Страница:
Я улыбнулась ее рассуждениям и подумала, что, будь я матерью, чувствовала бы то же самое.
Дождь лил как из ведра, сопровождаемый холодным ветром, и, вспомнив о похлебке в наших котлах и тепле нашего очага, я пригласила ее войти. Несмотря на приказ Артура, я не смогла оставить на улице женщину и ребенка, дрожащих от холода.
– Но только на одну ночь, – предупредила я.
Я не знала, как объяснить, что мой муж приказал гнать ее от наших ворот, но, так как она уедет задолго до его возвращения, решила забыть про это. Сейчас это был единственно возможный поступок.
Они прошли за мной на кухню, пар поднимался от их одежд, как туман, который умели нагонять жрецы. В этих испарениях они казались нереальными, и я вспомнила хвастовство Гавейна, сказавшего однажды, что его мать так же могущественна, как фея Моргана. Но, переодевшись в сухие одежды, которые Линнет достала из моего шкафа, они оказались похожими на любых других путников, застигнутых ночным, ненастьем.
Ламорак внес их вещи и не уходил, надеясь, что сможет еще чем-нибудь помочь. Он просиял от удовольствия, когда Моргауза поблагодарила его за помощь – при этом оркнейская королева бросила на него игривый взгляд и взбила прическу.
Она была выше и полнее Морганы и, должно быть, красотой когда-то напоминала Игрейну. Сейчас Моргауза непомерно расплылась, а губы и глаза были накрашены. Родимое пятно на щеке не умаляло ее красоты. Понятно, что Ламораку она понравилась.
Наблюдая за их флиртом, я подумала, что эта гордая, страстная женщина, в одиночку правящая холодными северными островами, вероятно, изголодалась по мужскому вниманию… А может быть, как и ее сестра, просто любила молодых мужчин.
Мордред был тихим, застенчивым, мальчиком и, как когда-то сказала Игрейна, действительно гораздо больше походил на Моргану, чем на Моргаузу. Как и тетка, он был худощав, а глаза быстро и неумолимо обшаривали все вокруг. Но, по крайней мере, они были карими, а не зловеще зелеными, как у Владычицы.
– Он хороший мальчик, – ласково сказала Моргауза, когда мы вошли в зал. – Выучился всему, чему я его учила. Дети – такое счастье в старости, ты согласна?
Когда я молча кивнула, она растерянно посмотрела на меня и, положив руку на мой рукав, заглянула мне в лицо.
– О, дорогая, возможно ли, что у тебя нет детей? – Голос был полон жалости и сочувствия, и я торопливо отвернулась. Мне казалось, вся Британия знает, что я бесплодна, но, вероятно, Оркнейские острова были так далеко, что до них не доходили дворцовые слухи. – Прошу прощения, – извинилась она, – я представления не имела… Ну, если не дети, тогда у тебя должны быть другие удовольствия. – Она скользнула взглядом по Ламораку.
Сидя вместе со мной за столом, Моргауза и ее сын ели с жадностью молодых лисят.
– А Гарет решил остаться дома? – спросила я, потому что при дворе он не появлялся.
– Гарет? – Голос оркнейской королевы слегка дрогнул. – Вот уже два года, как я потеряла Гарета… он утонул в штормовом море около острова Хой. Я думала, Гавейн рассказал тебе. Ты знаешь, Гавейн в первый раз приехал к нам после более чем десятилетнего отсутствия, – призналась она, отодвигая пустую миску и отряхивая крошки с колен. – Такой щеголеватый малый, совсем как его отец. Никогда не знаешь, что он вытворит через минуту.
Я засмеялась, потому что мне начинала нравиться моя гостья. В ней не было нервной напряженности сестры, она напоминала спокойную, неряшливо-добродушную девчонку из таверны.
Никогда не подумаешь, что ее супругом был могущественный король, который сражался с моим мужем, или что ее горе после его смерти было так велико, что она отреклась от своего первенца потому, что тот поддерживал Артура.
Пока я не знала, как объяснить ненависть Артура к этой женщине, и уже гадала, как бы смягчить его нрав.
Но времени для примирительных действий не оставалось. Когда она доедала третье блюдо, в зал ворвался верховный король, и мы все замерли.
Скорее всего, Лукан предупредил его о приезде Моргаузы, потому что Артур немедленно прошел к центру зала, разъяренный, как Дикий Охотник. Остановившись, он выпрямился во весь рост и, взмахнув рукой, чуть не ударил сестру по лицу.
– Разве тебе не говорили, чтобы ты держалась подальше от моего двора, или тебе будет грозить отлучение?
Королева Оркнеев не моргая смотрела на брата, потом взъерошила волосы Мордреда.
– Я привезла тебе подарок, господин, – сказала она, и ее голос стал таким же сладким, как у Морганы, когда та бывала довольна. – Я уеду завтра с первым светом, как только уверюсь, что он доставлен в целости.
Артур дал волю чувствам, выругавшись с потрясающей грубостью, и замолчал, стараясь подавить гнев.
– Ты уедешь сейчас, сию минуту и заберешь своего ребенка, – наконец приказал он прерывающимся от ярости голосом.
– Но, Артур, на улице так ужасно, – взорвалась я, и его гнев обратился на меня.
– Не вмешивайся, Гвен. Ты ничего не знаешь. Повернувшись к Моргаузе, он стиснул кулаки так, что побелели косточки. – Ты уедешь сейчас!
Отвергнутая королева подобрала юбки и встала, стараясь держаться с достоинством, но мое внимание привлек мальчик. Он смотрел на Артура с тоской и страхом, и я подумала, что же кроется за этими большими влажными глазами. Только когда Моргауза потянула его за рукав, мальчик оторвал взгляд от верховного короля и пошел за матерью.
– Вон, – ревел Артур, – вон из этого дома, из Камелота, из моей жизни навсегда.
– Позволь, по крайней мере, дать ей что-нибудь прикрыться от дождя, – взмолилась я, вскакивая на ноги.
Мой муж повернулся, гневно посмотрел на меня, но промолчал, поэтому я побежала за ними и велела Ламораку принести кожаный шатер из военных запасов.
– Найди тихую полянку на другой стороне холмов, – приказала я ему, желая, чтобы она убралась подальше от глаз Артура. – Проследи, чтобы она была в безопасности и устроена поудобнее:
– Как это любезно. – Моргауза посмотрела на меня с ошеломляющим смирением, будто мы вместе участвовали в заговоре против мужского безрассудства. – Я знаю, что Утер тоже был вспыльчив. Однако какая жалость, что мы не сумели познакомиться поближе. Может быть, ты зайдешь в мой шатер завтра? Я верну тебе твои одежды, и мы сможем поболтать… мне о многом хотелось бы узнать. Говорят, ты была с моей матерью до конца?
