свете не сыщешь, но, как и все женщины, она всегда немного нервничает, пока не выпьет чашечку чая. А сегодня у неё с утра во рту маковой росинки не… Тихо!
Он схватил меня за руку, и мы остановились. Замерли. Постарались не дышать. До нас донёсся звук голосов, и нам мгновенно стало ясно, что миссис Бинго и мисс Пайк выясняют отношения.
По правде говоря, я раньше никогда не слышал, как ругаются две женщины, и, должен признаться, это произвело на меня глубокое впечатление. К настоящему времени враждующие стороны дошли до той стадии, когда копаются в прошлом и вспоминают былые обиды.
Миссис Бинго говорила, что мисс Пайк никогда не приняли бы в хоккейную команду школы Святой Эдилы, если б она не строила глазок капитану и не унижалась бы перед ним так непристойно, что даже спустя все эти годы ей, миссис Бинго, стыдно было об этом вспоминать. Мисс Пайк отвечала, что хоть она и не хотела упоминать об этом раньше, считая, что кто старое помянет, тому глаз вон, но если миссис Бинго надеется, что ей, Лауре Пайк, неизвестно, как миссис Бинго получила первую премию за знание Священного Писания, засунув себе в блузку список Царей Иудейских, она, миссис Бинго, глубоко заблуждается.
Более того, продолжала Пайк, миссис Бинго также ошибочно полагает, надеется и воображает, что Пайк намерена провести хотя бы ещё одну ночь под крышей её дома. В минуту слабости, из жалости, не сомневаясь, что миссис Бинго чувствует себя одинокой и нуждается в умной собеседнице, Пайк решила нанести ей визит. А сейчас, если только Провидение пошлёт им помощь, она немедленно сложит чемоданы и уедет следующим же поездом, даже если это будет товарный поезд. И вообще, она готова пойти в Лондон пешком, лишь бы не лицезреть миссис Бинго лишнюю минуту.
Ответ миссис Бинго был пространным и красноречивым; он касался случая, происшедшего в последнем классе «Святой Эдилы», когда девочка по имени Симпсон сказала ей (миссис Бинго), что девочка по имени Уэдсли сказала ей (Симпсон), что Лаура Пайк, делая вид, что является её (Бинго) лучшей подругой, сказала ей (Уэдсли), что она (Бинго) покрывается пятнами по всему телу, когда ест клубнику со сливками, и, кроме того, в манере, достойной разве что девицы лёгкого поведения, обсуждала форму её носа. Вообще-то, с моей точки зрения, их диалог можно было сильно сократить примерно следующим образом: «Дура», «Сама дура», «От дуры и слышу».
Но когда зловредная Пайк начала говорить, что никогда так сильно не смеялась, когда прочла в книге миссис Бинго о маленьком ребёнке героини, скончавшемся от крупа, мы решили вмешаться, прежде чем пролилась кровь. В это время к нам подъехал Дживз, и Бинго, достав из багажника канистру бензина, спрятал её за придорожным кустом. Затем мы очень эффектно появились на сцене.
— Привет, привет, привет! — жизнерадостно воскликнул малыш. — Берти сказал мне, у вас сломалась машина.
— Ох, Бинго! — вскричала миссис Бинго, и в каждом произнесённом ею слоге сквозила любовь преданной жены. — Какое счастье, что ты здесь!
— Наконец-то мне предоставилась возможность, — воскликнула Пайк, — вернуться в дом и упаковать чемоданы. Если мистер Вустер разрешит мне воспользоваться его автомобилем, я успею уехать на шесть пятнадцать. Слуга мистера Вустера меня отвезёт.
— Неужели вы нас покидаете? — осведомился Бинго.
— Да.
— Ах! — сказал малыш.
Она уселась рядом с Дживзом, и через несколько секунд они скрылись из виду. Было слишком темно, и я не видел лица миссис Бинго, но я чувствовал, что в ней происходит борьба между любовью к своему супругу и желанием сказать ему пару тёплых слов по поводу того, что он не заправил машину. Победила, как всегда, разумная осторожность.
— Знаешь, мой сладенький, — сказала она, — ты ведь забыл залить бензин сегодня утром. Помнишь, ты обещал, что заправишь бак, дорогой?
— Но я заправил бак, дорогая.
— Но он пуст, дорогой.
— Этого не может быть, дорогая.
— Лаура сказала, что бензин закончился.
— Лаура — старая ослица, — решительно произнёс Бинго. — В машине — море бензина. Скорее всего, цепные колёса выскочили из дифференциала. Так часто бывает. Я устраню неисправность в шесть секунд, но мне вовсе не хочется, чтобы ты мёрзла, пока я занимаюсь ремонтом. Почему бы тебе не постучаться вон в тот дом? Тебя наверняка пустят погреться на десять минут и, быть может, угостят стаканом чая.
С губ миссис Бинго сорвался стон, и я услышал, как она прошептала:
— Чай!
Мне пришлось разочаровать Бинго.
— Прости, старина, — сказал я, — но, боюсь, старое, доброе английское гостеприимство отсутствует в этом доме. В нём живёт самый настоящий бандит. Никогда не встречал таких неприветливых типов. Его жена ушла в гости, и ему совсем недавно удалось убаюкать ребёнка, так что он всё видит в чёрном цвете. Ты подвергнешь свою жизнь опасности, даже если слегка постучишь в дверь.
— Глупости, — заявил Бинго. — Пойдём.
Он решительно взялся за дверной молоток и добился немедленных результатов.
— Проклятье! — прошипел бандит, выскакивая из дома, как чёртик из коробочки.
— Послушайте, — сказал Бинго, — я тут ремонтирую машину, а моя жена замёрзла. Вы не возражаете, если она зайдёт к вам погреться минут на десять?
— Возражаю, — немедленно ответил бандит.
— Заодно можете угостить её чаем.
— Могу, но не угощу.
— Не угостите?
— Нет. И ради всего святого, говорите потише. Я знаю этого ребёнка.
Иногда от малейшего шёпота начинается такое…
— Давайте разберёмся, — предложил Бинго. — Значит, вы отказываетесь угостить мою жену чаем?
— Да.
— Вы в состоянии спокойно смотреть, как женщина умирает с голоду?
