Страница:
Наши последние Советы состоялись как раз перед Самхейном, и после праздника Кровавого Месяца я и весь двор отправились на зиму в крепость Мот.
Во всем Регеде крепость Мот была после Эпплби моим самым любимым местом. Расположенное там, где узкий и бурный Раф-Ферт соединяется с Солуэем, поселение выросло на склоне холма рядом с огромной круглой скалой, которая выдвигается из склона заросшего соснами хребта Гриффель. И если Чеддерское ущелье напоминало первый день творения, то крепость Мот всегда представлялась мне первым жилищем человека: огромная и величественная, она возвышалась над узкими мерцающими морскими заливами, мирная и уютная, со своими беспорядочно разбросанными домами под тростниковыми крышами.
Ребенком я любила сидеть на высокой плоской вершине горы, наблюдая, как черноголовые чайки парят внизу над водой и глядя в воду у ее подножия. Иногда она отливала множеством оттенков синего цвета и бывала ласковой, но порой она катилась, тяжелая и серая, и волны бились и накатывались одна на другую.
Залив Раф становился то прекрасным, то пугающим, потому что он являлся прямой дорогой в потусторонний мир. Нонни частенько говорила, что пестрые тени, пробегающие по поверхности воды, это духи, которые ходят среди живых, и, если не остережешься, они унесут тебя вниз, в Аннон, этот загробный мир, где сам Арон держит свой двор среди мертвых.
– Я мог бы поплыть в челноке по течению, – однажды утром рассуждал Талиесин, когда мы собирали ракушки на прибрежных скалах. Вода шумела и бежала в узкий проход, и он замер, следя за се течением. – Я бы пробрался в стеклянный замок и, дождавшись, когда Арон отвернется, напился бы из святого котла вдохновения…
– Так же, как Гвион, – поддразнила его я, вспомнив сказку о мальчишке, у которого были неприятности из-за того, что он сунул нос в котел знаний Геридвена.
Но мальчик, которого называли Сияющее Чело, смотрел в пространство, как будто не слыша моих слов, и я снова принялась собирать ракушки.
Ирландский ювелир, открывший в Моте свою лавку, делает самые лучшие украшения в королевстве, и я хотела заказать ему украшения для уздечек.
Они должны были стать подарком для рыцарей. Мы с Бедивером были у него в мастерской, обсуждая это, когда в дверь ворвалась запыхавшаяся Фрида.
– Госпожа! Мальчик, тот подкидыш, спустил на воду челнок, и его перевернуло. Его тело плавает около берега с зыбучими песками, и его затягивает в водоворот.
– В Аннон! – крикнула я, побежав к берегу, чтобы самой увидеть это.
И правда, безжизненное, тело Талиесина крутило то вверх, то вниз в бурном потоке. Бедивер уже сбегал вниз, где собралась толпа перепуганных людей. Однорукий рыцарь схватил рыбацкую лодку и сеть и столкнул в воду один из маленьких челноков. Бедивер действовал так быстро, ловко пользуясь крюком на металлической рукавице, заменявшей ему пальцы, что его увечье было, почти незаметно. В несколько минут он вытащил тело мальчика из воды, положил его в лодку и привез на берег, где мы ждали.
Сам насквозь мокрый, Бедивер склонился над неподвижным телом, пытаясь вернуть подкидыша к жизни. Изо рта мальчика хлынула вода, и, только когда он закашлялся и начал сам выплевывать ее, Бедивер передал, заботу о нем кому-то другому.
– Я уже думал, что он не придет в себя, – признался рыцарь после того, как мы стащили с мальчика мокрую одежду и уложили его в постель.
Бедивер стучал зубами, и я протянула ему дымящуюся кружку с питьем, которое Энида сварила для Талиесина, и усадила его у огня. Он позволил вытереть ему волосы и набросить на плечи теплое одеяло.
– Ну и храбрец же ты, господин! – Я смотрела ему в лицо с любовью и восхищением. – Ты прекрасный человек, сэр Бедивер из Братства Круглого Стола, один из самых замечательных. И из тебя выйдет хороший отец. Ты не думаешь, что тебе нужно жениться и завести детей?
– О, Гвен, ты же знаешь, что я уже отдал свою любовь одной женщине. В моем сердце нет больше места ни для кого, – медленно ответил он.
– Бригит не захотела выйти за тебя замуж, не это совсем не означает, что ты не можешь встретить другую женщину, полюбить ее и разделить с ней свои и радости и горести, – заметила я.
– Нет, наверное, нет. Мне не нужна никакая другая женщина, кроме Бригит, точно так же, как мне не нужен никакой другой король, кроме Артура. Вот так.
Бедивер сказал это так твердо, что спорить с ним было невозможно. И все-таки это было глупостью. Для детей Бедивер всегда был сказочным героем, они ходили за ним толпами, с восторгом слушая его рассказы и стараясь подражать ему. Как и Ланс, он всегда умел, не торопясь, выслушать, объяснить как можно понятнее, что и как нужно сделать, или, как сегодня, вызволить кого-нибудь из беды. Жалко, что такие мужчины оставались одинокими, когда они могли бы быть замечательными отцами.
– Теперь Талиесин сумеет спеть, по крайней мере, еще одну песню, – добродушно сказал Бедивер.
Мы засмеялись и закончили разговор. Потом кое-кто поговаривал, что Бедиверу следовало бы позволить богам сделать то, что они задумали, потому что, когда мальчик выздоровел, он без конца рассказывал, как он вошел в царство Аннон в поисках священного сосуда. Я считала эти рассказы забавными, но иногда мне казалось, что я вижу странный свет над его головой, который отмечает тех, кто побывал в потустороннем мире. Может быть, его имя и в самом деле было пророческим.
Весна в том году выдалась ранняя. Птицы потянулись вглубь страны к своим гнездовьям.
Огромные стаи лебедей и гусей закрывали небо, когда они летели из Солуэя на привычные места на севере, а пронзительный писк полевых мышей в траве говорил о том, что земля уже отогрелась. Я смотрела на появляющиеся в вечернем небе Весы и знала, что Артур тоже должен видеть их, поэтому перевела двор в Пенрит, чтобы быть поближе к нему, когда он пришлет за нами.
Мысль о том, что я скоро увижу мужа, необыкновенно радовала меня, и мое сердце парило в облаках.
Я пошла к овцам и смотрела, как ягнята весело скакали по траве, легко и радостно прыгая, как маленькие облачка. Они с наслаждением бегали друг за другом, а потерявшись, начинали блеять так жалобно, что сердце просто разрывалось. Когда же их мать находилась, встреча была такой радостной, такой счастливой!