Я кивнула и вопреки своему желанию согласилась зайти к ней на другой день к вечеру при условии, что не будет дождя.
– Если пойдет дождь, значит, зайдешь в ясный день, – весело предложила она, когда они с мальчиком пошли за Ламораком к двери.
Глубоко вздохнув, я побрела обратно в зал, неожиданно почувствовав себя очень уставшей от непонятных противоречий и изощренной ненависти в семействе Игрейны.
По молчаливому согласию мы с Артуром провели вечер в разных комнатах. Он был взбешен, потому что я пошла против его воли, а я была расстроена тем, что мы, самый цивилизованный двор на западе, отказали в убежище женщине и ребенку в грозовую ночь.
Со времени нашей женитьбы мы впервые пошли спать, не помирившись, и я долго лежала без сна, слушая, как в ставни бьется, ветер.
Рассвет был серым и мокрым, но дождь прекратился, и к полудню я попыталась уговорить Бедивера поехать со мной туда, где Моргауза поставила свой шатер.
– Ламорак утром вернулся и рассказал, где это, – объяснила я.
Ламорак провел ночь с оркнейской королевой, которая, по его словам, оказалась женщиной со многими достоинствами, но, по-моему, первому рыцарю не было нужды знать об этом… В конце концов, Ламорак был сыном Пеллинора, и неудивительно, что он находил себе местечко во многих теплых постелях.
– То, что тебе известно, где она находится, совсем не означает, что ты должна встречаться с ней, – сердито ответил Бедивер.
– В чем дело? – взорвалась я. – Разве Артур запрещает видеться с ней даже за пределами Камелота?
Мой старый друг, хмурясь, смотрел на меня. Когда наконец он заговорил, голос его был тверд, а слова подчеркнуто настойчивы.
– Гвиневера, я никогда не говорил тебе, как себя вести, но, если бы мне пришлось это сделать, я сказал бы, чтобы ты держалась от Моргаузы подальше.
– Хорошо, – смягчилась я, устыдясь своей грубости. – Я знаю, как ты предан Артуру. Но с этой женщиной прошлой ночью очень грубо обошлись, и я обещала сегодня навестить ее. Можешь не сопровождать меня, я попрошу кого-нибудь другого.
Первый рыцарь тяжело вздохнул и встал.
– Нет… я поеду с тобой. – Он потянулся к колышку около двери, где висел его плащ. – Пойду, приготовлю лошадей.
Хотя вдова Лота принимала меня в военном шатре, она была разодета и накрашена, словно для торжественного случая.
Она встретила меня преувеличенно радушно, выслав из шатра свою служанку и попросив Бедивера присмотреть за Мордредом, пока я буду с ней. Мальчик, однако, отказался от общения с Бедивером и пошел обследовать ближайший ручей.
– Я так рада, что ты пришла, – с чувством сказала Моргауза. – Я целую вечность не болтала за чаем. Вы ведь пьете послеобеденный чай, правда?
Я улыбнулась и сказала, что этому меня научила Игрейна, когда я впервые появилась при дворе.
– Ну конечно, – кивнула головой хозяйка, наливая две чашки черносмородинового чая. Ее руки слегка дрожали, и в свою чашку она добавила какой-то коричневой жидкости из фляги, похожей на ту, которую держал наготове Бедивер на случай, если у него заболит культя. – Мать частенько говаривала, что за чашкой хорошего чая уладить можно все, – заметила оркнейская королева. – Ты знаешь, после смерти Утера я потеряла с ней всякую связь. Мне хочется, чтобы ты рассказала, как она жила.
Итак, мы спокойно сидели за складным столиком, и я рассказывала о годах монастырской жизни великой королевы. Моргауза несколько раз выпивала свой чай и снова наполняла чашку.
– А Моргана? – спросила я. – С ней ты тоже не виделась?
– О нет, мы с Морганой всегда были близки, – быстро ответила Моргауза. – Она моя младшая сестричка… я приглядывала за ней, пока не пришел Пендрагон. Нас двоих изгнали со двора, как только Утер лег в материнскую постель. – Голос ее стал злым, в нем зазвучала жестокость, режущая слух, и она хитро посмотрела на меня, прежде чем глотнуть прямо из фляги. – Удивительно, что я вообще, разговариваю с Артуром, – продолжала она, неожиданно перейдя на полушутливый тон. – Его отец убил моего отца, а потом Артур убил моего мужа… – она разглядывала флягу, голос ее стал глуше, а язык заплетался от виски и от жалости к себе. – Лот был хорошим мужем, и теперь, когда он умер, я вдова и всеми покинута… и скоро мой младшенький тоже уедет… Артур ведь примет его ко двору, правда?
Как пьяный солдат, ставший от хмеля слезливым, Моргана уже не могла сосредоточиться, но продолжала внимательно всматриваться в меня, явно требуя какого-то ответа.
– Для Артура никогда не имело значения, что твои сыновья – дети Лота, – заметила я. – Нет повода думать, что к Мордреду он будет относиться по-другому.
Лицо Морганы стало растерянным, и она засмеялась коротким лающим смехом.
– Ты считаешь Мордреда сыном Лота?
– Конечно, – ответила я, вспомнив высказывание Игрейны о том, что у мальчика, зачатого перед самой смертью отца, будет трудная судьба. – А чьим же еще сыном он может быть?
Женщина, сидевшая против меня, смотрела на меня, открыв рот от изумления.
– Значит, Артур не сказал тебе?
Не понимая, что она имеет в виду, я покачала головой.
Накрашенный рот закрылся, и она зашлась в приступе смеха. Все ее тело содрогалось от буйных взрывов веселья, но челюсти были плотно сжаты, как бы храня его тайную причину, а глаза плотно зажмурены.
Я встревоженно отпрянула, подумав, что у нее начинается припадок, и оглянулась на вход, не зная, звать ли на помощь, но какой-то сдавленный звук заставил меня снова обратить взор на мою хозяйку.
Она грузно развалилась на стуле, от смеха по ее щекам текли слезы. Сквозь сжатые зубы прорывались довольные повизгивания, как будто поросята убегали из хлева. Наконец она открыла рот и изрыгнула хриплый, заполнивший шатер вопль.
– Как же он застенчив, даже не сказал своей жене, – грубо хохотала она, задыхаясь.
Я уже подумывала, что она, кроме того, что пьяна, еще и помешалась. Подобрав юбки, я собралась встать из-за стола.
