— Слушаюсь, сэр.
— А ещё лучше «Делия Траверс». Текст такой: «Пожалуйста, возвращайтесь как можно скорее».
— «Немедленно» — куда экономнее, сэр. Всего одно слово. К тому же оно подчёркивает серьёзность ситуации.
— Верно. Давай, пиши: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела в жутком состоянии».
— Я бы предложил «серьёзно больна», сэр.
— Ну, хорошо. «Серьёзно больна». «Анжела серьёзно больна. Всё время вас вспоминает и утверждает, что вы были правы насчет шляпки».
— Если позволите, сэр…
— Говори, Дживз.
— Мне кажется, следует написать так: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела серьёзно больна. Высокая температура. В бреду всё время жалобно повторяет ваше имя и говорит, вы были совершенно правы насчёт какой-то шляпки. Бросайте все дела и приезжайте первым поездом. Делия Траверс».
— Звучит неплохо.
— Да, сэр.
— Ты настаиваешь на «жалобно»? Может лучше «беспрестанно»?
— Нет сэр. Жалобно — non juste.
— Ладно. Тебе виднее. Сделай так, чтобы он получил телеграмму в половине третьего.
— Слушаюсь, сэр.
— В два тридцать, Дживз. Понимаешь в чём тут хитрость?
— Нет, сэр.
— Сейчас объясню. Если телеграмма придёт раньше, Тяпа прочтёт её до начала игры. В два тридцать, однако, он выйдет на поле, и я вручу ему наше послание при первой возможности. Думаю, к тому времени он поймёт, в какой футбол играют Верхний Бличинг и Хокли-на-Местоне, и будет готов воспользоваться любым предлогом, чтобы улизнуть с поля. Теперь ты понял?
— Да, сэр.
— Так держать, Дживз!
— Слушаюсь, сэр.
На Дживза всегда можно положиться. Я сказал «в два тридцать», и телеграмма пришла в два тридцать, минута в минуту. Я сунул её в карман и пошёл переодеться во что-нибудь тёплое, а затем сел в машину и отправился на стадион. Когда я приехал, команды уже выстроились на поле, и буквально через полминуты раздался свисток.
По правде говоря (ни в школе, ни в колледже мы в эту игру не играли, знаете ли), я плохо разбираюсь в тонкостях американского футбола, или регби, если вы понимаете, что я имею в виду. Само собой, общие правила мне известны. Я хочу сказать, я знаю, что главная задача игроков — любым способом донести мяч до конца поля и бросить его за линией ворот противника, и что для выполнения данной задачи им разрешается наносить друг другу оскорбления действием и совершать прочие поступки, за которые в нормальной жизни, помимо суровой отповеди судьи, можно получить четырнадцать дней тюрьмы без права замены штрафом. Научная же, если так говорят, сторона регби для Бертрама Вустера — тайна за семью печатями. Впрочем, специалисты позже объяснили мне, что в той игре ни о какой науке не могло быть и речи.
Последние несколько дней шли проливные дожди, и, хотите верьте, хотите нет, я видел в своей жизни несколько болот, куда более сухих, чем это поле. Рыжеволосый парень, которого я приметил в «Зелёной свинье», подкинул мяч и заехал по нему ногой под одобрительные возгласы толпы, а мяч полетел прямо в Тяпу, сверкавшего голубой футболкой с оранжевыми полосами. Тяпа ловко его поймал и тоже заехал по нему ногой, после чего я понял, что матч Верхний Бличинг — Хокли-на-Местоне резко отличается от соревнований, проводимых по этому виду спорта.
Тяпа, сделав своё дело, с гордым видом продолжал стоять на месте, когда раздался топот огромных ног и рыжеволосый парень, схватив Тяпу за шею, швырнул его на землю и упал на него сверху. Я мельком увидел лицо бедолаги, на котором отразились неподдельный ужас, растерянность и недовольство положением вещей, а затем он пропал из виду. К тому времени как страдалец выбрался из грязевой ванны, толпа дралась на другом конце поля. Два отряда деревенских игроков, нагнув головы, пихались изо всех сил, а мяч находился где-то между ними.
Тяпа протёр глаза, отряхнулся, как собака, расшвыривая комья гемпширской земли, огляделся по сторонам и ринулся в гущу событий, где двое тяжеловесов схватили его под мышки и вновь бросили лицом в грязь под ноги третьему тяжеловесу, который не упустил своего шанса и пнул его под рёбра бутсой размером с футляр для скрипки. Затем рыжеволосый навалился на него всей своей тяжестью. Вообще, с того места, где я стоял, игра выглядела довольно живописной.
Понаблюдав за матчем несколько минут, я понял, в чём заключалась Тяпина ошибка. Он был одет слишком броско. В случаях, подобных этому, безопаснее выглядеть незаметным, а голубая с оранжевыми полосами рубашка поневоле привлекала к себе внимание. Скромный бежевый цвет, сливающийся с землёй, подошёл бы для этой игры лучше некуда. И помимо того, что Тяпина форма бросалась в глаза, я думаю, футболисты Хокли-на-Местоне возмущались тем, что он вообще появился на поле. Они наверняка считали, что ему не следовало совать свой нос куда не следует и вмешиваться в местные выяснения отношений.
