Страница:
седлу кобурах торчали пистолеты. За офицером торопилось полдюжины солдат в
лохматых медвежьих шапках, надвинутых на самые брови.
- Коронер Шорт? - спросил офицер, сдерживая на причале разгоряченного
коня, который возбужденно бил копытами по деревянному настилу.
- Так точно, сэр! - ответил Джон.
- А, будь вы неладны! Я вас еле нашел...
- А что у вас произошло, благородный сэр?
- У меня - ничего, а вот у вас сегодня произошло убийство.
- Я знаю об этом, сэр, - спокойно ответил Джон. - Убийцы задержаны, и я
провожу расследование.
- Прошу немедленно передать мне дело, вещественные доказательства и
задержанных! - властно приказал незнакомец.
- На каком основании, сэр? Кто вы такой?
- На том основании, что вы имеете честь разговаривать с сэром Демби -
коронером двора ее величества королевы Елизаветы. Прошу подчиняться моим
приказам!
- Я же говорил, что парни поспешили, - хмуро изрек Джон Хинт и
приложился к бутылке: - За упокой души раба божьего Кристофера!
Однако, к его искреннему изумлению, дептфордский богатырь повел себя
независимо.
- Если я не ошибаюсь, сэр, - сказал он решительно, - власть коронера
двора распространяется только на семь миль вокруг от места пребывания ее
королевского величества. Или не так? Может, в законе есть изменения?
Офицер усмехнулся и глянул на него прищуренными глазами.
- Вы не ошиблись и хорошо знаете закон, коронер. Я вижу, на вас можно
положиться в самых сложных делах. Но хватит разговоров!
- Но вы еще не ответили на мой вопрос, сэр, - напомнил упрямый Джон.
- Охотно удовлетворю ваше законное любопытство, коронер: ее величество
королева Елизавета вместе с вельможным послом короля Франции Генриха
Наваррского сейчас на пути из Лондона в Дептфорд. Через час будет здесь.
- Я же говорил, что корабельная рея лучше королевской виселицы, - опять
ворчливо отозвался Хинт.
- А ты кто такой, старый болтун? - уставился на него сэр Демби.
Джон Хинт гордо распрямил плечи.
- Я, - медленно ответил, - боцман самого сэра Френсиса, хранитель
корабля "Золотая лань" адмирала Дрейка. Эту ногу я потерял, когда мы с
сэром Френсисом...
- Иди проспись! - жестко оборвал его сэр Демби. - Потому что завтра ее
величество вместе с посланцем короля Франции торжественно посетит твою
"Золотую лань". Гляди, как бы тебя самого не вздернули на рею за последнюю
ногу.
Официальная передача дела (закон есть закон) не заняла много времени.
Через полчаса Джон Шорт заглянул в корчму "Скрещенных мечей". Он был
задумчив и хмур.
- Два кубка грогу, миссис Булль, горячего, - заказал Элеоноре.
- Лучше один сначала, господин, - скромно посоветовала корчмарка, -
потому что второй остынет и утратит вкус.
- Не остынет, так как он - для вас. Я угощаю.
- Что вы, господин! Женщине не к лицу выпивка.
- Немножко и женщине можно, - авторитетно заявил Джон.
- Ну, если немножко...
Выглядела она сейчас чистой, аккуратной, спокойной, с умытым от слез
лицом. Джон наблюдал, как она готовит грог, и в глазах у него было
какое-то странное беспокойство, которое почему-то волновало корчмарку,
даже руки стали словно чужими.
- Прошу, посидите со мной, миссис Булль, - предложил Джон. - Если вы не
возражаете, побудем вместе это время, пока никого нет.
- Спасибо, господин, - Элеонора осторожно присела к столу, на самый
краешек стула. Руки спрятала под аккуратный фартук.
Джон отхлебнул из теплого кубка и с едва заметной печалью, которую не в
силах был скрыть, проговорил, словно размышляя вслух:
- Так что задумал я уйти со службы. У меня для нее, вероятно, не
хватает ума и таланта, потому что не могу что-либо понять...
- Не говорите так, господин, все вас любят и уважают.
- Все? - Джон напрасно пытался заглянуть со своей высоты ей в глаза.
- Я это слышала, господин, - опустила ресницы Элеонора.
- Вот о чем я думаю, - Джон кашлянул, потому что голос у него вдруг
стал хриплым. - Живете вы здесь одна, с маленьким сыном и служанкой. А в
двери корчмы разный народ входит.
- Это - так...
- Взять хотя бы сегодняшних бандитов... Кто испугается одинокой
женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить
одинокую женщину.
- Ваша правда, господин.
- Какой я господин? Говорите мне просто - Джон.
- Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
Джон быстро наклонился к кубку.
- Я вот о чем думаю... Эли, - выжимал он из себя слова, - у меня есть
кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму
перестроить в постоялый двор. И говорю вам, ни один из буянов здесь и не
пискнет!
- Я уверена в этом, Джон.
- Это уж точно! - поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. - И
маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть... я
что... я хотел сказать... - Джон в растерянности начал краснеть.
- Вы хорошо сказали, Джон, - маленькая рука Элеоноры мягко легла на его
здоровенную ручищу.
Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога...
...Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского
величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути,
оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
"...и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе
между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом
не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же
и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у
последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться
от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что
названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте
упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную
рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой
смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте
умер".
Вскоре Ингрем Фрайзерс получил высочайшее помилование ее королевского
величества и вернулся к своим будничным обязанностям - секретарствовать в
Скедбери-Хауз, резиденцию Томаса Уолсингема, племянника сэра Френсиса.
А что произошло с Робертом Поули и Николасом Скирсом? Уже через неделю
их выпустили на свободу как непричастных к убийству в корчме "Скрещенные
мечи". Первое, что сделала эта ловкая парочка, - направилась в
казначейство Тайного совета и потребовала платы.
- С каких это пор, - ехидно спросил клерк, - мы начисляем заработную
плату лицам, которые шляются по корчмам и отдыхают по тюрьмам?
