Вульф Франциска. Заговор во Флоренции

   Анна показала на предметы в корзине, стоящей на полу рядом с Арианной.
   – Это атрибуты «стреги» времен Медичи – зеркало, мешочки с травами, несколько амулетов. Мы постарались, насколько это было в наших силах, воссоздать атмосферу, близкую к тому времени. – Арианна вынула из корзины несколько мешочков. – Травы помогают при многих болезнях. Вот эта, например, помогает при бессоннице и кошмарных снах, другая – от тоски, а эта – от боли в мышцах и суставах.
   Бросив скептический взгляд на мешочки, Анна повертела их в руках и принюхалась. Травы источали приятный аромат. «Прекрасный дезодоратор воздуха», – подумала она. Но применять их вместо медикаментов? Сомнительно.
   – И они, действительно, помогают? – спросила она.
   Арианна улыбнулась.
   – Разумеется, это целебные травы, признанные и в наши дни. Их назначают при многих недугах. Взгляните, это лаванда, хмель, валерьяна, апельсиновые цветки, вербена, лимонная мелисса, можжевельник, арника и розмарин.
   – Хорошо, что мне пока не приходилось прибегать к таким средствам, – сказала Анна, возвращая мешочки Арианне. – Я лично предпочитаю таблетки.
   – Вот как? А что было делать нашим предкам, когда не было больниц и страховых касс? Не многие могли позволить себе обращаться к ученым докторам. Так появились гадалки и целители. Раньше цирюльники не только брили бороды, но и рвали зубы, делали кровопускания и несложные хирургические операции. К ним-то и шли бедняки. Честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между целителем, который лечит травами, и средневековым врачом, применявшим, как правило, кровопускание или уринотерапию, я бы предпочла первого.
   Анна кивнула. Арианна была права, мысль оказаться в руках цирюльника, который грязными щипцами рвет тебе зуб, была ей неприятна.
   – А для чего зеркало? – поинтересовалась она.
   – В этом зеркале, – ответила гадалка, запустив руку в корзину, – девушка может увидеть лицо своего суженого. За этим к гадалке обращаются чаще всего. Есть много способов удовлетворить любопытство девушки: например, в полнолуние закопать под фруктовым деревом три монеты, а в следующую ночь – в новолуние – снова выкопать их и положить под подушку. Я могла бы назвать сотни похожих ритуалов. Здесь, во Флоренции, зеркало – самое излюбленное средство. Не желаете заглянуть в мое зеркальце? Это вам ничего не будет стоить.
   Арианна извлекла из старого потертого бархатного футляра зеркало и поднесла его к лицу Анны. Та медленно взяла его в руки и осторожно повертела в руках. Поскольку мать Анны когда-то владела антикварной лавкой в Гамбурге и Анне в школьные годы часто приходилось помогать матери, она умела обращаться со старинными вещами. Зеркало это было очень старым, словно сошедшим со страниц сказок братьев Гримм, с красивой текстурой дерева. Краска давно облупилась, а его ручка в течение столетий от многочисленных прикосновений рук была отполирована до блеска. Бисер, когда-то украшавший рамку, ручку и обратную сторону зеркальца, потрескался или частично осыпался. Но, несмотря на это, зеркало было прекрасным. Поверхность зеркального слоя оставалось по-прежнему ровной и гладкой. Лишь по краям были видны следы ржавчины.
   «Предположительно, пятнадцатый век, – подумала Анна, – если не древнее». Без сомнения, это было драгоценное зеркало.
   Анна поднесла зеркало ближе, чтобы увидеть в нем свое отражение. «Свет мой зеркальце, скажи, кто на свете всех милее, всех румяней и белее», – вспомнился ей детский стишок. Она улыбнулась. Отражение было не столь четким, как в современных зеркалах, но все же лучше, чем можно было предположить. Когда она рассматривала себя в зеркале, контуры ее лица вдруг начали расплываться и приобретать черты совсем другого человека. Они становились все отчетливее, пока не превратились в лицо молодого мужчины с темными вьющимися волосами и веселыми карими глазами. Анна так удивилась, что драгоценное зеркало чуть не выскользнуло из ее рук.
   «Наверняка, здесь кроется какой-то подвох», – подумала она. Она повертела зеркало, чтобы найти механизм, благодаря которому в зеркале появилось отражение молодого мужчины, однако ничего не нашла – ни кнопки, ни рычажка, ни винтика. Снова посмотрев в зеркало, она увидела собственное лицо. Возможно, дело в температуре? По-видимому, при нагревании поверхность зеркала дает отражение другого человека?
