Страница:
– Я там не лежала, – возразила мертвая. – Я была очень далеко отсюда.
– Но здесь же кто-то копался! – продолжал настаивать Эврикл.
– Волк.
– Но ведь, наверное, не волк разбил твой гроб, а человек?
– Нет, волк.
– Она говорит в точности как оракул, – тихо заметил Пиндар.
Эврикл еле заметно кивнул, соглашаясь с ним.
– А как имя этого волка? Говори!
– Его имя Человек.
– Как же он разбил твой гроб?
– Камнем.
– Держа его в руках? – допытывался Эврикл.
– Да.
Тот шкипер, что предлагал Фае проводить ее, сказал:
– А девушка-то оказалась права! Я тоже ухожу отсюда. – И все, за исключением Эврикла и меня, отступили от разверстой могилы.
– Неужели вы не понимаете, что она может предсказать, вашу судьбу, глупцы? – воскликнул Эврикл. – Слушайте же и убедитесь сами в том, что занавес, скрывающий от нас будущее, сейчас будет разорван в клочья!
Тигатер! Кто победит в этой войне?
– Во всех войнах побеждают волки и вороны.
– А будет ли Кшьярша, которого люди называют Великим царем, когда-либо править в этой стране?
– Великий царь уже правил в нашей стране.
– Это именно то, о чем вещала пророчица в Дельфах, – сказал Эвриклу Пиндар:
– Тигатер! Как мне разбогатеть? – продолжал вопрошать он.
– Став бедняком.
– Нынче ночью я стал свидетелем чуда, однако лучше б я ничего этого не видел! – сказал Гиперид. – Я никогда не поверю, что боги милостиво улыбнутся в ответ на такую проделку, так что немедленно возвращаюсь в Пирей. А те, кому интересно, что будет дальше, пусть остаются и пусть сами расхлебывают последствия. Мне же наплевать, что там еще случится. Эврикл, передай Каллеос, что пари я проиграл и вернулся на свое судно; я сам все ей объясню при нашем следующем свидании.
– Я иду с тобой, – сказал кибернет; Ацет и оба шкипера тоже присоединились к нему.
– Ну, не спешите! – вмешался Пиндар. – И не уходите все сразу. Гиперид, ты ведь проспорил мне две "совы" дополнительно, их ты у Каллеос не оставлял.
Гиперид положил монеты в его протянутую ладонь и предложил:
– Если хочешь, можешь пока пожить у меня, в Пирее.
Пиндар покачал головой:
– Нет, мы с Латро вернемся к Каллеос. Завтра я зайду на корабль и заберу Гилаейру и Ио.
Я чуть было не сказал, что Ио уже у Каллеос, однако удержался.
Эврикл поплевал на ладони и с энтузиазмом потер их.
– Ну что ж, поскольку вы нас покидаете, мы с Тигатер, пожалуй, направимся в город. У меня там есть покровители, которым будет в высшей степени приятна одержанная мною победа. За мной, Тигатер!
– А ты погоди, – шепнул мне Пиндар. – Нам, правда, тоже в эту сторону, но к чему идти в компании с мертвой?
Я смотрел, как Эврикл и мертвец бредут по направлению к городу, а Гиперид и все остальные, отвернувшись, смотрели совсем в другую сторону – на запад.
– Пиндар, – спросил я, – почему мне так страшно?
– А кому не страшно? Мне, например, тоже ужасно страшно. Как и Эвриклу, по-моему. Только он виду не подает. – Пиндар нервно засмеялся. – Я полагаю, ты разгадал его маленький фокус? Я-то хотел, чтобы благодаря тебе Эврикл получил больше, чем рассчитывал, однако ты превзошел все мои ожидания, и я тоже получил больше, чем рассчитывал.
– Но я вовсе не боюсь этой мертвой женщины, – продолжал я. – Что же все-таки внушает мне такой ужас? Посмотри, какая луна, Пиндар! Она не кажется тебе странной?
– От нее остался лишь тоненький серпик, – пожал плечами Пиндар. – Да и он уже почти скрылся за Священным холмом. А что такого странного в луне?
– Видишь, вон там, в развалинах колонн, как бы запутался месяц? Причем одни колонны закрывают его спереди, а другие отчетливо видны сзади?
– Нет, – сказал Пиндар. – Нет, Латро, этого я не вижу! Ну ладно, пошли, что ли?
Я молча кивнул. Когда мы были уже на полпути к дому Каллеос, Пиндар вдруг сказал:
– А ведь ничего удивительного, что ты не испугался мертвой, Латро! Ты сам кого хочешь испугаешь, и куда сильнее. Но самое удивительное, по-моему, то, что и мертвая тоже тебя совсем не боялась. А впрочем, может, я ошибаюсь?
Дверь оказалась запертой на засов; на наш стук никто не отозвался, однако проникнуть в дом не составило труда: во многих местах стены были сильно разрушены и их еще не успели восстановить.
– В моей комнате даже крыша наполовину сохранилась, – сказал мне Пиндар. – Мне эту комнату Каллеос сама отвела как самую лучшую в доме!
Наверное, так оно и есть, если не считать ее собственной спальни. Я с удовольствием приглашаю тебя – если хочешь, можешь разделить ее со мной.
– Нет, спасибо, – сказал я, – мне тоже отвели место.
– Как угодно. – Пиндар отчего-то вздохнул и улыбнулся. – Ну что ж, зато в результате сегодняшнего ночного похода ты обзавелся плащом. А я получил две "совы" и провел время с женщиной; я зашел дальше тебя, но получил в итоге меньше. Спокойной ночи, Латро.
Я вошел в комнату, где спали чернокожий и Ио. Девочка тут же проснулась и стала спрашивать, все ли у меня в порядке. Когда я заверил ее, что все хорошо, она сообщила мне, что некоторое время назад прибежала Фая, и Каллеос рассердилась и побила ее.
Я сказал Ио, что меня-то уж точно никто не бил, и мы улеглись спать.
Она вскоре уснула рядом со мной, а я все еще чувствовал непонятный страх и спать не мог. Почему-то ущербная луна, которая уже, казалось бы, почти зашла, когда мы с Пиндаром подходили к дому, вновь светила высоко в небесах и была похожа на чуть приоткрытый глаз той мертвой женщины, когда она впервые посмотрела на потревожившего ее сон Эврикла.
Когда сквозь разрушенную крышу над моей головой забрезжил рассвет, я сел и подробно записал все, что случилось со мной в последнее время.
Дописав, я свернул книгу и увидел на ее внешней стороне памятку о том, что мне следует перечитывать дневник каждый день. Поэтому я стал его перечитывать и, возможно, скоро пойму, что означали слова мертвой, обращенные ко мне, и куда это я должен пойти.