– О да, моя дорогая… кровосмешение. Связь с сестрой. Бьюсь об заклад, что ты и подумать о таком не могла, не то что представить это. Мальчик-король, умоляющий, унижающийся, пускающий слюни у моих ног… отродье Утера, катающееся по полу, задыхаясь от жара в члене, со стонами лижущий мои груди, мои пальцы, любую часть моего тела, до которой мог дотянуться… а я отпихивала его ногами…
Ее лицо приняло угрожающие размеры, наплывая и искажаясь в непристойной гримасе. Я зажала уши руками, вскочила и выбежала из шатра.
Бедивер ждал меня снаружи. Я прижалась к нему, стараясь справиться с тошнотой и отвращением.
– Она утверждает… что Мордред…
Голос изменил мне, и Бедивер нашел слова, которые я не могла произнести:
– Что он сын Артура?
Молча кивнув, я отпрянула от него и заглянула ему в лицо. Но он оставался спокойным, и у меня похолодело в животе. Вывернувшись из рук Бедивера, я рванулась к лошадям и послала Тень в галоп еще до того, как он успел отвязать свою лошадь.
Я мчалась под сильным холодным ветром, жалея, что он не может содрать плоть с моих костей, очистить душу от липкой слизи, которой было вымазано все: Артур, наша женитьба, то, что я любила его так долго и терпеливо, так мало получая взамен… Чему удивляться, если все эти годы его сердце было отдано Моргаузе. Даже от ее имени становилось горько во рту, и, когда подступила тошнота, я перевела Тень на шаг и свернула с Римской дороги к развалинам старого храма. Я сползла с седла и упала на колени; меня рвало до тех пор, пока я не обессилела. Даже не пытаясь подняться, я отползла подальше в траву.
Там и нашел меня Бедивер, измученную рвотными судорогами. Я была так несчастна, что думала только о смерти. Но он заставил меня встать и, закутав в свою кожаную накидку, сел рядом со мной на треснувшие ступени храма.
– Почему, Бедивер? Зачем ему понадобилось жениться, если у него уже была семья на севере?
– Семья? – Бедивер схватил меня за подбородок и заставил смотреть себе в лицо. – Боже правый, ребенок и семья – совсем не одно и то же, Гвен… Она зачала его, движимая только ненавистью и жаждой мести. Прошло столько лет, и ты, конечно, понимаешь, что Артур не любит Моргаузу, поэтому не мучь себя подобными мыслями. К сожалению, то, что Мордред его сын, правда, и это большое горе для Артура. Но он никогда не думал о них как о своей семье… и небесам известно, что он тогда понятия не имел о своем отцовстве. Я был с ним в ту ночь и знаю, что произошло.
Я смотрела на суровое, печальное, сострадающее лицо Бедивера, думая о тех годах, которые мы делили с ним с той поры, когда он приехал в Регед, чтобы отвезти меня на юг к жениху. Он был предан, честен и уравновешен, и я была очень рада, что сейчас он рядом со мной.
– Расскажи мне обо всем, – прошептала я.
– А ты уверена, что хочешь это услышать? Может быть, лучше просто признать существование мальчика… и не вдаваться в подробности?
Я отчаянно затрясла головой.
– Я должна знать. Я смогу выдержать все, только поняв, как это было…
Он долго молча разглядывая мое лицо, потом вздохнул и заговорил, не отводя глаз от далеких деревьев.
– Вспомни, какое было положение. Британию раздирали междуусобицы, и многие поддерживали северных королей, которые не хотели признать верховным королем сына Утера. Потребовалось все искусство Мерлина и помощь короля Бретани Бана, чтобы изменить ситуацию к лучшему. И, в конце концов, король Лот был убит, а Уриен побежден.
Когда окончилась Великая Битва, Артура должны были избрать верховным королем. Он был мальчиком, Гвен… мы все были тогда детьми. Он едва дорос до того, чтобы участвовать в сражениях, а уж чтобы стать королем…
Последствия войны ужасны и для победителя, и для побежденных, все они устали от кровавой бойни, эхо предсмертных криков терзало их души.
Среди этого ада сын Утера молча стоял на поле боя, принимая капитуляцию Уриена на пропитанной кровью земле, а после этого помог старику подняться с колен. Обняв его, измученный сражением мальчик называет Уриена дядей.
Кто-то считал это хитрым политическим ходом Мерлина, другие видели здесь человеческий поступок будущего великого вождя. Слово «дядя» никогда не использовалось позже, но, произнесенное тогда, оно залечило многие раны.
Знать в Йорке перестала готовиться к бегству, изумившись слуху о том, что их король прощен. Паника перед возможным опустошительным набегом медленно превращалась в радостную подготовку к сердечному приему. Из тайников торопливо вынималось серебро, смахивалась пыль от соломы, в которую оно было упаковано, и блюда уже наполнялись едой для пиршества. Столы ломились, придворные метались, то опасаясь подвоха, то неистово веселясь, словно смертники, получившие отмену приговора.
В своих комнатах вдова Лота прищурилась, услышав известие, что ее сводный брат стал верховным королем. Он вырос и воспитан вдали, от оркнейских родственников, и никаких семейных кровных уз, которые обеспечат будущее ей и ее сыновьям… пока нет.
Воины толпами шли через мост в Йорк, где их ждало веселье. Юноши из окружения сэра Эктора носились из бань в зал для пиршеств, за них поднимали тосты, их чествовали, ласкали, кормили до отвала. Юный Кэй не мог устоять, чтобы не попробовать все вкусные блюда. Усевшись за самый роскошный стол, он впервые в жизни сделал открытие, что от вкусной еды можно получать наслаждение.
Мерлин спешил поговорить со многими, стараясь установить дружеские отношения, пуская в ход дипломатию. Если бы он не опекал своего неоперившегося короленка, история Британии могла стать совсем иной. Сказавшись больной, Моргауза не выходила из своих комнат; она была намерена встретиться с верховным королем только по своему желанию.
Артур в великолепном, приподнятом настроении, Бедивер всегда рядом с ним… Когда они, спотыкаясь, пробирались через заполненные людьми комнаты, направляясь спать, в руку Артура вложили записку. «Приходи скорей», – гласила она, но подписи не было. Молодой король пожал плечами и, сказав Бедиверу, что скоро вернется, последовал за служанкой Моргаузы.
Бедивер отметил, что его приемный брат долго не возвращается, и начал тревожиться. К концу ночи он пошел на поиски Артура, пробираясь по тихим залам при тусклом свете светильника. Люди спали везде: на кушетках, под столами, раскинувшись на кроватях или свернувшись калачиком в углах.
