– В своей постели. Одна из служанок нашла ее мертвой сразу же после обеда. Смерть, по-видимому, наступила во сне. Джакомо сказал, что в этом ничего удивительного: она была нездорова. – Обхватив руками голову, Джулиано провел ими по волосам. – Клариче и Лоренцо в полном отчаянии. И надо же было этому несчастью случиться именно в нашем доме.
   Анна положила руку ему на плечо.
   – Это не ваша вина. Семья Медичи здесь ни при чем.
   – А у меня нет полной уверенности, – серьезно проговорил Джулиано. – Я еще ни с кем не говорил, но кто-то видел, как Козимо после обеда выходил из ее комнаты. Одна из служанок сказала мне это. У Джованны де Пацци было слабое сердце. Не исключено, что разговор с Козимо сильно расстроил ее.
   – Ты считаешь, что это он…
   – Не исключено. – Джулиано порывисто поднялся. – С другой стороны, я не могу поверить, что это он. Ты ведь его знаешь. Но его видели. Мы. – Он снова сел на скамью, обхватив руками голову.
   Не зная, что сказать, Анна обняла Джулиано. Он бросился ей на шею. Он рыдал так, будто потерял родную сестру. Однако Анна чувствовала, что не Джованну оплакивает Джулиано, он страдает оттого, что тень подозрения пала на Козимо, на этого невыносимого Козимо, которого он, несмотря ни на что, безумно любил. Анна тоже всплакнула. Она не верила, что истинной причиной смерти Джованны было ее слабое здоровье. Почему это случилось в тот день, когда Джованна собиралась сообщить ей важную новость? О человеке, который преследовал ее и отравлял ей жизнь. Совпадение? Случай? Нет, кто-то помог этому случаю. Тот, кто был одержим жаждой власти. Тот, кому было что скрывать, и кто не хотел допустить, чтобы Джованна встретилась с Анной. Козимо? Его видели в ее комнате. В течение многих лет она была в его власти. Именно он был заинтересован в ее молчании, именно он хотел получить свой дневник обратно. Каким бы ужасным ни было ее подозрение, но, кроме Козимо, других вариантов не было.

ГЛАВА 5
Честь семьи Пацци

   Анна сидела на высоком неудобном стуле, задумчиво глядя из окна своей комнаты. Во Флоренции стояла необыкновенная тишина, словно весь город вымер.
   Еще ни разу ей не приходилось встречать Рождество, не бегая по магазинам в поисках подарков, без рождественских псалмов. Канун Рождества во Флоренции XV века был временем поста и молитв, далеким от суеты. В этот период редко встретишь человека на улице: кто-то был в церкви на исповеди или богослужении, кто-то готовил дома рождественские угощения. Из окон домов и пекарен доносились дивные ароматы ванили и миндаля, от которых у постящихся текли слюнки.
   Сейчас был февраль. Уже немного померкли воспоминания о сиянии свечей на пышном рождественском столе, о пышном приеме во флорентийской ратуше, где собиралась вся городская знать, чтобы пожелать друг другу нового счастья. Померкли и воспоминания о трех беззаботных днях карнавала. Небо заволокло серыми тучами, короткие дни были холодными и дождливыми. Иногда шел небольшой снег. В такие дни Флоренция выглядела как в сказке Но если в январе в это время город уже просыпался, а по улице прохаживались мужчины и женщины, укутанные в теплые накидки и шубы, дети весело бросались снежками, то сейчас было совсем тихо. Всех словно ветром сдуло…
   Джулиано был так занят в последние дни, что на Анну у него не оставалось времени. Он уходил из дома рано утром, когда было еще совсем темно и густой туман окутывал город. Джулиано шел в контору, находящуюся на соседней улице, где встречался с Лоренцо: они планировали свои дела на предстоящий год, составляли списки новых клиентов, изучали спрос на те или иные товары, распределяли кредиты и собирали проценты за прошлый год. Когда он, усталый и изможденный, возвращался домой, ужин был уже на столе. Случалось, что Джулиано отсутствовал по нескольку дней, сопровождая Лоренцо в поездках по стране в поисках злостных неплательщиков и арендаторов, которые вовремя не оплатили кредиты и аренду. Иногда же он возвращался домой раньше, чем обычно. Тогда они с Анной усаживались у большого камина в библиотеке, ведя недолгие беседы. Чаще всего Джулиано засыпал прямо в кресле.
