КОШКА ПРОБЕЖАЛА
Глава 16.
Глава 17.
Удивительнейшее дело, Кирка, несмотря на самое что ни на есть рабочее время, был дома. Он выполз из спальни и сдержанно поприветствовал вернувшихся Муру и Викулю.
— Что случилось? — сразу встревожилась Вика.
— Да ничего особенного, голова что-то разболелась. Решил потихоньку смыться. Ничего, доллар без меня не упадет…
Викуля сразу же обеспокоенно раскудахталась, а Мура не стала принимать близко к сердцу его жалобы на самочувствие. Ишь ты, о долларе беспокоится, патриот, лучше бы о родимом рубле переживал.
— А аспирин «Упса» не пробовал? Говорят, помогает…
Кирка недовольно зыркнул на Муру и сказал сердито:
— Мне уже ничто не поможет!
Ага, догадалась Мура, это надо понимать следующим образом: мне ничто не поможет до тех пор, пока ты здесь. Такой прозрачный намек. Ладно, мысленно пообещала ему Мура, сейчас тебе полегчает. Кирку следовало поощрить, как дрессировщики поощряют собачек сахаром, перед тем как заставить прыгать в горящее кольцо, по двум причинам как минимум. Во-первых, он все-таки честно вытерпел ее присутствие в собственной квартире в течение двух календарных суток, а во-вторых, нужно было ненавязчиво настроить его на лирический лад, дабы разузнать то, что ее интересовало. Как это сделать? Ну, разумеется, сообщить ему что-нибудь приятное. Что именно? Да всего лишь обронить как бы между прочим, что она. Мура, намерена в самое ближайшее время покинуть его гостеприимное жилище.
Мура так и сделала и сразу же поразилась переменам, произошедшим с Киркой в буквальном смысле на ее глазах. Супружник Викули перестал мужественно морщиться от боли и заметно повеселел. Однако уточнил на всякий случай, видимо, не до конца уверенный в счастливой новости:
— Уезжаешь? А ты же вроде говорила, что на неделю к нам…
— Хочешь, чтобы я осталась? — Мура не удержалась от того, чтобы немного не помучить его напоследок.
Кирка испуганно замахал руками:
— Что ты, что ты… У тебя же столько работы! Мура приняла к сведению такое двуличие, и в ее тонкой писательской душе все всколыхнулось: из-за этого-то гада она собиралась пуститься в опасные авантюры с поисками двойника! Стоил ли он того? Однозначный ответ напрашивался сам собой. Тут Мура взглянула на Викулю и подумала, что если и пожертвует собой, то только ради нее. Утвердившись в этом ответственном решении, она вздохнула и принялась демонстративно собираться.
Вредный Кирка неожиданно расчувствовался:
— Так ты прямо сразу? Хоть пообедай с нами, а потом я тебя отвезу…
— У тебя же голова болит, — мстительно напомнила ему Мура.
— Ну… она уже проходит. — Видно, Кирка так напрашивался в личные шоферы совсем неспроста — желал убедиться, что Мура и впрямь убралась восвояси.
Мура посмотрела на Кирку с мнимым сочувствием и заметила:
— Нет, вид у тебя все-таки не очень здоровый, по-моему, тебе нужно отлежаться. Что касается обеда, то я бы не отказалась, а то пока доберусь, пока чего-нибудь сварганю… Так и быть — уговорили.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Викуля и двинулась на кухню разворачивать свою скатерть-самобранку.
Мура присоединилась к ней. Больной Кирка заковылял сзади, замечая на ходу:
— Что-то и у меня аппетит разыгрался. Вот что значит на поправку пошел.
Мура едва сдерживалась: на поправку он, видите ли, пошел, маньяк несчастный!
За столом Кирка и вовсе распоясался, балагурил, сыпал анекдотами и даже мурлыкал себе под нос какой-то мотивчик, и это при том, что его «вокал» вызывал у Муры живые ассоциации с лязганьем строительной лебедки. Мура сдержала себя, хотя ее оскорбленный в лучших чувствах музыкальный слух взывал к отмщению, и тихонько наступила под столом на ногу подруги. Это был заранее условленный сигнал.
Вика встрепенулась и начала свою «партию», довольно искусно сведя непринужденную обеденную беседу к воспоминаниям детства. Точнее, к воспоминаниям Киркиного детства.
— Кир, помнишь, как ты мне про своего отца рассказывал… Ну как он пользовался бешеным успехом у женщин…
— А, ты про это? — Кирка, не подозревавший о тайном сговоре, продолжал благодушествовать:
— Да, папаня мой, царство ему небесное, мужик был видный, ничего не скажешь. А с другой стороны, годы были послевоенные, сильного пола не хватало, а тут один мужчина в педколлективе, к тому же физкультурник. Мама всегда говорила, что отвоевала его в жесткой конкурентной борьбе.
— Значит, женщин у твоего отца было много? — задумчиво уточнила Мура, не обращая внимания на круглые глаза Викули.
Кирка насторожился:
— Я так вопрос не ставил, а всего лишь сказал, что он был интересным мужчиной, но это вовсе не означает, что его следует считать Казановой… Да он маме ни разу не изменил!
Мура демонстративно ухмыльнулась, поскольку искренне считала, что таких мужчин не бывает. Кстати, и весь ее писательский опыт говорил о том же.
— Ну, может, он ей и не изменял, — покривила она душой, — но до женитьбы наверняка всякое было. Какая-нибудь симпатичная молодая учительница, а то и ученица…
Кирка чуть не уронил очки в тарелку:
— Ты что… Ты что такое плетешь? Теперь Викуля давила ей на ногу под столом изо всех сил, но закусившая удила Мура уже не могла остановиться на достигнутом:
— Я всего лишь о том… Ну, дело прошлое, вдруг у тебя где-нибудь живет брат, о котором ты не знаешь, а он на тебя, возможно, похож. Неужели тебе не интересно?
Кирка застыл с ложкой во рту, посмотрел на Викулю и сказал:
— Я же тебя предупреждал, что добром это не кончится… Я ее убью, я ее непременно когда-нибудь убью.
У Муры язык чесался добавить: «Как манекенщицу», но она сдержалась и, потупившись, притворно пролепетала:
— Да я же так, чисто умозрительно. Это такая искусственная ситуация. Допустим, у него жизнь не удалась, он несчастен, может, даже он голодает, а ты вот не голодаешь…
— Между прочим, на честно заработанные не голодаю, — с готовностью подхватил эстафетную палочку Кирка. Разговор мало-помалу перемещался в привычное русло выяснения отношений.
