— Ты о чем? — пробормотала Викуля.
— Я о том, что тот тип, который тебя допрашивал там, на сцене, наверняка начнет проверять всех мужиков покойной фифочки — а их, я не сомневаюсь, у нее было немало, — и, не исключено, выйдет на Кирку. А если он еще пронюхает, что Кирка там околачивался в момент убийства, можешь себе представить ход его рассуждений? Он задастся теми же самыми вопросами, а именно: способен ли твой муж на столь решительные поступки и был ли у него мотив перерезать ей глотку?
— Я никому ничего не скажу, — глухо отозвалась из своего кресла Тамара.
— Что? — переспросила Мура.
— А то, что я одна могу опознать Кирку, ну, сказать, что я его там видела, а я этого вашему следователю ни за что не скажу. Во-первых, я не сволочь, а во-вторых, я категорически не желаю быть свидетельницей.
— Умница! Вот это настоящая подруга! Я никогда, никогда тебе этого не забуду! — Викуля кинулась лобызать Тамару.
— Поддерживаю, — заявила Мура, — я тоже не собираюсь ни на кого стучать, особенно на Кирку, хоть он и называет меня Мурой. Но есть одно обстоятельство, гм-гм, очень немаловажное. Допустим, что Кирка невинен, как младенец, допустим даже, что этот самый следователь окажется дуболомом и до него не доберется, но мы-то все знаем, и у нас останутся сомнения. И у тебя, Викуля, между прочим, тоже. Ты будешь ложиться в постель со своим Киркой и мучительно соображать, не он ли прикончил манекенщицу. Разве не так?
— Викуля ничего не ответила, но выражение ее заплаканного лица было красноречивее любых слов.
— Что ты предлагаешь? — спросила Тамара.
— Мы Должны сами все проверить.
— Как?
— Для начала, например, узнать, где был Кирка в момент убийства. Это как минимум. Кроме того, тебе, Викуля, неплохо бы осмотреть место преступления, — кончил он, на ней непременно будут характерные следы, там же столько кровищи было Да, пуговицы тоже проверь, иногда жертвы в последний момент отрывают пуговицы с одежды убийц и зажимают в ладони. Да, самое главное! Обязательно расскажи об убийстве и последи за его реакцией! Потом мы обобщим всю информацию и примем решение.
Викуля только шмыгнула носом, что самоуверенная Мура приняла за знак согласия.
— И пока мы со всем этим не разберемся, Орден обманутых жен не упраздняется! Тем более что у нас теперь, как и положено, есть своя сокровенная тайна, — заявила Мура и неожиданно спала с лица. — Ой, — сказала она, — я же совсем забыла! Я ведь послала ей письма!
— Послала?! — заорали Вика и Тамара.
— Ну да, — Мура куснула нижнюю губу, — набрала на компьютере и послала, подписав «Орден обманутых жен». Но, — она поспешила успокоить подружек, — текст совершенно безобидный, без угроз. Ну что вы на меня так смотрите?! Не бойтесь, я не обещала ей перерезать глотку, не такая я дура.
Вика с Тамарой заметно приуныли, и Муре пришлось пустить в ход почти весь свой неприкосновенный запас оптимизма.
— Я не потерплю паники на корабле, — изрекла она тоном, не признающим возражений, — и не вижу серьезных оснований для ее возникновения. Пока еще ничего не известно. А насчет писем… Я все беру на себя, тем более что это была моя затея, я за нее и буду отвечать, если придется. А вы ничего не знаете, ясно? В особенности это относится к тебе, Викуля. Викуля подняла свою унылую голову:
— Ты же знаешь, я не умею врать. И так сегодня чуть сквозь землю не провалилась…
— Учись, в жизни пригодится!
В этот момент раздался стук открываемой двери, тихое шарканье, и наконец в комнату заглянул Тамарин муж Борька — скромный работяга и безобидный подкаблучник. Кстати, это его обычное состояние, только прежде он находился под каблуком у матери, а теперь — у Тамары. Чем, собственно, и объяснялись натянутые отношения между свекровью и невесткой: им все никак не удавалось поделить поровну свою добычу.
— Чаевничаете, девочки? — приветливо поинтересовался Борька.
— Ой, Борька, это ты? — спохватилась Тамара. — А мы тут заболтались, и я тебе на ужин ничего не приготовила…
— Да ладно, — махнул рукой безропотный Бориса, — я щас по-быстрому яичницу сварганю. Девочки, будете яичницу?
«Девочки» затрясли головами, как припадочные. Да ври таких раскладах им кусок в горло не полезет! Мура приложила палец к губам, что означало «полчок!».
Глава 5.
Глава 6.
— Я о том, что тот тип, который тебя допрашивал там, на сцене, наверняка начнет проверять всех мужиков покойной фифочки — а их, я не сомневаюсь, у нее было немало, — и, не исключено, выйдет на Кирку. А если он еще пронюхает, что Кирка там околачивался в момент убийства, можешь себе представить ход его рассуждений? Он задастся теми же самыми вопросами, а именно: способен ли твой муж на столь решительные поступки и был ли у него мотив перерезать ей глотку?
— Я никому ничего не скажу, — глухо отозвалась из своего кресла Тамара.
— Что? — переспросила Мура.
— А то, что я одна могу опознать Кирку, ну, сказать, что я его там видела, а я этого вашему следователю ни за что не скажу. Во-первых, я не сволочь, а во-вторых, я категорически не желаю быть свидетельницей.
— Умница! Вот это настоящая подруга! Я никогда, никогда тебе этого не забуду! — Викуля кинулась лобызать Тамару.
— Поддерживаю, — заявила Мура, — я тоже не собираюсь ни на кого стучать, особенно на Кирку, хоть он и называет меня Мурой. Но есть одно обстоятельство, гм-гм, очень немаловажное. Допустим, что Кирка невинен, как младенец, допустим даже, что этот самый следователь окажется дуболомом и до него не доберется, но мы-то все знаем, и у нас останутся сомнения. И у тебя, Викуля, между прочим, тоже. Ты будешь ложиться в постель со своим Киркой и мучительно соображать, не он ли прикончил манекенщицу. Разве не так?
— Викуля ничего не ответила, но выражение ее заплаканного лица было красноречивее любых слов.
— Что ты предлагаешь? — спросила Тамара.
— Мы Должны сами все проверить.
— Как?
