Страница:
— Ты же знаешь, что мы не можем удерживать в Анклаве людей против их воли. Те, кто считает, что должен жить здесь, сами принимают такое решение. Ведь именно поэтому и была разработана процедура наложения Печати. Да если бы мы и захотели, сомневаюсь, что нашелся бы кто-нибудь достаточно могущественный, чтобы задержать Роберта хоть на день дольше, чем тот хочет сам.
— Не сомневаюсь. Просто временами мне кажется, что Роберт не столько следует нашему плану, сколько своему собственному.
Айн невольно улыбнулась.
— Забавно: только вчера я упрекала Роберта в том, что он действует без всякого плана.
На лице Генри отразилось изумление.
— И что же он ответил?
— Ничего.
— Ну вот видишь, это доказывает мою правоту. Он никогда на самом деле не объясняет нам, что делает и зачем: исчезает на три года, а потом из него о его путешествии и слова не вытянешь. И не забудь: он ведь так и не рассказал нам, о чем с ним говорил Ключ, когда ему было семь… нет, восемь лет.
— Девять. Не рассчитывай на то, что он расскажет теперь. Не думаю, что это когда-нибудь случится.
Генри отвел глаза, потом протянул:
— Если подумать, откуда мы знаем, что Ключ вообще говорил с ним? Разве ты слышала их разговор? У тебя есть какое-нибудь представление, о чем шла речь?
— Нет. И никто этого не знает.
— Так откуда же известно, что Роберт говорит правду? Айн выпрямилась на своем стуле.
— Зачем бы ему лгать? Не теперь, а тогда, в девять лет? Какие у него могли быть основания? Он еще ничего не знал об Анклаве и не утвердился во мнении, что не желает присоединяться к нам. Для него тогда все это было просто большим приключением.
— Согласен. Но что останавливало его впоследствии? Не кажется ли тебе странным, что за все годы существования Анклава Роберт оказался единственным членом Великого Дома, наделенным колдовской силой? И почему даже в столь юном возрасте он решил общаться с нами, но не присоединяться к нам? Ведь даже его собственный брат поспешил принести клятву. Меня тревожит и то, что Роберт гораздо сильнее любого из нас. Его способности далеко превосходят все известные примеры. Как ты сама только что сказала, едва ли мы сможем остановить Роберта, если он повернется против нас.
— Боюсь, ты видишь угрозу там, где ее нет, — покачала головой Айн, стараясь отогнать подобные мысли прежде, чем они укоренятся в ее уме. Она по-прежнему испытывала сильное желание защитить Роберта. — Роберт нам не враг. Он никогда ничем нам не угрожал.
Генри пожал плечами, но остался при своем убеждении.
— Я знаю, как ты его любишь, но меня смущает и еще кое-что: кроме Финлея, единственная представительница Великого Дома, наделенная колдовской силой, кому удалось пройти сквозь врата, — это Дженн, девушка, которую привез сюда Роберт и которую он от нас забирает. И теперь их двое, двое могущественных колдунов, не связанных клятвой. Что мы на самом деле знаем о них?
Утренний иней блестел в лучах затянутого туманом солнца, и поросшая травой лужайка казалась непорочно белой. Однако следы торопящихся по делам людей уже прочертили эту совершенную белизну: работать здесь начинали рано. Роберт помогал Мике седлать лошадей, старательно проверяя все ремни и пряжки сбруи, — предстоял нелегкий путь по горам. К счастью, погода улучшилась, и можно было рассчитывать, что до вечера дождь не начнется. К этому времени путники достигнут уже более безопасной дороги в предгорьях к востоку от Голета.
Роберт взвалил на спину лошади последний вьюк, а Мика стал затягивать ремни. Дженн уже сидела в седле и ждала, когда будут готовы остальные. Лицо ее в ясном утреннем свете казалось мрачным. Роберт не мог ее винить — чему ей было радоваться? С каждым днем жизнь девушки становилась все более сложной.
Роберт кончил вьючить лошадь и повернулся к выходу из пещеры. Ни Финлей, ни Айн не пришли попрощаться, а задерживаться дольше было нельзя. Однако из темноты прохода появился Уилф, свежеиспеченный джабир. Легкий ветерок раздувал его коричневое одеяние.
— Как я понимаю, ты все же вернешься, Роберт? Как бы ни расходились мы во мнениях, мы очень ценим твои приезды сюда.
— Да, — сухо ответил Роберт, — это я вижу. Желаю тебе всяческих успехов в твоей новой работе, Уилф. Я тебе не завидую.
— Глупо было бы с твоей стороны завидовать — тем более что ты сам отказался от нее.
— Что касается этого, — Роберт подтянул подпругу своего седла, — я не могу избавиться от впечатления, что все не учитывают главного: меня годами уговаривают встать в Круг, но никому и в голову не приходит задуматься о том, захочет ли Ключ меня выбрать. Кто сказал, что он так и сделает?
Уилф открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его и только кивнул.
— Желаю тебе благополучно добраться до дому, Роберт. Если боги будут к тебе благосклонны, ты доставишь Дженн в Элайту, прежде чем начнутся снегопады. Ты ведь позаботишься о ней, не так ли?
— Конечно. Ты сегодня утром не видел моего брата?
— Нет. А в чем дело?
— Прошлым вечером он был чем-то расстроен. Я уж думал, что он вытащит меня из постели посреди ночи. Сейчас мы не можем задерживаться, чтобы попрощаться с ним. Я пытался найти его раньше, но его не было в его комнате. Когда увидишь Финлея, передай ему: я ожидаю, что он проведет зиму в Данлорне. Таково, насколько я знаю, было его намерение.
— Конечно.
Роберт вскочил в седло и направил коня к вратам. Мика и Дженн старались держаться к нему поближе; они въехали в туннель, и скоро дневной свет померк позади. Песок, который покрывал пол, глушил стук копыт, и от этого темнота пещеры казалась еще более угнетающей. Путники в сумраке медленно продвигались вперед; Роберт пока еще не мог зажечь колдовской огонь. Но вот по его коже пробежало покалывание, и он понял, что врата остались позади и скоро они достигнут выхода.
Роберт взмахнул рукой, и яркий желтоватый свет озарил туннель, осветив путникам дорогу — и фигуру человека, стоящего перед ними.
— Финлей! Что ты тут делаешь?
Лицо Финлея было искажено гневом. В колдовском свете оно казалось гротескной маской с горящими глазами. Финлей стоял прямо перед Робертом, вызывающе выпятив подбородок.
— Мне просто хочется узнать одну вещь, — прошипел он.