Мура приняла воинственную стойку:
— На что это, интересно, ты намекаешь? Кирка бесстрашно бросился «грудью на амбразуру»:
— А что тут намекать? Я открыто говорю!
— Ну так говори, говори, я слушаю, — поторопила его Мура, а Викуля начала причитать:
— Ну хватит, вам, ребята, хватит. Что вы в самом деле сцепились?
Безнадежные усилия: давнишнее противостояние Мура — Кирка набирало обороты.
— И скажу, — горячился Кирка, — и скажу! Я, между прочим, за свои деньги пашу, как трактор, а ты зарабатываешь сочинительством противозачаточных романов!
— Каких-каких? — опешила Мура, что случалось с ней крайне редко.
— Каких слышала: противозачаточных! Пока поклонницы твоего таланта читают твою писанину, им ни до чего! Тебя же на самом деле запрещать надо! Ты социально опасна!
Викуля затрепетала и закрыла лицо руками, а Мура только раззадорилась:
— Вот типичная логика примитивного самца! Да ты, как и прочие, тебе подобные особи, просто меня боишься! Еще бы, я ведь в своих романах вывожу без прикрас вашу подлую мужскую породу!
Кирка вскочил и забегал по кухне. Потом остановился и послал в сторону противницы испепеляющий взор, который на полпути встретился с аналогичным встречным зарядом, вследствие чего полностью потерял свою убойную силу.
— Вика, заткни уши и не слушай ее! — отчаянно вскричал он. — И не вздумай читать дребедень, которую она сочиняет! Еще придумала психологические опыты ставить и марать честное имя моего отца. Не позволю! Не позволю!
— Самец, самец! — отчаянно шипела Мура, готовая вцепиться в его гнусную физиономию.
…Как всегда. Кирка сдался первым и позорно покинул поле боя, поскуливая и зализывая раны. Мура и Викуля остались одни.
— Не понимаю, как такой трус мог кого-то убить!
— Му-ура, — протянула Викуля испуганно.
— Вот и радуйся, — невозмутимо ответила Мура, — значит, он не убивал.
— Тогда чего ты на него набросилась? — вступилась за мужа Викуля.
— Он первый начал, — огрызнулась Мура и спохватилась:
— Одно плохо, где теперь искать этого его двойника? Я рассчитывала, что у него и правда есть какой-нибудь тайный брат.
— Ты же обещала расспросить его тактично, а сама, сама!.. — возмутилась Викуля.
Мура совершила непростительную оплошность, снисходительно буркнув:
— Ну, подумаешь, какие мы нежные, ничего твоему Кирке не сделается… Он, может, любовницу замочил, а она о его чувствах беспокоится. Обыкновенный трус, слизняк и размазня.
Это уж точно было лишнее, потому что Викуля тихо, но твердо сказала:
— Мне это не нравится.
— Что именно? — не поняла Мура.
— То, как ты говоришь о Кирке и как ты с ним обращаешься в его же собственном доме, — уже громче пояснила Вика.
Мура удивленно приподняла брови:
— Нашла кого защищать! Тоже мне, поруганная святыня! Мало того, что он ходит налево, так еще…
Викуля не дала ей договорить:
— Может, он и ходит налево, может, и что похуже, но он мой муж и я его люблю. И не позволю обзывать его трусом, размазней и слизняком! Если бы не твоя знаменитая психическая атака и подметные письма, я бы сейчас вообще жила спокойно и ни о чем не беспокоилась. Ну, подумаешь, гульнул мужик, с кем не бывает! А ты… ты все усугубила!
— Ах так! — сказала Мура. — Значит, Мура — сволочь? Ну, спасибо. — И пригрозила:
— Учти, если я уйду, то больше не приду!
— И уходи! — не сдавалась Вика, что было совершенно на нее не похоже.
— И уйду! — вскипела Мура.
— Вот и шуруй!
Мура, уязвленная в самое сердце, не произнесла больше ни слова, хотя лексикон у нее был обширный. Она молча подхватила свою сумку с ноутбуком, диктофоном и зубной щеткой, а также коробку с черепахой и вылетела за дверь подружкиной квартиры, полная решимости никогда и ни при каких обстоятельствах сюда не возвращаться.
— Ну хорошо же, хорошо, — бормотала она себе под нос, звонко цокая каблучками по ступенькам. — Они еще пожалеют, они еще все пожалеют. Они будут рыдать и умолять меня вернуться. — Под местоимением «они» раздосадованная Мура имела в виду не только Вику и Кирку, но и своих издателей, успевших еще раньше наплевать в ее творческую душу.
— Что случилось? — сразу встревожилась Вика.
— Да ничего особенного, голова что-то разболелась. Решил потихоньку смыться. Ничего, доллар без меня не упадет…
Викуля сразу же обеспокоенно раскудахталась, а Мура не стала принимать близко к сердцу его жалобы на самочувствие. Ишь ты, о долларе беспокоится, патриот, лучше бы о родимом рубле переживал.
— А аспирин «Упса» не пробовал? Говорят, помогает…
Кирка недовольно зыркнул на Муру и сказал сердито:
— Мне уже ничто не поможет!
Ага, догадалась Мура, это надо понимать следующим образом: мне ничто не поможет до тех пор, пока ты здесь. Такой прозрачный намек. Ладно, мысленно пообещала ему Мура, сейчас тебе полегчает. Кирку следовало поощрить, как дрессировщики поощряют собачек сахаром, перед тем как заставить прыгать в горящее кольцо, по двум причинам как минимум. Во-первых, он все-таки честно вытерпел ее присутствие в собственной квартире в течение двух календарных суток, а во-вторых, нужно было ненавязчиво настроить его на лирический лад, дабы разузнать то, что ее интересовало. Как это сделать? Ну, разумеется, сообщить ему что-нибудь приятное. Что именно? Да всего лишь обронить как бы между прочим, что она. Мура, намерена в самое ближайшее время покинуть его гостеприимное жилище.
Мура так и сделала и сразу же поразилась переменам, произошедшим с Киркой в буквальном смысле на ее глазах. Супружник Викули перестал мужественно морщиться от боли и заметно повеселел. Однако уточнил на всякий случай, видимо, не до конца уверенный в счастливой новости:
— Уезжаешь? А ты же вроде говорила, что на неделю к нам…
— Хочешь, чтобы я осталась? — Мура не удержалась от того, чтобы немного не помучить его напоследок.