Глава 17
– Но здесь же кто-то копался! – продолжал настаивать Эврикл.
– Волк.
– Но ведь, наверное, не волк разбил твой гроб, а человек?
– Нет, волк.
– Она говорит в точности как оракул, – тихо заметил Пиндар.
Эврикл еле заметно кивнул, соглашаясь с ним.
– А как имя этого волка? Говори!
– Его имя Человек.
– Как же он разбил твой гроб?
– Камнем.
– Держа его в руках? – допытывался Эврикл.
– Да.
Тот шкипер, что предлагал Фае проводить ее, сказал:
– А девушка-то оказалась права! Я тоже ухожу отсюда. – И все, за исключением Эврикла и меня, отступили от разверстой могилы.
– Неужели вы не понимаете, что она может предсказать, вашу судьбу, глупцы? – воскликнул Эврикл. – Слушайте же и убедитесь сами в том, что занавес, скрывающий от нас будущее, сейчас будет разорван в клочья!
Тигатер! Кто победит в этой войне?
– Во всех войнах побеждают волки и вороны.
– А будет ли Кшьярша, которого люди называют Великим царем, когда-либо править в этой стране?
– Великий царь уже правил в нашей стране.
– Это именно то, о чем вещала пророчица в Дельфах, – сказал Эвриклу Пиндар:
Но, по-моему, Эврикл даже не слышал его.
Не жди коня, не жди войны,
Покинь брега родной страны.
Восточный царь чужой
Теперь здесь станет править.
Но, пред тобою отступив,
Он должен земли те оставить.
– Тигатер! Как мне разбогатеть? – продолжал вопрошать он.
– Став бедняком.
– Нынче ночью я стал свидетелем чуда, однако лучше б я ничего этого не видел! – сказал Гиперид. – Я никогда не поверю, что боги милостиво улыбнутся в ответ на такую проделку, так что немедленно возвращаюсь в Пирей. А те, кому интересно, что будет дальше, пусть остаются и пусть сами расхлебывают последствия. Мне же наплевать, что там еще случится. Эврикл, передай Каллеос, что пари я проиграл и вернулся на свое судно; я сам все ей объясню при нашем следующем свидании.
– Я иду с тобой, – сказал кибернет; Ацет и оба шкипера тоже присоединились к нему.
– Ну, не спешите! – вмешался Пиндар. – И не уходите все сразу. Гиперид, ты ведь проспорил мне две "совы" дополнительно, их ты у Каллеос не оставлял.
Гиперид положил монеты в его протянутую ладонь и предложил:
– Если хочешь, можешь пока пожить у меня, в Пирее.
Пиндар покачал головой:
– Нет, мы с Латро вернемся к Каллеос. Завтра я зайду на корабль и заберу Гилаейру и Ио.
Я чуть было не сказал, что Ио уже у Каллеос, однако удержался.
Эврикл поплевал на ладони и с энтузиазмом потер их.
– Ну что ж, поскольку вы нас покидаете, мы с Тигатер, пожалуй, направимся в город. У меня там есть покровители, которым будет в высшей степени приятна одержанная мною победа. За мной, Тигатер!
– А ты погоди, – шепнул мне Пиндар. – Нам, правда, тоже в эту сторону, но к чему идти в компании с мертвой?
Я смотрел, как Эврикл и мертвец бредут по направлению к городу, а Гиперид и все остальные, отвернувшись, смотрели совсем в другую сторону – на запад.
– Пиндар, – спросил я, – почему мне так страшно?
– А кому не страшно? Мне, например, тоже ужасно страшно. Как и Эвриклу, по-моему. Только он виду не подает. – Пиндар нервно засмеялся. – Я полагаю, ты разгадал его маленький фокус? Я-то хотел, чтобы благодаря тебе Эврикл получил больше, чем рассчитывал, однако ты превзошел все мои ожидания, и я тоже получил больше, чем рассчитывал.
– Но я вовсе не боюсь этой мертвой женщины, – продолжал я. – Что же все-таки внушает мне такой ужас? Посмотри, какая луна, Пиндар! Она не кажется тебе странной?
– От нее остался лишь тоненький серпик, – пожал плечами Пиндар. – Да и он уже почти скрылся за Священным холмом. А что такого странного в луне?
– Видишь, вон там, в развалинах колонн, как бы запутался месяц? Причем одни колонны закрывают его спереди, а другие отчетливо видны сзади?
– Нет, – сказал Пиндар. – Нет, Латро, этого я не вижу! Ну ладно, пошли, что ли?
Я молча кивнул. Когда мы были уже на полпути к дому Каллеос, Пиндар вдруг сказал:
– А ведь ничего удивительного, что ты не испугался мертвой, Латро! Ты сам кого хочешь испугаешь, и куда сильнее. Но самое удивительное, по-моему, то, что и мертвая тоже тебя совсем не боялась. А впрочем, может, я ошибаюсь?
Дверь оказалась запертой на засов; на наш стук никто не отозвался, однако проникнуть в дом не составило труда: во многих местах стены были сильно разрушены и их еще не успели восстановить.
– В моей комнате даже крыша наполовину сохранилась, – сказал мне Пиндар. – Мне эту комнату Каллеос сама отвела как самую лучшую в доме!
Наверное, так оно и есть, если не считать ее собственной спальни. Я с удовольствием приглашаю тебя – если хочешь, можешь разделить ее со мной.
– Нет, спасибо, – сказал я, – мне тоже отвели место.
– Как угодно. – Пиндар отчего-то вздохнул и улыбнулся. – Ну что ж, зато в результате сегодняшнего ночного похода ты обзавелся плащом. А я получил две "совы" и провел время с женщиной; я зашел дальше тебя, но получил в итоге меньше. Спокойной ночи, Латро.
Я вошел в комнату, где спали чернокожий и Ио. Девочка тут же проснулась и стала спрашивать, все ли у меня в порядке. Когда я заверил ее, что все хорошо, она сообщила мне, что некоторое время назад прибежала Фая, и Каллеос рассердилась и побила ее.
Я сказал Ио, что меня-то уж точно никто не бил, и мы улеглись спать.
Она вскоре уснула рядом со мной, а я все еще чувствовал непонятный страх и спать не мог. Почему-то ущербная луна, которая уже, казалось бы, почти зашла, когда мы с Пиндаром подходили к дому, вновь светила высоко в небесах и была похожа на чуть приоткрытый глаз той мертвой женщины, когда она впервые посмотрела на потревожившего ее сон Эврикла.