— Да.
— Ну, этот номер у вас не пройдёт, — сказал малыш. — Если вы немедленно не отправитесь на кухню, не поставите чайник и не начнёте намазывать хлеб маслом, я заору и разбужу ребёнка.
Лицо бандита стало пепельно-серым.
— Вы ведь этого не сделаете?
— Сделаю.
— Неужели у вас нет сердца?
— Нет.
— Разве можно быть таким бесчувственным?
— Можно.
Бандит повернулся к миссис Бинго. По всему было видно, что его дух сломлен.
— Ваши туфли скрипят? — смиренно спросил он.
— Нет.
— Тогда заходите.
— Благодарю вас, — сказала миссис Бинго.
Затем она повернулась к малышу и бросила на него взгляд. Таким взглядом, должно быть, попавшая в беду дева одаривала рыцаря, который небрежно поправлял кружевные манжеты, отходя от убитого им дракона. Лицо миссис Бинго выражало восхищение, обожание, бесконечное уважение. Короче, мужчины одобрительно относятся к жёнам, которые на них так смотрят.
— Дорогой! — воскликнула она.
— Дорогая! — воскликнул Бинго.
— Ангел мой! — воскликнула миссис Бинго.
— Сокровище моё! — воскликнул малыш. — Пойдём, Берти. Поможешь мне чинить машину.
Пока Бинго доставал канистру из-за куста, заливал бензин и прикручивал крышку бака, он не произнёс ни слова. Затем, с облегчением вздохнув, он сказал:
— Знаешь, Берти, мне стыдно в этом признаться, но за долгий период нашего знакомства были минуты, когда я терял веру в Дживза.
— Ну, знаешь! — Я был шокирован, дальше некуда.
— Да, Берти, такие минуты были. Иногда я колебался в своей вере. Я говорил себе: «Сохранил ли он свою форму, не растратил ли свой могучий ум?» Больше я никогда так не скажу. Я буду верить в него, как в бога. Идея Дживза блестяще подтвердилась, Берти. Он не сомневался, что две женщины переругаются в пух и прах, если, отправившись на чаепитие, внезапно увидят, образно говоря, как чашки с чаем уплывают у них из-под носа. Результат налицо.
— Но, будь я проклят, Дживз не мог знать, что проклятая железка сломается!
— Когда ты послал его за машиной, он вылил из бака почти весь бензин, оставив лишь немного горючего, чтобы вы отъехали подальше от шоссе и застряли где-нибудь в глуши. Он предвидел, что произойдёт. Говорю тебе, Берти, таких как Дживз больше нет.
— Точно.
— Он чудо.
— Единственный и неповторимый.
— Волшебник.
— Малый, что надо, — согласился я. — В нём полно растворимых в жирах витаминов.
— Именно это я имел в виду, — Бинго кивнул. — А теперь пойдём и доложим Рози, что мы починили автомобиль. Чем раньше мы попадём домой, тем скорее выпьем по кружечке эля.
— Только не эля, старина, — решительно возразил я. — Горячего виски с содовой и ломтиком лимона.
— Ты абсолютно прав, — сказал малыш. — В этих делах ты дока, Берти. Пусть будет горячий виски с содовой.
ГЛАВА 10. Бабье лето дяди Джорджа
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила миссис Бинго, и в тоне её проскользнули как-там-они-называются нотки.
— Я хочу сказать, он именно тот человек, которому ничего не стоит забыть о бензине, — ответила Лаура Пайк голосом, который также не предвещал ничего хорошего.
— Я буду крайне тебе признательна, Лаура, — объявила миссис Бинго, как и положено преданной жене, — если ты воздержишься от критики моего мужа.
— Пфуй! — сказала Пайк.
— И не смей говорить мне «пфуй».
— Я буду говорить, что хочу.
— Леди, леди! — воскликнул я. — Леди, леди, леди!
Я поступил опрометчиво. Теперь я это понимаю. Один из основных уроков жизни заключается в том, что, услышав перепалку двух особ женского пола, мужчина должен отойти куда-нибудь в угол и свернуться клубком, а ещё лучше воспользоваться мудрой тактикой опоссума, который притворяется мёртвым, как только в воздухе запахнет жареным, и иногда заходит так далеко, что собирает вокруг своих друзей и заставляет их причитать над его телом. Попытавшись успокоить разгорячившихся дам, я добился одного: Пайк набросилась на меня, как раненая леопардиха.
— Ну! — выкрикнула она. — Вы так и собираетесь просиживать штаны, мистер Вустер?
— Чем я могу помочь?
— Вон там стоит дом. Я считаю, даже вы способны дойти до него и одолжить у хозяина канистру бензина.
Я посмотрел в указанном направлении. У дороги действительно стоял дом, и освещённое окно на первом этаже говорило, что там кто-то есть.
— Здравая, разумная мысль, — с воодушевлением произнёс я. — Сначала я немного погужу, чтобы дать знать о нашем присутствии, а потом начну действовать.
Я нажал на гудок и сразу же добился блестящих результатов. Практически мгновенно в окне возникла человеческая фигура, которая замахала руками, как мне показалось, по-дружески и приветливо. Чувствуя прилив сил, я поспешил к двери дома и ударил в неё дверным молотком. Я не сомневался, что наконец-то мы были спасены.
На мой первый стук никто не ответил. Я поднял молоток во второй раз, когда дверь неожиданно распахнулась с такой силой, что он вылетел у меня из руки. На пороге стоял парень в очках и с мученическим выражением на лице. Он явно тайно страдал.
Я, конечно, очень ему сочувствовал, но у меня хватало своих неприятностей, поэтому я сразу взял быка за рога.
— Послушайте… — начал я.
— Это вы гудели почём зря? — спросил он.
— Э-э-э… да, — признался я. — Я гудел.
— Посмейте нажать на гудок ещё раз, — один только раз, — и я разорву вас на кусочки голыми руками, — сказал он тихим, сдавленным голосом. — Моя жена ушла в гости, и после нескольких часов упорного труда мне, наконец, удалось убаюкать ребёнка. Он только что заснул, и тут явились вы с вашим дурацким гудком. С какой стати вам понадобилось гудеть, будьте вы прокляты?
