Страница:
из ведомства сэра Френсиса Уолсингема, то есть посвященный в секретные
акции свидетель.
- Зачем ты обо всем этом рассказываешь мне, Кит? - впервые спросил
капитан Энтони.
- Вот зачем. Запомните раз и навсегда, дядюшка: у вас никогда не было и
нет родственника по имени Кристофер Марло, а вы только вот недавно
познакомились с каким-то повесой, который приплелся вместе со старым
Джоном. Всякое может случиться, и я не хотел бы, чтобы вы ни за что
пострадали. В случае чего...
- В случае чего, - загремел капитан Энтони, - не забудь: через десять
дней этот красавец выходит в море. Паруса крепкие, пушки пристреляны,
порох сухой и ядра наготове. Начнется погоня, так что? Ведь в море не
разберешь, где королевский корабль, а где пиратский капер...
- Обязательно буду помнить, дядюшка, - благодарно склонил голову
Кристофер. - Пусть кок принесет еще рому. А этот чемодан мы за милую душу
опустошим на холодных ветрах в море. Вот именно, в море! Оставаться на
берегу противопоказано. Меня пока что освободили, но только лишь потому,
что я напугал милордов из Тайного совета обещанием не молчать на суде.
Начинался рассвет 28 дня, месяца июня, года 1593.
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ В КОРЧМЕ "СКРЕЩЕННЫХ МЕЧЕЙ"
Было утро 30 мая 1593 года.
Кристофер Марло, как ему и мечталось, в небрежно расстегнутой сорочке,
с белым гусиным пером в руке стояч возле настежь растворенного окна, чтобы
даже оконная рама не напоминала ему про ненавистную тюремную решетку, и в
который раз любовался опрятной "Золотой ланью" сэра Френсиса Дрейка.
Молодец все же этот Джон Хинт! Держит корабль, который уже принадлежит
истории, в образцовом состоянии! Редко все-таки человеку выпадает удача
делать то, что ему самому нравится. Как он написал в поэме:
Мы чувству не вольны отдать приказ,
Судьба сама решает все за нас.
["Геро и Леандр", серенада первая]
Уже тридцать лет исполнилось ему, а сделанного им самим, по сути, очень
мало. Всегда не хватает времени, потому что и он предоставил судьбе в
особе лорда Уолсингема право решать все за себя. Но ныне это временное
право можно отменить: Англия - в безопасности. С католическими заговорами
покончено. Великая Армада - пристанище для рыб и осьминогов, вождь
гугенотов Генрих Наварра увенчан королевской короной, и Франция из врага
превратилась в друга. Таким образом, кажется, что отныне будет достаточно
времени, чтобы наверстать упущенное.
Что же он к этому времени успел? Что у него за плечами? Несколько
студенческих переводов из Овидия и Лукана, да еще спешно, "на барабане",
написанные трагедии "Дидона, царица Карфагена", "Тамерлан Великий",
"Трагическая история доктора Фауста", "Мальтийский еврей", "Эдуард II" и
недавно завершенный "Гиз". Только шесть драм. Да еще поэма "Геро и
Леандр", над которой нужно еще работать и работать.
Кристофер с горькой, безрадостной улыбкой вспомнил выразительное
свидетельство севильского епископа Исидора: "У латинян несчетное число
книг написал Марк Теренций Варрон [Марк Теренций Варрон (116-28 гг. до
н.э.) - автор 620 книг; до наших дней дошли только фрагменты]. У греков
хвалят и славославят также Халкентера [Халкентер (медноутробный) -
прозвище знаменитого грамматика Дидима (I ст. до н.э.), которого считали
автором 3500 разных но тематике произведений] за то, что он создал столько
книг, что любому из нас не под силу даже переписать их своей рукой".
Потеря времени - невозвратная потеря творений... Однако все-таки, если
реально оценить неблагоприятные для серьезного творчества обстоятельства,
он хотя и сделал немного по объему, все-таки достиг кое-чего: ввел в пьесу
центральный образ - идею, вокруг которой вращается все действие, отбросил
в диалоге рифмованный стих как менее гибкий по сравнению с "белым" стихом;
он стал рифмовать лишь заключительные афористические концовки периодов.
Эти новшества уже подхватили Томас Неш, Роберт Грин и молодой актер Вильям
Шекспир, который очень успешно дебютирует в драматургии. Достаточно
сравнить его "Эдуарда" и шекспировского "Ричарда III", чтобы убедиться в
этом. А это хорошо, когда у тебя есть последователи, и, главное,
понимающие. Это и самому тебе придает силы и уверенность, ибо
свидетельствует, что ты - на верном пути. Но упаси боже самому
остановиться на полдороге. Каждая находка должна получить свое дальнейшее
развитие. Ныне
Как путешественник, край неизвестный
Идет он открывать.
[Кристофер Марло, "Эдуард II", акт V, сцена 7]
Шум внизу привлек его внимание. Горлопаны выкрикивали властно,
по-хозяйски. Кристофер прислушался.
- Где он? - во весь голос спросил кто-то басовито. - Что молчишь? Я
хочу услышать, как ты квохчешь, курица!
- О ком вы спрашиваете, господин? - это уже голос владелицы корчмы
Элеоноры Булль, немного испуганной бесцеремонным и оскорбительным
вторжением.
- А ты что, держишь по нескольку мышей в одной мышеловке? А ну, не
болтай лишнего и веди нас наверх!
По деревянным ступеням громко затопотали ноги, но железо не звенело.
Значит, это не солдаты ее величества.
Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату разом ввалились трое.
Из-за широких плеч мужчин выглядывали испуганные глаза хозяйки, еще
молодой и миловидной.
- Так и есть - вот он!
- Крис, дружище!
- Учти, парень, непрошеных гостей встречают не с пером в руке, а с
кинжалом!
- Эй, хозяйка, вина и еды на стол!
- Не жалей мяса, потому что угощаешь волков!
- Гляди не нацеди вместо вина какой-либо кислятины, а то придется тебе
лить слезы в кубок!
- Ну, Крис, теперь давай расцелуемся!
Пузатый толстяк Роберт Поули сгреб Кристофера в объятия, а Ингрем
Фрайзерс - секретарь Томаса Уолсингема, племянник сэра Френсиса, а также
Никол Скирс, давний агент Си-Ай-Си, обхватили их с боков крепкими
ручищами, и они все вчетвером весело закружили в каком-то неповоротливом
медвежьем танце, наступая друг другу на ноги.
Это неожиданное появление коллег по ведомству лорда Уолсингема утешило
Кристофера. Он даже немного расчувствовался. Нет, есть все-таки на свете
друзья, которые не забывают тебя в беде.
- Не ждал? - спросил упитанный Роберт Поули. Тяжело дыша, он швырнул на
скамью кожаную сумку, расстегнул на животе камзол и уселся верхом на стул,
будто на коня, вытирая платком лицо, покрытое потом.
Фрайзерс и Скирс тоже сели к столу, глядя на Кристофера с лукавыми
усмешками, словно любуясь им и спрашивая: "Ну так что, видишь, какие мы?"
