Вудивисс Кэтлин. Лепестки на воде

   Все это случилось всего восемь месяцев назад.
   Прошло совсем немного времени, и Шимейн оказалась на другом краю света.
   Многое изменилось с того памятного дня, когда Морис попросил ее руки. Из юной праздной леди Шимейн превратилась в рабыню, купленную колонистом, который зарабатывал себе на жизнь тяжелым трудом.
   Шимейн попыталась вызвать в памяти образ своего жениха, но после долгих и бесплодных усилий поняла: благородного Мориса надежно заслонил загорелый, мускулистый и энергичный мистер Торнтон — тот самый, которого она видела перед собой каждый раз, едва поднимала голову.
   Гейдж захлопнул книгу, воткнул перо в чернильницу и отодвинул стул от стола. Взяв подсвечник, он зажег одну свечу от другой и задул все остальные свечи в комнате. Он появился в кухне, когда Шимейн поспешно сворачивала платье.
   — Без свечи вам не найти дорогу наверх, — заметил он, ставя перед ней подсвечник. — В сундуке возле кровати найдете стеганое одеяло. Пока вы убирали в кухне, я протянул веревку над балюстрадой и повесил на нее парусину. Так что вам остается только задернуть занавеску.
   Поблагодарив его, Шимейн взяла подсвечник и застыла в замешательстве, наблюдая, как Гейдж, пожелав ей спокойной ночи, направился к спальне. Постеснявшись признаться, что днем позабыла найти в сундуке Виктории ночную рубашку, Шимейн собрала одежду, которую переделывала для себя, и шагнула в коридор.
   У двери спальни Гейдж вдруг вспомнил о жалкой одежде своей новой служанки.
   — Шимейн, я совсем забыл спросить: может быть, вам нужно что-нибудь еще из сундука Виктории?
   — Если не возражаете, я хотела бы найти ночную рубашку и халат, — робко призналась Шимейн. — Раньше я об этом не подумала.
   — Тогда зайдите и возьмите их. Вам нечего опасаться. — Поманив ее за собой, Гейдж вошел в спальню.
   К тому времени, как Шимейн решилась последовать за ним, Гейдж уже поднял крышку сундука и теперь рылся в его содержимом: отложил в сторону ветхую, заштопанную рубашку, лежащую сверху, и продолжал поиски, пока наконец не вытащил самую красивую, которой Шимейн восхищалась днем. Выбрав еще одну рубашку — совсем новую и почти прозрачную, Гейдж нашел халат и протянул все три вещи Шимейн.
   — Это слишком роскошно для служанки, — возразила Шимейн.
   Гейдж почти силой сунул выбранную одежду ей в руки.
   — Она все равно лежит без дела, Шимейн.
   — Она могла бы пригодиться, если бы вы снова женились, — возразила она.
   Словно обдумывая ее предложение, Гейдж сжал губы и неторопливо оглядел Шимейн. Очевидно, придя к решению, он слегка кивнул:
   — Если мне понравится, как вы выглядите в этой одежде, пожалуй, я последую совету и женюсь на вас.
   Приоткрыв рот, Шимейн ошеломленно воззрилась на него, не в силах произнести ни слова. Заявление Гейджа оказалось слишком неожиданным.
   С лукавой улыбкой Гейдж прикоснулся указательным пальцем к ее подбородку, заставляя девушку закрыть рот.
   — Незачем так пугаться, Шимейн. Это был бы далеко не первый и не последний брак по расчету в колонии. Поскольку незамужних женщин здесь можно пересчитать по пальцам, нет ничего странного, если мужчина берет в жены незнакомку. А если он чересчур нерешителен и долго тянет с предложением, его избранницу уведет кто-нибудь другой.
   Наконец Шимейн обрела дар речи и поспешила заверить его:
   — Я не предлагала вам жениться на мне, мистер Торнтон. Ни о чем подобном я даже не задумывалась… не могла… Видите ли, я помолвлена… — Она осеклась, поняв, что зашла в своих протестах слишком далеко.