   Анна грустно вздохнула. Сначала она наслаждалась его отсутствием в те дни, когда оставалась одна. Она могла спокойно порыться в библиотеке, где надеялась найти что-то об эликсире. Но вскоре поняла, что здесь она не найдет ответа. В его библиотеке были собраны книги, посвященные вопросам торговли, бухгалтерского учета, и тому подобные сочинения, но больше всего было стихов. Джулиано питал явную страсть к лирике, и эти стихи он собрал во время своих многочисленных путешествий по всему свету. Здесь были стихи не только на итальянском, но и на французском, английском и немецком языках.
   Анна нашла даже небольшой том любовной скандинавской лирики в коричневом кожаном переплете – по-видимому, на шведском языке. Но каким бы увлекательным ни было это занятие, она не продвинулась ни на шаг в своих поисках.
   В городскую библиотеку с ее более богатым собранием она пойти не могла: доступ туда женщинам был закрыт. И тут для нее начались настоящие муки.
   В то время как Джулиано до изнеможения работал, Анна была предоставлена самой себе, мучаясь мрачными мыслями и видениями, не отпускавшими ее даже во сне. Ей чудилась Джованна, которую Лоренцо и Клариче укладывают в гроб. Вот она лежит в полумраке, холодная, бледная, со сложенными на груди руками, в изножье – горящие свечи. Она вспомнила ее похороны: одетые в траур гости в переполненном соборе. Ее неотвязно преследовала мысль: Джованна умерла потому, что собиралась сообщить ей какую-то тайну. Хоть бы краешком глаза заглянуть в тот дневник, о котором говорила Джованна. Анне удалось побывать в той гостевой комнате, где умерла Джованна. Она пыталась поискать там заветную тетрадь, но – увы, ничего не нашла. По-видимому, Джованна хорошо его спрятала или человек, которого она так боялась, успел его взять. Не исключено, что скоро под угрозой окажется и ее жизнь.
   Анну сковал ужас. Она не могла ничем заниматься, планировать свою жизнь. Матильда принесла ей все необходимое для вышивания: иголки, нитки, накидку из темно-синей шерсти, чтобы Анна расшила ее серебряными звездочками, но, как назло, она ненавидела вышивание. Анна равнодушно втыкала иголку в толстую ткань, вытягивала нити. Еще один серебряный стежок, и звездочка готова – один из двухсот-трехсот стежков, которые ей еще предстояло сделать, чтобы закончить эту скучную работу. Вздохнув, она отложила вышивку. Она еще не сообщила Джулиано о своей возможной беременности. Скажет потом, когда будет уверена на сто процентов. Но как в этом убедиться? Два месяца назад у нее прекратились месячные, но это могло быть следствием стресса: необычная жизненная ситуация, в которой она невольно оказалась помимо своей воли. Ее организм вообще был восприимчивым к стрессам, а без УЗИ и прочих медицинских тестов выяснить это невозможно. Конечно, можно ждать, когда вырастет живот или когда она почувствует толчки ребенка. Но почувствует ли? А лишний вес может быть следствием переедания и малоподвижного образа жизни.
   Анна снова принялась за вышивание, сделала еще пару стежков, но у нее опять опустились руки.
   Накрапывал мелкий дождь. На безлюдных улицах не было ни души: ни одна бродячая собака не пробежала мимо. Анне неудержимо захотелось накинуть плащ и выйти на свежий воздух. Но за ней неусыпным оком следила Матильда. Анна не могла даже покинуть своей комнаты – старуха сразу бы набросилась на нее с вопросами: куда, зачем? Чем бы усыпить бдительность старой служанки, чтобы незаметно выскользнуть из дома?
