Страница:
Хильдерик стоял около умывальника и растирал льняным полотенцем лицо. Заметив отца Джона, он повернулся к нему.
— Архидьякон! Синод кончил заседать?
— Как видите. Мы только что вышли из святилища. Все закончилось. Теперь я должен одеться и отправляться к королю.
— Я помогу вам, конечно, но только сначала вам следовало бы отдохнуть. Вы ведь провели там почти двенадцать часов! Вы, должно быть, совершенно измучены.
Хильдерик только устало кивнул и с помощью Джона стал натягивать облачение.
— Для вас пришли письма, но это может и подождать. Курьер прибыл за несколько минут до того, как синод разошелся. Он оказался моим земляком, так что я не удержался и порасспросил его.
— Ну и что?
— Архидьякон…
— Не тяните: вы же явно хотите мне что-то сообщить. Джон поколебался. Следует ли рассказывать об услышанном
Хильдерику? Нужно ли ему об этом знать? Пожалуй, нужно.
— Дело в том, что я услышал совершенно невероятные новости. Хильдерик поднял бровь:
— Уж не о каком-то темном ангеле идет речь?
— Нет, архидьякон. Дело касается девушки — совсем еще ребенка. Вам ведь известен граф Элайты?
— Я знал его до войны, а потом много лет не видел. Хороший человек.
— Вы помните его дочь? Младшую дочь? У него их, по-моему, две.
— Да. Белла старшая. Она несколько лет назад вышла замуж за молодого Аоренса Мейтленда. Ну же, брат мой, переходите к сути. Король наверняка ждет меня еще в этом году.
Джон усмехнулся и накинул ризу на плечи старого священнослужителя.
— Вы не поверите: все считали, что младшая дочь утонула, когда ей было три или четыре года. Однако она выжила: ее на самом деле похитили во время Смуты.
— Во время Смуты? Как они об этом узнали?
— Кто-то ее нашел, хоть жила она на другом конце Люсары. Ее теперь привезли обратно к отцу. Ну не чудо ли это, архидьякон!
Хильдерик пристально взглянул на молодого священника.
— Вы имеете в виду — в буквальном смысле слова, сын мой? Джон хотел пожать плечами, но одернул себя.
— Э-э… Не знаю. Пожалуй, это возможно. Хильдерик улыбнулся:
— Что ж, такое название почти оправданно. Как замечательно, что потерянная дочь вернулась к Якобу, — хотя, наверное, возникает вопрос: где она была все это время и куда делись остальные дети. Но все же один найденный ребенок лучше, чем ни одного.
— Именно так, архидьякон. Но на этом история не кончается. Хильдерик, уже направившийся к двери, обернулся.
— Есть что-то еще?
Джон обошел его и распахнул дверь.
— Мне подумалось, что вам следует знать о том, что рассказал мне курьер. Это очень важно… Конечно, пока еще только слухи ходят, но мне почему-то кажется, что они имеют основание.
— Что они сделали? — Вогн стукнул кулаком по столу и обернулся к Нашу так резко, что его темное одеяние взметнулось в воздух. Огонь в очаге в этот момент вспыхнул, полено затрещало, и Вогн яростно выплеснул в очаг вино из кубка. Двумя шагами проктор пересек комнату, распахнул дверь и рявкнул: — Льюис! Осборн! — потом снова повернулся к Нэшу. — Что, черт возьми, задумал Хильдерик, а? Уж не полагает ли он, что мы с ним играем в игрушки?
Нэш стоял неподвижно, спрятав руки в складках мантии.
— Архидьякон имел к этому мало отношения — по крайней мере в открытую. Что там говорилось и делалось перед собранием синода — другое дело, тут можно только гадать.
— О да, — бросил Вогн, — и я прекрасно догадываюсь, что затеял старый дурак. Он думает, что мы покоримся и сделаем вид, будто ничего не заметили. Король знает?
— Архидьякон Хильдерик, вероятно, как раз сейчас собирается к нему.
— Что ж, успехов ему!
Сделав глубокий вдох, Нэш рискнул спросить:
— Господин, мы ведь не лишимся теперь приютов и госпиталей? Вогн стоял у двери, погруженный в собственные мысли; глаза его сузились, как будто он только что заметил присутствие Нэша. Бросив на него взгляд, Вогн нахмурился и пробормотал:
— Приюты не имеют отношения к нашей проблеме. Нет, речь идет о гораздо более важных вещах. Проклятие, дорого же они мне заплатят!..
В этот момент в дверях показались полные любопытства Льюис и Осберт, однако Вогн не стал задерживаться, чтобы сообщить им новость. Махнув рукой в сторону Наша, проктор потянулся за плащом.
— Порасспросите-ка его, — прорычал он. — Спросите его, где, по его мнению, окажемся мы через год. Я отправляюсь к королю. — Вогн закутался и двинулся к двери, но помедлил. — Впрочем, Нэш, я передумал: вы пойдете со мной. Возможно, король захочет задать вам несколько вопросов.
Нэш стряхнул с одежды капли дождя и помог Вогну освободиться от мокрого плаща. Всю дорогу до замка проктор кипел и ругался, но Нэш молчал, презирая неспособность главы Гильдии держать себя в руках. Двое стражников встретили их у входа в замок и проводили в приемную короля. К тому моменту, когда они туда вошли, Вогн уже несколько успокоился.
Они оказались в круглом зале в главной башне замка. Слева в очаге, таком огромном, что в нем можно было бы зажарить целого быка, ярко пылал огонь. Перед очагом стоял длинный стол черного дерева, окруженный стульями. На стенах здесь не было гобеленов, а единственное окно, завешенное драгоценным эстрианским бархатом, выходило в сад.
Нэшу было достаточно одного взгляда, чтобы заметить все это; внимание его было приковано к находившимся в зале людям. Прямо перед ним, спиной к двери, стояли архидьякон Хильдерик и дьякон Годфри. Позади стола рядом с очагом находились граф Кандар и его родич, герцог Тьеж Ичерн; у противоположного конца стола Нэш увидел герцога Донала МакГлашена и королевского советника Дай Ингрэма, а также графа Пейна. В глубине помещения, рядом с окном, стоял король.
Вогн и Нэш поклонились, но Селар едва удостоил их взглядом.
— Прекрасно, Вогн, мне не придется за вами посылать. Случайно ли вы появились здесь сразу за архидьяконом, или дожидались, пока он покинет святилище?
— Сир, мне просто хотелось узнать, известен ли уже результат выборов.
— Да, — протянул Селар, — конечно. Что ж, архидьякон как раз собирается сообщить нам об этом. Так что вы говорили, отец мой?