— Что? Что случилось, Финлей? — спросил озадаченный Роберт.
— Не задавай идиотских вопросов! Ты очень хорошо знаешь, что случилось, Роберт! Вот и скажи мне: почему?
— Мне очень жаль, Финлей. Я не понимаю, чего ты хочешь. Что за «почему»?
Финлей затряс головой, словно мучимый болью, и пробормотал:
— Почему ты ничего мне не сказал? Почему ты давным-давно не признался, что Ключ велел тебе никогда не вставать в Круг?
Роберт вытаращил на брата глаза. Он попытался что-то сказать, но голос отказал ему. Пока он боролся с собой и искал ответ, Финлей с отвращением и разочарованием покачал головой и исчез в темноте.
— Финлей! — окликнул его Роберт, но ему ответило только эхо. Что все это значило?
— С ним ничего не случится? — тихо спросила Дженн. Роберт повернулся к пристально смотревшим на него спутникам и кивнул:
— Надеюсь.
— Так в чем все-таки дело?
— Не знаю, но происходит что-то очень странное, чего я не понимаю.
— Разве такое уж странное? — Голос Дженн прозвучал очень мягко. — Если Ключ пожелал говорить с вами, почему бы ему не поговорить и с вашим братом тоже? Может быть, и правда следовало все рассказать ему раньше.
Роберт нахмурился и еще раз посмотрел в том направлении, куда ушел Финлей. Его беспокойство росло.
— Следовало сказать ему, что Ключ велел мне никогда не вставать в Круг? Ну, по чести, я и сказал бы — обязательно сказал бы. Если бы не одно препятствие. — Роберт помолчал. — Ключ говорил со мной совсем о другом.
7
— Не сомневаюсь. Просто временами мне кажется, что Роберт не столько следует нашему плану, сколько своему собственному.
Айн невольно улыбнулась.
— Забавно: только вчера я упрекала Роберта в том, что он действует без всякого плана.
На лице Генри отразилось изумление.
— И что же он ответил?
— Ничего.
— Ну вот видишь, это доказывает мою правоту. Он никогда на самом деле не объясняет нам, что делает и зачем: исчезает на три года, а потом из него о его путешествии и слова не вытянешь. И не забудь: он ведь так и не рассказал нам, о чем с ним говорил Ключ, когда ему было семь… нет, восемь лет.
— Девять. Не рассчитывай на то, что он расскажет теперь. Не думаю, что это когда-нибудь случится.
Генри отвел глаза, потом протянул:
— Если подумать, откуда мы знаем, что Ключ вообще говорил с ним? Разве ты слышала их разговор? У тебя есть какое-нибудь представление, о чем шла речь?
— Нет. И никто этого не знает.
— Так откуда же известно, что Роберт говорит правду? Айн выпрямилась на своем стуле.
— Зачем бы ему лгать? Не теперь, а тогда, в девять лет? Какие у него могли быть основания? Он еще ничего не знал об Анклаве и не утвердился во мнении, что не желает присоединяться к нам. Для него тогда все это было просто большим приключением.
— Согласен. Но что останавливало его впоследствии? Не кажется ли тебе странным, что за все годы существования Анклава Роберт оказался единственным членом Великого Дома, наделенным колдовской силой? И почему даже в столь юном возрасте он решил общаться с нами, но не присоединяться к нам? Ведь даже его собственный брат поспешил принести клятву. Меня тревожит и то, что Роберт гораздо сильнее любого из нас. Его способности далеко превосходят все известные примеры. Как ты сама только что сказала, едва ли мы сможем остановить Роберта, если он повернется против нас.
— Боюсь, ты видишь угрозу там, где ее нет, — покачала головой Айн, стараясь отогнать подобные мысли прежде, чем они укоренятся в ее уме. Она по-прежнему испытывала сильное желание защитить Роберта. — Роберт нам не враг. Он никогда ничем нам не угрожал.
Генри пожал плечами, но остался при своем убеждении.
— Я знаю, как ты его любишь, но меня смущает и еще кое-что: кроме Финлея, единственная представительница Великого Дома, наделенная колдовской силой, кому удалось пройти сквозь врата, — это Дженн, девушка, которую привез сюда Роберт и которую он от нас забирает. И теперь их двое, двое могущественных колдунов, не связанных клятвой. Что мы на самом деле знаем о них?
Утренний иней блестел в лучах затянутого туманом солнца, и поросшая травой лужайка казалась непорочно белой. Однако следы торопящихся по делам людей уже прочертили эту совершенную белизну: работать здесь начинали рано. Роберт помогал Мике седлать лошадей, старательно проверяя все ремни и пряжки сбруи, — предстоял нелегкий путь по горам. К счастью, погода улучшилась, и можно было рассчитывать, что до вечера дождь не начнется. К этому времени путники достигнут уже более безопасной дороги в предгорьях к востоку от Голета.
Роберт взвалил на спину лошади последний вьюк, а Мика стал затягивать ремни. Дженн уже сидела в седле и ждала, когда будут готовы остальные. Лицо ее в ясном утреннем свете казалось мрачным. Роберт не мог ее винить — чему ей было радоваться? С каждым днем жизнь девушки становилась все более сложной.
Роберт кончил вьючить лошадь и повернулся к выходу из пещеры. Ни Финлей, ни Айн не пришли попрощаться, а задерживаться дольше было нельзя. Однако из темноты прохода появился Уилф, свежеиспеченный джабир. Легкий ветерок раздувал его коричневое одеяние.
— Как я понимаю, ты все же вернешься, Роберт? Как бы ни расходились мы во мнениях, мы очень ценим твои приезды сюда.
— Да, — сухо ответил Роберт, — это я вижу. Желаю тебе всяческих успехов в твоей новой работе, Уилф. Я тебе не завидую.
— Глупо было бы с твоей стороны завидовать — тем более что ты сам отказался от нее.
— Что касается этого, — Роберт подтянул подпругу своего седла, — я не могу избавиться от впечатления, что все не учитывают главного: меня годами уговаривают встать в Круг, но никому и в голову не приходит задуматься о том, захочет ли Ключ меня выбрать. Кто сказал, что он так и сделает?
Уилф открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его и только кивнул.
— Желаю тебе благополучно добраться до дому, Роберт. Если боги будут к тебе благосклонны, ты доставишь Дженн в Элайту, прежде чем начнутся снегопады. Ты ведь позаботишься о ней, не так ли?
— Конечно. Ты сегодня утром не видел моего брата?
— Нет. А в чем дело?