- Не скрою, я действительно не ждал вас, поэтому еще больше рад, -
сказал Марло. - Однако, боюсь, нам придется отложить пирушку: меня
ежедневно ждут не дождутся в канцелярии Тайного совета.
- К чертям канцелярию! - небрежно вымолвил Фрайзерс. - В случае чего мы
все засвидетельствуем, что ты весь день находился под нашей надежной
охраной.
- Это было бы великолепно - именно такой охраны недоставало мне в
Нью-Гейте. Но, Ингрем, пока ваше свидетельство дойдет по бюрократической
лестнице наверх, я уже снова как пить дать буду гонять по камере тюремных
крыс.
- Не дрейфь, Крис, - снова подал голос Поули, успевший отдышаться. -
Ха, тюрьма! Тюрьмы для того и строят, чтобы в них сидел кто-нибудь!
Немного там посидеть и нам не помешает. Это я знаю по личному опыту.
Впервые меня упекли в Маршалси - темницу для политических заключенных - по
приказу самого шефа. А для чего? Чтобы дать возможность бежать и
присоединиться к заговору Бабингтона, когда католические агенты
намеревались освободить Марию Стюарт. И что же? Я до сих пор с
удовольствием вспоминаю то время. Вина - море, жратвы - сколько пожелаешь,
под боком - любовница. А мою жену даже к ограде не подпускали.
- Да здравствуют тюрьмы - единственные убежища от ревнивых жен! -
выкрикнул Никол Скирс.
- Дельный тост! Что там возится эта фарфоровая кукла? Вероятно, боится
разбить свои прелести! - нетерпеливо заметил Ингрем и мимоходом бросил
Скирсу: - Ну-ка, Ник, разожги камин - с огнем уютнее и веселей.
Фрайзерс снял пояс с кинжалом и повесил его на спинку стула. Кристофер
видел, что его неожиданные гости собираются и в самом деле отнять у него
весь день.
- А второй раз я сел в тюрьму, - продолжал воспоминания Поули, - когда
по моим спискам начали хватать заговорщиков. Само собой, схватили и меня,
чтобы не вызвать никакого подозрения. Ведь агент должен быть засекреченным
до конца акции, ибо ее развитие очень трудно предвидеть заранее. Ха! Тогда
мне выпала высокая честь: я сел в тюрьму королей, пэров и лордов - Тауэр!
О той акции у меня остался на память отличный сувенир - бриллиант
Бабингтона. Со временем я заложил его в Париже, чтобы купить для Си-Ай-Си
некоторые тайные сообщения испанского посла, дона Бернандино де Мендоса.
- Того, которого выставил из Англии сэр Уолсингем? - спросил Фрайзерс.
- Именно того самого, что принимал участие во всех заговорах в пользу
Марии Стюарт, того, который чванливо сказал сэру Френсису, когда тот
объявил его персоной нон грата: "Бернандино де Мендоса рожден не
организовывать заговоры в странах, а завоевывать эти страны". Испанский
лис знал еще тогда [1584 год; Великая Армада двинулась летом 1588 года] о
замысле прямой интервенции, уже одобренной папой римским.
- А бриллиант был оплачен? - вклинился в разговор Никол Скирс.
- Еще бы! Те документы стоили нескольких бриллиантов. Добавлю: с того
времени мне не идет давнее прозвище "Джентльмен Безденежный".
Все это Роберт Поули выговорил с таким уважением и почтением к себе,
что остальные покатилась со смеху. А толстяк только удивленно моргал. С
чего это они словно рехнулись?
В эту минуту хозяйка, молодая вдова бывшего корчмаря "Скрещенных мечей"
Булля, вместе со служанкой внесла в комнату вкусно пахнущий котел, хлеб,
тарелку с мелко нарезанным луком и редиской, а также корзину с бутылками и
кубками. Жадный до еды, Поули сразу же поднял крышку котла и даже крякнул
от аппетитного запаха картошки с бараниной.
- Ты что, в самом деле собираешься в Лондон? - чуть ли не прокурорским
голосом спросил он Кристофера.
- Остаюсь, - поднял руки вверх Марло. - Но на вашу ответственность!
- Об этом не беспокойся - ответим, - сказал Ингрем Фрайзерс.
- Ха, ответственность! Я только что возвратился из Гааги с важными
бумагами. - Поули ткнул пальцем в сторону кожаной сумки на скамье. - Но,
как видишь, не тороплюсь... Кстати, что у тебя нового по части твоих
писаний?
- Да так, трагедия "Герцог Гиз". А вы знаете: Мария Стюарт из рода
Гизов...
- Крис, неужели тебе до сих пор не дают покоя лавры старого болтуна
Гомера? Учти, как это символично: он был слепым!
- Ну и что же, зато видел больше, нежели зрячие, - ответил Кристофер. -
А теперь благодаря именно Гомеровым писаниям мы имеем возможность поднять
кубки за нашего славного предшественника, хитромудрого шефа Си-Ай-Си
ахейцев сэра Одиссея из Итаки!
Шутка подействовала - в кубках зашипело вино. Как обычно, после первого
кубка ели молча. Внизу, в трапезной корчмы, уже слышались голоса дневных
посетителей - моряков и портовых клерков. Пояс Фрайзерса и кинжал со
стуком свалились на пол. Ингрем наклонился и повесил его на место.
- Слышал я, - с набитым ртом сказал Никол Скирс, - будто ты, Кит,
намереваешься бросить службу в Си-Ай-Си.
- Это не слухи, Никол, - поучительно поднял палец Кристофер, - и тебе
передали верно. Так что это не слух, а точная информация.
- Но из-за чего ты решил осиротить это весьма уважаемое ведомство? -
спросил Фрайзерс.
- Агентурная разведка - не мое призвание. Мечтаю о другом.
- О чем?
- Буду писать, ребята!
- Но ведь ты же на протяжении десяти лет работал у нас, к тому же
охотно и удачно. Вспомни, сколько раз мы брали верх над испанскими
агентами, тайными легатами папы, французской католической лигой, орденом
иезуитов! А теперь - все? Как тебя понимать?
- А очень просто. Я считаю, что когда отчизна в опасности, когда ей
угрожает иностранная интервенция, обязанность и призвание каждого патриота
- стать солдатом! В мирное время - это не обязательно.
- Эх ты, слепой Гомер! - подал голос и Поули. - Легко войти в игру, но
трудно из нее выйти...
- Надеюсь выйти из нее так же быстро, как из тюрьмы Нью-Гейт.
- Не забывай, Кристофер, - со значением сказал Поули и тяжело глянул
исподлобья, - ты из нее вышел второй раз, а господь бог любит троицу.
Воспоминание о первом заключении всегда угнетало Кристофера, и тут он
стал хмурым.
Все произошло тогда из-за высокомерного Томаса Уотсона, склонного к
злым шуткам.