Кирка испуганно замахал руками:
— Что ты, что ты… У тебя же столько работы! Мура приняла к сведению такое двуличие, и в ее тонкой писательской душе все всколыхнулось: из-за этого-то гада она собиралась пуститься в опасные авантюры с поисками двойника! Стоил ли он того? Однозначный ответ напрашивался сам собой. Тут Мура взглянула на Викулю и подумала, что если и пожертвует собой, то только ради нее. Утвердившись в этом ответственном решении, она вздохнула и принялась демонстративно собираться.
Вредный Кирка неожиданно расчувствовался:
— Так ты прямо сразу? Хоть пообедай с нами, а потом я тебя отвезу…
— У тебя же голова болит, — мстительно напомнила ему Мура.
— Ну… она уже проходит. — Видно, Кирка так напрашивался в личные шоферы совсем неспроста — желал убедиться, что Мура и впрямь убралась восвояси.
Мура посмотрела на Кирку с мнимым сочувствием и заметила:
— Нет, вид у тебя все-таки не очень здоровый, по-моему, тебе нужно отлежаться. Что касается обеда, то я бы не отказалась, а то пока доберусь, пока чего-нибудь сварганю… Так и быть — уговорили.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Викуля и двинулась на кухню разворачивать свою скатерть-самобранку.
Мура присоединилась к ней. Больной Кирка заковылял сзади, замечая на ходу:
— Что-то и у меня аппетит разыгрался. Вот что значит на поправку пошел.
Мура едва сдерживалась: на поправку он, видите ли, пошел, маньяк несчастный!
За столом Кирка и вовсе распоясался, балагурил, сыпал анекдотами и даже мурлыкал себе под нос какой-то мотивчик, и это при том, что его «вокал» вызывал у Муры живые ассоциации с лязганьем строительной лебедки. Мура сдержала себя, хотя ее оскорбленный в лучших чувствах музыкальный слух взывал к отмщению, и тихонько наступила под столом на ногу подруги. Это был заранее условленный сигнал.
Вика встрепенулась и начала свою «партию», довольно искусно сведя непринужденную обеденную беседу к воспоминаниям детства. Точнее, к воспоминаниям Киркиного детства.
— Кир, помнишь, как ты мне про своего отца рассказывал… Ну как он пользовался бешеным успехом у женщин…
— А, ты про это? — Кирка, не подозревавший о тайном сговоре, продолжал благодушествовать:
— Да, папаня мой, царство ему небесное, мужик был видный, ничего не скажешь. А с другой стороны, годы были послевоенные, сильного пола не хватало, а тут один мужчина в педколлективе, к тому же физкультурник. Мама всегда говорила, что отвоевала его в жесткой конкурентной борьбе.
— Значит, женщин у твоего отца было много? — задумчиво уточнила Мура, не обращая внимания на круглые глаза Викули.
Кирка насторожился:
— Я так вопрос не ставил, а всего лишь сказал, что он был интересным мужчиной, но это вовсе не означает, что его следует считать Казановой… Да он маме ни разу не изменил!
Мура демонстративно ухмыльнулась, поскольку искренне считала, что таких мужчин не бывает. Кстати, и весь ее писательский опыт говорил о том же.
— Ну, может, он ей и не изменял, — покривила она душой, — но до женитьбы наверняка всякое было. Какая-нибудь симпатичная молодая учительница, а то и ученица…
Кирка чуть не уронил очки в тарелку:
— Ты что… Ты что такое плетешь? Теперь Викуля давила ей на ногу под столом изо всех сил, но закусившая удила Мура уже не могла остановиться на достигнутом:
— Я всего лишь о том… Ну, дело прошлое, вдруг у тебя где-нибудь живет брат, о котором ты не знаешь, а он на тебя, возможно, похож. Неужели тебе не интересно?
Кирка застыл с ложкой во рту, посмотрел на Викулю и сказал:
— Я же тебя предупреждал, что добром это не кончится… Я ее убью, я ее непременно когда-нибудь убью.
У Муры язык чесался добавить: «Как манекенщицу», но она сдержалась и, потупившись, притворно пролепетала:
— Да я же так, чисто умозрительно. Это такая искусственная ситуация. Допустим, у него жизнь не удалась, он несчастен, может, даже он голодает, а ты вот не голодаешь…
— Между прочим, на честно заработанные не голодаю, — с готовностью подхватил эстафетную палочку Кирка. Разговор мало-помалу перемещался в привычное русло выяснения отношений.
Мура приняла воинственную стойку:
— На что это, интересно, ты намекаешь? Кирка бесстрашно бросился «грудью на амбразуру»:
— А что тут намекать? Я открыто говорю!
— Ну так говори, говори, я слушаю, — поторопила его Мура, а Викуля начала причитать:
— Ну хватит, вам, ребята, хватит. Что вы в самом деле сцепились?
Безнадежные усилия: давнишнее противостояние Мура — Кирка набирало обороты.
— И скажу, — горячился Кирка, — и скажу! Я, между прочим, за свои деньги пашу, как трактор, а ты зарабатываешь сочинительством противозачаточных романов!
— Каких-каких? — опешила Мура, что случалось с ней крайне редко.
— Каких слышала: противозачаточных! Пока поклонницы твоего таланта читают твою писанину, им ни до чего! Тебя же на самом деле запрещать надо! Ты социально опасна!
Викуля затрепетала и закрыла лицо руками, а Мура только раззадорилась:
— Вот типичная логика примитивного самца! Да ты, как и прочие, тебе подобные особи, просто меня боишься! Еще бы, я ведь в своих романах вывожу без прикрас вашу подлую мужскую породу!
Кирка вскочил и забегал по кухне. Потом остановился и послал в сторону противницы испепеляющий взор, который на полпути встретился с аналогичным встречным зарядом, вследствие чего полностью потерял свою убойную силу.
— Вика, заткни уши и не слушай ее! — отчаянно вскричал он. — И не вздумай читать дребедень, которую она сочиняет! Еще придумала психологические опыты ставить и марать честное имя моего отца. Не позволю! Не позволю!
— Самец, самец! — отчаянно шипела Мура, готовая вцепиться в его гнусную физиономию.
…Как всегда. Кирка сдался первым и позорно покинул поле боя, поскуливая и зализывая раны. Мура и Викуля остались одни.
— Не понимаю, как такой трус мог кого-то убить!
— Му-ура, — протянула Викуля испуганно.
— Вот и радуйся, — невозмутимо ответила Мура, — значит, он не убивал.
— Тогда чего ты на него набросилась? — вступилась за мужа Викуля.
— Он первый начал, — огрызнулась Мура и спохватилась:
— Одно плохо, где теперь искать этого его двойника? Я рассчитывала, что у него и правда есть какой-нибудь тайный брат.