— Прошлым вечером он был чем-то расстроен. Я уж думал, что он вытащит меня из постели посреди ночи. Сейчас мы не можем задерживаться, чтобы попрощаться с ним. Я пытался найти его раньше, но его не было в его комнате. Когда увидишь Финлея, передай ему: я ожидаю, что он проведет зиму в Данлорне. Таково, насколько я знаю, было его намерение.
— Конечно.
Роберт вскочил в седло и направил коня к вратам. Мика и Дженн старались держаться к нему поближе; они въехали в туннель, и скоро дневной свет померк позади. Песок, который покрывал пол, глушил стук копыт, и от этого темнота пещеры казалась еще более угнетающей. Путники в сумраке медленно продвигались вперед; Роберт пока еще не мог зажечь колдовской огонь. Но вот по его коже пробежало покалывание, и он понял, что врата остались позади и скоро они достигнут выхода.
Роберт взмахнул рукой, и яркий желтоватый свет озарил туннель, осветив путникам дорогу — и фигуру человека, стоящего перед ними.
— Финлей! Что ты тут делаешь?
Лицо Финлея было искажено гневом. В колдовском свете оно казалось гротескной маской с горящими глазами. Финлей стоял прямо перед Робертом, вызывающе выпятив подбородок.
— Мне просто хочется узнать одну вещь, — прошипел он.
— Что? Что случилось, Финлей? — спросил озадаченный Роберт.
— Не задавай идиотских вопросов! Ты очень хорошо знаешь, что случилось, Роберт! Вот и скажи мне: почему?
— Мне очень жаль, Финлей. Я не понимаю, чего ты хочешь. Что за «почему»?
Финлей затряс головой, словно мучимый болью, и пробормотал:
— Почему ты ничего мне не сказал? Почему ты давным-давно не признался, что Ключ велел тебе никогда не вставать в Круг?
Роберт вытаращил на брата глаза. Он попытался что-то сказать, но голос отказал ему. Пока он боролся с собой и искал ответ, Финлей с отвращением и разочарованием покачал головой и исчез в темноте.
— Финлей! — окликнул его Роберт, но ему ответило только эхо. Что все это значило?
— С ним ничего не случится? — тихо спросила Дженн. Роберт повернулся к пристально смотревшим на него спутникам и кивнул:
— Надеюсь.
— Так в чем все-таки дело?
— Не знаю, но происходит что-то очень странное, чего я не понимаю.
— Разве такое уж странное? — Голос Дженн прозвучал очень мягко. — Если Ключ пожелал говорить с вами, почему бы ему не поговорить и с вашим братом тоже? Может быть, и правда следовало все рассказать ему раньше.
Роберт нахмурился и еще раз посмотрел в том направлении, куда ушел Финлей. Его беспокойство росло.
— Следовало сказать ему, что Ключ велел мне никогда не вставать в Круг? Ну, по чести, я и сказал бы — обязательно сказал бы. Если бы не одно препятствие. — Роберт помолчал. — Ключ говорил со мной совсем о другом.
7
Мика, стоя под ветвями позлащенного осенью вяза, оглянулся на далекие уже теперь горы на западе. Вершины их тонули в зловещих черных тучах, подсвеченных алым пламенем угасающего заката. Наверняка еще до утра начнется снегопад, и белая пелена скроет их следы. Они как раз вовремя покинули Голет. Стоило провести еще несколько дней в Анклаве, и снега заперли бы их там на всю зиму. Только боги знали, какими несчастьями это могло бы кончиться.
Мика посмотрел на заброшенную хижину, прячущуюся в глубине рощицы. Из полуобвалившейся трубы тянулся дымок, а перед дверью Роберт расседлывал и чистил лошадей, Мике из-за ран было запрещено заниматься подобной работой. Впрочем, два дня на попечении целителей в Анклаве и четыре дня спокойного путешествия через предгорья очень помогли парню. Боли он уже почти не испытывал. А главное, хватило же ему сообразительности поберечь правую руку — руку, держащую меч…
Дженн окликнула его из хижины: нужно было сменить повязки. Девушка очень старательно исполняла добровольно взятые на себя обязанности лекаря, и в этом Мика вполне ей доверял. Смущало его другое — странное молчание, которое никто из них троих почти не нарушал с тех пор, как они покинули Анклав. Его господин открывал рот, только когда в этом была необходимость, Дженн на любые вопросы отвечала так односложно, что продолжать разговор оказывалось невозможным, и Мика уныло думал о перспективе беседовать с самим собой. Вздохнув, он повернулся и двинулся к хижине. Дженн уже ждала его, приготовив баночки с мазью и полотно для перевязки. Мика уселся рядом с девушкой и протянул ей руку.
Пока она снимала старую повязку, Мика рассматривал Дженн. Ее темные брови были сосредоточенно нахмурены. Иногда она поднимала на Мику свои поразительно голубые глаза, но тут же поспешно отводила взгляд.
— Так глазеть неприлично, — сказала Дженн ровным голосом.
— Виноват, — просто ответил Мика. — Я подумал о Гильдии и о том, как стражники обошлись с Арли Болдуином.
— Вот как? Достаточно тебе взглянуть на меня, чтобы тут же подумать о Гильдии? Я польщена!
— Понимаете, мы долго отсутствовали. Не стали ли подобные вещи теперь обычными? Или Арли просто ужасно не повезло? — Мика украдкой взглянул на Дженн, рассчитывая, что его вопрос, а главное — животрепещущая тема заставят девушку разговориться. Постоянное молчание сводило парня с ума.
— Но что, — раздался от двери голос Роберта, — помешало бы Гильдии прибегнуть к подобным пыткам? — Его руки были заняты седлами, которые он и свалил в углу. — Разве тебя это так уж изумило, друг мой?
— А вас — нет? — спросила Дженн, не поднимая глаз от повязки, которую накладывала.
Роберт ничего не ответил; этого Мика и ожидал. Слишком многого касался вопрос девушки — такого, о чем Роберт никогда не станет говорить. Парень притворился, что не понял, и продолжал:
— Гильдия не уполномочена осуществлять наказания. В нее входят строители, ювелиры, шахтеры, ткачи — обученные люди, только и всего. Так почему они пожелали теперь стать целителями?
— Брось, Мика, — с иронией протянул Роберт. — Ты же прекрасно знаешь, что Гильдия считает себя исполнительницей воли богов, которой доверено хранить и защищать драгоценный дар — знание и ученость. Гильдийцы всегда ревностно обороняли от посягательств эту свою привилегию. Целительство — знание, так что вполне понятно, почему Гильдия пожелала наложить руку и на него.