Когда сквозь разрушенную крышу над моей головой забрезжил рассвет, я сел и подробно записал все, что случилось со мной в последнее время.
Дописав, я свернул книгу и увидел на ее внешней стороне памятку о том, что мне следует перечитывать дневник каждый день. Поэтому я стал его перечитывать и, возможно, скоро пойму, что означали слова мертвой, обращенные ко мне, и куда это я должен пойти.
Глава 17
НА ПУТИ В ЭЛЕВСИН
Здесь много гостиниц. Мы прибыли еще засветло, однако было уже поздно отправляться в храм, и Пиндар снял нам комнату в одной из гостиниц неподалеку. Комната удобная, просторная и представляет собой как бы два смежных помещения.
Первое, что я вспомнил, – это как мы утром завтракали вместе с Каллеос и ее девушками. Я, видимо, знал, как зовут мою хозяйку, ибо правильно обращался к ней, подавая на стол ячменную кашу, фрукты, вино и воду. Потом я спросил, нельзя ли мне отнести немного еды Ио и чернокожему, и Каллеос предложила привести их во внутренний дворик, чтобы они позавтракали со всеми вместе за большим столом. (По-моему, это мы с чернокожим его там установили, потому что я хорошо знал, как разобрать его, когда пришло время это сделать.) Женщины неумолчно болтали, радуясь своему возвращению в родной город и предстоящему походу на рынок за новыми украшениями и нарядами. Хотя солнце было уже почти в зените, большинство из них, по-моему, только что встали.
Потом явился еще какой-то мужчина, который непрерывно зевал и ковырял в зубах уголком свернутой тряпочки. Я подвинулся, освобождая ему место за столом, и он сказал:
– Я Пиндар. Ты меня еще помнишь, Латро?
– Да, – ответил я. – Я помню, как мы нынче ночью расстались, а утром я еще раз перечитал свои записи, и твое имя там упоминается достаточно часто. Теперь мне нужно поскорее отыскать того лекаря-египтянина.
Когда я упомянул о Египте, женщины притихли и прислушались, а Пиндар спросил:
– А это еще кто такой?
– Он лечил меня сразу после того сражения, когда я был ранен. Это он сказал мне, как меня зовут; мое имя он узнал от воинов моей манипулы[88]. Ты ведь понимаешь, насколько это важно, Пиндар? Раз они знали мое имя, то должны были знать и откуда я родом.
– А тебе очень хочется это узнать? – спросил Пиндар. – Раньше ты не слишком часто вспоминал об этом.
– Да, очень!
– Он потихоньку поправляется! – заявил Пиндар. – Хотя пока что успехи и не слишком велики. Нет, Латро, сперва ты должен попасть в святилище Великой Матери. Ты уже прочитал об этом в своей книге?
Я сказал, что прочитал слова Сияющего бога: "…у святилища Великой Матери пал ты раненным, в святилище ее ты должен вернуться".
– Ну да, именно так.
– А кто такая Великая Мать? – спросила одна из женщин, но Пиндар лишь рукой махнул, призывая ее к молчанию.
– Я не верю богам этой страны, – сказал я.
– Человек обязан верить богам! – пожал плечами Пиндар. – Больше верить некому.
– Ну, если написанное в этом свитке – правда, то богов ваших я видел немало, куда больше, чем ты, – возразил я. – Ты видел одного лишь чернокожего бога…
Тут сидевший со мной рядом чернокожий подтолкнул меня и дважды сжал и разжал пальцы обеих рук, чтобы показать, что существует, по крайней мере, двадцать темнокожих богов.
– Я тебе верю, – кивнул я ему. – Но в моем дневнике написано, что Пиндар видел лишь одного, как и ты. А что, ты разве видел больше?
Он покачал головой.
– Неужели, Латро, ты действительно видел настоящего бога? – спросила Каллеос. – Неужели он предстал перед тобой, как в старые добрые времена, когда боги свободно являлись людям?
– Не знаю, – ответил я. – Сам я ничего не помню, но о многих виденных мной богах написано в этом свитке.
– Это правда, – сказал Пиндар. – Уж одного-то он точно видел – ведь я и сам был там и тоже видел его. Да и маленькая Ио тоже. Кстати, Ио, напомни мне, чтобы я потом попросил тебя рассказать, как ты попала в этот дом. И наш чернокожий приятель тоже видел тогда этого бога. Мне кажется, Латро действительно встречался со многими богами, поскольку в различное время упоминал об этом, а я, собственными глазами увидев царя Нисы, которого Латро называет "чернокожим богом", ему окончательно поверил.
– В таком случае поверь мне еще раз, – сказал я. – На ваших богов полагаться не следует! Кое-кто из них, конечно, получше прочих – Быстрый бог, например, или Светлый бог, или тот царь Нисы, однако, по-моему…
– А что по-твоему? – Пиндар склонился ко мне, точно ему не терпелось услышать.
– По-моему, даже лучшие из них действуют как-то странно, не правильно, слишком сложным способом. Коварство свойственно даже тем из них, кто должен бы проявлять милосердие и доброту, даже прекрасной Европе. А уж в той женщине-змее зло горело ярким пламенем, меня прямо-таки опалил его жар, я чувствовал его, даже когда читал о ней в своем же дневнике.
Каллеос, которая меня, видимо, даже не слушала, вдруг сказала:
– Но у тебя-то память не отшибло, Пиндар. И у тебя тоже, милочка. Так что лучше вы нам все расскажите.
И Пиндар с Ио рассказали, как мы повстречались с тем чернокожим божеством. Я еще помнил, что примерно то же самое только что прочитал в своих записях, так что не стану приводить здесь их рассказ. Я был даже рад, что рассказывать попросили их, ибо я был голоден и получил возможность спокойно поесть.
Они все еще рассказывали, а я уже доел свою кашу и впился зубами в сочное яблоко. Тут в дверь постучали, и я пошел открывать.
На пороге стояла хорошенькая женщина с красивыми синими глазами, более темными, чем у Каллеос.
– Здравствуй, Латро, – сказала она. – Помнишь меня?
Я покачал головой.
– Я Гилаейра, мы с тобой старые друзья. Можно мне войти в дом?
Я отступил в сторону, пропуская ее, и сказал, что успел уже прочитать о ней с утра в своей книге.
Она улыбнулась:
– Держу пари, ты не прочитал там вот о чем: ты стал еще красивее, чем прежде, и это чистая правда! По словам Гиперида, этот дом полон женщин.
Неужели они оставят тебя в покое? А Пиндара ты помнишь?
– Да, – сказал я. – Он сейчас завтракает. По-моему, Каллеос и тебя с удовольствием пригласит к столу, если ты сама захочешь, конечно.