Лорду Уолсингему следовало бы приструнить своих подчиненных за их
безнаказанные поступки, а особенно Уотсона, потому что шутки его граничили
с патологической жестокостью. Достаточно припомнить случай, когда он для
развлечения вдохновенно и упрямо вдалбливал одной пострадавшей женщине,
мужа которой неожиданно арестовали, что она - внебрачная дочь испанского
короля и, значит, наследница короля Священной Римской империи, Испании,
Португалии, Нидерландов, Италии, Сицилии, Англии и Шотландии, а возможно,
в будущем - даже Франции. Вся Европа - под ее державною рукой! Так не
стоит ли ей приказать, чтобы отрубили головы палачам ее мужа? Бедная
женщина поверила в эту чепуху и, к радости Уотсона, начала болтать лишнее,
вследствие чего и сама попала в тюрьму и чуть не была сожжена. Но в
последний момент судьи опомнились и несчастную женщину всего лишь голой
выставили под плети палачей на потеху охочих до развлечений уличных
ротозеев... Мерзавец этот Уотсон! А он, Кристофер, слишком долго находился
на континенте, исполняя под видом путешествующего студента задания
Си-Ай-Си, чтобы знать хорошо о внеслужебных развлечениях своих островных
коллег. Именно Уотсон, злопамятный и мстительный, втянул Кристофера,
который только что вернулся из Шотландии, в хитро замышленное убийство
Вильяма Бредли, сына корчмаря в Нортон Фольгейте. Разве знал Марло, что за
несколько дней до этого Уотсон, без копейки в кармане, поссорился с
Вильямом, потому что тот не дал ему в долг, и запустил ему в голову пустым
горшком.
- Кит, ты не забыл еще упражнения с мечом? - спросил тогда Уотсон.
- О чем идет речь? - поинтересовался Марло.
- Надо припугнуть одного дурака.
- Только припугнуть?
- Слово джентльмена!
18 августа 1589 года на Хог-Лейн-стрит произошел тот злосчастный
поединок на мечах. Жители улицы начали звать констебля. Но тут появился
вооруженный Томас Уотсон, который нанес Вильяму Бредли смертельный удар...
Разные люди работают в Сикрет Интелиндженс Сервис. Негодяи - тоже.
Словно продолжая эти грустные размышления Кристофера, Ингрем Фрайзерс
добавил:
- Если бы тогда не было доказано, что Бредли убили при самозащите, ты с
Уотсоном качался бы на перекладине. Но наш мудрый шеф, сэр Френсис,
посчитал такое зрелище несвоевременным, а, значит, и неуместным.
- Что ж, труд драмодела тоже приносит свой хлеб, - философски заметил
Роберт Поули. - Но про что ты собираешься писать, мой любимый Крис?
- А хоть бы про заговор Бабингтона, который завершился казнью королевы
Шотландии. Чем не трагедия? - ответил Кристофер и, словно поддразнивая
толстопузого Поули, со смехом добавил: - Негативный интриган Роберт Поули
собственной персоной, которого популярный театр Джеймса Бербеджа любезно
пригласит на исполнение этой ведущей роли.
Сейчас он никого не боялся: дядюшка Энтони готовится к выходу в море!
- В таком случае, Крис, вернемся к Гомеру, - совершенно серьезно и
сдержанно сказал Поули. - Троянская война длилась десять лет. Еще десять
лет путешествовал, по твоему удачному определению, хитроумный шеф Си-Ай-Си
ахейцев сэр Одиссей из Итаки. Дадим Гомеру минимальный срок на сотворение
"Илиады" и "Одиссеи" - пять лет. В целом имеем четверть столетия, то есть
прошло немало времени, когда тайны уже не имели смысла. А ты собираешься
писать о событиях, которые и доныне имеют свое развитие. К примеру,
возьмем твою драму "Тамерлан Великий". В ней ты использовал секретный
трактат Поля Ива по фортификации, и наши враги, французские католики,
дознались, что планы их крепостей выкрадены. Уже за это тебя следовало бы
покарать, потому что ты выдал врагам государственную тайну. А нам ничего
другого не оставалось, как напечатать французскую "Практику фортификации",
хотя она могла бы сыграть куда более значительную роль. Кому это было
надо, сэр Гомер?
- Да, все это как-то хорошо укладывалось в пьесу, - неловко пробормотал
Кристофер, потому что действительно тогда провинился.
- "Хорошо укладывалось", - буркнул Ингрем и со всего размаху вогнал нож
в стол. - Если бы не сэр Френсис, тебя бы самого уложили. Если я не
ошибаюсь, с того времени твоим личным цензором - обратите, какая честь! -
вынужден был стать сам Томас Уолсингем, который первым читал твои
рукописи. И я знаю, сколько всего, что "хорошо укладывалось", он
повычеркивал!
- Что было, то сплыло! - резко отрубил Кристофер. - Война миновала, мы
- победители, и время поэту отложить мушкет и вынуть звонкую лиру из
солдатского мешка.
- Красиво говоришь...
- Надеюсь, теперь Томас уже не будет читать-мои произведения.
- Да, возможно, теперь он уже не будет читать, - задумчиво согласился
Фрайзерс.
- Черт бы тебя побрал, Крис, вместе со всей твоей писаниной! -
неожиданно разъярился Никол Скирс. - А я еще слышал, будто ты угрожал
членам Тайного совета. Ты мировой парень, и мне просто жаль тебя...
- Не пьяней так быстро, Ник, - сказал Кристофер. - В корчме еще
достаточно вина.
- Оставим эту болтовню, а то еще поссоримся, - сверкнул глазами Поули.
- Кристофер сам выбрал свою судьбу. Лучше, пока у нас еще есть время,
попьем винца и послушаем трагедию "Герцог Гиз". Для писаки нет большего
удовольствия, чем прочитать что-нибудь новое друзьям. Верно, Крис?
- Верно, Роб, это давняя слабость нашего брата.
- К слову, сколько у тебя экземпляров?
- Только этот черновик и еще оригинал у Джеймса Бербеджа.
- Разве ты до сих пор не отдал в печать?
- Как-то не пришлось... Так вы будете, наконец, слушать?
- А что ж, послушаем. Читай на наш суд.
- Три судьи - один подсудимый, - пошутил Кристофер и улегся с рукописью
на горку подушек.
ТРИ СУДЬИ - ТРИ ПАЛАЧА
Дептфордский коронер Джон Шорт [короткий (англ.)], в противовес своей
фамилии, был на редкость высоким, могуче сложенным мужчиной, что много
значило при исполнении им нелегких служебных обязанностей слуги ее
величества. По крайней мере, один его вид лишал преступников и наименьшего
желания оказать сопротивление. Одним словом, кулачищи Джона Шорта снискали
в округе больше почета и уважения, нежели его квадратная голова на бычьей
шее. Однако его кулачищи были только крайне необходимым дополнением к
упрямой бульдожьей челюсти на пол-лица. Если Джон Шорт за что-нибудь
принимался, то он держался за это мертвой хваткой, от чего его
показательная челюсть еще больше каменела.
Возбужденные крики за дверями вынудили его подняться во весь
богатырский рост, и он в своем монументальном величии с достоинством ждал,
что же будет дальше.
А дальше настежь растворились двери, и в сопровождении констебля Томаса
Доджа в уголовное святилище Джона Шорта ввалилась целая толпа портовых
грузчиков и моряков, которые здоровенными, крепкими тумаками подталкивали
трех неизвестных с залитыми кровью лицами - безусловно, преступников,
которых поймали на горячем. Коронер в этих делах знал толк!