Но Артура среди них не было, и какой-то бодрствующий слуга, которого обнаружил Бедивер, не знал, где находится верховный король, и понятия не имел, кто посылал за ним. В конце концов, Бедивер вернулся в королевскую комнату, уверив себя, что гуляк опасаться не надо.
Хмельной, нетвердо стоящий на ногах, юный король возвратился вовремя, чтобы успеть подготовиться к принесению клятв на верность.
Пока Бедивер помогал ему одеваться, Артур восхищался приемом… и ненасытным аппетитом красивой, накрашенной женщины с родимым пятном на щеке, похожим на ягоду клубники. Всю ночь напролет она кокетничала с ним, говорила колкости, поддразнивала его и снова и снова возбуждала, частенько похохатывая неизвестно над чем. Юный Пендрагон изумленно качал головой, громко удивляясь тому, насколько городские женщины отличаются от сельских девушек…
Голос Бедивера стал жестким и холодным. Он достал флягу с ирландским напитком и, вынув пробку, протянул ее мне. Крепкая темная жидкость обожгла мне горло, и я закашлялась, отплевываясь. Он долго пил, а потом продолжил:
– Артур понятия не имел, кто она такая, Гвен. Молодой, наивный, не понимающий, что другие могут обидеть его… даже его невинность играла ей на руку.
Я вспоминала о собственных промахах и о том, как легко они могли бы обернуться против меня. Впрочем, и сейчас наивность и неопытность иногда заводили меня в хитрые ловушки.
– Когда он узнал? – спросила я, решив, что больше никому не позволю обманывать себя.
– Во время принесения клятв, – вздохнул Бедивер. – День, давший ему трон, набросил на него траурный покров. Я видел, как опускалась мгла.
…Зал представлял собой красочное и пышное зрелище. Он был так великолепен, что барды других поколений воспевали его. На возвышении в кресле Уриена сидел Артур, преданные ему мелкие короли разместились на ступенях около его ног.
Мрачные мятежники вышли вперед, преклонили колени и, вкладывая руки между ладонями своего монарха, присягнули на верность Пендрагону. Артур любезно, спокойно, негромко говорил с каждым, личным обаянием укрепляя будущий союз. Он устал, но уже проявляет королевскую твердость.
Когда же приблизились жены королей, он потерял самообладание, тихо ахнул, и Бедивер увидел, что он побелел как смерть. Перед ним стояли его сестры: маленькая Моргана, темноволосая и мрачная, и красивая женщина с родимым пятном на щеке – рыжеволосая улыбающаяся Моргауза, недавно овдовевшая и только что переспавшая с ним.
Мерлин держался в стороне, поэтому никто не мог обвинить его в том, что он подсказывает своему подопечному, как себя вести.
Однако, почуяв беду, маг напрягся, пытаясь найти ее источник. Моргауза же старательно изображала неведение.
– Отдаемся на твою милость, мои дети и я, – шелковым голосом пробормотала она. – Умоляю, помни, что я твоя старшая сестра и что до тех пор, пока у тебя нет собственных детей, сыновья, рожденные мною, имеют самые большие права на твой трон.
Когда до юного короля дошел скрытый смысл сказанного, костяшки его пальцев побелели. Все думали, что она имеет в виду Гавейна и его братьев, но Артур и Бедивер сразу поняли ужасающий намек.
– Мерлин тут же догадался, – заключил Бедивер. – День еще не закончился, но он приказал оркнейской королеве собирать вещи и отправляться домой. Однако это не стерло с ее лица легкую самодовольную улыбку. Она очень пеклась о себе во время беременности и даже не приехала на коронацию на Черном Озере, остерегаясь опасностей путешествия, но сумела сделать так, чтобы нам стало известно: ребенок родился живым. Ее послание было загадочным и обещало, что она вырастит мальчика, который станет «мечом, находящимся рядом с его отцом». Что она имела в виду, никто не понял.
Первый рыцарь печально умолк, а я обдумывала услышанное.
– Кому еще известно о Мордреде? – наконец спросила я, мучаясь тем, что, вероятно, была единственной, кто не знал правды.
– Только Артуру и мне, ну и Мерлину, конечно; и если маг не рассказал Нимю, значит, никому, – Бедивер с горечью улыбнулся.
– Та единственная ночь оставила след на всей жизни Артура. Мне кажется, он уже потерял надежду на нормальную жизнь… пока не нашел в тебе ту открытость и честность, которых так не хватает его сестрам… эти качества привлекли его больше всего.
Я пропустила замечание мимо ушей, вспомнив реакцию Артура, когда в Стерлинге потеряла нашего ребенка. Не удивительно, что его не волновали будущие дети, ведь на севере уже рос его спрятанный сын.
Мое потрясение перерастало в гнев, и я резко встала.
– Пора домой.
– Думаю, да. Теперь, по крайней мере, ты понимаешь, какая тень омрачает жизнь Артура. Это началось задолго до того, как он встретил тебя, Гвен. – Бедивер медленно поднялся. – Он жалеет о случившемся с того момента, когда понял, в чем дело, и сожалеет, что мальчик появился на свет. Попытайся понять это… и не будь слишком сурова в своих суждениях.
Эти слова не принесли мне облегчения, и мы продолжали путь в молчании.
Мы были так погружены в наши мысли, что чуть не столкнулись с тремя всадниками прежде, чем услышали их приближение.
Они вырвались из сумерек наступающей ночи на рослых боевых конях, шедших галопом, и промчались мимо так быстро, что я не успела рассмотреть их знаки. Может быть, они были духами Дикого Охотника, обреченными скакать по черному небу на своих призрачных лошадях в поисках беззащитных душ. Холодок пробежал по моей спине, к я на всякий случай сотворила знак против зла.
Но боги не обратили на это внимания, потому что главные несчастья ждали нас впереди.
ГЛАВА 35
Дождь лил как из ведра, сопровождаемый холодным ветром, и, вспомнив о похлебке в наших котлах и тепле нашего очага, я пригласила ее войти. Несмотря на приказ Артура, я не смогла оставить на улице женщину и ребенка, дрожащих от холода.
– Но только на одну ночь, – предупредила я.
Я не знала, как объяснить, что мой муж приказал гнать ее от наших ворот, но, так как она уедет задолго до его возвращения, решила забыть про это. Сейчас это был единственно возможный поступок.
Они прошли за мной на кухню, пар поднимался от их одежд, как туман, который умели нагонять жрецы. В этих испарениях они казались нереальными, и я вспомнила хвастовство Гавейна, сказавшего однажды, что его мать так же могущественна, как фея Моргана. Но, переодевшись в сухие одежды, которые Линнет достала из моего шкафа, они оказались похожими на любых других путников, застигнутых ночным, ненастьем.