– С радостью приму ее приглашение. Я ведь пришла пешком из Пирея, а это не так уж и близко.
Мы прошли во внутренний дворик, и я спросил у Каллеос:
– Нельзя ли Гилаейре позавтракать с нами вместе?
– Ну разумеется! – воскликнула Каллеос. – Дорогая, мне следовало представиться тебе еще на "Европе", я очень сожалею, что не сделала этого.
Садись со мною рядом – подвинься-ка, Элеонора, – и не стесняйся. Ах, я должна была конечно же еще вчера предложить тебе свою помощь, но я почему-то считала тебя супругой этого Пинфита, то есть Пиндара… Как же ты добралась сюда?
– Пешком, госпожа моя, – ответила Гилаейра. – Гиперид предупредил меня, что здесь не разрешено женщинам выходить из дому без сопровождения, но Ио куда-то пропала…
– А я уже здесь! – крикнула Ио.
– Ах вот ты где, оказывается! Впрочем, Гиперид все равно никого бы из команды не послал сопровождать меня. Ему позарез были нужны рабочие руки, к тому же он надеялся, что Пиндар непременно вернется на корабль. Но Пиндар так и не пришел, и я решила рискнуть, подумав, что, возможно, встречусь с ним по дороге. И разумеется, не встретилась. Гиперид передал тебе письмо, госпожа. – Гилаейра сунула руку за вырез хитона. – Боюсь, оно слегка влажное.
– Это не важно. Прочти его сама, дорогая, прошу тебя. Из-за яркого солнца у меня глаза слезятся, как у Ниобы[89].
Гилаейра сломала печать и развернула листок.
– Ты правда хочешь, чтобы я это прочла вслух? Письмо очень личное, и, по-моему…
Женщины за столом дружно рассмеялись.
– Читай, милочка, не смущайся. У нас в доме секретов нет.
– Ну хорошо. "Дорогая моя искусительница, позволь еще раз поведать тебе, сколь сладостно было мне, старому волку морскому, преклонить просоленную свою башку на твои несравненные белоснежные перси…"
Тут снова раздался дружный смех женщин, а кое-кто еще и от восторга застучал ложкой по столу. Да и потом они не раз прерывали Гилаейру подобным образом, но я больше упоминать об этом не буду.
– "Отправляясь в Дельфы, к Пупу Земли, и в Коринф, – продолжала читать Гилаейра, – я вполне был согласен с мнением нашего Собрания, решившего послать туда корабли, а не отправлять сухопутную армию, но до чего же устали мои морские кони!
Однако по возвращении я был вознагражден сполна, за что и благодарю тебя, дражайшая Каллеос! Увы, вторую половину своего долга тебе я сразу вернуть не смогу, ибо только что мы получили распоряжение присоединиться к нашему флоту. А потому прошу тебя: не медли и сегодня же отошли назад моего раба вместе с носилками". Последние слова подчеркнуты, – заметила Гилаейра.
Каллеос посмотрела на нашего чернокожего и сказала ему:
– Ты должен будешь отнести носилки обратно, понял? А потом отправляйся в порт и найди Гиперида. Если ты этого не сделаешь, он пошлет за тобой лучников.
Чернокожий кивнул с безучастным видом и обернулся ко мне. Потом изобразил, будто пишет что-то на ладони, и вопросительно поднял бровь.
– Ты хочешь знать, прочитал ли я о тебе в своей книге? – спросил я. – Да, прочитал. Ты был моим самым первым другом на этой земле; это я помню.
Чернокожий удовлетворенно кивнул, вышел из-за стола, и с тех пор я его больше не видел.
– "Будь доброй к бедняге Латро, – продолжала между тем читать Гилаейра, – и сама увидишь, что он с радостью готов оказать тебе любую посильную услугу. Ко мне, по крайней мере, он всегда относился именно так.
Пиндар Пагонд из Беотии уже, должно быть, рассказал тебе, что произошло этой ночью. Честное слово, худшего приключения в моей жизни не было, да хранят меня от подобных переживаний великие Двенадцать! Пари я проиграл, и ты можешь отдать Эвриклу деньги, которые мы у тебя оставили. А расплатившись с ним, постарайся никогда более не встречаться с этим человеком, очень тебя прошу! Поверь мне, о сладчайшая Каллеос, если бы ты была прошлую ночь с нами, то и сама никогда более не пожелала бы его видеть.
А теперь прими прощальный…"
– Постой! – воскликнула Каллеос. – Пиндар так ничего и не успел мне рассказать. Что у вас там случилось, поэт?
– Минутку, – попросил Пиндар. – Пусть Гилаейра сперва дочитает письмо.
– "А теперь прими прощальный привет от горячо любящего тебя Гиперида, дражайшая моя Каллеос, – продолжала Гилаейра. – Спартанцы говорят, что уходящий на войну мужчина должен вернуться либо со щитом, либо на щите. Я свой щит в бою испробовал, и он не подведет, так что я намерен вернуться непременно со щитом. А до той поры остаюсь вечно твоим, моя незабвенная. Гиперид".
Когда взволнованные письмом женщины несколько успокоились и притихли, Пиндар спросил Каллеос:
– А ты уверена, что действительно хочешь узнать, что именно произошло на кладбище? И чтобы я рассказал об этом при всех, за столом?
Предупреждаю: я буду говорить только правду. Ты была очень щедра к своим гостям, Каллеос, так что если все же предпочтешь выслушать эту историю наедине…
– Давай рассказывай, – велела Каллеос.
– С самого начала?
Она кивнула.
– Ну хорошо, тогда я начну вот с чего: когда Эврикл предложил пари, мне пришло в голову, что история, рассказанная Фаей, оказалась очень ему на руку. Ну а когда Фая собралась сама идти с нами – единственная из женщин!
– я догадался, что здесь явно что-то не так. Может, я выпил меньше других, а может, просто не так быстро пьянею – не знаю. Кстати, ты на какую сумму рассчитывала, Фая?
– Это к делу совершенно не относится, – быстро вставила Каллеос, но Фая разбитыми губами успела пробормотать:
– Мне обещали "сову".
– Итак, мы обнаружили оскверненную могилу, – продолжал как ни в чем не бывало Пиндар, – и сперва я даже подумал, что Эврикл сам сделал это заранее, но потом понял, что вряд ли он пошел бы на такое преступление.
Фая прекрасно изобразила испуг и бросилась к нему, как бы в поисках защиты. Что, собственно, и подсказало мне, что Эврикла она знает гораздо лучше, чем любого из нас. Впрочем, она, пожалуй, действительно была напугана. Если бы она притворялась, то скорее вцепилась бы не в Эврикла, а в Гиперида, поскольку он спорил на самую крупную сумму, верно?