— Уж не хотите ли вы сказать, что Арли заслуживал наказания? — тихо спросила Дженн.
— Клянусь богами, нет! Но он должен был предвидеть, чем кончится столкновение с гильдийцами. — Роберт отвернулся, его настроение внезапно переменилось. Он принялся раздувать огонь, не глядя больше на Дженн и Мику.
Девушка наблюдала за ним; лицо ее ничего не выражало. Поняв, что Роберт ничего больше не скажет, она все же решилась спросить:
— Это все? Больше вам нечего сказать?
— Я только и слышу с тех пор, как вернулся: все изменилось.
— Вот как? — Дженн подняла брови. — Все изменилось так сильно, что вас уже не удивляет попытка Гильдии подчинить себе всю жизнь Люсары? Что скоро без ее разрешения нельзя будет косить сено или подковывать лошадь, а любая повитуха или лекарь, стоит им только бросить взгляд на больного, подвергнутся опасности лишиться руки? Или быть распятым? Не поэтому ли вы покинули королевский совет и уехали из Люсары три года назад? Вы видели, что наступает владычество Гильдии?
— Дженн… — простонал Мика, поднимая руки в тщетной попытке остановить девушку. Она не обратила на это никакого внимания и продолжала в упор смотреть на Роберта.
— Не совсем так, — ответил тот.
— Тогда почему вы уехали?
Роберт отвернулся от очага и, не глядя на Дженн, уселся у огня.
— Потому что ошибочно полагал, будто мое присутствие в столице и участие в совете провоцирует Гильдию на жестокости. Я надеялся, что, если уберусь с дороги, гильдийцы могут смягчиться.
— Но почему ваше присутствие должно было их провоцировать? Они ведь не знают, что вы колдун. Чем вы так разозлили Гильдию?
Мика молча переводил взгляд с одного из спорящих на другого. Он чувствовал себя так, словно следит за поединком фехтовальщиков.
— Это долгая история.
— Ну конечно, — сухо заметила Дженн.
— И не обязательно рассказчиком должен быть я. Есть много людей, которые знают, что произошло, — или по крайней мере они так считают. Главное в другом: мои разногласия с Гильдией — непреложный факт. Поскольку было маловероятно, что гильдийцы упакуют вещички и покинут Люсару, я счел за благо сделать это самому.
Дженн ничего не ответила и снова взялась за баночку с мазью. Когда она начала смазывать руку Мики, тот зашипел от боли. Мазь щипала!
— Не бойся, рана чистая, — обнадежила его девушка. Мика с сомнением посмотрел на свою руку.
— Откуда вы знаете?
— Не уверена, как мне это удается, но я вижу. Рана чистая, поверь.
Мика, нахмурившись, взглянул на Роберта. Его господин, однако, только покачал головой, признавая свое полное поражение, и печально пробормотал:
— Сдаюсь. Не объяснит ли мне кто-нибудь, что происходит? Мика чуть не улыбнулся, но с готовностью ответил тем же тоном:
— Это называется медициной, милорд. Говорил ведь я вам, когда вы были мальчишкой, что нужно прилежнее учить уроки.
Роберт упрямо выпятил подбородок.
— Сомневаюсь, чтобы от этого было много проку. Никакие уроки не помогут ответить на неразрешимые вопросы.
— Жаль, — хмыкнула Дженн.
— Ну так скажите мне, — Роберт сосредоточил все внимание на Дженн, — когда вы обрели зрение целительницы? Давайте вспомним… сначала вы удерживаете мост, так что Гильдия и ее строители остаются без работы. Теперь вы превращаетесь в целительницу, и приюты могут остаться без пациентов, не говоря уже о вашем маленьком фокусе с моим аярном, который делает бесполезным существование Анклава. Логически рассуждая, теперь вы должны заняться церковью… или, может быть, даже королем? Кстати, — продолжал Роберт, не переводя дыхания, — не хотели ли вы меня о чем-то спросить?
— Вы имеете в виду — о вашей неспособности говорить о чем-либо серьезно? — ответила Дженн, не поднимая головы от работы. Однако Мика заметил морщинки в уголках ее глаз и понял, что Девушка прячет улыбку.
— Ну так что? — настаивал Роберт.
Дженн кончила накладывать мазь и начала заново бинтовать Руку Мики.
— Не знаю, почему вы думаете, будто мне есть о чем вас спрашивать, — если только не о случившемся, когда мы покидали Анклав. Пожалуй, я могла бы поинтересоваться, в чем вас упрекал Финлей, но это значило бы спрашивать, что на самом деле сказал вам Ключ, а в вашем желании говорить об этом я сомневаюсь; вот и получается, что у меня нет вопросов.
— Так, значит, вы не испытываете любопытства? — легкомысленным тоном сказал Роберт.
— М-м… По поводу чего?
— Элайты.
Дженн на мгновение замерла, потом продолжила работу, ничего не ответив.
— Ну так как? Мне казалось, что сейчас — когда от Элайты нас отделяет всего день пути — вы обрушите на меня множество вопросов о своем родном доме и об отце. Если только… — Роберт помолчал, и его глаза сузились, — вы на самом деле и не собирались туда ехать.
— Я могла передумать, — ответила Дженн, тщательно подбирая слова.
— Вы хотите сказать, что с самого начала не имели такого намерения, — уточнил Роберт. — Но почему же тогда вы говорили, что выбираете Элайту?
Дженн немедленно утратила все свое спокойствие:
— Потому что я хотела предотвратить схватку между вами и Финлеем. Разве это так плохо с моей стороны?
— Финлей и я воюем с тех пор, как он дорос до того, чтобы держать в руках меч, — а он всегда был не по годам развитым ребенком. Тот спор был бы не более яростным, чем все остальные, так что не было никакой надобности…
— В самом деле? — Дженн кончила накладывать повязку и посмотрела Роберту в глаза. — А как насчет предыдущего вечера? Для человека, который никогда не сердится, вы притворялись очень правдоподобно. После всего случившегося я совсем не хотела позволить вам перессориться еще и из-за меня.
Мика открыл было рот, чтобы возразить, но тут же поспешно закрыл. Хоть признавать это ему и не хотелось, Дженн была права. С другой стороны, девушка снова ловко перевела разговор на более безопасную для себя тему… Мика несколько раз согнул руку, проверяя, не мешает ли повязка движениям, и тихо спросил:
— Так, значит, вы все-таки не хотите ехать в Элайту?
— Нет.
— Почему?
Дженн подняла на него глаза.
— Не вижу в этом смысла.