Хильдерик с достоинством склонил голову:
— Сир, синод долго и горячо спорил, но, как я счастлив вам сообщить, в конце концов избрал человека, который, как мы полагаем, обладает качествами, необходимыми для главы церкви.
— И кто же это? — тихо спросил Селар.
— Эйден МакКоули. — Голос Хильдерика был лишен всякого выражения, но его слова прозвучали как удар грома.
Селар слегка приподнял брови; тот, кто не наблюдал за ним очень пристально, мог бы и не заметить этого. Король помолчал, потом отошел от окна и положил руки на спинку кресла.
— Эйден МакКоули, вот как? Интересный выбор. И голосование было единогласным?
— Почти, сир.
— Понятно. — Селар опустил глаза и кивнул. — Когда же состоится помазание?
В ответе Хильдерика проскользнуло еле заметное колебание.
— Мы совершили церемонию сразу же после выборов. Епископ МакКоули уже посвящен в сан.
— Уже! — взорвался Вогн. — Без всяких приготовлений?
— Мы решили, что в данных обстоятельствах так лучше, — пробормотал Годфри.
— И что же это за обстоятельства? Однако Селар, подняв руку, остановил Вогна:
— МакКоули уже посвящен в сан епископа?
— Да, сир, — кивнул Хильдерик.
Селар опустил руки, не сводя глаз с архидьякона, потом снова кивнул и отвернулся.
— Мы дозволяем вам уйти. Не сомневаюсь, что новый епископ нуждается в ваших услугах.
Священники поклонились и попятились к двери, так что Нэшу пришлось посторониться. Дверь уже открылась, но тут Селар остановил Хильдерика и Годфри.
— Минутку, архидьякон. А что второе?
— Сир? — Хильдерик искоса бросил взгляд на Годфри.
— Вы сказали, что у вас две новости для меня. Как я понял, избрание МакКоули епископом — одна из них. Какова вторая?
Годфри втянул воздух и поспешно ответил, опередив коллегу.
— Это пустяк, сир. Всего лишь сплетня… слух. Селар улыбнулся:
— Расскажите мне, в чем там дело. Хильдерик выпрямился во весь рост и ответил:
— Один из курьеров, сир, рассказал нам странную историю. Она касается графа Элайты.
Элайта! Нэш пристально взглянул на старого священника. Элайта! Что могло…
— Говорят, его дочь, — продолжал Хильдерик, — младшая дочь, Дженнифер, считалась утонувшей в младенчестве.
— Вот как? И что же? Разве она восстала из мертвых?
— Можно сказать и так. По-видимому…
Нэш напрягся, зная заранее, какова будет новость, ожидая этого с гневом и страхом, но не сомневаясь в том, что услышит.
— По-видимому, на самом деле она была похищена во время Смуты. Ее нашли в Шан Моссе и вернули отцу.
Нэш молча попятился и оперся о стену. Ощущение прохладного камня под рукой вернуло ему спокойствие, и он постарался овладеть собой. Убедившись, что никто ничего не заметил, он сосредоточил внимание на короле и на Хильдерике, продолжавшем рассказ. Потом еще будет время, чтобы обдумать возможные следствия.
— Не сомневаюсь, что Якоб очень счастлив вновь обрести дочь, — пробормотал Селар. — Но ведь это не все? Невероятно, конечно, что удалось найти и вернуть кого-то из детей, похищенных во время вашей Смуты. Но разве ни о чем больше вы не хотите мне сообщить?
— Конечно, сир. Речь идет о человеке, который нашел девушку.
— Клянусь богами, Хильдерик, — хрипло рассмеялся Селар, — вам нужен целый век, чтобы рассказать простую историю. Заканчивайте же! Кто этот необыкновенный человек?
— Граф Данлорн, сир.
Селар замер на месте. Улыбка, которая мгновение назад казалась издевательской, стала совсем иной. В зале царила тишина, все взгляды устремились на короля; только огонь в очаге трещал и гудел. Никто не шевелился.
— Так он вернулся? — прошептал Селар. — Вы уверены?
— Я не видел его собственными глазами, но сообщение из Элайты достоверно. У меня нет причин думать, что все остальное — выдумка.
Вогн рванулся вперед:
— Мы должны что-то предпринять, сир. Вы же не можете позволить ему…
— Я могу позволить все, что пожелаю, проктор, — перебил его Селар, потом снова повернулся к Хильдерику. — Вы знаете, где сейчас может быть Данлорн? Он направляется сюда, в Марсэй?
— Я знаю только то, что уже рассказал, сир.
— Не могу поверить, — снова не выдержал Вогн, — что он настолько глуп, чтобы вернуться! После такого долгого отсутствия! Чего он может хотеть? Каковы его планы? Он явился один или с армией? Его необходимо схватить!
— По обвинению в чем, проктор? — Голос Селара стал ледяным. — До сих пор он не совершил никакого преступления, насколько нам известно.
— Никакого преступления! — Голос Вогна стал визгливым, а лицо побагровело. — Должен ли я напоминать вам, сир, о тех преступлениях, которые он совершил перед своим бегством?
Селар поднял руку:
— С теми преступлениями тогда и было покончено. Можете, конечно, найти его, но никто не смеет и пальцем его тронуть без моего позволения. Это понятно?
Губы Вогна сжались в тонкую линию, однако он покорно поклонился.
— Вполне, сир.
Селар оглядел собравшихся в зале, задержав взгляд на Хильдерике и наконец на Наше.
Потом его глаза сузились, и король снова отвернулся к окну. Он сделал было жест, чтобы отпустить придворных, но передумал:
— Ичерн!
— Да, сир?
— Возьмите дюжину солдат и отправляйтесь в базилику. Арестуйте епископа МакКоули по обвинению в государственной измене. Приведите его в замок и держите в одиночном заключении.
— Сир! — Хильдерик кинулся вперед, но его опередил Кандар, загоррдив от старика короля.
— Да, архидьякон, — улыбнулся Селар, — мне следовало бы сказать вам раньше, что мне донесли о весьма неприятных вещах касательно этого вашего МакКоули. Я не собирался судить его, но теперь, в свете последних событий, я считаю это своим долгом. А вы тем временем вернитесь в базилику и приготовьте все, что нужно, для посвящения Энтони Брома в сан епископа. Я хочу, чтобы он к вечеру был возведен в звание.
— Но, сир!.. Я не могу этого сделать. Епископ МакКоули…
— Архидьякон МакКоули — предатель, — бросил Селар, и в голосе его зазвучала сталь. — Подумайте о собственных прегрешениях, а то не пришлось бы мне обвинить вас в таком же преступлении.