- Не мели чепухи! - прикрикнул на него Поули. - А ну, отсчитай нам
деньги. Вот, читай! - он ткнул под нос клерку приказ. - Что здесь
написано? "В указанное время находились на службе ее величества". За
каждый день - шиллинг. Быстро гони кругляшки в наши кармашки!
А над покойным ложь и клевета справляли свой шутовской танец, потому
что имели, видать, опытного постановщика. Передавали всякое, для того
чтобы через грязный слой слухов, перемешанных со сплетнями, не смогли
пробиться и слабые ростки правды. Одни говорили, что он умер на улицах
Лондона от чумной эпидемии, другие рассказывали, что вроде бы очумевший от
рома Кристофер подрался в кабаке с такими же пьяными повесами, не поделив
какую-то юбчонку, мало для них проституток - вон их сколько шляется. Слово
за слово, дело дошло до ножей, и вот - пожалуйста! Но хватало и таких,
которые в ответ на все это, словно сметая паутину, читали огненные строки
из "Тамерлана Великого":
Столкнитесь, небо и земля! Конец!
Земля утратила все, чем гордилась.
А небо дух свой избранный сожгло!
Земле и небесам над ним рыдать,
Но лучшего вовек им не создать!
[Кристофер Марло, "Тамерлан Великий",
часть 2, акт V, сцена 3]
Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия церковников. Была издана
"поучительная книжечка" "Видение божьего суда", в которой преподобный
Томас Берд доказывал, что смерть негодного еретика Марло - это перст божий
и небесная кара. Он писал:
"В атеизме и нечестивости не уступая другим, о ком шла речь, вместе с
ними был покаран один из наших соотечественников, оставшийся в памяти
многих под именем Марлин, по образованию - ученый, воспитанный с юных лет
в университете Кембриджа, но по роду занятий - драмодел и непристойный
поэт, который, давая слишком много воли своему разуму и не желая считаться
ни с какой уздой, погряз (как и следовало ожидать) в такой крайности и
озлоблении, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах
кощунствовал над троицей, но также (как истинно свидетельствуют) писал
книги против нее, уверяя, что наш Спаситель - лицемер, а Моисей - фокусник
и развратитель народа, что святая Библия - лишь пустопорожние и никчемные
сказки, а вся религия - выдумка политиков. И вы посмотрите, какое кольцо
господь вдел в ноздри этого пса лающего..."
Этот печатный донос они читали вдвоем - Томас Неш и Ричард Бербедж.
- Бедный дружище Кит! - сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в
мусорную корзинку. - Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с "Гизом"?
- В том-то и дело, что никак, - нахмурился актер и, словно защищаясь,
поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее
слово натуру Неша. - Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай
ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.
- То есть как это - исчезла? - у Томаса гневно сошлись брови.
- Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался
этот бездарный стихоплет Уотсон [Томас Уотсон тоже писал драмы и стихи,
маскируя этим свою работу в Сикрет Интелиндженс Сервис; но его
произведения были такого низкого художественного уровня, что ни одно из
них до нас не дошло], из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на
виселицу, но не пойманный - не вор. Кому и что тут докажешь?
- Прибью негодяя! - поклялся Неш.
Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.
- Не прибьешь, Том. Не прибьешь...
- Вот увидишь!
- Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам
известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого
не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой
премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.
- Ты что, смеешься надо мной?
- Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность
изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над "Дидоной". Так
что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную
рукопись "Гиза".
- "Восстановить"! - во весь голос выкрикнул Неш. - Ты хотя бы
приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере,
понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это
невозможно... Я же не заучивал ее на память!
- Возможно, Том, - непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый
Ричард. - И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я
готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное - не
тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в
этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу.
Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.
- Если так - согласен! - твердо сказал Неш.
- Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо
на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На
мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название - "Парижская резня".
Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло "Парижская
резня", возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было
у него - этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не
существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или
описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из
доносов или свидетельств под пытками [например, до нас дошли
отрицательные, ибо таких от него требовали, свидетельства драматурга
Роберта Кида, которых от него добились в те же дни, когда был в последний
раз арестован Кристофер Марло; за это Кида освободили из тюрьмы, но он,
покалеченный пытками, вскоре умер, нищенствуя на улицах Лондона], которые
сберегались в секретных архивах елизаветинского времени...
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Груз для горилл".
OCR & spellcheck by HarryFan, 31 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Вполне возможно, что у обвиняемого ученость
переродилась в распущенность. Но в распущенность,
которая не карается по закону. Прошу вас помнить
об этом, господа присяжные, когда вы будете
оглашать свой вердикт.
Томас Диш "Благосостояние Эдвина Лолларда"
Бизнес утверждает свое влияние в сфере
исполнительного искусства, не пренебрегая
никакими методами.
Американский журнал "Эвергрин"
Я работаю Старшим Искателем Недостатков в литературной секции ФБР-Х -
Федеральном Бюро Рукописей (художественных). Наше Бюро базируется на пятой
планете системы двух солнц - Альфы и Омеги, в самой гуще Волос Вероники.
Кабинет мой прекрасно оборудован для плодотворной творческой работы. К
моим услугам сверхмощный электронно-вычислительный центр "Чтец" на миллион
операций в секунду и картотека на 500.000 сомнительных фраз-выражений,
которые при желании можно отыскать в любой художественной рукописи.
Собственно, моя работа состоит в том, чтобы регистрировать перфоотзывы
"Чтеца" и своевременно отсылать их в "Критическую газету", самое крупное и
самое влиятельное издание Системы.
Должность моя чрезвычайно ответственная. По сути, от четкой и слаженной
работы нашего Бюро зависит стабильность общественных институтов,
непоколебимость гражданских идеалов, лояльность мыслей и деловых
наклонностей каждой отдельной особы. Это очень важно, если принять за
аксиому, что поступательное движение любой цивилизации зависит в
арифметической прогрессии от общего интеллектуального уровня общества в
целом. Наша цель - высокообразованная, гармонично развитая личность,
человек, способный на самостоятельный анализ и широкие абстрактные
обобщения, без чего немыслимо существование колонии в условиях Дальней
Вселенной, на колоссальном удалении во времени и пространстве от
Прапланеты. А достичь этого невозможно без всестороннего художественного
воспитания. Только эмоциональная сила искусства способна расшевелить вялое
воображение пресыщенного человека, научить его осмысливать неожиданности
космоса в широких философских категориях.
