Страница:
Эльзассер стоял около двери и грыз холодную куриную ножку, заняв позицию между слугами и гостами. Кляйндест послал стражника приглядывать за бароном, но в качестве шпиона или охранника? Йоганн не знал наверняка. В любом случае, умный юноша может оказаться полезным.
Хассельштейн беседовал в дальнем углу с графиней, напряженно объясняя ей что-то и подкрепляя свои слова решительными жестами. На лице графини была написана скука. Надо же, Эммануэль фон Либевиц заскучала в обществе мужчины… В другое время Йоганн, наверное, удивился бы. Но не сейчас. Где Вольф? И где Тварь?
Он начал подозревать всех. Большинство людей в этой комнате, за исключением Люйтпольда, были подходящими кандидатами.
Барон вспомнил клочок зеленого бархата, который валялся в переулке, неподалеку от «Матиаса II». Им овладело искушение осмотреть все плащи в зале, чтобы найти тот, единственный, с надорванным краем. Увы, все далеко не так просто. Легкие решения бывают только в плохих мелодрамах.
- Барон Йоганн, - окликнула его маркиза Сидония, - могу я поговорить с вами? Я готовлю петицию, чтобы подать ее Императору, и я подумала, что вы могли бы приложить к ней свою печать. Будучи выборщиком, вы имеете влияние при дворе.
Йоганн поинтересовался у остроносой женщины, каково будет содержание петиции.
Женщина всхлипнула и ответила:
- Дуэли, выборщик. Их следует запретить.
Внезапно кто-то захлопал в ладоши, и Йоганн обернулся на звук, который шел со стороны маленькой сцены, расположенной в углу зала. Улыбающийся де ла Ружьер встал со своего места.
- Уважаемые гости, - начал он, поднимая кубок.- Рад приветствовать вас на этой великолепной вечеринке. Полагаю, вы успели утолить голод и жажду…
Снорри, который выпил немало вина, издал одобрительное рычание.
- Мне приятно слышать такие звуки. Как вы знаете, о бретонском гостеприимстве ходят легенды.
- Что верно, то верно, - пробормотал Хассельштейн, которого гном отвлек от беседы с графиней. - В том смысле, что никому не удалось доказать его существование.
Гном бросил на ликтора злобный взгляд и продолжил:
- Я выбрал лучшие развлечения для вашего увеселения сегодня вечером. Разрешите представить вам даму, чьи таланты воистину безграничны…
Светильники потускнели, и занавес раздвинулся. Флейтист заиграл старую, всем хорошо известную мелодию.
На сцену вышла танцовщица, но Йоганн смотрел не на нее, а на гостей.
Их лица выражали самые разные эмоции от восторга до отвращения, и, глядя на них, Йоганн размышлял: «Который? Или никто?…»
В порту и прилегающих к нему районах шла драка.
Вольф не понимал, из-за чего она началась, и не мог найти ни одного здравомыслящего человека, который объяснил бы ему это.
Молодой человек обходил стороной потасовки, хотя чувствовал, как кровь закипает у него в жилах. Его мокрая одежда высохла на нем мгновенно, словно шкура.
Чуя кровь и дым, он сжимал крюк, который превратился в часть его тела.
Впервые «крюки» и «рыбники» заключили временный союз и теперь совместными усилиями сбрасывали людей с пристани. Толпа приветствовала криками каждый новый всплеск.
Вольф увидел, что на всех жертвах надета форма или латы. Храмовники, войска, дворцовая гвардия, стража…
- Смерть Карлу-Францу! - вопил подстрекатель.
Люди в воде отчаянно пытались разрезать кожаные ремни и освободиться, прежде чем тяжелые доспехи утянут их на дно. Они барахтались, взбивая белую пену.
Вольф ничего не понимал. До того как поднялся туман, город был нормальным. Теперь же все были одержимы жаждой крови.
Какой-то громила схватил Вольфа, и юноша инстинктивно ударил нападавшего, но не кулаком, как человек, а подобно дикому зверю скрюченными пальцами.
- Эй, парни, мы поймали любителя царапаться! - захохотал бугай.
Вольф сосредоточился и заставил себя сжать руку в кулак. Он сломал мужчине нос и врезал локтем в грудную клетку. Забияка упал на колени, прижимая ладони к окровавленному лицу.
Вольф побежал, надеясь, что окажется далеко, прежде чем бандиты очухаются и снова устроят ему холодную ванну.
Теперь он держал крюк наготове, ожидая нового нападения.
Юноша не знал, в какой стороне находится «Приют странника», и поглядывал по сторонам, высматривая знакомые дома или трактиры, чтобы сориентироваться.
Столкнувшись с группой молодых людей, он догадался, что направляется к реке. Подняв крюк, Вольф напрягся в ожидании схватки. Но на этот раз обошлось…
- Это фон Мекленберг! - воскликнул знакомый голос.- Вольф!