— Ты же обещала расспросить его тактично, а сама, сама!.. — возмутилась Викуля.
Мура совершила непростительную оплошность, снисходительно буркнув:
— Ну, подумаешь, какие мы нежные, ничего твоему Кирке не сделается… Он, может, любовницу замочил, а она о его чувствах беспокоится. Обыкновенный трус, слизняк и размазня.
Это уж точно было лишнее, потому что Викуля тихо, но твердо сказала:
— Мне это не нравится.
— Что именно? — не поняла Мура.
— То, как ты говоришь о Кирке и как ты с ним обращаешься в его же собственном доме, — уже громче пояснила Вика.
Мура удивленно приподняла брови:
— Нашла кого защищать! Тоже мне, поруганная святыня! Мало того, что он ходит налево, так еще…
Викуля не дала ей договорить:
— Может, он и ходит налево, может, и что похуже, но он мой муж и я его люблю. И не позволю обзывать его трусом, размазней и слизняком! Если бы не твоя знаменитая психическая атака и подметные письма, я бы сейчас вообще жила спокойно и ни о чем не беспокоилась. Ну, подумаешь, гульнул мужик, с кем не бывает! А ты… ты все усугубила!
— Ах так! — сказала Мура. — Значит, Мура — сволочь? Ну, спасибо. — И пригрозила:
— Учти, если я уйду, то больше не приду!
— И уходи! — не сдавалась Вика, что было совершенно на нее не похоже.
— И уйду! — вскипела Мура.
— Вот и шуруй!
Мура, уязвленная в самое сердце, не произнесла больше ни слова, хотя лексикон у нее был обширный. Она молча подхватила свою сумку с ноутбуком, диктофоном и зубной щеткой, а также коробку с черепахой и вылетела за дверь подружкиной квартиры, полная решимости никогда и ни при каких обстоятельствах сюда не возвращаться.
— Ну хорошо же, хорошо, — бормотала она себе под нос, звонко цокая каблучками по ступенькам. — Они еще пожалеют, они еще все пожалеют. Они будут рыдать и умолять меня вернуться. — Под местоимением «они» раздосадованная Мура имела в виду не только Вику и Кирку, но и своих издателей, успевших еще раньше наплевать в ее творческую душу.
Глава 16.
РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ И ЕЩЕ РАЗ РАБОТАТЬ
Котька Кучеров был благополучно препровожден в КПЗ, где благополучно отсыпался, а его грязная куртка в подозрительных пятнах отправилась на экспертизу, однако Рогов не испытывал особого желания почивать на лаврах.
— И что он собой представляет, этот Кучеров? — Подполковник по своему обыкновению мастерски жонглировал бровями.
— Да ничего примечательного: двадцать семь лет, уже два месяца нигде не работает, пьет, интеллект пэтэушника. Соседи жалуются на буйный нрав и приятелей-собутыльников. В общем, классический вариант повзрослевшего дворового хулигана. Имеет судимость за пьяную драку на дискотеке, — доложил Рогов.
— Говоришь, сознался в убийстве? — уточнил подполковник.
— Так и сказал: «Это я ее убил», но ведь он в невменяемом состоянии, так что неизвестно, насколько ему можно верить, — вздохнул Рогов. — Боюсь, протрезвеет — по-другому заговорит.
— А ты на что? — напомнил подполковник Кобылин. — Если припрешь его к стенке, заговорит как надо.
— Все зависит от результатов экспертизы. Покажет, что на его куртке кровь Столетовой, припру, покажет, что не ее, а его, например, то, как говорится, при всем желании…
— Что за пессимизм? — не одобрил его осторожности подполковник. — Слишком уж ты, как я посмотрю, склонен к сомнениям. Работать надо, работать, а не сомневаться попусту… Если этот самый Кучеров ухлестывал за манекенщицей, то вполне мог к кому-нибудь приревновать. Любовный треугольник и всякое такое… Да, кстати, что там у тебя Александра делает?
— Поехала в одно издательство, — нехотя буркнул Рогов.
— В издательство? В какое еще издательство?
— Да тут… В общем, мы выяснили кое-что насчет этих кроликов и факиров, ну, помните, письма, посланные Столетовой? Точнее, это она, Тиунова, сообразила. Короче, в письмах тех — цитаты из романов одной писательницы… Алены Вереск.
— Что ты говоришь? Шура догадалась? Я же тебя предупреждал: она девушка умная и толковая!
— Главное — начитанная, — вяло подтвердил Рогов.
Подполковник погрузился в глубокую задумчивость:
— Цитаты из романов? Очень интересно! Первый раз с таким сталкиваюсь…
— Ну вот она, Александра Тиунова, и поехала в издательство, чтобы поразузнать о писательнице.
— Думаешь, она может иметь отношение к убийству?
Рогов развел руками и честно признался:
— Даже не знаю, что и сказать. Тут всего так много: и бабенка эта подозрительная, которая за кулисами шлялась, и колье пропавшее, и признание Кучерова…
— Да, версий хватает, — согласился Кобылин, — боюсь, это верный знак того, что дело затянется.
— Ты знаешь что, все-таки займись сначала Кучеровым. Давай-ка работать, работать и еще раз работать… — Подполковник не договорил — его прервал пронзительный телефонный звонок. Поднял трубку, мгновенно насупив брови:
— Подполковник Кобылин…
И тут с подполковником стали происходить невиданные перемены, а именно: лицо его мгновенно разгладилось, а брови приподнялись, приняли положение «домиком» да так и застыли.
— А, это ты, Шурочка? — отозвался он умильным тоном. — Да, да, он у меня, передаю трубку.
Рогов взял трубку и услышал голос своей нахальной помощницы:
— Юрий Викторович, докладываю: я побывала в издательстве, узнала адрес писательницы, но ее нет дома. Причем, как утверждают соседи, уже несколько дней ее никто не видел. Да, кстати, на нее около месяца назад было совершено нападение, прямо в подъезде. Попытка ограбления. Что будем делать?
— Ничего не делать. — Рогов с трудом поборол в себе желание наговорить назойливому «аналитику» в юбке массу «приятных» вещей. (Надо сказать, спасло Шуру от его гнева только присутствие явно благоволящего ей подполковника Кобылина.) — По крайней мере, не вижу повода ломать дверь. В Уголовном кодексе нет статьи за написание дурацких романов. К большому сожалению. Возвращайтесь назад, я найду вам работу.
С формальностями было покончено, и Рогов приступил к допросу по полной программе, как то: где находился тогда-то, кто может подтвердить, откуда кровь на куртке и т.д. и т.п. Котька не запирался, а главное, не лез в бутылку и не выставлял встречных претензий типа «а на каком основании?» и прочая.