Однако на заре нашей цивилизации мы в этом вопросе столкнулись с,
казалось бы, непреодолимыми трудностями. Если коротко обрисовать ситуацию,
она будет выглядеть так. Любая Государственная Система не может
существовать без Искусства, ибо оно возвеличивает и утверждает ее
социальные принципы. В то же время существование самого Искусства также
зависит от Государства, а точнее - от его экономической поддержки, ибо
настоящий расцвет Искусства требует значительных ассигнований и дотаций.
Иначе оно может деградировать до пещерных рисунков. Да, именно до
пещерного примитивизма, когда первобытный охотник для чисто ритуальных
целей выдалбливал на каменной стене контур дикого зверя и грубо
раскрашивал его. Чего стоит рукопись, которая покрывается пылью в ящике
письменного стола? К тому же Искусство требует свободного времени без
служебных хлопот о хлебе насущном.
Эти две общественные величины - Система и Искусство - взаимно повязаны,
но повязаны, если прибегнуть к зрительному образу, как полисмен и гангстер
одной цепочкой наручников. И действительно: любая система уже по своему
назначению тяготеет к стабилизации, а Искусство по самой своей
индивидуализированной природе всякую стабилизацию отбрасывает, ибо она
противопоказана его поступи; Система хочет канонизировать свои
государственные доктрины, Искусство же ломает каноны, ибо без этого оно не
может существовать, без этого оно мертво. Противоречие, которое нельзя
устранить.
Когда-то, еще в довселенскую эпоху, эту опасность, которую хранит в
себе подобное противоречие, предвидел прадавний вещун Рей Брэдбери,
полумифический пророк Прапланеты. Он совершенно обоснованно считал, что в
соревновании "Система - Искусство" непременно выигрывает Власть, и
творения побежденного Искусства поглотит безжалостный огонь, освященный
государственным Законом. С удивительной для того времени проницательностью
он выдвинул пророческую гипотезу, что 451 по Фаренгейту есть именно та
температура, при которой вспыхивает и горит бумага. Его колдовское
предвидение стало предметом бдительного внимания философов и социологов.
Сжигать книги! Запретить индивидуальную мысль! Стандартизировать личность!
Объявить так называемый духовный комплекс проявлением морально-этической
развращенности! Уничтожить противоречие в огне и - делу конец!
К сожалению, его учение оказалось действенным временно, пока
существовали в ограниченных условиях Прапланеты. А перед жуткими,
пронзительными, галактичными глазами Вселенной стандартно-потребительское
воображение оказалось немощным и жалким. Кроме того, сопротивление
унификации мышления приобрело гораздо большие масштабы, чем это предвидел
старец Рей. Возникли многочисленные банды Почитателей Книг, по всей
Прапланете шлялись Чтецы-Декламаторы из тщательно законспирированной секты
Библиофилов, и что хуже - некоторые сумасшедшие фанатики сами писали Книги
обо Всем!
И тогда возник фатальный вопрос: как быть дальше?
А когда возник вопрос, родилось и соответствующее решение проблемы:
пусть Искусство и в дальнейшем исполняет свои государственные функции, но
на новых Всемирно-исторических началах. Решение было необычайно простым:
чтобы никто не увлекался чтением книжек, следует разрешить их читать.
Следует также достигнуть такого интеллектуального уровня, чтобы никто не
писал новых произведений и полностью удовольствовался массовым изданием
классического наследства. А чтобы никто не писал книжек, необходимо
каждого заставить написать хотя бы одно литературное произведение, чтобы
каждый автор на собственном опыте убедился в своем примитивном
антиобщественном мышлении, которое, естественно, противоречит высокому и
благородному назначению Искусства.
И вот постепенно антагонистическое противоречие обернулось в свою
противоположность - идеальную гармонию. Слышно, что на Прапланете
человечество до сих пор делится на горстку талантов и широкие круги
обездоленных графоманов, что нарушает здоровое интеллектуальное равновесие
цивилизации. А вот у нас новые художественные требования породили и новые
идеалы.
Хочешь быть уважаемым членом общества? Сдай экзамены на звание
бакалавра Искусств! А лучше всего - на почетное звание магистра! Хочешь
прославиться на всю Вселенную? Затмить героических Искателей Космических
Кладов? Вписать свое имя на страницы Истории и Энциклопедии? Создай и
опубликуй литературное произведение! Сравняйся с апостолами мысли на
Прапланете - Гомером, Эврипидом, Шекспиром! Но, берясь за это неимоверно
тяжкое и сложное дело, помни, что оно под силу лишь редким гениям. На
протяжении последних столетий никто не сумел подняться вровень с
прадавними корифеями, никто не создал Книгу, достойную нашей эпохи! А ты
попробуй! Возможно, это ты - легендарный гигант художественного мышления.
Но не забывай: творение лишь тогда живет, когда оно выдержало суровые
испытания временем и редактированием! Если добьешься цели, тебя ждут
слава, почести, молитвенный экстаз во вселенском масштабе по всем Колониям
матери-Прапланеты! Запомни: самая светлая мечта каждого мыслящего существа
- создать Творение, пригодное для печати!..
Теперь будет понятно, почему таким большим спросом и популярностью
пользуется на всех планетах от Альфы до Омеги ежедневная "Критическая
газета", выросшая из куцых пеленок некогда подпольного "Литературного
вестника". Из номера в номер она заполнена уничтожающими рецензиями на
свеженькие рукописи. Миллионам бакалавров и магистров приятно изо дня в
день сознавать, что среди бесталанных пигмеев еще не родился многодумный
великан, что еще не загремел могучий голос новейшего Гомера, Эврипида или
Шекспира. Это придаст им уверенности и достоинства, твердости и
принципиальности, формирует целостный и бескомпромиссный характер смелых
пионеров Космической Безграничности, не обремененных проявлениями
комплекса неполноценности, ибо каждый из них по своей культуре мышления
есть равный среди равных. Ибо если возникнет такая необходимость или же
если с кем-нибудь из его друзей произойдет досадный псевдотворческий
рецидив, то каждый, благодаря своим феноменальным познаниям в Искусстве,
способен самостоятельно найти в любой рукописи уйму недостатков и
квалифицированной критикой уничтожить произведение.