Из тумана появился Ото Вернике и заключил его в объятия. Все остальные также были членами Лиги.
- Мы думали, что больше тебя не увидим. После того, что случилось с Труди, мы были уверены, что тебя растерзала Тварь.
Имя Труди пронзило его, как стрела, вошедшая в тело по самое оперение.
- Труди? Тварь?
У Ото не было времени или желания объяснять.
- Конкурс бражников отменили, - сообщил глава студенческого общества. - Трехсотлетняя традиция нарушена. Какой ужас!
- Мы сражаемся на стороне Императора, - объявил один из студентов. - Наш клич достиг всех членов Лиги. Революционные силы проникли в стены города, и мы должны одолеть их или погибнуть страшной смертью.
Это была хорошая речь. Она прозвучала бы ещё более торжественно, если бы красноречивый оратор не икал после каждого слова и не шатался, держась на ногах только благодаря двум своим товарищам: открывая рот, он выдыхал эсталианский херес в газообразной форме.
- Где Труди? - спросил Вольф у Вернике.
Вожак студентов больше не мог скрывать правду:
- Она мертва, старик. Ее убила Тварь. Прошлым вечером…
Вольф упал на четвереньки и завыл. Горестный вой вырвался из его глотки и растаял в ночи, эхом отозвавшись по всему кварталу.
Ото и его приятели изумленно попятились. Оратор-патриот онемел.
Вольф поднялся на задние конечности и рванул на себе одежду. Крюк распорол его рубашку и рассек кожу на волосатой груди. Однако юноша ничего не чувствовал, поскольку его сердце уже корчилось в муках.
Несчастный повернулся спиной к своим приятелям и бросился бежать, сознавая себя скорее зверем, чем человеком. Он мчался сквозь туман и огонь, спасаясь от самого себя и не желая верить в то, что наверняка было правдой.
Он был чудовищем. Он всегда был чудовищем. Даже до появления Сикатриса.
Он почувствовал боль во рту: это начали расти клыки.
10
11
12
Хассельштейн беседовал в дальнем углу с графиней, напряженно объясняя ей что-то и подкрепляя свои слова решительными жестами. На лице графини была написана скука. Надо же, Эммануэль фон Либевиц заскучала в обществе мужчины… В другое время Йоганн, наверное, удивился бы. Но не сейчас. Где Вольф? И где Тварь?
Он начал подозревать всех. Большинство людей в этой комнате, за исключением Люйтпольда, были подходящими кандидатами.
Барон вспомнил клочок зеленого бархата, который валялся в переулке, неподалеку от «Матиаса II». Им овладело искушение осмотреть все плащи в зале, чтобы найти тот, единственный, с надорванным краем. Увы, все далеко не так просто. Легкие решения бывают только в плохих мелодрамах.
- Барон Йоганн, - окликнула его маркиза Сидония, - могу я поговорить с вами? Я готовлю петицию, чтобы подать ее Императору, и я подумала, что вы могли бы приложить к ней свою печать. Будучи выборщиком, вы имеете влияние при дворе.
Йоганн поинтересовался у остроносой женщины, каково будет содержание петиции.
Женщина всхлипнула и ответила:
- Дуэли, выборщик. Их следует запретить.
Внезапно кто-то захлопал в ладоши, и Йоганн обернулся на звук, который шел со стороны маленькой сцены, расположенной в углу зала. Улыбающийся де ла Ружьер встал со своего места.
- Уважаемые гости, - начал он, поднимая кубок.- Рад приветствовать вас на этой великолепной вечеринке. Полагаю, вы успели утолить голод и жажду…
Снорри, который выпил немало вина, издал одобрительное рычание.
- Мне приятно слышать такие звуки. Как вы знаете, о бретонском гостеприимстве ходят легенды.
- Что верно, то верно, - пробормотал Хассельштейн, которого гном отвлек от беседы с графиней. - В том смысле, что никому не удалось доказать его существование.
Гном бросил на ликтора злобный взгляд и продолжил:
- Я выбрал лучшие развлечения для вашего увеселения сегодня вечером. Разрешите представить вам даму, чьи таланты воистину безграничны…
Светильники потускнели, и занавес раздвинулся. Флейтист заиграл старую, всем хорошо известную мелодию.
На сцену вышла танцовщица, но Йоганн смотрел не на нее, а на гостей.
Их лица выражали самые разные эмоции от восторга до отвращения, и, глядя на них, Йоганн размышлял: «Который? Или никто?…»
В порту и прилегающих к нему районах шла драка.
Вольф не понимал, из-за чего она началась, и не мог найти ни одного здравомыслящего человека, который объяснил бы ему это.
Молодой человек обходил стороной потасовки, хотя чувствовал, как кровь закипает у него в жилах. Его мокрая одежда высохла на нем мгновенно, словно шкура.
Чуя кровь и дым, он сжимал крюк, который превратился в часть его тела.