   – Сколько же лет этому зеркалу?
   – Этого никто не знает, – ответила Арианна. – Один историк сказал мне, что зеркало сделано в тринадцатом веке, а может быть, и раньше.
   «Это невозможно, – подумала Анна, с сомнением покачав головой. – В тринадцатом веке еще не знали термочувствительных красок. Гадалка меня дурит».
   Арианна рассмеялась.
   – Мне показалось, что вы увидели то, чего не ожидали увидеть.
   – Да, это правда, – согласилась Анна, стараясь сохранять самообладание и возвращая зеркало гадалке. – Удивительно. Я действительно увидела лицо молодого человека. Подозреваю, что все девушки во все времена видели в зеркале одно и то же лицо. Признаться, мне совершенно не понятно, как это получилось. Вы можете мне объяснить?
   Арианна покачала головой.
   – Зеркало, синьора, показывает лицо будущего супруга той женщины, которая смотрит в него. А эти лица всегда разные.
   Она вложила зеркало в футляр и поставила обратно в корзину – аккуратно и бережно, нежно поглаживая его.
   – К сожалению, больше сказать ничего не могу. Поймите, это наша семейная тайна.
   «Гадалка говорит, как все остальные фокусники, не желающие выдавать своих трюков, – подумала Анна. – Однако каждый трюк можно объяснить. Надо только хорошенько напрячь мозги или с помощью журналистского приема разговорить фокусника и заставить его выдать секрет».
   – В Гамбурге есть один иллюзионист. В его варьете я видела похожий номер. Дело в том, что отражающая поверхность зеркала состоит из двух слоев, и каждый слой в зависимости от температуры тела…
   – Не трудитесь, синьора, – прервала ее Арианна, – я больше не скажу ни слова.
   – Но мне так хотелось разгадать секрет, – сказала Анна и поднялась. – Я отняла у вас много времени. К тому же я опаздываю на встречу. Спасибо вам за помощь. Кстати, откуда у вас такие познания про колдунов и гадалок во Флоренции?
   – Я давно занимаюсь этим делом. Можно сказать, с детства, – ответила Арианна, поднимая занавес. Анна была журналисткой и не могла не понять по тону гадалки, что та не сказала ей и половины правды. «Наверняка, сама из «стреги», – решила она. – Желаю вам успехов и хорошего репортажа. Может быть, еще увидимся.
   – Может быть, – ответила Анна и, протянув на прощанье руку, покинула палатку. Размышляя о секрете зеркальца, она вдруг ощутила тот же запах, который исходил от письма Мечидеа, – чудесный аромат фиалок и миндаля. В этот момент очертания торговых рядов поплыли перед глазами, расплываясь все больше и больше.
   «Кажется, я теряю сознание», – подумала Анна. Она поискала взглядом, к чему бы прислониться, и присела на скамью. Не хватало еще растянуться на земле.
   Мимо прошли несколько человек, не обратив на нее никакого внимания. Все были одеты в средневековые костюмы, в руках несли хлеб, овощи и колбасы. Из одной корзины высовывалась голова забитого фазана.
   «Овощи? Фазан?» – мелькнуло в голове Анны. На рынке она не видела никаких овощей и дичи. На этом рынке вообще не торговали продовольствием. А фазан был явно настоящий – никакой не муляж. До нее донеслись приглушенные голоса – словно уши заложили ватой. Она слышала ржание лошади и грохот повозки по брусчатке. Булыжники показались ей крупнее, чем в тот момент, когда она пришла на рынок. К тому же они были мокрыми, как после дождя, хотя в Италии в этот период стояла невероятная жара.
   Вероятно, проехала поливочная машина, решила Анна.
   Потом зазвучал колокол – громко и надрывно. Раз, два, три…
   – Анна! Пять, шесть…
   – Анна! Восемь, девять…
   – Анна, куда ты пропала, черт побери? Ты не в своем уме?
   Десять, одиннадцать…
   Кто-то схватил Анну за плечо. Казалось, она только что очнулась от долгого сна. Ощупав голову, она открыла глаза и увидела Торстена.
   Торстен выглядел разъяренным: лицо побагровело от злости, со лба на нос свисала прядь сальных волос.