Исключений нет - все равны перед Законом, каждый должен почувствовать
на себе благотворное влияние профилактической экзекуции: сочини
произведение - отдай на суд "Чтеца" - прочти рецензию в очередном выпуске
"Критической газеты". Среди эрудированных бакалавров и магистров широкое
распространение получили точные и недвузначные высказывания, которые
доказали уже свою неувядающую жизненность многолетней практикой: читатель
этого не поймет...
- Это не для нашего читателя...
- Читатель ждет не этого...
- Это не то произведение, которое стоило бы адресовать нашему
требовательному читателю.
- Читатель решительно отбросил эту литературную макулатуру, наполненную
нигилистическими выходками, недалекими сентенциями и сомнительными
наблюдениями.
Все это давным-давно превратилось в определенной мере в некий
полукультовый ритуал, который для каждого по большей части проходит быстро
и безболезненно. И это закономерно, ибо единым литературным жанром,
который выжил, возмужал и обрел социальную весомость, сделалась
профессиональная рецензия - разнос с широкими ссылками на авторитетные
отзывы нашего требовательного читателя, запрограммированного с той
благородной цельно, чтобы выполнение его программы стало залогом всех
наших будущих литературных успехов.
Исключений нет, но не существует и правил без исключения.
Из практики я знаю, что по правилу достаточно одной попытки, чтобы
начинающий осознал всю никчемность своих литературных попыток, всю свою
творческую немощь и после этого сознательно взялся за общественно полезный
труд в соответствии со своими природными способностями.
Однако, хотя и очень редко, случаются упрямые фанатики с
антиобщественными представлениями и болезненными надеждами на то, будто их
слабосильная, неверная, а значит, и вредная писанина соответствует высоким
требованиям читателя. Негативный отзыв их всегда удивляет, но они с
удивительным упрямством садятся за новое произведение, готовя хорошую
поживу для "Критической газеты", которая охотно, на утеху бакалавров и
магистров, следит за их эволюцией от антихудожественного примитивизма до
неизлечимого литературного сумасшествия.
Для нас, Искателей Недостатков, подобные кандидаты в психбольницу -
всегда счастливая находка, профессиональное развлечение в серой рутине
однообразия. К тому же, как это ни парадоксально, из этих упорных
фанатиков иногда получаются наиболее старательные и въедливые критики.
Пользуясь своим значительным служебным положением, я обычно перехватываю у
младших коллег наиболее интересные экземпляры.
Вот и сейчас сижу и, заранее предвкушая перипетии воспитательной
работы, с минуты на минуту жду Джо Блекуайта, который должен явиться на
очередное закрытое рецензирование.
Доныне припоминаю тот нудный день, когда Джо Блекуайт зашел в Бюро
впервые и, стеснительно держа в руках пухлую рукопись, запинаясь от
волнения при каждом слове, едва смог пробормотать:
- Добрый день, сэр... Позвольте мне, сэр... Думаю, сэр... Возможно,
ошибаюсь, но я... Сэр...
После такой сложной и утонченной тирады он окончательно растерялся.
Торчал в дверях и чуть ли не до слез пылал от стыда. Но я хорошо изучил
подобный тип начинающего и видел его насквозь. Он всегда будет волноваться
и краснеть, стыдиться самого себя и от безнадежности приходить в отчаяние,
но регулярно будет появляться в моем кабинете. И каждый раз с новой
рукописью.
- В чем дело, юноша? - доброжелательно спросил я, чтобы не спугнуть
редкую пташку и сразу же вызвать у него расположение и доверие.
- Мне... кажется... Я... принес повесть...
- Прекрасно! - поддержал я его усмешкой.
- Не знаю... Но я хотел бы... если это возможно... не перфорированный
отклик "Чтеца", а... а живое... человеческое слово... Если можно...
- Почему бы и нет?
- Правда?! - обрадовался он.
Я - тоже, ибо не ошибся в своих визуальных выводах. Анкета: "Джо
Блекуайт, 21 год. Способности: склонность к собирательству на улицах
потерянных газет. Образование: литературный колледж. После окончания нигде
не работает и не учится. Написал повесть "Становление". Тема: перманентная
судьба стандартного робота. Возможное творческое пожелание: предложить
автору профессию сборщика бумажного утиля".
Я тогда внимательно проштудировал повесть, чтобы во время
рецензирования не потерять ни единого флюида интеллектуального
лохматых медвежьих шапках, надвинутых на самые брови.
- Коронер Шорт? - спросил офицер, сдерживая на причале разгоряченного
коня, который возбужденно бил копытами по деревянному настилу.
- Так точно, сэр! - ответил Джон.
- А, будь вы неладны! Я вас еле нашел...
- А что у вас произошло, благородный сэр?
- У меня - ничего, а вот у вас сегодня произошло убийство.
- Я знаю об этом, сэр, - спокойно ответил Джон. - Убийцы задержаны, и я
провожу расследование.
- Прошу немедленно передать мне дело, вещественные доказательства и
задержанных! - властно приказал незнакомец.
- На каком основании, сэр? Кто вы такой?
- На том основании, что вы имеете честь разговаривать с сэром Демби -
коронером двора ее величества королевы Елизаветы. Прошу подчиняться моим
приказам!
- Я же говорил, что парни поспешили, - хмуро изрек Джон Хинт и
приложился к бутылке: - За упокой души раба божьего Кристофера!
Однако, к его искреннему изумлению, дептфордский богатырь повел себя
независимо.
- Если я не ошибаюсь, сэр, - сказал он решительно, - власть коронера
двора распространяется только на семь миль вокруг от места пребывания ее
королевского величества. Или не так? Может, в законе есть изменения?
Офицер усмехнулся и глянул на него прищуренными глазами.
- Вы не ошиблись и хорошо знаете закон, коронер. Я вижу, на вас можно
положиться в самых сложных делах. Но хватит разговоров!