Впервые «крюки» и «рыбники» заключили временный союз и теперь совместными усилиями сбрасывали людей с пристани. Толпа приветствовала криками каждый новый всплеск.
Вольф увидел, что на всех жертвах надета форма или латы. Храмовники, войска, дворцовая гвардия, стража…
- Смерть Карлу-Францу! - вопил подстрекатель.
Люди в воде отчаянно пытались разрезать кожаные ремни и освободиться, прежде чем тяжелые доспехи утянут их на дно. Они барахтались, взбивая белую пену.
Вольф ничего не понимал. До того как поднялся туман, город был нормальным. Теперь же все были одержимы жаждой крови.
Какой-то громила схватил Вольфа, и юноша инстинктивно ударил нападавшего, но не кулаком, как человек, а подобно дикому зверю скрюченными пальцами.
- Эй, парни, мы поймали любителя царапаться! - захохотал бугай.
Вольф сосредоточился и заставил себя сжать руку в кулак. Он сломал мужчине нос и врезал локтем в грудную клетку. Забияка упал на колени, прижимая ладони к окровавленному лицу.
Вольф побежал, надеясь, что окажется далеко, прежде чем бандиты очухаются и снова устроят ему холодную ванну.
Теперь он держал крюк наготове, ожидая нового нападения.
Юноша не знал, в какой стороне находится «Приют странника», и поглядывал по сторонам, высматривая знакомые дома или трактиры, чтобы сориентироваться.
Столкнувшись с группой молодых людей, он догадался, что направляется к реке. Подняв крюк, Вольф напрягся в ожидании схватки. Но на этот раз обошлось…
- Это фон Мекленберг! - воскликнул знакомый голос.- Вольф!
Из тумана появился Ото Вернике и заключил его в объятия. Все остальные также были членами Лиги.
- Мы думали, что больше тебя не увидим. После того, что случилось с Труди, мы были уверены, что тебя растерзала Тварь.
Имя Труди пронзило его, как стрела, вошедшая в тело по самое оперение.
- Труди? Тварь?
У Ото не было времени или желания объяснять.
- Конкурс бражников отменили, - сообщил глава студенческого общества. - Трехсотлетняя традиция нарушена. Какой ужас!
- Мы сражаемся на стороне Императора, - объявил один из студентов. - Наш клич достиг всех членов Лиги. Революционные силы проникли в стены города, и мы должны одолеть их или погибнуть страшной смертью.
Это была хорошая речь. Она прозвучала бы ещё более торжественно, если бы красноречивый оратор не икал после каждого слова и не шатался, держась на ногах только благодаря двум своим товарищам: открывая рот, он выдыхал эсталианский херес в газообразной форме.
- Где Труди? - спросил Вольф у Вернике.
Вожак студентов больше не мог скрывать правду:
- Она мертва, старик. Ее убила Тварь. Прошлым вечером…
Вольф упал на четвереньки и завыл. Горестный вой вырвался из его глотки и растаял в ночи, эхом отозвавшись по всему кварталу.
Ото и его приятели изумленно попятились. Оратор-патриот онемел.
Вольф поднялся на задние конечности и рванул на себе одежду. Крюк распорол его рубашку и рассек кожу на волосатой груди. Однако юноша ничего не чувствовал, поскольку его сердце уже корчилось в муках.
Несчастный повернулся спиной к своим приятелям и бросился бежать, сознавая себя скорее зверем, чем человеком. Он мчался сквозь туман и огонь, спасаясь от самого себя и не желая верить в то, что наверняка было правдой.
Он был чудовищем. Он всегда был чудовищем. Даже до появления Сикатриса.
Он почувствовал боль во рту: это начали расти клыки.
10
Наблюдая за танцующей Милицей, де ла Ружьер чувствовал, как его рот наполняется слюной. Большая женщина была грандиозной, великолепной, притягательной. Ради нее он захватил бы королевство, убил брата, предал свою честь.
Сегодня вечером он будет обладать ею и сможет делать с ней все, что захочет.
Розана указывала путь. Харальд следовал за ней, сжимая нож.
- Сюда, сюда, сюда, - бормотала провидица.
Ее влекло к Твари.
Они шли по улочкам, расположенным параллельно с улицей Ста Трактиров, зигзагами приближаясь к главной дороге.
Иногда мимо них пробегали люди, однако, видя нож в руках Харальда, они предпочитали не трогать странную пару. Внезапно послышался вой животного, но потом зверь умолк - или умер?
Теперь Харальд тоже это почувствовал. Он никогда не считал, что обладает даром, но буря в его животе началась неспроста. Тварь была рядом.
Харальд крепче сжал нож Мэгнина и заметил отблески пламени на стальной поверхности клинка.
Его внутренности терзала боль.