— Для начала, например, узнать, где был Кирка в момент убийства. Это как минимум. Кроме того, тебе, Викуля, неплохо бы осмотреть место преступления, — кончил он, на ней непременно будут характерные следы, там же столько кровищи было Да, пуговицы тоже проверь, иногда жертвы в последний момент отрывают пуговицы с одежды убийц и зажимают в ладони. Да, самое главное! Обязательно расскажи об убийстве и последи за его реакцией! Потом мы обобщим всю информацию и примем решение.
Викуля только шмыгнула носом, что самоуверенная Мура приняла за знак согласия.
— И пока мы со всем этим не разберемся, Орден обманутых жен не упраздняется! Тем более что у нас теперь, как и положено, есть своя сокровенная тайна, — заявила Мура и неожиданно спала с лица. — Ой, — сказала она, — я же совсем забыла! Я ведь послала ей письма!
— Послала?! — заорали Вика и Тамара.
— Ну да, — Мура куснула нижнюю губу, — набрала на компьютере и послала, подписав «Орден обманутых жен». Но, — она поспешила успокоить подружек, — текст совершенно безобидный, без угроз. Ну что вы на меня так смотрите?! Не бойтесь, я не обещала ей перерезать глотку, не такая я дура.
Вика с Тамарой заметно приуныли, и Муре пришлось пустить в ход почти весь свой неприкосновенный запас оптимизма.
— Я не потерплю паники на корабле, — изрекла она тоном, не признающим возражений, — и не вижу серьезных оснований для ее возникновения. Пока еще ничего не известно. А насчет писем… Я все беру на себя, тем более что это была моя затея, я за нее и буду отвечать, если придется. А вы ничего не знаете, ясно? В особенности это относится к тебе, Викуля. Викуля подняла свою унылую голову:
— Ты же знаешь, я не умею врать. И так сегодня чуть сквозь землю не провалилась…
— Учись, в жизни пригодится!
В этот момент раздался стук открываемой двери, тихое шарканье, и наконец в комнату заглянул Тамарин муж Борька — скромный работяга и безобидный подкаблучник. Кстати, это его обычное состояние, только прежде он находился под каблуком у матери, а теперь — у Тамары. Чем, собственно, и объяснялись натянутые отношения между свекровью и невесткой: им все никак не удавалось поделить поровну свою добычу.
— Чаевничаете, девочки? — приветливо поинтересовался Борька.
— Ой, Борька, это ты? — спохватилась Тамара. — А мы тут заболтались, и я тебе на ужин ничего не приготовила…
— Да ладно, — махнул рукой безропотный Бориса, — я щас по-быстрому яичницу сварганю. Девочки, будете яичницу?
«Девочки» затрясли головами, как припадочные. Да ври таких раскладах им кусок в горло не полезет! Мура приложила палец к губам, что означало «полчок!».
Глава 5.
ПЕЛЬМЕНЬ ГОРЕЛЫЙ
Предстоящие выходные были безнадежно испорчены, и, как подозревал Рогов, следующие тоже, а может, и послеследующие. И очень даже не исключено, цейтнот ему грозил на весь ближайший месяц. Фигурально выражаясь, по делу мертвой манекенщицы пока имелись только картонные корочки, то бишь пустой скоросшиватель, а сыщик уже спинным мозгом чувствовал: бытовухой в чистом виде здесь и не пахнет. Сомнительно было, чтобы девочки с подиума, не поделив какую-нибудь кофточку, пускали в ход ножи, хотя так, возможно, всем было бы проще, особенно Рогову. Тогда бы он быстренько вычислил убийцу, отчитался и спокойно почивал на лаврах.
На месте преступления Рогов проторчал до восьми вечера, излазил всю сцену на пузе (убирают там отвратительно, кстати сказать), осмотрел помещения, переговорил с парочкой манекенщиц, самим кутюрье, который мало напоминал француза, а напротив, весьма характерно «хэкал» на малороссийский манер, а также вахтершей, одновременно и глухой, и слепой (это ж надо, чтобы так повезло!), но ничего путного не почерпнул. Никто, включая уникальную вахтершу, ничего не видел и не слышал.
Картина пока вырисовывалась следующая: эта самая Лика Столетова вела себя вплоть до момента трагической и безвременной кончины самым обыкновенным образом, не выражая ни малейшего намека на тревогу и скверные предчувствия, и даже как будто была в несколько приподнятом настроении; спокойно переоделась в специально выделенной для манекенщиц комнате за сценой… Дальше — известное дело: за несколько минут до показа она почему-то оказалась за кулисами, где ее ждал неизвестный, безжалостно полоснувший ее ножом по горлу и преспокойно ретировавшийся через маленькое окошко подсобки-радиорубки. И при том, что народу там паслось пропасть, реального свидетеля ни единого, если, конечно, не считать той испуганной молодки, которую лейтенант метко окрестил Пышечкой.
Вот Пышечка, точнее, Виктория Мещерякова, Рогова и беспокоила. На убийцу она, по его мнению, не тянула (хотя преступники, как правило, народ изобретательный и артистичный, а потому всякое может быть), но что-то скрывала. В таких делах у Рогова нюх был, как у служебного спаниеля, натренированного на поиски наркотиков, да простят меня читатели за столь избитое сравнение.
Прокрутив в голове впечатления прошедшего дня, Рогов взял в руки блокнот, лениво перелистал исписанные страницы, остановился на чистой, где и накорябал шариковой ручкой:
«Смерть манекенщицы», затем подчеркнул. Усмехнулся: неплохое название для крутого детектива. Потом подумал, подумал и вывел ниже:
Виктория Мещерякова. И поставил рядом жирный восклицательный знак, а спустя полминуты еще парочку. Полюбовался своей работой и отбросил блокнот в сторону.
— Соображай, соображай! — приказал он себе.
А что тут особенно сообразишь, когда информации-то нуль. Заключения о вскрытии и того нет. Зато какой простор для фантазии, можно воображать себе все, что заблагорассудится. Да уж, отличное утешение для сыщика, ничего не скажешь. А главное — у детективов с фантазией и без того очень даже неплохо в отличие от преступников. У тех дело всегда крутится вокруг денег. Убил, потому что хотел заграбастать себе чужое. Или убил, потому что не захотел делиться. А заодно, например, избавился от того, кто про все это знает. И так далее, возможны вариации, но тема все та же. М-да… Не исключено, что и манекенщицу пришили за какие-нибудь бабки. Время сейчас такое, всем не хватает презренных бумажек. Кто это сказал, что денег никогда не бывает много, их бывает только мало и очень мало?
