Страница:
– Всемилостивейшие боги, Гвен, что я буду делать без него?
В крике Артура слышались страх, крушение надежды и близость смерти. Теперь, когда он привел своих людей домой в целости и сохранности, король-победитель мог разговаривать сам с собой и дрожать от страха за то, что случилось. Он снова наполнил кубок и продолжал ходить по комнате.
– Бригит здесь, – сказала я. – И уж если речь идет о Бедивере, она может заменить Моргану и присмотреть за ним.
– Гм… – пробормотал Артур. – Не знаю, как она это сделает.
Я начала объяснять, что Бедивер влюблен в мою названную сестру и ее присутствие должно подбодрить его. Но Артур погрузился в свои мысли, и я замолчала. К тому же он не любил разговоров о любви.
– Я очень боюсь за Бедивера, – ворчал он, – боюсь, что он умрет. Потерять руку – это страшно для любого. Но когда ты рыцарь верховного короля и отличный воин, остаться с культей означает конец всего.
– Или начало чего-то нового, – предположила я. – Бедивер не просто твой рыцарь, он уже много лет советник и доверенное лицо. Даже если он никогда не сможет участвовать в бою, он, несомненно, останется твоим лучшим советником.
– Это правда, – Артур снова залпом выпил вино и, поставив кубок на стол, лениво потянулся. – Гвен, если бы ты знала, какой это был поход.
Игрейна когда-то говорила мне, что Утер всегда ссорился с ней в первый вечер после возвращения из похода. Она говорила, что это был его способ перейти из внешнего мира, где он главенствовал над всеми, в другой мир, где он оставался беззащитным. Я наблюдала за мужем и пыталась угадать, какие черты характера унаследовал он от отца. Я никогда не замечала в характере Артура злобы и неуправляемости, но это не значило, что этих качеств у него не было.
К счастью, его тянуло к воспоминаниям, а не к ссоре, поэтому я внимательно выслушала его подробный рассказ о походе. Сначала оставшиеся в живых прошлогодние мятежники собрались все вместе, чтобы встретиться с бриттами в подготовленном сражении в определенном месте.
– Все могло бы закончиться уже тогда, – заметил Артур, усаживаясь на краю стола. – Ирландцы хотели закончить дело по старым обычаям: поединком между двумя борцами. Глупое занятие, почти такое же неопределенное, как судебный приговор, решаемый поединком. Я и слышать не хотел об этом, но Гавейн вышел из себя, когда ему бросили вызов. И даже раньше, чем я узнал об этом, он выдержал смертельную схватку с ирландским рыцарем Мархаусом. Они боролись с раннего утра до вечера, и никто не мог одержать верх. В конце концов, обоих унесли с поля, измученных и залитых кровью. – Артур покачал головой, выражая удивление подобной глупостью. – К счастью, Гавейн был не сильно покалечен – ведь он мой лучший воин. После этого враги рассеялись, и Артур разделил свой отряд на несколько групп, чтобы они преследовали врага.
– Мы гнали их от – Бретон Биконс по старой дороге до самой горы Пресли, а оттуда – к морю. Почти каждый раз, когда мои люди выходили на охоту, чтобы добыть мяса на обед, это кончалось схваткой с ирландским медведем. – Артур откинулся назад, положив ногу на скамейку, чтобы я могла снять сапог. – К счастью, многие из моих людей оказались доблестными вояками.
Когда я стащила один сапог, Артур подставил мне другую ногу. Он продолжал рассказывать о людях, которые присоединились к участникам похода, но я слушала рассеянно, гадая, когда же он перестанет говорить, не очень ли он устал и не слишком ли много он выпил, чтобы насладиться любовью. Бросив оба сапога под стол, я поднялась и стала растирать ему плечи, а он все говорил.
– Есть один человек, Гвен, который превосходит всех остальных, – сказал Артур, зевая, когда я начала стягивать его тунику и, наконец, стянула ее с него. – Ланселот, сын короля Бана из Бретани. Кажется, его воспитывала Владычица Озера в святилище, он изучал медицину, точные науки и историю, а также тактику ведения войны и умение владеть мечом. Слава небесам, он хорошо усвоил эти уроки, он единственный, кто смог спасти Бедивера на поле боя.
Я задумчиво свернула его походную одежду и положила ее на стол. Когда я была ребенком, Озерной жрицей была Вивиан, и она просила, чтобы я переехала жить в святилище, чтобы учиться там вместе с другими принцессами, но мои родители не пустили меня. Если бы я поехала туда, несомненно, Ланселот и я росли бы вместе. Я предвкушала, сколько нового я смогу узнать от него…
За спиной у меня Артур снова потянулся, и я бросила взгляд на его ногу, опирающуюся на скамью.
– Вот я тебя и поймал! – закричал он, обняв меня за талию так внезапно, что я вскрикнула от неожиданности.
Смеясь и бормоча что-то несвязное, Артур притянул меня к себе и посадил на колени.
– Ты не думаешь, что я совсем устал? – дразнил он, крепко прижимая меня к себе.
Я хихикнула и начала сопротивляться, пытаясь повернуться к нему лицом и поцеловать его, но, возясь, мы опрокинули стул, а потом предавались любовным утехам на полу, устланном камышом и листьями папоротника.
Это было страстное, неистовое соединение, наполненное обычными для Артура восторгом и откровенностью, и, когда мы оторвались друг от друга, мы оба были ослабевшими и счастливыми.
Но я с грустью подумала, что, если занятия любовью на полу войдут у нас в привычку, нужно будет вместо камыша застелить пол коврами.
ГЛАВА 4
ГЛАВА 5
В крике Артура слышались страх, крушение надежды и близость смерти. Теперь, когда он привел своих людей домой в целости и сохранности, король-победитель мог разговаривать сам с собой и дрожать от страха за то, что случилось. Он снова наполнил кубок и продолжал ходить по комнате.
– Бригит здесь, – сказала я. – И уж если речь идет о Бедивере, она может заменить Моргану и присмотреть за ним.
– Гм… – пробормотал Артур. – Не знаю, как она это сделает.
Я начала объяснять, что Бедивер влюблен в мою названную сестру и ее присутствие должно подбодрить его. Но Артур погрузился в свои мысли, и я замолчала. К тому же он не любил разговоров о любви.
– Я очень боюсь за Бедивера, – ворчал он, – боюсь, что он умрет. Потерять руку – это страшно для любого. Но когда ты рыцарь верховного короля и отличный воин, остаться с культей означает конец всего.