Когда они поймают Тварь, убийца проживет достаточно долго, чтобы признаться в своих преступлениях перед свидетелями. Затем все будет кончено. Правосудие Харальда было точным и необратимым, в отличие от правосудия юристов. Никаких камер ,никаких адвокатов, никаких веревок. Всего лишь один быстрый и меткий бросок.
Возможно, тогда он снова сможет принимать пищу.
В конце улицы кто-то, стоял, задрав голову, и тяжело дышал, вглядываясь в туман.
Желудок Харальда успокоился.
- Будь осторожна, - сказал он провидице.
Она по-прежнему вела его, вполголоса бубня указания.
Существо в тумане издало вопль, который не мог исходить из человеческого горла.
Розана остановилась, и Харальд заслонил ее собой.
Его оружие годилось на все случаи жизни. Когда стражник заказывал нож, он попросил Мэгнина добавить в металл немного серебра. Ничто, живое или мертвое, не могло уцелеть после стального поцелуя.
Существо скорчилось на земле. Его руки касались мостовой, как передние лапы животного, а нечто вроде когтя царапало камни.
Создание направилось к ним, двигаясь скорее как зверь, а не как человек.
Харальд поднял нож, приготовившись к броску…
Они видели желто-красные глаза, сверкающие на темном лице.
Неожиданно Розана прикоснулась к руке стражника, не позволив нанести смертельный удар.
- Нет, - сказала она. - Не торопись убивать его. Мы должны быть уверены.
На взгляд Харальда, самым надежным было прикончить зверя, но он согласился с провидицей.
Слева взметнулось пламя. Оконные стекла соседнего дома со звоном лопнули, и свет залил улицу.
У хищника было человеческое лицо, которое напоминало рисунок Розаны.
- Вольф,- промолвила провидица. - Сдавайся.
Брат зюденландского выборщика сжался, готовясь к прыжку. Харальд вскинул руку, целясь в голую окровавленную грудь безумца. Одно мгновение, и клинок пронзит ему сердце.
- Вольф, - мягко повторила Розана.
Фон Мекленберг поднялся на ноги. Его коготь оказался не чем иным, как крюком грузчика.
Похоже, юноша пребывал в замешательстве.
«Розана что-то сделала с ним», - догадался Харальд.
- Обычно я считываю воспоминания, - шепотом пояснила девушка. - Но иногда я могу передавать видения…
Вольф выглядел потрясенным. Он дрожал. Может, он и был чудовищем, но сейчас больше напоминал испуганного мальчика.
- Что…
- Я показываю ему, как умерла Труди.
Вольф снова завыл.
Эммануэль фон Либевиц, графиня-выборщица Нулна, скучала, и скука пробудила в ней злость.
Она не для того выбралась из дому на ночь глядя, чтобы смотреть на корову, которая трясет своим выменем на сцене.
После великолепного бала у фон Тассенинка убогое зрелище вызывало у нее только разочарование. Неимоверное разочарование.
И Микаэль был сегодня утомителен, как никогда. Хоть он и ликтор культа Сигмара, однако его тоже постигает судьба Дани и всех остальных.
Конечно, она всегда может передать его Леосу. Это было бы занимательно, даже если Микаэль воспротивился бы.
Нет, с этим человеком так шутить рискованно.
- Йелль, - громким шепотом окликнул ее Хассельштейн. - Йелль, ответь мне…
Эммануэль притворилась, что с интересом смотрит представление.
Да, Микаэль попал в список надоевших поклонников.
Вольф прижал руки к ушам, не замечая, что поранил лоб крюком, однако ему не удавалось выкинуть ужасные картинки из головы.
Рыжеволосая девушка. Это она виновата.
Нож блеснул в руках высокого, широкоплечего мужчины.
Вольф почувствовал - увидел,- как умирает Труди. В своем сознании он был одновременно убийцей и жертвой.Это невыносимо.
Труди!
Он подавил рвущийся с губ вой. Он человек, а не животное.
Льющаяся кровь и разрываемая плоть. Это продолжалось долго, мучительно и повторялось снова и снова. Сцена убийства тянулась и в то же время мелькала перед его глазами, словно бред, порожденный «ведьминым корнем».
Сделав над собой усилие, он отшатнулся от девушки и бросился бежать.
Вольф слышал, как они шли за ним, но у него были сильные, быстрые ноги. Он считал, что без труда уйдет от преследователей.
Ему казалось, что он стал дичью и охотником в одном лице.
До встречи с Милицей Люйтпольд не видел ничего подобного. Даже в самых сокровенных своих фантазиях он представить себе не мог, что такие женщины существуют.
В дворцовой библиотеке хранились книги, посвященные искусству любви, которые обычно запирали на замок. Впрочем, Люйтпольд освоил науку взломщика еще в детстве. Просматривая иллюстрации, он всегда считал, что авторы несколько преувеличивают действительность. Ни одна женщина, которую он встречал во дворце, не была похожа на эти фантастические изображения. Даже графиня Эммануэль, которая между делом проявила легкий интерес к нему, - исключительно ради того, кем он станет в будущем, а не того, кем является сейчас. Однако Милица напоминала ожившую гравюру. И, по мере того, как падали ее шарфики, взору принца открывались все новые чудеса.