Уткнувшись в вымя матери, ягнята становились на колени, радостно мотая хвостиком в поисках теплого соска.
– Как все малыши, – сказал пастух, улыбаясь.
Я смотрела, как игра повторялась снова и снова: шалости, страх потеряться и восторженное воссоединение матери и ягненка, и в первый раз после того, что случилось в Стерлинге, поняла, что готова носить еще одного ребенка. Я почувствовала это так отчетливо, что громко и радостно засмеялась.
Больше не будет лекарств Морганы, беспокойства о зачатии и здоровье и даже опасений того, как к этому может отнестись Артур. Я была уверена, как никогда прежде, что все получится, и знала, что, когда ребенок родится, Артур полюбит его.
Итак, кончив считать овец, я попрощалась с пастухом и пошла обратно, не расставаясь с этой мыслью.
Когда я вошла на кухню, Бедивер набивал едой сумки и сказал, что в мое отсутствие прибыл посланный. Артур с рыцарями остановился в Лиддингтоне, огромной крепости на горе, охраняющей Римскую дорогу в том месте, где она пересекает Риджуэй. Но с наступлением тепла он решил укрепить крепость на холме в Южном Кадбери, где мы когда-то провели ночь под летними звездами. Крепость была удобно расположена, чтобы держать в ней войско, но не совсем пригодна для жилья.
– Он попросил, чтобы я приехал к нему помочь со строительством, – объяснил Бедивер.
Я подумала, есть ли что-нибудь, чего Бедивер не умеет делать. Он был воином, дипломатом, бардом, а теперь должен стать строителем.
– А почему бы мне не поехать с тобой? – спросила я, подавая ему последний кусок вяленого мяса.
– Потому что тебе нужно присматривать за двором. – Бедивер закрыл свою маленькую кладовую. – Один всадник может доскакать быстрее, чем с сопровождающим. Однако я думаю, что Артур скоро пошлет за тобой – может быть, через пару недель после Белтейна.
Это было разумное рассуждение, и, вздохнув, я сдалась. Прожив одна эти последние восемь месяцев, я могла потерпеть еще две недели.
– Когда ты выезжаешь?
– Как только соберу одежду.
– Счастлив, что вырываешься на свободу, – улыбнулась я, и Бедивер рассмеялся.
– А ты уже устала от королевских забот?
– Для разнообразия готова побыть просто женщиной, – выпалила я в ответ, и он удивленно дернул бровью.
– Я скажу об этом Артуру, – пообещал он, взваливая на плечо сумку.
– Ты можешь также сказать ему, что его королеве уже надоел север и она ждет не дождется, когда вернется на юг, – добавила я, когда мы шли к конюшням.
Я знала, что подобное высказывание заставит Артура улыбнуться.
Бедивер улыбнулся и помахал мне, уезжая, а я снова занялась приготовлениями к Белтейну, потому что первый день мая уже близился.
Грифлет позаботился о ритуальном костре, а утром майская королева поведет всех нас торжественно выводить коров на летние пастбища. И люди, и животные будут украшены венками, и звуки, извлекаемые из раковин, и звон колокольчиков будут приветствовать наступление лета.
Твердо решив, что у меня будут дети, я хотела, чтобы праздник прошел хорошо. Это было необходимо для плодородия земли и моего собственного.
ГЛАВА 20
Во всем Регеде крепость Мот была после Эпплби моим самым любимым местом. Расположенное там, где узкий и бурный Раф-Ферт соединяется с Солуэем, поселение выросло на склоне холма рядом с огромной круглой скалой, которая выдвигается из склона заросшего соснами хребта Гриффель. И если Чеддерское ущелье напоминало первый день творения, то крепость Мот всегда представлялась мне первым жилищем человека: огромная и величественная, она возвышалась над узкими мерцающими морскими заливами, мирная и уютная, со своими беспорядочно разбросанными домами под тростниковыми крышами.
Ребенком я любила сидеть на высокой плоской вершине горы, наблюдая, как черноголовые чайки парят внизу над водой и глядя в воду у ее подножия. Иногда она отливала множеством оттенков синего цвета и бывала ласковой, но порой она катилась, тяжелая и серая, и волны бились и накатывались одна на другую.
Залив Раф становился то прекрасным, то пугающим, потому что он являлся прямой дорогой в потусторонний мир. Нонни частенько говорила, что пестрые тени, пробегающие по поверхности воды, это духи, которые ходят среди живых, и, если не остережешься, они унесут тебя вниз, в Аннон, этот загробный мир, где сам Арон держит свой двор среди мертвых.
– Я мог бы поплыть в челноке по течению, – однажды утром рассуждал Талиесин, когда мы собирали ракушки на прибрежных скалах. Вода шумела и бежала в узкий проход, и он замер, следя за се течением. – Я бы пробрался в стеклянный замок и, дождавшись, когда Арон отвернется, напился бы из святого котла вдохновения…
– Так же, как Гвион, – поддразнила его я, вспомнив сказку о мальчишке, у которого были неприятности из-за того, что он сунул нос в котел знаний Геридвена.
Но мальчик, которого называли Сияющее Чело, смотрел в пространство, как будто не слыша моих слов, и я снова принялась собирать ракушки.
Ирландский ювелир, открывший в Моте свою лавку, делает самые лучшие украшения в королевстве, и я хотела заказать ему украшения для уздечек.
Они должны были стать подарком для рыцарей. Мы с Бедивером были у него в мастерской, обсуждая это, когда в дверь ворвалась запыхавшаяся Фрида.
– Госпожа! Мальчик, тот подкидыш, спустил на воду челнок, и его перевернуло. Его тело плавает около берега с зыбучими песками, и его затягивает в водоворот.
– В Аннон! – крикнула я, побежав к берегу, чтобы самой увидеть это.
И правда, безжизненное, тело Талиесина крутило то вверх, то вниз в бурном потоке. Бедивер уже сбегал вниз, где собралась толпа перепуганных людей. Однорукий рыцарь схватил рыбацкую лодку и сеть и столкнул в воду один из маленьких челноков. Бедивер действовал так быстро, ловко пользуясь крюком на металлической рукавице, заменявшей ему пальцы, что его увечье было, почти незаметно. В несколько минут он вытащил тело мальчика из воды, положил его в лодку и привез на берег, где мы ждали.
Сам насквозь мокрый, Бедивер склонился над неподвижным телом, пытаясь вернуть подкидыша к жизни. Изо рта мальчика хлынула вода, и, только когда он закашлялся и начал сам выплевывать ее, Бедивер передал, заботу о нем кому-то другому.