— Вы хотите сказать, что не верите в свою принадлежность к Великому Дому, — поправил ее Мика.
— Ох, пожалуйста, Мика, хоть ты не начинай… — Дженн в волнении почти побросала баночки с мазью в сумку.
Мика покачал головой:
— Я о вашем же благополучии забочусь. Если вы решили не оставаться в Анклаве, то безопаснее всего вам будет в Элайте.
— С какой стати я должна беспокоиться о безопасности? Да и какая вам разница? С тех пор, как мы покинули Шан Мосс, бояться мне нечего. Я могу о себе позаботиться, как делала это всю жизнь. Не понимаю, почему бы мне и дальше не полагаться на себя.
— Не понимаете? — протянул Роберт. — А что произойдет, когда вы в следующий раз проявите свою колдовскую силу?
— Ну, тут все просто, — пожала плечами Дженн. — Я не буду ее проявлять.
— Насколько я помню, именно такое намерение вы высказывали после случая с мостом. Не то чтобы я не верил в вашу искренность… Я просто не могу представить себе, чтобы вы отказались помочь кому-то, кто окажется в столь же опасной ситуации. Вот и сейчас, с рукой Мики… Вы ведь прибегли к зрению целительницы. Вы в самом деле думаете, что сможете стоять и смотреть, как кто-то умирает, потому что вы не пожелали использовать свою силу?
— Прекрасный довод, господин могущественный колдун, — едко ответила Дженн, — но какая разница, буду ли я бродить по деревням, или жить в Элайте?
— Разница в том, Дженн, — Роберт в нетерпении поднялся на ноги, — что в доме Якоба вы будете в безопасности. Он никому не позволит причинить вам вред, и у вас появится возможность привыкнуть к своей силе. Никто не станет задавать вопросов о том, что вы делаете, — да никто вас ни в чем и не заподозрит. Хотите верьте, хотите нет, но в Элайте у вас будет гораздо больше свободы, чем во время скитаний по дорогам. Не могу поверить, будто вы настолько глупы, что не видите этого. — Роберт повернулся и вышел из хижины.
Мика взглянул на Дженн, но та предпочла не встречаться с ним глазами. Подождав немного, парень посоветовал:
— На вашем месте я бы пошел и поговорил с ним.
— Но ведь ты — не я, верно?
Роберт двинулся к рощице в поисках дров для очага. Вся ситуация становилась абсурдной. Что осталось от его первоначального плана — незаметно пробраться в Данлорн, никем не замеченным, без всяких осложнений? И откуда только появились все эти проблемы? И как, черт побери, их разрешить? Все, конечно, предупреждали его, что опасность может исходить и от короля, и от Гильдии, но то, что случилось… Дженн… Арли… Финлей… Оливер…
Ключ.
Прошло много лет с тех пор, как Роберт обсуждал с кем-нибудь то, то сказал ему Ключ; а уж что это имеет значение и для кого-то другого, Роберту и в голову не приходило. Он полагал, что все давно забыли о том эпизоде девятнадцать лет назад. Но и в этом он ошибался тоже.
Так почему же, во имя всех святых, Ключ выбрал именно этот момент, чтобы обмануть Финлея? Какой цели может служить его утверждение, если не считать огорчения, причиненного брату? И если подумать, то когда у Ключа появились собственные устремления? Возможно ли, что Ключ больше, чем просто инструмент?
Нет, не надо было уезжать. Нужно было остаться в Анклаве, поговорить с Финлеем, обсудить все с Патриком. За всем случившимся должна скрываться какая-то причина.
Роберт резко остановился. Что он делает? Разве не именно такого развития событий хотел он избежать? Ни в чем не участвовать. Нет действий — нет провала. Так он решил, и этому плану должен следовать. Иначе последствия будут ужасны. Но до чего же трудно не думать…
— Ты идиот, Роберт, — пробормотал он вслух. — Ты же знал, что так все и случится.
Три года он путешествовал, зная, что единственная дорога, на которую он никогда не свернет, — это дорога, ведущая на север, домой. Но вдруг шесть недель назад его осенила идея. Странная идея, ни с чем не связанная, но неотразимая. В моменты задумчивости или в тумане, предшествующем сну, она возвращалась к нему и не давала покоя, обещая успех. Если он не явится ко двору, если откажется от содействия Анклаву, если не станет покидать Данлорн — тогда, возможно, можно вернуться в Аюсару, забыть кочевую жизнь. И главное — Мика сможет вновь обрести свою семью: ведь без господина он не вернется. Нужно только оставаться сильным, устоять перед неизбежным давлением. Роберт был так уверен, что способен на это…
Он начал собирать хворост. Да, конечно, нет сомнения: Дженн передумала ехать в Элайту из-за чего-то, чему оказалась свидетельницей в Анклаве. Нельзя ее винить за это: к колдовству нелегко привыкнуть. Однако решение Дженн не возвращаться в Элайту — просто глупость. Должен быть какой-то способ заставить ее передумать. Якоб — единственный, кто может гарантировать девушке безопасность.
Роберт со вздохом повернулся к хижине, но обнаружил, что чуть поодаль стоит, глядя на него, Дженн.
— Простите меня, — тихо сказала она после недолгого молчания. — Я понимаю, как вам трудно. Мне известно, что вы стараетесь не вмешиваться, а я — проблема, которая вам совсем не нужна.
Роберт почувствовал, как воля его слабеет, и обреченно покачал головой. Следовало бы уже привыкнуть к поразительной тонкости ее восприятия, но все равно ее слова оказались чувствительным ударом. Какие бы трудности перед ним ни возникали, он сам выбрал этот путь и должен следовать по нему независимо ни от чего.
Роберт сделал глубокий вдох и почувствовал, что вновь обрел равновесие.
— Вы не проблема.
— Дело в том, что я просто не понимаю, как может Якоб хотеть моего возвращения — теперь, когда прошло так много времени.
— Ох, Дженни, — не сдержал улыбки Роберт, — как могут они все не хотеть этого?
Девушка слегка нахмурилась и опустила глаза.
— Все равно я не понимаю…
— Пойдемте, — сказал Роберт твердо, — и я все вам расскажу.