   Тяжело вздохнув, Анна собралась снова взяться за рукоделие, как вдруг увидела в окно мальчика, переходившего дорогу. Он был хорошо одет, и по его шапочке она догадалась, что это посыльный. Кого еще можно увидеть на улице в такую погоду? Наверное, несет кому-то письмо или посылку. Обычное зрелище. Подойдя к дому, мачьчик замедлил шаг, и Анна уже подумала, что он направляется в соседний дом, как вдруг услышала громкий стук в дверь. Она подбежала к двери своей комнаты и приложила ухо, чтобы узнать, с чем пришел посыльный. Вообше-то Анна не отличалась любопытством, но когда весь день мучаешься бездельем, даже приход гонца, несущего известие, что у мясника Беллини появилась свежая ветчина, становился важным событием.
   Анна услышала звук открываемой двери, голоса слуг. Разговаривали три человека, но, к сожалению, так тихо, что она не могла разобрать ни слова, хотя слушала затаив дыхание. По-видимому, Энрико и Матильда впустили гонца в дом. Но зачем? О чем можно так долго разговаривать с посыльным?
   – Я передам ей письмо, – услышала она наконец слова Матильды.
   Кто-то медленно стал подниматься по лестнице.
   Анна замерла. Матильда несет ей письмо? Но от кого? Анна быстро вернулась к окну и, не успев взять в руки вышивание, услышала стук в дверь.
   – Войдите! – крикнула она, склонившись над рукоделием.
   – Синьорина, простите, что потревожила. Но вам…
   – Входи, Матильда, – повторила Анна, изобразив удивление. – В чем дело?
   – Пришел посыльный и передал письмо. Это для вас, синьорина, – сказала старая служанка и, сделав учтивый поклон, протянула ей аккуратно сложенный свиток.
   – Письмо? Мне? – спросила Анна, старясь не так явно показывать радостное удивление. Действительно, письмо было адресовано ей. Что бы это значило? Подумав, что оно от Козимо, Анна покраснела. Она уже давно перестала ждать. После торжественного открытия картины Боттичелли в доме Лоренцо он исчез, и с тех пор Анна давно его не видела. На похоронах Джованны – через пять дней после праздника – в семействе Медичи напрасно ожидали появления Козимо. Не было его и на рождественском приеме в ратуше. Он словно сквозь землю провалился. Многие сочли это косвенным подтверждением его виновности. И все же Анна не верила в его причастность к смерти Джованны, хотя все говорило не в его пользу. Она была уверена, что Козимо присутствовал даже на поминальной службе: она видела какую-то темную фигуру, которая незаметно проникла в собор и так же тихо исчезла до окончания церемонии. Если бы Козимо был виновен, он не отважился бы прийти туда. Но, как известно, Козимо де Медичи был непредсказуемой личностью. Возможно, даже безумной.
   – И вправду, странное письмо! – сказала Матильда, по-видимому, иначе истолковавшая смущение Анны.
 
   Между ее бровей пролегла строгая складка. – Если бы синьор Джулиано был дома, я бы отдала письмо ему, но его, на мое горе, нет дома. Да и гонца не пошлешь. Синьор Джулиано слишком далеко, в Сан-Джиминьяно, уехал по делам. А этот… этот посыльный сидит внизу и ждет ответа.
   Анна с трудом удержалась от смешка. Матильда говорила о мальчишке как о назойливой мухе.
   – От кого же письмо? – спросила Анна, косясь на незнакомую печать.
   – От синьора Джакомо де Пацци, – ответила Матильда дрожащим от возмущения голосом. – Незнакомый неженатый мужчина пишет вам письмо?! Неслыханная дерзость…
   – Матильда, сначала выясним, в чем дело. Может быть, мне хотят пожелать счастливого Рождества?