   – Ты что, совсем рехнулась? – заорал он. – Как ты могла выбросить мою пленку?
   Он был вне себя.
   – Я не выбрасывала, – ответила Анна, удивившись тому, что ей стало трудно выговаривать слова, словно она отходила от наркоза.
   – Я сам видел, как ты швырнула мою пленку.
   – Ты ничего не видел.
   В голове у нее все прояснилась, будто ничего и не было. Достав пленку из кармана, она сунула ее под нос Торстену.
   – Вот твоя пленка. Я только сделала вид, что швырнула ее.
   Торстен облегченно вздохнул.
   – Зачем ты это сделала?
   – Потому что я не выношу, когда надо мной смеются, особенно, мои коллеги. А сейчас быстро уходим отсюда. Уже одиннадцать часов. Через пятнадцать минут встреча у бургомистра.
 
   Большой прием
   После беседы с бургомистром в городской ратуше давали пышный прием с банкетом. Длинные столы ломились от яств, почти прогибаясь под их тяжестью. Все, что составляло кулинарную славу тосканской кухни, было здесь: дичь во всех вариациях, кабаньи окорока, сыры, маслины, вина, белые грибы и даже трюфели. Анна чувствовала себя поросенком, откормленным на убой, когда в три часа, попрощавшись с бургомистром, поблагодарив его за проявленное гостеприимство, направлялась к Гуччи. Здесь их ждал не менее радушный прием с шампанским и канапе. Было почти пять часов, когда Анна и Торстен покинули очаровательное общество знаменитого кутюрье. Находясь в наилучшем расположении духа и с переполненными желудками, так что о еде было страшно подумать, они сели в такси. Анна высадила Торстена у отеля, а сама поехала дальше – на Виа дель Лунго, где ей необходимо было подобрать костюм для предстоящего праздника.
   Бюро проката костюмов находилось в роскошном здании эпохи Ренессанса. В витрине были выставлены всего три предмета: венецианская маска, небольшое зеркало и испанский веер, однако на фоне изысканной драпировки они выглядели абсолютным эксклюзивом, как, впрочем, и бутик детской одежды по соседству, в котором даже крошечное платьице нельзя было купить менее чем за двести евро. Сгорая от любопытства, Анна переступила порог изысканного заведения.
   В зале для посетителей, устланном мягкими коврами, висело не более дюжины платьев и костюмов. Особым шиком отличалось платье в стиле рококо и парик к нему, украшенный розами из нежного розового шелка.
   Анну не особенно волновал вопрос о костюме для праздника, сейчас она задумалась, сможет ли подобрать здесь что-нибудь подходящее.
   – Могу я чем-нибудь помочь вам, синьора? – спросила молодая женщина, стоявшая за небольшим старинным секретером и что-то записывавшая в журнале.
   – Да, пожалуйста. Мне нужен маскарадный костюм для сегодняшнего бала.
   – Вы синьора Нимейер? – улыбаясь, спросила девушка. – Синьор Мечидеа предупредил нас, и мы уже кое-что подобрали для вас. Не желаете пройти вместе со мной?
   Анна так удивилась, что на мгновение потеряла дар речи. Молодая женщина провела ее через дюжину помещений, в которых стоял запах лаванды и кедра и слышался легкий шум работающего кондиционера и очистителя воздуха. Все комнаты были до отказа заставлены вешалками для одежды, на которых висели сотни, если не тысячи, аккуратно упакованных в прозрачные мешки костюмов. С первого взгляда трудно было определить, сколько их здесь. Это хранилище было совсем не похоже на те бюро проката одежды с их едкими запахами полиэстра, с которыми ей до сих пор приходилось иметь дело. Анне казалось, что она попала в костюмерный цех киностудии. Это был настоящий лабиринт. Если она сейчас невзначай отстанет от девушки, то вряд ли сама найдет дорогу обратно и ее мумифицированное тело когда-нибудь найдут среди этих бесконечных рядов с костюмами.
   Дойдя до самого дальнего помещения, женщина подошла к вешалке, на которой висело пять платьев. Профессиональным глазом она смерила фигуру Анны, потом внимательно осмотрела каждое платье и наконец вскрыла один чехол.
   – Примерьте это. Мне кажется, подойдет, – сказала она и, сняв с плечиков из кедровой древесины висевшее на них платье, протянула его Анне. Платье было цвета кобальта с золотой каймой на вырезе. Отделки на краях не было. Анна даже слегка разочаровалась. Костюм казался ей чересчур скромным.