— Если вам угодно заточить кого-нибудь, сир, возьмите меня. Но вы не должны, вы не можете так поступить! Церковь не станет…
— Не станет чего? — Селар двигался вокруг стола до тех пор, пока не оказался перед стариком. — Если вы и ваши братья хоть сколько-нибудь цените жизнь МакКоули, вы сделаете, как я сказал. Мне не хотелось бы казнить МакКоули так скоро после его помазания — это было бы нарушением благочестия. Отправляйтесь и сделайте приготовления быстро, архидьякон. Вы обнаружите, что не все так уж плохо. — Селар положил руку на плечо Хильдерика, наклонился и прошептал: — Вы должны научиться верить мне, брат мой. Я делаю это для блага церкви и всей страны. Ведь нехорошо бы было иметь епископом предателя, правда?
Селар выпрямился и кивнул Ичерну. Подхватив Хильдерика с двух сторон, Ичерн и Кандар увели архидьякона; Годфри кинулся следом. Когда дверь за ними закрылась, Селар повернулся к Вогну.
— Как я понимаю, вы явились сюда так поспешно, чтобы предупредить меня, проктор? Удивительно, как это вы не сообщили мне заодно и о возвращении Данлорна. Впрочем, может быть, вы не знали?
— Нет, сир, не знал. Если бы знал, то принял бы меры, чтобы этому воспрепятствовать.
— Что ж, возможно, — спокойно ответил Селар, направляясь к двери. — Но помните о том, что я сказал. Оставьте Данлорна в покое.
Положив руку на дверную ручку, Селар помедлил и оглянулся на Нэша.
— А это, как я понимаю, ваш шпион в синоде? Вы молодец, Наш, что не позволили себя разоблачить. Скажите мне, как получилось, что синод сделал такую глупость — избрал епископом не того человека? Они в самом деле долго спорили? Они обсуждали мои пожелания? Возникла ли оппозиция?
— На самом деле, сир, — Нэш очень тщательно выбирал слова, — оппозиции, что бы вы ни думали, не было. Все дело в суеверии.
— Очень подходящая причина для церковников. И что же это за суеверие?
— Они все слышали о пророчестве: о темном ангеле, разрывающем церковь надвое. К несчастью, и Бром, и Квинн темноволосы, так что это было сочтено плохим предзнаменованием.
Селар оглянулся через плечо на Вогна.
— Как типично! Они спорят двенадцать часов подряд, а потом выбирают главу церкви на основании цвета его волос! Ха! И они еще удивляются, что я вмешиваюсь! Ну а что касается пророчества… Половина населения страны имеет темные волосы — так как определить, кто окажется этим проклятым темным ангелом? Это можете быть и вы, Нэш, и даже любимый друг Вогна Данлорн. У него ведь черные волосы, насколько я помню. Совсем черные. Явитесь ко мне завтра, Нэш. У меня может появиться для вас поручение.
Сардонически рассмеявшись, Селар вышел из зала. Остальные тоже разошлись, кроме Нэша с Вогном. Потом и проктор удалился. Нэш наконец-то остался один.
Кто-то ее нашел.
После всех этих лет кто-то ее нашел и отвез домой. Откуда они узнали, кто она такая? Обнаружили Знак Дома, или она наконец вспомнила, что с ней случилось? Нет, это едва ли возможно. Она была тогда слишком мала. Значит, дело в Знаке. А этот тип Данлорн знает о Знаках достаточно, чтобы догадаться, из чьей она семьи. Просто не повезло: ей повстречался кто-то, кто знал, что видит перед собой.
А сам Данлорн? Правдивы ли все россказни о нем? Действительно ли он представляет угрозу, как считает Вогн? Может ли он быть чем-то опасен самому Нэшу? Что ж, ясно одно: нужно побольше узнать об этом легендарном беглеце. Для такой работы у. Нэша есть как раз подходящий человек…
Есть и способ поближе познакомиться с девушкой. Тогда ему легко будет определить, не подвергая себя опасности, какой она стала за прошедшие годы. Все, что нужно сделать, — это убедить
Селара… Проще простого! Словечко тут, намек на возможную угрозу там… Да, тут трудностей не предвидится.
Однако как бы ни вертел Нэш в уме проблему, какие бы вопросы себе ни задавал, одно непрерывно звучало у него в душе, повторяясь снова и снова: она вернулась. Союзница. Она вступает в игру — и это все меняет.
10
— Архидьякон! Синод кончил заседать?
— Как видите. Мы только что вышли из святилища. Все закончилось. Теперь я должен одеться и отправляться к королю.
— Я помогу вам, конечно, но только сначала вам следовало бы отдохнуть. Вы ведь провели там почти двенадцать часов! Вы, должно быть, совершенно измучены.
Хильдерик только устало кивнул и с помощью Джона стал натягивать облачение.
— Для вас пришли письма, но это может и подождать. Курьер прибыл за несколько минут до того, как синод разошелся. Он оказался моим земляком, так что я не удержался и порасспросил его.
— Ну и что?
— Архидьякон…
— Не тяните: вы же явно хотите мне что-то сообщить. Джон поколебался. Следует ли рассказывать об услышанном
Хильдерику? Нужно ли ему об этом знать? Пожалуй, нужно.
— Дело в том, что я услышал совершенно невероятные новости. Хильдерик поднял бровь:
— Уж не о каком-то темном ангеле идет речь?
— Нет, архидьякон. Дело касается девушки — совсем еще ребенка. Вам ведь известен граф Элайты?
— Я знал его до войны, а потом много лет не видел. Хороший человек.
— Вы помните его дочь? Младшую дочь? У него их, по-моему, две.
— Да. Белла старшая. Она несколько лет назад вышла замуж за молодого Аоренса Мейтленда. Ну же, брат мой, переходите к сути. Король наверняка ждет меня еще в этом году.
Джон усмехнулся и накинул ризу на плечи старого священнослужителя.
— Вы не поверите: все считали, что младшая дочь утонула, когда ей было три или четыре года. Однако она выжила: ее на самом деле похитили во время Смуты.
— Во время Смуты? Как они об этом узнали?
— Кто-то ее нашел, хоть жила она на другом конце Люсары. Ее теперь привезли обратно к отцу. Ну не чудо ли это, архидьякон!
Хильдерик пристально взглянул на молодого священника.
— Вы имеете в виду — в буквальном смысле слова, сын мой? Джон хотел пожать плечами, но одернул себя.
— Э-э… Не знаю. Пожалуй, это возможно. Хильдерик улыбнулся:
— Что ж, такое название почти оправданно. Как замечательно, что потерянная дочь вернулась к Якобу, — хотя, наверное, возникает вопрос: где она была все это время и куда делись остальные дети. Но все же один найденный ребенок лучше, чем ни одного.
— Именно так, архидьякон. Но на этом история не кончается. Хильдерик, уже направившийся к двери, обернулся.
— Есть что-то еще?
Джон обошел его и распахнул дверь.