- Но вы еще не ответили на мой вопрос, сэр, - напомнил упрямый Джон.
- Охотно удовлетворю ваше законное любопытство, коронер: ее величество
королева Елизавета вместе с вельможным послом короля Франции Генриха
Наваррского сейчас на пути из Лондона в Дептфорд. Через час будет здесь.
- Я же говорил, что корабельная рея лучше королевской виселицы, - опять
ворчливо отозвался Хинт.
- А ты кто такой, старый болтун? - уставился на него сэр Демби.
Джон Хинт гордо распрямил плечи.
- Я, - медленно ответил, - боцман самого сэра Френсиса, хранитель
корабля "Золотая лань" адмирала Дрейка. Эту ногу я потерял, когда мы с
сэром Френсисом...
- Иди проспись! - жестко оборвал его сэр Демби. - Потому что завтра ее
величество вместе с посланцем короля Франции торжественно посетит твою
"Золотую лань". Гляди, как бы тебя самого не вздернули на рею за последнюю
ногу.
Официальная передача дела (закон есть закон) не заняла много времени.
Через полчаса Джон Шорт заглянул в корчму "Скрещенных мечей". Он был
задумчив и хмур.
- Два кубка грогу, миссис Булль, горячего, - заказал Элеоноре.
- Лучше один сначала, господин, - скромно посоветовала корчмарка, -
потому что второй остынет и утратит вкус.
- Не остынет, так как он - для вас. Я угощаю.
- Что вы, господин! Женщине не к лицу выпивка.
- Немножко и женщине можно, - авторитетно заявил Джон.
- Ну, если немножко...
Выглядела она сейчас чистой, аккуратной, спокойной, с умытым от слез
лицом. Джон наблюдал, как она готовит грог, и в глазах у него было
какое-то странное беспокойство, которое почему-то волновало корчмарку,
даже руки стали словно чужими.
- Прошу, посидите со мной, миссис Булль, - предложил Джон. - Если вы не
возражаете, побудем вместе это время, пока никого нет.
- Спасибо, господин, - Элеонора осторожно присела к столу, на самый
краешек стула. Руки спрятала под аккуратный фартук.
Джон отхлебнул из теплого кубка и с едва заметной печалью, которую не в
силах был скрыть, проговорил, словно размышляя вслух:
- Так что задумал я уйти со службы. У меня для нее, вероятно, не
хватает ума и таланта, потому что не могу что-либо понять...
- Не говорите так, господин, все вас любят и уважают.
- Все? - Джон напрасно пытался заглянуть со своей высоты ей в глаза.
- Я это слышала, господин, - опустила ресницы Элеонора.
- Вот о чем я думаю, - Джон кашлянул, потому что голос у него вдруг
стал хриплым. - Живете вы здесь одна, с маленьким сыном и служанкой. А в
двери корчмы разный народ входит.
- Это - так...
- Взять хотя бы сегодняшних бандитов... Кто испугается одинокой
женщины? Каждый ее может обидеть, а то и ославить. Некому защитить
одинокую женщину.
- Ваша правда, господин.
- Какой я господин? Говорите мне просто - Джон.
- Слушаюсь, Джон. Но тогда и вы называйте меня Эли.
Джон быстро наклонился к кубку.
- Я вот о чем думаю... Эли, - выжимал он из себя слова, - у меня есть
кое-какие сбережения. Думаю, их вполне хватило бы, чтобы корчму
перестроить в постоялый двор. И говорю вам, ни один из буянов здесь и не
пискнет!
- Я уверена в этом, Джон.
- Это уж точно! - поднял он голову, довольный заслуженной похвалой. - И
маленький Питер меня уважает. А как жить мальчишке без отца? То есть... я
что... я хотел сказать... - Джон в растерянности начал краснеть.
- Вы хорошо сказали, Джон, - маленькая рука Элеоноры мягко легла на его
здоровенную ручищу.
Джону стало тепло и уютно. Может, от горячего грога...
...Спустя несколько дней сэр Демби, коронер двора ее королевского
величества, косноязычной судебной латынью составлял, по сути,
оправдательный вердикт для верховной палаты канцелярского суда:
"...и названный Ингрем, боясь быть убитым и сидя в вышеописанной позе
между рекомыми Николасом Скирсом и Робертом Поули, так что никаким образом
не мог уклониться, защищаясь, и ради спасения собственной жизни, когда же
и в том же месте схватился с названным Кристофером Марло, чтобы отобрать у
последнего упомянутый кинжал; в той схватке этот Ингрем не мог уклониться
от названного Кристофера Марло; и так случилось в той схватке, что
названный Ингрем, защищая свою жизнь, нанес тогда в том же месте
упомянутым кинжалом, длиной в 12 дюймов, названному Кристоферу смертельную
рану над левым глазом, вглубь на два дюйма и шириной в один дюйм; от этой
смертельной раны вышеупомянутый Кристофер Марло тогда и на том же месте
умер".
Вскоре Ингрем Фрайзерс получил высочайшее помилование ее королевского
величества и вернулся к своим будничным обязанностям - секретарствовать в
Скедбери-Хауз, резиденцию Томаса Уолсингема, племянника сэра Френсиса.
А что произошло с Робертом Поули и Николасом Скирсом? Уже через неделю
их выпустили на свободу как непричастных к убийству в корчме "Скрещенные
мечи". Первое, что сделала эта ловкая парочка, - направилась в
казначейство Тайного совета и потребовала платы.
- С каких это пор, - ехидно спросил клерк, - мы начисляем заработную
плату лицам, которые шляются по корчмам и отдыхают по тюрьмам?
- Не мели чепухи! - прикрикнул на него Поули. - А ну, отсчитай нам
деньги. Вот, читай! - он ткнул под нос клерку приказ. - Что здесь
написано? "В указанное время находились на службе ее величества". За
каждый день - шиллинг. Быстро гони кругляшки в наши кармашки!