– Продолжай, – мрачно велела ему Каллеос.
– Пока мы были у тебя, Эврикл делал вид, что пьян в стельку. Наверное, считал, что для пьяного самое нормальное дело – предложить на пари вызвать мертвого из могилы. Однако на кладбище он оказался трезвее всех, кроме Латро, конечно, который вообще не пил. Тут Фая заявила, что немедленно уходит домой, и, по-моему, так и собиралась поступить; однако же мне также показалось, что Эврикл либо считал ее уход преждевременным, либо опасался, что у нее что-то другое на уме, ибо хотел заставить ее продолжать играть положенную роль, надеясь, что она возьмет себя в руки…
– Но она этого не сумела, – закончила за него Каллеос. – И примчалась домой.
– Это я и сам уже понял. На твоем месте, Фая, я бы приложил к подбитому глазу ломтик огурца.
– Пока что я не услышала ничего такого, что способно было так напугать Гиперида, – заметила Каллеос. – Так что продолжай.
– Ладно, пойдем дальше. Итак, Эврикл поднял из гроба мертвую женщину, и она заговорила с нами, однако же оставаясь абсолютно неживой. Лицо ее было иссиня-бледным, а плоть на щеках уже подверглась тлену.
Каллеос чуть наклонилась к нему и прищурилась:
– Так, значит, он действительно сумел это сделать?
– До того он принес в жертву твоего петуха, – пожал плечами Пиндар. – А потом мертвая встала из гроба и стала отвечать на его вопросы. Потом все остальные пошли в порт, а она последовала за Эвриклом в город. – Пиндар повернулся к Фае. – Но что же все-таки должна была сделать ты? Заговорить голосом мертвеца или притвориться духом?
– Значит, ты обо всем догадался! – только и промолвила Фая. – Даже когда мы еще не вышли из дому, ты уже знал!
– И ты думаешь, я именно поэтому заключил пари с Гиперидом и был на стороне Эврикла? Да, если честно, я вполне представлял, кто может выиграть столь странное пари. Да и Гиперид конечно же догадался бы обо всем, насколько я его знаю, если б не был так пьян.
Тут женщины не выдержали и заговорили все разом, а Гилаейра быстро шепнула мне, склонившись над столом:
– Латро, ты ведь ее коснулся? Ты это помнишь?
Я подтвердил ее правоту незаметным кивком, однако Пиндар это заметил.
– Да, именно эту роль и сыграл Латро, – сказал он Гилаейре. – И после этого я тем больше не могу вернуться в наш Светлый город, пока не доставлю его к святилищу Великой Матери. Ты, разумеется, совсем не обязана идти с нами, никто тебя винить не станет, если откажешься, но мы были бы рады, если б ты нас не покинула.
– У моего покойного отца, – сказала Гилаейра, – есть в Афинах приятель, они вели одно общее дело, и я рассчитывала немного погостить у этого человека…
– Что совершенно естественно, – вставил Пиндар.
– Так вот. Он живет совсем близко от Элевсина[90], где устраивают мистерии в честь Богини Зерна, и мне бы тоже очень хотелось присоединиться к ее последователям. Меня ведь примут, правда? Не посмотрят, что война?
– По-моему, они принимают любого, кто не совершил убийства, – успокоил ее Пиндар. – Однако там довольно долго нужно учиться – что-то с полгода.
Каллеос, ты знаешь что-нибудь об этих мистериях? Могут ли Гилаейре по какой-то причине не разрешить стать неофиткой?
Каллеос отрицательно покачала головой; она уже опять улыбалась.
– Нет таких причин. Гилаейра, дорогая, я слышала, как ты говорила о своем дяде или кем он там тебе приходится, так вот поверь: он тебе совершенно не нужен. С радостью приглашаю тебя в свой дом, и можешь жить здесь, сколько захочешь.
– Ах как ты добра, госпожа моя! – воскликнула Гилаейра.
– Конечно же для обучения потребуется время. Но тебе повезло: вскоре они как раз начинают набор. Правда, тебе придется довольно часто к течение лета ходить в Элевсин – там в это время проводятся фасты[91], различные священные церемонии и всякое такое. Я, правда, никогда сама не отправляла мистерий, но среди моих знакомых есть такие, кто это делал.
– А это повлияло на их дальнейшую жизнь? – спросила Гилаейра.
– Хм… Да, разумеется. И весьма сильно. Они теперь совсем иначе воспринимают жизнь; глаза у них стали более зоркими, я бы сказала. Между прочим, это, по-моему, полезно для всего нашего общества. Да, так о чем я?
И еще тебе предстоят омовения – их совершают очень часто, главным образом в Илиссе. К осени тебе позволят участвовать в первом цикле мистерий, они наиболее простые. А потом, если захочешь, можешь отправляться домой. Через год начнется подготовка к следующему циклу, более сложным мистериям, хотя тебе это и необязательно. Продолжительность этих таинств, по-моему, четыре дня. А простых мистерий – два. Впрочем, тебе все расскажут жрецы в элевсинском храме.
– А Элевсин далеко отсюда?
– Нет. Если выйти сразу после завтрака, то… Пиндар, да что с тобой такое?
– Ничего особенного… Просто ночью Латро говорил мне, что… Клянусь богами!
Гилаейра тоже с изумлением уставилась на него.
– Хоть тебе и не страшно было говорить с мертвецом, ты, похоже, немного спятил.
– Возможно. Впрочем, так и есть! Ах, что я за идиот! Ио, ты помнишь, что сказала пророчица в Фивах? Повтори, я боюсь, что мне изменяет память.
– Сейчас вспомню… – сказала Ио. – "В мире наземном ищи…"
– Нет, дальше, – нетерпеливо поторопил ее Пиндар. – Там, где про волка.
– "Воющий волк для тебя стал причиной несчастий! – нараспев продекламировала Ио. – К хозяйке его подойти ты обязан! Пылает очаг ее в доме подземном. К богу Незримому ныне тебя отсылаю!"
– Вот-вот, достаточно. "Воющий волк для тебя стал причиной несчастий! К хозяйке его подойти ты обязан! Пылает очаг ее в доме подземном". Каллеос, есть ли в Элевсине пещера?
Каллеос покачала головой:
– Понятия не имею.
– Должна быть! Отпусти, пожалуйста, Латро со мной на сегодня и завтра, хорошо? Клянусь, что приведу его обратно.
– Ну, предположим. Но, может, все-таки объяснишь, в чем дело?
Пиндар, однако, уже успел набить рот яблоком и, прежде чем ответить, вынужден был прожевать и проглотить пищу.