— Мне подумалось, что вам следует знать о том, что рассказал мне курьер. Это очень важно… Конечно, пока еще только слухи ходят, но мне почему-то кажется, что они имеют основание.
— Что они сделали? — Вогн стукнул кулаком по столу и обернулся к Нашу так резко, что его темное одеяние взметнулось в воздух. Огонь в очаге в этот момент вспыхнул, полено затрещало, и Вогн яростно выплеснул в очаг вино из кубка. Двумя шагами проктор пересек комнату, распахнул дверь и рявкнул: — Льюис! Осборн! — потом снова повернулся к Нэшу. — Что, черт возьми, задумал Хильдерик, а? Уж не полагает ли он, что мы с ним играем в игрушки?
Нэш стоял неподвижно, спрятав руки в складках мантии.
— Архидьякон имел к этому мало отношения — по крайней мере в открытую. Что там говорилось и делалось перед собранием синода — другое дело, тут можно только гадать.
— О да, — бросил Вогн, — и я прекрасно догадываюсь, что затеял старый дурак. Он думает, что мы покоримся и сделаем вид, будто ничего не заметили. Король знает?
— Архидьякон Хильдерик, вероятно, как раз сейчас собирается к нему.
— Что ж, успехов ему!
Сделав глубокий вдох, Нэш рискнул спросить:
— Господин, мы ведь не лишимся теперь приютов и госпиталей? Вогн стоял у двери, погруженный в собственные мысли; глаза его сузились, как будто он только что заметил присутствие Нэша. Бросив на него взгляд, Вогн нахмурился и пробормотал:
— Приюты не имеют отношения к нашей проблеме. Нет, речь идет о гораздо более важных вещах. Проклятие, дорого же они мне заплатят!..
В этот момент в дверях показались полные любопытства Льюис и Осберт, однако Вогн не стал задерживаться, чтобы сообщить им новость. Махнув рукой в сторону Наша, проктор потянулся за плащом.
— Порасспросите-ка его, — прорычал он. — Спросите его, где, по его мнению, окажемся мы через год. Я отправляюсь к королю. — Вогн закутался и двинулся к двери, но помедлил. — Впрочем, Нэш, я передумал: вы пойдете со мной. Возможно, король захочет задать вам несколько вопросов.
Нэш стряхнул с одежды капли дождя и помог Вогну освободиться от мокрого плаща. Всю дорогу до замка проктор кипел и ругался, но Нэш молчал, презирая неспособность главы Гильдии держать себя в руках. Двое стражников встретили их у входа в замок и проводили в приемную короля. К тому моменту, когда они туда вошли, Вогн уже несколько успокоился.
Они оказались в круглом зале в главной башне замка. Слева в очаге, таком огромном, что в нем можно было бы зажарить целого быка, ярко пылал огонь. Перед очагом стоял длинный стол черного дерева, окруженный стульями. На стенах здесь не было гобеленов, а единственное окно, завешенное драгоценным эстрианским бархатом, выходило в сад.
Нэшу было достаточно одного взгляда, чтобы заметить все это; внимание его было приковано к находившимся в зале людям. Прямо перед ним, спиной к двери, стояли архидьякон Хильдерик и дьякон Годфри. Позади стола рядом с очагом находились граф Кандар и его родич, герцог Тьеж Ичерн; у противоположного конца стола Нэш увидел герцога Донала МакГлашена и королевского советника Дай Ингрэма, а также графа Пейна. В глубине помещения, рядом с окном, стоял король.
Вогн и Нэш поклонились, но Селар едва удостоил их взглядом.
— Прекрасно, Вогн, мне не придется за вами посылать. Случайно ли вы появились здесь сразу за архидьяконом, или дожидались, пока он покинет святилище?
— Сир, мне просто хотелось узнать, известен ли уже результат выборов.
— Да, — протянул Селар, — конечно. Что ж, архидьякон как раз собирается сообщить нам об этом. Так что вы говорили, отец мой?
Хильдерик с достоинством склонил голову:
— Сир, синод долго и горячо спорил, но, как я счастлив вам сообщить, в конце концов избрал человека, который, как мы полагаем, обладает качествами, необходимыми для главы церкви.
— И кто же это? — тихо спросил Селар.
— Эйден МакКоули. — Голос Хильдерика был лишен всякого выражения, но его слова прозвучали как удар грома.
Селар слегка приподнял брови; тот, кто не наблюдал за ним очень пристально, мог бы и не заметить этого. Король помолчал, потом отошел от окна и положил руки на спинку кресла.
— Эйден МакКоули, вот как? Интересный выбор. И голосование было единогласным?
— Почти, сир.
— Понятно. — Селар опустил глаза и кивнул. — Когда же состоится помазание?
В ответе Хильдерика проскользнуло еле заметное колебание.
— Мы совершили церемонию сразу же после выборов. Епископ МакКоули уже посвящен в сан.
— Уже! — взорвался Вогн. — Без всяких приготовлений?
— Мы решили, что в данных обстоятельствах так лучше, — пробормотал Годфри.
— И что же это за обстоятельства? Однако Селар, подняв руку, остановил Вогна:
— МакКоули уже посвящен в сан епископа?
— Да, сир, — кивнул Хильдерик.
Селар опустил руки, не сводя глаз с архидьякона, потом снова кивнул и отвернулся.
— Мы дозволяем вам уйти. Не сомневаюсь, что новый епископ нуждается в ваших услугах.
Священники поклонились и попятились к двери, так что Нэшу пришлось посторониться. Дверь уже открылась, но тут Селар остановил Хильдерика и Годфри.
— Минутку, архидьякон. А что второе?
— Сир? — Хильдерик искоса бросил взгляд на Годфри.
— Вы сказали, что у вас две новости для меня. Как я понял, избрание МакКоули епископом — одна из них. Какова вторая?
Годфри втянул воздух и поспешно ответил, опередив коллегу.
— Это пустяк, сир. Всего лишь сплетня… слух. Селар улыбнулся:
— Расскажите мне, в чем там дело. Хильдерик выпрямился во весь рост и ответил:
— Один из курьеров, сир, рассказал нам странную историю. Она касается графа Элайты.
Элайта! Нэш пристально взглянул на старого священника. Элайта! Что могло…
— Говорят, его дочь, — продолжал Хильдерик, — младшая дочь, Дженнифер, считалась утонувшей в младенчестве.
— Вот как? И что же? Разве она восстала из мертвых?
— Можно сказать и так. По-видимому…
Нэш напрягся, зная заранее, какова будет новость, ожидая этого с гневом и страхом, но не сомневаясь в том, что услышит.
— По-видимому, на самом деле она была похищена во время Смуты. Ее нашли в Шан Моссе и вернули отцу.