– Я уже думал, что он не придет в себя, – признался рыцарь после того, как мы стащили с мальчика мокрую одежду и уложили его в постель.
Бедивер стучал зубами, и я протянула ему дымящуюся кружку с питьем, которое Энида сварила для Талиесина, и усадила его у огня. Он позволил вытереть ему волосы и набросить на плечи теплое одеяло.
– Ну и храбрец же ты, господин! – Я смотрела ему в лицо с любовью и восхищением. – Ты прекрасный человек, сэр Бедивер из Братства Круглого Стола, один из самых замечательных. И из тебя выйдет хороший отец. Ты не думаешь, что тебе нужно жениться и завести детей?
– О, Гвен, ты же знаешь, что я уже отдал свою любовь одной женщине. В моем сердце нет больше места ни для кого, – медленно ответил он.
– Бригит не захотела выйти за тебя замуж, не это совсем не означает, что ты не можешь встретить другую женщину, полюбить ее и разделить с ней свои и радости и горести, – заметила я.
– Нет, наверное, нет. Мне не нужна никакая другая женщина, кроме Бригит, точно так же, как мне не нужен никакой другой король, кроме Артура. Вот так.
Бедивер сказал это так твердо, что спорить с ним было невозможно. И все-таки это было глупостью. Для детей Бедивер всегда был сказочным героем, они ходили за ним толпами, с восторгом слушая его рассказы и стараясь подражать ему. Как и Ланс, он всегда умел, не торопясь, выслушать, объяснить как можно понятнее, что и как нужно сделать, или, как сегодня, вызволить кого-нибудь из беды. Жалко, что такие мужчины оставались одинокими, когда они могли бы быть замечательными отцами.
– Теперь Талиесин сумеет спеть, по крайней мере, еще одну песню, – добродушно сказал Бедивер.
Мы засмеялись и закончили разговор. Потом кое-кто поговаривал, что Бедиверу следовало бы позволить богам сделать то, что они задумали, потому что, когда мальчик выздоровел, он без конца рассказывал, как он вошел в царство Аннон в поисках священного сосуда. Я считала эти рассказы забавными, но иногда мне казалось, что я вижу странный свет над его головой, который отмечает тех, кто побывал в потустороннем мире. Может быть, его имя и в самом деле было пророческим.
Весна в том году выдалась ранняя. Птицы потянулись вглубь страны к своим гнездовьям.
Огромные стаи лебедей и гусей закрывали небо, когда они летели из Солуэя на привычные места на севере, а пронзительный писк полевых мышей в траве говорил о том, что земля уже отогрелась. Я смотрела на появляющиеся в вечернем небе Весы и знала, что Артур тоже должен видеть их, поэтому перевела двор в Пенрит, чтобы быть поближе к нему, когда он пришлет за нами.
Мысль о том, что я скоро увижу мужа, необыкновенно радовала меня, и мое сердце парило в облаках.
Я пошла к овцам и смотрела, как ягнята весело скакали по траве, легко и радостно прыгая, как маленькие облачка. Они с наслаждением бегали друг за другом, а потерявшись, начинали блеять так жалобно, что сердце просто разрывалось. Когда же их мать находилась, встреча была такой радостной, такой счастливой!
Уткнувшись в вымя матери, ягнята становились на колени, радостно мотая хвостиком в поисках теплого соска.
– Как все малыши, – сказал пастух, улыбаясь.
Я смотрела, как игра повторялась снова и снова: шалости, страх потеряться и восторженное воссоединение матери и ягненка, и в первый раз после того, что случилось в Стерлинге, поняла, что готова носить еще одного ребенка. Я почувствовала это так отчетливо, что громко и радостно засмеялась.
Больше не будет лекарств Морганы, беспокойства о зачатии и здоровье и даже опасений того, как к этому может отнестись Артур. Я была уверена, как никогда прежде, что все получится, и знала, что, когда ребенок родится, Артур полюбит его.
Итак, кончив считать овец, я попрощалась с пастухом и пошла обратно, не расставаясь с этой мыслью.
Когда я вошла на кухню, Бедивер набивал едой сумки и сказал, что в мое отсутствие прибыл посланный. Артур с рыцарями остановился в Лиддингтоне, огромной крепости на горе, охраняющей Римскую дорогу в том месте, где она пересекает Риджуэй. Но с наступлением тепла он решил укрепить крепость на холме в Южном Кадбери, где мы когда-то провели ночь под летними звездами. Крепость была удобно расположена, чтобы держать в ней войско, но не совсем пригодна для жилья.
– Он попросил, чтобы я приехал к нему помочь со строительством, – объяснил Бедивер.
Я подумала, есть ли что-нибудь, чего Бедивер не умеет делать. Он был воином, дипломатом, бардом, а теперь должен стать строителем.
– А почему бы мне не поехать с тобой? – спросила я, подавая ему последний кусок вяленого мяса.
– Потому что тебе нужно присматривать за двором. – Бедивер закрыл свою маленькую кладовую. – Один всадник может доскакать быстрее, чем с сопровождающим. Однако я думаю, что Артур скоро пошлет за тобой – может быть, через пару недель после Белтейна.
Это было разумное рассуждение, и, вздохнув, я сдалась. Прожив одна эти последние восемь месяцев, я могла потерпеть еще две недели.
– Когда ты выезжаешь?
– Как только соберу одежду.
– Счастлив, что вырываешься на свободу, – улыбнулась я, и Бедивер рассмеялся.
– А ты уже устала от королевских забот?
– Для разнообразия готова побыть просто женщиной, – выпалила я в ответ, и он удивленно дернул бровью.
– Я скажу об этом Артуру, – пообещал он, взваливая на плечо сумку.
– Ты можешь также сказать ему, что его королеве уже надоел север и она ждет не дождется, когда вернется на юг, – добавила я, когда мы шли к конюшням.
Я знала, что подобное высказывание заставит Артура улыбнуться.
Бедивер улыбнулся и помахал мне, уезжая, а я снова занялась приготовлениями к Белтейну, потому что первый день мая уже близился.
Грифлет позаботился о ритуальном костре, а утром майская королева поведет всех нас торжественно выводить коров на летние пастбища. И люди, и животные будут украшены венками, и звуки, извлекаемые из раковин, и звон колокольчиков будут приветствовать наступление лета.
Твердо решив, что у меня будут дети, я хотела, чтобы праздник прошел хорошо. Это было необходимо для плодородия земли и моего собственного.
