Оказалось, это милетец; он испуганно вскочил, когда я подошел ближе, однако, узнав меня, тут же успокоился.
   – Латро! – воскликнул он. – Слава богам, хоть еще кто-то в этом лагере не спит! Представь себе, эти спартанцы даже часового не поставили. Видно, они тебе полностью доверяют.
   Я спросил, что он тут делает.
   – Всего лишь хотел принести, небольшую жертву Триодите. Такие перекрестки считаются священными, особенно если рядом нет человеческого жилья, ну а безлунные ночи – лучшее время для жертвоприношений в честь Тройственной богини. Я ведь еще не успел как следует поблагодарить ее за ту великую милость, которую она мне оказала в Афинах – помнишь, на кладбище? Ах да, как жаль, что ты ничего не помнишь! Ну да все равно.
   Сегодня мне как раз представился случай: этот вот, – он показал пальцем на черного щенка, – подвернулся, а такая жертва, насколько я знаю, должна быть принята благосклонно.
   – Если ты еще не закончил… – начал было я.
   – О нет! Я как раз произносил последнее заклинание, когда услышал твои шаги. – Он наклонился и подобрал сверкающие предметы, разложенные вокруг щенка, затем выразительно глянул на мой бурдюк с вином. – Насколько я понимаю, вино ты купил в деревне?
   Я кивнул и спросил, не является ли он последователем Триодиты.
   – Да, разумеется! С юных лет я посвящен ей. Она дает своим рабам все, что они ни попросят, – даже старина Гесиод утверждал так в своих стихах, хотя никто из его соотечественников, по-моему, должного внимания на это не обратил. Допускаю, правда, что у великой богини довольно странная манера оказывать милости.
   И тут я понял, что именно о нем мне говорила Охотница, развязал бурдюк и налил в чашу вина.
   – А что именно ты просил у нее? – спросил я.
   – Власть, конечно! Деньги – всего лишь разновидность власти, притом не самая лучшая. Что же касается женщин, то их у меня было более чем достаточно. Я нахожу, что мальчики куда лучше.
   Чтобы не молчать, я сказал:
   – Ну что ж, власть позволит тебе взять любого. Цари ведь не испытывают с этим никаких затруднений.
   – О да, однако настоящая власть свойственна отнюдь не наземному миру, она куда возвышенней и шире; это способность управлять мертвыми и их душами, это понимание неведомых и незримых вещей…
   Я отпил из чаши и, отнимая ее от губ, почувствовал, как маленькая змейка шевельнулась в моей руке – той, что держала бурдюк. Я снова наполнил чашу доверху, незаметно уронил туда змейку и протянул милетцу, который осушил ее одним глотком.
   – Вот за это спасибо, Латро! Теперь я перед тобой в долгу. – Он утер губы тыльной стороной ладони. – Я бы посвятил тебя в таинства нашей веры, да ведь ты все забудешь, а записывать это нельзя.
   Мы побрели в лагерь. Я должен был ночевать в палатке Басия; не знаю, где собирался спать милетец, однако он спросил, нельзя ли нам выпить еще немного вина перед сном. Я ответил, что и без того уже выпил достаточно, однако с радостью угощу его. Он осушил полную чашу и пожелал мне доброй ночи.
   Когда я хотел пожелать ему того же, слова застряли у меня в горле.
   – Эврикл, – сказал он мне, думая, что я просто забыл его имя, – меня зовут Эврикл.
   – Да-да, – пробормотал я. – Желаю тебе счастья, Эврикл. Я знаю, твоя богиня тобой довольна.
   Он улыбнулся и помахал мне рукой, а потом нырнул в одну из палаток.
   Я лег, но довольно долго не мог заснуть и не успел забыться сном, как стало светать; тогда я решил заняться своими записями, пока еще не забыл случившееся нынче ночью.