Нэш молча попятился и оперся о стену. Ощущение прохладного камня под рукой вернуло ему спокойствие, и он постарался овладеть собой. Убедившись, что никто ничего не заметил, он сосредоточил внимание на короле и на Хильдерике, продолжавшем рассказ. Потом еще будет время, чтобы обдумать возможные следствия.
— Не сомневаюсь, что Якоб очень счастлив вновь обрести дочь, — пробормотал Селар. — Но ведь это не все? Невероятно, конечно, что удалось найти и вернуть кого-то из детей, похищенных во время вашей Смуты. Но разве ни о чем больше вы не хотите мне сообщить?
— Конечно, сир. Речь идет о человеке, который нашел девушку.
— Клянусь богами, Хильдерик, — хрипло рассмеялся Селар, — вам нужен целый век, чтобы рассказать простую историю. Заканчивайте же! Кто этот необыкновенный человек?
— Граф Данлорн, сир.
Селар замер на месте. Улыбка, которая мгновение назад казалась издевательской, стала совсем иной. В зале царила тишина, все взгляды устремились на короля; только огонь в очаге трещал и гудел. Никто не шевелился.
— Так он вернулся? — прошептал Селар. — Вы уверены?
— Я не видел его собственными глазами, но сообщение из Элайты достоверно. У меня нет причин думать, что все остальное — выдумка.
Вогн рванулся вперед:
— Мы должны что-то предпринять, сир. Вы же не можете позволить ему…
— Я могу позволить все, что пожелаю, проктор, — перебил его Селар, потом снова повернулся к Хильдерику. — Вы знаете, где сейчас может быть Данлорн? Он направляется сюда, в Марсэй?
— Я знаю только то, что уже рассказал, сир.
— Не могу поверить, — снова не выдержал Вогн, — что он настолько глуп, чтобы вернуться! После такого долгого отсутствия! Чего он может хотеть? Каковы его планы? Он явился один или с армией? Его необходимо схватить!
— По обвинению в чем, проктор? — Голос Селара стал ледяным. — До сих пор он не совершил никакого преступления, насколько нам известно.
— Никакого преступления! — Голос Вогна стал визгливым, а лицо побагровело. — Должен ли я напоминать вам, сир, о тех преступлениях, которые он совершил перед своим бегством?
Селар поднял руку:
— С теми преступлениями тогда и было покончено. Можете, конечно, найти его, но никто не смеет и пальцем его тронуть без моего позволения. Это понятно?
Губы Вогна сжались в тонкую линию, однако он покорно поклонился.
— Вполне, сир.
Селар оглядел собравшихся в зале, задержав взгляд на Хильдерике и наконец на Наше.
Потом его глаза сузились, и король снова отвернулся к окну. Он сделал было жест, чтобы отпустить придворных, но передумал:
— Ичерн!
— Да, сир?
— Возьмите дюжину солдат и отправляйтесь в базилику. Арестуйте епископа МакКоули по обвинению в государственной измене. Приведите его в замок и держите в одиночном заключении.
— Сир! — Хильдерик кинулся вперед, но его опередил Кандар, загоррдив от старика короля.
— Да, архидьякон, — улыбнулся Селар, — мне следовало бы сказать вам раньше, что мне донесли о весьма неприятных вещах касательно этого вашего МакКоули. Я не собирался судить его, но теперь, в свете последних событий, я считаю это своим долгом. А вы тем временем вернитесь в базилику и приготовьте все, что нужно, для посвящения Энтони Брома в сан епископа. Я хочу, чтобы он к вечеру был возведен в звание.
— Но, сир!.. Я не могу этого сделать. Епископ МакКоули…
— Архидьякон МакКоули — предатель, — бросил Селар, и в голосе его зазвучала сталь. — Подумайте о собственных прегрешениях, а то не пришлось бы мне обвинить вас в таком же преступлении.
— Если вам угодно заточить кого-нибудь, сир, возьмите меня. Но вы не должны, вы не можете так поступить! Церковь не станет…
— Не станет чего? — Селар двигался вокруг стола до тех пор, пока не оказался перед стариком. — Если вы и ваши братья хоть сколько-нибудь цените жизнь МакКоули, вы сделаете, как я сказал. Мне не хотелось бы казнить МакКоули так скоро после его помазания — это было бы нарушением благочестия. Отправляйтесь и сделайте приготовления быстро, архидьякон. Вы обнаружите, что не все так уж плохо. — Селар положил руку на плечо Хильдерика, наклонился и прошептал: — Вы должны научиться верить мне, брат мой. Я делаю это для блага церкви и всей страны. Ведь нехорошо бы было иметь епископом предателя, правда?
Селар выпрямился и кивнул Ичерну. Подхватив Хильдерика с двух сторон, Ичерн и Кандар увели архидьякона; Годфри кинулся следом. Когда дверь за ними закрылась, Селар повернулся к Вогну.
— Как я понимаю, вы явились сюда так поспешно, чтобы предупредить меня, проктор? Удивительно, как это вы не сообщили мне заодно и о возвращении Данлорна. Впрочем, может быть, вы не знали?
— Нет, сир, не знал. Если бы знал, то принял бы меры, чтобы этому воспрепятствовать.
— Что ж, возможно, — спокойно ответил Селар, направляясь к двери. — Но помните о том, что я сказал. Оставьте Данлорна в покое.
Положив руку на дверную ручку, Селар помедлил и оглянулся на Нэша.
— А это, как я понимаю, ваш шпион в синоде? Вы молодец, Наш, что не позволили себя разоблачить. Скажите мне, как получилось, что синод сделал такую глупость — избрал епископом не того человека? Они в самом деле долго спорили? Они обсуждали мои пожелания? Возникла ли оппозиция?
— На самом деле, сир, — Нэш очень тщательно выбирал слова, — оппозиции, что бы вы ни думали, не было. Все дело в суеверии.
— Очень подходящая причина для церковников. И что же это за суеверие?
— Они все слышали о пророчестве: о темном ангеле, разрывающем церковь надвое. К несчастью, и Бром, и Квинн темноволосы, так что это было сочтено плохим предзнаменованием.
Селар оглянулся через плечо на Вогна.
— Как типично! Они спорят двенадцать часов подряд, а потом выбирают главу церкви на основании цвета его волос! Ха! И они еще удивляются, что я вмешиваюсь! Ну а что касается пророчества… Половина населения страны имеет темные волосы — так как определить, кто окажется этим проклятым темным ангелом? Это можете быть и вы, Нэш, и даже любимый друг Вогна Данлорн. У него ведь черные волосы, насколько я помню. Совсем черные. Явитесь ко мне завтра, Нэш. У меня может появиться для вас поручение.
Сардонически рассмеявшись, Селар вышел из зала. Остальные тоже разошлись, кроме Нэша с Вогном. Потом и проктор удалился. Нэш наконец-то остался один.