   Служанка презрительно фыркнула. Надломив сургуч, как плитку шоколада, Анна распечатала письмо и медленно развернула свиток, в котором мелким прямым почерком были написаны всего несколько слов:
   «Многоуважаемая синьорина Анна, прошу Вас оказать. честь мне и моей матушке донне Лючии и посетить наш дом. Для нас будет большой радостью отобедать с Вами. В надежде, что Вы благосклонно примете сие приглашение,
   Преданный Вам Джакомо де Пацци»
 
   – Что ответить посыльному? – спросила Матильда.
   Анна аккуратно сложила пергамент. Разве она не мечтала поговорить с Джакомо наедине, больше узнать о Козимо, о таинственном эликсире и расспросить о Джованне?
   – Не беспокойся, Матильда, я лично передам посыльному ответ.
   Анна спустилась в вестибюль и подошла к посыльному. Он тотчас же соскочил со стула и, смущенно теребя шапочку, переминался с ноги на ногу. Глядя то в пол, то на стену, он явно стеснялся глядеть на Анну.
   – Тебя прислал синьор Джакомо де Пацци?
   Юноша робко кивнул.
   – Можешь передать синьору и синьоре Пацци, что я с радостью принимаю их приглашение.
   Тот снова кивнул.
   – Если твоим господам будет угодно, я буду завтра в полдень после заутрени, когда пробьют колокола собора. Если им больше подходит другое время, прошу меня известить. Так все и передай. А теперь можешь идти.
   Посыльный, пятясь спиной к двери, беспрерывно кланялся. Напялив шапчонку на свои черные кудри, он робко взглянул на Матильду и удалился.
   Служанка, скрестив на груди руки, неодобрительно посматривала на Анну.
   – Я, конечно, не смею указывать и обижать вас, синьорина Анна, но ваше поведение…
   – У меня есть причина, Матильда, чтобы встретиться с Пацци, – сухо оборвала ее Анна, – даже если ты этого не одобряешь. Джакомо де Пацци – не какой-нибудь там булочник или художник, который приглашает меня на свидание. Он – глава знатного семейства. Недавно потерял сестру, причем это случилось в доме Медичи. Было бы верхом неучтивости отклонить его приглашение. Тем самым я нанесла бы оскорбление, нарушив и без того хрупкий мир, недавно восстановленный между двумя первыми домами Флоренции. Кто знает, может быть, мне удастся внести свою лепту в их примирение и извиниться от имени семьи Медичи, пролить бальзам на их свежую рану. Можешь не волноваться, Матильда, меня пригласил не только Джакомо де Пацци, но и его матушка, донна Лючия. Уверена, что она позаботится о том, чтобы соблюсти все правила приличия.
   Матильда глубоко вздохнула, испуганно взглянув на Энрико.
 
   – Мне сопровождать вас? – спросила она.
   – В этом нет необходимости. Неужели ты думаешь, что я могу появиться в доме Пацци в сопровождении охраны? Это было бы признаком недоверия к почтенным людям.
   Старуха сжала губы. Ей не нравилось решение Анны, но возразить было нечего.
   – Как пожелаете, синьорина, – процедила она сквозь зубы. – Какие будут указания?
   – Никаких. Впрочем, постой. – Анна, сощурив глаза, хитро посмотрела на слуг, явно не одобрявших ее поведения. Конечно, они хотят, чтобы синьора сидела дома, взаперти, и, разумеется, доложат обо всем Джулиано. Это ясно. Поэтому важно опередить их. – Энрико, пошли гонца к синьору Джулиано в Сан-Джиминьяно. Пусть передаст ему, что Джакомо и донна Лючия де Пацци пригласили меня на обед и что я приняла их приглашение – в интересах семьи Медичи. Ты понял?
   – Так точно, синьорина Анна.
   – Хорошо, тогда я пойду в свою комнату.