Появление внушительного Джона Шорта сразу прекратило гомон.
- Том, - обратился он к констеблю, словно никого, кроме них, в
помещении не было, - это еще что за мешки с костями?
- Убийцы, шеф, - ответил бравый Томас Додж. - В корчме "Скрещенных
мечей" они порешили Кристофера Марло, постояльца вдовы покойного добряка
Булля. А все эти честные люди, - констебль широко повел рукою, - схватили
убийц на месте преступления. Все они - свидетели.
- Так! - резюмируя, изрек Джон Шорт и мудро объявил, чем вызвал
значительное оживление среди присутствующих: - Где убийцы, там и палачи.
Закон есть закон!
Он подтянул пояс со шпагой и приказал констеблю:
- Посади этот харч для воронья под замок и не спускай с них глаз. А я
пойду в корчму и посмотрю, что там.
В сопровождении толпы любопытных свидетелей, которая двинулась за ним
на почтительном расстоянии, он направился в корчму "Скрещенных мечей".
Ясное дело, вдова Булля умывалась ручьями слез - женщина есть женщина.
- Слезами горю не поможешь, - произнес вторую за этот день сентенцию
Джон Шорт и решительно принялся за дело: - Рассказывай, что тут произошло.
- Не знаю, господин, - всхлипывая, ответила женщина. - Я была внизу, а
они вчетвером веселились наверху. Меня они не звали, потому что с утра
набрали всего вдоволь. Неожиданно послышался такой жуткий крик, что волосы
зашевелились. До сих пор тот крик слышу, господин, - Элеонора Булль
приложила уголок подола к покрасневшим, опухшим глазам. - Я побежала к
ним, но у них двери были закрыты. Тогда эти люди, - она указала рукой на
свидетелей, толпившихся за широкой спиной коронера, - тоже прибежали и
высадили дверь. Потом били тех троих, а затем повели их к вам, господин.
- А что там, наверху?
- Не знаю, господин, - боюсь зайти.
- Я знаю! - вдруг отозвался пискливый голос, и Джон Шорт поискал внизу
глазами, чтобы выяснить, кто это осмелился нарушить ход весьма важного
следствия. Шлепок, которым вдова наградили Своего малолетнего сорванца,
выдал его с головой.
- Помолчи! - рассердилась она на сына.
Вот это "помолчи" и сделало рыжего от веснушек, взлохмаченного Питера
Булля самым главным свидетелем по делу, ибо Джон Шорт считал, что при
данных обстоятельствах право наказывать имеет здесь только он.
- Ты, женщина, сама помолчи, если тебе нечего сказать, - сурово
проговорил он и уставился на малолетнего Питера: - Что же ты знаешь?
- Те трое, пока их не побили, бросали в камин бумаги! - одним духом
выпалил юный наследник корчмарей.
- Откуда ты знаешь?
- С дерева, - ответил Питер.
- Как это - с дерева? - не сообразил Джон Шорт.
- Я сразу влез на дерево, что растет под окном, и все видел, - гордо
сообщил Питер. - А тот, пузатый, заметил меня и швырнул в меня бутылкой.
Эта бутылка до сих пор валяется на огороде.
- А ну, принесите-ка кто-нибудь бутылку, - приказал коронер, и важное
вещественное доказательство свидетельства Питера было вмиг доставлено.
- Так! - сказал Джон Шорт и одобрительно похлопал юного Булля. -
Молодцом! Что ты еще видел?
- А еще я видел, как лупили тех троих. Но вы, господин, отлупили бы их
куда как лучше. Это всем известно!
Джон Шорт хмыкнул, чтобы скрыть удовлетворенность от такого
громогласного признания его способностей, и спросил Элеонору Булль:
- Откуда убитый появился у вас?
- Не знаю, господин, - снова прослезилась та. - Он был такой тихий и
уважительный...
- Я знаю! - уже храбро вмешался мальчишка. - Он целую ночь пьянствовал
с мистером Джоном Хинтом на корабле капитана Энтони Марло!
- Марло? А это тебе откуда известно?
- Когда он пришел к мистеру Хинту, я был на палубе "Золотой лани", -
скромно сообщил Питер.
- Вот что! - ни к кому не обращаясь в отдельности, сказал могучий
коронер. - Я сейчас пойду на берег, а вы тем временем внесите тело в
каплицу. - И еще властно предупредил: - Но до моего возвращения больше
ничего в комнате не трогать! А ты, Питер, за этим проследи! - напоследок
припугнул он присутствующих и вышел из корчмы.
Еще издалека был слышен пронизанный неподдельной яростью голос капитана
Энтони.
- Паршивые крысы! Папские кадильницы! Акулий корм! - рычал он, тяжело
опираясь руками на перила капитанского мостика. - Когда я научу вас,
бездельников, быстро бегать по вантам? Господи! - он поднял глаза к небу.
- За что ты покарал меня этими трухлявыми мощами? Эй, на юте! Чего рты
раскрыли? А ну, быстрее загружайте трюм, загружали бы вами черти котлы в
пекле!
Капитан гремел в полный голос - работа на корабле кипела.
На верхней ступеньке трапа, ведущего на капитанский мостик, сидел
хмурый, подавленный Джон Хинт с трубкой в зубах и черной бутылкой рома на
коленях. Конец его деревяшки, окованный медью, торчал словно ствол
мушкета. Когда коронер подошел к трапу, Джон Хинт, не меняя позы, сказал
ему, словно они уже давно беседовали:
- Напрасно парни привели тех душегубов к тебе...
- А чего их жалеть? - удивился Джон Шорт, не удивляясь, однако, тому,
что Хинту уже известно про убийство: в небольшом Дептфорде все новости
распространяются моментально.
- Это уж точно, поторопились, - так же задумчиво продолжал старый
боцман. - Им бы сейчас сушиться на рее "Золотой лани". Скажу я тебе, Джон,
если бы тут был адмирал Дрейк, он бы собственноручно накинул им петли,
потому что сэр Френсис любил беднягу Кита.
- Если они виновны, от виселицы не уйдут! - твердо изрек здоровяк.
- Но на рее - видней, - как знаток разъяснил ему мистер Хинт. - Не
следует, Джон, пренебрегать морскими законами джентльменов удачи.
- А ты что, хорошо знал погибшего?
- Как не знать? Кит всегда таскался с сэром Френсисом, когда тот бывал
на берегу. Он собирался написать про нас с адмиралом целую книгу! Толще
Библии. Вот такой толщины, как эта бутылка, - от дна до горлышка. - И для
убедительности мистер Хинт показал бутылку.
- Капитан! - позвал коронер. - Этот Марло - не ваш родственник?
- Я впервые увидел его вместе со стариной Джоном, - хрипло ответил
капитан Энтони. - А для меня старина Джон - лучшая рекомендация. Жалею,
что не оставил его у себя. Но кто же предполагал, что через каких нибудь
два дня появятся его убийцы? - И тут капитан Энтони опять совершенно
разъярился, потому что рявкнул, нисколько не боясь кары небесной. - Видно,
акции свидетель.