Как бы то ни было, у меня сложилось впечатление, что Тяпе уделяли внимания больше, чем всем остальным игрокам вместе взятым. Каждый раз после того, как два отряда пихались, склонив головы (о чём я говорил выше), а потом падали друг на друга, последним всегда поднимался Тяпа. А в те редкие минуты, когда ему удавалось выпрямиться, кто-нибудь, — как правило, это был рыжеволосый, — обязательно накидывался на него и вновь сбивал его с ног.
По правде говоря, мне уже начало казаться, что жизнь Тяпы оборвётся прежде, чем он успеет прочесть телеграмму, когда в игре наступил короткий перерыв. Команды пихались рядом с тем местом, где я стоял, и, после того как игроки в очередной раз устроили кучу малу (Тяпа, как всегда, встал последним), один из громил в футболке, которая когда-то была белой, остался лежать на поле. Радостный вопль вырвался из горл сотен патриотов при известии, что Верхний Бличинг пустил первую кровь.
Жертву унесли на носилках его друзья, а остальные игроки уселись на землю, чтобы поправить гетры и, видимо, поразмышлять о жизни. Я решил, что настал момент удалить Тяпу с поля боя, и, перешагнув через канаты, подошёл к бедолаге, который тоже сидел на земле и пытался протереть глаза. Он был похож на человека, перенёсшего мучительные пытки. Залежи грязи покрывали его с ног до головы, и с первого взгляда становилось ясно, что в обычной ванне он никогда не отмоется. Чтобы Тяпа смог занять прежнее место в обществе, его необходимо было отправить в чистку. Впрочем, вопрос был спорным: многие посчитали бы, что проще выбросить его на помойку.
— Тяпа, старина, — сказал я.
— А?
— Тебе телеграмма.
— А?
— Я принёс тебе телеграмму, которую доставили, когда ты ушёл из дома.
— А?
Я ткнул в него кончиком трости и добился немедленных результатов.
— Поосторожней, олух царя небесного, — произнёс Тяпа слабым голосом, приходя в себя. — На мне нет живого места. Что ты там бормотал?
— Тебе пришла телеграмма. По-моему, очень важная.
Он фыркнул, как мне показалось, с горечью.
— Неужели ты думаешь, у меня есть время читать телеграммы?
— А вдруг это что-нибудь срочное? Обязательно прочти.
И я сунул руку в один карман, потом в другой, но телеграммы там и в помине не было. Не знаю, как я умудрился допустить такую промашку, но, видимо, переодеваясь, я оставил наше с Дживзом послание в другом пальто.
— О, господи, — сказал я. — Забыл твою телеграмму дома.
— Это не имеет значения.
— Нет, имеет. Я думаю, тебе следует узнать, о чём там написано, как можно скорее. Одним словом, немедленно. Будь я на твоём месте, я тут же распрощался бы с этими убийцами и поспешил бы вернуться домой.
Тяпа поднял брови. Вернее, мне показалось, что он поднял брови, потому что корка грязи на его лбу шевельнулась, как будто под ней что-то произошло.
— Неужели ты воображаешь, — сказал он, — что я способен улизнуть с поля у Неё на глазах? Боже великий! Кроме того, — продолжал бедолага тихим, задумчивым голосом, — нет на земле такой силы, которая заставила бы меня выйти из игры, пока я не посчитаюсь с этим рыжеволосым вышибалой. Ты заметил, как он всё время атакует меня, когда я не владею мячом?
— Разве так нельзя?
— Естественно, нет. Ну, да ладно! Этот тип скоро узнает, почём фунт лиха. С меня хватит. Больше я не собираюсь с ним миндальничать.
— Знаешь, я немного путаюсь в правилах этой игры. Скажи, ты можешь его укусить?
— Это мысль, — заявил Тяпа, явно приободрившись. — Я попробую, а там видно будет.
В этот момент вернулись носильщики, и битва вновь закипела по всему полю.
Для испачканного с ног до головы грязью атлета нет ничего лучше короткого отдыха и, если вы понимаете, о чём я говорю, короткого раздумья. Итак, после небольшого перерыва хулиганство на поле возобновилось, а душой команды Верхнего Бличинга стал Тяпа.
Знаете, встречаясь с парнем за ленчем, или на скачках, или в загородных домах, и так далее, трудно, если так можно выразиться, представить себе, что находится у него внутри. До настоящей минуты, если б меня спросили, представляет ли Типа Глоссоп опасность для окружающих, я ответил бы, что он довольно безобидное существо и совсем не кусается. Но сейчас Тяпа носился по всему полю как ветер, напоминая то ли огнедышащего дракона, то ли тигра в джунглях.
Я не преувеличиваю. Воодушевлённый тем, что судья либо придерживался точки зрения «Живи сам и не мешай жить другим», либо забыл прочистить свисток от набившейся туда грязи, и в результате почти полностью отрешился от игры, Тяпа развил бурную деятельность. Даже мне, ничего не понимавшему в тонкостях регби, стало ясно, что, если футболисты Хокли-на-Местоне хотят выиграть, им необходимо устранить Тяпу во что бы то ни стало. И, должен признаться, они сделали для этого всё возможное, а в особенности старался рыжеволосый. Но Тяпа был неудержим. Каждый раз, когда ловкий соперник швырял его на землю и усаживался ему на голову, он поднимался, как Феникс из пепла, и, если вы следите за ходом моей мысли, кидался в бой с удвоенной силой. А спустя некоторое время падать лицом в грязь начал рыжеволосый.