— Якобу было около тридцати, когда он женился на вашей матери, Элейн. Она была белокурой красавицей из Кор Адарна, на севере. Они встретились при дворе, когда Элейн было только семнадцать или восемнадцать лет. Ее брат Мелвин, который был и ее опекуном, рассчитывал выдать Элейн за двоюродного брата короля Эдварда, но как только Якоб и Элейн встретились, они никого другого уже не замечали. — Роберт помолчал и наклонился, чтобы помешать угли. Языки пламени затанцевали, рождая причудливые тени, и осветили внимательные лица Дженн и Мики. — В то время при дворе был и мой отец. Я помню, как многие годы спустя он рассказывал о неудовольствии Мелвина, когда Якоб попросил у него руки сестры. Мелвин спорил, ярился и дулся, пока наконец не понял, что Элейн непоколебима. В конце концов он все же дал согласие, и на следующее лето Элейн и Якоб поженились. Якоб решил, что им лучше какое-то время не мозолить Мелвину глаза, и молодые вернулись в Элайту и прожили там два года. Элейн родила своего первого ребенка, мальчика, но он прожил меньше месяца. Потом, к радости родителей, через год родилась здоровая девочка, Белла.
— Белла? — выдохнула Дженн. — Она выжила?
— Определенно — хоть я и не видел ее последние семь лет. После ее рождения повитухи не советовали Элейн какое-то время заводить детей, что она послушно и выполнила. Но когда Белле было лет пять, Элейн родила еще одного мальчика; малыш прожил всего несколько часов. Якоб был так удручен возможностью потерять свою любимую жену, что и слышать не хотел о перспективе появления нового ребенка.
Я впервые отправился в Элайту, когда мне было десять. Белла, которая на год меня моложе, сразу меня невзлюбила и превратила мое существование в настоящий ад. — Роберт усмехнулся. — Как вы можете догадаться, на отца мои мольбы разрешить мне вернуться домой не произвели никакого впечатления. Он просто посоветовал мне научиться справляться с такими вещами. К счастью, его потребовали ко двору всего через несколько дней, а мне было позволено уехать домой. Этот счастливый случай вы можете благодарить за то, что ваша сестрица все еще жива.
Мика посмотрел на заброшенную хижину, прячущуюся в глубине рощицы. Из полуобвалившейся трубы тянулся дымок, а перед дверью Роберт расседлывал и чистил лошадей, Мике из-за ран было запрещено заниматься подобной работой. Впрочем, два дня на попечении целителей в Анклаве и четыре дня спокойного путешествия через предгорья очень помогли парню. Боли он уже почти не испытывал. А главное, хватило же ему сообразительности поберечь правую руку — руку, держащую меч…
Дженн окликнула его из хижины: нужно было сменить повязки. Девушка очень старательно исполняла добровольно взятые на себя обязанности лекаря, и в этом Мика вполне ей доверял. Смущало его другое — странное молчание, которое никто из них троих почти не нарушал с тех пор, как они покинули Анклав. Его господин открывал рот, только когда в этом была необходимость, Дженн на любые вопросы отвечала так односложно, что продолжать разговор оказывалось невозможным, и Мика уныло думал о перспективе беседовать с самим собой. Вздохнув, он повернулся и двинулся к хижине. Дженн уже ждала его, приготовив баночки с мазью и полотно для перевязки. Мика уселся рядом с девушкой и протянул ей руку.
Пока она снимала старую повязку, Мика рассматривал Дженн. Ее темные брови были сосредоточенно нахмурены. Иногда она поднимала на Мику свои поразительно голубые глаза, но тут же поспешно отводила взгляд.
— Так глазеть неприлично, — сказала Дженн ровным голосом.
— Виноват, — просто ответил Мика. — Я подумал о Гильдии и о том, как стражники обошлись с Арли Болдуином.
— Вот как? Достаточно тебе взглянуть на меня, чтобы тут же подумать о Гильдии? Я польщена!
— Понимаете, мы долго отсутствовали. Не стали ли подобные вещи теперь обычными? Или Арли просто ужасно не повезло? — Мика украдкой взглянул на Дженн, рассчитывая, что его вопрос, а главное — животрепещущая тема заставят девушку разговориться. Постоянное молчание сводило парня с ума.
— Но что, — раздался от двери голос Роберта, — помешало бы Гильдии прибегнуть к подобным пыткам? — Его руки были заняты седлами, которые он и свалил в углу. — Разве тебя это так уж изумило, друг мой?
— А вас — нет? — спросила Дженн, не поднимая глаз от повязки, которую накладывала.
Роберт ничего не ответил; этого Мика и ожидал. Слишком многого касался вопрос девушки — такого, о чем Роберт никогда не станет говорить. Парень притворился, что не понял, и продолжал:
— Гильдия не уполномочена осуществлять наказания. В нее входят строители, ювелиры, шахтеры, ткачи — обученные люди, только и всего. Так почему они пожелали теперь стать целителями?
— Брось, Мика, — с иронией протянул Роберт. — Ты же прекрасно знаешь, что Гильдия считает себя исполнительницей воли богов, которой доверено хранить и защищать драгоценный дар — знание и ученость. Гильдийцы всегда ревностно обороняли от посягательств эту свою привилегию. Целительство — знание, так что вполне понятно, почему Гильдия пожелала наложить руку и на него.
— Уж не хотите ли вы сказать, что Арли заслуживал наказания? — тихо спросила Дженн.
— Клянусь богами, нет! Но он должен был предвидеть, чем кончится столкновение с гильдийцами. — Роберт отвернулся, его настроение внезапно переменилось. Он принялся раздувать огонь, не глядя больше на Дженн и Мику.
Девушка наблюдала за ним; лицо ее ничего не выражало. Поняв, что Роберт ничего больше не скажет, она все же решилась спросить:
— Это все? Больше вам нечего сказать?
— Я только и слышу с тех пор, как вернулся: все изменилось.
— Вот как? — Дженн подняла брови. — Все изменилось так сильно, что вас уже не удивляет попытка Гильдии подчинить себе всю жизнь Люсары? Что скоро без ее разрешения нельзя будет косить сено или подковывать лошадь, а любая повитуха или лекарь, стоит им только бросить взгляд на больного, подвергнутся опасности лишиться руки? Или быть распятым? Не поэтому ли вы покинули королевский совет и уехали из Люсары три года назад? Вы видели, что наступает владычество Гильдии?
— Дженн… — простонал Мика, поднимая руки в тщетной попытке остановить девушку. Она не обратила на это никакого внимания и продолжала в упор смотреть на Роберта.
— Не совсем так, — ответил тот.
— Тогда почему вы уехали?
Роберт отвернулся от очага и, не глядя на Дженн, уселся у огня.
— Потому что ошибочно полагал, будто мое присутствие в столице и участие в совете провоцирует Гильдию на жестокости. Я надеялся, что, если уберусь с дороги, гильдийцы могут смягчиться.
— Но почему ваше присутствие должно было их провоцировать? Они ведь не знают, что вы колдун. Чем вы так разозлили Гильдию?