- Зачем ты обо всем этом рассказываешь мне, Кит? - впервые спросил
капитан Энтони.
- Вот зачем. Запомните раз и навсегда, дядюшка: у вас никогда не было и
нет родственника по имени Кристофер Марло, а вы только вот недавно
познакомились с каким-то повесой, который приплелся вместе со старым
Джоном. Всякое может случиться, и я не хотел бы, чтобы вы ни за что
пострадали. В случае чего...
- В случае чего, - загремел капитан Энтони, - не забудь: через десять
дней этот красавец выходит в море. Паруса крепкие, пушки пристреляны,
порох сухой и ядра наготове. Начнется погоня, так что? Ведь в море не
разберешь, где королевский корабль, а где пиратский капер...
- Обязательно буду помнить, дядюшка, - благодарно склонил голову
Кристофер. - Пусть кок принесет еще рому. А этот чемодан мы за милую душу
опустошим на холодных ветрах в море. Вот именно, в море! Оставаться на
берегу противопоказано. Меня пока что освободили, но только лишь потому,
что я напугал милордов из Тайного совета обещанием не молчать на суде.
Начинался рассвет 28 дня, месяца июня, года 1593.
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ В КОРЧМЕ "СКРЕЩЕННЫХ МЕЧЕЙ"
Было утро 30 мая 1593 года.
Кристофер Марло, как ему и мечталось, в небрежно расстегнутой сорочке,
с белым гусиным пером в руке стояч возле настежь растворенного окна, чтобы
даже оконная рама не напоминала ему про ненавистную тюремную решетку, и в
который раз любовался опрятной "Золотой ланью" сэра Френсиса Дрейка.
Молодец все же этот Джон Хинт! Держит корабль, который уже принадлежит
истории, в образцовом состоянии! Редко все-таки человеку выпадает удача
делать то, что ему самому нравится. Как он написал в поэме:
Мы чувству не вольны отдать приказ,
Судьба сама решает все за нас.
["Геро и Леандр", серенада первая]
Уже тридцать лет исполнилось ему, а сделанного им самим, по сути, очень
мало. Всегда не хватает времени, потому что и он предоставил судьбе в
особе лорда Уолсингема право решать все за себя. Но ныне это временное
право можно отменить: Англия - в безопасности. С католическими заговорами
покончено. Великая Армада - пристанище для рыб и осьминогов, вождь
гугенотов Генрих Наварра увенчан королевской короной, и Франция из врага
превратилась в друга. Таким образом, кажется, что отныне будет достаточно
времени, чтобы наверстать упущенное.
Что же он к этому времени успел? Что у него за плечами? Несколько
студенческих переводов из Овидия и Лукана, да еще спешно, "на барабане",
написанные трагедии "Дидона, царица Карфагена", "Тамерлан Великий",
"Трагическая история доктора Фауста", "Мальтийский еврей", "Эдуард II" и
недавно завершенный "Гиз". Только шесть драм. Да еще поэма "Геро и
Леандр", над которой нужно еще работать и работать.
Кристофер с горькой, безрадостной улыбкой вспомнил выразительное
свидетельство севильского епископа Исидора: "У латинян несчетное число
книг написал Марк Теренций Варрон [Марк Теренций Варрон (116-28 гг. до
н.э.) - автор 620 книг; до наших дней дошли только фрагменты]. У греков
хвалят и славославят также Халкентера [Халкентер (медноутробный) -
прозвище знаменитого грамматика Дидима (I ст. до н.э.), которого считали
автором 3500 разных но тематике произведений] за то, что он создал столько
книг, что любому из нас не под силу даже переписать их своей рукой".
Потеря времени - невозвратная потеря творений... Однако все-таки, если
реально оценить неблагоприятные для серьезного творчества обстоятельства,
он хотя и сделал немного по объему, все-таки достиг кое-чего: ввел в пьесу
центральный образ - идею, вокруг которой вращается все действие, отбросил
в диалоге рифмованный стих как менее гибкий по сравнению с "белым" стихом;
он стал рифмовать лишь заключительные афористические концовки периодов.
Эти новшества уже подхватили Томас Неш, Роберт Грин и молодой актер Вильям
Шекспир, который очень успешно дебютирует в драматургии. Достаточно
сравнить его "Эдуарда" и шекспировского "Ричарда III", чтобы убедиться в
этом. А это хорошо, когда у тебя есть последователи, и, главное,
понимающие. Это и самому тебе придает силы и уверенность, ибо
свидетельствует, что ты - на верном пути. Но упаси боже самому
остановиться на полдороге. Каждая находка должна получить свое дальнейшее
развитие. Ныне
Как путешественник, край неизвестный
Идет он открывать.
[Кристофер Марло, "Эдуард II", акт V, сцена 7]
Шум внизу привлек его внимание. Горлопаны выкрикивали властно,
по-хозяйски. Кристофер прислушался.
- Где он? - во весь голос спросил кто-то басовито. - Что молчишь? Я
хочу услышать, как ты квохчешь, курица!
- О ком вы спрашиваете, господин? - это уже голос владелицы корчмы
Элеоноры Булль, немного испуганной бесцеремонным и оскорбительным
вторжением.
- А ты что, держишь по нескольку мышей в одной мышеловке? А ну, не
болтай лишнего и веди нас наверх!
По деревянным ступеням громко затопотали ноги, но железо не звенело.
Значит, это не солдаты ее величества.
Дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату разом ввалились трое.
Из-за широких плеч мужчин выглядывали испуганные глаза хозяйки, еще
молодой и миловидной.
- Так и есть - вот он!
- Крис, дружище!
- Учти, парень, непрошеных гостей встречают не с пером в руке, а с
кинжалом!
- Эй, хозяйка, вина и еды на стол!
- Не жалей мяса, потому что угощаешь волков!
- Гляди не нацеди вместо вина какой-либо кислятины, а то придется тебе
лить слезы в кубок!
- Ну, Крис, теперь давай расцелуемся!
Пузатый толстяк Роберт Поули сгреб Кристофера в объятия, а Ингрем
Фрайзерс - секретарь Томаса Уолсингема, племянник сэра Френсиса, а также
Никол Скирс, давний агент Си-Ай-Си, обхватили их с боков крепкими
ручищами, и они все вчетвером весело закружили в каком-то неповоротливом
медвежьем танце, наступая друг другу на ноги.
Это неожиданное появление коллег по ведомству лорда Уолсингема утешило
Кристофера. Он даже немного расчувствовался. Нет, есть все-таки на свете
друзья, которые не забывают тебя в беде.
- Не ждал? - спросил упитанный Роберт Поули. Тяжело дыша, он швырнул на
скамью кожаную сумку, расстегнул на животе камзол и уселся верхом на стул,
будто на коня, вытирая платком лицо, покрытое потом.
Фрайзерс и Скирс тоже сели к столу, глядя на Кристофера с лукавыми
усмешками, словно любуясь им и спрашивая: "Ну так что, видишь, какие мы?"