ГЛАВА 20
ПЕРВОЕ МАЯ
– Госпожа, Бедивер уехал, а большинство мужчин спят после пира, и сопровождать тебя можем только мы с Увейном и пара пажей. – Глядя на пламя ритуального костра, Грифлет хмурился, уверенный, что самый лучший способ обеспечить безопасность королевы – это попросить ее не выезжать из дома.
– Глупости, – отвечала я. – Что может случиться с нами утром в первый день мая? Эта поездка займет немного времени, и мы вернемся задолго до церемонии коронации майской королевы.
В последние несколько дней женщины плели гирлянды из первоцветов, калужницы, ранних роз и листьев плюща, но мне хотелось самой набрать цветки боярышника с волшебного колючего дерева, которое я помнила с детства.
– Приносить цветы на майский праздник – это традиция, – напомнила я главному псарю.
– Конечно, – вздохнул он, но ведь изгороди из боярышника есть повсюду, разве нельзя набрать цветов где-нибудь поближе? Лучше не уезжать так далеко от дома, когда короля нет…
– Цветы, которые я соберу завтра утром, помогут мне стать матерью, – сказала я тише и посмотрела на Грифлета.
Я думала, что юному воину станет неловко обсуждать со своей королевой такое интимное дело, и когда он покраснел и отвернулся, я поняла, что цель достигнута.
– Мы с женщинами будем в конюшнях перед рассветом, – весело закончила я разговор и ушла танцевать, прежде чем он успел сказать что-либо.
Небо на востоке едва светлело, когда мы тронулись в путь. Мы ехали на юг, к маленькой, укромной долине в лесу, где в белом сугробе цветов росло колючее дерево. Недалеко отсюда был священный источник, и я надеялась, что богиня воды поможет исполнению моей мечты. Дерево росло посредине поляны, его толстый ствол был похож на колонну. В раннем утреннем свете облака белых цветов таинственно отсвечивали, и от них исходил сладкий запах, напоминающий о милых майских днях прошлых лет.
Мы с женщинами взялись за руки и стали вокруг дерева, тихо восхваляя богиню и призывая солнце подняться над землей в золотом рассвете. Мы возносили наши мольбы и пританцовывали. Мы кружились под солнцем. Теплый, трепещущий солнечный свет плавно заливал нас, становясь все щедрее, и мы стали прыгать, скакать и приплясывать, смеясь и наслаждаясь своей любовью к жизни.
Это был великолепный ритуал, вызывающий трогательное, захватывающее чувство женского единения, и, когда я повалилась на траву, мои фрейлины засыпали меня цветами, сорванными с дерева. Нежные, как перышки, с крохотными красными пятнышками у основания каждого лепестка, с маленькими золотыми коронками в середине, они лежали у меня на коленях, запутались в волосах, покрыли траву. Их было так много, что, когда я села на Тень, мне пришлось собрать их все в подол своего плаща.
Все это время наши сопровождающие не слезали с лошадей и стояли, чутко охраняя нас и наши обряды. Красота утра опьянила нас, когда мы ехали обратно, и мы наполнили майский воздух песнями и смехом. И даже нервозность Грифлета не могла испортить нашего настроения.
Разбойники налетели на нас там, где тропа уходит от ручья и пересекается с дорогой.
Ехавший впереди Увейн едва успел прокричать предупреждение об опасности, как разбойники уже окружили нас.
– Езжай за помощью! – приказал ему Грифлет, а женщины завизжали.
Взлетает, выхваченный из ножен меч главного псаря, его лошадь бросается через тропу, когда он пытается защитить меня. Трое разбойников окружают его, безжалостная рука поднимает оружие и наносит удар, клинок со свистом рассекает воздух. Тень бросается в сторону, испугавшись шума, и, кажется, что все происходит медленно. Вокруг меня крики и мелькание красок, Грифлет, падающий с лошади с окровавленной головой и открытым ртом. Его молодое тело плывет в воздухе, падая на землю под копыта лошадей. Рыдания, проклятия и хруст ломающихся костей наваливаются на меня, мешаясь с ароматом цветков боярышника, все еще сжимаемых мною в руке.
Бешено молотя ногами, падает чья-то лошадь. На минуту натиск нападавших остановлен, потому что они вынуждены разворачиваться. Открывается проход, и я припадаю к спине лошади и кричу на Тень, чтобы она скакала туда, но испуганное животное бросается вбок. Я бесполезно жалею, что подо мной не Быстроногая. Даже жеребец моего отца, несмотря на свой нрав, был бы лучше этой глупой кобылы.
В суматохе рукопашной Энида героически борется с каким-то сильным воином, который хочет расправиться со мной. От ее храбрости мне вдруг становится стыдно. Я хотела развернуться и убежать, когда другие рискуют ради меня своими жизнями. Мой страх переходит в ярость, и я бью разбойника кнутом до тех пор, пока он не оставляет мою фрейлину и не бросается на меня.
– Отпусти моих людей, – потребовала я, зло глядя на человека. Мой голос был громким и яростным. – Я верховная королева Британии и приказываю тебе отозвать своих людей.
– Как приятно знать, что мы захватили того, кого нужно, – насмешливо произнес разбойник, хватаясь за уздечку Тени. Лицо его было наполовину скрыто шлемом, но на его плече сверкал новенький значок Маэлгона.
– Когда об этом узнает мой кузен, – заорала я, перекрикивая шум, – он заплатит тебе за такую наглость.
– А он и платит, – негодяй закинул голову и рассмеялся. – Найдите ее во что бы то ни стало… таков был его приказ.
Эти слова вновь и вновь эхом отдавались в моей голове, пока разбойник тянул Тень в сторону от боя, уводя нас с тропы в лес.
– Добыча у меня, – проревел он своим товарищам.
Молясь всем известным мне богам, я тянула поводья, пытаясь освободиться, пока моя бедная лошадь не попятилась назад и не стала яростно рваться в сторону.
– Кончай, – зарычал разбойник, угрожающе поднимая кулак. – Я все равно привезу тебя к своему господину, даже если мне придется ударить тебя.
Мне не приходилось сомневаться, что он это сделает. Остальные его люди уже ушли с тропы и окружили нас. Человек, пленивший меня, выхватил у меня поводья, и мы ехали в лес.
Ошеломленная, я горбилась в седле. Жестокая атака была позади. Последнее, что я слышала, это был голос пажа, выкрикивающего имя Грифлета, а потом завеса деревьев отрезала меня от, всего, что было связано с реальной жизнью, и я осталась одна со своим кошмаром.
Собранные майские цветы все еще были у меня в руках, и я стала разбрасывать их на дорогу. Я не оглядывалась назад и не видела, висят ли они на кустах или падают на землю, но надеялась, что цветы укажут дорогу тому, кто пойдет меня искать.