Глава 23
В ДЕРЕВНЕ

   Я сижу во дворике гостиницы. Эвтакт так спешил покинуть Афины, что даже не закупил провизии на обратный путь. А может, считал, что купит все гораздо дешевле в деревне, и, видимо, оказался прав. Сейчас он со своими воинами отправился на рынок, а я пока стараюсь записать то, что еще не забыл, хотя уже совершенно не помню, как очутился среди этих спартанцев.
   Не успели мы разбить лагерь, как явился милетец и пригласил пойти поискать винную лавку.
   – Мне хочется отплатить тебе за вчерашнее угощенье, – сказал он. Я притворился, что все позабыл, но он стал меня уговаривать:
   – Басий тоже может пойти с нами, тогда никто не скажет, что мы хотели сбежать.
   Короче говоря, вскоре мы – милетец, Басий, Ио и я – уже сидели за столом под тенистым деревом, а на столе стояли кувшин с отличным вином и еще один, побольше, с чистой холодной водой из колодца. Перед каждым из нас поставили чашу.
   – Ну что, вспомнил, как вчера мы с тобой беседовали о Тройственной богине? – спросил меня милетец. – Вряд ли ты успел это так скоро забыть.
   – Я немного помню, как мы разбили лагерь и что произошло потом, – сказал я.
   – А где мы сейчас? – спросила Ио. – И далеко ли отсюда до Элевсина?
   – Мы находимся в Ахарнах[114], – сказал милетец. – А от Элевсина мы примерно в пятидесяти стадиях; там, очевидно, будет следующий привал. По Священной дороге было бы ближе, но, наверное, Эвтакт считает, что тогда нас могли бы обвинить в неуважении к богам. – Он глянул на Басия, словно искал поддержки, но спартанец лишь пожал плечами и поднес к губам свою чашу.
   – Я уже бывала в Элевсине, – сказала милетцу Ио. – Вместе с Латро, Пиндаром и Гилаейрой. Латро даже ночевал в тамошнем храме.
   – Вот как? И узнал что-нибудь интересное?
   – Да. Великая богиня обещала вскоре вернуть его к друзьям.
   Я попросил Ио рассказать мне об этом.
   – Я не так уж много знаю – ведь ты и сам мало что мне рассказывал, все больше Пиндару. А вот записал, наверное, достаточно. Мне же ты сказал всего лишь, что видел богиню, она дала тебе цветок и пообещала, что ты вскоре увидишься со своими друзьями. Мы тоже твои друзья – и Гилаейра, и Пиндар, и я – но вряд ли богиня имела в виду нас. Скорее всего, это те твои друзья, с которыми ты расстался, когда был ранен.
   Басий пристально посмотрел на меня.
   – Богиня дала тебе этот цветок во сне? – спросил он.
   – Не помню, – ответил я.
   – Он говорил только, что она дала ему цветок, вот и все, – пояснила Ио.
   Милетец между тем бросил на стол монету с изображением совы, словно гадал.
   – Никогда нельзя точно сказать, какие намерения были у той или иной богини. Или у бога. Возможно, сон, в котором она тебе явилась, был куда более реален, чем те моменты бодрствования, когда никаких богов ты перед собой не видишь. Это зависит только от самой богини. Ах, как бы мне хотелось обладать подобной властью!
   Я был потрясен.
   – Ты хочешь стать богиней?
   – Или богом. Это все равно. А потом подыскать себе небольшую страну, произвести должное впечатление на ее жителей своим могуществом и заставить их построить мне храм.
   – Ты бы лучше побольше воды в вино добавлял, – заметил Басий.
   – Возможно, ты прав, – улыбнулся милетец.
   – Если пить вино неразбавленным, недолго и разум потерять – это все знают. Вот сколоты пьют неразбавленное вино, так каждому известно, что они горькие пьяницы.
   – А скажи, правда, что на побережье Пелопоннеса есть деревушки, где по-прежнему поклоняются древним морским богам, давным-давно всеми забытым?