   — Уже поздно, Шимейн, поговорим об этом завтра. Переодевайтесь и ложитесь в постель. Отдыхайте, набирайтесь сил. Надеюсь, вскоре — через пару недель или через месяц — мы повезем готовую мебель заказчикам в Уильямсберг. Я хотел бы взять с собой Эндрю и вас, чтобы вы присматривали за ним. Нам придется сначала везти вещи в лодке, затем перегружать их в повозки. Невозможно одновременно заниматься погрузкой и следить за сыном. Значит, вам понадобятся силы, чтобы целый день быть рядом с Эндрю.
   — Ко времени отъезда я постараюсь окрепнуть, мистер Торнтон, — пообещала Шимейн, отступая к двери.
   Направившись вслед за ней, Гейдж остановился, уперся ладонью в косяк и задержал на лице Шимейн немигающий взгляд карих глаз.
   — Знаете, Шимейн О'Хирн, у вас очень милый выговор. Он отчетливо слышен, когда вы обращаетесь ко мне по фамилии, и поскольку вы, похоже, отказываетесь звать меня по имени, разрешаю вам и впредь говорить мне «мистер Торнтон», — он коротко улыбнулся, и в его глазах мелькнул насмешливый блеск, — разумеется, пока мы не поженимся.
   — Вы и вправду способны довести до белого каления самого дьявола! — недовольно пробормотала Шимейн, круто повернулась на каблуках, но не сдержала улыбку, поспешно выходя из комнаты.
   В тишине дома гулко разносилось постукивание ее подошв. Застыв у двери, Гейдж прислушивался к шагам поднимающейся по лестнице Шимейн, радуясь новым звукам. Слышать их было приятнее, чем неотступно преследующий его голос покойной жены.

Глава 5

   У взрослых обитателей дома Гейджа Торнтона давно уже вошло в привычку просыпаться прежде, чем солнце всходило над верхушками деревьев. Шимейн не привыкла вставать до рассвета — в Англии ей позволяли подолгу нежиться в постели. Родители баловали ее, своего единственного ребенка. И тем не менее и мать, и старая кухарка то и дело повторяли, что, когда Шимейн сама станет хозяйкой дома, о сладком сне до полудня придется забыть. На «Гордости Лондона» она засыпала мгновенно, едва выдавалась спокойная минутка, но там сон не приносил облегчения. В первую же ночь в доме Торнтона ей удалось отдохнуть душой и телом. Но, проснувшись, Шимейн тут же вспомнила: теперь она не вправе праздно лежать в постели в ожидании завтрака. Ведь здесь она служанка.
   Услышав скрип открывшейся внизу двери спальни, Шимейн вспомнила, где находится, а когда шаги Гейджа раздались в гостиной и коридоре, окончательно проснулась, опасаясь, что хозяин поднимется наверх и вытащит ее из постели. Прошло несколько минут, тихо скрипнула дверь, выходящая на веранду, а затем все стихло, и лихорадочное биение сердца Шимейн постепенно замедлилось.
   Она вскочила и зажгла свечу. Набросив поверх ночной рубашки халат покойной хозяйки дома, она взяла подсвечник и поспешила вниз. Крохотное пламя свечи задрожало от торопливого спуска на кухню. Забыв о том, что она не одета, Шимейн зажгла лампу, развела огонь в камине и принялась готовить завтрак, считая, что с собственным утренним туалетом можно и подождать. Ей предстояли неотложные дела.
   Еще вечером обдумав, что приготовить на завтрак, и заранее замесив тесто, Шимейн сумела избежать суеты, в которой так легко наделать ошибок. Бесс Хаксли часто повторяла, как важна предусмотрительность в любом деле. Но только теперь Шимейн поняла, что значит быть собранной и серьезно относиться к своим обязанностям. Удовольствие, которое она испытала, видя, как булочки подрумяниваются в печи, копченая оленина шипит на одной сковородке, а яичница быстро жарится на другой, ничуть не походило на скуку, с которой она когда-то занималась этой утомительной и однообразной работой. В родительском доме она считала часы, проведенные на кухне, впустую потраченным временем, и если соглашалась помочь кухарке, то лишь затем, чтобы умилостивить ее и на несколько дней избавиться от нудных наставлений.