Мика молча переводил взгляд с одного из спорящих на другого. Он чувствовал себя так, словно следит за поединком фехтовальщиков.
— Это долгая история.
— Ну конечно, — сухо заметила Дженн.
— И не обязательно рассказчиком должен быть я. Есть много людей, которые знают, что произошло, — или по крайней мере они так считают. Главное в другом: мои разногласия с Гильдией — непреложный факт. Поскольку было маловероятно, что гильдийцы упакуют вещички и покинут Люсару, я счел за благо сделать это самому.
Дженн ничего не ответила и снова взялась за баночку с мазью. Когда она начала смазывать руку Мики, тот зашипел от боли. Мазь щипала!
— Не бойся, рана чистая, — обнадежила его девушка. Мика с сомнением посмотрел на свою руку.
— Откуда вы знаете?
— Не уверена, как мне это удается, но я вижу. Рана чистая, поверь.
Мика, нахмурившись, взглянул на Роберта. Его господин, однако, только покачал головой, признавая свое полное поражение, и печально пробормотал:
— Сдаюсь. Не объяснит ли мне кто-нибудь, что происходит? Мика чуть не улыбнулся, но с готовностью ответил тем же тоном:
— Это называется медициной, милорд. Говорил ведь я вам, когда вы были мальчишкой, что нужно прилежнее учить уроки.
Роберт упрямо выпятил подбородок.
— Сомневаюсь, чтобы от этого было много проку. Никакие уроки не помогут ответить на неразрешимые вопросы.
— Жаль, — хмыкнула Дженн.
— Ну так скажите мне, — Роберт сосредоточил все внимание на Дженн, — когда вы обрели зрение целительницы? Давайте вспомним… сначала вы удерживаете мост, так что Гильдия и ее строители остаются без работы. Теперь вы превращаетесь в целительницу, и приюты могут остаться без пациентов, не говоря уже о вашем маленьком фокусе с моим аярном, который делает бесполезным существование Анклава. Логически рассуждая, теперь вы должны заняться церковью… или, может быть, даже королем? Кстати, — продолжал Роберт, не переводя дыхания, — не хотели ли вы меня о чем-то спросить?
— Вы имеете в виду — о вашей неспособности говорить о чем-либо серьезно? — ответила Дженн, не поднимая головы от работы. Однако Мика заметил морщинки в уголках ее глаз и понял, что Девушка прячет улыбку.
— Ну так что? — настаивал Роберт.
Дженн кончила накладывать мазь и начала заново бинтовать Руку Мики.
— Не знаю, почему вы думаете, будто мне есть о чем вас спрашивать, — если только не о случившемся, когда мы покидали Анклав. Пожалуй, я могла бы поинтересоваться, в чем вас упрекал Финлей, но это значило бы спрашивать, что на самом деле сказал вам Ключ, а в вашем желании говорить об этом я сомневаюсь; вот и получается, что у меня нет вопросов.
— Так, значит, вы не испытываете любопытства? — легкомысленным тоном сказал Роберт.
— М-м… По поводу чего?
— Элайты.
Дженн на мгновение замерла, потом продолжила работу, ничего не ответив.
— Ну так как? Мне казалось, что сейчас — когда от Элайты нас отделяет всего день пути — вы обрушите на меня множество вопросов о своем родном доме и об отце. Если только… — Роберт помолчал, и его глаза сузились, — вы на самом деле и не собирались туда ехать.
— Я могла передумать, — ответила Дженн, тщательно подбирая слова.
— Вы хотите сказать, что с самого начала не имели такого намерения, — уточнил Роберт. — Но почему же тогда вы говорили, что выбираете Элайту?
Дженн немедленно утратила все свое спокойствие:
— Потому что я хотела предотвратить схватку между вами и Финлеем. Разве это так плохо с моей стороны?
— Финлей и я воюем с тех пор, как он дорос до того, чтобы держать в руках меч, — а он всегда был не по годам развитым ребенком. Тот спор был бы не более яростным, чем все остальные, так что не было никакой надобности…
— В самом деле? — Дженн кончила накладывать повязку и посмотрела Роберту в глаза. — А как насчет предыдущего вечера? Для человека, который никогда не сердится, вы притворялись очень правдоподобно. После всего случившегося я совсем не хотела позволить вам перессориться еще и из-за меня.
Мика открыл было рот, чтобы возразить, но тут же поспешно закрыл. Хоть признавать это ему и не хотелось, Дженн была права. С другой стороны, девушка снова ловко перевела разговор на более безопасную для себя тему… Мика несколько раз согнул руку, проверяя, не мешает ли повязка движениям, и тихо спросил:
— Так, значит, вы все-таки не хотите ехать в Элайту?
— Нет.
— Почему?
Дженн подняла на него глаза.
— Не вижу в этом смысла.
— Вы хотите сказать, что не верите в свою принадлежность к Великому Дому, — поправил ее Мика.
— Ох, пожалуйста, Мика, хоть ты не начинай… — Дженн в волнении почти побросала баночки с мазью в сумку.
Мика покачал головой:
— Я о вашем же благополучии забочусь. Если вы решили не оставаться в Анклаве, то безопаснее всего вам будет в Элайте.
— С какой стати я должна беспокоиться о безопасности? Да и какая вам разница? С тех пор, как мы покинули Шан Мосс, бояться мне нечего. Я могу о себе позаботиться, как делала это всю жизнь. Не понимаю, почему бы мне и дальше не полагаться на себя.
— Не понимаете? — протянул Роберт. — А что произойдет, когда вы в следующий раз проявите свою колдовскую силу?
— Ну, тут все просто, — пожала плечами Дженн. — Я не буду ее проявлять.
— Насколько я помню, именно такое намерение вы высказывали после случая с мостом. Не то чтобы я не верил в вашу искренность… Я просто не могу представить себе, чтобы вы отказались помочь кому-то, кто окажется в столь же опасной ситуации. Вот и сейчас, с рукой Мики… Вы ведь прибегли к зрению целительницы. Вы в самом деле думаете, что сможете стоять и смотреть, как кто-то умирает, потому что вы не пожелали использовать свою силу?
— Прекрасный довод, господин могущественный колдун, — едко ответила Дженн, — но какая разница, буду ли я бродить по деревням, или жить в Элайте?