У Люйтпольда пересохло во рту.
Наследник престола положил ногу на ногу, чтобы скрыть смущение.
Став Императором, он сможет получить все, что захочет. Сделав над собой усилие, подросток постарался сохранить бесстрастное выражение лица.
Служанка, немногим уступающая Милице с точки зрения пропорций, поднесла принцу вина, и будущий Император улыбнулся ей, как идиот.
Смертельный поединок утром и Милица вечером. В своем тайном дневнике он непременно отметит этот день как превосходный.
Мертвая, Ульрика была тяжелее, чем при жизни. К счастью, у него был плащ, чтобы завернуть ее тело.
Ефимович медленно шел сквозь толпу, делая вид, что убит горем. Он нес труп на руках, расположив его так, чтобы длинные волосы жертвы волочились по земле, а ее бледное лицо с красной дырой на лбу приоткрылось.
Когда люди поняли, кто покоится в его объятиях, наступила тишина. Пара-тройка убежденных атеистов сотворили знамение Сигмара или какого-то другого божества. Повстанцы снимали шапки и прижимали их к груди. Некоторые начали всхлипывать.
В начале улицы Ста Трактиров, на перекрестке с дорогой, ведущей к Старому императорскому мосту, Ефимович натолкнулся на принца Клозовски с группой мятежных студентов. Они только что успешно прорвали оборону имперских войск и энергично побросали солдат в реку.
Клозовски узрел Ульрику и остановился как громом пораженный.
- Я покончу с собой, - прочувствованно заявил он.
Ефимович поднял свою ношу, чтобы каждый мог ее видеть.
- Нет! - закричал Клозовски чуть погодя. - Это было бы слишком просто. Я дам обет безбрачия и до конца своей жизни буду чтить память Ангела Революции.
Ефимович положил тело на землю и развернул плащ, чтобы показать ужасные раны. В толпе послышались испуганные возгласы.
- Нет, - продолжил принц, - такой поступок тоже был бы трусостью. Я напишу эпическую поэму о ее жизни. Благодаря мне Ульрика будет жить вечно.
- Как это произошло?! - потрясенно воскликнул профессор Брустеллин. - Ради Сигмара, Ефимович, как это произошло?
- Это сделала Тварь, - ответил главарь бунтовщиков. - Она убила ее.
- Тварь, Тварь, Тварь, - распространилось известие.
Ефимович почувствовал эмоции, обуревающие собравшихся: горе, ужас, гнев, ненависть.
- Смерть Твари! - раздался возглас.
- Да, - поддержал Ефимович. - Смерть Твари!
Он схватил окровавленную бархатную мантию и взмахнул ею.
- Я не видел лица убийцы, но нашел вот это!
Все знали, что это означает.
Толпа прочешет весь город в поисках аристократов, придворных, дворцовых слуг и дипломатов. Всех, кто носит зеленый бархат. Затем начнется кровавая бойня. Революция.
- Смерть зеленому бархату! - закричал Ефимович.
И наутро, когда люди Императора проснутся, начнутся репрессии. Город будет разрушен во время переворота, великие будут унижены, а низшие возвышены.
- Смерть зеленому бархату! Смерть Твари!
Ефимовича подняли на плечи и понесли, подхватив и многократно усилив его клич. Он снова и снова слышал слово «смерть», которое скандировали тысячи голосов, слившихся воедино.
Переступив через тело Ульрики, толпа двинулась по улице Ста Трактиров.
Ефимович вознес молитву Тзинчу, Меняющему Пути, и почувствовал, что Силы Хаоса довольны им.
Сегодня вечером он будет обладать ею и сможет делать с ней все, что захочет.
Розана указывала путь. Харальд следовал за ней, сжимая нож.
- Сюда, сюда, сюда, - бормотала провидица.
Ее влекло к Твари.
Они шли по улочкам, расположенным параллельно с улицей Ста Трактиров, зигзагами приближаясь к главной дороге.
Иногда мимо них пробегали люди, однако, видя нож в руках Харальда, они предпочитали не трогать странную пару. Внезапно послышался вой животного, но потом зверь умолк - или умер?
Теперь Харальд тоже это почувствовал. Он никогда не считал, что обладает даром, но буря в его животе началась неспроста. Тварь была рядом.
Харальд крепче сжал нож Мэгнина и заметил отблески пламени на стальной поверхности клинка.
Его внутренности терзала боль.
Когда они поймают Тварь, убийца проживет достаточно долго, чтобы признаться в своих преступлениях перед свидетелями. Затем все будет кончено. Правосудие Харальда было точным и необратимым, в отличие от правосудия юристов. Никаких камер ,никаких адвокатов, никаких веревок. Всего лишь один быстрый и меткий бросок.