Однако же не каждый день убивают писаных красавиц… Слава богу! На роговской памяти такая первая. И что же за сим маячит? Ревность! Эта желчная и мстительная стерва с манерами старой девы, которая найдется в душе почти у каждого. А у манекенщицы скорее всего поклонников хватало, так что желчной стерве было где развернуться. Хорошо, очень хорошо, Юрий Викторович, но учтите: инициатива наказуема, а потому вы этими поклонниками и займетесь, как, впрочем, и всем остальным.
Что еще? Месть? Вполне возможно. А вообще, вообще пока нельзя исключить ни единой версии, вплоть до убийства по ошибке. В темноте ведь нетрудно перепутать и прирезать кого-нибудь совсем не того, кого собирался. А если представить, что убивец покушался вовсе не на красавицу, а на Пышечку, зачем-то шлявшуюся за кулисами? Узнает, поди, расстроится. А что, веселенький сюжетец, старушка Агата может спокойно отдыхать под мраморной плитой, ее славное дело — в надежных руках.
— И долго ты еще будешь переливать из пустого в порожнее? — спросил сам себя Рогов.
Ответа не последовало. Ему вдруг захотелось услышать голос Ирки, ну, заскучал мужик, неужели непонятно? Он уже хотел было набрать тещин номер, но вдруг живо представил себе, как строптивая жена с большим трудом отрывается от очередного романа Алены Вереск и спрашивает скучным голосом:
— Ну, что там у тебя случилось?
Короче, ему сразу перехотелось с ней созваниваться. А тут еще воспоминание о ненавистной Алене Вереск растеребило, можно сказать, никогда не заживающие раны. Сидит же где-то эта Алена, и ничего ей не делается, никто на нее не нападает. А она небось живучая и будет еще долго стряпать свои книжонки. По крайней мере, его, Рогова, она переживет, как пить дать. Лично он в этом ни минуты не сомневался.
Голодный зверь, сидящий в пустом животе Рогова, напомнил о себе протяжным рычанием. Черт, да ведь он забыл купить пельменей! Ну, и что теперь делать? Бежать в дежурный магазин? Или для начала обследовать содержимое холодильника? А что там особенно обследовать, если в нем стерильная пустота? Рогов захватил пластиковый пакет и двинулся в ближайшую торговую точку, работающую до одиннадцати.
За кассой сидела молодая девица с кружевной наколкой в крашеных волосах. Издали казалось, что она дремлет, но по мере приближения к ней в Рогове крепло чувство, что кассирша находится в каком-то сомнамбулическом трансе. Во всяком случае, когда он к ней подкатился на повизгивающих колесиках, она на него даже не взглянула, неотрывно смотря куда-то вниз.
— Девушка! — вежливо напомнил Рогов о своем существовании.
Девица не шелохнулась.
— Уважаемая! — произнес он уже громче. Кассирша наконец подняла голову и уставилась в пространство ничего не выражающими совиными глазами. Тогда Рогов провел ладонью перед ее лицом, дабы вернуть на грешную землю.
Девица очнулась и строго спросила:
— В чем дело, гражданин?
— Всего лишь желаю расплатиться, а ведь запросто мог и так уйти.
— Да? — зыркнула на него кассирша и на всякий случай скосила взгляд в сторону входа, где, по идее, должен был подпирать стену могучим плечом охранник. Кстати, там его не наблюдалось.
Девица принялась выкладывать из тележки банки и пакеты, с громким клацаньем нажимая на кнопки кассового аппарата, а Рогов с некоторым интересом заглянул под ее конторку, чтобы полюбопытствовать, что может ввести в состояние продолжительного транса торговых работников. Ох, лучше бы он этого не делал! Под кассой лежал толстенный том Алены Вереск с золотыми буквами на обложке «Поцелуй на прощание». Рогова так перекосило, что это заметила даже зомбированная девица.
— Гражданин, что с вами? Вам плохо? — встревоженно спросила она.
— Ничего страшного, просто минутная слабость, — проскрежетал зубами Рогов, отсчитывая деньги.
Как оказалось, «минутная слабость» чуть не вышла ему боком. Пока Рогов и девица обменивались ничего не значащими фразами, за кассой неожиданно появилась щуплая, невзрачная фигура в черном и достаточно внятно заявила:
— Спокойно, это ограбление!
Рогов поднял взгляд и увидел вытянутую вперед руку в перчатке. Рука сжимала небольшой пистолет и заметно дрожала. И еще совершенно перепуганные блестящие глаза в прорези черной трикотажной кишки, надетой на голову гангстера.
Кассирша сначала втянула голову в плечи, а потом осторожно глянула через плечо. Видимо, специально для нее фигура повторила тихим фальцетом:
— Спокойно, это ограбление!
Похоже, грабитель успокаивал как раз себя, ибо на этот раз у него дрожала не только рука, но и голос. А кроме того, он стал медленно отступать назад. Рогов толкнул тележку прямо на горе-гангстера, тот сразу потерял равновесие и, наверное, растянулся бы на кафельном полу, если бы сыщик не подхватил его одной рукой под плечи, другой — намертво перехватил правую кисть преступника, все еще сжимавшую пистолет. Хлипкий на вид типчик оказался удивительно цепким, не так просто было вырвать у него оружие. Впрочем, он уже дышал, как паровоз, и был близок к тому, чтобы сдаться на милость победителя, а потом вдруг неожиданно взял и совсем обмяк, безжизненно повиснув на руках Рогова. Пистолет звонко шлепнулся на пол. Рогов безуспешно попытался поставить грабителя на ноги и в этот момент увидел кассиршу. Она стояла рядом с толстым романом Алены Вереск наперевес.
— Что случилось? — раздался грозный бас за спиной.
— Что-что, — зло огрызнулась кассирша, — пока ты шлялся неизвестно где, мы с гражданином грабителя задержали. Тоже мне, охранник называется!
Последовала немая сцена, наслаждаться которой Рогову было некогда. Прислонив поверженного противника к проштрафившемуся охраннику, он в три прыжка выскочил из магазина и зорким взглядом окинул прилегающие окрестности, где, не исключено, грабителя могли ожидать сообщники. Но таковые, даже если они имелись, либо уже успели унести ноги, либо ничем себя не проявляли, искусно замаскировавшись в складках местности.