— В пятницу? — Кучеров наморщил лоб, украшенный слегка затянувшейся ссадиной. — В пятницу, в пятницу… Ах, да, — его помятая физиономия прояснилась, — так был в гараже у Брынзы… Посидели, выпили, закусили…
— Как фамилия Брынзы? — уточнил Рогов.
— Так это… у него фамилия такая — Брынза, — растерянно протянул Котька. Шура при этом откровенно хмыкнула.
Рогов с тоской посмотрел в окно, за которым кипела привычная вечерняя жизнь. Мужики возвращались с работы, а дома их терпеливо ждали жены, комнатные тапки и футбол по телевизору — словом, все то, чего он был начисто лишен по милости какой-то бумагомарательницы.
— И до какого часа вы были в гараже у этого Брынзы? — монотонно продолжил он допрос. Котька пожал аршинными плечами:
— Да я не засекал… Посидели как обычно, пузырек раздавили…
— Ну а кровь на вашей куртке откуда, не помните случайно? — со вздохом спросил Рогов.
— Кровь? — Кучеров почесал затылок. — Вроде я с кем-то подрался, а с кем — не помню. Утром посмотрел — рожа разбитая, думал-думал, вспоминал-вспоминал, кто это меня так разрисовал. Хоть убей — провал. А что, я зашиб кого, что ли? — осторожно поинтересовался он.
— Ага, — подтвердил Рогов, — зашиб. Вы зашибли гражданку Столетову.
— Я?!! — Котька так брякнулся на спинку стула, что едва не снес ее начисто. — Да чтобы я — Лику! Да я, я… Я бы своими руками придушил того, кто ее убил. Вот этими самыми руками! — Он потряс здоровенными кулачищами, каждый размером с голову бульдога.
— Значит, не убивал? Но ведь ты же признался! — Хотя Рогов и предчувствовал такой поворот событий, ему стало обидно за себя и за потраченное время.
— Я? Убил Лику? — На этот раз стул заскрипел особенно громко и жалостливо. — Чтобы я убил Лику! — Кучеров закрылся руками, а когда отнял их от лица, на его небритых щеках блестели крупные, как горошины, слезы.
Рогов уже терял терпение:
— Три часа назад ты сам сказал мне, что убил Столетову!
— Я? Сам сказал? Не может быть, — гулко ударил себя кулаком в грудь Котька, после чего на него снизошло озарение:
— Так это ж все по пьянке, начальник, я когда пьяный — дурной, ничего не соображаю!
— Это заметно, — язвительно согласился Рогов. — Так, может, ты и убил ее по пьянке, ничего не соображая, а?
Котька опять заехал себе кулаком в диафрагму, отчего она загрохотала, как листовое железо.
— Вот все, что угодно, могу сделать по пьяни, только не Лику убить! Я же на нее молился, она была такая красивая, как, как… У меня даже слов таких нет, чтобы описать, какая она была красивая…
Что верно, то верно, отметил про себя Рогов, кто-кто, а уж Котька Кучеров точно не поэт-лирик. А Котька продолжал свою исповедь, по-прежнему не отнимая булыжного кулака от груди. Видимо, на тот случай, если у него опять не найдется подходящих слов для выражения накипевшего на душе.
— Я же ее любил, понимаете? Когда она у нас появилась, то прямо, прямо… Да в подъезде можно было лампочки не вкручивать, и так светло! Я ее в первый раз увидел — так обалдел, что чуть из окошка не вывалился. Смотрю — идет такая девушка, такая…
— Понятно, значит, ты ее любил? А она что же — отвечала тебе взаимностью?
— Кто? Лика? — Котька глупо улыбнулся и затряс головой. — Нет, она меня не любила. Я же ей не подхожу, вы разве не видите? Она же была вон какая, а я вот какой. — Котька развел в стороны свои лапищи.
— Так, может, ты ее ревновал?
— Может, и ревновал, — не стал упрямиться Кучеров, — а вы бы что, не ревновали? Она такая красивая, а я такой…
— И что, было к кому ревновать? — В чем другом, а уж в том, что Лику Столетову ревновать было к кому, Рогов и не сомневался.
— Наверное, с такой-то красотой! — тут же подтвердил Котька.
— Ну а конкретно, к кому? — допытывался Рогов.
— Конкретно? — Кучеров задумался. — Ну, уж точно не к ее начальничку, этот по другой части. А насчет остальных я ничего не знаю, но, уж поверьте, мужики от нее тащились…
— Говорят, она замуж собиралась?.. — молвил Рогов как бы между прочим.
— Замуж? — Кучеров удивился, причем, насколько Рогов понимал в этом деле, вполне искренне. — Лика собиралась замуж? Я ничего не знал… Как же так, как же так?.. И за кого?
Рогов решил, что пришла пора сменить тему. Достал из стола фотографию Столетовой и показал ее Кучерову:
— Откуда она у тебя?
— Фотка? — У Котьки была идиотская привычка переспрашивать, и он ни разу ей не изменил в продолжение всего разговора.
— Фотка, фотка, — раздраженно подтвердил Рогов.
— Лика подарила.
— Давно?
— С месяц назад, сказала… Сказала, что это мне награда за верность.
— А вот эту штучку ты у нее когда-нибудь видел? — Рогов указал пальцем на колье, украшавшее на снимке лилейную шейку манекенщицы.
— Не-а, не видел… Точно, не видел, вот только на фотке. Она другую носила — цепочку серебряную…
Рогов тоже так считал, но позволить себе так запросто согласиться со своей сопливой помощницей не мог.
— Это вам, конечно, женская интуиция подсказывает? — ехидно осведомился Рогов. Ему сильно захотелось добавить «знаменитая», но он удержался.
— Всего лишь здравый смысл. Такие, как он, если и убивают, то в запале. Я бы поняла, если бы он ее зарезал в подъезде, увидев с другим мужчиной, но вряд ли он станет планировать убийство.
— По-вашему, убийство манекенщицы выглядит тщательно спланированным?
— Безусловно. Сами посудите: тому же Кучерову нужно было сначала выяснить, где и когда будет показ, незаметно заманить Столетову на сцену, погасить свет, зарезать специально прихваченным ножом, а потом так же незаметно скрыться через окошко в подсобке. Способен на такое человек, живущий импульсами, да еще и в подпитии?
— А если совпадение? — Рогов и не заметил, что Шура мало-помалу заменила ему «внутренний голос», которым он обходился прежде.