А над покойным ложь и клевета справляли свой шутовской танец, потому
что имели, видать, опытного постановщика. Передавали всякое, для того
чтобы через грязный слой слухов, перемешанных со сплетнями, не смогли
пробиться и слабые ростки правды. Одни говорили, что он умер на улицах
Лондона от чумной эпидемии, другие рассказывали, что вроде бы очумевший от
рома Кристофер подрался в кабаке с такими же пьяными повесами, не поделив
какую-то юбчонку, мало для них проституток - вон их сколько шляется. Слово
за слово, дело дошло до ножей, и вот - пожалуйста! Но хватало и таких,
которые в ответ на все это, словно сметая паутину, читали огненные строки
из "Тамерлана Великого":
Столкнитесь, небо и земля! Конец!
Земля утратила все, чем гордилась.
А небо дух свой избранный сожгло!
Земле и небесам над ним рыдать,
Но лучшего вовек им не создать!
[Кристофер Марло, "Тамерлан Великий",
часть 2, акт V, сцена 3]
Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия церковников. Была издана
"поучительная книжечка" "Видение божьего суда", в которой преподобный
Томас Берд доказывал, что смерть негодного еретика Марло - это перст божий
и небесная кара. Он писал:
"В атеизме и нечестивости не уступая другим, о ком шла речь, вместе с
ними был покаран один из наших соотечественников, оставшийся в памяти
многих под именем Марлин, по образованию - ученый, воспитанный с юных лет
в университете Кембриджа, но по роду занятий - драмодел и непристойный
поэт, который, давая слишком много воли своему разуму и не желая считаться
ни с какой уздой, погряз (как и следовало ожидать) в такой крайности и
озлоблении, что отрицал бога и сына его Христа, и не только на словах
кощунствовал над троицей, но также (как истинно свидетельствуют) писал
книги против нее, уверяя, что наш Спаситель - лицемер, а Моисей - фокусник
и развратитель народа, что святая Библия - лишь пустопорожние и никчемные
сказки, а вся религия - выдумка политиков. И вы посмотрите, какое кольцо
господь вдел в ноздри этого пса лающего..."
Этот печатный донос они читали вдвоем - Томас Неш и Ричард Бербедж.
- Бедный дружище Кит! - сказал Томас и с омерзением швырнул брошюру в
мусорную корзинку. - Скажи-ка мне, Ричард, как подвигается дело с "Гизом"?
- В том-то и дело, что никак, - нахмурился актер и, словно защищаясь,
поднял руку, потому что хорошо знал невыдержанную и быструю на горячее
слово натуру Неша. - Погоди, Том, сейчас я тебе все расскажу. Да выслушай
ты наконец меня! Рукопись, а мы же имели единственный экземпляр, исчезла.
- То есть как это - исчезла? - у Томаса гневно сошлись брови.
- Если бы знать! Однако у нас есть подозрение. На днях у нас толкался
этот бездарный стихоплет Уотсон [Томас Уотсон тоже писал драмы и стихи,
маскируя этим свою работу в Сикрет Интелиндженс Сервис; но его
произведения были такого низкого художественного уровня, что ни одно из
них до нас не дошло], из-за которого Крис в свое время чуть не угодил на
виселицу, но не пойманный - не вор. Кому и что тут докажешь?
- Прибью негодяя! - поклялся Неш.
Ричард Бербедж, не соглашаясь, покачал головой.
- Не прибьешь, Том. Не прибьешь...
- Вот увидишь!
- Ты не горячись, а слушай, что я скажу. Судя по тому, что нам
известно, все это вяжется в один грязный, отвратительный клубок. Мы никого
не прибьем и даже не станем устраивать никакого шума, а сделаем иначе. Мой
премудрый брат Джеймс считает, что трагедию надо немедленно издать.
- Ты что, смеешься надо мной?
- Спокойно, Том. Джеймс сказал, что у тебя была хорошая возможность
изучить манеру письма Криса, ведь вы вдвоем работали над "Дидоной". Так
что ты должен восстановить заново выкраденную и, вероятно, уничтоженную
рукопись "Гиза".
- "Восстановить"! - во весь голос выкрикнул Неш. - Ты хотя бы
приблизительно представляешь, что это такое? Ты, по крайней мере,
понимаешь, сколько замечательных находок Криса будет потеряно? Нет, это
невозможно... Я же не заучивал ее на память!
- Возможно, Том, - непоколебимо доказывал свое упрямый и терпеливый
Ричард. - И не торопись с отказом: мы, актеры, поможем тебе. Скажем, я
готовил роль Гиза и более или менее хорошо выучил ее. Тут главное - не
тянуть, пока что-то еще держится в голове. Потери безусловно будут. И ты в
этом прав, Том. Но общими усилиями всех нас мы непременно возродим пьесу.
Ведь это наш святой долг перед беднягой Кристофером.
- Если так - согласен! - твердо сказал Неш.
- Мы не сомневались, Том. Джеймс только предупреждает, что необходимо
на всякий случай изменить название, чтобы сбить со следа тайных ищеек. На
мой взгляд, Джеймс предлагает интересное название - "Парижская резня".
Вот так увидела свет последняя трагедия Кристофера Марло "Парижская
резня", возрожденная памятью его настоящих, верных друзей. А их много было
у него - этого человека с провалами в биографии, человека без лица, ибо не
существует (и понятно, по каким причинам) ни единого его портрета или
описания внешности. И почти все, что мы нынче знаем о нем, известно нам из
доносов или свидетельств под пытками [например, до нас дошли
отрицательные, ибо таких от него требовали, свидетельства драматурга
Роберта Кида, которых от него добились в те же дни, когда был в последний
раз арестован Кристофер Марло; за это Кида освободили из тюрьмы, но он,
покалеченный пытками, вскоре умер, нищенствуя на улицах Лондона], которые
сберегались в секретных архивах елизаветинского времени...
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Груз для горилл".
OCR & spellcheck by HarryFan, 31 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Вполне возможно, что у обвиняемого ученость
переродилась в распущенность. Но в распущенность,
которая не карается по закону. Прошу вас помнить
об этом, господа присяжные, когда вы будете
оглашать свой вердикт.
Томас Диш "Благосостояние Эдвина Лолларда"
Бизнес утверждает свое влияние в сфере
исполнительного искусства, не пренебрегая
никакими методами.