– Или начало чего-то нового, – предположила я. – Бедивер не просто твой рыцарь, он уже много лет советник и доверенное лицо. Даже если он никогда не сможет участвовать в бою, он, несомненно, останется твоим лучшим советником.
– Это правда, – Артур снова залпом выпил вино и, поставив кубок на стол, лениво потянулся. – Гвен, если бы ты знала, какой это был поход.
Игрейна когда-то говорила мне, что Утер всегда ссорился с ней в первый вечер после возвращения из похода. Она говорила, что это был его способ перейти из внешнего мира, где он главенствовал над всеми, в другой мир, где он оставался беззащитным. Я наблюдала за мужем и пыталась угадать, какие черты характера унаследовал он от отца. Я никогда не замечала в характере Артура злобы и неуправляемости, но это не значило, что этих качеств у него не было.
К счастью, его тянуло к воспоминаниям, а не к ссоре, поэтому я внимательно выслушала его подробный рассказ о походе. Сначала оставшиеся в живых прошлогодние мятежники собрались все вместе, чтобы встретиться с бриттами в подготовленном сражении в определенном месте.
– Все могло бы закончиться уже тогда, – заметил Артур, усаживаясь на краю стола. – Ирландцы хотели закончить дело по старым обычаям: поединком между двумя борцами. Глупое занятие, почти такое же неопределенное, как судебный приговор, решаемый поединком. Я и слышать не хотел об этом, но Гавейн вышел из себя, когда ему бросили вызов. И даже раньше, чем я узнал об этом, он выдержал смертельную схватку с ирландским рыцарем Мархаусом. Они боролись с раннего утра до вечера, и никто не мог одержать верх. В конце концов, обоих унесли с поля, измученных и залитых кровью. – Артур покачал головой, выражая удивление подобной глупостью. – К счастью, Гавейн был не сильно покалечен – ведь он мой лучший воин. После этого враги рассеялись, и Артур разделил свой отряд на несколько групп, чтобы они преследовали врага.
– Мы гнали их от – Бретон Биконс по старой дороге до самой горы Пресли, а оттуда – к морю. Почти каждый раз, когда мои люди выходили на охоту, чтобы добыть мяса на обед, это кончалось схваткой с ирландским медведем. – Артур откинулся назад, положив ногу на скамейку, чтобы я могла снять сапог. – К счастью, многие из моих людей оказались доблестными вояками.
Когда я стащила один сапог, Артур подставил мне другую ногу. Он продолжал рассказывать о людях, которые присоединились к участникам похода, но я слушала рассеянно, гадая, когда же он перестанет говорить, не очень ли он устал и не слишком ли много он выпил, чтобы насладиться любовью. Бросив оба сапога под стол, я поднялась и стала растирать ему плечи, а он все говорил.
– Есть один человек, Гвен, который превосходит всех остальных, – сказал Артур, зевая, когда я начала стягивать его тунику и, наконец, стянула ее с него. – Ланселот, сын короля Бана из Бретани. Кажется, его воспитывала Владычица Озера в святилище, он изучал медицину, точные науки и историю, а также тактику ведения войны и умение владеть мечом. Слава небесам, он хорошо усвоил эти уроки, он единственный, кто смог спасти Бедивера на поле боя.
Я задумчиво свернула его походную одежду и положила ее на стол. Когда я была ребенком, Озерной жрицей была Вивиан, и она просила, чтобы я переехала жить в святилище, чтобы учиться там вместе с другими принцессами, но мои родители не пустили меня. Если бы я поехала туда, несомненно, Ланселот и я росли бы вместе. Я предвкушала, сколько нового я смогу узнать от него…
За спиной у меня Артур снова потянулся, и я бросила взгляд на его ногу, опирающуюся на скамью.
– Вот я тебя и поймал! – закричал он, обняв меня за талию так внезапно, что я вскрикнула от неожиданности.
Смеясь и бормоча что-то несвязное, Артур притянул меня к себе и посадил на колени.
– Ты не думаешь, что я совсем устал? – дразнил он, крепко прижимая меня к себе.
Я хихикнула и начала сопротивляться, пытаясь повернуться к нему лицом и поцеловать его, но, возясь, мы опрокинули стул, а потом предавались любовным утехам на полу, устланном камышом и листьями папоротника.
Это было страстное, неистовое соединение, наполненное обычными для Артура восторгом и откровенностью, и, когда мы оторвались друг от друга, мы оба были ослабевшими и счастливыми.
Но я с грустью подумала, что, если занятия любовью на полу войдут у нас в привычку, нужно будет вместо камыша застелить пол коврами.
ГЛАВА 4
БРАТСТВО
Разделившись на группы, чтобы преследовать ирландцев, люди Артура договорились, что встретятся в Силчестере в день осеннего равноденствия. Теперь эти военные отряды беспорядочно прибывали, с тревогой ожидая известий о своих товарищах и, желая отпраздновать окончание похода.
С этими людьми я встречалась скорее случайно, чем намеренно, а однажды столкнулась с двумя из них на конюшенном дворе.
Араб Паломид, научивший Артура пользоваться стременами, лукаво улыбнулся и низко поклонился.
– Пеллеас, – сказал он своему товарищу, – перед нами верховная королева!
Я с любопытством посмотрела на незнакомца, потому что Артур говорил раньше, что у него задатки великолепного наездника. Худой и неловкий, он встал на одно колено и пробормотал какие-то извинения за то, что не узнал меня.
– Не стоит извинений, – ответила я. – Паломид, когда мы встретились в первый раз, принял меня за пажа.
Мы с арабом засмеялись, вспомнив тот случай, а Пеллеас смотрел на нас удивленно и недоверчиво. Потом Паломид наклонился и подал ему руку, помогая подняться, а я торопливо пошла на кухню.
Следующим утром Артур заявил, что нужно устроить праздник в честь победы.
– Что-нибудь необыкновенное, похожее на то, как было в Каэрлеоне… – Он плескался в бадье с водой и продолжал говорить, пока вытирал полотенцем голову и лицо. – Думаю, что через неделю ты сумеешь все устроить?
– Дорогой, имеешь ты хоть малейшее представление, сколько времени нужно, чтобы устроить праздник? – Я слезла с кровати и подкралась к нему сзади. – К празднику нельзя подготовиться за такое короткое время, – объявила я, дернув за угол полотенца с такой силой, что он обернулся.
– Ты должна успеть, – ответил он, пытаясь удержать полотенце. – Кэй тебе поможет.