Мы ехали молча, и я перестала ориентироваться. Бандиты явно знали, где мы находимся, но, если бы даже мне удалось ускользнуть, я бы заблудилась и легко попала в их руки снова.
Наконец мы доехали до лагеря, где нас с грубым весельем и непристойными жестами встретили двое мужчин. Слушая их, я поняла, что не только саксы способны на насилие и мародерство. Я смотрела на них властным взглядом, думая о том, что королевское достоинство слабое утешение, когда от тебя требуются быстрые действия, способные отвратить грядущие события.
Разбойники разрешили мне спуститься, но едва успели связать мне руки за спиной, как Тень внезапно вырвалась и помчалась через лес. Они разразились проклятиями, но никто не попытался догнать ее. Мне завязали глаза, и, прежде чем тряпка затянулась плотно, я плюнула в бандита, стоящего передо мной.
В отместку кто-то ударил меня. Удар пришелся по плечу и больно отозвался в суставе.
Из-под повязки я видела башмаки человека, стоящего передо мной, и с яростью и силой, о которой я и не подозревала, быстро и высоко ударила его коленом.
Вопль боли, последовавший за этим, говорил о том, что цель достигнута.
– Мерзавка, – прорычал другой, сбивая меня с ног ударом по ребрам и расстегивая свой ремень. – Я научу тебя, как надо вести себя, научу.
– Нет, не смей! – вмешался предводитель, пока я лежала, задыхаясь от острой боли. – Маэлгон приказал, чтобы мы ее не трогали. Мы должны привезти ее к нему здоровой. – Хихиканье было грубо оборвано. – Я хочу получить деньги, которые он обещал, и отрежу руку, ухо или что-нибудь еще у любого, кто подойдет к королеве. Понятно?
Послышалось шарканье ног, потом меня завернули во что-то, как гусеницу в кокон. Приложив некоторые усилия, они взвалили меня на спину лошади, голова моя свисала с одного бока, ноги с другого. В удушающей тесноте тряпки и со звоном в ушах я еле дышала и следить, куда мы едем, никак не могла. Время, которое двигалось так медленно во время схватки, теперь совершенно остановилось. Не было никакой возможности определить, сколько мы ехали. С одной стороны, я была рада, что мы двигались не быстрее пешехода. Если бы я была на рыси, это было бы еще ужаснее. Но это означало, что путешествие продлится намного дольше, и определить время совершенно невозможно.
Сначала я молилась богам, которых могла вспомнить, но, когда уже не могла больше взывать к силам божьим, мне в голову стали приходить другие мысли: а вдруг Грифлет убит, сколько времени потребуется Увейну, чтобы привести людей на поиски, разглядел ли кто-нибудь на разбойниках значок Маэлгона?
Похоже, что мой кузен совершил бессмысленный поступок. Может быть, он надеялся получить за меня выкуп, или вспомнил старый обычай: кто завоюет королеву – тот завоюет королевство.
Я не думала, чтобы это было так, потому что Артура люди любили, и вряд ли они приняли бы Маэлгона вместо него.
Не было никаких остановок для еды, ночлега или отдыха, а просто бесконечная езда в неизвестном мне направлении. Я не могу сказать, спала я, или теряла сознание, но помню, что меня мучила жажда и сильная боль. Мой гнев давно испарился, его место заняла тревога, и я пыталась представить, что меня ждет. Было ясно, что королевским приказом или просто физической силой свободы я не добьюсь. Что бы ни случилось, я не должна терять головы.
Мы ехали, не приближаясь к поселениям, и по пути нам никто не встретился. Потом была остановка, какой-то разговор, и копыта лошадей гулко застучали по деревянному настилу.
– Расстилайте ковер для ее светлости, – крикнул кто-то, когда мы остановились. – Мы привезли ее.
На плече разбойника меня принесли в какую-то комнату и положили, совсем не нежно, на пол. На меня повеяло свежим воздухом, когда развернули мое покрывало, а по глазам, привыкшим к темноте, больно ударил свет фонаря. Я зажмурила глаза и попыталась оценить обстановку.
– С ней все в порядке? – спросила какая-то женщина. Твоя жизнь будет стоить немногого, если она ранена.
– Конечно, она не ранена, – проворчал разбойник. – Спроси ее сама. Она скажет, что вреда ей мы не причинили. Ей нужно только умыться.
Он схватил меня за плечо и стал трясти, я громко застонала от боли и открыла глаза.
– Ну вот, что я тебе говорил, – сказал он.
Сейчас я в первый раз могла ясно рассмотреть его лицо с длинным шрамом, доходившим до подбородка. У многих мужчин есть такие отметины, но я вспомнила описание человека, который подсыпал яд в кубок во время праздника в Каэрлеоне. Я внимательно рассматривала его лицо, думая, что было бы хорошо, если бы я его запомнила.
– Я пошел, – пробормотал он, выпрямляясь. – Скажи королю, чтобы прислал мне золото вечером.
Женщина кивнула и, когда разбойник вышел за дверь, плотно задвинула засов на римском замке, прежде чем повернулась ко мне.
– Давай-ка посмотрим на гордую королеву, – насмешливо сказала она, протягивая руку к спутанным прядям волос, закрывающих мне лицо.
Ее руки были мозолисты и грубы, более привычны к тяжелому труду, чем к работе с иглой в королевских покоях, и я подумала, что при дворе ее не знают.
– Прошу тебя, матушка, – попросила я, хватая се руку и называя ее самым уважительным словом, какое только могла придумать, – скажи, где я?
– А ты не знаешь? – она замерла и посмотрела на меня более внимательно. Я молилась, чтобы вызвать у нее сочувствие, но она только рассмеялась. – Давай назовем это просто любовным гнездышком его светлости, – самодовольно усмехнулась она.
– Маэлгона? – Я взяла у нее из рук гребень и попыталась сама расчесать волосы.
– Конечно, Маэлгона. А кого же еще?
Я кивнула, придя в бешенство от того, что мои подозрения подтвердились, и ругала его про себя на чем свет стоит.
Старуха наливала воду в лохань и выжимала новую губку. Я поняла, что мою тюрьму устроили с удобствами.
– Он собирается держать меня как политического заложника, или будет просить выкуп? – Я прилагала усилия, чтобы мой голос звучал ровно.
– Думаю, это решать тебе и его светлости, – надуто ответила она, снимая с меня грязное платье.
Настояв на том, чтобы я села в оловянную лохань, она начала мыть мне плечи.