   Энрико сделал поклон, а Матильда – книксен, и Анна, гордо подняв голову, прошла мимо. Она давно не испытывала такого удовлетворения.
 
   Когда смолкли последние удары колокола Санта Мария дель Фьоре, Анна села в карету. Матильда и Энрико провожали ее, словно она отправлялась в путешествие на Сицилию, хотя дом Пацци находился в соседнем квартале – в пятнадцати минутах ходьбы. Но даме из хорошего дома неприлично ходить пешком по городу, да еще одной. Легко представить, как бы вытянулись лица у Пацци, если бы она явилась к ним пешком!
   Откинувшись на жесткую спинку сиденья, Анна погрузилась в раздумья. Интересно, с какой целью пригласили ее Пацци? Хорошо бы узнать подробности о смерти Джованны. Прав ли был Джулиано, рассказав ей, что Козимо обесчестил Джованну? Надо бы все выяснить. Возможно, Джакомо знает про эликсир? Козимо вполне мог рассказать ему об этом таинственном зелье – ведь когда-то они были друзьями. Но захочет ли он говорить об этом?
   «Если умно поведу себя, возможно, и расскажет», – решила Анна.
   Возница уже натянул поводья, остановившись у дома Пацци. Анна слышала, как он сошел с облучка и подошел к дверце кареты, чтобы открыть ее.
   – Прибыли, синьорина, – объявил он, помогая ей выйти из кареты.
   Анна осторожно сошла по шатким ступенькам и стала рассматривать фасад дворца. По стилю и размерам он мало отличался от палаццо Медичи: изящные колонны из светлого песчаника между оконными проемами были единственным украшением довольно скромного фасада высокого здания. Анна старалась воссоздать в памяти его облик и предназначение в XXI веке. Она знала улицу, где сейчас находилась. Некоторые здания сохранились и поныне, вплоть до 2003 года. В одном из них сейчас располагаются современные офисы, в том числе фирма «Гуччи». А что сейчас в доме Пацци? Архив, банк или магазин? Анна не могла вспомнить, видела ли она когда-нибудь это здание. Эпоха Пацци в этот момент близилась к закату. Возможно, в течение столетий, переходя от одного владельца к другому, дом изменился до неузнаваемости или, придя в упадок, был снесен.
   Меж тем ее прибытие не осталось незамеченным. Не успела Анна сделать шаг к дому, как сразу же открылась дверь и навстречу ей вышел Джакомо де Пацци в сопровождении слуги.
   – Приветствую вас от всего сердца, синьорина Анна, – радостно воскликнул он, взяв ее за руки. Его радость была несколько преувеличенной. Анне показалось, что он потянулся к ней, чтобы поцеловать в щеку, но в последний миг удержался. – Я бесконечно благодарен, что вы нашли время нанести нам визит, синьорина Анна.
   – Я тоже рада, синьор Джакомо, – ответила она. – Это я должна вас благодарить за ваше любезное приглашение.
   – Если вы помните, синьорина Анна, мы договаривались о встрече… – начал он, широким жестом приглашая в дом. – Что же мы стоим у порога? Входите, прошу вас. Мы же не на Понте Веккио случайно встретились. Добро пожаловать в дом, синьорина Анна.
   Он протянул ей руку, и – по каменной лестнице из пяти ступеней – они поднялись в дом.
   За пять месяцев пребывания во Флоренции XV века Анна побывала во многих домах. Преимущественно это были дворцы знатных семейств города, обставленные дорогой мебелью из разных стран мира, с огромными картинами, с тяжелыми серебряными и бронзовыми люстрами и светильниками на стенах и потолках. В вестибюле одного из таких домов Анна обратила внимание на небольшой китайский столик из лакированного дерева. Подобные предметы преследовали отнюдь не эстетические цели и не служили комфорту. Единственное их предназначение заключалось в демонстрации благосостояния обитателей дома. Больше всего Анне нравился вестибюль в палаццо Джулиано, выполненный в сдержанном стиле, скромно обставленный и в то же время радостный и полный жизни. Войдя в дом, ты ощущал пульс жизни: из кухни слышался звон посуды, переговаривались или чистили столовое серебро слуги. Из многочисленных окон струился приятный свет. Какой контраст с домом Пацци!