Шура, тоже увлеченная дискуссией, не заставила себя долго ждать:
— Ну, это один шанс на тысячу… Тут должно было столько совпасть! Чтобы Кучеров получил импульс извне ровно в тот самый момент, чтобы он знал о показе, чтобы ему сильно повезло и его никто не увидел… Слишком много совпадений. Нет, женская интуиция тут ни при чем, элементарная теория вероятностей.
Рогов не слишком охотно признал про себя, что голова у Шуры Тиуновой соображала. Жалко только, что она забивала ее чем ни попадя.
— Ладно, — сухо оборвал Рогов совместные упражнения в логике, — в конце концов, все скоро выяснится, как только придут результаты экспертизы о крови на куртке Кучерова…
— Так, может, поспорим? — озорно блеснула глазами юная нахалка.
— О чем? — опешил Рогов.
— Насчет этих самых результатов…
— Ч-что? — Рогов чуть не подавился собственным языком. — Какие еще могут быть споры? У нас здесь, между прочим, не блеф-клуб, если вы еще не успели заметить! Советую открыть глаза и оглядеться.
— Уже открыла, — уныло сказала Шура.
— И что он собой представляет, этот Кучеров? — Подполковник по своему обыкновению мастерски жонглировал бровями.
— Да ничего примечательного: двадцать семь лет, уже два месяца нигде не работает, пьет, интеллект пэтэушника. Соседи жалуются на буйный нрав и приятелей-собутыльников. В общем, классический вариант повзрослевшего дворового хулигана. Имеет судимость за пьяную драку на дискотеке, — доложил Рогов.
— Говоришь, сознался в убийстве? — уточнил подполковник.
— Так и сказал: «Это я ее убил», но ведь он в невменяемом состоянии, так что неизвестно, насколько ему можно верить, — вздохнул Рогов. — Боюсь, протрезвеет — по-другому заговорит.
— А ты на что? — напомнил подполковник Кобылин. — Если припрешь его к стенке, заговорит как надо.
— Все зависит от результатов экспертизы. Покажет, что на его куртке кровь Столетовой, припру, покажет, что не ее, а его, например, то, как говорится, при всем желании…
— Что за пессимизм? — не одобрил его осторожности подполковник. — Слишком уж ты, как я посмотрю, склонен к сомнениям. Работать надо, работать, а не сомневаться попусту… Если этот самый Кучеров ухлестывал за манекенщицей, то вполне мог к кому-нибудь приревновать. Любовный треугольник и всякое такое… Да, кстати, что там у тебя Александра делает?
— Поехала в одно издательство, — нехотя буркнул Рогов.
— В издательство? В какое еще издательство?
— Да тут… В общем, мы выяснили кое-что насчет этих кроликов и факиров, ну, помните, письма, посланные Столетовой? Точнее, это она, Тиунова, сообразила. Короче, в письмах тех — цитаты из романов одной писательницы… Алены Вереск.
— Что ты говоришь? Шура догадалась? Я же тебя предупреждал: она девушка умная и толковая!
— Главное — начитанная, — вяло подтвердил Рогов.
Подполковник погрузился в глубокую задумчивость:
— Цитаты из романов? Очень интересно! Первый раз с таким сталкиваюсь…
— Ну вот она, Александра Тиунова, и поехала в издательство, чтобы поразузнать о писательнице.
— Думаешь, она может иметь отношение к убийству?
Рогов развел руками и честно признался:
— Даже не знаю, что и сказать. Тут всего так много: и бабенка эта подозрительная, которая за кулисами шлялась, и колье пропавшее, и признание Кучерова…
— Да, версий хватает, — согласился Кобылин, — боюсь, это верный знак того, что дело затянется.
— Ты знаешь что, все-таки займись сначала Кучеровым. Давай-ка работать, работать и еще раз работать… — Подполковник не договорил — его прервал пронзительный телефонный звонок. Поднял трубку, мгновенно насупив брови:
— Подполковник Кобылин…
И тут с подполковником стали происходить невиданные перемены, а именно: лицо его мгновенно разгладилось, а брови приподнялись, приняли положение «домиком» да так и застыли.
— А, это ты, Шурочка? — отозвался он умильным тоном. — Да, да, он у меня, передаю трубку.
Рогов взял трубку и услышал голос своей нахальной помощницы:
— Юрий Викторович, докладываю: я побывала в издательстве, узнала адрес писательницы, но ее нет дома. Причем, как утверждают соседи, уже несколько дней ее никто не видел. Да, кстати, на нее около месяца назад было совершено нападение, прямо в подъезде. Попытка ограбления. Что будем делать?
— Ничего не делать. — Рогов с трудом поборол в себе желание наговорить назойливому «аналитику» в юбке массу «приятных» вещей. (Надо сказать, спасло Шуру от его гнева только присутствие явно благоволящего ей подполковника Кобылина.) — По крайней мере, не вижу повода ломать дверь. В Уголовном кодексе нет статьи за написание дурацких романов. К большому сожалению. Возвращайтесь назад, я найду вам работу.
* * *
Казенные стены КПЗ сотворили чудо: Кучеров был почти как стеклышко буквально через два часа. Он сидел напротив Рогова, серьезный и сосредоточенный, и не сводил с него своих настороженных немигающих глаз. На Шуру Тиунову он внимания не обращал, видно, не принимал всерьез.С формальностями было покончено, и Рогов приступил к допросу по полной программе, как то: где находился тогда-то, кто может подтвердить, откуда кровь на куртке и т.д. и т.п. Котька не запирался, а главное, не лез в бутылку и не выставлял встречных претензий типа «а на каком основании?» и прочая.
— В пятницу? — Кучеров наморщил лоб, украшенный слегка затянувшейся ссадиной. — В пятницу, в пятницу… Ах, да, — его помятая физиономия прояснилась, — так был в гараже у Брынзы… Посидели, выпили, закусили…
— Как фамилия Брынзы? — уточнил Рогов.
— Так это… у него фамилия такая — Брынза, — растерянно протянул Котька. Шура при этом откровенно хмыкнула.
Рогов с тоской посмотрел в окно, за которым кипела привычная вечерняя жизнь. Мужики возвращались с работы, а дома их терпеливо ждали жены, комнатные тапки и футбол по телевизору — словом, все то, чего он был начисто лишен по милости какой-то бумагомарательницы.
— И до какого часа вы были в гараже у этого Брынзы? — монотонно продолжил он допрос. Котька пожал аршинными плечами:
— Да я не засекал… Посидели как обычно, пузырек раздавили…
— Ну а кровь на вашей куртке откуда, не помните случайно? — со вздохом спросил Рогов.