А потом мы, смеясь и балуясь, начали борьбу за полотенце, и все планы относительно праздника были забыты. Поэтому названного брата Артура я разыскала только в середине дня.
Умение Кэя уделять внимание мелочам навело Артура на мысль сделать его сенешалем королевства. Кэй остр на язык, и многие находят это неприятным, особенно, когда он собирает с них налоги. Но мне нравится его преданность Артуру и его умение выделять особенные вещи среди сотен других. Он воспринял идею организации праздника с восторгом.
– Залы в неплохом состоянии, кроме того угла, где обвалилась крыша. Нужно только избавиться от сов. – Кэй на минуту нахмурился, потом его лицо посветлело. – Ты подумай, кого пригласить, госпожа, а я позабочусь о развлечениях.
Итак, Силчестер стал похож на улей. Артур ежедневно уезжал на охоту, и воины были при деле и в то же время помогали Кэю доставать провизию для праздника. А в швейной комнате женщины усердно работали иголками, вышивая имя каждого приглашенного на флагах, которые во время праздника будут украшать их стулья. Это были символы, означающие прием в Братство, и каждый приглашенный должен был иметь такой флаг.
Кухарка собирала по всей округе все, что обычно шло в пищу, а Кэй делал набеги на старые сады, добывая такие редкости, как орехи и поздний инжир.
За два дня до праздника сенешаль стойл перед длинным столом в нашей рабочей комнате, хмуро разглядывая стеклянную бутылку, заткнутую тряпкой, смоченной маслом, плавающим на поверхности ее содержимого.
– Это самое лучшее, что мы могли достать в данных обстоятельствах, – неуверенно сказал он.
– Это подойдет. – Артур лишь на мгновение оторвался от родословной коневодческой таблицы. – Это встреча беспутных воинов, а не утонченной знати, многие из них не могут отличить хорошего вина от плохого.
Услышав это, я ухмыльнулась. Воспитанная на сидре и крепком черном эле, я так и не научилась разбираться в сортах вин.
Кэй продолжал хмуро рассматривать бутылку, потом пожал плечами, как бы снимая с себя ответственность.
– Круглый стол готовить? – спросил он.
– Несомненно. – Артур неожиданно стал внимательнее. – Со времени пророчества Мерлина люди говорят о круглом столе так, как будто он сам по себе является волшебством. – Артур посмотрел по сторонам, бросив мне лукавый взгляд, который я так любила. – Никогда не встречал кельта, который бы устоял перед обещанием славы и великолепия.
Я засмеялась, потому что Артур любил дразнить меня моим кельтским происхождением, хотя большинство бриттов вышли из кельтов, а позднее всех их назвали гражданами Римской империи.
– Но Артур, – предсказывал чародей, – будет королем всех бриттов: римлян и кельтов, пиктов и шотландцев… да, даже древний народ будет обращаться к нему, ища справедливости. А рыцарей Круглого Стола воспоют на все времена.
Это было великое и волнующее предсказание. И мы не представляли, как оно может быть выполнено.
Я вспомнила о нем снова, когда британские воины стали съезжаться на праздник в замок. Здесь были люди, подобные Герайнту и Агриколе, которые говорили на латыни и носили знаки отличия, полученные от предков, награжденных ими во времена Империи. Были и грубые, неотесанные, но храбрые и достойные воины, которые приехали из восточных крепостей, выстроенных их предками на вершинах холмов. Рыцари, одетые в домотканое платье и шкуры, они никогда не знали грамоты, а пели и орали друг на друга на языке кумбрийцев.
Пеллинор из Рекина был одним из них. Воин, отдававший свое время женщинам в надежде найти воплощение богини, он ввалился в комнату, веселый и взбодрившийся элем.
Я поприветствовала Пеллинора, помахав рукой, и он сразу же подошел ко мне.
– Прекрасный шелк, госпожа, – заметил он, дотрагиваясь рукой до края моего дамасского шарфа. – Очень подходит королеве, правда?
Я кивнула в знак согласия и оглядела залу. Ее вычистили и прибрали. На старых, кое-где треснувших стенах висели флаги и щиты, а в старинные светильники вставили новые факелы.
Каждому члену Братства предназначался стул, а за его спиной располагались его люди. Слуги и дети бегали, выполняя поручения, между столами или перебегали через пустое пространство в центре. Воздух гудел от разговоров.
– Кто-то прячется за этой драпировкой, госпожа, – прошептал Пеллинор, вытаскивая свой нож, и припал к земле, готовый к прыжку.
Я вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на большой пестрый ковер, который Кэй повесил у нас за спиной. Краски на нем были яркие и многоцветные, в середине ковра – темно-бордовый орнамент с серебряными звездами. Мне стало интересно, где его нашел сенешаль, а в это время Пелли прыгнул вперед и, отогнув край ковра, воинственно закричал:
– Ну-ка, покажись! Что ты там прячешься, свинья?
Из-под ковра на воина уставилась пара сов, а Пеллинор разразился проклятиями.
– О, Пелли! Это же просто птицы!
Я рассмеялась и над изобретательностью Кэя, и над замешательством Пелли и обрадовалась, когда старик тоже добродушно рассмеялся. После того как отошел Пелли, я стала внимательно рассматривать ковер, подумывая, не постелить ли его в спальне, а потом посмотрела на Артура.
Отдохнувший и спокойный, он сидел, откинувшись на спинку своего резного стула с обманчивой небрежностью бывалого воина. Я сшила ему новую красную куртку, и цвет факелов переливался и отражался на ее вышитой отделке. На руках Артура были надеты золотые браслеты, унизывавшие руки почти до локтей, а на пальце у него было кольцо – символ государственной королевской власти. В мерцающем свете казалось, что темно-красный с золотом дракон обвивается вокруг его пальца. Артур выглядел как человек, который несет свой королевский сан с достоинством, и я снова подумала, как мне повезло. Когда зал заполнился, трубач протрубил звучный призыв, и краски заиграли на круглом столе. Я, ничего не понимая, следила за фигурой двигающегося человека, не узнавая акробата, который выступал на нашей свадьбе в прошлом году.
– Дагонет был с нами в походе, – шепнул Артур, наклонившись ко мне. – Он доблестно служил как пеший воин, но его веселые ужимки у лагерного костра оказались более полезными. За остроумие Гавейн прозвал Дагонета королевским шутом.
– Ваше величество, – закричал Дагонет, низко склоняясь перед нами, – позволите ли вы, чтобы я вел этот праздник, потому что чародея нет, он где-то ходит, – развлекая людей?