   – Синьор Мечидеа описал вашу внешность. Голубой цвет должен подойти к вашим темным волосам.
   – Я вижу, синьор Мечидеа предпочитает не полагаться на случай, – заметила Анна, не зная, восхищаться ей или возмущаться этой чертой незнакомого ей мужчины. Или он слишком предусмотрительный организатор, или же просто – деспот. «Что же, через пару часов все выяснится», – подумала она.
   – Я покажу вам место, где вы сможете переодеться, – сказала женщина, проведя Анну в небольшую комнату. – Если будет нужна помощь, позовите меня. Со средневековыми пуговицами одной нелегко справиться. Я буду неподалеку.
   Подойдя к огромному зеркалу и посмотрев на свое отражение, Анна не узнала себя. Она выглядела купеческой женой с картины Боттичелли. Женщина критически оглядела ее с ног до головы.
   – Синьор Мечидеа был прав, порекомендовав именно это платье. Оно сшито будто специально на вас. А вам самой нравится? Или вы желаете что-то другое?
   – Странное платье, – ответила Анна, подумав, что женщина заметила ее разочарованное выражение лица. Анна любила маскарады, всякие переодевания, но больше всего ей нравились броские, гламурные костюмы. А это платье… как бы помягче выразиться, казалось ей несколько скучноватым.
   – Но не для XV века, темы сегодняшнего маскарада, – пояснила женщина. – Синьор Мечидеа очень скрупулезен в этих вопросах и всегда просит гостей придерживаться заданной темы. Когда вы наденете подходящие туфли и украшения, обруч для волос, все будет выглядеть намного интереснее.
   – А что это за ткань? – спросила Анна.
   – Это шелк. Точнее говоря, натуральный китайский шелк, сотканный знаменитым флорентийским мастером по заказу семьи Медичи – специально для этого платья, по случаю дня рождения Бернардо де Медичи, потомка по боковой линии Медичи.
   – Вы хотите сказать, что это точная копия того платья, пошитая по выкройке того времени?
   Молодая женщина покачала головой, и по ее улыбке Анна поняла, что допустила ляп.
   – Это, разумеется, оригинал.
   – Вы хотите сказать, что этому платью пятьсот лет?
   – Синьора, все наши костюмы без исключения оригиналы, – пояснила женщина, как нечто само собой разумеющееся. – Например, платье, которое вы видели в первом зале, поступило к нам из Версаля. Его носила Мария-Антуанетта на одном маскараде. Возможно, это легенда, но мы с удовольствием передаем ее нашим клиентам. Трудно сказать, для какого случая оно было сшито, но доподлинно известно, что это платье принадлежало королеве. А надевала ли она его когда-нибудь или нет, сказать трудно.
   Анна перевела дух. В действительности тут не прокат маскарадных костюмов, а самый настоящий музей, сокровищница исторических костюмов. Поэтому здесь множество кондиционеров и увлажнителей воздуха, как в любом музее, где собраны ценности, нуждающиеся в особых условиях хранения: защите от пыли, моли и сырости. Анна вспомнила другие костюмы, хранившиеся в других помещениях: древнеегипетские, греческие и римские одежды, индийские сари, японские кимоно, костюмы эпохи барокко, рококо, бидермайер и двадцатых годов прошлого века. Если женщина говорит правду, если хотя бы половина собранных здесь костюмов сохранились так же, как «ее» платье, то вся коллекция просто бесценна. От этой мысли у Анны захватило дух.
   – Вы принимаете кредитные карточки? – спросила она, наивно полагая, что ее кредитки хватит на прокат оригинала средневекового костюма, – она ведь собиралась взять его лишь на один вечер.
   – Не беспокойтесь, мадам. Синьор Мечидеа обо всем позаботился. Если вы не возражаете, я принесу туфли и аксессуары к платью.
   Когда спустя полчаса Анна оказалась в номере отеля, усевшись на кровать, она еще не осознавала, что ее ждет. Если бы не обитая бархатом коробка, в которой лежало драгоценное платье, она сочла бы, что это сон. Но она могла физически ощутить эту плотную, слегка шероховатую поверхность шелка. И за все заплатил Козимо Мечидеа, к которому она буквально навязалась в гости. Какой широкий жест с его стороны!