Кто-то ее нашел.
После всех этих лет кто-то ее нашел и отвез домой. Откуда они узнали, кто она такая? Обнаружили Знак Дома, или она наконец вспомнила, что с ней случилось? Нет, это едва ли возможно. Она была тогда слишком мала. Значит, дело в Знаке. А этот тип Данлорн знает о Знаках достаточно, чтобы догадаться, из чьей она семьи. Просто не повезло: ей повстречался кто-то, кто знал, что видит перед собой.
А сам Данлорн? Правдивы ли все россказни о нем? Действительно ли он представляет угрозу, как считает Вогн? Может ли он быть чем-то опасен самому Нэшу? Что ж, ясно одно: нужно побольше узнать об этом легендарном беглеце. Для такой работы у. Нэша есть как раз подходящий человек…
Есть и способ поближе познакомиться с девушкой. Тогда ему легко будет определить, не подвергая себя опасности, какой она стала за прошедшие годы. Все, что нужно сделать, — это убедить
Селара… Проще простого! Словечко тут, намек на возможную угрозу там… Да, тут трудностей не предвидится.
Однако как бы ни вертел Нэш в уме проблему, какие бы вопросы себе ни задавал, одно непрерывно звучало у него в душе, повторяясь снова и снова: она вернулась. Союзница. Она вступает в игру — и это все меняет.
10
Чем ближе оказывался Финлей к Данлорну, тем большее смущение он испытывал, тем сильнее хотелось ему вернуться. Не просто вернуться в Анклав — вернуться в прошлое: когда Роберт был велик, когда люди смотрели на него с обожанием, когда сам Финлей смотрел на него снизу вверх. Вернуться в те времена, когда все было просто и понятно.
«Не приставай к Роберту, чтобы он встал в Круг. Его место не здесь, и ему запрещено изменять своему предназначению…»
Так же ясно, как он видел окрестности этим морозным зимним днем, Финлей помнил момент, когда Роберт проявил собственную силу и обнаружил талант Финлея. Это было за несколько недель до посещения Данлорна Селаром, когда Роберт еще был пленником в собственном замке. Впрочем, это его не остановило: однажды ночью они тайком покинули Данлорн и отправились в горы. Роберт рисковал жизнью и свободой, чтобы отвезти Финлея в Анклав. Даже сейчас тот не забыл споры, шумные дебаты, шок, которым оказалось для Анклава открытие: оба брата Дугласы — прирожденные колдуны. С самого первого дня Финлей знал о несравненной силе Роберта, о его непревзойденном таланте, и это делало его гордым и счастливым.
Но затем в Данлорн явился Селар. Обещаниями, просьбами, боги знают чем еще Селар соблазнил Роберта и заставил предать свою страну.
Через несколько лет, когда Роберт во главе армии Селара разбил захватчиков с севера, Финлей снова стал гордиться братом; когда же тот наконец восстал против Гильдии, Финлей смеялся от радости.
Немного таких светлых моментов было за все эти годы, но и их Роберт уничтожил одним ударом — солгав брату.
Почти двадцать лет он твердил всем одно и то же, настаивал, заставлял поверить: то, что сказал . ему Ключ, касается лишь его лично и не имеет никакого отношения к Анклаву.
Финлей верил брату — как же иначе? Роберт не был лгуном, по крайней мере раньше… Ведь Финлей не знал, что брат с самого начала всех обманывал, — пока не понял этого из слов Ключа…
Финлей направил коня через поле. Оказавшись на вершине холма, он натянул поводья и стал смотреть на раскинувшиеся перед ним вересковые пустоши. Вдалеке из дымки вставал Данлорн, его древние серые стены словно плыли над клочьями тумана. Крепость стояла между двумя холмами-близнецами — Румом и Борлани, — вокруг нее вилась река Мот. Этот замок был построен для войны, неприступный и готовый выдержать осаду любой армии. Данлорн никогда не был завоеван. Не был до сих пор…
Стоит ли возвращаться, стоит ли следовать за всеми этими людьми, спешащими в замок на празднование дня зимнего солнцестояния? Разве сможет он забыть слова, которые прошептал ему Ключ, разве сможет посмотреть в лицо предавшему его брату? Или все же в сердце, полном гнева, несмотря ни на что, таится надежда?
Нет, наверное, дело в настояниях Патрика: Финлей должен отправиться домой, помочь Роберту — тот никогда в этом не признается, но Финлей ему необходим. Только долг по отношению к старшему брату и имеет значение. Пусть он солгал, все равно они остаются братьями.
И так день за днем, неделя за неделей — через три месяца Финлей почувствовал, что с него хватит нотаций несносного Патрика. Хуже всего было то, что Патрик прав. На Финлее и в самом деле лежал долг — долг перед Робертом, долг перед Данлорном…
И возможно, все же возможно, что, если он будет вести себя благонравно, будет избегать споров и не давать воли раздражению, как-нибудь ему удастся выпытать у Роберта правду.
Только эта мысль в конце концов и заставила Финлея повернуть коня в сторону замка. На дороге столько путников, что, пожалуй, он скорее доберется, если поскачет через пустоши и через Дегтярный лес. Не то чтобы он так уж спешил, но приближались сумерки, становилось холодно. Первые снежинки — предвестницы снегопада — упали, когда Финлей как раз въезжал в лес, и это показалось ему последней каплей унижения.
Но что это?
Он остановил коня на опушке. Перед ним были обломки тележки, мертвая лошадь и фигура в алом плаще, бессильно опустившаяся на упавший ствол дерева. На другом конце поляны из кустов боязливо выглянула другая лошадь — покрытая кровью, с поводьями, волочащимися по земле.
Финлей спрыгнул на землю и кинулся к сидящей фигуре.
— С вами все в порядке? Что случилось?
При звуке его голоса женщина повернулась и откинула капюшон плаща. Увидев ее лицо, Финлей онемел. Темные миндалевидные глаза, кожа белее сливок, изящный носик… Алые губы нерешительно улыбнулись. Прелестное лицо окружал сияющий ореол золотых, как мед, волос, струящихся по плечам. Женщина была потрясающе красива.
— На нас напала, сэр, банда разбойников, — сказала она. — Они убили моего начальника стражи и увели слуг. Я сижу здесь уже час в надежде, что та лошадь наконец успокоится и позволит себя поймать. Я так боялась, что мне придется провести всю ночь в этом забытом богами месте.
— Я… — начал Финлей, чувствуя, что тонет в ее глазах. Он сделал вдох и попытался сказать что-то еще, но все, о чем он мог сейчас думать, — это грязь на его дорожном костюме, нечищеные сапоги… — Позвольте мне поймать вашу лошадь, миледи, — наконец промямлил Финлей.