   Здесь в вестибюле с высоченными потолками царили полумрак и мертвая тишина. Казалось, что тяжелые гобелены, которыми были увешаны стены, поглощают каждый звук. На какой-то миг Анне стало трудно дышать, она боялась задохнуться.
   – Синьорина, передайте мне вашу накидку, – раздался низкий, почти загробный голос подошедшего слуги. Анна невольно вздрогнула.
   – Этому дома больше ста лет, – не без гордости объявил Джакомо де Пацци. Странно, но при такой высоте потолка голос его не отозвался эхом. Архитектор, построивший дом, с помощью одной хитрости сумел избежать эха, закрыв стены гобеленами. Анна с интересом рассматривала гобелен, изображавший Циклопа – его единственный глаз был устремлен прямо на нее; стоящие у ног великана спутники Одиссея с ужасом наблюдали, как одноглазый Циклоп пожирает одного из их товарищей.
   – В вестибюле, к несчастью, всегда сквозняки, – продолжал Джакомо, заметив, как Анна поежилась. – Раньше здесь не было камина. Его достроили позже, из-за чего пришлось изменить всю конструкцию дома. Пройдемте в столовую, там намного теплее.
   Он первым прошел к двери, которую тут же открыл юный паж.
   Столовая оказалась уютнее. На окнах были тяжелые шторы. Вдоль стен и на столах стояло множество светильников со свечами, излучавшими мягкий свет, а в торцевой стороне уютно потрескивал камин. На стенах висело около дюжины живописных полотен, которым на вид было не менее ста лет, – все без исключения портреты мужчин в черном одеянии и со строгими лицами или женщин, держащих букетики цветов в целомудренно сложенных на коленях руках.
   В центре зала находился огромный стол со стоящими по концам серебряными канделябрами, драгоценной посудой из яркого расписного фарфора. По какой-то неведомой причине Анну охватил страх. Стол был накрыт всего на две персоны.
   – Простите меня, синьор Джакомо, из вашего приглашения я поняла, что донна Лючия тоже…
   – О, извините меня за это упущение, синьорина Анна! – воскликнул Джакомо, ударив себя по лбу. – Где только витают мои мысли? Радость от вашего появления заставила меня забыть о самых простых правилах вежливости. Только этим можно объяснить мою забывчивость. Я уже давно должен был передать вам самый сердечный привет от моей матушки, которая, к сожалению, занемогла и просит извинить ее. Несмотря на огромное желание увидеть вас, она вынуждена остаться у себя.
   – Искренне сожалею, – ответила Анна. Безусловно, каждый может внезапно заболеть, и мать Джакомо в этом смысле не представляет исключения: она уже немолода, к тому же два месяца назад похоронила дочь. Но внутренний голос подсказывал ей, что здесь что-то не так и она ни на минуту не должна расслабляться. Все-таки Джакомо был неженатым мужчиной. – Надеюсь, у нее ничего серьезного?
   – Нет, нет, насколько мне известно. – сказал он, и Анна заметила легкую тень, промелькнувшую по его лицу. – Моей матери далеко за восемьдесят. А после смерти сестры она заметно сдала, и мне иногда кажется… – Он запнулся, и в его глазах блеснула странная искра, словно что-то ослепило его. – Мне кажется, ее самое сокровенное желание – последовать за своей дочерью.