- Не скрою, я действительно не ждал вас, поэтому еще больше рад, -
сказал Марло. - Однако, боюсь, нам придется отложить пирушку: меня
ежедневно ждут не дождутся в канцелярии Тайного совета.
- К чертям канцелярию! - небрежно вымолвил Фрайзерс. - В случае чего мы
все засвидетельствуем, что ты весь день находился под нашей надежной
охраной.
- Это было бы великолепно - именно такой охраны недоставало мне в
Нью-Гейте. Но, Ингрем, пока ваше свидетельство дойдет по бюрократической
лестнице наверх, я уже снова как пить дать буду гонять по камере тюремных
крыс.
- Не дрейфь, Крис, - снова подал голос Поули, успевший отдышаться. -
Ха, тюрьма! Тюрьмы для того и строят, чтобы в них сидел кто-нибудь!
Немного там посидеть и нам не помешает. Это я знаю по личному опыту.
Впервые меня упекли в Маршалси - темницу для политических заключенных - по
приказу самого шефа. А для чего? Чтобы дать возможность бежать и
присоединиться к заговору Бабингтона, когда католические агенты
намеревались освободить Марию Стюарт. И что же? Я до сих пор с
удовольствием вспоминаю то время. Вина - море, жратвы - сколько пожелаешь,
под боком - любовница. А мою жену даже к ограде не подпускали.
- Да здравствуют тюрьмы - единственные убежища от ревнивых жен! -
выкрикнул Никол Скирс.
- Дельный тост! Что там возится эта фарфоровая кукла? Вероятно, боится
разбить свои прелести! - нетерпеливо заметил Ингрем и мимоходом бросил
Скирсу: - Ну-ка, Ник, разожги камин - с огнем уютнее и веселей.
Фрайзерс снял пояс с кинжалом и повесил его на спинку стула. Кристофер
видел, что его неожиданные гости собираются и в самом деле отнять у него
весь день.
- А второй раз я сел в тюрьму, - продолжал воспоминания Поули, - когда
по моим спискам начали хватать заговорщиков. Само собой, схватили и меня,
чтобы не вызвать никакого подозрения. Ведь агент должен быть засекреченным
до конца акции, ибо ее развитие очень трудно предвидеть заранее. Ха! Тогда
мне выпала высокая честь: я сел в тюрьму королей, пэров и лордов - Тауэр!
О той акции у меня остался на память отличный сувенир - бриллиант
Бабингтона. Со временем я заложил его в Париже, чтобы купить для Си-Ай-Си
некоторые тайные сообщения испанского посла, дона Бернандино де Мендоса.
- Того, которого выставил из Англии сэр Уолсингем? - спросил Фрайзерс.
- Именно того самого, что принимал участие во всех заговорах в пользу
Марии Стюарт, того, который чванливо сказал сэру Френсису, когда тот
объявил его персоной нон грата: "Бернандино де Мендоса рожден не
организовывать заговоры в странах, а завоевывать эти страны". Испанский
лис знал еще тогда [1584 год; Великая Армада двинулась летом 1588 года] о
замысле прямой интервенции, уже одобренной папой римским.
- А бриллиант был оплачен? - вклинился в разговор Никол Скирс.
- Еще бы! Те документы стоили нескольких бриллиантов. Добавлю: с того
времени мне не идет давнее прозвище "Джентльмен Безденежный".
Все это Роберт Поули выговорил с таким уважением и почтением к себе,
что остальные покатилась со смеху. А толстяк только удивленно моргал. С
чего это они словно рехнулись?
В эту минуту хозяйка, молодая вдова бывшего корчмаря "Скрещенных мечей"
Булля, вместе со служанкой внесла в комнату вкусно пахнущий котел, хлеб,
тарелку с мелко нарезанным луком и редиской, а также корзину с бутылками и
кубками. Жадный до еды, Поули сразу же поднял крышку котла и даже крякнул
от аппетитного запаха картошки с бараниной.
- Ты что, в самом деле собираешься в Лондон? - чуть ли не прокурорским
голосом спросил он Кристофера.
- Остаюсь, - поднял руки вверх Марло. - Но на вашу ответственность!
- Об этом не беспокойся - ответим, - сказал Ингрем Фрайзерс.
- Ха, ответственность! Я только что возвратился из Гааги с важными
бумагами. - Поули ткнул пальцем в сторону кожаной сумки на скамье. - Но,
как видишь, не тороплюсь... Кстати, что у тебя нового по части твоих
писаний?
- Да так, трагедия "Герцог Гиз". А вы знаете: Мария Стюарт из рода
Гизов...
- Крис, неужели тебе до сих пор не дают покоя лавры старого болтуна
Гомера? Учти, как это символично: он был слепым!
- Ну и что же, зато видел больше, нежели зрячие, - ответил Кристофер. -
А теперь благодаря именно Гомеровым писаниям мы имеем возможность поднять
кубки за нашего славного предшественника, хитромудрого шефа Си-Ай-Си
ахейцев сэра Одиссея из Итаки!
Шутка подействовала - в кубках зашипело вино. Как обычно, после первого
кубка ели молча. Внизу, в трапезной корчмы, уже слышались голоса дневных
посетителей - моряков и портовых клерков. Пояс Фрайзерса и кинжал со
стуком свалились на пол. Ингрем наклонился и повесил его на место.
- Слышал я, - с набитым ртом сказал Никол Скирс, - будто ты, Кит,
намереваешься бросить службу в Си-Ай-Си.
- Это не слухи, Никол, - поучительно поднял палец Кристофер, - и тебе
передали верно. Так что это не слух, а точная информация.
- Но из-за чего ты решил осиротить это весьма уважаемое ведомство? -
спросил Фрайзерс.
- Агентурная разведка - не мое призвание. Мечтаю о другом.
- О чем?
- Буду писать, ребята!
- Но ведь ты же на протяжении десяти лет работал у нас, к тому же
охотно и удачно. Вспомни, сколько раз мы брали верх над испанскими
агентами, тайными легатами папы, французской католической лигой, орденом
иезуитов! А теперь - все? Как тебя понимать?
- А очень просто. Я считаю, что когда отчизна в опасности, когда ей
угрожает иностранная интервенция, обязанность и призвание каждого патриота
- стать солдатом! В мирное время - это не обязательно.
- Эх ты, слепой Гомер! - подал голос и Поули. - Легко войти в игру, но
трудно из нее выйти...
- Надеюсь выйти из нее так же быстро, как из тюрьмы Нью-Гейт.
- Не забывай, Кристофер, - со значением сказал Поули и тяжело глянул
исподлобья, - ты из нее вышел второй раз, а господь бог любит троицу.
Воспоминание о первом заключении всегда угнетало Кристофера, и тут он
стал хмурым.
Все произошло тогда из-за высокомерного Томаса Уотсона, склонного к
злым шуткам.