Шут показывал в танце последние подвиги участников похода – он изображал то хвастливого воина, то умирающего врага. Представляя кузнеца, в услугах которого нуждались постоянно, Дагонет чинил погнутый меч с таким удовольствием, что ухитрился ударить большой палец о воображаемую наковальню, и даже комически изображал верховного короля, ведущего на врага своих рыцарей на конях, а закончил показом триумфального возвращения в Силчестер.
– И все это, – закричал Дагонет, заканчивая выступление, – все это для нашего дела, для процветающей Британии, верной королю Артуру и освобожденной от завоевателей.
Я тоже смеялась и хлопала в ладоши, когда Дагонет раскланивался, думая о том, что шут может быть очень полезен, если будет напоминать людям о наших великих целях.
– А теперь, мои друзья, – объявил шут, – пришло время выразить наше почтение их светлостям и получить подарки каждому доблестному воину, чтобы можно, было смело сказать, что Артур самый щедрый из королей.
Первым среди героев был Гавейн. Когда Дагонет поведал о его схватке с ирландским воином, зал загремел от аплодисментов: принц Оркнейский не победил Мархауса, но он гордился тем, что дрался с ним, пока они оба не упали. Когда Артур снял с руки свой самый широкий золотой браслет, Гавейн ухмыльнулся и заулыбался, напомнив мне проказливого мальчишку, каким я знала его в детстве.
Кэю достался изысканный браслет, потому что сенешаль любил такие вещи, даже если они когда-то принадлежали кому-то другому. Красивое золотое ожерелье отложили для Бедивера, который отдал руку на службе своему королю. Советник короля был ранен слишком тяжело, чтобы присутствовать на празднике, но все видели, как заботится о нем Артур.
Итак, мужчины выходили вперед, чтобы получить то, что им предназначалось, становились на колено и благодарили нас каждый по-своему. Пеллинор и Ламорак, Грифлет и Герайнт, Кадор из Корнуолла, Паломид и Пеллеас. Назывались имена и раздавались награды.
Я удивилась, когда Дагонет назвал имя Акколона Галльского. Это был молодой воин, который пришел служить Артуру, но был соблазнен феей Морганой. В моем воображении всплыл образ моей золовки, похожей в бешенстве на разозлившуюся дикую кошку.
Увидев Акколона, я подумала, что, может быть, Моргана умерила свое раздражение, или что его стремление к воинской славе было сильнее любви к ней.
Боре из Бретани был следующим, кого удостоили награды. Он быстро пересек пространство перед нами и попросил разрешения представить своего кузена Ланселота. Я подалась вперед, желая увидеть героя, который воспитывался в святилище.
Факелы горели неярко, и в их свете я увидела Кевина, мою первую юношескую любовь. Он вышел вперед и в знак уважения преклонил колено. Я разглядывала темноволосую голову, склоненную перед нами. Я отчетливо слышала удары своего сердца и перевела дыхание только тогда, когда заговорил Артур и незнакомец поднял голову.
У Ланселота было такое же треугольное лицо, как у Кевина, высокий лоб и голубые, широко посаженные глаза под копной черных волос. Но сходство между ними было незначительное, потому что рот незнакомца казался полным и чувственным, совсем непохожим на рот Кевина. И уж, конечно, он не был хромым, как юноша-ирландец.
Я опустила глаза и увидела, как побелели косточки моих пальцев от того, что я вцепилась в ручки кресла.
– Моя дорогая, – ласково сказал Артур, – вот тот воин, о котором я говорил тебе, тот, кто спас жизнь Бедиверу. Ланселот, это моя жена, королева Гвиневера.
Герой неловко повернулся ко мне, он был вежлив, но сдержан. Я улыбнулась и от облегчения, и от удовольствия, испытанного при встрече с ним, но взаимной улыбки не получила.
– Ваша светлость, – пробормотал он, смотря на меня, но меня не видя.
Его отношение меня удивило, потому что для большинства мужчин я была не только королевой, но и другом, и привыкла, чтобы ко мне относились как к другу.
– Мы очень обязаны вашим семьям, – говорил Артур, обращаясь и к Борсу, и к Ланселоту. – Вы всегда приходили нам на помощь, когда мы в ней нуждались. И в знак того, что я ценю ваши заслуги, я дарю каждому из вас кошель золотых монет.
Остальные члены Братства онемели от удивления: в Британии уже много лет не видели монет, и мысль о том, что какой-нибудь воин может получить подобный дар, вызывала изумление.
– Я пришел воевать рядом с тобой не за плату, господин, – сказал Ланселот, глядя на предложенный ему кошель с отвращением.
– Я знаю об этом, – добродушно сказал Артур. – Я знаю об этом очень хорошо. Но даже у сына короля Бана могут быть какие-то расходы, и я не сомневаюсь, что твой отец проявил бы не меньшую щедрость к воину, который служил ему столь же доблестно, как служил мне ты.
Незнакомец по-прежнему колебался, и Артур вышел из неловкого положения, вложив ему в руку кошель с монетами.
– Ради бога, Ланс, возьми деньги, – шепнул он ему. Это же не подкуп, это покажет другим, как высоко я ценю тебя.
Внезапная понимающая улыбка осветила хмурое лицо. Своей улыбкой Ланселот снова напомнил мне Кевина.
– Пусть я всегда буду достоин твоего доверия, – ответил воин, и в эту минуту его голос был живым и восторженным.
На мгновение я подумала, что и я стану участницей этого радостного возбуждения, но Ланселот поднялся с колена и отвернулся, даже не взглянув в мою сторону. Уязвленная этим, я посмотрела ему вслед и подумала, что Владычица Озера не научила его хорошим манерам.
Теперь Дагонет вызывал Агриколу, и радость, с какой меня приветствовал благородный король Демеции, возместила невежливое отношение сына короля Бана. Я подумала, что, может быть, бретонцы чувствуют себя неловко, находясь так далеко от дома.
Представления заканчивались, и я дала знак слугам подавать, оленину. Музыканты играли на дудочках из бузины и барабанах. Блюда торжественно подавались с внутренней стороны круглого стола, на каждом столе было мясо, дичь и фрукты. Когда подавали новое блюдо, раздавались веселые выкрики и довольные восклицания, потому что любовь к сражениям соседствовала у воинов с любовью к пиршествам.
После трапезы, когда бард Ридерик настраивал свою арфу, через зал торопливо пробежал ребенок, размахивая бутылкой, вино из которой плескалось в разные стороны.
– Что ты делаешь? – закричал Кэй, ужасаясь тому, как небрежно относятся к его бесценному вину.