Рогов вернулся в торговый зал, где застал кипучую деятельность проколовшегося охранника. Тот уже звонил во все колокола, призывая милицию и собственное начальство. Грабитель лежал на полу, раскинув руки и ноги, и не проявлял ни малейшего признака жизни. Да уж, таким томищем по голове стукнуть — запросто убить можно или, на худой конец, сделать инвалидом на всю жизнь! Рогов поискал взглядом кассиршу: нашла чем лупить, курица! Тебя бы этим гроссбухом погладить, чтобы мозги на место встали и ты больше никогда не читала всяких там Ален! Особенно в рабочее время!
Он присел рядом с распростертым на полу хлипким телом и стянул с лежащего маску. Глаза его сразу полезли на лоб: освобожденное от трикотажной кишки, на свет божий явилось симпатичное бледное личико, чуть ли не до подбородка прикрытое длиннющими ресницами, и буйная грива золотистых волос. Присмотрелся к валяющемуся поодаль пистолету: так и есть, игрушка! Ну вот, только этого не хватало! Рогов наклонился, прислушался, уловил тихое дыхание и звонко отшлепал девчонку по лицу. Она не сразу приподняла свои гигантские ресницы-опахала и открыла синющие глаза, которые ровным счетом ничего не выражали.
— Эй! — окликнул Рогов активного охранника. — Давай-ка «Скорую» вызывай, быстро! Охранник затоптался рядом:
— Слушай, мужик, а ты чего тут распоряжаешься? Топал бы ты отсюда, ладно? Мы тут и без тебя разберемся.
Рогов встал во весь рост, но даже так он доставал охраннику только до подмышек, а осознавать свои, скажем так, очень средние габариты нашему сыщику никогда не нравилось. Кроме того, охранник демонстративно поигрывал перед ним своей гладкой мускулатурой, рельефно выпирающей под черной униформой, и тем еще ощутимее действовал ему на нервы.
— Как же я уйду, когда я свидетель? — как бы с подобострастием осведомился Рогов.
— Вот потому-то ты и уйдешь, — приветливо улыбаясь, ответил охранник. — Собирай свои харчи и шуруй, не доводи домочадцев до инфаркта…
Все ясно, парень сам хотел быть героем, а если и не героем, то уж, по крайней мере, не кандидатом на увольнение. А такое развитие событий, на взгляд Рогова, не исключалось, поскольку охранник, увы, не оказался в нужном месте в нужное время. Но это уже то самое десятое дело, которое Рогова не касалось. А потому он спокойно отвел в сторону мощную длань магазинного амбала, коей тот вроде бы намеревался придать ему ускорение, извлек из нагрудного кармана удостоверение и повторил как можно спокойнее:
— «Скорую» — быстро!
«Корочки» произвели на охранника должное впечатление. Сначала он весь пожух на глазах, а потом суетливо скрылся за дверью служебного помещения. Рядом осталась только кассирша, которая тупо смотрела на лежавшую на полу девчонку. Эта крашеная дура все еще держала в руках толстенный томище Алены Вереск.
— Ну и зачем ты ее шарахнула? — осведомился Рогов.
— Я ж хотела как лучше, — пробормотала кассирша.
— А главное, нашла чем! Этой дрянью! — Рогов выругался сквозь зубы и наклонился над юной грабительницей, до сих пор не пришедшей в себя. Проверил ее карманы, в которых не было ничего интересного. Всего лишь пара жетонов на метро, смятый носовой платок да еще ученический билет на имя Головко Юлии, учащейся ПТУ № 143. Хороша гангстерша, ничего не скажешь, ума — палата. Пошла на дело с документами, ничего умнее не придумала.
Первыми в магазин примчались милиционеры, причем в таком количестве, словно собрались освобождать захваченное террористами иностранное посольство. Зато «Скорая» не торопилась. К тому моменту, когда она наконец прибыла, Рогов успел более-менее подробно обрисовать обстановку местным пинкертонам, которых особенно поразила история с книжкой. Врач «Скорой», быстренько осмотрев преступницу, благополучно перекочевавшую в разряд пострадавших, с уважением покосился на пудовый «Поцелуй на прощание», как бы мысленно его взвешивая, и почесал затылок.
— А что, может, и сотрясение, — пробурчал он под нос и велел санитарам принести носилки.
Именно в этот патетический момент в прихожей и заверещал телефон, который, как известно, имеет привычку звонить в самое неподходящее время. Рогов вытер руки о полотенце и поднял трубку. Надо отметить, с тяжелым чувством. Ибо ночные звонки сыщикам ничего хорошего не сулят.
— Рогов, ты куда пропал? — спросила трубка голосом дорогого начальства, а именно подполковника Кобылина. Вместе с начальственным баритоном в бобылье житие Рогова проникли еще и звуки музыки, смех и еще какой-то странный звук, напоминающий стук остреньких дамских каблучков. Вечеринка у него там, что ли? Вот и гулял бы себе.
— Так где ты был? — допытывался подполковник, прямо как ревнивая жена.
— Да тут случилось небольшое происшествие… — неопределенно промямлил Рогов.
Подполковник его не дослушал:
— Что там с убийством в ДК?
— Пока никак, — откровенно сознался Рогов, предвкушая скорую расправу.
Так оно и оказалось. Кобылин немедленно рассвирепел:
— То есть как это никак? Рогов вздохнул и приготовился к телефонной выволочке.
— Картина достаточно темная. Свидетелей много, но самого убийства никто не видел. За кулисами было темно, — бубнил он, как пономарь, — орудие преступления еще не найдено, заключения о вскрытии еще нет…
— Хватит жалиться, — перебило его начальство, затем в трубке послышался шорох, красивый и переливчатый смех, и женский голос отчетливо произнес:
— А я не разрешаю в такой день ругать младших по званию, — после чего вновь возник подполковник, который конфузливо сказал:
— Извини, у меня тут небольшое мероприятие… Я тебя понимаю, дело, судя по всему, непростое, а помочь тебе некому. У всех дел невпроворот, а тут еще Ружанский ногу сломал, черт его на эту крышу понес… А знаешь что… Пожалуй, я тебе все-таки организую подмогу. Есть у меня человечек на примете, в понедельник пришлю. А до тех пор ты уж, пожалуйста, сам, будь добр. Ну пока…
Уже в процессе разговора Рогов уловил подозрительный запах, доносившийся с кухни, но не придал этому значения. Неудивительно, грозный рык Кобылина вперемежку с серебристыми колокольчиками кокетливого женского смеха напрочь выбили из его головы память о пельменной кулебяке на сковороде. Так что, когда он вбежал на кухню, дело было уже сделано: над сковородкой поднимался черный чад.