Я не могу точно сказать, как это произошло, потому что начали сгущаться сумерки и появился туман. Я видел только, как рыжеволосый беззаботно бежит по полю, а в следующую секунду откуда-то сверху на него падает невесть откуда взявшийся Тяпа и вцепляется ему в шею.
Они упали с грохотом, от которого задрожала земля, а немного позже рыжеволосого, прыгающего на одной ноге, увели под руки его друзья.
Исход матча был предрешён. Футболисты Верхнего Бличинга, воодушевлённые дальше некуда, взялись за дело, засучив рукава. Они теснили противника по всему полю, а затем приливной волной хлынули за линию ворот. Когда груда человеческих тел рассыпалась, а крики и рёв толпы умолкли, я увидел Тяпу, лежавшего на мяче. На этом, — если не считать, что за последние пять минут ещё несколько игроков получили увечья, — игра закончилась.
Я вернулся в Бличинг-корт, как вы сами понимаете, в скверном расположении духа. Над тем, что случилось, раз уж так случилось, следовало серьёзно поразмышлять. Проходя через холл, я попросил одного из слуг принести в мою комнату виски с содовой, желательно покрепче. Я чувствовал, что мои добрые, старые мозги нуждаются во встряске. Не прошло и десяти минут, как раздался стук в дверь и через порог переступил не кто иной, как Дживз с подносом в руках.
— Привет, Дживз, — удивлённо сказал я. — Ты вернулся?
— Да, сэр.
— Давно?
— Не очень, сэр. Интересная была игра?
— В определённом смысле, Дживз. — Я вздохнул. — Весьма зрелищная, и всё такое, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но, боюсь, из-за допущенной мной небрежности случилась беда. Переодеваясь, я оставил телеграмму в старом пальто, и поэтому Типа участвовал в битве до последней минуты.
— Он получил травму, сэр?
— Хуже того, Дживз. Тяпа был звездой матча. Не сомневаюсь, что в каждом деревенском кабачке сейчас произносят тосты в его честь. Он играл так блестяще, расправлялся со своими соперниками с такой лёгкостью, что девица просто не сможет перед ним устоять. Не сомневаюсь, что при встрече она бросится ему на шею с криком «Ты герой!», а он обнимет её своими корявыми руками.
— Вот как, сэр?
Мне не понравилось поведение бездушного малого. Он был слишком спокоен. Можно сказать, безразличен. Выслушав моё сообщение, он по меньшей мере должен был бы мне посочувствовать, и я собрался сурово с ним поговорить, когда дверь открылась, и в комнату, хромая на обе ноги, вошёл Тяпа. Поверх формы на нём был ульстер, и, честно признаться, я удивился, что он решил нанести мне визит вместо того, чтобы прямиком отправиться в ванну. Оглядевшись по сторонам, Тяпа с жадностью уставился на поднос.
— Виски? — хрипло спросил он.
— С содовой.
— Принеси мне бокал, Дживз, — сказал Тяпа. — Полный.
— Слушаюсь, сэр.
Пошатавшись из угла в угол, Тяпа подошёл к окну и уставился в сгустившиеся сумерки, а я вдруг обратил внимание, что с ним творится что-то неладное. Когда на парня нападает хандра, это всегда видно по его спине. Он горбится, знаете ли. Одним словом, сутулится. Сгибается под тяжестью душевных мук, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Что у тебя стряслось? — спросил я.
Тяпа рассмеялся замогильным смехом.
— О, ничего особенного. Моя вера в женщин умерла, только и всего.
— Умерла?
— Окончательно и бесповоротно. Все женщины — ничтожества, Берти. В будущем они вымрут как класс. Я их презираю. Они прыщи на теле человечества.
— Э-э-э, и твоя Догбишь тоже?
— Её зовут Долглиш, если тебя это интересует, — сухо произнёс Тяпа. — И, чтобы до конца удовлетворить твоё любопытство, скажу, что она хуже их всех.
— Старина!
Тяпа отвернулся от окна. Лицо у него было осунувшимся. Образно говоря, измождённым.
— Знаешь, что, Берти?
— Что?
— Она не пришла.
— Куда?
— На стадион, дубина стоеросовая.
— Не пришла на стадион?
— Нет.
— Ты имеешь в виду, её не было среди зрителей?
— Естественно, я имею в виду, её не было среди зрителей. Или ты думаешь, я ожидал, что она окажется среди игроков?