Вода была чуть теплой, но я подозревала, что причиной дрожи, охватившей меня, была не вода, а новый приступ ярости.
Когда женщина вымыла меня и натерла душистыми мазями, она принесла какое-то голубое платье и разложила его передо мной.
– Шелк, – сказала она, кладя его так, чтобы материя блестела при свете лампы. – Даже жена верховного короля не всегда носит шелк.
Меня подмывало сказать, что я бы надела даже мешковину, если бы это помогло мне выбраться отсюда, но осторожность заставила меня придержать язык, и я молча надела платье. К нему она дала расшитый пояс и нитку жемчуга. Надев мне на голову диадему, украшенную камнями, моя тюремщица отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.
Она пробормотала «очень красиво» и стала расставлять стол и стулья около жаровни. Для меня оставили поднос с холодной сдой, и, усадив меня за стол, она стала убирать в комнате и взбивать подушки на кровати. Аппетита у меня не было, хотя я ела очень давно. Но я ковыряла куриную ножку и, делая вид, что наблюдаю за старухой, рассматривала свою тюрьму.
Комната была хорошо обставлена, пол застлан свежим тростником, а у кровати аккуратно лежал толстый шерстяной ковер. Комната явно предназначалась для веселого времяпрепровождения, но убежать из нее было трудно. Окна были узкими с прочно запертыми ставнями. Здесь была только одна дверь, но она была прочной и посажена в крепкий деревянный косяк. Спрятаться было негде.
У одной стены стоял деревянный сундук, но мне показалось, что он слишком мал, чтобы им можно было воспользоваться. Жаровня, столик для игр и стулья – вот и вся мебель. И кровать. Я торопливо отвела от нее глаза, не желая верить, что Маэлгон может обесчестить меня.
Маэлгон, конечно, не надеялся, что меня можно угрозами заставить лечь с ним в постель или подкупить красивой одеждой и невообразимой роскошью.
Может быть, все это было уловкой для того, чтобы вывести меня из себя, но какой смысл в том, чтобы проявлять физическое насилие, а потом окружать таким вниманием?
Скоро я оставила попытки делать какие-то предположения и решила, что, может быть, я смогу заставить моего врага обнаружить свои намерения, используя его же тактику.
– Чего мы ждем? – раздраженно спросила я матрону.
– Его светлость, – ответила она.
Я встала, посмотрела на угли жаровни, потом медленно прошла по комнате, пока женщина убирала со стола.
– Как ты думаешь, здесь есть чем заняться?
Вздохнув, я медленно подошла к сундуку и лениво подняла крышку. Я не могла понять, глубок ли он или чем-то набит, потому что сверху лежал поднос, на котором стояли шахматные фигуры и тяжелая инкрустированная доска. Не раздумывая, я взяла игру и разложила ее на столе у жаровни. Я слышала, как женщина захлопнула крышку сундука, но заставила себя не поворачиваться и не смотреть, чем еще она занимается. Никоим образом я не собиралась показывать ей, что меня беспокоит мое положение пленницы.
Я расставила фигуры и снова принялась ждать. Моя голова гудела от усталости, а богини судьбы плели мое будущее. Наверное, я даже немного задремала, потому что вздрогнула, когда в дверь бешено застучали, и моя тюремщица побежала открывать.
Произошел обмен паролями, а потом дверь распахнулась, и в комнату вошел король Гвинедда с собакой по имени Дормат. Это заставило меня полностью проснуться и насторожиться.
– Глупости, – отвечала я. – Что может случиться с нами утром в первый день мая? Эта поездка займет немного времени, и мы вернемся задолго до церемонии коронации майской королевы.
В последние несколько дней женщины плели гирлянды из первоцветов, калужницы, ранних роз и листьев плюща, но мне хотелось самой набрать цветки боярышника с волшебного колючего дерева, которое я помнила с детства.
– Приносить цветы на майский праздник – это традиция, – напомнила я главному псарю.
– Конечно, – вздохнул он, но ведь изгороди из боярышника есть повсюду, разве нельзя набрать цветов где-нибудь поближе? Лучше не уезжать так далеко от дома, когда короля нет…
– Цветы, которые я соберу завтра утром, помогут мне стать матерью, – сказала я тише и посмотрела на Грифлета.
Я думала, что юному воину станет неловко обсуждать со своей королевой такое интимное дело, и когда он покраснел и отвернулся, я поняла, что цель достигнута.
– Мы с женщинами будем в конюшнях перед рассветом, – весело закончила я разговор и ушла танцевать, прежде чем он успел сказать что-либо.
Небо на востоке едва светлело, когда мы тронулись в путь. Мы ехали на юг, к маленькой, укромной долине в лесу, где в белом сугробе цветов росло колючее дерево. Недалеко отсюда был священный источник, и я надеялась, что богиня воды поможет исполнению моей мечты. Дерево росло посредине поляны, его толстый ствол был похож на колонну. В раннем утреннем свете облака белых цветов таинственно отсвечивали, и от них исходил сладкий запах, напоминающий о милых майских днях прошлых лет.
Мы с женщинами взялись за руки и стали вокруг дерева, тихо восхваляя богиню и призывая солнце подняться над землей в золотом рассвете. Мы возносили наши мольбы и пританцовывали. Мы кружились под солнцем. Теплый, трепещущий солнечный свет плавно заливал нас, становясь все щедрее, и мы стали прыгать, скакать и приплясывать, смеясь и наслаждаясь своей любовью к жизни.
Это был великолепный ритуал, вызывающий трогательное, захватывающее чувство женского единения, и, когда я повалилась на траву, мои фрейлины засыпали меня цветами, сорванными с дерева. Нежные, как перышки, с крохотными красными пятнышками у основания каждого лепестка, с маленькими золотыми коронками в середине, они лежали у меня на коленях, запутались в волосах, покрыли траву. Их было так много, что, когда я села на Тень, мне пришлось собрать их все в подол своего плаща.
Все это время наши сопровождающие не слезали с лошадей и стояли, чутко охраняя нас и наши обряды. Красота утра опьянила нас, когда мы ехали обратно, и мы наполнили майский воздух песнями и смехом. И даже нервозность Грифлета не могла испортить нашего настроения.
Разбойники налетели на нас там, где тропа уходит от ручья и пересекается с дорогой.
Ехавший впереди Увейн едва успел прокричать предупреждение об опасности, как разбойники уже окружили нас.
– Езжай за помощью! – приказал ему Грифлет, а женщины завизжали.