   Басий неторопливо отпил из своей чаши и сказал:
   – Какая разница, чем занимаются рабы? И кто у них боги?
   – Знаешь, Латро, – задумчиво проговорила Ио, – когда мы плыли с Гиперидом, то у нас на корабле тоже было четверо сколотов. А потом один куда-то исчез – в ту самую ночь, когда убили матроса, – и больше его никто не видел.
   Басий закивал головой:
   – Ну что я тебе говорил?
   Милетец снова бросил монету на стол.
   – А они не все настоящие сколоты. Некоторые только притворяются сколотами, а на самом деле это невры. В Афинах я знавал одного такого.
   – А кто это такие? Я о них никогда не слышал.
   – Они живут к востоку от сколотов, и у тех, и у других весьма сходные нравы и обычаи. По крайней мере, так кажется с первого взгляда.
   Басий налил себе еще вина.
   – Ну и что? – пробурчал он.
   – Да ничего, просто невры могут превращаться в волков. И порой превращаются в волков, сами того не замечая. Некоторые из них признавались, что ничего не могут с собой поделать. – Милетец понизил голос. – Вот ты, Латро, к сожалению, не помнишь, как я поднял мертвую из могилы на афинском кладбище, а ведь это явно кто-то из невров разрыл ее могилу! Я-то собирался всего лишь вызвать духа, а не заставлять мертвеца ходить и разговаривать, но когда увидел разбитый гроб… видишь ли, такая возможность редко предоставляется.
   Владелец гостиницы, стоявший у стены неподалеку от нас, подошел поближе и, извинившись, присоединился к беседе:
   – Я невольно услышал твой рассказ о людях-волках, господин мой. А знаете, у нас здесь не далее как вчера ночью произошло нечто весьма странное. Одна семья, мирно спавшая в своих постелях, была разбужена страшным ударом грома и появлением множества… я даже не знаю, как их назвать… Люди называют их слугами Матери ночной и еще иногда призраками, да только это не шутки. Небось имена их на стенах никто не пишет!
   – Я полагаю, – промолвил милетец, – с рассветом все эти призраки исчезли? Я бы с удовольствием задержался здесь на денек – думаю, мне удалось бы навсегда изгнать ужасные порождения тьмы из жилища этих добрых людей. Моя слава в таких делах давно пересекла границы наземного мира, хотя вслух об этом лучше не говорить. Однако, мне кажется, благородный Эвтакт намерен после завтрака отправиться в путь.
   – Да, утром все призраки исчезли, – подтвердил хозяин гостиницы. – Я, правда, сам с этими людьми не разговаривал, но их соседи утверждают, будто к их дому подошел какой-то человек – как раз когда они в ужасе оттуда выбегали – и сказал, чтобы ему дали бурдюк с вином и он все уладит. Так они и поступили, а он поднял с земли сброшенную с алтаря статую Богини Трех Дорог и полил землю вином перед каждым ликом богини. И чудовищ как не бывало! – Хозяин гостиницы помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое, и продолжил:
   – Судя по их словам, человек тот был очень высоким, со шрамом на лбу.
   Милетец зевнул.
   – А что случилось с вином, которое оставалось в бурдюке? Вряд ли он вылил перед статуей все.
   – Нет, конечно. Бурдюк он оставил себе. Кое-кто считает, что он сам колдун и просто свистом отозвал этих чудовищ, кто бы они там ни были, а все остальное проделал только для того, чтобы даром получить выпивку. А по-моему, если человек на такое способен, так он еще весьма малую цену запросил.
   – Я тоже так считаю, – задумчиво кивнул милетец, а когда хозяин гостиницы отошел от стола, снова бросил свою монетку. – Но интересно, во имя кого совершалось подобное чудо? Когда я поднял из могилы ту мертвую, у меня хватило ума еще до первых петухов отвести ее к могущественным покровителям. Это, правда, не мои покровители, ну да ничего. Заполучив ее, они ими стали. Впрочем, многие презирают богатство. Я и сам таков.