— Чтоб тебя… — с чувством пожелал Рогов. Пожелание предназначалось подполковнику Кобылину.
На месте преступления Рогов проторчал до восьми вечера, излазил всю сцену на пузе (убирают там отвратительно, кстати сказать), осмотрел помещения, переговорил с парочкой манекенщиц, самим кутюрье, который мало напоминал француза, а напротив, весьма характерно «хэкал» на малороссийский манер, а также вахтершей, одновременно и глухой, и слепой (это ж надо, чтобы так повезло!), но ничего путного не почерпнул. Никто, включая уникальную вахтершу, ничего не видел и не слышал.
Картина пока вырисовывалась следующая: эта самая Лика Столетова вела себя вплоть до момента трагической и безвременной кончины самым обыкновенным образом, не выражая ни малейшего намека на тревогу и скверные предчувствия, и даже как будто была в несколько приподнятом настроении; спокойно переоделась в специально выделенной для манекенщиц комнате за сценой… Дальше — известное дело: за несколько минут до показа она почему-то оказалась за кулисами, где ее ждал неизвестный, безжалостно полоснувший ее ножом по горлу и преспокойно ретировавшийся через маленькое окошко подсобки-радиорубки. И при том, что народу там паслось пропасть, реального свидетеля ни единого, если, конечно, не считать той испуганной молодки, которую лейтенант метко окрестил Пышечкой.
Вот Пышечка, точнее, Виктория Мещерякова, Рогова и беспокоила. На убийцу она, по его мнению, не тянула (хотя преступники, как правило, народ изобретательный и артистичный, а потому всякое может быть), но что-то скрывала. В таких делах у Рогова нюх был, как у служебного спаниеля, натренированного на поиски наркотиков, да простят меня читатели за столь избитое сравнение.
Прокрутив в голове впечатления прошедшего дня, Рогов взял в руки блокнот, лениво перелистал исписанные страницы, остановился на чистой, где и накорябал шариковой ручкой:
«Смерть манекенщицы», затем подчеркнул. Усмехнулся: неплохое название для крутого детектива. Потом подумал, подумал и вывел ниже:
Виктория Мещерякова. И поставил рядом жирный восклицательный знак, а спустя полминуты еще парочку. Полюбовался своей работой и отбросил блокнот в сторону.
— Соображай, соображай! — приказал он себе.
А что тут особенно сообразишь, когда информации-то нуль. Заключения о вскрытии и того нет. Зато какой простор для фантазии, можно воображать себе все, что заблагорассудится. Да уж, отличное утешение для сыщика, ничего не скажешь. А главное — у детективов с фантазией и без того очень даже неплохо в отличие от преступников. У тех дело всегда крутится вокруг денег. Убил, потому что хотел заграбастать себе чужое. Или убил, потому что не захотел делиться. А заодно, например, избавился от того, кто про все это знает. И так далее, возможны вариации, но тема все та же. М-да… Не исключено, что и манекенщицу пришили за какие-нибудь бабки. Время сейчас такое, всем не хватает презренных бумажек. Кто это сказал, что денег никогда не бывает много, их бывает только мало и очень мало?
Однако же не каждый день убивают писаных красавиц… Слава богу! На роговской памяти такая первая. И что же за сим маячит? Ревность! Эта желчная и мстительная стерва с манерами старой девы, которая найдется в душе почти у каждого. А у манекенщицы скорее всего поклонников хватало, так что желчной стерве было где развернуться. Хорошо, очень хорошо, Юрий Викторович, но учтите: инициатива наказуема, а потому вы этими поклонниками и займетесь, как, впрочем, и всем остальным.
Что еще? Месть? Вполне возможно. А вообще, вообще пока нельзя исключить ни единой версии, вплоть до убийства по ошибке. В темноте ведь нетрудно перепутать и прирезать кого-нибудь совсем не того, кого собирался. А если представить, что убивец покушался вовсе не на красавицу, а на Пышечку, зачем-то шлявшуюся за кулисами? Узнает, поди, расстроится. А что, веселенький сюжетец, старушка Агата может спокойно отдыхать под мраморной плитой, ее славное дело — в надежных руках.
— И долго ты еще будешь переливать из пустого в порожнее? — спросил сам себя Рогов.
Ответа не последовало. Ему вдруг захотелось услышать голос Ирки, ну, заскучал мужик, неужели непонятно? Он уже хотел было набрать тещин номер, но вдруг живо представил себе, как строптивая жена с большим трудом отрывается от очередного романа Алены Вереск и спрашивает скучным голосом:
— Ну, что там у тебя случилось?
Короче, ему сразу перехотелось с ней созваниваться. А тут еще воспоминание о ненавистной Алене Вереск растеребило, можно сказать, никогда не заживающие раны. Сидит же где-то эта Алена, и ничего ей не делается, никто на нее не нападает. А она небось живучая и будет еще долго стряпать свои книжонки. По крайней мере, его, Рогова, она переживет, как пить дать. Лично он в этом ни минуты не сомневался.
Голодный зверь, сидящий в пустом животе Рогова, напомнил о себе протяжным рычанием. Черт, да ведь он забыл купить пельменей! Ну, и что теперь делать? Бежать в дежурный магазин? Или для начала обследовать содержимое холодильника? А что там особенно обследовать, если в нем стерильная пустота? Рогов захватил пластиковый пакет и двинулся в ближайшую торговую точку, работающую до одиннадцати.
* * *
Хоть тут ему повезло — успел буквально за пятнадцать минут до закрытия. Зал самообслуживания, освещенный неоном, демонстрировал завидное многообразие товаров и полное отсутствие покупателей. Рогов рассудил, что раз уж он в кои веки явился за покупками в магазин специально, а не по пути со службы, то стоит отовариться на полную катушку, точнее, на полную тележку, противно визжащую своими колесиками в тишине. Сыщик двинулся от полки к полке, бросая в тележку все подряд, не особенно рассматривая в связи с ограниченностью во времени и уповая в душе на то, что магазин все-таки продовольственный, а потому товары в нем должны быть по крайней мере съедобными.За кассой сидела молодая девица с кружевной наколкой в крашеных волосах. Издали казалось, что она дремлет, но по мере приближения к ней в Рогове крепло чувство, что кассирша находится в каком-то сомнамбулическом трансе. Во всяком случае, когда он к ней подкатился на повизгивающих колесиках, она на него даже не взглянула, неотрывно смотря куда-то вниз.