Американский журнал "Эвергрин"
Я работаю Старшим Искателем Недостатков в литературной секции ФБР-Х -
Федеральном Бюро Рукописей (художественных). Наше Бюро базируется на пятой
планете системы двух солнц - Альфы и Омеги, в самой гуще Волос Вероники.
Кабинет мой прекрасно оборудован для плодотворной творческой работы. К
моим услугам сверхмощный электронно-вычислительный центр "Чтец" на миллион
операций в секунду и картотека на 500.000 сомнительных фраз-выражений,
которые при желании можно отыскать в любой художественной рукописи.
Собственно, моя работа состоит в том, чтобы регистрировать перфоотзывы
"Чтеца" и своевременно отсылать их в "Критическую газету", самое крупное и
самое влиятельное издание Системы.
Должность моя чрезвычайно ответственная. По сути, от четкой и слаженной
работы нашего Бюро зависит стабильность общественных институтов,
непоколебимость гражданских идеалов, лояльность мыслей и деловых
наклонностей каждой отдельной особы. Это очень важно, если принять за
аксиому, что поступательное движение любой цивилизации зависит в
арифметической прогрессии от общего интеллектуального уровня общества в
целом. Наша цель - высокообразованная, гармонично развитая личность,
человек, способный на самостоятельный анализ и широкие абстрактные
обобщения, без чего немыслимо существование колонии в условиях Дальней
Вселенной, на колоссальном удалении во времени и пространстве от
Прапланеты. А достичь этого невозможно без всестороннего художественного
воспитания. Только эмоциональная сила искусства способна расшевелить вялое
воображение пресыщенного человека, научить его осмысливать неожиданности
космоса в широких философских категориях.
Однако на заре нашей цивилизации мы в этом вопросе столкнулись с,
казалось бы, непреодолимыми трудностями. Если коротко обрисовать ситуацию,
она будет выглядеть так. Любая Государственная Система не может
существовать без Искусства, ибо оно возвеличивает и утверждает ее
социальные принципы. В то же время существование самого Искусства также
зависит от Государства, а точнее - от его экономической поддержки, ибо
настоящий расцвет Искусства требует значительных ассигнований и дотаций.
Иначе оно может деградировать до пещерных рисунков. Да, именно до
пещерного примитивизма, когда первобытный охотник для чисто ритуальных
целей выдалбливал на каменной стене контур дикого зверя и грубо
раскрашивал его. Чего стоит рукопись, которая покрывается пылью в ящике
письменного стола? К тому же Искусство требует свободного времени без
служебных хлопот о хлебе насущном.
Эти две общественные величины - Система и Искусство - взаимно повязаны,
но повязаны, если прибегнуть к зрительному образу, как полисмен и гангстер
одной цепочкой наручников. И действительно: любая система уже по своему
назначению тяготеет к стабилизации, а Искусство по самой своей
индивидуализированной природе всякую стабилизацию отбрасывает, ибо она
противопоказана его поступи; Система хочет канонизировать свои
государственные доктрины, Искусство же ломает каноны, ибо без этого оно не
может существовать, без этого оно мертво. Противоречие, которое нельзя
устранить.
Когда-то, еще в довселенскую эпоху, эту опасность, которую хранит в
себе подобное противоречие, предвидел прадавний вещун Рей Брэдбери,
полумифический пророк Прапланеты. Он совершенно обоснованно считал, что в
соревновании "Система - Искусство" непременно выигрывает Власть, и
творения побежденного Искусства поглотит безжалостный огонь, освященный
государственным Законом. С удивительной для того времени проницательностью
он выдвинул пророческую гипотезу, что 451 по Фаренгейту есть именно та
температура, при которой вспыхивает и горит бумага. Его колдовское
предвидение стало предметом бдительного внимания философов и социологов.
Сжигать книги! Запретить индивидуальную мысль! Стандартизировать личность!
Объявить так называемый духовный комплекс проявлением морально-этической
развращенности! Уничтожить противоречие в огне и - делу конец!
К сожалению, его учение оказалось действенным временно, пока
существовали в ограниченных условиях Прапланеты. А перед жуткими,
пронзительными, галактичными глазами Вселенной стандартно-потребительское
воображение оказалось немощным и жалким. Кроме того, сопротивление
унификации мышления приобрело гораздо большие масштабы, чем это предвидел
старец Рей. Возникли многочисленные банды Почитателей Книг, по всей
Прапланете шлялись Чтецы-Декламаторы из тщательно законспирированной секты
Библиофилов, и что хуже - некоторые сумасшедшие фанатики сами писали Книги
обо Всем!
И тогда возник фатальный вопрос: как быть дальше?
А когда возник вопрос, родилось и соответствующее решение проблемы:
пусть Искусство и в дальнейшем исполняет свои государственные функции, но
на новых Всемирно-исторических началах. Решение было необычайно простым:
чтобы никто не увлекался чтением книжек, следует разрешить их читать.
Следует также достигнуть такого интеллектуального уровня, чтобы никто не
писал новых произведений и полностью удовольствовался массовым изданием
классического наследства. А чтобы никто не писал книжек, необходимо
каждого заставить написать хотя бы одно литературное произведение, чтобы
каждый автор на собственном опыте убедился в своем примитивном
антиобщественном мышлении, которое, естественно, противоречит высокому и
благородному назначению Искусства.
И вот постепенно антагонистическое противоречие обернулось в свою
противоположность - идеальную гармонию. Слышно, что на Прапланете
человечество до сих пор делится на горстку талантов и широкие круги
обездоленных графоманов, что нарушает здоровое интеллектуальное равновесие
цивилизации. А вот у нас новые художественные требования породили и новые
идеалы.
Хочешь быть уважаемым членом общества? Сдай экзамены на звание
бакалавра Искусств! А лучше всего - на почетное звание магистра! Хочешь
прославиться на всю Вселенную? Затмить героических Искателей Космических
Кладов? Вписать свое имя на страницы Истории и Энциклопедии? Создай и
опубликуй литературное произведение! Сравняйся с апостолами мысли на
Прапланете - Гомером, Эврипидом, Шекспиром! Но, берясь за это неимоверно
тяжкое и сложное дело, помни, что оно под силу лишь редким гениям. На
протяжении последних столетий никто не сумел подняться вровень с
прадавними корифеями, никто не создал Книгу, достойную нашей эпохи! А ты
попробуй! Возможно, это ты - легендарный гигант художественного мышления.