Женщина снова улыбнулась, и Финлею опять стало трудно сообразить, где он находится и что происходит. С усилием он оторвал взгляд от красавицы и повернулся к лошади. Та опасливо на него смотрела, но не сделала попытки убежать, когда Финлей к ней приблизился. Он медленно и осторожно протянул руку и дал лошади обнюхать себя, потом поймал повод и ощупал животное. Лошадь не была ранена, так что кровь на ней принадлежала, должно быть, убитому начальнику стражи. Финлей подвел лошадь к женщине.
— Ваш конь все еще нервничает, так что лучше, если вы поедете на моем. Становится поздно, но мой дом недалеко отсюда. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Данлорна.
Женщина поднялась и одарила Финлея еще одной улыбкой. У того задрожали колени.
— Вы очень добры, сэр. Могу я узнать ваше имя?
Финлей в душе выругал себя за невоспитанность.
— Я лорд Финлей Дуглас, миледи.
— Брат графа Данлорна?
— Да, миледи.
Она рассмеялась:
— Ну, тогда я в надежных руках.
Он скакал, останавливаясь, только чтобы сменить коня. После полутора суток, проведенных в седле, он ненадолго провалился в сон, найдя пустую сырую хижину; проснувшись, попытался заставить себя поесть, но хлеб был черствый, а голода он не испытывал. Снова скачка, безостановочная, до полного изнеможения. Времени было так мало… Если его хватятся…
На рассвете его конь начал спотыкаться, упал и не смог подняться. Окоченевший всадник оставил бедное животное лежать в снегу и отправился дальше пешком. Солнце уже давно взошло, когда он добрался до какой-то деревушки; там он задержался, только чтобы подкрепиться в таверне горячей похлебкой и купить новую лошадь.
Почти ничего не видя от усталости, он снова вскочил в седло и дал шпоры коню.
Роберт очень любил большой зал замка Данлорн, поэтому, хоть гостей собралось и немного, он устроил в нем празднество с музыкантами, жонглерами и танцорами. Ярко горящие свечи и жаркий огонь в очаге разогнали зимние сумерки; гости встречали канун дня зимнего солнцестояния в тепле и уюте.
Обойдя зал и послушав весело игравших музыкантов, Роберт вернулся на свое место за столом. Все собравшиеся сидели вокруг очага, дружно хлопая в ладоши под зажигательные звуки лютни и свирели. В зале собралась дюжина друзей Роберта с семьями и его советники, жившие неподалеку, — люди, которых он еще не видел со времени своего возвращения, вперемежку с теми, кого он видел каждый день. Роберт радовался, слыша в стенах замка веселый смех. Может быть, на следующий год удастся уговорить мать провести зиму в Данлорне…
Его внимание привлек чей-то хохот. Роберт поднял глаза и увидел раскрасневшегося Дэниела Куртнея, приближающегося к нему с другого конца зала. Пошатываясь, тот добрался до кресла, со вздохом рухнул в него и потянулся за кувшином с вином.
— Не очень-то вежливо, знаешь ли, бросить своих гостей и сидеть в одиночестве.
— Ну, вы прекрасно проводите время и без моего участия.
— Дело не в том, как мы развлекаемся, Роберт. — Дэниел отхлебнул вина и вытер губы рукавом. — Мы же празднуем твое возвращение, так что нечего тебе сидеть в углу с виноватым видом — отправляться с дозором Деверина тебе не было никакой нужды.
Лорд Дэниел Куртней был ровесником Роберта, пажом, а потом оруженосцем его отца. Они с Робертом, пока были мальчишками, дрались чуть ли не каждый день, но, повзрослев, стали друзьями. Если Роберт оказался вовлечен в придворные интриги и много путешествовал, то Дэниел всеми силами старался избегать двора, предпочитая спокойную жизнь в деревне. Он рано женился и явно был вполне доволен своей судьбой.
Хотя его нельзя было назвать высоким, Дэниел всегда производил впечатление крупного мужчины, а за безмятежные годы сельского существования стал к тому же и довольно толстым. Его светлые волосы были теперь длиннее, чем помнил Роберт, но голубые глаза сияли все той же теплотой. Дэниел посмотрел на гостей, задержав взгляд на своей племяннице Аманде.
«Не приставай к Роберту, чтобы он встал в Круг. Его место не здесь, и ему запрещено изменять своему предназначению…»
Так же ясно, как он видел окрестности этим морозным зимним днем, Финлей помнил момент, когда Роберт проявил собственную силу и обнаружил талант Финлея. Это было за несколько недель до посещения Данлорна Селаром, когда Роберт еще был пленником в собственном замке. Впрочем, это его не остановило: однажды ночью они тайком покинули Данлорн и отправились в горы. Роберт рисковал жизнью и свободой, чтобы отвезти Финлея в Анклав. Даже сейчас тот не забыл споры, шумные дебаты, шок, которым оказалось для Анклава открытие: оба брата Дугласы — прирожденные колдуны. С самого первого дня Финлей знал о несравненной силе Роберта, о его непревзойденном таланте, и это делало его гордым и счастливым.
Но затем в Данлорн явился Селар. Обещаниями, просьбами, боги знают чем еще Селар соблазнил Роберта и заставил предать свою страну.
Через несколько лет, когда Роберт во главе армии Селара разбил захватчиков с севера, Финлей снова стал гордиться братом; когда же тот наконец восстал против Гильдии, Финлей смеялся от радости.
Немного таких светлых моментов было за все эти годы, но и их Роберт уничтожил одним ударом — солгав брату.
Почти двадцать лет он твердил всем одно и то же, настаивал, заставлял поверить: то, что сказал . ему Ключ, касается лишь его лично и не имеет никакого отношения к Анклаву.
Финлей верил брату — как же иначе? Роберт не был лгуном, по крайней мере раньше… Ведь Финлей не знал, что брат с самого начала всех обманывал, — пока не понял этого из слов Ключа…
Финлей направил коня через поле. Оказавшись на вершине холма, он натянул поводья и стал смотреть на раскинувшиеся перед ним вересковые пустоши. Вдалеке из дымки вставал Данлорн, его древние серые стены словно плыли над клочьями тумана. Крепость стояла между двумя холмами-близнецами — Румом и Борлани, — вокруг нее вилась река Мот. Этот замок был построен для войны, неприступный и готовый выдержать осаду любой армии. Данлорн никогда не был завоеван. Не был до сих пор…
Стоит ли возвращаться, стоит ли следовать за всеми этими людьми, спешащими в замок на празднование дня зимнего солнцестояния? Разве сможет он забыть слова, которые прошептал ему Ключ, разве сможет посмотреть в лицо предавшему его брату? Или все же в сердце, полном гнева, несмотря ни на что, таится надежда?