— Девушка! — вежливо напомнил Рогов о своем существовании.
Девица не шелохнулась.
— Уважаемая! — произнес он уже громче. Кассирша наконец подняла голову и уставилась в пространство ничего не выражающими совиными глазами. Тогда Рогов провел ладонью перед ее лицом, дабы вернуть на грешную землю.
Девица очнулась и строго спросила:
— В чем дело, гражданин?
— Всего лишь желаю расплатиться, а ведь запросто мог и так уйти.
— Да? — зыркнула на него кассирша и на всякий случай скосила взгляд в сторону входа, где, по идее, должен был подпирать стену могучим плечом охранник. Кстати, там его не наблюдалось.
Девица принялась выкладывать из тележки банки и пакеты, с громким клацаньем нажимая на кнопки кассового аппарата, а Рогов с некоторым интересом заглянул под ее конторку, чтобы полюбопытствовать, что может ввести в состояние продолжительного транса торговых работников. Ох, лучше бы он этого не делал! Под кассой лежал толстенный том Алены Вереск с золотыми буквами на обложке «Поцелуй на прощание». Рогова так перекосило, что это заметила даже зомбированная девица.
— Гражданин, что с вами? Вам плохо? — встревоженно спросила она.
— Ничего страшного, просто минутная слабость, — проскрежетал зубами Рогов, отсчитывая деньги.
Как оказалось, «минутная слабость» чуть не вышла ему боком. Пока Рогов и девица обменивались ничего не значащими фразами, за кассой неожиданно появилась щуплая, невзрачная фигура в черном и достаточно внятно заявила:
— Спокойно, это ограбление!
Рогов поднял взгляд и увидел вытянутую вперед руку в перчатке. Рука сжимала небольшой пистолет и заметно дрожала. И еще совершенно перепуганные блестящие глаза в прорези черной трикотажной кишки, надетой на голову гангстера.
Кассирша сначала втянула голову в плечи, а потом осторожно глянула через плечо. Видимо, специально для нее фигура повторила тихим фальцетом:
— Спокойно, это ограбление!
Похоже, грабитель успокаивал как раз себя, ибо на этот раз у него дрожала не только рука, но и голос. А кроме того, он стал медленно отступать назад. Рогов толкнул тележку прямо на горе-гангстера, тот сразу потерял равновесие и, наверное, растянулся бы на кафельном полу, если бы сыщик не подхватил его одной рукой под плечи, другой — намертво перехватил правую кисть преступника, все еще сжимавшую пистолет. Хлипкий на вид типчик оказался удивительно цепким, не так просто было вырвать у него оружие. Впрочем, он уже дышал, как паровоз, и был близок к тому, чтобы сдаться на милость победителя, а потом вдруг неожиданно взял и совсем обмяк, безжизненно повиснув на руках Рогова. Пистолет звонко шлепнулся на пол. Рогов безуспешно попытался поставить грабителя на ноги и в этот момент увидел кассиршу. Она стояла рядом с толстым романом Алены Вереск наперевес.
— Что случилось? — раздался грозный бас за спиной.
— Что-что, — зло огрызнулась кассирша, — пока ты шлялся неизвестно где, мы с гражданином грабителя задержали. Тоже мне, охранник называется!
Последовала немая сцена, наслаждаться которой Рогову было некогда. Прислонив поверженного противника к проштрафившемуся охраннику, он в три прыжка выскочил из магазина и зорким взглядом окинул прилегающие окрестности, где, не исключено, грабителя могли ожидать сообщники. Но таковые, даже если они имелись, либо уже успели унести ноги, либо ничем себя не проявляли, искусно замаскировавшись в складках местности.
Рогов вернулся в торговый зал, где застал кипучую деятельность проколовшегося охранника. Тот уже звонил во все колокола, призывая милицию и собственное начальство. Грабитель лежал на полу, раскинув руки и ноги, и не проявлял ни малейшего признака жизни. Да уж, таким томищем по голове стукнуть — запросто убить можно или, на худой конец, сделать инвалидом на всю жизнь! Рогов поискал взглядом кассиршу: нашла чем лупить, курица! Тебя бы этим гроссбухом погладить, чтобы мозги на место встали и ты больше никогда не читала всяких там Ален! Особенно в рабочее время!
Он присел рядом с распростертым на полу хлипким телом и стянул с лежащего маску. Глаза его сразу полезли на лоб: освобожденное от трикотажной кишки, на свет божий явилось симпатичное бледное личико, чуть ли не до подбородка прикрытое длиннющими ресницами, и буйная грива золотистых волос. Присмотрелся к валяющемуся поодаль пистолету: так и есть, игрушка! Ну вот, только этого не хватало! Рогов наклонился, прислушался, уловил тихое дыхание и звонко отшлепал девчонку по лицу. Она не сразу приподняла свои гигантские ресницы-опахала и открыла синющие глаза, которые ровным счетом ничего не выражали.
— Эй! — окликнул Рогов активного охранника. — Давай-ка «Скорую» вызывай, быстро! Охранник затоптался рядом:
— Слушай, мужик, а ты чего тут распоряжаешься? Топал бы ты отсюда, ладно? Мы тут и без тебя разберемся.
Рогов встал во весь рост, но даже так он доставал охраннику только до подмышек, а осознавать свои, скажем так, очень средние габариты нашему сыщику никогда не нравилось. Кроме того, охранник демонстративно поигрывал перед ним своей гладкой мускулатурой, рельефно выпирающей под черной униформой, и тем еще ощутимее действовал ему на нервы.
— Как же я уйду, когда я свидетель? — как бы с подобострастием осведомился Рогов.
— Вот потому-то ты и уйдешь, — приветливо улыбаясь, ответил охранник. — Собирай свои харчи и шуруй, не доводи домочадцев до инфаркта…
Все ясно, парень сам хотел быть героем, а если и не героем, то уж, по крайней мере, не кандидатом на увольнение. А такое развитие событий, на взгляд Рогова, не исключалось, поскольку охранник, увы, не оказался в нужном месте в нужное время. Но это уже то самое десятое дело, которое Рогова не касалось. А потому он спокойно отвел в сторону мощную длань магазинного амбала, коей тот вроде бы намеревался придать ему ускорение, извлек из нагрудного кармана удостоверение и повторил как можно спокойнее:
— «Скорую» — быстро!