   – Что-то по твоим речам не похоже, – заметил Басий.
   – Скажи, у тебя деньги есть? – обернулся к нему милетец.
   – Я думал, ты угощаешь.
   – О, ну конечно! Я просто хотел узнать, есть ли у тебя хоть какие-нибудь деньги.
   – Два-три обола есть, – признался Басий.
   – Тогда лучше выброси их. От них не будет пользы – по крайней мере там, куда мы идем. Это общеизвестно. Брось их прямо в грязь. Уверен, здешний хозяин будет просто счастлив подобрать их.
   Басий сердито глянул на милетца, но ничего не сказал.
   – Вот видишь! Не так уж ты и сам презираешь деньги. Богатство сковывает человека, оглупляет его, порождает в нем высокомерие, но всякое богатство сопровождает одна прекрасная вещь: деньги! Это замечательная вещь! Вы только взгляните, – милетец поднял монету с совой, – как она сияет! С одной стороны сова – мужское начало, с другой – это Хозяйка Афин, а она женщина до мозга костей. – Он бросил монетку на стол. – К тому же деньги – вечный повод для размышлений.
   – А ты знаешь, что сделал Павсаний после битвы при Платеях? – спросил Басий.
   Милетец помрачнел, а Ио пропищала:
   – Расскажи!
   – Мы убили Мардония и отняли всю его добычу. А после Павсаний велел персидским поварам приготовить обед, какой они подали бы своему бывшему повелителю и его свите. И на обед он пригласил всех своих офицеров, хотя меня, к сожалению, там не было. Зато Эвтакт был и все мне рассказал. И за обедом Павсаний сказал: "Видите, сколь богаты были те люди, что явились сюда разделить с нами нашу нищету".
   – Это сущая правда, – кивнул милетец, все еще вертя в руках свою монетку. – По нашим меркам, империя невероятно богата. Между прочим, на самом деле его звали не Мардоний, а Мардунья, что значит "воин".
   – Ничего себе имя, язык сломаешь! – заметил Басий.
   – А ведь придется порой и ломать его, если рассчитываешь разбогатеть, освобождая азиатские города с армией Павсания.
   – Кто тебе сказал, что я на это рассчитываю?
   – Никто. Я же сказал "если"!
   – Учти, ты говоришь слишком много, Эврикл!
   – Хорошо, хорошо. – Милетец поднялся. – Прошу извинить меня, однако я вынужден временно вас покинуть, друзья мои… Кстати, где здесь это делают? За домом, я полагаю?
   На мгновение все умолкли; потом Басий сказал:
   – Я, пожалуй, тоже с удовольствием сходил бы с ним.
   Я спросил, почему же он этого не сделал.
   – Потому что мне положено оставаться при тебе. А мне очень интересно, что у этого Эврикла под одеждой? Ты не знаешь?
   – Ты хочешь спросить, видел ли я его обнаженным? – удивленно переспросил я. – Что-то не помню.
   – И я не видела, – сказала Ио. – Да мне и не хочется! Я еще слишком маленькая.
   Басий усмехнулся, глядя на нее.
   – Хорошо, по крайней мере, что ты это понимаешь. Половина детей в твоем возрасте куда глупее. Но если заинтересуешься, я с удовольствием покажу тебе…
   – И можешь сразу считать себя покойником, – вставил я.
   – Да ты никак угрожаешь мне, варвар?
   – Латро – не варвар, – возразила Ио. – Он говорит по-нашему не хуже тебя. Даже лучше.
   – Говорить-то говорит, а вот умеет ли он бороться?
   – Ты же видел, как он отшвырнул тогда твоего лохага?
   Басий ухмыльнулся.
   – Видел, и до сих пор удивляюсь. Хочешь схватиться со мной, варвар? – Он осушил свою чашу. – Правила те же, что в Олимпии: ниже пояса не бить, ногами не лягаться, обхват ниже пояса не делать.