– Там какой-то незнакомец требует, чтобы Лукан-привратник впустил его, – выпалил мальчишка. – Но незнакомец не хочет оставлять свое оружие. У него пиктское имя, и он требует немедленной встречи с верховным королем.
– Тристан? – подсказал Артур, делая знак мальчишке подойти.
– Может быть, – неуверенно проговорил мальчишка, а Артур взял у него полупустую бутылку и передал ее мне. – Он очень высокий человек, а щит у него весь в крови.
– Тристан, – подтвердил Артур, радуясь, что долговязый воин из Корнуолла жив и невредим, потому что о его отряде ничего не было известно и мы уже начали волноваться. Потрепав мальчика по голове, Артур послал его сказать, чтобы незнакомца впустили.
Это, в самом деле, был племянник короля Марка, с собой он привел своего приятеля Динадана. Они вошли в зал рука об руку, длинноногий Тристан и его низенький, крепкий приятель, трусивший рядом с ним. Многие посмеивались над этими корнуэльскими рыцарями, потому что вместе они выглядели очень забавно, но я, улыбнувшись, встала, чтобы по-королевски приветствовать их.
Щит Тристана вымазали кровью в последнем сражении, а на голове его была небрежно сделанная повязка. Ярко-красные пятна проступали через полотняную повязку на руке. Но даже после ранений воин сохранял прекрасное расположение духа.
– Я принес известие об ирландском борце Мархаусе, – весело крикнул Тристан. – Наверное, вам будет приятно узнать, что я убил его и отослал голову Мархауса его семье в маленьком деревянном ящике.
Участники похода удивленно загудели.
– Победил его в схватке один на один, – продолжал Тристан, а Динадан поклонился Артуру и мне, а потом держался рядом со своим другом, пока тот рассказывал.
– Должно быть, это была великолепная схватка, – хитро заметил Артур, когда Тристан небрежно поклонился.
– Конечно, пока она… самая трудная в моей жизни.
Мальчишеское очарование Триса и его самонадеянность были заразительны. Он продвигался к середине собрания, горя желанием подробно рассказать о своем бое.
Не знаю, какие качества передал Тристану его пиктский отец, но скромностью он не отличался. Тристан перескакивал в своем рассказе с одного места на другое, поощряемый толпой, которая предлагала ему полные кубки вина. Когда он начал описывать обезглавливание, толпа уже сходила с ума. Это было мастерское выступление, которое до глубины души тронуло всех участников похода.
Всех, кроме Гавейна. Когда толпа умолкла, рыжеголовый оркнеец наклонился вперед и громко крикнул.
– Ты говоришь, что отослал голову Мархауса в Ирландию?
Тристан кивнул в ответ.
– От чьего имени ты убил его? – спросил Гавейн.
– Почему ты спрашиваешь? Конечно, от имени Артура. Трис медленно покачал головой. – Мой дядя позволил мне сражаться в этом году на стороне верховного короля, чтобы прошлое отсутствие… Все это лето я сражался вместе с Артуром. Ты знаешь об этом, Гавейн.
– Мархаус был братом ирландской королевы, – многозначительно сказал Гавейн, обращаясь теперь к примолкшим слушателям. – У него было хорошее положение, его высоко ценили, и когда-нибудь он мог бы стать королем. Не будут ли ирландцы теперь мстить Артуру?
– Я не знаю… может быть, – неуверенно произнес Тристан. Было совершенно ясно, что он не привык думать о последствиях своих поступков. Трис в нерешительности повернулся к Артуру. Ведь я поступил правильно?
Верховный король улыбнулся и важно закивал головой.
– Конечно, ты поступил правильно, Трис, и заслуживаешь нашего восхищения таким проявлением силы и храбрости. Мархаус был самым лучшим воином Ирландии и, кроме того, уважаемым человеком. – Артур помолчал и внимательно посмотрел на Гавейна. – Я считаю, что смерть в справедливом бою нельзя назвать подлым нападением, за которое нужно мстить.
Я кинула взгляд на рыжеволосого.
Именно мой друг Пеллинор убил короля Лота в Великой битве, а Гавейн, хотя и присягнул на верность Артуру, но затаил злобу на убийцу своего отца.
Время от времени Артуру приходилось напоминать своему племяннику, что он не потерпит среди своих людей кровной мести.
Гавейн выслушал его слова и оставил Тристана в покое. Артур, сделав вид, что ничего особенного не произошло, пригласил обоих мужчин из Корнуолла остаться у нас на зиму. Дагонет отвел их к свободным стульям у круглого стола, а Ридерик взял свою арфу и начал петь старые и всеми любимые песни о доблести и славе.
Оглядывая собравшихся, я подумала, как много их стало по сравнению с первой встречей, которая состоялась прошлой весной. Было такое же ощущение товарищества, гордости и довольства мужчин, которые сражались бок о бок, остались живы и могли беспечно болтать. Неважно, почему уцелели и вернулись домой, главное, что они были здесь, и их было много. Я с интересом рассматривала лица и хорошо знакомых людей, и тех, с которыми я встретилась недавно.
На минуту я задержала свой взгляд на Ланселоте, а он вздрогнул, как будто я до него дотронулась, и поднял на меня глаза. Наши глаза встретились лишь на миг, и он резко отвернулся.
Я чувствовала, что этот бретонец мне не нравится, и, если он станет членом Братства, это не принесет ничего хорошего.
С этими людьми я встречалась скорее случайно, чем намеренно, а однажды столкнулась с двумя из них на конюшенном дворе.
Араб Паломид, научивший Артура пользоваться стременами, лукаво улыбнулся и низко поклонился.
– Пеллеас, – сказал он своему товарищу, – перед нами верховная королева!
Я с любопытством посмотрела на незнакомца, потому что Артур говорил раньше, что у него задатки великолепного наездника. Худой и неловкий, он встал на одно колено и пробормотал какие-то извинения за то, что не узнал меня.
– Не стоит извинений, – ответила я. – Паломид, когда мы встретились в первый раз, принял меня за пажа.
Мы с арабом засмеялись, вспомнив тот случай, а Пеллеас смотрел на нас удивленно и недоверчиво. Потом Паломид наклонился и подал ему руку, помогая подняться, а я торопливо пошла на кухню.
Следующим утром Артур заявил, что нужно устроить праздник в честь победы.
– Что-нибудь необыкновенное, похожее на то, как было в Каэрлеоне… – Он плескался в бадье с водой и продолжал говорить, пока вытирал полотенцем голову и лицо. – Думаю, что через неделю ты сумеешь все устроить?