— Но я считал, ты согласился играть для того…
— Я тоже так считал. О, боже! — Он вновь рассмеялся замогильным смехом. — Я из кожи лез вон, чтобы ей угодить. Ради неё я позволил толпе маньяков крушить мне рёбра и ходить по моему лицу. А затем, когда я перенёс мучения, худшие чем смерть, чтобы, так сказать, доставить ей удовольствие, я неожиданно узнал, что она не удосужилась прийти на матч. Кто-то, видите ли, позвонил ей из Лондона, сообщил, что нашёл для неё ирландского ватер-спаниеля, и она тут же умотала на своей машине, оставив меня в дураках. А сейчас, представь себе, её беспокоит только то, что она съездила впустую. Вместо ирландского ватер-спаниеля ей попытались всучить самого обычного английского ватер-спаниеля. Страшно подумать, я воображал, что люблю эту девушку. «Когда чело омрачено страданьями и болью, ты, ангел мой, спасёшь меня своей большой любовью…» Это надо же! Да если парень женится на такой девушке, а потом серьёзно заболеет, разве она станет сидеть у его изголовья или поить его прохладительными напитками? Ни в жизнь! Она наверняка умчится покупать каких-нибудь сибирских пекинок! Нет, Берти, с женщинами покончено.
Я понял, что настал момент выставить наш товар на продажу.
— Моя кузина, Анжела, не так уж и плоха, Тяпа, — произнёс я назидательным тоном мудрого, старшего брата. — Классная девушка, Анжела, если к ней приглядеться повнимательней. По правде говоря, я всегда надеялся, что она и ты… И, насколько мне известно, тётя Делия тоже ничего не имеет против. От презрительного смеха Тяпы корка грязи на его лице покрылась мелкими трещинами.
— Анжела! — с придыханием воскликнул он. — Не смей говорить мне об Анжеле! Если хочешь знать, она задавала, зануда, капризуля и жеманница, каких на всем свете не сыщешь! Твоя Анжела меня вытурила. Да, именно вытурила. Я ей не подошёл только потому, что у меня хватило мужества честно высказаться по поводу крышки от кастрюли, которую ей взбрело в голову нацепить вместо шляпки. В этом безобразии она стала похожа на болонку, и я сказал ей, что она похожа на болонку. Но вместо того, чтобы восхититься моими честностью и мужеством, она выставила меня за дверь. Фу!
— Выставила?
— Представь себе. В четыре часа шестнадцать минут пополудни, семнадцатого числа, во вторник.
— Кстати, старина, — сказал я. — Я нашёл твою телеграмму.
— Какую телеграмму?
— Помнишь, я тебе говорил?
— А, ты о той телеграмме.
— Да, о той самой.
— Ладно, давай её сюда, будь она проклята.
Я протянул ему листок бумаги и принялся исподтишка за ним наблюдать. Внезапно на лице Тяпы отразилось смятение. Совершенно очевидно, он был потрясён до глубины души.
— Что-нибудь важное? — спросил я.
— Берти, — дрожащим от волнения голосом произнёс Тяпа. — Забудь, что я сейчас говорил о твоей кузине, Анжеле. Выкинь мои слова из головы. Считай, ты ничего не слышал. Твоя кузина — девушка, что надо. Ангел в человеческом облике, это я официально тебе заявляю. Берти, мне необходимо как можно скорее вернуться в Лондон. Анжела больна.
— Больна?
— Высокая температура и бред. Телеграмма от твоей тёти. Она хочет, чтобы я бросил все дела и немедленно приехал. Можно, я возьму твою машину?
— Конечно.
— Спасибо, — выпалил Тяпа и был таков.
Буквально через секунду после его ухода в комнату вошёл Дживз с полным бокалом восстанавливающей силы жидкости.
— Мистер Глоссоп уехал, Дживз.
— Вот как, сэр?
— В Лондон.
— Да, сэр?
— На моей машине. Чтобы проведать мою кузину, Анжелу. Солнце снова сияет, Дживз.
— Я рад, что всё закончилось благополучно, сэр.
Я искоса на него посмотрел.
— Скажи, Дживз, это ты позвонил Дог-пес-её-знает-как-дальше и сообщил о продаже ирландского ватер-спаниеля?
— Да, сэр.
— Так я и думал.
— Вот как, сэр?
— Да, Дживз. Как только мистер Глоссоп сказал мне, что Загадочный Голос позвонил собаководке относительно ирландского ватер-спаниеля, я сразу понял, что это твоих рук дело. Я узнал твой почерк, Дживз. Я знаю тебя, как облупленного. Ведь ты догадался, что она тут же умчится в Лондон.
— Да, сэр.
— И ты не сомневался, что Тяпа в ней разочаруется. Ни один рыцарь, сражающийся на турнире ради дамы своего сердца, не простит ей, если она не явится на поединок.
— Да, сэр.
— И всё-таки, Дживз.
— Сэр?
— Остается одно «но». Что скажет мистер Глоссоп, когда увидит мою кузину Анжелу, которая пышет здоровьем?
— Я подумал об этом «но», сэр, И взял на себя смелость позвонить миссис Траверс по телефону. Я объяснил ей, как обстоят дела. К приезду мистера Глоссопа всё будет готово.
— Дживз, — сказал я, — ты ничего не забыл. Ты обо всём позаботился.
— Благодарю вас, сэр. В отсутствие мистера Глоссопа вы не откажетесь выпить бокал виски с содовой, который я принёс?
Я покачал головой.
— Нет, Дживз. Только один человек достоин осушить этот бокал. Я имею в виду тебя, Дживз. Ты его заслужил, как никто другой. Пей до дна, Дживз.
— Большое спасибо, сэр.
— Твоё здоровье, Дживз.
— Ваше здоровье, сэр, простите меня за вольность.