   Вдруг спохватившись, Анна взглянула на часы. Было четверть седьмого. Надо срочно собираться. Она пошла в ванную и открыла воду. Она тряслась, как девчонка перед первым свиданием. «Надо взять себя в руки», – повторяла она. Это всего лишь игра, пусть даже с участием элитарных гостей. Не более. Ей обязательно надо пойти. Что-то придется съесть, выпить, поболтать с гостями, познакомиться с новыми людьми, словом, развлечься и повеселиться. Разве она не бывала на подобных приемах? Анна пыталась себя успокоить, но ничто не помогало – она продолжала дрожать и нервничать, как лошадь перед первыми скачками.
 
   Ровно без четверти восемь в номере зазвонил телефон, и портье сообщил, что за ней прибыл лимузин. Анна быстро оглядела себя в зеркале. Сотрудница костюмного бутика дала ей на прощание несколько советов по макияжу и прическе. Результат был потрясающим. Анны Нимейер, журналистки из Гамбурга, больше не существовало. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, совершенно не вписывалась в современный интерьер гостиничного номера. Это была дама из другой эпохи. На месте зеркала в хромированной раме, висевшего в ванной комнате, уместнее смотрелось бы роскошное зеркало в резной золоченой раме, какие висели в музейном зале Уффици рядом с «Рождением Венеры» Боттичелли.
   Анна набросила длинный плащ с капюшоном – из той же коллекции, чтобы прикрыть драгоценное платье, и на лифте спустилась в вестибюль. Шофер, ждавший ее внизу, вежливо поклонился и проводил ее к шикарному лимузину «бентли», вызывающе сверкавшему в лучах вечернего солнца. Утопая в мягком кожаном сидении супердорогого авто, Анна чувствовала себя Золушкой, едущей на бал в королевский дворец. Она нервно теребила пальцами расшитый цветами шелковый ридикюль.
   В него она сунула немного денег, тюбик с губной помадой, пробный флакон любимых духов, зажигалку и пачку сигарет.
   Чтобы убедиться в реальности происходящего, Анна больно ущипнула себя за руку и чуть было не вскрикнула. Боль была абсолютно реальной, как и ощущение тяжести массивного украшения из граната, также прилагавшегося к наряду.
   Анна почти не заметила, как «бентли» тронулся. Двигатель работал практически бесшумно, колеса словно не касались асфальта. А улицы Флоренции весьма далеки от совершенства. Из двух динамиков лилась приятная джазовая мелодия. Анне казалось, что ее уносит куда-то на ковре-самолете.
   Она почти полностью расслабилась, когда машина остановилась. Поездка заняла не более четверти часа. Анна даже немного расстроилась. Так можно было ехать бесконечно. Шофер открыл перед нею дверцу и помог выйти из машины. Анна снова занервничала. Она дрожала, как перед выходом на сцену, что было для нее не свойственно. Сделав пару глубоких вдохов, она заставила себя двигаться дальше. Анна окинула взглядом фасад здания, в котором должен был состояться бал. К величайшему удивлению, она узнала в нем палаццо Даванцатти, архитектурный шедевр XIV века, в котором сейчас находился Museo dell Antica Casa Fiorentina.
   «Да, этот Мечидеа понимает толк в тонкостях, – думала Анна, рассматривая здание, напоминающее башню. – Недурственная декорация к спектаклю».
   Она подошла к привратнику, на котором тоже был настоящий исторический костюм. Своим видом он напоминал Анне швейцарского гвардейца из стражи Ватикана, державшего в руках алебарду. Внимательно прочтя приглашение, он поднял алебарду и пропустил ее во дворец. В дверях уже ожидал слуга, который, взяв ее плащ и отнеся его в гардеробную, проводил Анну в парадный зал, освещенный тысячами свечей, где собралось множество гостей.
   Анне казалось, что она попала в другую эпоху. Общество было самым изысканным: городская знать, банкиры, купцы, явившиеся сюда, будто здесь справлялась свадьба двух отпрысков влиятельнейших семейств города. Анна в нерешительности остановилась, рассматривая гостей. Внезапно к ней подскочил Арлекин, театрально расшаркиваясь. Это был уже второй Арлекин, с которым она встретилась сегодня. Правда, костюм у этого шута был намного изысканнее и роскошнее, чем у того, уличного шута.