– Там, в моем родном городе, я поклялся отвести Латро к тому месту, которое указала провидица. Я думал сперва, что это Лейбадейская пещера, где находится оракул, до которой от Фив всего два дня пути.
– Ты слушал оракула в дельфийском храме? – спросила Каллеос.
Первое, что я вспомнил, – это как мы утром завтракали вместе с Каллеос и ее девушками. Я, видимо, знал, как зовут мою хозяйку, ибо правильно обращался к ней, подавая на стол ячменную кашу, фрукты, вино и воду. Потом я спросил, нельзя ли мне отнести немного еды Ио и чернокожему, и Каллеос предложила привести их во внутренний дворик, чтобы они позавтракали со всеми вместе за большим столом. (По-моему, это мы с чернокожим его там установили, потому что я хорошо знал, как разобрать его, когда пришло время это сделать.) Женщины неумолчно болтали, радуясь своему возвращению в родной город и предстоящему походу на рынок за новыми украшениями и нарядами. Хотя солнце было уже почти в зените, большинство из них, по-моему, только что встали.
Потом явился еще какой-то мужчина, который непрерывно зевал и ковырял в зубах уголком свернутой тряпочки. Я подвинулся, освобождая ему место за столом, и он сказал:
– Я Пиндар. Ты меня еще помнишь, Латро?
– Да, – ответил я. – Я помню, как мы нынче ночью расстались, а утром я еще раз перечитал свои записи, и твое имя там упоминается достаточно часто. Теперь мне нужно поскорее отыскать того лекаря-египтянина.
Когда я упомянул о Египте, женщины притихли и прислушались, а Пиндар спросил:
– А это еще кто такой?
– Он лечил меня сразу после того сражения, когда я был ранен. Это он сказал мне, как меня зовут; мое имя он узнал от воинов моей манипулы[88]. Ты ведь понимаешь, насколько это важно, Пиндар? Раз они знали мое имя, то должны были знать и откуда я родом.
– А тебе очень хочется это узнать? – спросил Пиндар. – Раньше ты не слишком часто вспоминал об этом.
– Да, очень!
– Он потихоньку поправляется! – заявил Пиндар. – Хотя пока что успехи и не слишком велики. Нет, Латро, сперва ты должен попасть в святилище Великой Матери. Ты уже прочитал об этом в своей книге?
Я сказал, что прочитал слова Сияющего бога: "…у святилища Великой Матери пал ты раненным, в святилище ее ты должен вернуться".
– Ну да, именно так.
– А кто такая Великая Мать? – спросила одна из женщин, но Пиндар лишь рукой махнул, призывая ее к молчанию.
– Я не верю богам этой страны, – сказал я.
– Человек обязан верить богам! – пожал плечами Пиндар. – Больше верить некому.
– Ну, если написанное в этом свитке – правда, то богов ваших я видел немало, куда больше, чем ты, – возразил я. – Ты видел одного лишь чернокожего бога…
Тут сидевший со мной рядом чернокожий подтолкнул меня и дважды сжал и разжал пальцы обеих рук, чтобы показать, что существует, по крайней мере, двадцать темнокожих богов.
– Я тебе верю, – кивнул я ему. – Но в моем дневнике написано, что Пиндар видел лишь одного, как и ты. А что, ты разве видел больше?
Он покачал головой.
– Неужели, Латро, ты действительно видел настоящего бога? – спросила Каллеос. – Неужели он предстал перед тобой, как в старые добрые времена, когда боги свободно являлись людям?
– Не знаю, – ответил я. – Сам я ничего не помню, но о многих виденных мной богах написано в этом свитке.
– Это правда, – сказал Пиндар. – Уж одного-то он точно видел – ведь я и сам был там и тоже видел его. Да и маленькая Ио тоже. Кстати, Ио, напомни мне, чтобы я потом попросил тебя рассказать, как ты попала в этот дом. И наш чернокожий приятель тоже видел тогда этого бога. Мне кажется, Латро действительно встречался со многими богами, поскольку в различное время упоминал об этом, а я, собственными глазами увидев царя Нисы, которого Латро называет "чернокожим богом", ему окончательно поверил.
– В таком случае поверь мне еще раз, – сказал я. – На ваших богов полагаться не следует! Кое-кто из них, конечно, получше прочих – Быстрый бог, например, или Светлый бог, или тот царь Нисы, однако, по-моему…
– А что по-твоему? – Пиндар склонился ко мне, точно ему не терпелось услышать.
– По-моему, даже лучшие из них действуют как-то странно, не правильно, слишком сложным способом. Коварство свойственно даже тем из них, кто должен бы проявлять милосердие и доброту, даже прекрасной Европе. А уж в той женщине-змее зло горело ярким пламенем, меня прямо-таки опалил его жар, я чувствовал его, даже когда читал о ней в своем же дневнике.
Каллеос, которая меня, видимо, даже не слушала, вдруг сказала:
– Но у тебя-то память не отшибло, Пиндар. И у тебя тоже, милочка. Так что лучше вы нам все расскажите.
И Пиндар с Ио рассказали, как мы повстречались с тем чернокожим божеством. Я еще помнил, что примерно то же самое только что прочитал в своих записях, так что не стану приводить здесь их рассказ. Я был даже рад, что рассказывать попросили их, ибо я был голоден и получил возможность спокойно поесть.
Они все еще рассказывали, а я уже доел свою кашу и впился зубами в сочное яблоко. Тут в дверь постучали, и я пошел открывать.
На пороге стояла хорошенькая женщина с красивыми синими глазами, более темными, чем у Каллеос.
– Здравствуй, Латро, – сказала она. – Помнишь меня?
Я покачал головой.
– Я Гилаейра, мы с тобой старые друзья. Можно мне войти в дом?
Я отступил в сторону, пропуская ее, и сказал, что успел уже прочитать о ней с утра в своей книге.
Она улыбнулась:
– Держу пари, ты не прочитал там вот о чем: ты стал еще красивее, чем прежде, и это чистая правда! По словам Гиперида, этот дом полон женщин.
Неужели они оставят тебя в покое? А Пиндара ты помнишь?
– Да, – сказал я. – Он сейчас завтракает. По-моему, Каллеос и тебя с удовольствием пригласит к столу, если ты сама захочешь, конечно.
– С радостью приму ее приглашение. Я ведь пришла пешком из Пирея, а это не так уж и близко.
Мы прошли во внутренний дворик, и я спросил у Каллеос:
– Нельзя ли Гилаейре позавтракать с нами вместе?