Ламорак внес их вещи и не уходил, надеясь, что сможет еще чем-нибудь помочь. Он просиял от удовольствия, когда Моргауза поблагодарила его за помощь – при этом оркнейская королева бросила на него игривый взгляд и взбила прическу.
Она была выше и полнее Морганы и, должно быть, красотой когда-то напоминала Игрейну. Сейчас Моргауза непомерно расплылась, а губы и глаза были накрашены. Родимое пятно на щеке не умаляло ее красоты. Понятно, что Ламораку она понравилась.
Наблюдая за их флиртом, я подумала, что эта гордая, страстная женщина, в одиночку правящая холодными северными островами, вероятно, изголодалась по мужскому вниманию… А может быть, как и ее сестра, просто любила молодых мужчин.
Мордред был тихим, застенчивым, мальчиком и, как когда-то сказала Игрейна, действительно гораздо больше походил на Моргану, чем на Моргаузу. Как и тетка, он был худощав, а глаза быстро и неумолимо обшаривали все вокруг. Но, по крайней мере, они были карими, а не зловеще зелеными, как у Владычицы.
– Он хороший мальчик, – ласково сказала Моргауза, когда мы вошли в зал. – Выучился всему, чему я его учила. Дети – такое счастье в старости, ты согласна?
Когда я молча кивнула, она растерянно посмотрела на меня и, положив руку на мой рукав, заглянула мне в лицо.
– О, дорогая, возможно ли, что у тебя нет детей? – Голос был полон жалости и сочувствия, и я торопливо отвернулась. Мне казалось, вся Британия знает, что я бесплодна, но, вероятно, Оркнейские острова были так далеко, что до них не доходили дворцовые слухи. – Прошу прощения, – извинилась она, – я представления не имела… Ну, если не дети, тогда у тебя должны быть другие удовольствия. – Она скользнула взглядом по Ламораку.
Сидя вместе со мной за столом, Моргауза и ее сын ели с жадностью молодых лисят.
– А Гарет решил остаться дома? – спросила я, потому что при дворе он не появлялся.
– Гарет? – Голос оркнейской королевы слегка дрогнул. – Вот уже два года, как я потеряла Гарета… он утонул в штормовом море около острова Хой. Я думала, Гавейн рассказал тебе. Ты знаешь, Гавейн в первый раз приехал к нам после более чем десятилетнего отсутствия, – призналась она, отодвигая пустую миску и отряхивая крошки с колен. – Такой щеголеватый малый, совсем как его отец. Никогда не знаешь, что он вытворит через минуту.
Я засмеялась, потому что мне начинала нравиться моя гостья. В ней не было нервной напряженности сестры, она напоминала спокойную, неряшливо-добродушную девчонку из таверны.
Никогда не подумаешь, что ее супругом был могущественный король, который сражался с моим мужем, или что ее горе после его смерти было так велико, что она отреклась от своего первенца потому, что тот поддерживал Артура.
Пока я не знала, как объяснить ненависть Артура к этой женщине, и уже гадала, как бы смягчить его нрав.
Но времени для примирительных действий не оставалось. Когда она доедала третье блюдо, в зал ворвался верховный король, и мы все замерли.
Скорее всего, Лукан предупредил его о приезде Моргаузы, потому что Артур немедленно прошел к центру зала, разъяренный, как Дикий Охотник. Остановившись, он выпрямился во весь рост и, взмахнув рукой, чуть не ударил сестру по лицу.
– Разве тебе не говорили, чтобы ты держалась подальше от моего двора, или тебе будет грозить отлучение?
Королева Оркнеев не моргая смотрела на брата, потом взъерошила волосы Мордреда.
– Я привезла тебе подарок, господин, – сказала она, и ее голос стал таким же сладким, как у Морганы, когда та бывала довольна. – Я уеду завтра с первым светом, как только уверюсь, что он доставлен в целости.
Артур дал волю чувствам, выругавшись с потрясающей грубостью, и замолчал, стараясь подавить гнев.
– Ты уедешь сейчас, сию минуту и заберешь своего ребенка, – наконец приказал он прерывающимся от ярости голосом.
– Но, Артур, на улице так ужасно, – взорвалась я, и его гнев обратился на меня.
– Не вмешивайся, Гвен. Ты ничего не знаешь. Повернувшись к Моргаузе, он стиснул кулаки так, что побелели косточки. – Ты уедешь сейчас!
Отвергнутая королева подобрала юбки и встала, стараясь держаться с достоинством, но мое внимание привлек мальчик. Он смотрел на Артура с тоской и страхом, и я подумала, что же кроется за этими большими влажными глазами. Только когда Моргауза потянула его за рукав, мальчик оторвал взгляд от верховного короля и пошел за матерью.
– Вон, – ревел Артур, – вон из этого дома, из Камелота, из моей жизни навсегда.
– Позволь, по крайней мере, дать ей что-нибудь прикрыться от дождя, – взмолилась я, вскакивая на ноги.
Мой муж повернулся, гневно посмотрел на меня, но промолчал, поэтому я побежала за ними и велела Ламораку принести кожаный шатер из военных запасов.
– Найди тихую полянку на другой стороне холмов, – приказала я ему, желая, чтобы она убралась подальше от глаз Артура. – Проследи, чтобы она была в безопасности и устроена поудобнее:
– Как это любезно. – Моргауза посмотрела на меня с ошеломляющим смирением, будто мы вместе участвовали в заговоре против мужского безрассудства. – Я знаю, что Утер тоже был вспыльчив. Однако какая жалость, что мы не сумели познакомиться поближе. Может быть, ты зайдешь в мой шатер завтра? Я верну тебе твои одежды, и мы сможем поболтать… мне о многом хотелось бы узнать. Говорят, ты была с моей матерью до конца?
Я кивнула и вопреки своему желанию согласилась зайти к ней на другой день к вечеру при условии, что не будет дождя.
– Если пойдет дождь, значит, зайдешь в ясный день, – весело предложила она, когда они с мальчиком пошли за Ламораком к двери.
Глубоко вздохнув, я побрела обратно в зал, неожиданно почувствовав себя очень уставшей от непонятных противоречий и изощренной ненависти в семействе Игрейны.
По молчаливому согласию мы с Артуром провели вечер в разных комнатах. Он был взбешен, потому что я пошла против его воли, а я была расстроена тем, что мы, самый цивилизованный двор на западе, отказали в убежище женщине и ребенку в грозовую ночь.
