Вудивисс Кэтлин. Волк и голубка

   Ужасное видение Рагнора, сжимающего в объятиях Эйслинн, снова больно укололо Гвинет. Она закрыла глаза, чтобы никто не увидел их злобного блеска.
   — Этот Керуик — ее любовник. Занял место Вулфгара, — медленно выговорила Гвинет. — Она грязная потаскуха, но даже мой отец считает Эйслинн едва ли не святой. Очарован ее красотой, как все мужчины.
   — А господин тоже находит ее красивой? — осведомилась вдовушка, сгорая от ревности.
   — Хейлан, вряд ли это мудро — вмешиваться в дела лорда Вулфгара, — предостерегла Мидерд, нахмурившись.
   — Клянусь Богом, не знаю, о чем думает братец, — перебила Гвинет, широко разводя тощие руки. — Эти красные волосы уж точно — дьявольская метка. Неужели кто-то может в этом сомневаться? Сколько душ она погубила своими снадобьями?! Берегитесь ее. Не позволяйте обмануть себя льстивыми речами. Ложь для нее — дело привычное.
   — Я буду очень осторожна, — пробормотала Хейлан.
   Лидерд пристально взглянула на золовку, но вдова не обратила на нее внимания. Гвинет поднялась и отложила вышивание.
   — Дым ест мне глаза, и я должна немного отдохнуть. Доброй всем ночи.
   Саксонская семья молча смотрела вслед удалявшейся Гвинет, и лишь когда она исчезла из виду, Мидерд раздраженно обратилась к Хейлан:
   — Ты будешь почтительна с господами хотя бы ради нас всех, Хейлан, иначе мы снова можем очутиться на улице.
   Но та только пожала плечами и танцующей походкой подошла к сыну.
   — Господа? Но я очень уважаю леди Гвинет. О ком ты говоришь? У лорда Болсгара было дурное настроение, но я не грубила ему.
   — Я знаю, когда ты задумаешь что-то, не остановишься, пока не добьешься своего, — бросила Мидерд. — И видела, как ты поглядывала на норманна. Оставь его в покое, Хейлан. Он возлюбленный леди Эйслинн.
   — Ха! Да я могу заполучить его, когда захочу!
   — Ты слишком хвастлива, Хейлан. Нас послали сюда работать, ни за чем больше.
   — Вот как?! — коротко рассмеялась Хейлан, — Что ты об этом знаешь?
   Мидерд с мольбой посмотрела на мужа, но не нашла в нем поддержки.
   — Я не хочу спорить с тобой, Хейлан, — тихо сказала она. — Но когда леди Эйслинн станет хозяйкой дома, она немедленно выгонит нас, если ты будешь по-прежнему липнуть к норманну. А куда мы пойдем, когда везде царят голод и нищета? Прошу, подумай о Майлсе!
   — Я и думаю о нем! — взорвалась Хейлан и, погладив по голове сонного мальчика, выпрямилась. — Такой сын, как Майлс, сделает честь любому лорду!
   Мидерд в отчаянии воздела к небу руки и покачала головой.
   По возвращении Керуика они разбудили спящего Майлса, завернули его в шкуры и вышли из дома. Керуик устроил семейство Гевина и повел Хейлан с сыном в лачугу поменьше. Здесь в очаге приветливо горел огонь, освещая убогую обстановку домика. Хейлан, дождавшись, пока Керуик свалит у очага дрова, заметила:
   — Твоя госпожа Гвинет очень мила. Ты, должно быть, счастлив служить ей.
   Керуик поднялся и, не отвечая, бесстрастно уставился на вдову. Ее темные глаза гневно сверкнули.
   — Что ты знаешь о господах, жалкий раб! И к тому же глаз не сводишь с рыжей ведьмы!
   Керуик презрительно скривил губы и заговорил, тщательно выбирая слова, чтобы не выдать владевшей им злости:
   — Эта «рыжая ведьма» была когда-то моей нареченной, прежде чем норманны отобрали у нас все, а Вулфгар сделал ее своей любовницей. Я имел дом и поместье и лишился чести и богатства, но более всего жалею о потере Эйслинн. Не смей говорить о ней пренебрежительно и, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, не обращай внимания на лживые речи Гвинет.