— Кровь? — Кучеров почесал затылок. — Вроде я с кем-то подрался, а с кем — не помню. Утром посмотрел — рожа разбитая, думал-думал, вспоминал-вспоминал, кто это меня так разрисовал. Хоть убей — провал. А что, я зашиб кого, что ли? — осторожно поинтересовался он.
— Ага, — подтвердил Рогов, — зашиб. Вы зашибли гражданку Столетову.
— Я?!! — Котька так брякнулся на спинку стула, что едва не снес ее начисто. — Да чтобы я — Лику! Да я, я… Я бы своими руками придушил того, кто ее убил. Вот этими самыми руками! — Он потряс здоровенными кулачищами, каждый размером с голову бульдога.
— Значит, не убивал? Но ведь ты же признался! — Хотя Рогов и предчувствовал такой поворот событий, ему стало обидно за себя и за потраченное время.
— Я? Убил Лику? — На этот раз стул заскрипел особенно громко и жалостливо. — Чтобы я убил Лику! — Кучеров закрылся руками, а когда отнял их от лица, на его небритых щеках блестели крупные, как горошины, слезы.
Рогов уже терял терпение:
— Три часа назад ты сам сказал мне, что убил Столетову!
— Я? Сам сказал? Не может быть, — гулко ударил себя кулаком в грудь Котька, после чего на него снизошло озарение:
— Так это ж все по пьянке, начальник, я когда пьяный — дурной, ничего не соображаю!
— Это заметно, — язвительно согласился Рогов. — Так, может, ты и убил ее по пьянке, ничего не соображая, а?
Котька опять заехал себе кулаком в диафрагму, отчего она загрохотала, как листовое железо.
— Вот все, что угодно, могу сделать по пьяни, только не Лику убить! Я же на нее молился, она была такая красивая, как, как… У меня даже слов таких нет, чтобы описать, какая она была красивая…
Что верно, то верно, отметил про себя Рогов, кто-кто, а уж Котька Кучеров точно не поэт-лирик. А Котька продолжал свою исповедь, по-прежнему не отнимая булыжного кулака от груди. Видимо, на тот случай, если у него опять не найдется подходящих слов для выражения накипевшего на душе.
— Я же ее любил, понимаете? Когда она у нас появилась, то прямо, прямо… Да в подъезде можно было лампочки не вкручивать, и так светло! Я ее в первый раз увидел — так обалдел, что чуть из окошка не вывалился. Смотрю — идет такая девушка, такая…
— Понятно, значит, ты ее любил? А она что же — отвечала тебе взаимностью?
— Кто? Лика? — Котька глупо улыбнулся и затряс головой. — Нет, она меня не любила. Я же ей не подхожу, вы разве не видите? Она же была вон какая, а я вот какой. — Котька развел в стороны свои лапищи.
— Так, может, ты ее ревновал?
— Может, и ревновал, — не стал упрямиться Кучеров, — а вы бы что, не ревновали? Она такая красивая, а я такой…
— И что, было к кому ревновать? — В чем другом, а уж в том, что Лику Столетову ревновать было к кому, Рогов и не сомневался.
— Наверное, с такой-то красотой! — тут же подтвердил Котька.
— Ну а конкретно, к кому? — допытывался Рогов.
— Конкретно? — Кучеров задумался. — Ну, уж точно не к ее начальничку, этот по другой части. А насчет остальных я ничего не знаю, но, уж поверьте, мужики от нее тащились…
— Говорят, она замуж собиралась?.. — молвил Рогов как бы между прочим.
— Замуж? — Кучеров удивился, причем, насколько Рогов понимал в этом деле, вполне искренне. — Лика собиралась замуж? Я ничего не знал… Как же так, как же так?.. И за кого?
Рогов решил, что пришла пора сменить тему. Достал из стола фотографию Столетовой и показал ее Кучерову:
— Откуда она у тебя?
— Фотка? — У Котьки была идиотская привычка переспрашивать, и он ни разу ей не изменил в продолжение всего разговора.
— Фотка, фотка, — раздраженно подтвердил Рогов.
— Лика подарила.
— Давно?
— С месяц назад, сказала… Сказала, что это мне награда за верность.
— А вот эту штучку ты у нее когда-нибудь видел? — Рогов указал пальцем на колье, украшавшее на снимке лилейную шейку манекенщицы.
— Не-а, не видел… Точно, не видел, вот только на фотке. Она другую носила — цепочку серебряную…
* * *
— Нет, вы как хотите, а он ее не убивал! — заявила Шура Тиунова, когда Кучерова увели.Рогов тоже так считал, но позволить себе так запросто согласиться со своей сопливой помощницей не мог.
— Это вам, конечно, женская интуиция подсказывает? — ехидно осведомился Рогов. Ему сильно захотелось добавить «знаменитая», но он удержался.
— Всего лишь здравый смысл. Такие, как он, если и убивают, то в запале. Я бы поняла, если бы он ее зарезал в подъезде, увидев с другим мужчиной, но вряд ли он станет планировать убийство.
— По-вашему, убийство манекенщицы выглядит тщательно спланированным?
— Безусловно. Сами посудите: тому же Кучерову нужно было сначала выяснить, где и когда будет показ, незаметно заманить Столетову на сцену, погасить свет, зарезать специально прихваченным ножом, а потом так же незаметно скрыться через окошко в подсобке. Способен на такое человек, живущий импульсами, да еще и в подпитии?
— А если совпадение? — Рогов и не заметил, что Шура мало-помалу заменила ему «внутренний голос», которым он обходился прежде.
Шура, тоже увлеченная дискуссией, не заставила себя долго ждать:
— Ну, это один шанс на тысячу… Тут должно было столько совпасть! Чтобы Кучеров получил импульс извне ровно в тот самый момент, чтобы он знал о показе, чтобы ему сильно повезло и его никто не увидел… Слишком много совпадений. Нет, женская интуиция тут ни при чем, элементарная теория вероятностей.
Рогов не слишком охотно признал про себя, что голова у Шуры Тиуновой соображала. Жалко только, что она забивала ее чем ни попадя.
— Ладно, — сухо оборвал Рогов совместные упражнения в логике, — в конце концов, все скоро выяснится, как только придут результаты экспертизы о крови на куртке Кучерова…
— Так, может, поспорим? — озорно блеснула глазами юная нахалка.
— О чем? — опешил Рогов.
— Насчет этих самых результатов…
— Ч-что? — Рогов чуть не подавился собственным языком. — Какие еще могут быть споры? У нас здесь, между прочим, не блеф-клуб, если вы еще не успели заметить! Советую открыть глаза и оглядеться.