Взлетает, выхваченный из ножен меч главного псаря, его лошадь бросается через тропу, когда он пытается защитить меня. Трое разбойников окружают его, безжалостная рука поднимает оружие и наносит удар, клинок со свистом рассекает воздух. Тень бросается в сторону, испугавшись шума, и, кажется, что все происходит медленно. Вокруг меня крики и мелькание красок, Грифлет, падающий с лошади с окровавленной головой и открытым ртом. Его молодое тело плывет в воздухе, падая на землю под копыта лошадей. Рыдания, проклятия и хруст ломающихся костей наваливаются на меня, мешаясь с ароматом цветков боярышника, все еще сжимаемых мною в руке.
Бешено молотя ногами, падает чья-то лошадь. На минуту натиск нападавших остановлен, потому что они вынуждены разворачиваться. Открывается проход, и я припадаю к спине лошади и кричу на Тень, чтобы она скакала туда, но испуганное животное бросается вбок. Я бесполезно жалею, что подо мной не Быстроногая. Даже жеребец моего отца, несмотря на свой нрав, был бы лучше этой глупой кобылы.
В суматохе рукопашной Энида героически борется с каким-то сильным воином, который хочет расправиться со мной. От ее храбрости мне вдруг становится стыдно. Я хотела развернуться и убежать, когда другие рискуют ради меня своими жизнями. Мой страх переходит в ярость, и я бью разбойника кнутом до тех пор, пока он не оставляет мою фрейлину и не бросается на меня.
– Отпусти моих людей, – потребовала я, зло глядя на человека. Мой голос был громким и яростным. – Я верховная королева Британии и приказываю тебе отозвать своих людей.
– Как приятно знать, что мы захватили того, кого нужно, – насмешливо произнес разбойник, хватаясь за уздечку Тени. Лицо его было наполовину скрыто шлемом, но на его плече сверкал новенький значок Маэлгона.
– Когда об этом узнает мой кузен, – заорала я, перекрикивая шум, – он заплатит тебе за такую наглость.
– А он и платит, – негодяй закинул голову и рассмеялся. – Найдите ее во что бы то ни стало… таков был его приказ.
Эти слова вновь и вновь эхом отдавались в моей голове, пока разбойник тянул Тень в сторону от боя, уводя нас с тропы в лес.
– Добыча у меня, – проревел он своим товарищам.
Молясь всем известным мне богам, я тянула поводья, пытаясь освободиться, пока моя бедная лошадь не попятилась назад и не стала яростно рваться в сторону.
– Кончай, – зарычал разбойник, угрожающе поднимая кулак. – Я все равно привезу тебя к своему господину, даже если мне придется ударить тебя.
Мне не приходилось сомневаться, что он это сделает. Остальные его люди уже ушли с тропы и окружили нас. Человек, пленивший меня, выхватил у меня поводья, и мы ехали в лес.
Ошеломленная, я горбилась в седле. Жестокая атака была позади. Последнее, что я слышала, это был голос пажа, выкрикивающего имя Грифлета, а потом завеса деревьев отрезала меня от, всего, что было связано с реальной жизнью, и я осталась одна со своим кошмаром.
Собранные майские цветы все еще были у меня в руках, и я стала разбрасывать их на дорогу. Я не оглядывалась назад и не видела, висят ли они на кустах или падают на землю, но надеялась, что цветы укажут дорогу тому, кто пойдет меня искать.
Мы ехали молча, и я перестала ориентироваться. Бандиты явно знали, где мы находимся, но, если бы даже мне удалось ускользнуть, я бы заблудилась и легко попала в их руки снова.
Наконец мы доехали до лагеря, где нас с грубым весельем и непристойными жестами встретили двое мужчин. Слушая их, я поняла, что не только саксы способны на насилие и мародерство. Я смотрела на них властным взглядом, думая о том, что королевское достоинство слабое утешение, когда от тебя требуются быстрые действия, способные отвратить грядущие события.
Разбойники разрешили мне спуститься, но едва успели связать мне руки за спиной, как Тень внезапно вырвалась и помчалась через лес. Они разразились проклятиями, но никто не попытался догнать ее. Мне завязали глаза, и, прежде чем тряпка затянулась плотно, я плюнула в бандита, стоящего передо мной.
В отместку кто-то ударил меня. Удар пришелся по плечу и больно отозвался в суставе.
Из-под повязки я видела башмаки человека, стоящего передо мной, и с яростью и силой, о которой я и не подозревала, быстро и высоко ударила его коленом.
Вопль боли, последовавший за этим, говорил о том, что цель достигнута.
– Мерзавка, – прорычал другой, сбивая меня с ног ударом по ребрам и расстегивая свой ремень. – Я научу тебя, как надо вести себя, научу.
– Нет, не смей! – вмешался предводитель, пока я лежала, задыхаясь от острой боли. – Маэлгон приказал, чтобы мы ее не трогали. Мы должны привезти ее к нему здоровой. – Хихиканье было грубо оборвано. – Я хочу получить деньги, которые он обещал, и отрежу руку, ухо или что-нибудь еще у любого, кто подойдет к королеве. Понятно?
Послышалось шарканье ног, потом меня завернули во что-то, как гусеницу в кокон. Приложив некоторые усилия, они взвалили меня на спину лошади, голова моя свисала с одного бока, ноги с другого. В удушающей тесноте тряпки и со звоном в ушах я еле дышала и следить, куда мы едем, никак не могла. Время, которое двигалось так медленно во время схватки, теперь совершенно остановилось. Не было никакой возможности определить, сколько мы ехали. С одной стороны, я была рада, что мы двигались не быстрее пешехода. Если бы я была на рыси, это было бы еще ужаснее. Но это означало, что путешествие продлится намного дольше, и определить время совершенно невозможно.
Сначала я молилась богам, которых могла вспомнить, но, когда уже не могла больше взывать к силам божьим, мне в голову стали приходить другие мысли: а вдруг Грифлет убит, сколько времени потребуется Увейну, чтобы привести людей на поиски, разглядел ли кто-нибудь на разбойниках значок Маэлгона?
Похоже, что мой кузен совершил бессмысленный поступок. Может быть, он надеялся получить за меня выкуп, или вспомнил старый обычай: кто завоюет королеву – тот завоюет королевство.
Я не думала, чтобы это было так, потому что Артура люди любили, и вряд ли они приняли бы Маэлгона вместо него.
Не было никаких остановок для еды, ночлега или отдыха, а просто бесконечная езда в неизвестном мне направлении. Я не могу сказать, спала я, или теряла сознание, но помню, что меня мучила жажда и сильная боль. Мой гнев давно испарился, его место заняла тревога, и я пыталась представить, что меня ждет. Было ясно, что королевским приказом или просто физической силой свободы я не добьюсь. Что бы ни случилось, я не должна терять головы.