Но не забывай: творение лишь тогда живет, когда оно выдержало суровые
испытания временем и редактированием! Если добьешься цели, тебя ждут
слава, почести, молитвенный экстаз во вселенском масштабе по всем Колониям
матери-Прапланеты! Запомни: самая светлая мечта каждого мыслящего существа
- создать Творение, пригодное для печати!..
Теперь будет понятно, почему таким большим спросом и популярностью
пользуется на всех планетах от Альфы до Омеги ежедневная "Критическая
газета", выросшая из куцых пеленок некогда подпольного "Литературного
вестника". Из номера в номер она заполнена уничтожающими рецензиями на
свеженькие рукописи. Миллионам бакалавров и магистров приятно изо дня в
день сознавать, что среди бесталанных пигмеев еще не родился многодумный
великан, что еще не загремел могучий голос новейшего Гомера, Эврипида или
Шекспира. Это придаст им уверенности и достоинства, твердости и
принципиальности, формирует целостный и бескомпромиссный характер смелых
пионеров Космической Безграничности, не обремененных проявлениями
комплекса неполноценности, ибо каждый из них по своей культуре мышления
есть равный среди равных. Ибо если возникнет такая необходимость или же
если с кем-нибудь из его друзей произойдет досадный псевдотворческий
рецидив, то каждый, благодаря своим феноменальным познаниям в Искусстве,
способен самостоятельно найти в любой рукописи уйму недостатков и
квалифицированной критикой уничтожить произведение.
Исключений нет - все равны перед Законом, каждый должен почувствовать
на себе благотворное влияние профилактической экзекуции: сочини
произведение - отдай на суд "Чтеца" - прочти рецензию в очередном выпуске
"Критической газеты". Среди эрудированных бакалавров и магистров широкое
распространение получили точные и недвузначные высказывания, которые
доказали уже свою неувядающую жизненность многолетней практикой: читатель
этого не поймет...
- Это не для нашего читателя...
- Читатель ждет не этого...
- Это не то произведение, которое стоило бы адресовать нашему
требовательному читателю.
- Читатель решительно отбросил эту литературную макулатуру, наполненную
нигилистическими выходками, недалекими сентенциями и сомнительными
наблюдениями.
Все это давным-давно превратилось в определенной мере в некий
полукультовый ритуал, который для каждого по большей части проходит быстро
и безболезненно. И это закономерно, ибо единым литературным жанром,
который выжил, возмужал и обрел социальную весомость, сделалась
профессиональная рецензия - разнос с широкими ссылками на авторитетные
отзывы нашего требовательного читателя, запрограммированного с той
благородной цельно, чтобы выполнение его программы стало залогом всех
наших будущих литературных успехов.
Исключений нет, но не существует и правил без исключения.
Из практики я знаю, что по правилу достаточно одной попытки, чтобы
начинающий осознал всю никчемность своих литературных попыток, всю свою
творческую немощь и после этого сознательно взялся за общественно полезный
труд в соответствии со своими природными способностями.
Однако, хотя и очень редко, случаются упрямые фанатики с
антиобщественными представлениями и болезненными надеждами на то, будто их
слабосильная, неверная, а значит, и вредная писанина соответствует высоким
требованиям читателя. Негативный отзыв их всегда удивляет, но они с
удивительным упрямством садятся за новое произведение, готовя хорошую
поживу для "Критической газеты", которая охотно, на утеху бакалавров и
магистров, следит за их эволюцией от антихудожественного примитивизма до
неизлечимого литературного сумасшествия.
Для нас, Искателей Недостатков, подобные кандидаты в психбольницу -
всегда счастливая находка, профессиональное развлечение в серой рутине
однообразия. К тому же, как это ни парадоксально, из этих упорных
фанатиков иногда получаются наиболее старательные и въедливые критики.
Пользуясь своим значительным служебным положением, я обычно перехватываю у
младших коллег наиболее интересные экземпляры.
Вот и сейчас сижу и, заранее предвкушая перипетии воспитательной
работы, с минуты на минуту жду Джо Блекуайта, который должен явиться на
очередное закрытое рецензирование.
Доныне припоминаю тот нудный день, когда Джо Блекуайт зашел в Бюро
впервые и, стеснительно держа в руках пухлую рукопись, запинаясь от
волнения при каждом слове, едва смог пробормотать:
- Добрый день, сэр... Позвольте мне, сэр... Думаю, сэр... Возможно,
ошибаюсь, но я... Сэр...
После такой сложной и утонченной тирады он окончательно растерялся.
Торчал в дверях и чуть ли не до слез пылал от стыда. Но я хорошо изучил
подобный тип начинающего и видел его насквозь. Он всегда будет волноваться
и краснеть, стыдиться самого себя и от безнадежности приходить в отчаяние,
но регулярно будет появляться в моем кабинете. И каждый раз с новой
рукописью.
- В чем дело, юноша? - доброжелательно спросил я, чтобы не спугнуть
редкую пташку и сразу же вызвать у него расположение и доверие.
- Мне... кажется... Я... принес повесть...
- Прекрасно! - поддержал я его усмешкой.
- Не знаю... Но я хотел бы... если это возможно... не перфорированный
отклик "Чтеца", а... а живое... человеческое слово... Если можно...
- Почему бы и нет?
- Правда?! - обрадовался он.
Я - тоже, ибо не ошибся в своих визуальных выводах. Анкета: "Джо
Блекуайт, 21 год. Способности: склонность к собирательству на улицах
потерянных газет. Образование: литературный колледж. После окончания нигде
не работает и не учится. Написал повесть "Становление". Тема: перманентная
судьба стандартного робота. Возможное творческое пожелание: предложить
автору профессию сборщика бумажного утиля".
Я тогда внимательно проштудировал повесть, чтобы во время
рецензирования не потерять ни единого флюида интеллектуального