Возможно, тогда он снова сможет принимать пищу.
В конце улицы кто-то, стоял, задрав голову, и тяжело дышал, вглядываясь в туман.
Желудок Харальда успокоился.
- Будь осторожна, - сказал он провидице.
Она по-прежнему вела его, вполголоса бубня указания.
Существо в тумане издало вопль, который не мог исходить из человеческого горла.
Розана остановилась, и Харальд заслонил ее собой.
Его оружие годилось на все случаи жизни. Когда стражник заказывал нож, он попросил Мэгнина добавить в металл немного серебра. Ничто, живое или мертвое, не могло уцелеть после стального поцелуя.
Существо скорчилось на земле. Его руки касались мостовой, как передние лапы животного, а нечто вроде когтя царапало камни.
Создание направилось к ним, двигаясь скорее как зверь, а не как человек.
Харальд поднял нож, приготовившись к броску…
Они видели желто-красные глаза, сверкающие на темном лице.
Неожиданно Розана прикоснулась к руке стражника, не позволив нанести смертельный удар.
- Нет, - сказала она. - Не торопись убивать его. Мы должны быть уверены.
На взгляд Харальда, самым надежным было прикончить зверя, но он согласился с провидицей.
Слева взметнулось пламя. Оконные стекла соседнего дома со звоном лопнули, и свет залил улицу.
У хищника было человеческое лицо, которое напоминало рисунок Розаны.
- Вольф,- промолвила провидица. - Сдавайся.
Брат зюденландского выборщика сжался, готовясь к прыжку. Харальд вскинул руку, целясь в голую окровавленную грудь безумца. Одно мгновение, и клинок пронзит ему сердце.
- Вольф, - мягко повторила Розана.
Фон Мекленберг поднялся на ноги. Его коготь оказался не чем иным, как крюком грузчика.
Похоже, юноша пребывал в замешательстве.
«Розана что-то сделала с ним», - догадался Харальд.
- Обычно я считываю воспоминания, - шепотом пояснила девушка. - Но иногда я могу передавать видения…
Вольф выглядел потрясенным. Он дрожал. Может, он и был чудовищем, но сейчас больше напоминал испуганного мальчика.
- Что…
- Я показываю ему, как умерла Труди.
Вольф снова завыл.
Эммануэль фон Либевиц, графиня-выборщица Нулна, скучала, и скука пробудила в ней злость.
Она не для того выбралась из дому на ночь глядя, чтобы смотреть на корову, которая трясет своим выменем на сцене.
После великолепного бала у фон Тассенинка убогое зрелище вызывало у нее только разочарование. Неимоверное разочарование.
И Микаэль был сегодня утомителен, как никогда. Хоть он и ликтор культа Сигмара, однако его тоже постигает судьба Дани и всех остальных.
Конечно, она всегда может передать его Леосу. Это было бы занимательно, даже если Микаэль воспротивился бы.
Нет, с этим человеком так шутить рискованно.
- Йелль, - громким шепотом окликнул ее Хассельштейн. - Йелль, ответь мне…
Эммануэль притворилась, что с интересом смотрит представление.
Да, Микаэль попал в список надоевших поклонников.
Вольф прижал руки к ушам, не замечая, что поранил лоб крюком, однако ему не удавалось выкинуть ужасные картинки из головы.
Рыжеволосая девушка. Это она виновата.
Нож блеснул в руках высокого, широкоплечего мужчины.
Вольф почувствовал - увидел,- как умирает Труди. В своем сознании он был одновременно убийцей и жертвой.Это невыносимо.
Труди!
Он подавил рвущийся с губ вой. Он человек, а не животное.
Льющаяся кровь и разрываемая плоть. Это продолжалось долго, мучительно и повторялось снова и снова. Сцена убийства тянулась и в то же время мелькала перед его глазами, словно бред, порожденный «ведьминым корнем».
Сделав над собой усилие, он отшатнулся от девушки и бросился бежать.
Вольф слышал, как они шли за ним, но у него были сильные, быстрые ноги. Он считал, что без труда уйдет от преследователей.
Ему казалось, что он стал дичью и охотником в одном лице.
До встречи с Милицей Люйтпольд не видел ничего подобного. Даже в самых сокровенных своих фантазиях он представить себе не мог, что такие женщины существуют.
В дворцовой библиотеке хранились книги, посвященные искусству любви, которые обычно запирали на замок. Впрочем, Люйтпольд освоил науку взломщика еще в детстве. Просматривая иллюстрации, он всегда считал, что авторы несколько преувеличивают действительность. Ни одна женщина, которую он встречал во дворце, не была похожа на эти фантастические изображения. Даже графиня Эммануэль, которая между делом проявила легкий интерес к нему, - исключительно ради того, кем он станет в будущем, а не того, кем является сейчас. Однако Милица напоминала ожившую гравюру. И, по мере того, как падали ее шарфики, взору принца открывались все новые чудеса.