Мы ехали, не приближаясь к поселениям, и по пути нам никто не встретился. Потом была остановка, какой-то разговор, и копыта лошадей гулко застучали по деревянному настилу.
– Расстилайте ковер для ее светлости, – крикнул кто-то, когда мы остановились. – Мы привезли ее.
На плече разбойника меня принесли в какую-то комнату и положили, совсем не нежно, на пол. На меня повеяло свежим воздухом, когда развернули мое покрывало, а по глазам, привыкшим к темноте, больно ударил свет фонаря. Я зажмурила глаза и попыталась оценить обстановку.
– С ней все в порядке? – спросила какая-то женщина. Твоя жизнь будет стоить немногого, если она ранена.
– Конечно, она не ранена, – проворчал разбойник. – Спроси ее сама. Она скажет, что вреда ей мы не причинили. Ей нужно только умыться.
Он схватил меня за плечо и стал трясти, я громко застонала от боли и открыла глаза.
– Ну вот, что я тебе говорил, – сказал он.
Сейчас я в первый раз могла ясно рассмотреть его лицо с длинным шрамом, доходившим до подбородка. У многих мужчин есть такие отметины, но я вспомнила описание человека, который подсыпал яд в кубок во время праздника в Каэрлеоне. Я внимательно рассматривала его лицо, думая, что было бы хорошо, если бы я его запомнила.
– Я пошел, – пробормотал он, выпрямляясь. – Скажи королю, чтобы прислал мне золото вечером.
Женщина кивнула и, когда разбойник вышел за дверь, плотно задвинула засов на римском замке, прежде чем повернулась ко мне.
– Давай-ка посмотрим на гордую королеву, – насмешливо сказала она, протягивая руку к спутанным прядям волос, закрывающих мне лицо.
Ее руки были мозолисты и грубы, более привычны к тяжелому труду, чем к работе с иглой в королевских покоях, и я подумала, что при дворе ее не знают.
– Прошу тебя, матушка, – попросила я, хватая се руку и называя ее самым уважительным словом, какое только могла придумать, – скажи, где я?
– А ты не знаешь? – она замерла и посмотрела на меня более внимательно. Я молилась, чтобы вызвать у нее сочувствие, но она только рассмеялась. – Давай назовем это просто любовным гнездышком его светлости, – самодовольно усмехнулась она.
– Маэлгона? – Я взяла у нее из рук гребень и попыталась сама расчесать волосы.
– Конечно, Маэлгона. А кого же еще?
Я кивнула, придя в бешенство от того, что мои подозрения подтвердились, и ругала его про себя на чем свет стоит.
Старуха наливала воду в лохань и выжимала новую губку. Я поняла, что мою тюрьму устроили с удобствами.
– Он собирается держать меня как политического заложника, или будет просить выкуп? – Я прилагала усилия, чтобы мой голос звучал ровно.
– Думаю, это решать тебе и его светлости, – надуто ответила она, снимая с меня грязное платье.
Настояв на том, чтобы я села в оловянную лохань, она начала мыть мне плечи.
Вода была чуть теплой, но я подозревала, что причиной дрожи, охватившей меня, была не вода, а новый приступ ярости.
Когда женщина вымыла меня и натерла душистыми мазями, она принесла какое-то голубое платье и разложила его передо мной.
– Шелк, – сказала она, кладя его так, чтобы материя блестела при свете лампы. – Даже жена верховного короля не всегда носит шелк.
Меня подмывало сказать, что я бы надела даже мешковину, если бы это помогло мне выбраться отсюда, но осторожность заставила меня придержать язык, и я молча надела платье. К нему она дала расшитый пояс и нитку жемчуга. Надев мне на голову диадему, украшенную камнями, моя тюремщица отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.
Она пробормотала «очень красиво» и стала расставлять стол и стулья около жаровни. Для меня оставили поднос с холодной сдой, и, усадив меня за стол, она стала убирать в комнате и взбивать подушки на кровати. Аппетита у меня не было, хотя я ела очень давно. Но я ковыряла куриную ножку и, делая вид, что наблюдаю за старухой, рассматривала свою тюрьму.
Комната была хорошо обставлена, пол застлан свежим тростником, а у кровати аккуратно лежал толстый шерстяной ковер. Комната явно предназначалась для веселого времяпрепровождения, но убежать из нее было трудно. Окна были узкими с прочно запертыми ставнями. Здесь была только одна дверь, но она была прочной и посажена в крепкий деревянный косяк. Спрятаться было негде.
У одной стены стоял деревянный сундук, но мне показалось, что он слишком мал, чтобы им можно было воспользоваться. Жаровня, столик для игр и стулья – вот и вся мебель. И кровать. Я торопливо отвела от нее глаза, не желая верить, что Маэлгон может обесчестить меня.
Маэлгон, конечно, не надеялся, что меня можно угрозами заставить лечь с ним в постель или подкупить красивой одеждой и невообразимой роскошью.
Может быть, все это было уловкой для того, чтобы вывести меня из себя, но какой смысл в том, чтобы проявлять физическое насилие, а потом окружать таким вниманием?
Скоро я оставила попытки делать какие-то предположения и решила, что, может быть, я смогу заставить моего врага обнаружить свои намерения, используя его же тактику.
– Чего мы ждем? – раздраженно спросила я матрону.
– Его светлость, – ответила она.
Я встала, посмотрела на угли жаровни, потом медленно прошла по комнате, пока женщина убирала со стола.
– Как ты думаешь, здесь есть чем заняться?
Вздохнув, я медленно подошла к сундуку и лениво подняла крышку. Я не могла понять, глубок ли он или чем-то набит, потому что сверху лежал поднос, на котором стояли шахматные фигуры и тяжелая инкрустированная доска. Не раздумывая, я взяла игру и разложила ее на столе у жаровни. Я слышала, как женщина захлопнула крышку сундука, но заставила себя не поворачиваться и не смотреть, чем еще она занимается. Никоим образом я не собиралась показывать ей, что меня беспокоит мое положение пленницы.
Я расставила фигуры и снова принялась ждать. Моя голова гудела от усталости, а богини судьбы плели мое будущее. Наверное, я даже немного задремала, потому что вздрогнула, когда в дверь бешено застучали, и моя тюремщица побежала открывать.
Произошел обмен паролями, а потом дверь распахнулась, и в комнату вошел король Гвинедда с собакой по имени Дормат. Это заставило меня полностью проснуться и насторожиться.