— Э-э-э…
— Зарубите себе на носу, — заявил парень, подводя итоги, — ещё один гудок, самый маленький, самый крохотный, самый тихий, самый неслышный, самый коротенький гудок, и можете проститься с жизнью.
— Я хочу одолжить у вас бензин, — сказал я.
— А в лоб не хотите? — спросил он и, закрыв дверь с осторожностью смертного, отгоняющего мух от спящей Венеры, скрылся из виду.
Особы женского пола почему-то недолюбливают потерпевших поражение воинов. Когда я вернулся в машину, меня приняли не слишком любезно. Мне явно дали понять, что я недостоин имени своих предков, сражавшихся в крестовых походах. Я попытался успокоить дам, но, как нетрудно догадаться, у меня ничего не вышло. Если вы вдруг очутились бы в безлюдном месте, не имея крошки во рту с утра и явно опаздывая на вечернее чаепитие, хорошие манеры не смогли бы заменить вам чашечку живительной влаги.
По правде говоря, атмосфера так накалилась, если вы понимаете, о чём я говорю, что, пробормотав о необходимости отправиться за помощью, я вышел из машины и пошёл назад по дороге. И, прах меня побери, не успел я прошагать и полмили, как увидел вдалеке, в самом центре этой богом забытой пустыни, свет фар.
Я встал посередине дороги и закричал громче, чем когда-либо в жизни.
— Эй! Погодите! Эй! Минутку! Эй! Стойте! Погодите! Стойте! Эй! Секундочку!
Машина подъехала ко мне и остановилась.
— Это ты, Берти? — осведомился знакомый голос.
— Бинго! Слава богу! Бинго, мы сломались.
Малыш вышел из машины.
— Дай нам пять минут, Дживз, — сказал он, — а затем медленно поезжай за нами.
— Слушаюсь, сэр.
Бинго подошёл ко мне.
— Ты с ума сошёл? — спросил я. — Зачем нам идти пешком?
— Ты пойдёшь пешком, как миленький, — заявил Бинго. — Мне надо кое в чём убедиться. Скажи, Берти, как обстояли дела, когда ты ушёл? Страсти разгорелись?
— В определённой степени.
— Ты не заметил симптомов ссоры, скандала, разрыва отношений? Тебе не показалось, что Рози и Пайк разругались в дым?
— Они слегка повздорили.
— Выкладывай.
Я рассказал, что произошло. Малыш напряжённо меня слушал.
— Берти, — взволнованно произнёс он, шагая рядом со мной, — в жизни твоего старого приятеля наступил кризис. Возможно, пребывание со своей подругой в сломавшейся машине заставит мою жёнушку понять то, что она должна была понять много лет назад: мисс Пайк невозможно переварить ни на сытый, ни на голодный желудок, и место её во тьме, где плач и скрежет зубовный. Я, конечно, не уверен, что моё предположение оправдается, но в жизни всякое бывает. Лучше Розы на свете не сыщешь, но, как и все женщины, она всегда немного нервничает, пока не выпьет чашечку чая. А сегодня у неё с утра во рту маковой росинки не… Тихо!
Он схватил меня за руку, и мы остановились. Замерли. Постарались не дышать. До нас донёсся звук голосов, и нам мгновенно стало ясно, что миссис Бинго и мисс Пайк выясняют отношения.
По правде говоря, я раньше никогда не слышал, как ругаются две женщины, и, должен признаться, это произвело на меня глубокое впечатление. К настоящему времени враждующие стороны дошли до той стадии, когда копаются в прошлом и вспоминают былые обиды.
Миссис Бинго говорила, что мисс Пайк никогда не приняли бы в хоккейную команду школы Святой Эдилы, если б она не строила глазок капитану и не унижалась бы перед ним так непристойно, что даже спустя все эти годы ей, миссис Бинго, стыдно было об этом вспоминать. Мисс Пайк отвечала, что хоть она и не хотела упоминать об этом раньше, считая, что кто старое помянет, тому глаз вон, но если миссис Бинго надеется, что ей, Лауре Пайк, неизвестно, как миссис Бинго получила первую премию за знание Священного Писания, засунув себе в блузку список Царей Иудейских, она, миссис Бинго, глубоко заблуждается.
Более того, продолжала Пайк, миссис Бинго также ошибочно полагает, надеется и воображает, что Пайк намерена провести хотя бы ещё одну ночь под крышей её дома. В минуту слабости, из жалости, не сомневаясь, что миссис Бинго чувствует себя одинокой и нуждается в умной собеседнице, Пайк решила нанести ей визит. А сейчас, если только Провидение пошлёт им помощь, она немедленно сложит чемоданы и уедет следующим же поездом, даже если это будет товарный поезд. И вообще, она готова пойти в Лондон пешком, лишь бы не лицезреть миссис Бинго лишнюю минуту.
Ответ миссис Бинго был пространным и красноречивым; он касался случая, происшедшего в последнем классе «Святой Эдилы», когда девочка по имени Симпсон сказала ей (миссис Бинго), что девочка по имени Уэдсли сказала ей (Симпсон), что Лаура Пайк, делая вид, что является её (Бинго) лучшей подругой, сказала ей (Уэдсли), что она (Бинго) покрывается пятнами по всему телу, когда ест клубнику со сливками, и, кроме того, в манере, достойной разве что девицы лёгкого поведения, обсуждала форму её носа. Вообще-то, с моей точки зрения, их диалог можно было сильно сократить примерно следующим образом: «Дура», «Сама дура», «От дуры и слышу».
Но когда зловредная Пайк начала говорить, что никогда так сильно не смеялась, когда прочла в книге миссис Бинго о маленьком ребёнке героини, скончавшемся от крупа, мы решили вмешаться, прежде чем пролилась кровь. В это время к нам подъехал Дживз, и Бинго, достав из багажника канистру бензина, спрятал её за придорожным кустом. Затем мы очень эффектно появились на сцене.
— Привет, привет, привет! — жизнерадостно воскликнул малыш. — Берти сказал мне, у вас сломалась машина.
— Ох, Бинго! — вскричала миссис Бинго, и в каждом произнесённом ею слоге сквозила любовь преданной жены. — Какое счастье, что ты здесь!