— Разница в том, Дженн, — Роберт в нетерпении поднялся на ноги, — что в доме Якоба вы будете в безопасности. Он никому не позволит причинить вам вред, и у вас появится возможность привыкнуть к своей силе. Никто не станет задавать вопросов о том, что вы делаете, — да никто вас ни в чем и не заподозрит. Хотите верьте, хотите нет, но в Элайте у вас будет гораздо больше свободы, чем во время скитаний по дорогам. Не могу поверить, будто вы настолько глупы, что не видите этого. — Роберт повернулся и вышел из хижины.
Мика взглянул на Дженн, но та предпочла не встречаться с ним глазами. Подождав немного, парень посоветовал:
— На вашем месте я бы пошел и поговорил с ним.
— Но ведь ты — не я, верно?
Роберт двинулся к рощице в поисках дров для очага. Вся ситуация становилась абсурдной. Что осталось от его первоначального плана — незаметно пробраться в Данлорн, никем не замеченным, без всяких осложнений? И откуда только появились все эти проблемы? И как, черт побери, их разрешить? Все, конечно, предупреждали его, что опасность может исходить и от короля, и от Гильдии, но то, что случилось… Дженн… Арли… Финлей… Оливер…
Ключ.
Прошло много лет с тех пор, как Роберт обсуждал с кем-нибудь то, то сказал ему Ключ; а уж что это имеет значение и для кого-то другого, Роберту и в голову не приходило. Он полагал, что все давно забыли о том эпизоде девятнадцать лет назад. Но и в этом он ошибался тоже.
Так почему же, во имя всех святых, Ключ выбрал именно этот момент, чтобы обмануть Финлея? Какой цели может служить его утверждение, если не считать огорчения, причиненного брату? И если подумать, то когда у Ключа появились собственные устремления? Возможно ли, что Ключ больше, чем просто инструмент?
Нет, не надо было уезжать. Нужно было остаться в Анклаве, поговорить с Финлеем, обсудить все с Патриком. За всем случившимся должна скрываться какая-то причина.
Роберт резко остановился. Что он делает? Разве не именно такого развития событий хотел он избежать? Ни в чем не участвовать. Нет действий — нет провала. Так он решил, и этому плану должен следовать. Иначе последствия будут ужасны. Но до чего же трудно не думать…
— Ты идиот, Роберт, — пробормотал он вслух. — Ты же знал, что так все и случится.
Три года он путешествовал, зная, что единственная дорога, на которую он никогда не свернет, — это дорога, ведущая на север, домой. Но вдруг шесть недель назад его осенила идея. Странная идея, ни с чем не связанная, но неотразимая. В моменты задумчивости или в тумане, предшествующем сну, она возвращалась к нему и не давала покоя, обещая успех. Если он не явится ко двору, если откажется от содействия Анклаву, если не станет покидать Данлорн — тогда, возможно, можно вернуться в Аюсару, забыть кочевую жизнь. И главное — Мика сможет вновь обрести свою семью: ведь без господина он не вернется. Нужно только оставаться сильным, устоять перед неизбежным давлением. Роберт был так уверен, что способен на это…
Он начал собирать хворост. Да, конечно, нет сомнения: Дженн передумала ехать в Элайту из-за чего-то, чему оказалась свидетельницей в Анклаве. Нельзя ее винить за это: к колдовству нелегко привыкнуть. Однако решение Дженн не возвращаться в Элайту — просто глупость. Должен быть какой-то способ заставить ее передумать. Якоб — единственный, кто может гарантировать девушке безопасность.
Роберт со вздохом повернулся к хижине, но обнаружил, что чуть поодаль стоит, глядя на него, Дженн.
— Простите меня, — тихо сказала она после недолгого молчания. — Я понимаю, как вам трудно. Мне известно, что вы стараетесь не вмешиваться, а я — проблема, которая вам совсем не нужна.
Роберт почувствовал, как воля его слабеет, и обреченно покачал головой. Следовало бы уже привыкнуть к поразительной тонкости ее восприятия, но все равно ее слова оказались чувствительным ударом. Какие бы трудности перед ним ни возникали, он сам выбрал этот путь и должен следовать по нему независимо ни от чего.
Роберт сделал глубокий вдох и почувствовал, что вновь обрел равновесие.
— Вы не проблема.
— Дело в том, что я просто не понимаю, как может Якоб хотеть моего возвращения — теперь, когда прошло так много времени.
— Ох, Дженни, — не сдержал улыбки Роберт, — как могут они все не хотеть этого?
Девушка слегка нахмурилась и опустила глаза.
— Все равно я не понимаю…
— Пойдемте, — сказал Роберт твердо, — и я все вам расскажу.
— Якобу было около тридцати, когда он женился на вашей матери, Элейн. Она была белокурой красавицей из Кор Адарна, на севере. Они встретились при дворе, когда Элейн было только семнадцать или восемнадцать лет. Ее брат Мелвин, который был и ее опекуном, рассчитывал выдать Элейн за двоюродного брата короля Эдварда, но как только Якоб и Элейн встретились, они никого другого уже не замечали. — Роберт помолчал и наклонился, чтобы помешать угли. Языки пламени затанцевали, рождая причудливые тени, и осветили внимательные лица Дженн и Мики. — В то время при дворе был и мой отец. Я помню, как многие годы спустя он рассказывал о неудовольствии Мелвина, когда Якоб попросил у него руки сестры. Мелвин спорил, ярился и дулся, пока наконец не понял, что Элейн непоколебима. В конце концов он все же дал согласие, и на следующее лето Элейн и Якоб поженились. Якоб решил, что им лучше какое-то время не мозолить Мелвину глаза, и молодые вернулись в Элайту и прожили там два года. Элейн родила своего первого ребенка, мальчика, но он прожил меньше месяца. Потом, к радости родителей, через год родилась здоровая девочка, Белла.
— Белла? — выдохнула Дженн. — Она выжила?
— Определенно — хоть я и не видел ее последние семь лет. После ее рождения повитухи не советовали Элейн какое-то время заводить детей, что она послушно и выполнила. Но когда Белле было лет пять, Элейн родила еще одного мальчика; малыш прожил всего несколько часов. Якоб был так удручен возможностью потерять свою любимую жену, что и слышать не хотел о перспективе появления нового ребенка.
Я впервые отправился в Элайту, когда мне было десять. Белла, которая на год меня моложе, сразу меня невзлюбила и превратила мое существование в настоящий ад. — Роберт усмехнулся. — Как вы можете догадаться, на отца мои мольбы разрешить мне вернуться домой не произвели никакого впечатления. Он просто посоветовал мне научиться справляться с такими вещами. К счастью, его потребовали ко двору всего через несколько дней, а мне было позволено уехать домой. Этот счастливый случай вы можете благодарить за то, что ваша сестрица все еще жива.