Лорду Уолсингему следовало бы приструнить своих подчиненных за их
безнаказанные поступки, а особенно Уотсона, потому что шутки его граничили
с патологической жестокостью. Достаточно припомнить случай, когда он для
развлечения вдохновенно и упрямо вдалбливал одной пострадавшей женщине,
мужа которой неожиданно арестовали, что она - внебрачная дочь испанского
короля и, значит, наследница короля Священной Римской империи, Испании,
Португалии, Нидерландов, Италии, Сицилии, Англии и Шотландии, а возможно,
в будущем - даже Франции. Вся Европа - под ее державною рукой! Так не
стоит ли ей приказать, чтобы отрубили головы палачам ее мужа? Бедная
женщина поверила в эту чепуху и, к радости Уотсона, начала болтать лишнее,
вследствие чего и сама попала в тюрьму и чуть не была сожжена. Но в
последний момент судьи опомнились и несчастную женщину всего лишь голой
выставили под плети палачей на потеху охочих до развлечений уличных
ротозеев... Мерзавец этот Уотсон! А он, Кристофер, слишком долго находился
на континенте, исполняя под видом путешествующего студента задания
Си-Ай-Си, чтобы знать хорошо о внеслужебных развлечениях своих островных
коллег. Именно Уотсон, злопамятный и мстительный, втянул Кристофера,
который только что вернулся из Шотландии, в хитро замышленное убийство
Вильяма Бредли, сына корчмаря в Нортон Фольгейте. Разве знал Марло, что за
несколько дней до этого Уотсон, без копейки в кармане, поссорился с
Вильямом, потому что тот не дал ему в долг, и запустил ему в голову пустым
горшком.
- Кит, ты не забыл еще упражнения с мечом? - спросил тогда Уотсон.
- О чем идет речь? - поинтересовался Марло.
- Надо припугнуть одного дурака.
- Только припугнуть?
- Слово джентльмена!
18 августа 1589 года на Хог-Лейн-стрит произошел тот злосчастный
поединок на мечах. Жители улицы начали звать констебля. Но тут появился
вооруженный Томас Уотсон, который нанес Вильяму Бредли смертельный удар...
Разные люди работают в Сикрет Интелиндженс Сервис. Негодяи - тоже.
Словно продолжая эти грустные размышления Кристофера, Ингрем Фрайзерс
добавил:
- Если бы тогда не было доказано, что Бредли убили при самозащите, ты с
Уотсоном качался бы на перекладине. Но наш мудрый шеф, сэр Френсис,
посчитал такое зрелище несвоевременным, а, значит, и неуместным.
- Что ж, труд драмодела тоже приносит свой хлеб, - философски заметил
Роберт Поули. - Но про что ты собираешься писать, мой любимый Крис?
- А хоть бы про заговор Бабингтона, который завершился казнью королевы
Шотландии. Чем не трагедия? - ответил Кристофер и, словно поддразнивая
толстопузого Поули, со смехом добавил: - Негативный интриган Роберт Поули
собственной персоной, которого популярный театр Джеймса Бербеджа любезно
пригласит на исполнение этой ведущей роли.
Сейчас он никого не боялся: дядюшка Энтони готовится к выходу в море!
- В таком случае, Крис, вернемся к Гомеру, - совершенно серьезно и
сдержанно сказал Поули. - Троянская война длилась десять лет. Еще десять
лет путешествовал, по твоему удачному определению, хитроумный шеф Си-Ай-Си
ахейцев сэр Одиссей из Итаки. Дадим Гомеру минимальный срок на сотворение
"Илиады" и "Одиссеи" - пять лет. В целом имеем четверть столетия, то есть
прошло немало времени, когда тайны уже не имели смысла. А ты собираешься
писать о событиях, которые и доныне имеют свое развитие. К примеру,
возьмем твою драму "Тамерлан Великий". В ней ты использовал секретный
трактат Поля Ива по фортификации, и наши враги, французские католики,
дознались, что планы их крепостей выкрадены. Уже за это тебя следовало бы
покарать, потому что ты выдал врагам государственную тайну. А нам ничего
другого не оставалось, как напечатать французскую "Практику фортификации",
хотя она могла бы сыграть куда более значительную роль. Кому это было
надо, сэр Гомер?
- Да, все это как-то хорошо укладывалось в пьесу, - неловко пробормотал
Кристофер, потому что действительно тогда провинился.
- "Хорошо укладывалось", - буркнул Ингрем и со всего размаху вогнал нож
в стол. - Если бы не сэр Френсис, тебя бы самого уложили. Если я не
ошибаюсь, с того времени твоим личным цензором - обратите, какая честь! -
вынужден был стать сам Томас Уолсингем, который первым читал твои
рукописи. И я знаю, сколько всего, что "хорошо укладывалось", он
повычеркивал!
- Что было, то сплыло! - резко отрубил Кристофер. - Война миновала, мы
- победители, и время поэту отложить мушкет и вынуть звонкую лиру из
солдатского мешка.
- Красиво говоришь...
- Надеюсь, теперь Томас уже не будет читать-мои произведения.
- Да, возможно, теперь он уже не будет читать, - задумчиво согласился
Фрайзерс.
- Черт бы тебя побрал, Крис, вместе со всей твоей писаниной! -
неожиданно разъярился Никол Скирс. - А я еще слышал, будто ты угрожал
членам Тайного совета. Ты мировой парень, и мне просто жаль тебя...
- Не пьяней так быстро, Ник, - сказал Кристофер. - В корчме еще
достаточно вина.
- Оставим эту болтовню, а то еще поссоримся, - сверкнул глазами Поули.
- Кристофер сам выбрал свою судьбу. Лучше, пока у нас еще есть время,
попьем винца и послушаем трагедию "Герцог Гиз". Для писаки нет большего
удовольствия, чем прочитать что-нибудь новое друзьям. Верно, Крис?
- Верно, Роб, это давняя слабость нашего брата.
- К слову, сколько у тебя экземпляров?
- Только этот черновик и еще оригинал у Джеймса Бербеджа.
- Разве ты до сих пор не отдал в печать?
- Как-то не пришлось... Так вы будете, наконец, слушать?
- А что ж, послушаем. Читай на наш суд.
- Три судьи - один подсудимый, - пошутил Кристофер и улегся с рукописью
на горку подушек.
ТРИ СУДЬИ - ТРИ ПАЛАЧА
Дептфордский коронер Джон Шорт [короткий (англ.)], в противовес своей
фамилии, был на редкость высоким, могуче сложенным мужчиной, что много
значило при исполнении им нелегких служебных обязанностей слуги ее
величества. По крайней мере, один его вид лишал преступников и наименьшего
желания оказать сопротивление. Одним словом, кулачищи Джона Шорта снискали
в округе больше почета и уважения, нежели его квадратная голова на бычьей
шее. Однако его кулачищи были только крайне необходимым дополнением к
упрямой бульдожьей челюсти на пол-лица. Если Джон Шорт за что-нибудь
принимался, то он держался за это мертвой хваткой, от чего его
показательная челюсть еще больше каменела.
Возбужденные крики за дверями вынудили его подняться во весь
богатырский рост, и он в своем монументальном величии с достоинством ждал,
что же будет дальше.
А дальше настежь растворились двери, и в сопровождении констебля Томаса
Доджа в уголовное святилище Джона Шорта ввалилась целая толпа портовых
грузчиков и моряков, которые здоровенными, крепкими тумаками подталкивали
трех неизвестных с залитыми кровью лицами - безусловно, преступников,
которых поймали на горячем. Коронер в этих делах знал толк!