«Корочки» произвели на охранника должное впечатление. Сначала он весь пожух на глазах, а потом суетливо скрылся за дверью служебного помещения. Рядом осталась только кассирша, которая тупо смотрела на лежавшую на полу девчонку. Эта крашеная дура все еще держала в руках толстенный томище Алены Вереск.
— Ну и зачем ты ее шарахнула? — осведомился Рогов.
— Я ж хотела как лучше, — пробормотала кассирша.
— А главное, нашла чем! Этой дрянью! — Рогов выругался сквозь зубы и наклонился над юной грабительницей, до сих пор не пришедшей в себя. Проверил ее карманы, в которых не было ничего интересного. Всего лишь пара жетонов на метро, смятый носовой платок да еще ученический билет на имя Головко Юлии, учащейся ПТУ № 143. Хороша гангстерша, ничего не скажешь, ума — палата. Пошла на дело с документами, ничего умнее не придумала.
Первыми в магазин примчались милиционеры, причем в таком количестве, словно собрались освобождать захваченное террористами иностранное посольство. Зато «Скорая» не торопилась. К тому моменту, когда она наконец прибыла, Рогов успел более-менее подробно обрисовать обстановку местным пинкертонам, которых особенно поразила история с книжкой. Врач «Скорой», быстренько осмотрев преступницу, благополучно перекочевавшую в разряд пострадавших, с уважением покосился на пудовый «Поцелуй на прощание», как бы мысленно его взвешивая, и почесал затылок.
— А что, может, и сотрясение, — пробурчал он под нос и велел санитарам принести носилки.
* * *
Домой Рогов попал только к двенадцати, сильно злой и сильно голодный. Что самое ужасное — пока он изображал из себя героя в магазине, купленные им пельмени растаяли и превратились в месиво из скользкого сырого теста и фарша. Рогов хотел было просто-напросто выкинуть это безобразие в мусорное ведро, но потом решил, что, если изжарить его на сковороде, получится нечто вроде кулебяки. Бросил на сковородку кусок масла посолиднее, подождал, когда оно радостно заскворчало, после чего вывалил сверху расквасившееся содержимое пакета с надписью «Пельмени „Русские“.Именно в этот патетический момент в прихожей и заверещал телефон, который, как известно, имеет привычку звонить в самое неподходящее время. Рогов вытер руки о полотенце и поднял трубку. Надо отметить, с тяжелым чувством. Ибо ночные звонки сыщикам ничего хорошего не сулят.
— Рогов, ты куда пропал? — спросила трубка голосом дорогого начальства, а именно подполковника Кобылина. Вместе с начальственным баритоном в бобылье житие Рогова проникли еще и звуки музыки, смех и еще какой-то странный звук, напоминающий стук остреньких дамских каблучков. Вечеринка у него там, что ли? Вот и гулял бы себе.
— Так где ты был? — допытывался подполковник, прямо как ревнивая жена.
— Да тут случилось небольшое происшествие… — неопределенно промямлил Рогов.
Подполковник его не дослушал:
— Что там с убийством в ДК?
— Пока никак, — откровенно сознался Рогов, предвкушая скорую расправу.
Так оно и оказалось. Кобылин немедленно рассвирепел:
— То есть как это никак? Рогов вздохнул и приготовился к телефонной выволочке.
— Картина достаточно темная. Свидетелей много, но самого убийства никто не видел. За кулисами было темно, — бубнил он, как пономарь, — орудие преступления еще не найдено, заключения о вскрытии еще нет…
— Хватит жалиться, — перебило его начальство, затем в трубке послышался шорох, красивый и переливчатый смех, и женский голос отчетливо произнес:
— А я не разрешаю в такой день ругать младших по званию, — после чего вновь возник подполковник, который конфузливо сказал:
— Извини, у меня тут небольшое мероприятие… Я тебя понимаю, дело, судя по всему, непростое, а помочь тебе некому. У всех дел невпроворот, а тут еще Ружанский ногу сломал, черт его на эту крышу понес… А знаешь что… Пожалуй, я тебе все-таки организую подмогу. Есть у меня человечек на примете, в понедельник пришлю. А до тех пор ты уж, пожалуйста, сам, будь добр. Ну пока…
Уже в процессе разговора Рогов уловил подозрительный запах, доносившийся с кухни, но не придал этому значения. Неудивительно, грозный рык Кобылина вперемежку с серебристыми колокольчиками кокетливого женского смеха напрочь выбили из его головы память о пельменной кулебяке на сковороде. Так что, когда он вбежал на кухню, дело было уже сделано: над сковородкой поднимался черный чад.
— Чтоб тебя… — с чувством пожелал Рогов. Пожелание предназначалось подполковнику Кобылину.
Глава 6.
НАД ВСЕЙ ИСПАНИЕЙ БЕЗОБЛАЧНОЕ НЕБО
Кирка задерживался. С тех пор как он устроился работать в банк, такое с ним случалось довольно часто, и Викуля не придавала этому особенного значения. До поры до времени, а именно до того момента, когда она увидела его в обнимку с блондинкой-манекенщицей, ныне покойной. Не к ночи будет сказано. Так вот, Викулино беспокойство после закулисного убийства грозило перерасти в тихое помешательство.
Вернувшись домой, она первым делом выслушала автоответчик, сообщивший абсолютно спокойным Киркиным голосом:
— Викуля, у меня переговоры в «Ареал-банке», не волнуйся, часам к одиннадцати вернусь…
— Так, хорош, ничего не скажешь, — пробормотала Вика раздраженно, — его любовницу грохнули, а у него переговоры. А если…
Вот о «если» думать совершенно не хотелось, ибо представить себе, что Кирка мог хладнокровно прикончить манекенщицу, а потом как ни в чем не бывало отправиться на переговоры, Вика решительно отказывалась.
Зазвонил телефон. Вика сорвала трубку и приготовилась услышать Кирку, а услышала Муру.
— Ну что, как обстановка? — осведомилась подруга заговорщицким тоном.
Последние силы оставили Викулю, и она опустилась на пол, не отрывая телефонную трубку от уха.
— Чего там у тебя грохнулось? — немедленно среагировала Мура.
— Потолок обрушился, — вяло отозвалась Вика, — прямо мне на голову.
Мура пропустила угрюмую шутку мимо ушей и принялась выпытывать:
— Ну, ты уже с ним разговаривала? Надеюсь, ты вела себя по-умному? Помнишь, как я тебя учила?
— Кирки нет, он на переговорах, будет в одиннадцать, — доложила Вика со вздохом.
— Вот и прекрасно, — обрадовалась Мура, — проверь пока его карманы.