— Наконец-то мне предоставилась возможность, — воскликнула Пайк, — вернуться в дом и упаковать чемоданы. Если мистер Вустер разрешит мне воспользоваться его автомобилем, я успею уехать на шесть пятнадцать. Слуга мистера Вустера меня отвезёт.
— Неужели вы нас покидаете? — осведомился Бинго.
— Да.
— Ах! — сказал малыш.
Она уселась рядом с Дживзом, и через несколько секунд они скрылись из виду. Было слишком темно, и я не видел лица миссис Бинго, но я чувствовал, что в ней происходит борьба между любовью к своему супругу и желанием сказать ему пару тёплых слов по поводу того, что он не заправил машину. Победила, как всегда, разумная осторожность.
— Знаешь, мой сладенький, — сказала она, — ты ведь забыл залить бензин сегодня утром. Помнишь, ты обещал, что заправишь бак, дорогой?
— Но я заправил бак, дорогая.
— Но он пуст, дорогой.
— Этого не может быть, дорогая.
— Лаура сказала, что бензин закончился.
— Лаура — старая ослица, — решительно произнёс Бинго. — В машине — море бензина. Скорее всего, цепные колёса выскочили из дифференциала. Так часто бывает. Я устраню неисправность в шесть секунд, но мне вовсе не хочется, чтобы ты мёрзла, пока я занимаюсь ремонтом. Почему бы тебе не постучаться вон в тот дом? Тебя наверняка пустят погреться на десять минут и, быть может, угостят стаканом чая.
С губ миссис Бинго сорвался стон, и я услышал, как она прошептала:
— Чай!
Мне пришлось разочаровать Бинго.
— Прости, старина, — сказал я, — но, боюсь, старое, доброе английское гостеприимство отсутствует в этом доме. В нём живёт самый настоящий бандит. Никогда не встречал таких неприветливых типов. Его жена ушла в гости, и ему совсем недавно удалось убаюкать ребёнка, так что он всё видит в чёрном цвете. Ты подвергнешь свою жизнь опасности, даже если слегка постучишь в дверь.
— Глупости, — заявил Бинго. — Пойдём.
Он решительно взялся за дверной молоток и добился немедленных результатов.
— Проклятье! — прошипел бандит, выскакивая из дома, как чёртик из коробочки.
— Послушайте, — сказал Бинго, — я тут ремонтирую машину, а моя жена замёрзла. Вы не возражаете, если она зайдёт к вам погреться минут на десять?
— Возражаю, — немедленно ответил бандит.
— Заодно можете угостить её чаем.
— Могу, но не угощу.
— Не угостите?
— Нет. И ради всего святого, говорите потише. Я знаю этого ребёнка.
Иногда от малейшего шёпота начинается такое…
— Давайте разберёмся, — предложил Бинго. — Значит, вы отказываетесь угостить мою жену чаем?
— Да.
— Вы в состоянии спокойно смотреть, как женщина умирает с голоду?
— Да.
— Ну, этот номер у вас не пройдёт, — сказал малыш. — Если вы немедленно не отправитесь на кухню, не поставите чайник и не начнёте намазывать хлеб маслом, я заору и разбужу ребёнка.
Лицо бандита стало пепельно-серым.
— Вы ведь этого не сделаете?
— Сделаю.
— Неужели у вас нет сердца?
— Нет.
— Разве можно быть таким бесчувственным?
— Можно.
Бандит повернулся к миссис Бинго. По всему было видно, что его дух сломлен.
— Ваши туфли скрипят? — смиренно спросил он.
— Нет.
— Тогда заходите.
— Благодарю вас, — сказала миссис Бинго.
Затем она повернулась к малышу и бросила на него взгляд. Таким взглядом, должно быть, попавшая в беду дева одаривала рыцаря, который небрежно поправлял кружевные манжеты, отходя от убитого им дракона. Лицо миссис Бинго выражало восхищение, обожание, бесконечное уважение. Короче, мужчины одобрительно относятся к жёнам, которые на них так смотрят.
— Дорогой! — воскликнула она.
— Дорогая! — воскликнул Бинго.
— Ангел мой! — воскликнула миссис Бинго.
— Сокровище моё! — воскликнул малыш. — Пойдём, Берти. Поможешь мне чинить машину.
Пока Бинго доставал канистру из-за куста, заливал бензин и прикручивал крышку бака, он не произнёс ни слова. Затем, с облегчением вздохнув, он сказал:
— Знаешь, Берти, мне стыдно в этом признаться, но за долгий период нашего знакомства были минуты, когда я терял веру в Дживза.
— Ну, знаешь! — Я был шокирован, дальше некуда.
— Да, Берти, такие минуты были. Иногда я колебался в своей вере. Я говорил себе: «Сохранил ли он свою форму, не растратил ли свой могучий ум?» Больше я никогда так не скажу. Я буду верить в него, как в бога. Идея Дживза блестяще подтвердилась, Берти. Он не сомневался, что две женщины переругаются в пух и прах, если, отправившись на чаепитие, внезапно увидят, образно говоря, как чашки с чаем уплывают у них из-под носа. Результат налицо.
— Но, будь я проклят, Дживз не мог знать, что проклятая железка сломается!
— Когда ты послал его за машиной, он вылил из бака почти весь бензин, оставив лишь немного горючего, чтобы вы отъехали подальше от шоссе и застряли где-нибудь в глуши. Он предвидел, что произойдёт. Говорю тебе, Берти, таких как Дживз больше нет.
— Точно.
— Он чудо.
— Единственный и неповторимый.
— Волшебник.
— Малый, что надо, — согласился я. — В нём полно растворимых в жирах витаминов.
— Именно это я имел в виду, — Бинго кивнул. — А теперь пойдём и доложим Рози, что мы починили автомобиль. Чем раньше мы попадём домой, тем скорее выпьем по кружечке эля.
— Только не эля, старина, — решительно возразил я. — Горячего виски с содовой и ломтиком лимона.
— Ты абсолютно прав, — сказал малыш. — В этих делах ты дока, Берти. Пусть будет горячий виски с содовой.