– Ну разумеется! – воскликнула Каллеос. – Дорогая, мне следовало представиться тебе еще на "Европе", я очень сожалею, что не сделала этого.
Садись со мною рядом – подвинься-ка, Элеонора, – и не стесняйся. Ах, я должна была конечно же еще вчера предложить тебе свою помощь, но я почему-то считала тебя супругой этого Пинфита, то есть Пиндара… Как же ты добралась сюда?
– Пешком, госпожа моя, – ответила Гилаейра. – Гиперид предупредил меня, что здесь не разрешено женщинам выходить из дому без сопровождения, но Ио куда-то пропала…
– А я уже здесь! – крикнула Ио.
– Ах вот ты где, оказывается! Впрочем, Гиперид все равно никого бы из команды не послал сопровождать меня. Ему позарез были нужны рабочие руки, к тому же он надеялся, что Пиндар непременно вернется на корабль. Но Пиндар так и не пришел, и я решила рискнуть, подумав, что, возможно, встречусь с ним по дороге. И разумеется, не встретилась. Гиперид передал тебе письмо, госпожа. – Гилаейра сунула руку за вырез хитона. – Боюсь, оно слегка влажное.
– Это не важно. Прочти его сама, дорогая, прошу тебя. Из-за яркого солнца у меня глаза слезятся, как у Ниобы[89].
Гилаейра сломала печать и развернула листок.
– Ты правда хочешь, чтобы я это прочла вслух? Письмо очень личное, и, по-моему…
Женщины за столом дружно рассмеялись.
– Читай, милочка, не смущайся. У нас в доме секретов нет.
– Ну хорошо. "Дорогая моя искусительница, позволь еще раз поведать тебе, сколь сладостно было мне, старому волку морскому, преклонить просоленную свою башку на твои несравненные белоснежные перси…"
Тут снова раздался дружный смех женщин, а кое-кто еще и от восторга застучал ложкой по столу. Да и потом они не раз прерывали Гилаейру подобным образом, но я больше упоминать об этом не буду.
– "Отправляясь в Дельфы, к Пупу Земли, и в Коринф, – продолжала читать Гилаейра, – я вполне был согласен с мнением нашего Собрания, решившего послать туда корабли, а не отправлять сухопутную армию, но до чего же устали мои морские кони!
Однако по возвращении я был вознагражден сполна, за что и благодарю тебя, дражайшая Каллеос! Увы, вторую половину своего долга тебе я сразу вернуть не смогу, ибо только что мы получили распоряжение присоединиться к нашему флоту. А потому прошу тебя: не медли и сегодня же отошли назад моего раба вместе с носилками". Последние слова подчеркнуты, – заметила Гилаейра.
Каллеос посмотрела на нашего чернокожего и сказала ему:
– Ты должен будешь отнести носилки обратно, понял? А потом отправляйся в порт и найди Гиперида. Если ты этого не сделаешь, он пошлет за тобой лучников.
Чернокожий кивнул с безучастным видом и обернулся ко мне. Потом изобразил, будто пишет что-то на ладони, и вопросительно поднял бровь.
– Ты хочешь знать, прочитал ли я о тебе в своей книге? – спросил я. – Да, прочитал. Ты был моим самым первым другом на этой земле; это я помню.
Чернокожий удовлетворенно кивнул, вышел из-за стола, и с тех пор я его больше не видел.
– "Будь доброй к бедняге Латро, – продолжала между тем читать Гилаейра, – и сама увидишь, что он с радостью готов оказать тебе любую посильную услугу. Ко мне, по крайней мере, он всегда относился именно так.
Пиндар Пагонд из Беотии уже, должно быть, рассказал тебе, что произошло этой ночью. Честное слово, худшего приключения в моей жизни не было, да хранят меня от подобных переживаний великие Двенадцать! Пари я проиграл, и ты можешь отдать Эвриклу деньги, которые мы у тебя оставили. А расплатившись с ним, постарайся никогда более не встречаться с этим человеком, очень тебя прошу! Поверь мне, о сладчайшая Каллеос, если бы ты была прошлую ночь с нами, то и сама никогда более не пожелала бы его видеть.
А теперь прими прощальный…"
– Постой! – воскликнула Каллеос. – Пиндар так ничего и не успел мне рассказать. Что у вас там случилось, поэт?
– Минутку, – попросил Пиндар. – Пусть Гилаейра сперва дочитает письмо.
– "А теперь прими прощальный привет от горячо любящего тебя Гиперида, дражайшая моя Каллеос, – продолжала Гилаейра. – Спартанцы говорят, что уходящий на войну мужчина должен вернуться либо со щитом, либо на щите. Я свой щит в бою испробовал, и он не подведет, так что я намерен вернуться непременно со щитом. А до той поры остаюсь вечно твоим, моя незабвенная. Гиперид".
Когда взволнованные письмом женщины несколько успокоились и притихли, Пиндар спросил Каллеос:
– А ты уверена, что действительно хочешь узнать, что именно произошло на кладбище? И чтобы я рассказал об этом при всех, за столом?
Предупреждаю: я буду говорить только правду. Ты была очень щедра к своим гостям, Каллеос, так что если все же предпочтешь выслушать эту историю наедине…
– Давай рассказывай, – велела Каллеос.
– С самого начала?
Она кивнула.
– Ну хорошо, тогда я начну вот с чего: когда Эврикл предложил пари, мне пришло в голову, что история, рассказанная Фаей, оказалась очень ему на руку. Ну а когда Фая собралась сама идти с нами – единственная из женщин!
– я догадался, что здесь явно что-то не так. Может, я выпил меньше других, а может, просто не так быстро пьянею – не знаю. Кстати, ты на какую сумму рассчитывала, Фая?
– Это к делу совершенно не относится, – быстро вставила Каллеос, но Фая разбитыми губами успела пробормотать:
– Мне обещали "сову".
– Итак, мы обнаружили оскверненную могилу, – продолжал как ни в чем не бывало Пиндар, – и сперва я даже подумал, что Эврикл сам сделал это заранее, но потом понял, что вряд ли он пошел бы на такое преступление.
Фая прекрасно изобразила испуг и бросилась к нему, как бы в поисках защиты. Что, собственно, и подсказало мне, что Эврикла она знает гораздо лучше, чем любого из нас. Впрочем, она, пожалуй, действительно была напугана. Если бы она притворялась, то скорее вцепилась бы не в Эврикла, а в Гиперида, поскольку он спорил на самую крупную сумму, верно?
– Продолжай, – мрачно велела ему Каллеос.