Со времени нашей женитьбы мы впервые пошли спать, не помирившись, и я долго лежала без сна, слушая, как в ставни бьется, ветер.
Рассвет был серым и мокрым, но дождь прекратился, и к полудню я попыталась уговорить Бедивера поехать со мной туда, где Моргауза поставила свой шатер.
– Ламорак утром вернулся и рассказал, где это, – объяснила я.
Ламорак провел ночь с оркнейской королевой, которая, по его словам, оказалась женщиной со многими достоинствами, но, по-моему, первому рыцарю не было нужды знать об этом… В конце концов, Ламорак был сыном Пеллинора, и неудивительно, что он находил себе местечко во многих теплых постелях.
– То, что тебе известно, где она находится, совсем не означает, что ты должна встречаться с ней, – сердито ответил Бедивер.
– В чем дело? – взорвалась я. – Разве Артур запрещает видеться с ней даже за пределами Камелота?
Мой старый друг, хмурясь, смотрел на меня. Когда наконец он заговорил, голос его был тверд, а слова подчеркнуто настойчивы.
– Гвиневера, я никогда не говорил тебе, как себя вести, но, если бы мне пришлось это сделать, я сказал бы, чтобы ты держалась от Моргаузы подальше.
– Хорошо, – смягчилась я, устыдясь своей грубости. – Я знаю, как ты предан Артуру. Но с этой женщиной прошлой ночью очень грубо обошлись, и я обещала сегодня навестить ее. Можешь не сопровождать меня, я попрошу кого-нибудь другого.
Первый рыцарь тяжело вздохнул и встал.
– Нет… я поеду с тобой. – Он потянулся к колышку около двери, где висел его плащ. – Пойду, приготовлю лошадей.
Хотя вдова Лота принимала меня в военном шатре, она была разодета и накрашена, словно для торжественного случая.
Она встретила меня преувеличенно радушно, выслав из шатра свою служанку и попросив Бедивера присмотреть за Мордредом, пока я буду с ней. Мальчик, однако, отказался от общения с Бедивером и пошел обследовать ближайший ручей.
– Я так рада, что ты пришла, – с чувством сказала Моргауза. – Я целую вечность не болтала за чаем. Вы ведь пьете послеобеденный чай, правда?
Я улыбнулась и сказала, что этому меня научила Игрейна, когда я впервые появилась при дворе.
– Ну конечно, – кивнула головой хозяйка, наливая две чашки черносмородинового чая. Ее руки слегка дрожали, и в свою чашку она добавила какой-то коричневой жидкости из фляги, похожей на ту, которую держал наготове Бедивер на случай, если у него заболит культя. – Мать частенько говаривала, что за чашкой хорошего чая уладить можно все, – заметила оркнейская королева. – Ты знаешь, после смерти Утера я потеряла с ней всякую связь. Мне хочется, чтобы ты рассказала, как она жила.
Итак, мы спокойно сидели за складным столиком, и я рассказывала о годах монастырской жизни великой королевы. Моргауза несколько раз выпивала свой чай и снова наполняла чашку.
– А Моргана? – спросила я. – С ней ты тоже не виделась?
– О нет, мы с Морганой всегда были близки, – быстро ответила Моргауза. – Она моя младшая сестричка… я приглядывала за ней, пока не пришел Пендрагон. Нас двоих изгнали со двора, как только Утер лег в материнскую постель. – Голос ее стал злым, в нем зазвучала жестокость, режущая слух, и она хитро посмотрела на меня, прежде чем глотнуть прямо из фляги. – Удивительно, что я вообще, разговариваю с Артуром, – продолжала она, неожиданно перейдя на полушутливый тон. – Его отец убил моего отца, а потом Артур убил моего мужа… – она разглядывала флягу, голос ее стал глуше, а язык заплетался от виски и от жалости к себе. – Лот был хорошим мужем, и теперь, когда он умер, я вдова и всеми покинута… и скоро мой младшенький тоже уедет… Артур ведь примет его ко двору, правда?
Как пьяный солдат, ставший от хмеля слезливым, Моргана уже не могла сосредоточиться, но продолжала внимательно всматриваться в меня, явно требуя какого-то ответа.
– Для Артура никогда не имело значения, что твои сыновья – дети Лота, – заметила я. – Нет повода думать, что к Мордреду он будет относиться по-другому.
Лицо Морганы стало растерянным, и она засмеялась коротким лающим смехом.
– Ты считаешь Мордреда сыном Лота?
– Конечно, – ответила я, вспомнив высказывание Игрейны о том, что у мальчика, зачатого перед самой смертью отца, будет трудная судьба. – А чьим же еще сыном он может быть?
Женщина, сидевшая против меня, смотрела на меня, открыв рот от изумления.
– Значит, Артур не сказал тебе?
Не понимая, что она имеет в виду, я покачала головой.
Накрашенный рот закрылся, и она зашлась в приступе смеха. Все ее тело содрогалось от буйных взрывов веселья, но челюсти были плотно сжаты, как бы храня его тайную причину, а глаза плотно зажмурены.
Я встревоженно отпрянула, подумав, что у нее начинается припадок, и оглянулась на вход, не зная, звать ли на помощь, но какой-то сдавленный звук заставил меня снова обратить взор на мою хозяйку.
Она грузно развалилась на стуле, от смеха по ее щекам текли слезы. Сквозь сжатые зубы прорывались довольные повизгивания, как будто поросята убегали из хлева. Наконец она открыла рот и изрыгнула хриплый, заполнивший шатер вопль.
– Как же он застенчив, даже не сказал своей жене, – грубо хохотала она, задыхаясь.
Я уже подумывала, что она, кроме того, что пьяна, еще и помешалась. Подобрав юбки, я собралась встать из-за стола.
– О да, моя дорогая… кровосмешение. Связь с сестрой. Бьюсь об заклад, что ты и подумать о таком не могла, не то что представить это. Мальчик-король, умоляющий, унижающийся, пускающий слюни у моих ног… отродье Утера, катающееся по полу, задыхаясь от жара в члене, со стонами лижущий мои груди, мои пальцы, любую часть моего тела, до которой мог дотянуться… а я отпихивала его ногами…
Ее лицо приняло угрожающие размеры, наплывая и искажаясь в непристойной гримасе. Я зажала уши руками, вскочила и выбежала из шатра.
Бедивер ждал меня снаружи. Я прижалась к нему, стараясь справиться с тошнотой и отвращением.
– Она утверждает… что Мордред…
Голос изменил мне, и Бедивер нашел слова, которые я не могла произнести:
– Что он сын Артура?