– Дорогой, имеешь ты хоть малейшее представление, сколько времени нужно, чтобы устроить праздник? – Я слезла с кровати и подкралась к нему сзади. – К празднику нельзя подготовиться за такое короткое время, – объявила я, дернув за угол полотенца с такой силой, что он обернулся.
– Ты должна успеть, – ответил он, пытаясь удержать полотенце. – Кэй тебе поможет.
А потом мы, смеясь и балуясь, начали борьбу за полотенце, и все планы относительно праздника были забыты. Поэтому названного брата Артура я разыскала только в середине дня.
Умение Кэя уделять внимание мелочам навело Артура на мысль сделать его сенешалем королевства. Кэй остр на язык, и многие находят это неприятным, особенно, когда он собирает с них налоги. Но мне нравится его преданность Артуру и его умение выделять особенные вещи среди сотен других. Он воспринял идею организации праздника с восторгом.
– Залы в неплохом состоянии, кроме того угла, где обвалилась крыша. Нужно только избавиться от сов. – Кэй на минуту нахмурился, потом его лицо посветлело. – Ты подумай, кого пригласить, госпожа, а я позабочусь о развлечениях.
Итак, Силчестер стал похож на улей. Артур ежедневно уезжал на охоту, и воины были при деле и в то же время помогали Кэю доставать провизию для праздника. А в швейной комнате женщины усердно работали иголками, вышивая имя каждого приглашенного на флагах, которые во время праздника будут украшать их стулья. Это были символы, означающие прием в Братство, и каждый приглашенный должен был иметь такой флаг.
Кухарка собирала по всей округе все, что обычно шло в пищу, а Кэй делал набеги на старые сады, добывая такие редкости, как орехи и поздний инжир.
За два дня до праздника сенешаль стойл перед длинным столом в нашей рабочей комнате, хмуро разглядывая стеклянную бутылку, заткнутую тряпкой, смоченной маслом, плавающим на поверхности ее содержимого.
– Это самое лучшее, что мы могли достать в данных обстоятельствах, – неуверенно сказал он.
– Это подойдет. – Артур лишь на мгновение оторвался от родословной коневодческой таблицы. – Это встреча беспутных воинов, а не утонченной знати, многие из них не могут отличить хорошего вина от плохого.
Услышав это, я ухмыльнулась. Воспитанная на сидре и крепком черном эле, я так и не научилась разбираться в сортах вин.
Кэй продолжал хмуро рассматривать бутылку, потом пожал плечами, как бы снимая с себя ответственность.
– Круглый стол готовить? – спросил он.
– Несомненно. – Артур неожиданно стал внимательнее. – Со времени пророчества Мерлина люди говорят о круглом столе так, как будто он сам по себе является волшебством. – Артур посмотрел по сторонам, бросив мне лукавый взгляд, который я так любила. – Никогда не встречал кельта, который бы устоял перед обещанием славы и великолепия.
Я засмеялась, потому что Артур любил дразнить меня моим кельтским происхождением, хотя большинство бриттов вышли из кельтов, а позднее всех их назвали гражданами Римской империи.
– Но Артур, – предсказывал чародей, – будет королем всех бриттов: римлян и кельтов, пиктов и шотландцев… да, даже древний народ будет обращаться к нему, ища справедливости. А рыцарей Круглого Стола воспоют на все времена.
Это было великое и волнующее предсказание. И мы не представляли, как оно может быть выполнено.
Я вспомнила о нем снова, когда британские воины стали съезжаться на праздник в замок. Здесь были люди, подобные Герайнту и Агриколе, которые говорили на латыни и носили знаки отличия, полученные от предков, награжденных ими во времена Империи. Были и грубые, неотесанные, но храбрые и достойные воины, которые приехали из восточных крепостей, выстроенных их предками на вершинах холмов. Рыцари, одетые в домотканое платье и шкуры, они никогда не знали грамоты, а пели и орали друг на друга на языке кумбрийцев.
Пеллинор из Рекина был одним из них. Воин, отдававший свое время женщинам в надежде найти воплощение богини, он ввалился в комнату, веселый и взбодрившийся элем.
Я поприветствовала Пеллинора, помахав рукой, и он сразу же подошел ко мне.
– Прекрасный шелк, госпожа, – заметил он, дотрагиваясь рукой до края моего дамасского шарфа. – Очень подходит королеве, правда?
Я кивнула в знак согласия и оглядела залу. Ее вычистили и прибрали. На старых, кое-где треснувших стенах висели флаги и щиты, а в старинные светильники вставили новые факелы.
Каждому члену Братства предназначался стул, а за его спиной располагались его люди. Слуги и дети бегали, выполняя поручения, между столами или перебегали через пустое пространство в центре. Воздух гудел от разговоров.
– Кто-то прячется за этой драпировкой, госпожа, – прошептал Пеллинор, вытаскивая свой нож, и припал к земле, готовый к прыжку.
Я вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на большой пестрый ковер, который Кэй повесил у нас за спиной. Краски на нем были яркие и многоцветные, в середине ковра – темно-бордовый орнамент с серебряными звездами. Мне стало интересно, где его нашел сенешаль, а в это время Пелли прыгнул вперед и, отогнув край ковра, воинственно закричал:
– Ну-ка, покажись! Что ты там прячешься, свинья?
Из-под ковра на воина уставилась пара сов, а Пеллинор разразился проклятиями.
– О, Пелли! Это же просто птицы!
Я рассмеялась и над изобретательностью Кэя, и над замешательством Пелли и обрадовалась, когда старик тоже добродушно рассмеялся. После того как отошел Пелли, я стала внимательно рассматривать ковер, подумывая, не постелить ли его в спальне, а потом посмотрела на Артура.
Отдохнувший и спокойный, он сидел, откинувшись на спинку своего резного стула с обманчивой небрежностью бывалого воина. Я сшила ему новую красную куртку, и цвет факелов переливался и отражался на ее вышитой отделке. На руках Артура были надеты золотые браслеты, унизывавшие руки почти до локтей, а на пальце у него было кольцо – символ государственной королевской власти. В мерцающем свете казалось, что темно-красный с золотом дракон обвивается вокруг его пальца. Артур выглядел как человек, который несет свой королевский сан с достоинством, и я снова подумала, как мне повезло. Когда зал заполнился, трубач протрубил звучный призыв, и краски заиграли на круглом столе. Я, ничего не понимая, следила за фигурой двигающегося человека, не узнавая акробата, который выступал на нашей свадьбе в прошлом году.