   Гейдж открыл ставни, и в дом хлынули лучи утреннего солнца. К тому времени, как он вернулся с ведром парного молока и корзиной яиц, ярко освещенную кухню уже наполнял аромат горячих булочек и мяса. Застыв на пороге кухни, Гейдж с удивлением уставился на завтрак, приготовленный Шимейн.
   — А вы, оказывается, лгунья, Шимейн, — наконец произнес он, ставя ведро и корзину на кухонный стол. Он никак не мог отвести взгляд от румяных булочек, уверенный, что никогда в жизни не ел столь аппетитного на вид кушанья. Впрочем, решил он, возможно, голод затуманил его память.
   — Почему вы так решили, сэр? — оцепенела Шимейн.
   — Судя по всему, вы умеете готовить, — пояснил Гейдж, указывая на булочки и оленину. — Пожалуй, вы способны пристыдить даже Роксанну Корбин. Зачем же вы уверяли меня в обратном?
   Гейдж уставился на нее, задумчиво сведя брови и скользя взглядом сверху вниз, от растрепанных волос Шимейн до пальцев босых ног, выглядывающих из-под подола. Эти крошечные пальцы неловко подобрались под его взглядом, а Гейдж еще раз оглядел их хозяйку — уже в обратном порядке, снизу вверх. На миг задержал взгляд на упругой округлой груди, приподнявшей ткань ночной рубашки.
   Мучительно сознавая, как неприглядна ее внешность в эту минуту, Шимейн прикрыла рукой грудь и запахнула потуже кружевной воротник халата. Даже если бы ее одежда была прозрачной и не скрывала тела, Шимейн не ощущала бы большего смущения. Она виновато потупилась. Будет ли Гейдж и впредь обращаться к ней с уважением? В конце концов она лишь рабыня. Ей некуда бежать, не у кого просить защиты. Она видела, как ретировались жители городка под взглядами Гейджа Торнтона, значит, они слишком трусливы, чтобы вступиться за нее. А те, кто не испытывает робости перед этим человеком, наверняка питают отвращение к каторжникам, как Альма Петтикомб. Нет, ждать сочувствия ей не от кого.
   Наконец Гейдж устремил взгляд на ее лицо, но Шимейн отвернулась, чтобы скрыть ярко вспыхнувший румянец, и начала перекладывать яичницу на блюдо. Несмотря на все старания остаться невозмутимой, она дрожала как осиновый лист, ощущая близость хозяина.
   Пытаясь сдержать дрожь в голосе, Шимейн поспешила ответить, надеясь, что Гейдж отойдет от нее:
   — Когда вы спросили, умею ли я готовить, я не знала, удастся ли мне вспомнить то, чему меня учили. Видите ли, мама придавала большое значение урокам нашей кухарки, а я ненавидела их и считала бесполезными. Они мешали мне заниматься тем, что мне по-настоящему нравилось.
   Взяв блюда с яичницей и мясом, Шимейн отошла к столу и поставила их на середину рядом с тарелками для хозяина и его сына. И не оглядываясь, она знала, куда смотрит Гейдж.
   — Чем же вы любили заниматься, Шимейн? — спросил Гейдж, не сводя глаз с ее ягодиц, обтянутых тканью халата. Эта часть тела Шимейн, невольно выставленная ею на обозрение, заслуживала восхищения, как и все, что Гейдж видел прежде.
   — Ездить верхом, сэр, — смущенно призналась Шимейн. Эдит дю Мерсер казалось немыслимым, чтобы девушка носилась по холмам и равнинам на своенравном жеребце, с которым сумел бы справиться далеко не каждый мужчина. Шеймас О'Хирн рано обучил свою дочь верховой езде, и им обоим полюбилось это развлечение. Только Морис не уступал ее отцу в искусстве ездить верхом. — Моему отцу принадлежали лучшие лошади в Лондоне. Он посадил меня в седло, едва мне исполнилось два года, несмотря на уверения мамы, что ничего хорошего из этого не выйдет. Как всегда, она оказалась права: очевидно, ловец воров знал, где меня искать, ведь он подкараулил и схватил меня в конюшне.