   – Мне очень жаль, – тихо проговорила Анна, опустив глаза. – Не могу выразить словами, как я сожалею и сочувствую вам. Джованна была так молода и…
   – Да, это так, – сказал Джакомо с тяжелым вздохом. – Она действительно была молода, во всяком случае, слишком молода, чтобы умереть. И все-таки ее смерть не была такой уж неожиданностью для нас. Уже много лет Джованна страдала странным недугом. Врачи оказались бессильны. Не помогали никакие микстуры, мази и эликсиры. А мы обращались к лучшим врачам Италии. Конечно, были у Джованны и счастливые минуты. Иногда по нескольку дней она была спокойна, радовалась жизни, как прежде. Иногда мы даже открывали шторы и окна, вместе смеялись, веселились. Джованна даже выходила из дома. Такие дни были для нас подарком судьбы, даром Господним, плохие дни – посылаемым свыше испытанием. Так, в течение многих лет мы несли свой крест. – Джакомо вздохнул и опустил голову. – К сожалению, плохих дней становилось все больше. Джованна замыкалась в себе, избегала людей и солнечного света. Иногда она была не в состоянии даже встать с постели. Как жаль, что вы не знали прежней Джованны, красивой и беззаботной, молодой… Так было, пока… – он вдруг смолк.
   – Мне очень жаль, – повторила Анна, мысленно задаваясь вопросом: не Козимо ли был причиной ее недуга? И не разлад ли между бывшими друзьями и поведение Козимо привели к тому, что в этом доме исчезла радость и он превратился в могильный склеп?
   – Спасибо, но не будем об этом. Конечно, все это очень печально, но… – Джакомо пожал плечами. – Господь не оставил нас, освободив Джованну от страданий. Он снова проявил к нам бесконечное милосердие, подарив бедной Джованне несколько радостных минут незадолго до смерти. Мы должны благодарить Господа за все, что он нам посылает. – Они помолчали, и Джакомо улыбнулся. – Присаживайтесь, синьорина Анна.
   Молодой слуга, такой же бледный и худой, как и привратник в вестибюле, пододвинул стул, случайно задев ее колено. Анна невольно вздрогнула: пальцы юноши были холодными, как у покойника.
   Анна глубоко вздохнула, чтобы скрыть нарастающую тревогу. «Ерунда, – пыталась она успокоить себя, – все это плод разыгравшейся фантазии. Дом Пацци – не могила, слуги – живые люди». Возможно, она насмотрелась фильмов ужасов и ей чудится всякая чушь.
   Не хватало еще, чтобы ей померещились торчащие изо рта хозяина клыки вампира.
   Анна обратила внимание на то, что в доме нет зеркал. Не сходит ли она с ума? Зачем ей зеркала? Вампиры и духи существуют только в книгах, фильмах или на сцене. И все же короткий взгляд в зеркало, пусть даже крохотного, наверное, успокоил бы ее. Ей было бы не так жутко в этой мрачной и давящей атмосфере.
   – Суп подан, синьорина, – сказал слуга голосом, больше похожим на хриплый шепот. Поставив на стол миску с супом, он открыл крышку и, зачерпнув большой половник, налил в ее тарелку, потом пошел к другому концу стола и обслужил Джакомо.
   – Желаю вам приятного аппетита, синьорина Анна. – Джакомо кивнул ей и начал есть.
   «Немного горячего супа не повредит», – подумала Анна, продолжая дрожать, несмотря на горящий камин.
   Анна решительно зачерпнула ложкой горячий бульон, в котором плавали горошины, кусочки моркови, капусты, свеклы и еще чего-то явно животного происхождения. По-видимому, это требуха или внутренности, неизвестные в XXI веке или используемые в кормах для животных. Вероятно, в XV веке они входили в состав обычного меню. Но, что бы это ни было, суп оказался на редкость вкусным.
   Слуги вносили одно блюдо за другим, обмениваясь короткими замечаниями. Когда был съеден и десерт – тонкий пирог с яблоками, – Джакомо вытер салфеткой рот и поднялся.
   – А теперь приглашаю вас в библиотеку, – предложил он, протянув Анне руку. – Там мы можем спокойно поговорить. Надеюсь, у вас есть немного времени, достопочтимая синьорина?