   — Не сомневайся, у меня достанет сообразительности, чтобы увидеть, как обстоят дела, — отрезала Хейлан. — И что ты до сих пор покорен Эйслинн.
   — Да, — кивнул Керуик. — Больше, чем ты способна понять.
   — Отчего же не понять! — горячо заверила Хейлан. — Я совсем недавно овдовела и еще не забыла, что привлекает мужчин в женщинах!
   — И что же именно? Уже пытаешься распускать о нас глупые слухи? Пожалуй, для крепостной ты слишком надменна.
   — Крепостной? — дерзко хмыкнула Хейлан. — Может, да, а может, и нет. Подождем до возвращения милорда Вулфгара! — И, гордо вздернув подбородок, добавила: — Я получу его, если только захочу!
   — Ты?! — недоверчиво протянул Керуик. — И чем же ты его приворожила? Неужели и тебя он сделал своей любовницей?
   — Я не из таких! — взорвалась Хейлан. — Но он пожелал меня, и кто знает, что может произойти после его приезда? Керуик с омерзением поморщился.
   — Разреши предостеречь тебя, прекрасная вдова. Вулфгар избил меня до полусмерти, когда я посмел защитить Эйслинн, и разгневался еще больше, заметив, что я всего лишь коснулся ее руки. Однако он, не стыдясь, провозглашает свою ненависть ко всем женщинам. Не позволяй себя одурачить и не думай, что он слаб и безволен! Он могуч и жесток и легко разгадает твои замыслы. Возможно, Вулфгар даже захочет взять тебя, как мою Эйслинн, но, клянусь, предложит при этом куда меньше, чем ей.
   — По-твоему, у меня нет шансов стать хозяйкой этого дома? Ах ты, болтливый негодяй! Ты слишком опьянен собственной похотью, чтобы понять, почему он послал меня сюда! — гордо объявила Хейлан.
   — Работать, как и всех остальных. Он нуждается в крепких и здоровых крестьянах.
   — Да взгляни на меня! — взвизгнула Хейлан, теряя терпение. — Неужели ты не веришь, что мужчина может влюбиться в такую, как я?
   — Ты очень высокого мнения о своих чарах, но я вижу перед собой всего лишь напыщенную, самоуверенную девку. Да, ты весьма смазлива, но таких здесь хоть пруд пруди. Ты недостойна даже стоять рядом с Эйслинн. Она несравненна.
   — Я буду госпожой Даркенуодца! — задохнулась Хейлан. — Вот увидишь!
   — Неужели? — язвительно осведомился Керуик, подняв брови. — А мне кажется, ты не поднимешься выше крепостной.
   — Леди Гвинет говорит, что Вулфгар забавляется с Эйслинн, пока она ему не надоест, — выдавила Хейлан. — Наверное, я сумею ускорить ее падение.
   — Ба! Леди Гвинет! Нашла кого слушать! Ни Вулфгар, ни любой здравомыслящий мужчина на его месте никогда не расстанется с Эйслинн.
   — Хорошо, что твое мнение не много значит! — бросила Хейлан, высокомерно тряхнув головой.
   — Плохо тебе придется, — предупредил Керуик. — Я забыл упомянуть еще одно ценное качество Эйслинн: она мудрее любой женщины, которую я знаю.
   — О-о-о, ненавижу тебя всей душой! — вскричала вдова. Но Керуик невозмутимо пожал плечами:
   — Мадам, откровенно говоря, мне это совершенно безразлично.
   Он, не прощаясь, вышел, оставив Хейлан растерянно стоять посреди хижины.