ГЛАВА 10. Бабье лето дяди Джорджа
Спросите кого угодно в «Трутне», и вам скажут, что надуть Бертрама Вустера — задача тяжёлая, дальше некуда. Глаз у меня намётанный. Я наблюдаю и делаю выводы. Я взвешиваю улики и прихожу к определённому мнению. И поэтому дядя Джордж не пробыл в моём обществе и двух минут, как я, так сказать, разгадал его секрет. Человеку с моим опытом это было раз плюнуть.
Само собой, ситуация сложилась, глупее не придумаешь. вспомните факты, если вы понимаете, что я имею в виду.
Я имею в виду, на протяжении многих лет, с тех самых пор, как я пошёл в школу, моего дядю Джорджа считали бельмом на глазу Лондона. Он и тогда был толстым, и день за днем жирел, как свинья, так что сейчас портные измеряют его вместо зарядки по утрам. Дядя Джордж принадлежит к числу людей, которых называют завсегдатаями лондонских клубов; он один из деятелей в обтягивающих фигуру визитках и серых цилиндрах, разгуливающих по утрам (естественно, если стоит хорошая погода) по Сент-Джеймс-стрит. Забросьте невод в любой из престижных клубов от Пикаддили до Пэлл-мэлл, и вы вытащите с дюжину дядей Джорджей.
Всё своё время он проводит в «Старых ребятах», где в промежутке между ленчем и обедом сидит в курительной комнате и рассказывает каждому, кто соглашается его слушать, подробности о своём желудке. Примерно два раза в год печень дяди Джорджа начинает протестовать против его образа жизни, и он отправляется в Хэрроугэйт или Карлсбад, чтобы немного её утихомирить.
Затем он возвращается и как ни в чём не бывало берётся за старое. Короче, о ком, о ком, а о дяде Джордже никак нельзя подумать, что он может стать жертвой божественной страсти. И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, все признаки были налицо.
В то утро вредный старик ввалился в мою квартиру сразу после завтрака, как раз в тот момент, когда я собрался покурить в тишине и покое.
— Послушай, Берти, — сказал он.
— В чём дело?
— Где ты покупаешь галстук?
— У Блюхера, в арлингтонском Пассаже.
— Спасибо.
Он подошёл к зеркалу, остановился и начал внимательно себя разглядывать.
— Испачкал нос? — вежливо осведомился я. Внезапно до меня дошло, что он самодовольно ухмыляется, и, должен признаться, кровь заледенела у меня в жилах. Мой дядя Джордж не слывёт красавцем; попросту говоря, на него тошно смотреть, и самодовольная ухмылка придала его лицу какое-то жуткое выражение.
— Ха! — сказал он и, глубоко вздохнув, повернулся ко мне.
По-моему, он отошёл от зеркала вовремя. Ещё секунда, и оно не выдержало бы и покрылась бы трещинами.
— Я не так стар, — задумчиво произнёс он.
— Как кто?
— Здраво рассуждая, я в расцвете сил. Кроме того, молодой и неопытной девушке нужен зрелый мужчина, обладающий весом в обществе, чтобы она могла на него положиться. Могучий дуб, а не молодое деревце.
Именно в этот момент, как уже говорилось выше, я разгадал его секрет.
— Святые угодники и их тётушка, дядя Джордж! — вскричал я. — Надеюсь, ты не хочешь жениться?
— Это кто не хочет жениться? — осведомился он.
— Это ты не хочешь жениться.
— Нет, хочу. Что тут такого?
— Ну, видишь ли…
— Брак почётен.
— О, конечно.
— Брак сделает из тебя человека, Берти.
— Это кто сказал?
— Это я сказал. Вступив в священный союз, ты запросто сможешь превратиться из легкомысленного бездельника в… э-э-э… нелегкомысленного бездельника. Да, прах тебя побери, я хочу жениться, и если Агата попробует сунуть свой нос куда не следует, я… я… я знаю, что я с ней сделаю.
И с этими словами он величественно удалился, а я нажал на кнопку звонка, вызывая Дживза. Мне казалось, данную ситуацию необходимо обсудить как можно скорее.
— Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Ты знаешь моего дядю Джорджа?
— Его светлость знаком мне много лет.
— Я не о том тебя спрашиваю. Я имею в виду, знаешь ли ты, что надумал мой дядя Джордж?
— Его светлость собирается вступить в брачный союз, сэр.
— Боже великий! Он тебе сам сказал?
— Нет, сэр. Как ни странно, я совершенно случайно знаю невесту.
— Девушку?
— Да, сэр. Молодая особа живет со своей тётей, которая и сообщила мне о предложении, сделанном его светлостью.
— Кто она такая?
— Мисс Платт, сэр. Мисс Роза Платт. Проживает в меблированных комнатах Вистэрии Лодж, на Кичинер-роуд, в Восточном Дульвиче.
— Молоденькая?
— Да, сэр.
— Старый осёл.
— Да, сэр. Естественно, я никогда в жизни не позволил бы себе употребить это выражение, но, должен признаться, я считаю, что его светлость сделал неправильный выбор. Однако не следует забывать, что джентльмены, достигшие определённого возраста, нередко поддаются сентиментальным порывам. У них начинается период, который называют бабьим летом, когда они переживают свою вторую молодость. Данный феномен, как мне говорили, чаще всего можно наблюдать в Соединённых Штатах Америки среди самых богатых людей Питтсбурга. Печально известные факты повествуют о том, что рано или поздно, если их не остановить, они обязательно женятся на хористках. Почему так происходит, я не могу объяснить, но…
Я понял, что это надолго, и решительно перевёл разговор на нужные мне рельсы.
— Судя по высказываниям дяди Джорджа, Дживз, в особенности когда он говорил о тёте Агате, я сделал вывод, что невеста не из noblesse.
— Нет, сэр. Она работает официанткой в ресторане клуба его светлости.
— Боже великий! Пролетарка!
— Мещанка, сэр.
— Ну, с натяжкой можно и так её назвать. Тем не менее ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да, сэр.
— Чудно, Дживз, — задумчиво произнёс я. — По правде говоря, я никак не могу понять, почему сейчас так модно жениться на официантках. Если помнишь, Бинго всё время пытался это сделать, пока не остепенился.
— Да, сэр.
— Странно.