   — Вы считаете, о вашей страсти к лошадям сказала ему бабушка вашего жениха? — спросил Гейдж, испытав легкое разочарование, когда Шимейн повернулась к нему лицом. Впрочем, едва прикрытая тканью грудь Шимейн выглядела не менее соблазнительно. Крохотные бусинки сосков приподнимали ткань, возбуждая воображение Гейджа.
   — Или кто-нибудь из ее слуг, — подтвердила Шимейн. — К этому выводу я пришла не сразу. У меня было немало времени для размышлений после ареста, и в конце концов я поняла: кто-то хотел, чтобы мое исчезновение осталось тайной, чтобы во время ареста рядом со мной никого не оказалось. Как раз в это время конюхи прогуливали лошадей. Но если я ошиблась в своих догадках, значит, я несправедлива к Эдит.
   — А если бы родные нашли вас, могли бы подозрения против этой женщины помешать вам выйти замуж за вашего жениха? За этого… Мориса дю Мерсера?
   Этот вопрос мучил Шимейн с самого ареста, и она уже устала от мысленных споров с самой собой. Ей так и не удалось прийти к окончательному решению, а сейчас Шимейн не придавала этому значения, уверенная, что маркиз ни за что не женится на каторжнице.
   — Маловероятно, чтобы моим родителям или даже Морису пришло в голову разыскивать меня здесь. И потом, сомневаюсь, что у Мориса найдется время для поисков. В Англии ему принадлежат обширные владения, требующие постоянного надзора. Вряд ли он решится пренебречь своими обязанностями и приедет сюда.
   — Даже для того, чтобы найти свою невесту? — изумленно переспросил Гейдж, не понимая, как можно забыть о такой красавице, как Шимейн.
   — Морис никогда не испытывал недостатка в титулованных поклонницах, увивающихся вокруг него, — коротко ответила Шимейн. — Должно быть, какая-нибудь знатная леди уже завладела его вниманием.
   Всмотревшись в ее лицо, Гейдж помедлил и спросил:
   — Значит, о замужестве с ним речь не идет?
   Не доверяя собственному голосу, Шимейн резко кивнула и занялась делом, выставляя на стол масло и джем, чтобы не поддаться горечи и сожалению.
   Гейдж в задумчивости подошел к столу и взял из корзинки булочку. Откусил, размышляя о словах Шимейн, но спустя несколько секунд забыл обо всем, а его глаза довольно заблестели. Ничего подобного он не пробовал с тех пор, как покинул отцовский дом. Даже Виктория не умела печь такой вкусный хлеб.
   — Пожалуй, я поспешил, сравнив вас только с Роксанной Корбин. Я не погрешу против истины, если скажу, что вы печете хлеб лучше всех женщин в округе.
   Шимейн откинула со лба непослушную прядь и удивленно воззрилась на хозяина.
   — Значит, вы никому не продадите меня, мистер Торнтон?
   — Разумеется, нет, Шимейн! — искренне изумился Гейдж. — Я же говорил, или вы мне не поверили?
   — Некоторые мужчины говорят одно, а делают совсем другое, — уклончиво отозвалась она.
   — Я не из таких.
   Дверь спальни скрипнула, и, оглянувшись на звук, Шимейн и Гейдж увидели, как в кухню вышел Эндрю, шлепая босыми ножками по полу. Мальчик был так мил в длинной рубашке, со спутанными темными кудрями, падающими на лоб, что Шимейн захотелось броситься к нему и подхватить на руки. Но она понимала: Энди еще побаивается ее. В конце концов, вчера они впервые увидели друг друга.
   Гейдж шагнул навстречу сыну, и Эндрю протянул к нему ручки, сладко зевнув. Отец подбросил его в воздух, и малыш радостно рассмеялся.