   – Приветствую вас, Анна, – раздался сзади мужской голос, и под маской она сразу же узнала Джанкарло. Он явно наслаждался своим костюмом и своей ролью. – Ты выглядишь ослепительно, словно сошла с портрета Боттичелли.
   – Спасибо за комплимент, – поблагодарила Анна, сделав книксен, – и за приглашение, которое ты мне устроил.
   Джанкарло равнодушно пожал печами.
   – Это было нетрудно. Синьор Мечидеа не медлил ни минуты с твоим приглашением. Но почему ты не сказала, что знаешь его.
   – Что ты говоришь? – удивилась Анна. – Нет! Я его совершенно не знаю.
   – Да? Странно. А у меня сложилось иное впечатление. Дело в том, что Козимо точно знал… – Джанкарло снова пожал плечами. – Впрочем, я мог ошибиться.
   – Конечно, нельзя исключать, что я могла видеть синьора Мечидеа в доме Роберто. – Упоминание этого имени больно кольнуло ее. – Надеюсь, его-то здесь нет? Я имею в виду Роберто.
   – Не думай об этом, дорогая, – успокоил ее Джанкарло. – С тех пор как Роберто связался с той женщиной, он для меня умер, как, впрочем, и для всего флорентийского общества.
   – Ага. – Анна старалась не проявлять любопытства и, в определенной степени, злорадства, но неплохо было бы осторожно расспросить Джанкарло про Роберто. – Что ты имеешь в виду?
   Джанкарло не надо было долго упрашивать. Он всегда был не прочь посплетничать. А уж когда дело касалось Роберто и его жены, он делал это с особым удовольствием.
   – Умоляю тебя, Анна. Ты видела эту тетку, на которой он женился? – Он закатил глаза. – Признаюсь, я неравнодушен к внешней красоте, охотно общаюсь с красивыми людьми. Но я прекрасно понимаю, что шарм и духовность, вкус и чувство стиля, образованность и ум вполне восполняют недостатки внешней привлекательности, а холодная красота, лишенная духовности, оставляет равнодушным. Жена Роберто не обладает ни тем, ни другим. Она не только уродлива, но и глупа, к тому же страдает дальтонизмом. А ее истерический смех! Ты бы только слышала! При одном воспоминании меня пробирает дрожь. Ко всему прочему, она патологически скупа, хотя ее виноградники приносят им неплохой доход. Вина, между нами говоря, весьма посредственные. Я лично убил бы своего повара, если бы узнал, что он покупает у них вина. Правда, для вывоза они, кажется, годятся. Словом, они неплохо зарабатывают на вине, что не мешает этой особе покупать одежду в самых дешевых магазинах. Знаю, не каждый рождается с хорошим вкусом, но в таком случае надо прибегать к услугам кутюрье или, по крайней мере, хорошего портного.
   – Да, но, кажется, Роберто любит ее и…
   – Любит? Не смеши меня. Для этого человека не существует таких понятий, как страсть или любовь. – Джанкарло начал распаляться. – Роберто – полный идиот. У него была женщина, обладавшая всем: умом, красотой, шармом, гордостью. Но под натиском своего семейства, польстившись на пару гектаров земли в районе Кьянти Классико, он с ней расстался. Не зная обстоятельств, я бы решил, что он сошел с ума. Но ничего подобного. Этот болван, будучи в ясном рассудке и трезвой памяти, променял богиню на прачку. И этого я не прощу ему. Но… – он глубоко вздохнул и безнадежно махнул рукой, – он получил по заслугам – обрюзг, облысел. Уважающий себя флорентиец не пустит его на порог своего дома. Я не знаю ни одного человека, кто бы не осуждал его за это. – Джанкарло положил Анне руку на плечо. – Что я еще могу тебе сказать, дорогая? Забудь этого типа. Он не стоит твоей слезинки.
   Анна готова была броситься ему на шею. Джанкарло никогда не лез в карман за словом, всегда говорил, что думал. Если бы Торстен случайно оказался ее любовником, Джанкарло, не долго думая, вчера в траттории отвел бы ее в сторонку и посоветовал подумать над своим выбором. Джанкарло всегда говорил правду, и Анна очень дорожила его мнением. Итак, Роберто сник и обрюзг, с женой не повезло, его положение в обществе было незавидным. Все, что сообщил ей Джанкарло, значительно улучшило ее настроение, подействовало сильнее, чем вся аюрведа и массаж в четыре руки.