– Дагонет был с нами в походе, – шепнул Артур, наклонившись ко мне. – Он доблестно служил как пеший воин, но его веселые ужимки у лагерного костра оказались более полезными. За остроумие Гавейн прозвал Дагонета королевским шутом.
– Ваше величество, – закричал Дагонет, низко склоняясь перед нами, – позволите ли вы, чтобы я вел этот праздник, потому что чародея нет, он где-то ходит, – развлекая людей?
Шут показывал в танце последние подвиги участников похода – он изображал то хвастливого воина, то умирающего врага. Представляя кузнеца, в услугах которого нуждались постоянно, Дагонет чинил погнутый меч с таким удовольствием, что ухитрился ударить большой палец о воображаемую наковальню, и даже комически изображал верховного короля, ведущего на врага своих рыцарей на конях, а закончил показом триумфального возвращения в Силчестер.
– И все это, – закричал Дагонет, заканчивая выступление, – все это для нашего дела, для процветающей Британии, верной королю Артуру и освобожденной от завоевателей.
Я тоже смеялась и хлопала в ладоши, когда Дагонет раскланивался, думая о том, что шут может быть очень полезен, если будет напоминать людям о наших великих целях.
– А теперь, мои друзья, – объявил шут, – пришло время выразить наше почтение их светлостям и получить подарки каждому доблестному воину, чтобы можно, было смело сказать, что Артур самый щедрый из королей.
Первым среди героев был Гавейн. Когда Дагонет поведал о его схватке с ирландским воином, зал загремел от аплодисментов: принц Оркнейский не победил Мархауса, но он гордился тем, что дрался с ним, пока они оба не упали. Когда Артур снял с руки свой самый широкий золотой браслет, Гавейн ухмыльнулся и заулыбался, напомнив мне проказливого мальчишку, каким я знала его в детстве.
Кэю достался изысканный браслет, потому что сенешаль любил такие вещи, даже если они когда-то принадлежали кому-то другому. Красивое золотое ожерелье отложили для Бедивера, который отдал руку на службе своему королю. Советник короля был ранен слишком тяжело, чтобы присутствовать на празднике, но все видели, как заботится о нем Артур.
Итак, мужчины выходили вперед, чтобы получить то, что им предназначалось, становились на колено и благодарили нас каждый по-своему. Пеллинор и Ламорак, Грифлет и Герайнт, Кадор из Корнуолла, Паломид и Пеллеас. Назывались имена и раздавались награды.
Я удивилась, когда Дагонет назвал имя Акколона Галльского. Это был молодой воин, который пришел служить Артуру, но был соблазнен феей Морганой. В моем воображении всплыл образ моей золовки, похожей в бешенстве на разозлившуюся дикую кошку.
Увидев Акколона, я подумала, что, может быть, Моргана умерила свое раздражение, или что его стремление к воинской славе было сильнее любви к ней.
Боре из Бретани был следующим, кого удостоили награды. Он быстро пересек пространство перед нами и попросил разрешения представить своего кузена Ланселота. Я подалась вперед, желая увидеть героя, который воспитывался в святилище.
Факелы горели неярко, и в их свете я увидела Кевина, мою первую юношескую любовь. Он вышел вперед и в знак уважения преклонил колено. Я разглядывала темноволосую голову, склоненную перед нами. Я отчетливо слышала удары своего сердца и перевела дыхание только тогда, когда заговорил Артур и незнакомец поднял голову.
У Ланселота было такое же треугольное лицо, как у Кевина, высокий лоб и голубые, широко посаженные глаза под копной черных волос. Но сходство между ними было незначительное, потому что рот незнакомца казался полным и чувственным, совсем непохожим на рот Кевина. И уж, конечно, он не был хромым, как юноша-ирландец.
Я опустила глаза и увидела, как побелели косточки моих пальцев от того, что я вцепилась в ручки кресла.
– Моя дорогая, – ласково сказал Артур, – вот тот воин, о котором я говорил тебе, тот, кто спас жизнь Бедиверу. Ланселот, это моя жена, королева Гвиневера.
Герой неловко повернулся ко мне, он был вежлив, но сдержан. Я улыбнулась и от облегчения, и от удовольствия, испытанного при встрече с ним, но взаимной улыбки не получила.
– Ваша светлость, – пробормотал он, смотря на меня, но меня не видя.
Его отношение меня удивило, потому что для большинства мужчин я была не только королевой, но и другом, и привыкла, чтобы ко мне относились как к другу.
– Мы очень обязаны вашим семьям, – говорил Артур, обращаясь и к Борсу, и к Ланселоту. – Вы всегда приходили нам на помощь, когда мы в ней нуждались. И в знак того, что я ценю ваши заслуги, я дарю каждому из вас кошель золотых монет.
Остальные члены Братства онемели от удивления: в Британии уже много лет не видели монет, и мысль о том, что какой-нибудь воин может получить подобный дар, вызывала изумление.
– Я пришел воевать рядом с тобой не за плату, господин, – сказал Ланселот, глядя на предложенный ему кошель с отвращением.
– Я знаю об этом, – добродушно сказал Артур. – Я знаю об этом очень хорошо. Но даже у сына короля Бана могут быть какие-то расходы, и я не сомневаюсь, что твой отец проявил бы не меньшую щедрость к воину, который служил ему столь же доблестно, как служил мне ты.
Незнакомец по-прежнему колебался, и Артур вышел из неловкого положения, вложив ему в руку кошель с монетами.
– Ради бога, Ланс, возьми деньги, – шепнул он ему. Это же не подкуп, это покажет другим, как высоко я ценю тебя.
Внезапная понимающая улыбка осветила хмурое лицо. Своей улыбкой Ланселот снова напомнил мне Кевина.
– Пусть я всегда буду достоин твоего доверия, – ответил воин, и в эту минуту его голос был живым и восторженным.
На мгновение я подумала, что и я стану участницей этого радостного возбуждения, но Ланселот поднялся с колена и отвернулся, даже не взглянув в мою сторону. Уязвленная этим, я посмотрела ему вслед и подумала, что Владычица Озера не научила его хорошим манерам.
Теперь Дагонет вызывал Агриколу, и радость, с какой меня приветствовал благородный король Демеции, возместила невежливое отношение сына короля Бана. Я подумала, что, может быть, бретонцы чувствуют себя неловко, находясь так далеко от дома.