Молча кивнув, я отпрянула от него и заглянула ему в лицо. Но он оставался спокойным, и у меня похолодело в животе. Вывернувшись из рук Бедивера, я рванулась к лошадям и послала Тень в галоп еще до того, как он успел отвязать свою лошадь.
Я мчалась под сильным холодным ветром, жалея, что он не может содрать плоть с моих костей, очистить душу от липкой слизи, которой было вымазано все: Артур, наша женитьба, то, что я любила его так долго и терпеливо, так мало получая взамен… Чему удивляться, если все эти годы его сердце было отдано Моргаузе. Даже от ее имени становилось горько во рту, и, когда подступила тошнота, я перевела Тень на шаг и свернула с Римской дороги к развалинам старого храма. Я сползла с седла и упала на колени; меня рвало до тех пор, пока я не обессилела. Даже не пытаясь подняться, я отползла подальше в траву.
Там и нашел меня Бедивер, измученную рвотными судорогами. Я была так несчастна, что думала только о смерти. Но он заставил меня встать и, закутав в свою кожаную накидку, сел рядом со мной на треснувшие ступени храма.
– Почему, Бедивер? Зачем ему понадобилось жениться, если у него уже была семья на севере?
– Семья? – Бедивер схватил меня за подбородок и заставил смотреть себе в лицо. – Боже правый, ребенок и семья – совсем не одно и то же, Гвен… Она зачала его, движимая только ненавистью и жаждой мести. Прошло столько лет, и ты, конечно, понимаешь, что Артур не любит Моргаузу, поэтому не мучь себя подобными мыслями. К сожалению, то, что Мордред его сын, правда, и это большое горе для Артура. Но он никогда не думал о них как о своей семье… и небесам известно, что он тогда понятия не имел о своем отцовстве. Я был с ним в ту ночь и знаю, что произошло.
Я смотрела на суровое, печальное, сострадающее лицо Бедивера, думая о тех годах, которые мы делили с ним с той поры, когда он приехал в Регед, чтобы отвезти меня на юг к жениху. Он был предан, честен и уравновешен, и я была очень рада, что сейчас он рядом со мной.
– Расскажи мне обо всем, – прошептала я.
– А ты уверена, что хочешь это услышать? Может быть, лучше просто признать существование мальчика… и не вдаваться в подробности?
Я отчаянно затрясла головой.
– Я должна знать. Я смогу выдержать все, только поняв, как это было…
Он долго молча разглядывая мое лицо, потом вздохнул и заговорил, не отводя глаз от далеких деревьев.
– Вспомни, какое было положение. Британию раздирали междуусобицы, и многие поддерживали северных королей, которые не хотели признать верховным королем сына Утера. Потребовалось все искусство Мерлина и помощь короля Бретани Бана, чтобы изменить ситуацию к лучшему. И, в конце концов, король Лот был убит, а Уриен побежден.
Когда окончилась Великая Битва, Артура должны были избрать верховным королем. Он был мальчиком, Гвен… мы все были тогда детьми. Он едва дорос до того, чтобы участвовать в сражениях, а уж чтобы стать королем…
Последствия войны ужасны и для победителя, и для побежденных, все они устали от кровавой бойни, эхо предсмертных криков терзало их души.
Среди этого ада сын Утера молча стоял на поле боя, принимая капитуляцию Уриена на пропитанной кровью земле, а после этого помог старику подняться с колен. Обняв его, измученный сражением мальчик называет Уриена дядей.
Кто-то считал это хитрым политическим ходом Мерлина, другие видели здесь человеческий поступок будущего великого вождя. Слово «дядя» никогда не использовалось позже, но, произнесенное тогда, оно залечило многие раны.
Знать в Йорке перестала готовиться к бегству, изумившись слуху о том, что их король прощен. Паника перед возможным опустошительным набегом медленно превращалась в радостную подготовку к сердечному приему. Из тайников торопливо вынималось серебро, смахивалась пыль от соломы, в которую оно было упаковано, и блюда уже наполнялись едой для пиршества. Столы ломились, придворные метались, то опасаясь подвоха, то неистово веселясь, словно смертники, получившие отмену приговора.
В своих комнатах вдова Лота прищурилась, услышав известие, что ее сводный брат стал верховным королем. Он вырос и воспитан вдали, от оркнейских родственников, и никаких семейных кровных уз, которые обеспечат будущее ей и ее сыновьям… пока нет.
Воины толпами шли через мост в Йорк, где их ждало веселье. Юноши из окружения сэра Эктора носились из бань в зал для пиршеств, за них поднимали тосты, их чествовали, ласкали, кормили до отвала. Юный Кэй не мог устоять, чтобы не попробовать все вкусные блюда. Усевшись за самый роскошный стол, он впервые в жизни сделал открытие, что от вкусной еды можно получать наслаждение.
Мерлин спешил поговорить со многими, стараясь установить дружеские отношения, пуская в ход дипломатию. Если бы он не опекал своего неоперившегося короленка, история Британии могла стать совсем иной. Сказавшись больной, Моргауза не выходила из своих комнат; она была намерена встретиться с верховным королем только по своему желанию.
Артур в великолепном, приподнятом настроении, Бедивер всегда рядом с ним… Когда они, спотыкаясь, пробирались через заполненные людьми комнаты, направляясь спать, в руку Артура вложили записку. «Приходи скорей», – гласила она, но подписи не было. Молодой король пожал плечами и, сказав Бедиверу, что скоро вернется, последовал за служанкой Моргаузы.
Бедивер отметил, что его приемный брат долго не возвращается, и начал тревожиться. К концу ночи он пошел на поиски Артура, пробираясь по тихим залам при тусклом свете светильника. Люди спали везде: на кушетках, под столами, раскинувшись на кроватях или свернувшись калачиком в углах.
Но Артура среди них не было, и какой-то бодрствующий слуга, которого обнаружил Бедивер, не знал, где находится верховный король, и понятия не имел, кто посылал за ним. В конце концов, Бедивер вернулся в королевскую комнату, уверив себя, что гуляк опасаться не надо.
Хмельной, нетвердо стоящий на ногах, юный король возвратился вовремя, чтобы успеть подготовиться к принесению клятв на верность.
Пока Бедивер помогал ему одеваться, Артур восхищался приемом… и ненасытным аппетитом красивой, накрашенной женщины с родимым пятном на щеке, похожим на ягоду клубники. Всю ночь напролет она кокетничала с ним, говорила колкости, поддразнивала его и снова и снова возбуждала, частенько похохатывая неизвестно над чем. Юный Пендрагон изумленно качал головой, громко удивляясь тому, насколько городские женщины отличаются от сельских девушек…
Голос Бедивера стал жестким и холодным. Он достал флягу с ирландским напитком и, вынув пробку, протянул ее мне. Крепкая темная жидкость обожгла мне горло, и я закашлялась, отплевываясь. Он долго пил, а потом продолжил:
– Артур понятия не имел, кто она такая, Гвен. Молодой, наивный, не понимающий, что другие могут обидеть его… даже его невинность играла ей на руку.