   — Мы скоро вернемся, Шимейн, — предупредил Гейдж. — Энди знает, как обращаться с ночным горшком, но предпочитает ходить в уборную на дворе. В мое отсутствие вам придется сопровождать его. Он пытается подражать взрослом мужчинам, но у него еще не все получается.
   — Понимаю, мистер Торнтон. — Вспыхнув, Шимейн отвернулась. В Англии, проезжая через деревни, она иногда видела из окна экипажа детей, голышом бегающих под дождем или плещущихся в лужах. Какими бы краткими ни были эти встречи, они успели развеять невежество Шимейн, узнавшей, чем мальчики отличаются от девочек. И все-таки знала она не так много, как, должно быть, предполагал ее хозяин.
   Немного погодя Гейдж вернулся и направился к умывальнику. Утренний туалет сына он превратил в веселую игру, и в кухне то и дело раздавался заливистый детский смех.
   Приготовив завтрак, Шимейн улучила минуту и направилась к себе в комнату. Ей не хотелось портить хозяину аппетит своим видом, и потому она сочла, что удобнее всего будет уйти, пока Гейдж сажает сына на стул. Шимейн уже выходила в коридор, когда хозяин, словно почувствовав ее намерения, догнал ее и схватил за руку, заставив вздрогнуть от неожиданности.
   С лихорадочно забившимся сердцем Шимейн вгляделась в загорелое лицо Гейджа, стараясь понять, чем рассердила его. Она боялась этого человека не меньше, чем его сын — саму Шимейн.
   — Вам нужно что-нибудь еще, мистер Торнтон? — пролепетала она.
   — Да, Шимейн. — Он сухо улыбнулся. — Я хочу, чтобы вы остались и позавтракали с нами.
   Невольным жестом она скрестила руки на груди.
   — Я не одета, сэр.
   — Вы и так прекрасно выглядите, — заверил Гейдж, окидывая взглядом ее лицо и обрамляющие его кудрявые пряди. Он всегда поражался, видя, как соблазнительно выглядит Виктория, хлопоча на кухне босиком, в одной ночной рубашке. С тех пор как она умерла, его тяготила непривычная пустота на кухне, даже когда в ней появлялась Роксанна. Но эта девушка с растрепанными, торчащими во все стороны прядями и следами муки на носу заполнила пустоту своим теплом и жизненной силой. Гейджу хотелось хотя бы несколько минут продлить ее присутствие. Он надеялся, что тогда гложущее чувство пустоты померкнет.
   — Нам с Эндрю еще не доводилось есть такие аппетитные кушанья. Роксанна сначала кормила завтраком отца, а потом приходила к нам, поэтому мне часто приходилось самому готовить хоть что-нибудь для нас с сыном. Все мои попытки оказывались неудачными. И потом, с тех пор как Виктория ушла в мир иной, нам не доводилось наслаждаться присутствием за столом прекрасной дамы. Я хочу, чтобы вы остались, Шимейн. Согласны?
   Пристальный взгляд смутил Шимейн, но она сочла, что жаловаться ей пока не на что. Если ему достаточно просто смотреть на нее, можно считать, ей повезло.
   — Это вам решать, сэр.
   — Вот именно, — кивнул Гейдж. Склонившись, он вдохнул аромат, исходящий от волос Шимейн. — Как приятно от вас пахнет!
   Встревоженная его близостью, Шимейн нервно затеребила пальцами длинную прядь, свисающую на висок. В эту минуту ей хотелось только одного — поскорее удалиться в свою комнату.
   — От меня пахнет хлебом…
   — Как от хорошей хозяйки, — с улыбкой пробормотал Гейдж и взмахом руки указал на скамью, где Шимейн сидела вчера вечером. — Прошу вас.
   Она послушно скользнула на скамью и приняла из рук Гейджа чашку чаю. Склонив голову набок, Эндрю с любопытством наблюдал за ней. Улыбнувшись малышу, Шимейн взяла с блюда припасенную для него булочку в виде человечка.
   — Это тебе, Эндрю. — Она протянула булочку ребенку.