   Я встал и снял свой хитон. Басий положил на стол меч и ножны, снял доспехи и тоже стащил хитон через голову. Откуда ни возьмись явился хозяин гостиницы да еще притащил с собой дюжину праздных зевак.
   – Это всего лишь дружественный поединок, – пояснил ему Басий.
   Он был примерно на ладонь ниже меня, но раза в три тяжелее. Когда он положил руку мне на плечо, то я будто ухватился за толстую дубовую ветку.
   Еще мгновение – и он обхватил меня за талию; еще секунда – и я шлепнулся спиной в грязь.
   – Слишком легкая победа, – заявил Басий. – Разве тебя никогда борьбе не учили?
   – Не знаю, – сказал я.
   – Ну что ж, это лишь первый бой. Будет считаться, что ты проиграл, если я тебя уложу три раза подряд. Хочешь еще попробовать?
   Я окунул руки в пыль, чтобы потные ладони не так скользили. На этот раз Басий вскинул меня над головой и пояснил:
   – А теперь, если б я хотел тебя изувечить, варвар, я бы со всего маху швырнул тебя об стол и сломал тебе позвоночник.
   Двор гостиницы медленно кружился у меня перед глазами, пока наконец небо не оказалось там, где ему и положено. Я валялся на земле, точно пришлепнутая ладонью муха.
   – Итак, два ноль в мою пользу. Еще хочешь?
   От стыда у меня даже слезы на глазах выступили, и я смахнул их тыльной стороной ладони. Один из зевак сказал хозяину гостиницы:
   – Ну хватит, я свой обол забираю! К чему время попусту тратить?
   – В таком случае я ставлю на Латро еще один обол! – вдруг услышал я звонкий голос Ио. К этому времени я уже умудрился встать на колени.
   – Держать пари с такой малявкой? А ну покажи свои деньги! Ладно, согласен. Однако ж он явно не Геракл, так что смотри, девочка, проиграешь!
   И вдруг прямо у меня перед носом появилась та самая ветка дуба, которая мерещилась мне в самом начале. Ее держал могучий мужчина огромного роста.
   – Я не могу помочь тебе встать, – сказал он негромко. – Это против правил. Однако в правилах не указано, что поверженный борец обязан тут же вскакивать с земли, так что не торопись, отдохни немного.
   Я поставил одну ступню на землю и вытер пот со лба. Встать мне пока было трудновато, я все еще опирался на одно колено.
   – Победа будет за ним, если ему еще раз удастся оторвать твои ноги от земли. Тогда он снова вскинет тебя над головой. Так я когда-то победил Антея[115]. Постарайся обхватить его покрепче и не выпускай. Себя-то ему не поднять.
   Когда Басий снова положил свою ручищу мне на плечо, я быстро поднял руки и тесно обхватил его под мышки – как он меня в первый раз.
   – Сейчас он попытается перегнуть тебя через спину, – сказал мне великан с дубовой палицей. – Вывернись, но его не выпускай. Каждый твой мускул должен работать, как сырая кожа на солнце: когда кожа начинает ссыхаться, съеживаться, то способна ломать человеку кости. Слышишь, как трещат его ребра? Нажми-ка теперь подбородком ему на шею, да посильнее.
   На этот раз мы рухнули на землю вместе. Когда я ослабил хватку и слез с Басия, он сказал:
   – Быстро ты учишься, однако! Тут и говорить нечего – победа твоя.
   Ладно, теперь ты первый. Клади мне руку на плечо.
   На этот раз я легко поднял его и перевернул головой вниз; оказалось, нижние ребра у него куда податливее верхних. И мускулы на руках Басия уже не казались мне такими твердыми, как сначала. Одной рукой обхватив его за талию, а другой – за плечо, я рывком вскинул его над головой и сказал:
   – Ты не стал уродовать меня, и я тебя тоже не буду.