— А ещё лучше «Делия Траверс». Текст такой: «Пожалуйста, возвращайтесь как можно скорее».
— «Немедленно» — куда экономнее, сэр. Всего одно слово. К тому же оно подчёркивает серьёзность ситуации.
— Верно. Давай, пиши: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела в жутком состоянии».
— Я бы предложил «серьёзно больна», сэр.
— Ну, хорошо. «Серьёзно больна». «Анжела серьёзно больна. Всё время вас вспоминает и утверждает, что вы были правы насчет шляпки».
— Если позволите, сэр…
— Говори, Дживз.
— Мне кажется, следует написать так: «Пожалуйста, возвращайтесь немедленно. Анжела серьёзно больна. Высокая температура. В бреду всё время жалобно повторяет ваше имя и говорит, вы были совершенно правы насчёт какой-то шляпки. Бросайте все дела и приезжайте первым поездом. Делия Траверс».
— Звучит неплохо.
— Да, сэр.
— Ты настаиваешь на «жалобно»? Может лучше «беспрестанно»?
— Нет сэр. Жалобно — non juste.
— Ладно. Тебе виднее. Сделай так, чтобы он получил телеграмму в половине третьего.
— Слушаюсь, сэр.
— В два тридцать, Дживз. Понимаешь в чём тут хитрость?
— Нет, сэр.
— Сейчас объясню. Если телеграмма придёт раньше, Тяпа прочтёт её до начала игры. В два тридцать, однако, он выйдет на поле, и я вручу ему наше послание при первой возможности. Думаю, к тому времени он поймёт, в какой футбол играют Верхний Бличинг и Хокли-на-Местоне, и будет готов воспользоваться любым предлогом, чтобы улизнуть с поля. Теперь ты понял?
— Да, сэр.
— Так держать, Дживз!
— Слушаюсь, сэр.
* * *
На Дживза всегда можно положиться. Я сказал «в два тридцать», и телеграмма пришла в два тридцать, минута в минуту. Я сунул её в карман и пошёл переодеться во что-нибудь тёплое, а затем сел в машину и отправился на стадион. Когда я приехал, команды уже выстроились на поле, и буквально через полминуты раздался свисток.
По правде говоря (ни в школе, ни в колледже мы в эту игру не играли, знаете ли), я плохо разбираюсь в тонкостях американского футбола, или регби, если вы понимаете, что я имею в виду. Само собой, общие правила мне известны. Я хочу сказать, я знаю, что главная задача игроков — любым способом донести мяч до конца поля и бросить его за линией ворот противника, и что для выполнения данной задачи им разрешается наносить друг другу оскорбления действием и совершать прочие поступки, за которые в нормальной жизни, помимо суровой отповеди судьи, можно получить четырнадцать дней тюрьмы без права замены штрафом. Научная же, если так говорят, сторона регби для Бертрама Вустера — тайна за семью печатями. Впрочем, специалисты позже объяснили мне, что в той игре ни о какой науке не могло быть и речи.
Последние несколько дней шли проливные дожди, и, хотите верьте, хотите нет, я видел в своей жизни несколько болот, куда более сухих, чем это поле. Рыжеволосый парень, которого я приметил в «Зелёной свинье», подкинул мяч и заехал по нему ногой под одобрительные возгласы толпы, а мяч полетел прямо в Тяпу, сверкавшего голубой футболкой с оранжевыми полосами. Тяпа ловко его поймал и тоже заехал по нему ногой, после чего я понял, что матч Верхний Бличинг — Хокли-на-Местоне резко отличается от соревнований, проводимых по этому виду спорта.
Тяпа, сделав своё дело, с гордым видом продолжал стоять на месте, когда раздался топот огромных ног и рыжеволосый парень, схватив Тяпу за шею, швырнул его на землю и упал на него сверху. Я мельком увидел лицо бедолаги, на котором отразились неподдельный ужас, растерянность и недовольство положением вещей, а затем он пропал из виду. К тому времени как страдалец выбрался из грязевой ванны, толпа дралась на другом конце поля. Два отряда деревенских игроков, нагнув головы, пихались изо всех сил, а мяч находился где-то между ними.
Тяпа протёр глаза, отряхнулся, как собака, расшвыривая комья гемпширской земли, огляделся по сторонам и ринулся в гущу событий, где двое тяжеловесов схватили его под мышки и вновь бросили лицом в грязь под ноги третьему тяжеловесу, который не упустил своего шанса и пнул его под рёбра бутсой размером с футляр для скрипки. Затем рыжеволосый навалился на него всей своей тяжестью. Вообще, с того места, где я стоял, игра выглядела довольно живописной.
Понаблюдав за матчем несколько минут, я понял, в чём заключалась Тяпина ошибка. Он был одет слишком броско. В случаях, подобных этому, безопаснее выглядеть незаметным, а голубая с оранжевыми полосами рубашка поневоле привлекала к себе внимание. Скромный бежевый цвет, сливающийся с землёй, подошёл бы для этой игры лучше некуда. И помимо того, что Тяпина форма бросалась в глаза, я думаю, футболисты Хокли-на-Местоне возмущались тем, что он вообще появился на поле. Они наверняка считали, что ему не следовало совать свой нос куда не следует и вмешиваться в местные выяснения отношений.