— Да, сэр.
— Ну, с модой не поспоришь. Нам следует рассмотреть другой вопрос: как отнесётся к женитьбе дяди Джорджа тётя Агата? Ты ведь, знаешь её, Дживз. Она совсем на меня не похожа. Я человек широких взглядов. Если дядя Джордж хочет жениться на официантках, пускай себе женится. Я считаю, что чин — не более, чем марка за два пенса…
— Марка за гинею, сэр.
— Пусть будет за гинею. Хоть я и не верю, что марка может стоить так дорого. Лично я не видел ни одной дороже пяти шиллингов. Итак, возвращаясь к сказанному, я считаю, что чин — не более, чем марка за гинею, а девушка — небесное создание.
— «Созданье», сэр. Поэт Бернс писал на северо-британском диалекте.
— Ну, созданье, если тебе так больше нравится.
— Я не оказываю предпочтение тому или иному варианту, сэр. Но поэт Бернс…
— Поэт Бернс здесь ни при чём.
— Нет, сэр.
— Забудь о поэте Бернсе.
— Слушаюсь, сэр.
— Выкинь поэта Бернса из своей головы.
— Уже выкинул, сэр.
— Нам следует обсуждать не поэта Бернса, а мою тётю Агату. Она взбрыкнёт, Дживз.
— Вероятнее всего, сэр.
— И, что ещё хуже, она обязательно впутает меня в эту историю. У нас остается единственный выход, Дживз. Упакуй мою зубную щётку, и давай умотаем отсюда, пока не поздно.
— Слушаюсь, сэр.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Ха! — сказал я. — Кто-то пришёл.
— Да, сэр.
— Наверное, дядя Джордж решил вернуться. Я открою, Дживз, а ты иди укладывать чемоданы.
— Слушаюсь, сэр.
Я прошёл по коридору, беззаботно насвистывая, и, открыв дверь, увидел перед собой тётю Агату собственной персоной.
— Ох! — невольно вырвалось у меня. — Здравствуй.
Если б я сказал ей, что уехал из Лондона и вернусь через несколько недель, она всё равно мне не поверила бы, поэтому я не стал врать.
— Мне необходимо поговорить с тобой, Берти, — заявило Проклятье нашей семьи. — Я крайне обеспокоена.
Она проплыла в гостиную и спланировала в кресло. Я шёл за ней следом, с тоской думая о чемоданах, которые Дживз укладывал в спальне. Само собой, ни о каком отъезде теперь не приходилось и мечтать. Я знал, с чем ко мне пожаловала тётя Агата.
— Только что от меня ушёл дядя Джордж, — сообщил я, чтобы помочь ей начать разговор.
— Я его видела рано утром. — Тётя Агата передернула плечами, выражая своё возмущение. — Он поднял меня с постели, чтобы сообщить о своем намерении жениться на какой-то непристойной девице из Южного Норвуда.
— Я имею информацию от cognoscenti, что она из Восточного Дульвича.
— Пусть из Восточного Дульвича. Какая разница? А кто тебе сказал?
— Дживз.
— Откуда, скажи на милость, об этом знает Дживз?
— В нашем мире мало такого, чего не знает Дживз, — проникновенно произнёс я. — Он знаком с невестой.
— Кто она?
— Официантка в ресторане «Старые ребята».
Я не сомневался, что моё сообщение произведёт эффект, и, как выяснилось, оказался прав. Моя родственница взревела, как корнуэльский экспресс, входящий в тоннель.
— Как я понял, тётя Агата, — сказал я, когда в ушах у меня перестало звенеть, — ты не хочешь, чтобы этот брак состоялся.
— Естественно, он не должен состояться.
— Тогда я знаю, что делать. Необходимо позвать Дживза и спросить его совета.
Тётя Агата вздрогнула, поджала губы и приняла позу grande dame старого regime.
— Ты собираешься обсуждать интимные семейные дела с твоим слугой? Надеюсь, ты шутишь.
— Ничуть. Дживз найдёт выход из положения.
— Я всегда знала, что ты идиот, Берти, — сообщила мне моя плоть и кровь, и температура в комнате сразу упала до трёх градусов по Фаренгейту, — но я предполагала, что у тебя сохранилась капля гордости, капля собственного достоинства, капля чести. Я думала, ты осознаёшь своё положение в обществе.
— Ну, ты ведь помнишь, что сказал по этому поводу поэт Бернс.
Она бросила на меня свой знаменитый взгляд, и я прикусил язык.
— Совершенно очевидно, — заявила тётя Агата, — нам следует предложить этой девице деньги.
— Деньги?
— Безусловно. За твоего дядю не в первый раз приходится давать откупного.
Некоторое время мы сидели молча, предаваясь грустным размышлениям. В нашей семье всегда предаются грустным размышлениям, когда речь заходит о первой любви дяди Джорджа. Я тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в семейном совете, но с тех пор я слышал эту романтическую историю много раз, в частности, от самого дяди Джорджа. Он очень любит рассказывать её в мельчайших подробностях, иногда дважды за вечер, когда выпьет лишнюю рюмку. Девушка была буфетчицей в «Крэйтерионе», а он тогда ещё не имел титула. Её звали Мод, и он был от неё без памяти, но семья и слышать не хотела о браке. Родитель запустил руку в чулок, и всё было кончено. Короче, душещипательная история, если вы понимаете, что я имею в виду.
План тёти Агаты мне не понравился.
— Делай, конечно, как знаешь, — сказал я, — но ты сильно рискуешь. Во всех романах и пьесах люди, которые предлагают в подобных ситуациях деньги, остаются в дураках. Она выпрямляется во весь рост и смотрит на них чистым, ясным взором. Симпатии зрителей всегда на стороне девушки. Был бы я на твоём месте, я бы не торопился. Природа возьмёт своё.
— Я тебя не понимаю.
— Сама подумай, как выглядит дядя Джордж? Он не Грета Гарбо, смею тебя уверить. Ну и пусть девушка смотрит на него, сколько ей вздумается. Я изучал человеческую натуру, тётя Агата, и, можешь не сомневаться, знаю, о чём говорю. Нет такой женщины в мире, которая, глядя каждый день на дядю Джорджа в облегающем фраке, не дала бы ему от ворот поворот. Кроме того, невеста каждый день видит его во время еды, а когда дядя Джордж с головой зарывается в тарелку…
Само собой, ситуация сложилась, глупее не придумаешь. вспомните факты, если вы понимаете, что я имею в виду.