   Великан с дубовой палицей показал мне пальцем на того зеваку, что заключил пари с Ио.
   – Да, он заслужил наказание, – ответил я великану и, опуская Басия на землю, сбил наглеца с ног.
   Милетец даже в ладоши захлопал от восторга и принялся стучать своей чашей по столу.
   – Отлично! – шепнул мне великан. – А теперь позволь этому Басию все же одержать над тобой победу.

Глава 24
ПОЧЕМУ ТЫ ПРОИГРАЛ?

   Этот вопрос по-прежнему читается в глазах Ио. Я делаю записи в своем дневнике, а она с упреком смотрит на меня.
   – Не знаю, так было надо, – ответил я ей и добавил, вспомнив великана с палицей (интересно, с какой стати ему пришло в голову давать мне советы во время поединка?):
   – А ты думаешь, было бы лучше, если б я победил его? Нам всем – только хуже. Кроме того, это было бы не совсем справедливо: ведь Басий не стал ломать мне спину о стол во время нашей первой схватки, верно? Хотя мог. И на этом наш поединок тогда бы и закончился.
   Басий только что вернулся; он ходил в гостиницу, где ему смазали жирной целебной мазью поврежденное мною плечо.
   – Вино еще осталось? – спросил он.
   Ио взболтнула кувшин и даже заглянула внутрь:
   – Еще, по крайней мере, полкувшина.
   – Вот я и попользуюсь. Твой хозяин, девочка, здорово силен! Немного тренировки – и сможет в Играх участвовать!
   – Ты бы лучше воды в вино добавлял, – посоветовала ему Ио, – а то еще разум утратишь, как сам говорил.
   – Я лучше в свою чашу плюну. То же самое и получится, – пошутил он и посмотрел на меня. – А ты действительно не помнишь, кто ты и откуда родом?
   Я покачал головой. Милетец, уснувший прямо за столом, пошевелился и застонал во сне, точно женщина на ложе страсти.
   – Судя по виду, ты варвар. У эллинов таких крючковатых носов не бывает.
   И у илотов[116] тоже. Да и меч твой выглядит по-иноземному. Латы-то у тебя есть?
   – У него были доспехи, – вмешалась Ио, – но, по-моему, они остались у Каллеос. Это две такие пластины, которые скрепляются на плечах и на талии, да?
   Басий кивнул, осушил свою чашу и снова наполнил ее.
   – Я таких много видел на мертвецах еще при Платеях. От этих лат и толку-то никакого, можно сказать.
   – Расскажи мне об этом сражении, – попросил я его. – Раз ты там был, вдруг и я вспомню…
   – Что с тобой было? Но я же не знаю, где именно ты находился. – Он обмакнул палец в вино и стал рисовать на столе. – Смотри, вот здесь была наша армия, а здесь – передний край и армия врага. – Он плеснул немного вина на стол. – В долине было черно от персов. А один из наших офицеров – Амомфарет его звали – довольно сильно донимал Павсания своими выходками.
   Вообще-то его бы следовало на Совет вызвать. Да только почему-то не вызвали. То ли послание не дошло (так говорил Павсаний), то ли Павсаний его и не посылал (так говорил Амомфарет). Ну, они сами быстренько все уладили, и Павсаний поставил Амомфарета с его таксидой в тысячу воинов вот сюда, в резерв, – специально чтобы показать, как доверяет ему.
   – А разве не наоборот? – удивилась Ио.
   – Ты ведь не мужчина; ты военного искусства никогда не поймешь! Однако знай, что резерв – важнейшая часть войска. Когда армия терпит поражение, резерв направляется в самую горячую точку. Вот здесь, справа, было много гор и холмов; там, в жалких и грязных деревушках, мы и прятались вместе с местными жителями, пока не вышли на открытое пространство, чтобы вступить в сражение с врагом, которому теперь стали хорошо видны. И вдруг Павсаний отдал приказ отступать…
   – А кто он, этот Павсаний? Один из ваших царей? – снова прервала его Ио. – У вас что же, два царя?