   — Папа! — возбужденно воскликнул мальчик, показывая булочку отцу. — Это дала мне Шимейн!
   Шимейн рассмеялась и взъерошила малышу волосы. Он забавно сморщил нос. Неумелыми пальчиками отломил кусок булочки и засунул его в рот. Шимейн с удовольствием наблюдала за ним. Вновь повернувшись к отцу, Энди заявил:
   — Он вкусный!
   Гейдж усмехнулся, перекладывая яичницу с луком в свою тарелку.
   — Знаю, Энди. Мне тоже нравится.
   — Шимейн тебе тоже дала человечка? — спросил Эндрю, заглянув в отцовскую тарелку.
   — Нет, Энди. Этого человечка Шимейн испекла только для тебя, а чудесный завтрак приготовила для нас обоих.
   — Шимейн хорошая, да?
   — Очень хорошая, Энди.
   Услышав, как подчеркнуто Гейдж произнес первое слово, Шимейн удивленно вскинула голову и вздрогнула — он словно заглянул ей прямо в душу. Но тут Энди попросил дать ему яичницы, и его отец поспешил исполнить просьбу.
   Шимейн, едва проглотив несколько кусочков хлеба, почувствовала тошноту. Она предприняла попытку доесть то, что лежало у нее на тарелке, однако тут же отказалась от нее, опасаясь, что ее стошнит. Проглоченная еда камнем легла в желудок. Шимейн сложила руки на коленях, наблюдая, как продолжают завтракать отец и сын. Поскольку они наслаждались трапезой и явно не собирались заканчивать ее, Шимейн не находила предлога встать из-за стола и уйти к себе.
   Гейдж Торнтон старательно отводил взгляд от новой служанки, хотя его неудержимо тянуло любоваться ею. Если после возвращения от Ханны Филдс он то и дело поглядывал в сторону Шимейн, то сегодня утром, когда ее одежда оказалась менее скромной, отворачиваться от нее Гейджу стало труднее вдвойне. Особенно притягивала взгляд пышная грудь Шимейн. Юная и нежная, она побуждала Гейджа прикоснуться к ней и высвободить из-под одежды. Собственные мысли приводили его в небывалое смятение.
   Несмотря на нежелание отпускать Шимейн, Гейдж вскоре заметил, как девушке не терпится встать из-за стола. Он наконец взглянул на нее, пока Шимейн наливала ему очередную чашку чаю. Настороженный взгляд, брошенный на него в ответ, и неловкие движения дали ему понять: Шимейн чувствует себя как птица, попавшая в ловушку.
   — Похоже, я напрасно настоял, чтобы вы остались с нами, Шимейн. Если хотите, идите к себе и оденьтесь.
   Волна облегчения окатила Шимейн.
   — Спасибо, сэр. Кажется, мне не следовало есть так много, — вымученно улыбнулась она.
   — Само собой, ведь вы так долго голодали, — отозвался Гейдж, испытав угрызения совести за то, что удерживал Шимейн за столом. — Предупредите меня, когда вам станет лучше. Через час придут подмастерья, и мне придется оставить Эндрю с вами.
   — Я не задержу вас, сэр.
   Шимейн поторопилась уйти подальше от стола, вид еды был для нее пыткой. Ополоснувшись холодной водой, она словно ожила. Разложила на кровати голубое платье и только тут заметила, что кружева сзади на высоком воротнике отпоролись. Пришивать их было уже некогда. Одевшись и уложив волосы в скромную прическу, Шимейн быстро привела свою комнату в порядок и отдернула парусиновую занавеску над балюстрадой.