Нет, наверное, дело в настояниях Патрика: Финлей должен отправиться домой, помочь Роберту — тот никогда в этом не признается, но Финлей ему необходим. Только долг по отношению к старшему брату и имеет значение. Пусть он солгал, все равно они остаются братьями.
И так день за днем, неделя за неделей — через три месяца Финлей почувствовал, что с него хватит нотаций несносного Патрика. Хуже всего было то, что Патрик прав. На Финлее и в самом деле лежал долг — долг перед Робертом, долг перед Данлорном…
И возможно, все же возможно, что, если он будет вести себя благонравно, будет избегать споров и не давать воли раздражению, как-нибудь ему удастся выпытать у Роберта правду.
Только эта мысль в конце концов и заставила Финлея повернуть коня в сторону замка. На дороге столько путников, что, пожалуй, он скорее доберется, если поскачет через пустоши и через Дегтярный лес. Не то чтобы он так уж спешил, но приближались сумерки, становилось холодно. Первые снежинки — предвестницы снегопада — упали, когда Финлей как раз въезжал в лес, и это показалось ему последней каплей унижения.
Но что это?
Он остановил коня на опушке. Перед ним были обломки тележки, мертвая лошадь и фигура в алом плаще, бессильно опустившаяся на упавший ствол дерева. На другом конце поляны из кустов боязливо выглянула другая лошадь — покрытая кровью, с поводьями, волочащимися по земле.
Финлей спрыгнул на землю и кинулся к сидящей фигуре.
— С вами все в порядке? Что случилось?
При звуке его голоса женщина повернулась и откинула капюшон плаща. Увидев ее лицо, Финлей онемел. Темные миндалевидные глаза, кожа белее сливок, изящный носик… Алые губы нерешительно улыбнулись. Прелестное лицо окружал сияющий ореол золотых, как мед, волос, струящихся по плечам. Женщина была потрясающе красива.
— На нас напала, сэр, банда разбойников, — сказала она. — Они убили моего начальника стражи и увели слуг. Я сижу здесь уже час в надежде, что та лошадь наконец успокоится и позволит себя поймать. Я так боялась, что мне придется провести всю ночь в этом забытом богами месте.
— Я… — начал Финлей, чувствуя, что тонет в ее глазах. Он сделал вдох и попытался сказать что-то еще, но все, о чем он мог сейчас думать, — это грязь на его дорожном костюме, нечищеные сапоги… — Позвольте мне поймать вашу лошадь, миледи, — наконец промямлил Финлей.
Женщина снова улыбнулась, и Финлею опять стало трудно сообразить, где он находится и что происходит. С усилием он оторвал взгляд от красавицы и повернулся к лошади. Та опасливо на него смотрела, но не сделала попытки убежать, когда Финлей к ней приблизился. Он медленно и осторожно протянул руку и дал лошади обнюхать себя, потом поймал повод и ощупал животное. Лошадь не была ранена, так что кровь на ней принадлежала, должно быть, убитому начальнику стражи. Финлей подвел лошадь к женщине.
— Ваш конь все еще нервничает, так что лучше, если вы поедете на моем. Становится поздно, но мой дом недалеко отсюда. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Данлорна.
Женщина поднялась и одарила Финлея еще одной улыбкой. У того задрожали колени.
— Вы очень добры, сэр. Могу я узнать ваше имя?
Финлей в душе выругал себя за невоспитанность.
— Я лорд Финлей Дуглас, миледи.
— Брат графа Данлорна?
— Да, миледи.
Она рассмеялась:
— Ну, тогда я в надежных руках.
Он скакал, останавливаясь, только чтобы сменить коня. После полутора суток, проведенных в седле, он ненадолго провалился в сон, найдя пустую сырую хижину; проснувшись, попытался заставить себя поесть, но хлеб был черствый, а голода он не испытывал. Снова скачка, безостановочная, до полного изнеможения. Времени было так мало… Если его хватятся…
На рассвете его конь начал спотыкаться, упал и не смог подняться. Окоченевший всадник оставил бедное животное лежать в снегу и отправился дальше пешком. Солнце уже давно взошло, когда он добрался до какой-то деревушки; там он задержался, только чтобы подкрепиться в таверне горячей похлебкой и купить новую лошадь.
Почти ничего не видя от усталости, он снова вскочил в седло и дал шпоры коню.
Роберт очень любил большой зал замка Данлорн, поэтому, хоть гостей собралось и немного, он устроил в нем празднество с музыкантами, жонглерами и танцорами. Ярко горящие свечи и жаркий огонь в очаге разогнали зимние сумерки; гости встречали канун дня зимнего солнцестояния в тепле и уюте.
Обойдя зал и послушав весело игравших музыкантов, Роберт вернулся на свое место за столом. Все собравшиеся сидели вокруг очага, дружно хлопая в ладоши под зажигательные звуки лютни и свирели. В зале собралась дюжина друзей Роберта с семьями и его советники, жившие неподалеку, — люди, которых он еще не видел со времени своего возвращения, вперемежку с теми, кого он видел каждый день. Роберт радовался, слыша в стенах замка веселый смех. Может быть, на следующий год удастся уговорить мать провести зиму в Данлорне…
Его внимание привлек чей-то хохот. Роберт поднял глаза и увидел раскрасневшегося Дэниела Куртнея, приближающегося к нему с другого конца зала. Пошатываясь, тот добрался до кресла, со вздохом рухнул в него и потянулся за кувшином с вином.
— Не очень-то вежливо, знаешь ли, бросить своих гостей и сидеть в одиночестве.
— Ну, вы прекрасно проводите время и без моего участия.
— Дело не в том, как мы развлекаемся, Роберт. — Дэниел отхлебнул вина и вытер губы рукавом. — Мы же празднуем твое возвращение, так что нечего тебе сидеть в углу с виноватым видом — отправляться с дозором Деверина тебе не было никакой нужды.
Лорд Дэниел Куртней был ровесником Роберта, пажом, а потом оруженосцем его отца. Они с Робертом, пока были мальчишками, дрались чуть ли не каждый день, но, повзрослев, стали друзьями. Если Роберт оказался вовлечен в придворные интриги и много путешествовал, то Дэниел всеми силами старался избегать двора, предпочитая спокойную жизнь в деревне. Он рано женился и явно был вполне доволен своей судьбой.
Хотя его нельзя было назвать высоким, Дэниел всегда производил впечатление крупного мужчины, а за безмятежные годы сельского существования стал к тому же и довольно толстым. Его светлые волосы были теперь длиннее, чем помнил Роберт, но голубые глаза сияли все той же теплотой. Дэниел посмотрел на гостей, задержав взгляд на своей племяннице Аманде.