Представления заканчивались, и я дала знак слугам подавать, оленину. Музыканты играли на дудочках из бузины и барабанах. Блюда торжественно подавались с внутренней стороны круглого стола, на каждом столе было мясо, дичь и фрукты. Когда подавали новое блюдо, раздавались веселые выкрики и довольные восклицания, потому что любовь к сражениям соседствовала у воинов с любовью к пиршествам.
После трапезы, когда бард Ридерик настраивал свою арфу, через зал торопливо пробежал ребенок, размахивая бутылкой, вино из которой плескалось в разные стороны.
– Что ты делаешь? – закричал Кэй, ужасаясь тому, как небрежно относятся к его бесценному вину.
– Там какой-то незнакомец требует, чтобы Лукан-привратник впустил его, – выпалил мальчишка. – Но незнакомец не хочет оставлять свое оружие. У него пиктское имя, и он требует немедленной встречи с верховным королем.
– Тристан? – подсказал Артур, делая знак мальчишке подойти.
– Может быть, – неуверенно проговорил мальчишка, а Артур взял у него полупустую бутылку и передал ее мне. – Он очень высокий человек, а щит у него весь в крови.
– Тристан, – подтвердил Артур, радуясь, что долговязый воин из Корнуолла жив и невредим, потому что о его отряде ничего не было известно и мы уже начали волноваться. Потрепав мальчика по голове, Артур послал его сказать, чтобы незнакомца впустили.
Это, в самом деле, был племянник короля Марка, с собой он привел своего приятеля Динадана. Они вошли в зал рука об руку, длинноногий Тристан и его низенький, крепкий приятель, трусивший рядом с ним. Многие посмеивались над этими корнуэльскими рыцарями, потому что вместе они выглядели очень забавно, но я, улыбнувшись, встала, чтобы по-королевски приветствовать их.
Щит Тристана вымазали кровью в последнем сражении, а на голове его была небрежно сделанная повязка. Ярко-красные пятна проступали через полотняную повязку на руке. Но даже после ранений воин сохранял прекрасное расположение духа.
– Я принес известие об ирландском борце Мархаусе, – весело крикнул Тристан. – Наверное, вам будет приятно узнать, что я убил его и отослал голову Мархауса его семье в маленьком деревянном ящике.
Участники похода удивленно загудели.
– Победил его в схватке один на один, – продолжал Тристан, а Динадан поклонился Артуру и мне, а потом держался рядом со своим другом, пока тот рассказывал.
– Должно быть, это была великолепная схватка, – хитро заметил Артур, когда Тристан небрежно поклонился.
– Конечно, пока она… самая трудная в моей жизни.
Мальчишеское очарование Триса и его самонадеянность были заразительны. Он продвигался к середине собрания, горя желанием подробно рассказать о своем бое.
Не знаю, какие качества передал Тристану его пиктский отец, но скромностью он не отличался. Тристан перескакивал в своем рассказе с одного места на другое, поощряемый толпой, которая предлагала ему полные кубки вина. Когда он начал описывать обезглавливание, толпа уже сходила с ума. Это было мастерское выступление, которое до глубины души тронуло всех участников похода.
Всех, кроме Гавейна. Когда толпа умолкла, рыжеголовый оркнеец наклонился вперед и громко крикнул.
– Ты говоришь, что отослал голову Мархауса в Ирландию?
Тристан кивнул в ответ.
– От чьего имени ты убил его? – спросил Гавейн.
– Почему ты спрашиваешь? Конечно, от имени Артура. Трис медленно покачал головой. – Мой дядя позволил мне сражаться в этом году на стороне верховного короля, чтобы прошлое отсутствие… Все это лето я сражался вместе с Артуром. Ты знаешь об этом, Гавейн.
– Мархаус был братом ирландской королевы, – многозначительно сказал Гавейн, обращаясь теперь к примолкшим слушателям. – У него было хорошее положение, его высоко ценили, и когда-нибудь он мог бы стать королем. Не будут ли ирландцы теперь мстить Артуру?
– Я не знаю… может быть, – неуверенно произнес Тристан. Было совершенно ясно, что он не привык думать о последствиях своих поступков. Трис в нерешительности повернулся к Артуру. Ведь я поступил правильно?
Верховный король улыбнулся и важно закивал головой.
– Конечно, ты поступил правильно, Трис, и заслуживаешь нашего восхищения таким проявлением силы и храбрости. Мархаус был самым лучшим воином Ирландии и, кроме того, уважаемым человеком. – Артур помолчал и внимательно посмотрел на Гавейна. – Я считаю, что смерть в справедливом бою нельзя назвать подлым нападением, за которое нужно мстить.
Я кинула взгляд на рыжеволосого.
Именно мой друг Пеллинор убил короля Лота в Великой битве, а Гавейн, хотя и присягнул на верность Артуру, но затаил злобу на убийцу своего отца.
Время от времени Артуру приходилось напоминать своему племяннику, что он не потерпит среди своих людей кровной мести.
Гавейн выслушал его слова и оставил Тристана в покое. Артур, сделав вид, что ничего особенного не произошло, пригласил обоих мужчин из Корнуолла остаться у нас на зиму. Дагонет отвел их к свободным стульям у круглого стола, а Ридерик взял свою арфу и начал петь старые и всеми любимые песни о доблести и славе.
Оглядывая собравшихся, я подумала, как много их стало по сравнению с первой встречей, которая состоялась прошлой весной. Было такое же ощущение товарищества, гордости и довольства мужчин, которые сражались бок о бок, остались живы и могли беспечно болтать. Неважно, почему уцелели и вернулись домой, главное, что они были здесь, и их было много. Я с интересом рассматривала лица и хорошо знакомых людей, и тех, с которыми я встретилась недавно.
На минуту я задержала свой взгляд на Ланселоте, а он вздрогнул, как будто я до него дотронулась, и поднял на меня глаза. Наши глаза встретились лишь на миг, и он резко отвернулся.
Я чувствовала, что этот бретонец мне не нравится, и, если он станет членом Братства, это не принесет ничего хорошего.
ГЛАВА 5
ПЕРВЫЙ РЫЦАРЬ
Когда Артур предложил посадить наших воинов на коней, мы не были уверены, что это хорошо. Но за два года участники походов организовались в легкие, подвижные конные отряды, удачно противостоящие нашим врагам, которые делали короткие набеги, а затем скрывались. Воины отточили свое боевое мастерство и были рады представившейся возможности показать его горожанам. Поэтому весь Силчестер собрался в амфитеатре на второй день праздника. Несомненно, это было самое многолюдное собрание с тех времен, когда сюда съезжались римляне.