Как бы то ни было, у меня сложилось впечатление, что Тяпе уделяли внимания больше, чем всем остальным игрокам вместе взятым. Каждый раз после того, как два отряда пихались, склонив головы (о чём я говорил выше), а потом падали друг на друга, последним всегда поднимался Тяпа. А в те редкие минуты, когда ему удавалось выпрямиться, кто-нибудь, — как правило, это был рыжеволосый, — обязательно накидывался на него и вновь сбивал его с ног.
По правде говоря, мне уже начало казаться, что жизнь Тяпы оборвётся прежде, чем он успеет прочесть телеграмму, когда в игре наступил короткий перерыв. Команды пихались рядом с тем местом, где я стоял, и, после того как игроки в очередной раз устроили кучу малу (Тяпа, как всегда, встал последним), один из громил в футболке, которая когда-то была белой, остался лежать на поле. Радостный вопль вырвался из горл сотен патриотов при известии, что Верхний Бличинг пустил первую кровь.
Жертву унесли на носилках его друзья, а остальные игроки уселись на землю, чтобы поправить гетры и, видимо, поразмышлять о жизни. Я решил, что настал момент удалить Тяпу с поля боя, и, перешагнув через канаты, подошёл к бедолаге, который тоже сидел на земле и пытался протереть глаза. Он был похож на человека, перенёсшего мучительные пытки. Залежи грязи покрывали его с ног до головы, и с первого взгляда становилось ясно, что в обычной ванне он никогда не отмоется. Чтобы Тяпа смог занять прежнее место в обществе, его необходимо было отправить в чистку. Впрочем, вопрос был спорным: многие посчитали бы, что проще выбросить его на помойку.
— Тяпа, старина, — сказал я.
— А?
— Тебе телеграмма.
— А?
— Я принёс тебе телеграмму, которую доставили, когда ты ушёл из дома.
— А?
Я ткнул в него кончиком трости и добился немедленных результатов.
— Поосторожней, олух царя небесного, — произнёс Тяпа слабым голосом, приходя в себя. — На мне нет живого места. Что ты там бормотал?
— Тебе пришла телеграмма. По-моему, очень важная.
Он фыркнул, как мне показалось, с горечью.
— Неужели ты думаешь, у меня есть время читать телеграммы?
— А вдруг это что-нибудь срочное? Обязательно прочти.
И я сунул руку в один карман, потом в другой, но телеграммы там и в помине не было. Не знаю, как я умудрился допустить такую промашку, но, видимо, переодеваясь, я оставил наше с Дживзом послание в другом пальто.
— О, господи, — сказал я. — Забыл твою телеграмму дома.
— Это не имеет значения.
— Нет, имеет. Я думаю, тебе следует узнать, о чём там написано, как можно скорее. Одним словом, немедленно. Будь я на твоём месте, я тут же распрощался бы с этими убийцами и поспешил бы вернуться домой.
Тяпа поднял брови. Вернее, мне показалось, что он поднял брови, потому что корка грязи на его лбу шевельнулась, как будто под ней что-то произошло.
— Неужели ты воображаешь, — сказал он, — что я способен улизнуть с поля у Неё на глазах? Боже великий! Кроме того, — продолжал бедолага тихим, задумчивым голосом, — нет на земле такой силы, которая заставила бы меня выйти из игры, пока я не посчитаюсь с этим рыжеволосым вышибалой. Ты заметил, как он всё время атакует меня, когда я не владею мячом?
— Разве так нельзя?
— Естественно, нет. Ну, да ладно! Этот тип скоро узнает, почём фунт лиха. С меня хватит. Больше я не собираюсь с ним миндальничать.
— Знаешь, я немного путаюсь в правилах этой игры. Скажи, ты можешь его укусить?
— Это мысль, — заявил Тяпа, явно приободрившись. — Я попробую, а там видно будет.
В этот момент вернулись носильщики, и битва вновь закипела по всему полю.
* * *
Для испачканного с ног до головы грязью атлета нет ничего лучше короткого отдыха и, если вы понимаете, о чём я говорю, короткого раздумья. Итак, после небольшого перерыва хулиганство на поле возобновилось, а душой команды Верхнего Бличинга стал Тяпа.
Знаете, встречаясь с парнем за ленчем, или на скачках, или в загородных домах, и так далее, трудно, если так можно выразиться, представить себе, что находится у него внутри. До настоящей минуты, если б меня спросили, представляет ли Типа Глоссоп опасность для окружающих, я ответил бы, что он довольно безобидное существо и совсем не кусается. Но сейчас Тяпа носился по всему полю как ветер, напоминая то ли огнедышащего дракона, то ли тигра в джунглях.
Я не преувеличиваю. Воодушевлённый тем, что судья либо придерживался точки зрения «Живи сам и не мешай жить другим», либо забыл прочистить свисток от набившейся туда грязи, и в результате почти полностью отрешился от игры, Тяпа развил бурную деятельность. Даже мне, ничего не понимавшему в тонкостях регби, стало ясно, что, если футболисты Хокли-на-Местоне хотят выиграть, им необходимо устранить Тяпу во что бы то ни стало. И, должен признаться, они сделали для этого всё возможное, а в особенности старался рыжеволосый. Но Тяпа был неудержим. Каждый раз, когда ловкий соперник швырял его на землю и усаживался ему на голову, он поднимался, как Феникс из пепла, и, если вы следите за ходом моей мысли, кидался в бой с удвоенной силой. А спустя некоторое время падать лицом в грязь начал рыжеволосый.