Я имею в виду, на протяжении многих лет, с тех самых пор, как я пошёл в школу, моего дядю Джорджа считали бельмом на глазу Лондона. Он и тогда был толстым, и день за днем жирел, как свинья, так что сейчас портные измеряют его вместо зарядки по утрам. Дядя Джордж принадлежит к числу людей, которых называют завсегдатаями лондонских клубов; он один из деятелей в обтягивающих фигуру визитках и серых цилиндрах, разгуливающих по утрам (естественно, если стоит хорошая погода) по Сент-Джеймс-стрит. Забросьте невод в любой из престижных клубов от Пикаддили до Пэлл-мэлл, и вы вытащите с дюжину дядей Джорджей.
Всё своё время он проводит в «Старых ребятах», где в промежутке между ленчем и обедом сидит в курительной комнате и рассказывает каждому, кто соглашается его слушать, подробности о своём желудке. Примерно два раза в год печень дяди Джорджа начинает протестовать против его образа жизни, и он отправляется в Хэрроугэйт или Карлсбад, чтобы немного её утихомирить.
Затем он возвращается и как ни в чём не бывало берётся за старое. Короче, о ком, о ком, а о дяде Джордже никак нельзя подумать, что он может стать жертвой божественной страсти. И тем не менее, хотите верьте, хотите нет, все признаки были налицо.
В то утро вредный старик ввалился в мою квартиру сразу после завтрака, как раз в тот момент, когда я собрался покурить в тишине и покое.
— Послушай, Берти, — сказал он.
— В чём дело?
— Где ты покупаешь галстук?
— У Блюхера, в арлингтонском Пассаже.
— Спасибо.
Он подошёл к зеркалу, остановился и начал внимательно себя разглядывать.
— Испачкал нос? — вежливо осведомился я. Внезапно до меня дошло, что он самодовольно ухмыляется, и, должен признаться, кровь заледенела у меня в жилах. Мой дядя Джордж не слывёт красавцем; попросту говоря, на него тошно смотреть, и самодовольная ухмылка придала его лицу какое-то жуткое выражение.
— Ха! — сказал он и, глубоко вздохнув, повернулся ко мне.
По-моему, он отошёл от зеркала вовремя. Ещё секунда, и оно не выдержало бы и покрылась бы трещинами.
— Я не так стар, — задумчиво произнёс он.
— Как кто?
— Здраво рассуждая, я в расцвете сил. Кроме того, молодой и неопытной девушке нужен зрелый мужчина, обладающий весом в обществе, чтобы она могла на него положиться. Могучий дуб, а не молодое деревце.
Именно в этот момент, как уже говорилось выше, я разгадал его секрет.
— Святые угодники и их тётушка, дядя Джордж! — вскричал я. — Надеюсь, ты не хочешь жениться?
— Это кто не хочет жениться? — осведомился он.
— Это ты не хочешь жениться.
— Нет, хочу. Что тут такого?
— Ну, видишь ли…
— Брак почётен.
— О, конечно.
— Брак сделает из тебя человека, Берти.
— Это кто сказал?
— Это я сказал. Вступив в священный союз, ты запросто сможешь превратиться из легкомысленного бездельника в… э-э-э… нелегкомысленного бездельника. Да, прах тебя побери, я хочу жениться, и если Агата попробует сунуть свой нос куда не следует, я… я… я знаю, что я с ней сделаю.
И с этими словами он величественно удалился, а я нажал на кнопку звонка, вызывая Дживза. Мне казалось, данную ситуацию необходимо обсудить как можно скорее.
— Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Ты знаешь моего дядю Джорджа?
— Его светлость знаком мне много лет.
— Я не о том тебя спрашиваю. Я имею в виду, знаешь ли ты, что надумал мой дядя Джордж?
— Его светлость собирается вступить в брачный союз, сэр.
— Боже великий! Он тебе сам сказал?
— Нет, сэр. Как ни странно, я совершенно случайно знаю невесту.
— Девушку?
— Да, сэр. Молодая особа живет со своей тётей, которая и сообщила мне о предложении, сделанном его светлостью.
— Кто она такая?
— Мисс Платт, сэр. Мисс Роза Платт. Проживает в меблированных комнатах Вистэрии Лодж, на Кичинер-роуд, в Восточном Дульвиче.
— Молоденькая?
— Да, сэр.
— Старый осёл.
— Да, сэр. Естественно, я никогда в жизни не позволил бы себе употребить это выражение, но, должен признаться, я считаю, что его светлость сделал неправильный выбор. Однако не следует забывать, что джентльмены, достигшие определённого возраста, нередко поддаются сентиментальным порывам. У них начинается период, который называют бабьим летом, когда они переживают свою вторую молодость. Данный феномен, как мне говорили, чаще всего можно наблюдать в Соединённых Штатах Америки среди самых богатых людей Питтсбурга. Печально известные факты повествуют о том, что рано или поздно, если их не остановить, они обязательно женятся на хористках. Почему так происходит, я не могу объяснить, но…
Я понял, что это надолго, и решительно перевёл разговор на нужные мне рельсы.
— Судя по высказываниям дяди Джорджа, Дживз, в особенности когда он говорил о тёте Агате, я сделал вывод, что невеста не из noblesse.
— Нет, сэр. Она работает официанткой в ресторане клуба его светлости.
— Боже великий! Пролетарка!
— Мещанка, сэр.
— Ну, с натяжкой можно и так её назвать. Тем не менее ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да, сэр.
— Чудно, Дживз, — задумчиво произнёс я. — По правде говоря, я никак не могу понять, почему сейчас так модно жениться на официантках. Если помнишь, Бинго всё время пытался это сделать, пока не остепенился.
— Да, сэр.
— Странно.
— Да, сэр.