   – Разумеется, два! – ответил Басий. – Это единственно верная система правления государством[117].
   – А по-моему, они должны враждовать между собой.
   – Вот именно! Предположим, был бы только один. Так жить пробовали многие народы. Если он чувствует свою силу, то отбирает у своих подданных все – жен, сыновей, имущество. В общем, делает что хочет. А посмотри, как у нас? Если бы один из наших правителей попробовал так вести себя, мы бы тут же переметнулись на сторону второго. Так что они даже не пробуют.
   Однако же Павсаний – не царь наш, а регент при малолетнем Плейстархе. – Басий протянул ко мне пустую чашу, и я перелил в нее немного вина из своей, а он потом сделал то же самое. – Теперь слушайте дальше. Вот здесь была почти пересохшая речка, а это Аргиопий, обыкновенная деревушка, построенная неподалеку от храма богини зерна…
* * *
   …Желтая трава под ногами, яркая небесная синь режет глаза. На горизонте вздымаются коричневые холмы. По равнине снуют темные фигурки всадников, чуть дальше видны красные плащи воинов противника; они рассыпаны по полю, точно кровавые брызги. Мардоний на белом жеребце гарцует среди своих Бессмертных. Воют трубы, возвещая наступление. Я пытаюсь держать свою сотню вместе, однако нас расталкивают мидийцы со своими луками и огромными плетеными щитами, за ними идут вооруженные копьями воины и лучники, тела которых раскрашены белой и красной краской.
   Мы бежим через равнину, одни обгоняют других; те, у кого вооружение легкое, убегают далеко вперед, оставляя тяжеловооруженных людей позади, и вот я уже не вижу вокруг ни одного знакомого лица – только пыль, топот ног, а впереди сверкающая бронзой стена гоплонов, ощетинившаяся копьями…
   Ио меняла у меня на лбу влажную тряпку, когда вдруг прямо надо мной склонился вражеский воин в красном плаще, с султаном из конских волос на шлеме. Я потянулся было за мечом, но моя Фальката куда-то исчезла…
   – Все хорошо, лежи спокойно, господин мой, – послышался голос Ио. – Все хорошо.
   Вражеский воин выпрямился, и я узнал в нем Эвтакта.
   – И давно он в таком состоянии? – спросил Эвтакт.
   – Нет, – ответила Ио. – Когда он упал, Басий сразу послал за тобой слугу из гостиницы.
   Я хотел сказать, что чувствую себя хорошо, однако с языка срывались слова моего родного языка, непонятного эллинам.
   – Он все время что-то говорит, – продолжала Ио, – да только понять ничего нельзя. И по-моему, он нас не видит.
   – Мне уже лучше, – удалось выговорить мне на их языке.
   – Вот и хорошо! – Эвтакт опустился возле меня на колени. – Что же с тобой случилось? Может, Басий тебя ударил?
   Я совершенно не понимал, о чем он спрашивает.
   – Мы бежали, шло наступление, – попытался я объяснить ему, – но как только перед нами снова возникла стена из гоплонов, мы превратились в обыкновенное стадо. Мидийцы, правда, бросились на щиты с копьями, прорвали защиту и погибли. От стрел никакого проку не было, а Фальката моя куда-то запропастилась…
   – Это его меч, – пояснила Ио.
   Я рассказал им еще о том, что Марка убили, а Умери я отыскать не сумел – видно, не следовало нам ходить в Речную страну.
   – Уж не колдовство ли это? – сказал Эвтакт. – Где тот колдун?
   – Вон там, спит прямо за столом, на улице, – указала рукой Ио.
   – Может, и спал, да только теперь его за столом что-то не видно. – Эвтакт бросился к двери. Я медленно сел.