Я не могу точно сказать, как это произошло, потому что начали сгущаться сумерки и появился туман. Я видел только, как рыжеволосый беззаботно бежит по полю, а в следующую секунду откуда-то сверху на него падает невесть откуда взявшийся Тяпа и вцепляется ему в шею.
Они упали с грохотом, от которого задрожала земля, а немного позже рыжеволосого, прыгающего на одной ноге, увели под руки его друзья.
Исход матча был предрешён. Футболисты Верхнего Бличинга, воодушевлённые дальше некуда, взялись за дело, засучив рукава. Они теснили противника по всему полю, а затем приливной волной хлынули за линию ворот. Когда груда человеческих тел рассыпалась, а крики и рёв толпы умолкли, я увидел Тяпу, лежавшего на мяче. На этом, — если не считать, что за последние пять минут ещё несколько игроков получили увечья, — игра закончилась.
* * *
Я вернулся в Бличинг-корт, как вы сами понимаете, в скверном расположении духа. Над тем, что случилось, раз уж так случилось, следовало серьёзно поразмышлять. Проходя через холл, я попросил одного из слуг принести в мою комнату виски с содовой, желательно покрепче. Я чувствовал, что мои добрые, старые мозги нуждаются во встряске. Не прошло и десяти минут, как раздался стук в дверь и через порог переступил не кто иной, как Дживз с подносом в руках.
— Привет, Дживз, — удивлённо сказал я. — Ты вернулся?
— Да, сэр.
— Давно?
— Не очень, сэр. Интересная была игра?
— В определённом смысле, Дживз. — Я вздохнул. — Весьма зрелищная, и всё такое, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но, боюсь, из-за допущенной мной небрежности случилась беда. Переодеваясь, я оставил телеграмму в старом пальто, и поэтому Типа участвовал в битве до последней минуты.
— Он получил травму, сэр?
— Хуже того, Дживз. Тяпа был звездой матча. Не сомневаюсь, что в каждом деревенском кабачке сейчас произносят тосты в его честь. Он играл так блестяще, расправлялся со своими соперниками с такой лёгкостью, что девица просто не сможет перед ним устоять. Не сомневаюсь, что при встрече она бросится ему на шею с криком «Ты герой!», а он обнимет её своими корявыми руками.
— Вот как, сэр?
Мне не понравилось поведение бездушного малого. Он был слишком спокоен. Можно сказать, безразличен. Выслушав моё сообщение, он по меньшей мере должен был бы мне посочувствовать, и я собрался сурово с ним поговорить, когда дверь открылась, и в комнату, хромая на обе ноги, вошёл Тяпа. Поверх формы на нём был ульстер, и, честно признаться, я удивился, что он решил нанести мне визит вместо того, чтобы прямиком отправиться в ванну. Оглядевшись по сторонам, Тяпа с жадностью уставился на поднос.
— Виски? — хрипло спросил он.
— С содовой.
— Принеси мне бокал, Дживз, — сказал Тяпа. — Полный.
— Слушаюсь, сэр.
Пошатавшись из угла в угол, Тяпа подошёл к окну и уставился в сгустившиеся сумерки, а я вдруг обратил внимание, что с ним творится что-то неладное. Когда на парня нападает хандра, это всегда видно по его спине. Он горбится, знаете ли. Одним словом, сутулится. Сгибается под тяжестью душевных мук, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Что у тебя стряслось? — спросил я.
Тяпа рассмеялся замогильным смехом.
— О, ничего особенного. Моя вера в женщин умерла, только и всего.
— Умерла?
— Окончательно и бесповоротно. Все женщины — ничтожества, Берти. В будущем они вымрут как класс. Я их презираю. Они прыщи на теле человечества.
— Э-э-э, и твоя Догбишь тоже?
— Её зовут Долглиш, если тебя это интересует, — сухо произнёс Тяпа. — И, чтобы до конца удовлетворить твоё любопытство, скажу, что она хуже их всех.
— Старина!
Тяпа отвернулся от окна. Лицо у него было осунувшимся. Образно говоря, измождённым.
— Знаешь, что, Берти?
— Что?
— Она не пришла.
— Куда?
— На стадион, дубина стоеросовая.
— Не пришла на стадион?
— Нет.
— Ты имеешь в виду, её не было среди зрителей?
— Естественно, я имею в виду, её не было среди зрителей. Или ты думаешь, я ожидал, что она окажется среди игроков?