— Уже открыла, — уныло сказала Шура.
Глава 17.
ОДНА МУРА СТОИТ ЦЕЛОГО МУРа
Выйдя из дома Викули, Мура минут пять безуспешно прождала автобус — на большее ее не хватило, — после чего рванула пешком к ближайшей станции метро. Спустилась под землю и даже совсем уже собралась опустить жетон в ячейку турникета, но неожиданно резко развернулась и снова выбралась на поверхность… Словом, Мура не была бы Мурой, если бы иногда не удивляла себя неожиданными поступками. На этот раз, правда, она не сделала ничего из ряда вон выходящего, всего лишь повнимательнее пригляделась к висящей на ближайшей стене агитационной листовке, призывающей голосовать за очередного кандидата в депутаты. Текст там был так себе, ничего супероригинального: «Голосуйте за Глеба Николаевича Лоскутова. Он Ваш кандидат…», дальше шло перечисление немаловажных достоинств соискателя мягкого кресла. Разумеется, внимание Муры привлекли не эти самые достоинства, а фотография кандидата Было в нем неуловимое сходство с Киркой.
Мура отступила на шаг, присмотрелась повнимательнее и пробормотала:
— Вот если бы этому Лоскутову сбрить усы и надеть очки, вышел бы настоящий Кирка…
Она не стала ломать себе голову, плод ли ветрености Киркиного папаши этот самый Лоскутов или это просто совпадение, а сфотографировала взглядом номер телефона предвыборного штаба, указанный в листовке. Затем снова быстро спустилась в метро и позвонила из автомата в вестибюле.
— Слушаю! — заорал ей в ухо какой-то мужик, тон у него был раздраженно-начальственный. Мол, отвлекли от важного государственного дела.
Но Муру такие штучки не смущали.
— Это предвыборный штаб? Мне бы господина Лоскутова, — невозмутимо бросила она.
— Лоскутов слушает. Кто говорит? — недовольно изрекла трубка.
— Говорит сестра Лики Столетовой, — беспардонно соврала Мура и затаила дыхание, ожидая реакции.
Реакция последовала сразу же, причем очень бурная.
— Что? — заорал Лоскутов. — Разве, разве… — и неожиданно замолчал.
— Вы хотите сказать: разве у нее есть сестра? — подсказала ему Мура. — Выходит, она вам ничего про меня не рассказывала?
— Чего вы хотите? — последовал вопрос, и голос был уже совсем другой, совсем не начальственный, а какой-то осипший.
— Поговорить, — ответила Мура, приготовившая еще пару солидных аргументов на тот случай, если Лоскутов заупрямится.
Но он оказался на редкость сговорчивым:
— Где и когда?
Мура слегка замешкалась. Вот к чему приводят спонтанные решения, о месте встречи она как-то и не подумала.
Зато двойник Кирки нашелся быстро и предложил:
— Кафе «Павлин» знаете? Можете туда подъехать через час?
Мура скоренько взвесила шансы, не опасно ли? Пожалуй, что нет. Все-таки кафе — не кладбище, место людное, а потому риска в их встрече мало. Вот только вряд ли она успеет заехать перед этим домой, чтобы оставить вещи. А, ладно…
— Идет, — согласилась Мура и посмотрела на часы. Времени оставалось ровно на то, чтобы добраться до кафе и сориентироваться на местности.
И тут двойник задал совсем уж запредельный вопрос:
— Как вы выглядите?
Понятно, боится ее с кем-нибудь перепутать.
— Ну… Я высокая стройная брюнетка с миндалевидными глазами, очень интересная, в стиле Одри Хепберн времен «Римских каникул», — не моргнув глазом, доложила Мура. Причем совершенно серьезно, ибо в своей привлекательности она никогда не сомневалась, просто не все разделяли это ее убеждение. Впрочем, тем хуже для них.
Мура отступила на шаг, присмотрелась повнимательнее и пробормотала:
— Вот если бы этому Лоскутову сбрить усы и надеть очки, вышел бы настоящий Кирка…
Она не стала ломать себе голову, плод ли ветрености Киркиного папаши этот самый Лоскутов или это просто совпадение, а сфотографировала взглядом номер телефона предвыборного штаба, указанный в листовке. Затем снова быстро спустилась в метро и позвонила из автомата в вестибюле.
— Слушаю! — заорал ей в ухо какой-то мужик, тон у него был раздраженно-начальственный. Мол, отвлекли от важного государственного дела.
Но Муру такие штучки не смущали.
— Это предвыборный штаб? Мне бы господина Лоскутова, — невозмутимо бросила она.
— Лоскутов слушает. Кто говорит? — недовольно изрекла трубка.
— Говорит сестра Лики Столетовой, — беспардонно соврала Мура и затаила дыхание, ожидая реакции.
Реакция последовала сразу же, причем очень бурная.
— Что? — заорал Лоскутов. — Разве, разве… — и неожиданно замолчал.
— Вы хотите сказать: разве у нее есть сестра? — подсказала ему Мура. — Выходит, она вам ничего про меня не рассказывала?
— Чего вы хотите? — последовал вопрос, и голос был уже совсем другой, совсем не начальственный, а какой-то осипший.
— Поговорить, — ответила Мура, приготовившая еще пару солидных аргументов на тот случай, если Лоскутов заупрямится.
Но он оказался на редкость сговорчивым:
— Где и когда?
Мура слегка замешкалась. Вот к чему приводят спонтанные решения, о месте встречи она как-то и не подумала.
Зато двойник Кирки нашелся быстро и предложил:
— Кафе «Павлин» знаете? Можете туда подъехать через час?
Мура скоренько взвесила шансы, не опасно ли? Пожалуй, что нет. Все-таки кафе — не кладбище, место людное, а потому риска в их встрече мало. Вот только вряд ли она успеет заехать перед этим домой, чтобы оставить вещи. А, ладно…
— Идет, — согласилась Мура и посмотрела на часы. Времени оставалось ровно на то, чтобы добраться до кафе и сориентироваться на местности.
И тут двойник задал совсем уж запредельный вопрос:
— Как вы выглядите?
Понятно, боится ее с кем-нибудь перепутать.
— Ну… Я высокая стройная брюнетка с миндалевидными глазами, очень интересная, в стиле Одри Хепберн времен «Римских каникул», — не моргнув глазом, доложила Мура. Причем совершенно серьезно, ибо в своей привлекательности она никогда не сомневалась, просто не все разделяли это ее убеждение. Впрочем, тем хуже для них.