Появление внушительного Джона Шорта сразу прекратило гомон.
- Том, - обратился он к констеблю, словно никого, кроме них, в
помещении не было, - это еще что за мешки с костями?
- Убийцы, шеф, - ответил бравый Томас Додж. - В корчме "Скрещенных
мечей" они порешили Кристофера Марло, постояльца вдовы покойного добряка
Булля. А все эти честные люди, - констебль широко повел рукою, - схватили
убийц на месте преступления. Все они - свидетели.
- Так! - резюмируя, изрек Джон Шорт и мудро объявил, чем вызвал
значительное оживление среди присутствующих: - Где убийцы, там и палачи.
Закон есть закон!
Он подтянул пояс со шпагой и приказал констеблю:
- Посади этот харч для воронья под замок и не спускай с них глаз. А я
пойду в корчму и посмотрю, что там.
В сопровождении толпы любопытных свидетелей, которая двинулась за ним
на почтительном расстоянии, он направился в корчму "Скрещенных мечей".
Ясное дело, вдова Булля умывалась ручьями слез - женщина есть женщина.
- Слезами горю не поможешь, - произнес вторую за этот день сентенцию
Джон Шорт и решительно принялся за дело: - Рассказывай, что тут произошло.
- Не знаю, господин, - всхлипывая, ответила женщина. - Я была внизу, а
они вчетвером веселились наверху. Меня они не звали, потому что с утра
набрали всего вдоволь. Неожиданно послышался такой жуткий крик, что волосы
зашевелились. До сих пор тот крик слышу, господин, - Элеонора Булль
приложила уголок подола к покрасневшим, опухшим глазам. - Я побежала к
ним, но у них двери были закрыты. Тогда эти люди, - она указала рукой на
свидетелей, толпившихся за широкой спиной коронера, - тоже прибежали и
высадили дверь. Потом били тех троих, а затем повели их к вам, господин.
- А что там, наверху?
- Не знаю, господин, - боюсь зайти.
- Я знаю! - вдруг отозвался пискливый голос, и Джон Шорт поискал внизу
глазами, чтобы выяснить, кто это осмелился нарушить ход весьма важного
следствия. Шлепок, которым вдова наградили Своего малолетнего сорванца,
выдал его с головой.
- Помолчи! - рассердилась она на сына.
Вот это "помолчи" и сделало рыжего от веснушек, взлохмаченного Питера
Булля самым главным свидетелем по делу, ибо Джон Шорт считал, что при
данных обстоятельствах право наказывать имеет здесь только он.
- Ты, женщина, сама помолчи, если тебе нечего сказать, - сурово
проговорил он и уставился на малолетнего Питера: - Что же ты знаешь?
- Те трое, пока их не побили, бросали в камин бумаги! - одним духом
выпалил юный наследник корчмарей.
- Откуда ты знаешь?
- С дерева, - ответил Питер.
- Как это - с дерева? - не сообразил Джон Шорт.
- Я сразу влез на дерево, что растет под окном, и все видел, - гордо
сообщил Питер. - А тот, пузатый, заметил меня и швырнул в меня бутылкой.
Эта бутылка до сих пор валяется на огороде.
- А ну, принесите-ка кто-нибудь бутылку, - приказал коронер, и важное
вещественное доказательство свидетельства Питера было вмиг доставлено.
- Так! - сказал Джон Шорт и одобрительно похлопал юного Булля. -
Молодцом! Что ты еще видел?
- А еще я видел, как лупили тех троих. Но вы, господин, отлупили бы их
куда как лучше. Это всем известно!
Джон Шорт хмыкнул, чтобы скрыть удовлетворенность от такого
громогласного признания его способностей, и спросил Элеонору Булль:
- Откуда убитый появился у вас?
- Не знаю, господин, - снова прослезилась та. - Он был такой тихий и
уважительный...
- Я знаю! - уже храбро вмешался мальчишка. - Он целую ночь пьянствовал
с мистером Джоном Хинтом на корабле капитана Энтони Марло!
- Марло? А это тебе откуда известно?
- Когда он пришел к мистеру Хинту, я был на палубе "Золотой лани", -
скромно сообщил Питер.
- Вот что! - ни к кому не обращаясь в отдельности, сказал могучий
коронер. - Я сейчас пойду на берег, а вы тем временем внесите тело в
каплицу. - И еще властно предупредил: - Но до моего возвращения больше
ничего в комнате не трогать! А ты, Питер, за этим проследи! - напоследок
припугнул он присутствующих и вышел из корчмы.
Еще издалека был слышен пронизанный неподдельной яростью голос капитана
Энтони.
- Паршивые крысы! Папские кадильницы! Акулий корм! - рычал он, тяжело
опираясь руками на перила капитанского мостика. - Когда я научу вас,
бездельников, быстро бегать по вантам? Господи! - он поднял глаза к небу.
- За что ты покарал меня этими трухлявыми мощами? Эй, на юте! Чего рты
раскрыли? А ну, быстрее загружайте трюм, загружали бы вами черти котлы в
пекле!
Капитан гремел в полный голос - работа на корабле кипела.
На верхней ступеньке трапа, ведущего на капитанский мостик, сидел
хмурый, подавленный Джон Хинт с трубкой в зубах и черной бутылкой рома на
коленях. Конец его деревяшки, окованный медью, торчал словно ствол
мушкета. Когда коронер подошел к трапу, Джон Хинт, не меняя позы, сказал
ему, словно они уже давно беседовали:
- Напрасно парни привели тех душегубов к тебе...
- А чего их жалеть? - удивился Джон Шорт, не удивляясь, однако, тому,
что Хинту уже известно про убийство: в небольшом Дептфорде все новости
распространяются моментально.
- Это уж точно, поторопились, - так же задумчиво продолжал старый
боцман. - Им бы сейчас сушиться на рее "Золотой лани". Скажу я тебе, Джон,
если бы тут был адмирал Дрейк, он бы собственноручно накинул им петли,
потому что сэр Френсис любил беднягу Кита.
- Если они виновны, от виселицы не уйдут! - твердо изрек здоровяк.
- Но на рее - видней, - как знаток разъяснил ему мистер Хинт. - Не
следует, Джон, пренебрегать морскими законами джентльменов удачи.
- А ты что, хорошо знал погибшего?
- Как не знать? Кит всегда таскался с сэром Френсисом, когда тот бывал
на берегу. Он собирался написать про нас с адмиралом целую книгу! Толще
Библии. Вот такой толщины, как эта бутылка, - от дна до горлышка. - И для
убедительности мистер Хинт показал бутылку.
- Капитан! - позвал коронер. - Этот Марло - не ваш родственник?
- Я впервые увидел его вместе со стариной Джоном, - хрипло ответил
капитан Энтони. - А для меня старина Джон - лучшая рекомендация. Жалею,
что не оставил его у себя. Но кто же предполагал, что через каких нибудь
два дня появятся его убийцы? - И тут капитан Энтони опять совершенно
разъярился, потому что рявкнул, нисколько не боясь кары небесной. - Видно,