   Эйслинн наконец осталась одна и почувствовала, как снова ею овладевает страх. Сомнения лишали ее уверенности, а в воображении представал Вулфгар, сжимавший в объятиях темноволосую Хейлан. Эйслинн в отчаянии сбросила одежду, вспоминая нежные ласки Вулфгара в их последнюю ночь. Неужели он нашел большее наслаждение в постели с другой? Неужели действительно считал ее лишь мимолетным увлечением? Неужели сейчас лежит рядом с очередной красавицей и не думает об Эйслинн?
   Боль в груди становилась все сильнее, пока не вылилась прерывистыми рыданиями. Девушка бросилась на кровать, пытаясь заглушить подушкой громкие стоны.
   Наконец она успокоилась и натянула на себя волчьи шкуры, чтобы прогнать холод, сковавший сердце.
   В этот момент в дверь тихо постучали, и Эйслинн разрешила нежданному гостю войти. К ее удивлению, на пороге возникла Мидерд, вернувшаяся в столь поздний час, несмотря на ледяной ветер и сильный мороз. В руках женщина держала узелок.
   — Миледи, я принесла вести о лорде Вулфгаре, и он предупредил, что они предназначены только для ваших ушей.
   По залитому слезами лицу и покрасневшим глазам Мидерд сразу поняла, какие тяжелые мысли терзают девушку, и заговорила с нежным участием:
   — Госпожа, Хейлан уносится мечтами слишком высоко. Несчастная чересчур кичится своей красотой. Но я знаю, что господин не отвернулся от вас, поскольку послал со мной подарок и беспокоился о вашем благополучии. Кроме того, он велел вам в случае нужды обращаться за помощью к Суэйну. Не придавайте очень уж большого значения сумасбродным выходкам молодой вдовы.
   Она протянула сверток Эйслинн и добродушно улыбнулась, видя, как нетерпеливо девушка разворачивает его.
   — Миледи, это честно куплено и ни у кого не отобрано.
   Соленые капли снова побежали по щекам Эйслинн, но теперь это были слезы радости. На постели лежал отрез желтой ткани, и совсем недавно его касались руки Вулфгара! Она крепко обняла Мидерд, осыпая смутившуюся женщину словами благодарности.
   — О Мидерд, как мне тебе объяснить! — возбужденно вскрикнула Эйслинн. — Вулфгар сказал, что не в его обычае покупать женщинам подарки, потому что его деньги заработаны тяжким трудом и ни одна женщина не стоит таких стараний.
   Мидерд мягко улыбнулась, поняв, что обрела настоящего друга в девушке. Она пожала руку Эйслинн и ободряюще прошептала:
   — Кажется, вы выиграли сражение, миледи. Будем надеяться, что завтра вы победите в войне.
   Фиалковые глаза девушки засияли аметистовым светом.
   — О, дай Бог, чтобы твои слова исполнились.
   Счастливая за нее, Мидерд вышла из комнаты, чувствуя, что эта девушка стала ей родной, а будущее их семьи обеспечено. Здесь, в Даркенуолде, они обретут мир и покой. Ее муж станет трудиться, а сыновья — помогать ему в кузнице. Сама же она с дочерью, вероятно, сможет работать в доме. Наконец-то они в безопасности.
   На следующее утро Эйслинн поднялась задолго до того, как встали домашние, и, взяв подаренный отрез, подошла к сундуку Вулфгара. Она бережно вынула всю его одежду, а затем аккуратно сложила туда сначала ткань, а потом все остальные вещи. Гвинет не догадается заглянуть в сундук и завладеть материей. Услышав известие о возвращении Вулфгара, Эйслинн сошьет себе новый наряд и встретит его в красивом платье, а не в обносках.
   При мысли о его скором приезде на сердце стало легко, а голова закружилась от волнения. К ней вновь возвращаются радость и уверенность!
   Спустившись вниз, Эйслинн увидела сидящих перед очагом Хейлан и Гвинет. Гвинет освободила вдову от каких-либо трудов по дому и пыталась научить ее благородному искусству вышивания. Но огрубевшие руки плохо справлялись с работой, и терпение Гвинет подходило к концу. Девушка скрыла веселую улыбку, услышав, как Хейлан униженно молила Гвинет простить ее неловкость. Они и не подозревали, что Эйслинн наблюдает за ними.