У Люйтпольда пересохло во рту.
Наследник престола положил ногу на ногу, чтобы скрыть смущение.
Став Императором, он сможет получить все, что захочет. Сделав над собой усилие, подросток постарался сохранить бесстрастное выражение лица.
Служанка, немногим уступающая Милице с точки зрения пропорций, поднесла принцу вина, и будущий Император улыбнулся ей, как идиот.
Смертельный поединок утром и Милица вечером. В своем тайном дневнике он непременно отметит этот день как превосходный.
Мертвая, Ульрика была тяжелее, чем при жизни. К счастью, у него был плащ, чтобы завернуть ее тело.
Ефимович медленно шел сквозь толпу, делая вид, что убит горем. Он нес труп на руках, расположив его так, чтобы длинные волосы жертвы волочились по земле, а ее бледное лицо с красной дырой на лбу приоткрылось.
Когда люди поняли, кто покоится в его объятиях, наступила тишина. Пара-тройка убежденных атеистов сотворили знамение Сигмара или какого-то другого божества. Повстанцы снимали шапки и прижимали их к груди. Некоторые начали всхлипывать.
В начале улицы Ста Трактиров, на перекрестке с дорогой, ведущей к Старому императорскому мосту, Ефимович натолкнулся на принца Клозовски с группой мятежных студентов. Они только что успешно прорвали оборону имперских войск и энергично побросали солдат в реку.
Клозовски узрел Ульрику и остановился как громом пораженный.
- Я покончу с собой, - прочувствованно заявил он.
Ефимович поднял свою ношу, чтобы каждый мог ее видеть.
- Нет! - закричал Клозовски чуть погодя. - Это было бы слишком просто. Я дам обет безбрачия и до конца своей жизни буду чтить память Ангела Революции.
Ефимович положил тело на землю и развернул плащ, чтобы показать ужасные раны. В толпе послышались испуганные возгласы.
- Нет, - продолжил принц, - такой поступок тоже был бы трусостью. Я напишу эпическую поэму о ее жизни. Благодаря мне Ульрика будет жить вечно.
- Как это произошло?! - потрясенно воскликнул профессор Брустеллин. - Ради Сигмара, Ефимович, как это произошло?
- Это сделала Тварь, - ответил главарь бунтовщиков. - Она убила ее.
- Тварь, Тварь, Тварь, - распространилось известие.
Ефимович почувствовал эмоции, обуревающие собравшихся: горе, ужас, гнев, ненависть.
- Смерть Твари! - раздался возглас.
- Да, - поддержал Ефимович. - Смерть Твари!
Он схватил окровавленную бархатную мантию и взмахнул ею.
- Я не видел лица убийцы, но нашел вот это!
Все знали, что это означает.
Толпа прочешет весь город в поисках аристократов, придворных, дворцовых слуг и дипломатов. Всех, кто носит зеленый бархат. Затем начнется кровавая бойня. Революция.
- Смерть зеленому бархату! - закричал Ефимович.
И наутро, когда люди Императора проснутся, начнутся репрессии. Город будет разрушен во время переворота, великие будут унижены, а низшие возвышены.
- Смерть зеленому бархату! Смерть Твари!
Ефимовича подняли на плечи и понесли, подхватив и многократно усилив его клич. Он снова и снова слышал слово «смерть», которое скандировали тысячи голосов, слившихся воедино.
Переступив через тело Ульрики, толпа двинулась по улице Ста Трактиров.
Ефимович вознес молитву Тзинчу, Меняющему Пути, и почувствовал, что Силы Хаоса довольны им.
11
Милица вспомнила все движения, которые знала, и позволила музыке течь сквозь себя. Может, она и была толстой, но прекрасно владела своим телом. Она точно знала, что делала.
Этьен уже покорился ей, поэтому она выкинула мысли о нем из головы, сосредоточившись на других.
Как обычно, ступив в круг света, она вычислила потенциальных клиентов. Проще всего было завоевать молодых мужчин, особенно тихих, замкнутых и немного застенчивых. Именно они, воспламеняясь быстрее всех, развязывали кошельки и доставали монеты.
Днем гном задал ей жару, и Милица не была уверена, что готова к новым утехам с любовником нормального роста. Но, в конце концов, оно того стоила. Каждый пфенниг приближал ее освобождение от Гропиуса и «Клуба фламинго».
Танцовщица наметила двух наиболее вероятных кандидатов.
Первым был паренек, который сидел около сцены и едва сдерживал себя. Двигаясь в такт музыке, Милица постоянно оказывалась рядом с ним. Когда представился благоприятный случай, она наклонилась и потрясла плечами. Затем, позволив шарфику соскользнуть, она погладила себя по невероятно большой груди. Обычно это заводило болванов-зрителей.