– Пока мы были у тебя, Эврикл делал вид, что пьян в стельку. Наверное, считал, что для пьяного самое нормальное дело – предложить на пари вызвать мертвого из могилы. Однако на кладбище он оказался трезвее всех, кроме Латро, конечно, который вообще не пил. Тут Фая заявила, что немедленно уходит домой, и, по-моему, так и собиралась поступить; однако же мне также показалось, что Эврикл либо считал ее уход преждевременным, либо опасался, что у нее что-то другое на уме, ибо хотел заставить ее продолжать играть положенную роль, надеясь, что она возьмет себя в руки…
– Но она этого не сумела, – закончила за него Каллеос. – И примчалась домой.
– Это я и сам уже понял. На твоем месте, Фая, я бы приложил к подбитому глазу ломтик огурца.
– Пока что я не услышала ничего такого, что способно было так напугать Гиперида, – заметила Каллеос. – Так что продолжай.
– Ладно, пойдем дальше. Итак, Эврикл поднял из гроба мертвую женщину, и она заговорила с нами, однако же оставаясь абсолютно неживой. Лицо ее было иссиня-бледным, а плоть на щеках уже подверглась тлену.
Каллеос чуть наклонилась к нему и прищурилась:
– Так, значит, он действительно сумел это сделать?
– До того он принес в жертву твоего петуха, – пожал плечами Пиндар. – А потом мертвая встала из гроба и стала отвечать на его вопросы. Потом все остальные пошли в порт, а она последовала за Эвриклом в город. – Пиндар повернулся к Фае. – Но что же все-таки должна была сделать ты? Заговорить голосом мертвеца или притвориться духом?
– Значит, ты обо всем догадался! – только и промолвила Фая. – Даже когда мы еще не вышли из дому, ты уже знал!
– И ты думаешь, я именно поэтому заключил пари с Гиперидом и был на стороне Эврикла? Да, если честно, я вполне представлял, кто может выиграть столь странное пари. Да и Гиперид конечно же догадался бы обо всем, насколько я его знаю, если б не был так пьян.
Тут женщины не выдержали и заговорили все разом, а Гилаейра быстро шепнула мне, склонившись над столом:
– Латро, ты ведь ее коснулся? Ты это помнишь?
Я подтвердил ее правоту незаметным кивком, однако Пиндар это заметил.
– Да, именно эту роль и сыграл Латро, – сказал он Гилаейре. – И после этого я тем больше не могу вернуться в наш Светлый город, пока не доставлю его к святилищу Великой Матери. Ты, разумеется, совсем не обязана идти с нами, никто тебя винить не станет, если откажешься, но мы были бы рады, если б ты нас не покинула.
– У моего покойного отца, – сказала Гилаейра, – есть в Афинах приятель, они вели одно общее дело, и я рассчитывала немного погостить у этого человека…
– Что совершенно естественно, – вставил Пиндар.
– Так вот. Он живет совсем близко от Элевсина[90], где устраивают мистерии в честь Богини Зерна, и мне бы тоже очень хотелось присоединиться к ее последователям. Меня ведь примут, правда? Не посмотрят, что война?
– По-моему, они принимают любого, кто не совершил убийства, – успокоил ее Пиндар. – Однако там довольно долго нужно учиться – что-то с полгода.
Каллеос, ты знаешь что-нибудь об этих мистериях? Могут ли Гилаейре по какой-то причине не разрешить стать неофиткой?
Каллеос отрицательно покачала головой; она уже опять улыбалась.
– Нет таких причин. Гилаейра, дорогая, я слышала, как ты говорила о своем дяде или кем он там тебе приходится, так вот поверь: он тебе совершенно не нужен. С радостью приглашаю тебя в свой дом, и можешь жить здесь, сколько захочешь.
– Ах как ты добра, госпожа моя! – воскликнула Гилаейра.
– Конечно же для обучения потребуется время. Но тебе повезло: вскоре они как раз начинают набор. Правда, тебе придется довольно часто к течение лета ходить в Элевсин – там в это время проводятся фасты[91], различные священные церемонии и всякое такое. Я, правда, никогда сама не отправляла мистерий, но среди моих знакомых есть такие, кто это делал.
– А это повлияло на их дальнейшую жизнь? – спросила Гилаейра.
– Хм… Да, разумеется. И весьма сильно. Они теперь совсем иначе воспринимают жизнь; глаза у них стали более зоркими, я бы сказала. Между прочим, это, по-моему, полезно для всего нашего общества. Да, так о чем я?
И еще тебе предстоят омовения – их совершают очень часто, главным образом в Илиссе. К осени тебе позволят участвовать в первом цикле мистерий, они наиболее простые. А потом, если захочешь, можешь отправляться домой. Через год начнется подготовка к следующему циклу, более сложным мистериям, хотя тебе это и необязательно. Продолжительность этих таинств, по-моему, четыре дня. А простых мистерий – два. Впрочем, тебе все расскажут жрецы в элевсинском храме.
– А Элевсин далеко отсюда?
– Нет. Если выйти сразу после завтрака, то… Пиндар, да что с тобой такое?
– Ничего особенного… Просто ночью Латро говорил мне, что… Клянусь богами!
Гилаейра тоже с изумлением уставилась на него.
– Хоть тебе и не страшно было говорить с мертвецом, ты, похоже, немного спятил.
– Возможно. Впрочем, так и есть! Ах, что я за идиот! Ио, ты помнишь, что сказала пророчица в Фивах? Повтори, я боюсь, что мне изменяет память.
– Сейчас вспомню… – сказала Ио. – "В мире наземном ищи…"
– Нет, дальше, – нетерпеливо поторопил ее Пиндар. – Там, где про волка.
– "Воющий волк для тебя стал причиной несчастий! – нараспев продекламировала Ио. – К хозяйке его подойти ты обязан! Пылает очаг ее в доме подземном. К богу Незримому ныне тебя отсылаю!"
– Вот-вот, достаточно. "Воющий волк для тебя стал причиной несчастий! К хозяйке его подойти ты обязан! Пылает очаг ее в доме подземном". Каллеос, есть ли в Элевсине пещера?
Каллеос покачала головой:
– Понятия не имею.
– Должна быть! Отпусти, пожалуйста, Латро со мной на сегодня и завтра, хорошо? Клянусь, что приведу его обратно.
– Ну, предположим. Но, может, все-таки объяснишь, в чем дело?
Пиндар, однако, уже успел набить рот яблоком и, прежде чем ответить, вынужден был прожевать и проглотить пищу.
– Там, в моем родном городе, я поклялся отвести Латро к тому месту, которое указала провидица. Я думал сперва, что это Лейбадейская пещера, где находится оракул, до которой от Фив всего два дня пути.
– Ты слушал оракула в дельфийском храме? – спросила Каллеос.