— Но я считал, ты согласился играть для того…
— Я тоже так считал. О, боже! — Он вновь рассмеялся замогильным смехом. — Я из кожи лез вон, чтобы ей угодить. Ради неё я позволил толпе маньяков крушить мне рёбра и ходить по моему лицу. А затем, когда я перенёс мучения, худшие чем смерть, чтобы, так сказать, доставить ей удовольствие, я неожиданно узнал, что она не удосужилась прийти на матч. Кто-то, видите ли, позвонил ей из Лондона, сообщил, что нашёл для неё ирландского ватер-спаниеля, и она тут же умотала на своей машине, оставив меня в дураках. А сейчас, представь себе, её беспокоит только то, что она съездила впустую. Вместо ирландского ватер-спаниеля ей попытались всучить самого обычного английского ватер-спаниеля. Страшно подумать, я воображал, что люблю эту девушку. «Когда чело омрачено страданьями и болью, ты, ангел мой, спасёшь меня своей большой любовью…» Это надо же! Да если парень женится на такой девушке, а потом серьёзно заболеет, разве она станет сидеть у его изголовья или поить его прохладительными напитками? Ни в жизнь! Она наверняка умчится покупать каких-нибудь сибирских пекинок! Нет, Берти, с женщинами покончено.
Я понял, что настал момент выставить наш товар на продажу.
— Моя кузина, Анжела, не так уж и плоха, Тяпа, — произнёс я назидательным тоном мудрого, старшего брата. — Классная девушка, Анжела, если к ней приглядеться повнимательней. По правде говоря, я всегда надеялся, что она и ты… И, насколько мне известно, тётя Делия тоже ничего не имеет против. От презрительного смеха Тяпы корка грязи на его лице покрылась мелкими трещинами.
— Анжела! — с придыханием воскликнул он. — Не смей говорить мне об Анжеле! Если хочешь знать, она задавала, зануда, капризуля и жеманница, каких на всем свете не сыщешь! Твоя Анжела меня вытурила. Да, именно вытурила. Я ей не подошёл только потому, что у меня хватило мужества честно высказаться по поводу крышки от кастрюли, которую ей взбрело в голову нацепить вместо шляпки. В этом безобразии она стала похожа на болонку, и я сказал ей, что она похожа на болонку. Но вместо того, чтобы восхититься моими честностью и мужеством, она выставила меня за дверь. Фу!
— Выставила?
— Представь себе. В четыре часа шестнадцать минут пополудни, семнадцатого числа, во вторник.
— Кстати, старина, — сказал я. — Я нашёл твою телеграмму.
— Какую телеграмму?
— Помнишь, я тебе говорил?
— А, ты о той телеграмме.
— Да, о той самой.
— Ладно, давай её сюда, будь она проклята.
Я протянул ему листок бумаги и принялся исподтишка за ним наблюдать. Внезапно на лице Тяпы отразилось смятение. Совершенно очевидно, он был потрясён до глубины души.
— Что-нибудь важное? — спросил я.
— Берти, — дрожащим от волнения голосом произнёс Тяпа. — Забудь, что я сейчас говорил о твоей кузине, Анжеле. Выкинь мои слова из головы. Считай, ты ничего не слышал. Твоя кузина — девушка, что надо. Ангел в человеческом облике, это я официально тебе заявляю. Берти, мне необходимо как можно скорее вернуться в Лондон. Анжела больна.
— Больна?
— Высокая температура и бред. Телеграмма от твоей тёти. Она хочет, чтобы я бросил все дела и немедленно приехал. Можно, я возьму твою машину?
— Конечно.
— Спасибо, — выпалил Тяпа и был таков.
Буквально через секунду после его ухода в комнату вошёл Дживз с полным бокалом восстанавливающей силы жидкости.
— Мистер Глоссоп уехал, Дживз.
— Вот как, сэр?
— В Лондон.
— Да, сэр?
— На моей машине. Чтобы проведать мою кузину, Анжелу. Солнце снова сияет, Дживз.
— Я рад, что всё закончилось благополучно, сэр.
Я искоса на него посмотрел.
— Скажи, Дживз, это ты позвонил Дог-пес-её-знает-как-дальше и сообщил о продаже ирландского ватер-спаниеля?
— Да, сэр.
— Так я и думал.
— Вот как, сэр?
— Да, Дживз. Как только мистер Глоссоп сказал мне, что Загадочный Голос позвонил собаководке относительно ирландского ватер-спаниеля, я сразу понял, что это твоих рук дело. Я узнал твой почерк, Дживз. Я знаю тебя, как облупленного. Ведь ты догадался, что она тут же умчится в Лондон.
— Да, сэр.
— И ты не сомневался, что Тяпа в ней разочаруется. Ни один рыцарь, сражающийся на турнире ради дамы своего сердца, не простит ей, если она не явится на поединок.
— Да, сэр.
— И всё-таки, Дживз.
— Сэр?
— Остается одно «но». Что скажет мистер Глоссоп, когда увидит мою кузину Анжелу, которая пышет здоровьем?
— Я подумал об этом «но», сэр, И взял на себя смелость позвонить миссис Траверс по телефону. Я объяснил ей, как обстоят дела. К приезду мистера Глоссопа всё будет готово.
— Дживз, — сказал я, — ты ничего не забыл. Ты обо всём позаботился.
— Благодарю вас, сэр. В отсутствие мистера Глоссопа вы не откажетесь выпить бокал виски с содовой, который я принёс?
Я покачал головой.
— Нет, Дживз. Только один человек достоин осушить этот бокал. Я имею в виду тебя, Дживз. Ты его заслужил, как никто другой. Пей до дна, Дживз.
— Большое спасибо, сэр.
— Твоё здоровье, Дживз.
— Ваше здоровье, сэр, простите меня за вольность.