   — Делай маленькие стежки, как я учила, — раздраженно вздохнула Гвинет.
   — Извините меня, миледи, но я никогда не была искусной швеей, — пробормотала Хейлан, но, тут же просветлев, добавила: — Зато я умею зажарить кабана, а мой хлеб славился по всей округе!
   — Это крестьянский труд, — отрезала Гвинет. — Если надеешься когда-нибудь стать настоящей дамой, придется многому учиться. Вулфгар потребует, чтобы ты чинила его одежду.
   Эйслинн неожиданно выступила вперед, застав их врасплох, и протянула руки к огню.
   — Ты так предупредительна, дорогая Гвинет, но я прекрасно обхожусь без всякой помощи, когда штопаю одежду своего господина. Вулфгар, кажется, вполне доволен моими талантами.
   Она немного приподняла юбку, чтобы тепло проникло под одежду.
   — Чудо, что ты находишь время для подобных занятий, — язвительно фыркнула Гвинет. — До сих пор ты целыми днями и ночами валялась в постели брата.
   — Ах, Гвинет, откуда тебе известны такие вещи? — усмехнулась Эйслинн. — Неужели у тебя вошло в обычай подсматривать и подслушивать под дверями так же часто, как лазать в мой сундук?
   Она многозначительно посмотрела на наряды обеих женщин. Сегодня на Хейлан было сильно поношенное платье Эйслинн, без всякого сомнения, подаренное щедрой за чужой счет Гвинет.
   — Твой сундук? — издевательски переспросила та. — У рабов нет ничего своего.
   Торжествующая улыбка заиграла на губах Эйслинн.
   — Но, Гвинет, если я рабыня, значит, все мое имущество принадлежит Вулфгару. И ты смеешь красть у собственного брата?!
   Гвинет сжала кулаки и дрожащим от ненависти голосом заявила:
   — Перед отъездом брат заверил, что все здесь наше и мы можем распоряжаться его добром как нам будет угодно.
   — Разве? — хмыкнула Эйслинн. — Но это он говорил Болсгару, а твой добрый батюшка старается не брать ничего лишнего. Сказать по правде, он приносит столько дичи, что давно сторицей воздал за гостеприимство. Как ты знаешь, Вулфгару необходимо много рук для процветания поместья. Что же ты, дорогая Гвинет, делаешь, чтобы помочь брату?
   — Я веду хозяйство в его отсутствие, — рявкнула взбешенная Гвинет, — и приглядываю, чтобы его кладовые не разграбили эти жадные пьяницы, которые… — Но тут она осеклась, словно подавившись своими речами.
   Эйслинн, проследив за ее взглядом, заметила появившегося в зале Суэйна. Улыбнувшись Гвинет, викинг намеренно неспешно отрезал огромный кусок от жарившейся над огнем туши и запил еду хорошим глотком эля. Причмокнув от удовольствия, он облизал пальцы, вытер их о тунику и проворчал:»
   — Кто тут жалеет еду, которую приносим мы с Болсгаром?
   — Никто, Суэйн, — рассмеялась Эйслинн. — Мы все благодарны за твои труды.
   Норвежец долгим недобрым взглядом уставился на Гвинет, прежде чем кивнуть.
   — Ладно.
   И, громко рыгнув, вышел из дома. Эйслинн отступила и, расправив юбку, присела в полупоклоне:
   — Прошу прощения, леди, мне нужно приниматься за работу. — Она шагнула к порогу и походя бросила: — Хейлан, позаботься, чтобы мясо не пригорело.
   Эйслинн удалилась, едва не лопаясь от злорадства, и, выйдя на улицу, подумала, что мир никогда еще не был столь восхитительным.
 
   Вулфгар и его люди стояли лагерем на перекрестке дорог близ Кевоншира. Снег перестал падать и вскоре растаял. Они останавливали путешественников и английских гонцов, посланных с известием о наступлении Вильгельма. Последних задерживали на несколько дней, пока не устаревали новости, которые те везли.