   Когда Шимейн вернулась в кухню, Гейдж сидел в качалке у камина. Он что-то читал Эндрю, а мальчик внимательно слушал, прижавшись к отцовской груди. Малыш ни за что не хотел отпускать отца, и Шимейн решила отвлечь его игрой. Напевая знакомую с детства ирландскую песенку, Шимейн обернула ладонь полотенцем и углем нарисовала на нем смешную рожицу, губы которой образовывали большой и указательный палец. Подойдя поближе к качалке, она выставила ладонь из-за спины Гейджа. Шевеля пальцами так, словно ее самодельная кукла говорила, Шимейн обратилась к Эндрю тоненьким голоском, безраздельно завладев его вниманием. Вскоре мальчик уже смеялся, да и его отец с трудом сдерживал улыбку. Вдруг Шимейн убрала руку. Эндрю перегнулся через отцовское плечо, разыскивая забавную игрушку, и тут, к его восторгу и удивлению, Шимейн вновь выставила руку.
   — Ку-ку! А я тебя вижу!
   Заигравшись с Эндрю, Шимейн не заметила, как Гейдж повернул голову, вдыхая тонкий аромат ее волос. Не обратила она внимания и на то, как его взгляд медленно скользит по ее маленькому ушку и аккуратно уложенной на затылке косе. Подними она голову — сразу увидела бы вожделение в янтарных глазах.
   Наконец Эндрю согласился идти к Шимейн на руки. Прижавшись щекой к щеке ребенка и тихо напевая, Шимейн последовала за его отцом на заднюю веранду. Там она предложила Эндрю помахать ручкой отцу, пока тот спускался с крыльца.
   — Пока, папа! — крикнул Эндрю и сморщил носик, когда отец со смехом оглянулся на него.
   — Веди себя как следует, Энди. — Гейдж взял сына и поцеловал его в лоб.
   Эндрю пристально взглянул на женщину, на руках у которой сидел, а затем с любопытством повернулся к отцу:
   — А поцеловать Шимейн, папа?
   — Нет-нет, Эндрю! — всполошилась Шимейн и покачала головой, надеясь, что Гейдж поймет, что ребенок произнес эти слова без ее подсказки. Но Гейдж, казалось, был только рад исполнить просьбу сына и быстро прижался губами к ее приоткрытому рту, вызвав у Эндрю радостный смех. Он поцеловал Шимейн не так, как полагалось бы целовать почти незнакомую женщину. Губы Гейджа были такими же горячими и требовательными, как у Мориса.
   Шимейн смущенно отшатнулась, пораженная тем, что краткого прикосновения губ хватило, чтобы пробудить в ней столько новых и непривычных ощущений. Улыбнувшись, Гейдж приложил ладонь к виску в небрежном приветствии, развернулся и двинулся прочь размеренными широкими шагами. Походка выдавала его равнодушие, в то время как Шимейн боролась с вихрем эмоций, уязвляющих ее гордость.
   Она отчетливо вспомнила, с каким пылом целовал ее Морис, как ей не раз приходилось умолять его потерпеть до свадьбы. После формальной помолвки Морис убеждал ее отдаться ему, обещая быть осторожным и уверяя, что никто ни о чем не узнает, но Шимейн со спокойной рассудительностью и прагматизмом, унаследованным от матери, возражала: лучше уж потерпеть и насладиться супружеским блаженством в брачную ночь, чем опасаться, что с Морисом что-нибудь случится, а она останется одна с ребенком.
   Помахав рукой сыну и Шимейн, Гейдж быстро зашагал по дорожке к мастерской. Его подмастерья уже прибыли в повозках по лесной тропе. Большую часть дня Гейджу и его работникам предстояло упаковывать мебель, приготовленную для отправки в Уильямсберг. Заказчик не назначил дня, когда хотел бы получить мебель, но Гейдж велел упаковать ее заранее, чтобы случайно не повредить. Если все пойдет успешно, вскоре заказчик уплатит за мебель. А пока старому корабельному плотнику Фланнери Моргану и его сыну Джиллиану приходилось строить корабль вдвоем: изготовление мебели требовало постоянного надзора и помощи Гейджа.
   Обернув каждый предмет парусиной, пятеро рабочих начали заколачивать их в ящики. Гейдж отправился в сарай за нетесаными досками, за ним последовал Ремси Тейт, рослый широкоплечий мужчина лет сорока. Они быстро откладывали выбранные доски, пока Гейдж случайно не взглянул в сторону дома. На миг он застыл, потом медленно выпрямился.