— Зачем? — опешила Вика.
— Может, найдешь какую-нибудь улику: ну, записку или еще что-нибудь. Да у тебя что, из головы все повыскакивало? Мы же об этом говорили! А потом, когда он вернется, внимательно осмотри его одежду. Вдруг обнаружатся следы сама знаешь чего… — методично наставляла ее Мура. Легко ей было рассуждать! — После перезвонишь мне… Да, если заметишь что-то подозрительное, скажешь… Ну, скажешь: синоптики на завтра обещают дождь. А если ничего такого не заметишь, тогда: завтра синоптики обещают ясную погоду. Поняла?
— Какие синоптики? — удивилась Вика. — И вообще, зачем это?
— Затем, чтобы Кирка ничего не понял, — прошипела в трубку Мура.
— Синоптики какие-то, — недовольно пробурчала Вика, — может, тогда уж лучше: «Над всей Испанией безоблачное небо»?
— Не умничай, — отрезала Мура. — Да, еще… Проверь, все ли ножи на месте, а то орудие убийства, как я поняла, не нашли…
Вика вышла из себя:
— Не знаю, как там с орудием, а ты меня своей болтовней режешь без ножа!
— Викуля, возьми себя в руки и будь мужественной. Это твой долг, — призвала ее Мура и добавила, что будет с нетерпением ждать ее звонка. После чего дала наконец отбой.
Викуля посидела на полу еще минут пять, по-прежнему сжимая в руках пищащую трубку, потом, собрав остаток сил, поднялась и пошла на кухню — проверять ножи. Ничего остроумнее она придумать не могла. По крайней мере, это было хоть какое-то, но действие, а как говаривала ее мать, «когда на душе плохо, займи чем-нибудь руки».
Вот она их и заняла. Открывала поочередно шкафы, выдвигала ящики и пересчитывала ножи, хотя, если на то пошло, сколько их должно быть, она представляла себе довольно смутно. Во всяком случае, она могла назвать точно только количество ножей из красивого набора, подаренного ей по случаю переезда на новую квартиру бывшими сослуживицами, — шесть. Собственно, она и коробку-то открыла так, для проформы, а заглянув в нее, сразу похолодела: не хватало сразу двух ножей! Сделав это ужасное открытие, она обшарила всю кухню, но пропажи не обнаружила. Потом села на табурет и глубоко задумалась. Вику мучил вопрос: возможно ли кого-нибудь зарезать изящным столовым ножом с позолоченной ручкой? А двумя сразу? Нет, так недолго и свихнуться!
Вернувшись домой, она первым делом выслушала автоответчик, сообщивший абсолютно спокойным Киркиным голосом:
— Викуля, у меня переговоры в «Ареал-банке», не волнуйся, часам к одиннадцати вернусь…
— Так, хорош, ничего не скажешь, — пробормотала Вика раздраженно, — его любовницу грохнули, а у него переговоры. А если…
Вот о «если» думать совершенно не хотелось, ибо представить себе, что Кирка мог хладнокровно прикончить манекенщицу, а потом как ни в чем не бывало отправиться на переговоры, Вика решительно отказывалась.
Зазвонил телефон. Вика сорвала трубку и приготовилась услышать Кирку, а услышала Муру.
— Ну что, как обстановка? — осведомилась подруга заговорщицким тоном.
Последние силы оставили Викулю, и она опустилась на пол, не отрывая телефонную трубку от уха.
— Чего там у тебя грохнулось? — немедленно среагировала Мура.
— Потолок обрушился, — вяло отозвалась Вика, — прямо мне на голову.
Мура пропустила угрюмую шутку мимо ушей и принялась выпытывать:
— Ну, ты уже с ним разговаривала? Надеюсь, ты вела себя по-умному? Помнишь, как я тебя учила?
— Кирки нет, он на переговорах, будет в одиннадцать, — доложила Вика со вздохом.
— Вот и прекрасно, — обрадовалась Мура, — проверь пока его карманы.
— Зачем? — опешила Вика.
— Может, найдешь какую-нибудь улику: ну, записку или еще что-нибудь. Да у тебя что, из головы все повыскакивало? Мы же об этом говорили! А потом, когда он вернется, внимательно осмотри его одежду. Вдруг обнаружатся следы сама знаешь чего… — методично наставляла ее Мура. Легко ей было рассуждать! — После перезвонишь мне… Да, если заметишь что-то подозрительное, скажешь… Ну, скажешь: синоптики на завтра обещают дождь. А если ничего такого не заметишь, тогда: завтра синоптики обещают ясную погоду. Поняла?
— Какие синоптики? — удивилась Вика. — И вообще, зачем это?
— Затем, чтобы Кирка ничего не понял, — прошипела в трубку Мура.
— Синоптики какие-то, — недовольно пробурчала Вика, — может, тогда уж лучше: «Над всей Испанией безоблачное небо»?
— Не умничай, — отрезала Мура. — Да, еще… Проверь, все ли ножи на месте, а то орудие убийства, как я поняла, не нашли…
Вика вышла из себя:
— Не знаю, как там с орудием, а ты меня своей болтовней режешь без ножа!
— Викуля, возьми себя в руки и будь мужественной. Это твой долг, — призвала ее Мура и добавила, что будет с нетерпением ждать ее звонка. После чего дала наконец отбой.
Викуля посидела на полу еще минут пять, по-прежнему сжимая в руках пищащую трубку, потом, собрав остаток сил, поднялась и пошла на кухню — проверять ножи. Ничего остроумнее она придумать не могла. По крайней мере, это было хоть какое-то, но действие, а как говаривала ее мать, «когда на душе плохо, займи чем-нибудь руки».
Вот она их и заняла. Открывала поочередно шкафы, выдвигала ящики и пересчитывала ножи, хотя, если на то пошло, сколько их должно быть, она представляла себе довольно смутно. Во всяком случае, она могла назвать точно только количество ножей из красивого набора, подаренного ей по случаю переезда на новую квартиру бывшими сослуживицами, — шесть. Собственно, она и коробку-то открыла так, для проформы, а заглянув в нее, сразу похолодела: не хватало сразу двух ножей! Сделав это ужасное открытие, она обшарила всю кухню, но пропажи не обнаружила. Потом села на табурет и глубоко задумалась. Вику мучил вопрос: возможно ли кого-нибудь зарезать изящным столовым ножом с позолоченной ручкой? А двумя сразу? Нет, так недолго и свихнуться!