   Теперь войска Вильгельма обогнали отряд Вулфгара, и засады норманнам больше не грозили. Свернув лагерь, они отправились в другое место и там снова принялись перехватывать саксонских посланников. Отряд продвигался на север, а армия герцога переправилась через Темзу к западу от Лондона. Город остался беззащитным, отрезанным от английских войск. Перед этим пали Хемпшир, Беркшир, Уоллингфорд, а затем архиепископ Элдред и претендент на престол этелинг^[4] Эдгар проиграли битву при Беркемстеде и сдались на милость Вильгельма. Они принесли ему клятву верности и оставили заложников. В Рождество была назначена коронация Вильгельма.
   Вулфгара и его людей призвали в лагерь. Повозку с трофеями, взятыми в покоренных городах, отослали Вильгельму, велевшему казначею подсчитать стоимость дани. Герцогу полагалась половина. Остальное принадлежало Вулфгару.
   Жизнь лагеря вошла в привычную колею. Вулфгар выплатил своим рыцарям причитающиеся им доли, привел в порядок дела, но не отпускал воинов далеко от себя и не позволял пить и бегать за юбками.
   Прошло несколько дней, однако до Рождества оставалась почти неделя, прежде чем от герцога прискакал гонец. Вулфгару было приказано занять дом рядом с аббатством и дожидаться там коронации.
   Поскольку час был еще ранним, Вулфгар оседлал Гунна и отправился в Лондон, чтобы отыскать место, где ему предстояло жить. На улицах толпился народ, и горожане разглядывали вооруженного норманна с неприкрытой ненавистью. Дома и лавки были окружены каменными стенами и изгородями, еще больше сужавшими мощенные брусчаткой улицы. Открытые сточные канавы, полные темной мутной жижи, невыносимо смердели.
   По мере приближения к Вестминстеру давка становилась все сильнее — люди спешили в столицу лицезреть, как Англия склонится перед норманнским герцогом. Не раз Вулфгару приходилось теснить конем собиравшихся зевак. Оказавшись на площади, он сразу увидел огромный каменный дом, стоявший поодаль. Зато с его крыши можно было прекрасно обозревать окрестности. Вулфгар с трудом протиснулся к дверям и, поскольку никто из норманнов не предъявил права на жилище, потребовал именем Вильгельма пустить на постой его отряд. Жирный хозяин принялся громко жаловаться и яростно кричать, узнав, что никто не собирается ему платить за стоянку.
   — Но, добрый человек, — саркастически заметил Вулфгар, — Вильгельм, несомненно, оценит твое великодушие по отношению к его воинам. Будь счастлив, что твой дом еще цел и не превратился в груду щебня, как многие другие, после ухода моих людей.
   Это оказалось последним ударом. Но когда купец услышал приказание недельки на две или месяц подыскать другое жилище для себя и своих многочисленных родственников, по его пухлым щекам полились слезы.
   Вулфгар прошелся по дому, прикидывая, где поселить рыцарей и воинов, пока почтенный торговец помчался сообщить семье дурные вести. Вскоре Вулфгар услышал визгливый женский голос, упрекавший мужа за то, что он не выступил против чужеземцев или по крайней мере не потребовал компенсации за причиненные неудобства.
   Через несколько минут хозяин присоединился к Вулфгару и старался держаться поближе, словно чувствовал себя в большей безопасности рядом с норманнским рыцарем. Во дворе оказались прекрасные конюшни, а на первом этаже находилась огромная кухня. Лестница соединяла ее с подвалом, который ломился от вин и сладостей. Вулфгар быстро успокоил тревоги торговца, пообещав, что за все припасы будет заплачено.
   На втором этаже размещались маленькие комнаты и большой зал, где его люди могли отдохнуть и поиграть в кости. Вулфгар поднялся по узким ступенькам на самый верхний этаж. Здесь были устроены прекрасно обставленные хозяйские покои, которые сделали бы честь самому богатому норманнскому замку. Вулфгар остановился у дверей просторной спальни, где стояла огромная кровать под бархатным балдахином. Коснувшись мягкой пуховой перины, Вулфгар не смог прогнать видение нежного личика с сияющими фиалковыми глазами и розовыми устами, раскрывающимися, как лепестки, под его поцелуями.