Я вспоминала о собственных промахах и о том, как легко они могли бы обернуться против меня. Впрочем, и сейчас наивность и неопытность иногда заводили меня в хитрые ловушки.
– Когда он узнал? – спросила я, решив, что больше никому не позволю обманывать себя.
– Во время принесения клятв, – вздохнул Бедивер. – День, давший ему трон, набросил на него траурный покров. Я видел, как опускалась мгла.
…Зал представлял собой красочное и пышное зрелище. Он был так великолепен, что барды других поколений воспевали его. На возвышении в кресле Уриена сидел Артур, преданные ему мелкие короли разместились на ступенях около его ног.
Мрачные мятежники вышли вперед, преклонили колени и, вкладывая руки между ладонями своего монарха, присягнули на верность Пендрагону. Артур любезно, спокойно, негромко говорил с каждым, личным обаянием укрепляя будущий союз. Он устал, но уже проявляет королевскую твердость.
Когда же приблизились жены королей, он потерял самообладание, тихо ахнул, и Бедивер увидел, что он побелел как смерть. Перед ним стояли его сестры: маленькая Моргана, темноволосая и мрачная, и красивая женщина с родимым пятном на щеке – рыжеволосая улыбающаяся Моргауза, недавно овдовевшая и только что переспавшая с ним.
Мерлин держался в стороне, поэтому никто не мог обвинить его в том, что он подсказывает своему подопечному, как себя вести.
Однако, почуяв беду, маг напрягся, пытаясь найти ее источник. Моргауза же старательно изображала неведение.
– Отдаемся на твою милость, мои дети и я, – шелковым голосом пробормотала она. – Умоляю, помни, что я твоя старшая сестра и что до тех пор, пока у тебя нет собственных детей, сыновья, рожденные мною, имеют самые большие права на твой трон.
Когда до юного короля дошел скрытый смысл сказанного, костяшки его пальцев побелели. Все думали, что она имеет в виду Гавейна и его братьев, но Артур и Бедивер сразу поняли ужасающий намек.
– Мерлин тут же догадался, – заключил Бедивер. – День еще не закончился, но он приказал оркнейской королеве собирать вещи и отправляться домой. Однако это не стерло с ее лица легкую самодовольную улыбку. Она очень пеклась о себе во время беременности и даже не приехала на коронацию на Черном Озере, остерегаясь опасностей путешествия, но сумела сделать так, чтобы нам стало известно: ребенок родился живым. Ее послание было загадочным и обещало, что она вырастит мальчика, который станет «мечом, находящимся рядом с его отцом». Что она имела в виду, никто не понял.
Первый рыцарь печально умолк, а я обдумывала услышанное.
– Кому еще известно о Мордреде? – наконец спросила я, мучаясь тем, что, вероятно, была единственной, кто не знал правды.
– Только Артуру и мне, ну и Мерлину, конечно; и если маг не рассказал Нимю, значит, никому, – Бедивер с горечью улыбнулся.
– Та единственная ночь оставила след на всей жизни Артура. Мне кажется, он уже потерял надежду на нормальную жизнь… пока не нашел в тебе ту открытость и честность, которых так не хватает его сестрам… эти качества привлекли его больше всего.
Я пропустила замечание мимо ушей, вспомнив реакцию Артура, когда в Стерлинге потеряла нашего ребенка. Не удивительно, что его не волновали будущие дети, ведь на севере уже рос его спрятанный сын.
Мое потрясение перерастало в гнев, и я резко встала.
– Пора домой.
– Думаю, да. Теперь, по крайней мере, ты понимаешь, какая тень омрачает жизнь Артура. Это началось задолго до того, как он встретил тебя, Гвен. – Бедивер медленно поднялся. – Он жалеет о случившемся с того момента, когда понял, в чем дело, и сожалеет, что мальчик появился на свет. Попытайся понять это… и не будь слишком сурова в своих суждениях.
Эти слова не принесли мне облегчения, и мы продолжали путь в молчании.
Мы были так погружены в наши мысли, что чуть не столкнулись с тремя всадниками прежде, чем услышали их приближение.
Они вырвались из сумерек наступающей ночи на рослых боевых конях, шедших галопом, и промчались мимо так быстро, что я не успела рассмотреть их знаки. Может быть, они были духами Дикого Охотника, обреченными скакать по черному небу на своих призрачных лошадях в поисках беззащитных душ. Холодок пробежал по моей спине, к я на всякий случай сотворила знак против зла.
Но боги не обратили на это внимания, потому что главные несчастья ждали нас впереди.
ГЛАВА 35
МОРДРЕД
Слишком расстроенная, чтобы идти в зал в тот вечер, я прошла в свою комнату и послала Линнет найти Нимю. Чародейка вошла и молча села рядом со мной.
– Мерлин когда-нибудь предупреждал тебя о Мордреде? – спросила я.
– Ничего особого он не говорил… просто сказал, что Моргауза способна на вероломство, и оно может быть унаследовано ее младшим сыном. Должно быть, случилось что-то ужасное, если ты так выглядишь, – добавила она, обнимая меня за плечи.
Совершенно опустошенная и даже утратившая способность плакать, я рассказала ей все, от победного въезда Артура в Йорк до того, как я узнала, что он отец Мордреда.
– Это так же абсурдно, как россказни про древних греков, – прошептала она.
– И к тому же смешно, – с бешенством сказала я. – Потратить столько лет, пытаясь родить Артуру ребенка, когда в действительности у него уже был ребенок от нее…
– Мерлин когда-нибудь предупреждал тебя о Мордреде? – спросила я.
– Ничего особого он не говорил… просто сказал, что Моргауза способна на вероломство, и оно может быть унаследовано ее младшим сыном. Должно быть, случилось что-то ужасное, если ты так выглядишь, – добавила она, обнимая меня за плечи.
Совершенно опустошенная и даже утратившая способность плакать, я рассказала ей все, от победного въезда Артура в Йорк до того, как я узнала, что он отец Мордреда.
– Это так же абсурдно, как россказни про древних греков, – прошептала она.
– И к тому же смешно, – с бешенством сказала я. – Потратить столько лет, пытаясь родить Артуру ребенка, когда в действительности у него уже был ребенок от нее…