— Ну, с модой не поспоришь. Нам следует рассмотреть другой вопрос: как отнесётся к женитьбе дяди Джорджа тётя Агата? Ты ведь, знаешь её, Дживз. Она совсем на меня не похожа. Я человек широких взглядов. Если дядя Джордж хочет жениться на официантках, пускай себе женится. Я считаю, что чин — не более, чем марка за два пенса…
— Марка за гинею, сэр.
— Пусть будет за гинею. Хоть я и не верю, что марка может стоить так дорого. Лично я не видел ни одной дороже пяти шиллингов. Итак, возвращаясь к сказанному, я считаю, что чин — не более, чем марка за гинею, а девушка — небесное создание.
— «Созданье», сэр. Поэт Бернс писал на северо-британском диалекте.
— Ну, созданье, если тебе так больше нравится.
— Я не оказываю предпочтение тому или иному варианту, сэр. Но поэт Бернс…
— Поэт Бернс здесь ни при чём.
— Нет, сэр.
— Забудь о поэте Бернсе.
— Слушаюсь, сэр.
— Выкинь поэта Бернса из своей головы.
— Уже выкинул, сэр.
— Нам следует обсуждать не поэта Бернса, а мою тётю Агату. Она взбрыкнёт, Дживз.
— Вероятнее всего, сэр.
— И, что ещё хуже, она обязательно впутает меня в эту историю. У нас остается единственный выход, Дживз. Упакуй мою зубную щётку, и давай умотаем отсюда, пока не поздно.
— Слушаюсь, сэр.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Ха! — сказал я. — Кто-то пришёл.
— Да, сэр.
— Наверное, дядя Джордж решил вернуться. Я открою, Дживз, а ты иди укладывать чемоданы.
— Слушаюсь, сэр.
Я прошёл по коридору, беззаботно насвистывая, и, открыв дверь, увидел перед собой тётю Агату собственной персоной.
— Ох! — невольно вырвалось у меня. — Здравствуй.
Если б я сказал ей, что уехал из Лондона и вернусь через несколько недель, она всё равно мне не поверила бы, поэтому я не стал врать.
— Мне необходимо поговорить с тобой, Берти, — заявило Проклятье нашей семьи. — Я крайне обеспокоена.
Она проплыла в гостиную и спланировала в кресло. Я шёл за ней следом, с тоской думая о чемоданах, которые Дживз укладывал в спальне. Само собой, ни о каком отъезде теперь не приходилось и мечтать. Я знал, с чем ко мне пожаловала тётя Агата.
— Только что от меня ушёл дядя Джордж, — сообщил я, чтобы помочь ей начать разговор.
— Я его видела рано утром. — Тётя Агата передернула плечами, выражая своё возмущение. — Он поднял меня с постели, чтобы сообщить о своем намерении жениться на какой-то непристойной девице из Южного Норвуда.
— Я имею информацию от cognoscenti, что она из Восточного Дульвича.
— Пусть из Восточного Дульвича. Какая разница? А кто тебе сказал?
— Дживз.
— Откуда, скажи на милость, об этом знает Дживз?
— В нашем мире мало такого, чего не знает Дживз, — проникновенно произнёс я. — Он знаком с невестой.
— Кто она?
— Официантка в ресторане «Старые ребята».
Я не сомневался, что моё сообщение произведёт эффект, и, как выяснилось, оказался прав. Моя родственница взревела, как корнуэльский экспресс, входящий в тоннель.
— Как я понял, тётя Агата, — сказал я, когда в ушах у меня перестало звенеть, — ты не хочешь, чтобы этот брак состоялся.
— Естественно, он не должен состояться.
— Тогда я знаю, что делать. Необходимо позвать Дживза и спросить его совета.
Тётя Агата вздрогнула, поджала губы и приняла позу grande dame старого regime.
— Ты собираешься обсуждать интимные семейные дела с твоим слугой? Надеюсь, ты шутишь.
— Ничуть. Дживз найдёт выход из положения.
— Я всегда знала, что ты идиот, Берти, — сообщила мне моя плоть и кровь, и температура в комнате сразу упала до трёх градусов по Фаренгейту, — но я предполагала, что у тебя сохранилась капля гордости, капля собственного достоинства, капля чести. Я думала, ты осознаёшь своё положение в обществе.
— Ну, ты ведь помнишь, что сказал по этому поводу поэт Бернс.
Она бросила на меня свой знаменитый взгляд, и я прикусил язык.
— Совершенно очевидно, — заявила тётя Агата, — нам следует предложить этой девице деньги.
— Деньги?
— Безусловно. За твоего дядю не в первый раз приходится давать откупного.
Некоторое время мы сидели молча, предаваясь грустным размышлениям. В нашей семье всегда предаются грустным размышлениям, когда речь заходит о первой любви дяди Джорджа. Я тогда был слишком молод, чтобы принимать участие в семейном совете, но с тех пор я слышал эту романтическую историю много раз, в частности, от самого дяди Джорджа. Он очень любит рассказывать её в мельчайших подробностях, иногда дважды за вечер, когда выпьет лишнюю рюмку. Девушка была буфетчицей в «Крэйтерионе», а он тогда ещё не имел титула. Её звали Мод, и он был от неё без памяти, но семья и слышать не хотела о браке. Родитель запустил руку в чулок, и всё было кончено. Короче, душещипательная история, если вы понимаете, что я имею в виду.
План тёти Агаты мне не понравился.
— Делай, конечно, как знаешь, — сказал я, — но ты сильно рискуешь. Во всех романах и пьесах люди, которые предлагают в подобных ситуациях деньги, остаются в дураках. Она выпрямляется во весь рост и смотрит на них чистым, ясным взором. Симпатии зрителей всегда на стороне девушки. Был бы я на твоём месте, я бы не торопился. Природа возьмёт своё.
— Я тебя не понимаю.
— Сама подумай, как выглядит дядя Джордж? Он не Грета Гарбо, смею тебя уверить. Ну и пусть девушка смотрит на него, сколько ей вздумается. Я изучал человеческую натуру, тётя Агата, и, можешь не сомневаться, знаю, о чём говорю. Нет такой женщины в мире, которая, глядя каждый день на дядю Джорджа в облегающем фраке, не дала бы ему от ворот поворот. Кроме того, невеста каждый день видит его во время еды, а когда дядя Джордж с головой зарывается в тарелку…