   Рыцарь, словно обжегшись, отдернул руку. Господи, чем заворожила его эта колдунья?! Он явственно видел ее перед собой: вот она простерла к небу руки среди зеленых и алых столбов дыма и произносит нараспев древние заклинания… а ветер треплет непокорные локоны.
   Словно притягиваемый потусторонними силами, Вулфгар обернулся к постели и снова увидел фиалковые глаза, сверкающие смехом. Рассердившись на себя, он с проклятием отскочил и выбежал из дома. Но шагая к конюшне, он чувствовал, как огонь желания побежал по чреслам. В этот момент он был способен думать и мечтать лишь об Эйслинн, разметавшейся на бархатном покрывале.
   На обратном пути Вулфгар, погруженный в раздумья, ехал, не разбирая дороги. Остановившись на холме, он смотрел на раскинувшийся внизу лагерь, и впервые в жизни одиночество сковало его душу ледяным панцирем. Он не смел признаться себе, что решение принято и назад пути нет. В неожиданном воодушевлении, которого не испытывал вот уже много недель, он пришпорил удивленно фыркнувшего Гунна и полетел к своим шатрам.
   Через два дня они перебрались в Лондон. Ночь уже спустилась, но усталых воинов ждали обильный ужин и хорошее вино. Люди Вулфгара устроились внизу, и до него доносились веселые голоса, толкующие о непривычных удобствах нового жилища. Сам он стоял на крыше, глядя на залитую светом факелов площадь. Гауэйн уже уехал и к завтрашнему дню прибудет в Даркенуолд.
   Странное, неизведанное доселе нетерпение росло в груди Вулфгара, сердце колотилось необычно часто и оглушительно громко. Как никогда ясно он видел сияющие глаза Эйслинн, меняющие оттенок с игрой света. Видел изогнутые брови, которых так часто касался, изящный носик и мягкие губы.
   Вулфгар поспешно отвернулся. Подобные грезы пристали скорее зеленому юнцу, но в нем пробуждали неутолимую похоть. Он словно скован по рукам и ногам и ненавидит свою зависимость от девчонки!
   Раздраженный, злой, норманн устремился в спальню и, раздевшись, попытался обрести покой, но вскоре понял, что сегодня ему не уснуть. В ушах звучали нежный шепот и тихие признания.
   Вулфгар окончательно вышел из себя, вскочил, встал у окна и, не обращая внимания на крадущийся в комнату холод, распахнул ставни и уставился на спящую улицу, освещенную бледной луной. И чем дольше он стоял, тем легче становилось на душе, хотя в мыслях и сердце по-прежнему царила Эйслинн из Даркенуолда, такая прекрасная и гордая.
   Несмотря ни на что, она держится с ним как победительница, надменная и недосягаемая королева. От ее ласковых речей голова идет кругом. Как можно в чем-то отказать ей, когда она так трогательно обнажает свою душу и взывает к его чести?! Эйслинн храбро защищает своих людей и подчиняет его своей воле.
   Вулфгар потер лоб, словно прогоняя неотступные думы, которым не было конца. Однако иногда он так хотел, чтобы она…
   — …чтобы он поклялся мне в верности, — вздохнула Эйслинн, глядя на огромную бледную луну, висевшую над равниной. — Если бы он только дал обет преданности и признался, что хоть немного любит меня, как я была бы счастлива! Он добр и нежен даже в своем вожделении, а я… мне выпало стать той, что зажигает огонь у него в крови. Он взял меня против воли, но я не проклинаю его за это: ведь Вулфгар — мужчина, обуреваемый желаниями. Что мне делать? Как завоевать его благосклонность, когда в объятиях моего господина я забываю обо всем? Его поцелуи лишают меня способности сопротивляться, и я, словно ивовый прутик под порывами ветра, сгибаюсь, покорная его велениям. Он использует мое тело, стремясь получить наслаждение, и никогда ничего не обещает взамен. Но мне этого мало. Верно, он не первый, кто владел мной, но ласки Вулфгара дали мне на него некоторые права. Я не уличная девка, которую можно бросить наутро, как грязную ветошь. У меня есть гордость и честь. Я не могу вечно быть его любовницей и довольствоваться лишь малыми крохами внимания.
   Эйслинн сняла нижнее платье и, забравшись под шкуры, положила голову на подушку, туда, где все еще сохранился слабый запах кожи Вулфгара. Прижав подушку к груди, она словно ощутила на миг игру мощных мышц под ладонями, жар его поцелуев.
   — Я хочу его, — прошептала девушка. — Не знаю, люблю ли, но хочу больше всего на свете. Однако следует призвать на помощь мудрость и здравый смысл. Я стану противиться ему сколько могу, но постараюсь не прогневать его. И когда пойму, что он неравнодушен ко мне, отдам всю свою любовь, а если ее не хватит, украду или одолжу, но Вулфгар не пожалеет о своей слабости.
 
   Наконец-то выглянуло солнышко, и ветер разогнал тучи. Обитатели Даркенуолда уже поднялись и были заняты обычными утренними хлопотами. Эйслинн тоже встала и, позавтракав, отправилась лечить больных и раненых — таким образом ей удавалось часами избегать Гвинет и ее злобных нападок.
   День уже клонился к вечеру, когда раздался крик дозорного с башни, и вскоре прибежал Керуик сообщить, что к замку приближаются всадники под флагом Вулфгара.
   Помчавшись к себе, Эйслинн расчесала волосы и перевила их лентами. К пылающим щекам пришлось прижать мокрую тряпку, чтобы немного охладить их. Но сколь велико оказалось разочарование девушки, когда, войдя в зал, она увидела там только Гауэйна. Он с улыбкой направился к ней, но Гвинет, сидевшая у очага за вышиванием, окликнула юношу и велела подойти поближе. Гауэйн нерешительно посмотрел на Эйслинн, явно желая сначала поговорить с ней, но хорошие манеры взяли верх.
   — Что с Вильгельмом? — встревожено осведомилась Гвинет. — Англия покорилась?
   — Да, — ответил рыцарь. — Если все будет хорошо, он коронуется в день Рождества.
   — Значит, Даркенуолд принадлежит нам, — облегченно вздохнула Гвинет.
   — Здоров ли господин Вулфгар? — спросила Эйслинн, приближаясь к ним. — Почему не приехал сам? Уж не ранили ли его?
   Голос девушки задрожал от страха. Она пытливо всматривалась в лицо юноши, словно боясь услышать подтверждение своим опасениям.
   — О нет, — поспешно заверил ее Гауэйн, — он бодр и здоров.
   — В таком случае почему вы приехали? — перебила Гвинет. — Должно быть, по какому-то безотлагательному делу.
   — Совершенно верно, миледи, — улыбнулся Гауэйн. — Вулфгар считает дело неотложным.
   — Объясните же поскорее, сэр рыцарь. Не заставляйте нас ждать, — настаивала Гвинет.
   — Мне велено… привезти кое-кого, — промямлил он, вовремя вспомнив о неприязни между Эйслинн и сестрой Вулфгара.
   — Привезти? Но кто же вам нужен?
   Гвинет взглянула на юношу и задумчиво побарабанила пальцами по подлокотнику кресла.
   — Коронация! Я угадала? Значит, Вулфгар желает представить королю свою семью? Я буду счастлива отправиться с вами, но придется сшить новый наряд, в котором приличествует предстать перед его величеством. В этой одежде даже свиней кормить стыдно!
   Она пренебрежительно показала на ветхое платье, принадлежавшее ранее Эйслинн.
   Рыцарь покраснел и откашлялся, смущенно поглядывая на девушку. Лучше бы он не тянул! Своей нерешительностью только все испортил!