Номер Два был, вероятно, старше и спокойнее. Он сидел позади, поэтому его лицо оставалось в тени, однако у танцовщицы сложилось впечатление, что это молодой человек приятной наружности. Он изображал полное безразличие, однако Милица поняла, что его равнодушие напускное. Юноша старательно отводил взгляд, что свидетельствовало о его заинтересованности.
Мальчик в первом ряду был более легкой добычей, а Номер Два - более стоящей. Сделав первый шаг, он наверняка покажет себя настоящим бойцом.
«Здесь назревает что-то странное», - подумала танцовщица. Бретонский гном и его катайский дружок явно что-то замышляли. Впрочем, каждый из присутствующих преследовал свои интересы. В этом Милица ничуть не отличалась от остальных.
Ухватившись за прочную занавеску, она подтянулась и изобразила ногами ножницы в воздухе. Рослый выходец с севера одобрительно гикнул, а красивая женщина, сидящая перед ним, одарила ее убийственным взглядом, который становился все злее с каждой минутой.
Танцовщица снова переключилась на мальчика с первого ряда, устроив для него небольшое приватное представление. Она распустила платок на поясе, так, чтобы драгоценный камень, закрепленный в пупке, блеснул в луче света, затем взмахнула легкой тканью, задев нос парнишки. Мальчик вздрогнул от неожиданности, но рассмеялся.
Опустившись на колени, Милица обвила шарфик вокруг шеи подростка и потянула. Юнец не мог оторвать взгляда от ее груди. Кстати, украшений на нем было не меньше, чем на придворной даме. Лицо мальчика казалось знакомым, однако искусительница не могла припомнить, где его видела.
Двое вооруженных мужчин направились к ним с явным намерением спасти своего подопечного от удушения.
Танцовщица убрала шарфик и попятилась, покачивая бедрами.
Внезапно она поняла, где видела это лицо раньше. Профиль малыша напоминал что-то очень дорогое ее сердцу. Естественно, ведь он был изображен на кронах, которые чеканил Карл-Франц.
Мальчик с первого ряда выбывал из состязания. Милица была амбициозна, но она знала границы дозволенного.
Будущий Император был разочарован, но его телохранители, облаченные в доспехи, вздохнули с облегчением.
«Может, через несколько лет», - подумала Милица. Возможно, паренек ускользнет от своей охраны и разыщет ее. В конце концов, императоры тоже были мужчинами.
Флейтист впал в экстаз. Танцовщица слышала, что он был полуэльфом или что-то вроде того. Она двигалась все быстрее, освобождаясь от оставшихся шарфиков.
Женщина устала трясти грудью, и у нее заболела лодыжка, однако она продолжала танцевать.
Этьен хлопал в такт музыке, а северянин подпевал. По крайней мере, половина аудитории оценила ее выступление.
«Интересно, а как насчет катайца?» - подумала Милица.
Миеле из «Фламинго» рассказывала, что однажды обслуживала катайца. По ее словам, это было потрясающе. Ее клиент оказался мастером каких-то мистических искусств, что привело к результатам, превысившим все ожидания.
Нет, катаец был слишком занят своими мыслями и вообще не обращал на нее внимания.
Остается Номер Два.
Танцовщица спрыгнула со сцены, едва не покатившись кувырком, и направилась к Застенчивому Фехтовальщику.
Его будет сложно расшевелить, однако она еще ни разу не потерпела неудачи.
«Милица, - как-то сказала ей Миеле, - ты могла бы соблазнить и статую Сигмара».
Пышнотелая красотка высунула язычок и облизнула губы.
Номер Два сжался и спрятался в темноте.
Аккуратно, аккуратно…
Танцовщице было жарко, и пот, как капли масла, стекал по её телу.
Придется потрудиться, но она не перестанет танцевать…
Вольф бежал, спасаясь не только от ведьмы и ее спутника, вооруженного ножом, но и от тьмы в своей душе.
Труди погибла. И ведьма показала, как он убил ее.
Он достиг улицы Ста Трактиров, по которой катилась толпа, жаждавшая крови.
Волна страха и гнева накрыла Вольфа.
Его оттеснили к «Пивоварне Бруно» и прижали к стене. Грудь юноши болела от нанесенных им самим ран.
Молодой человек попытался освободиться, но услышал громкий страдальческий вскрик над самым ухом.
Только тут он заметил, что острие его крюка вонзилось в спину какому-то мужчине.
Юноша хотел извиниться, но с его губ срывались только бессвязные звуки. Он почти рыдал.
Крюк отцепился, и незнакомец пошел дальше. По его спине текла кровь, но, судя по всему, он даже не обратил на это внимания.
Перед «Матиасом II» была расстелена зеленая бархатная дорожка, которую безумная толпа разорвала в клочки.
- Смерть зеленому бархату!
Вольф ничего не понимал.
Он увидел среди горожан смутьяна Ефимовича, яростно размахивающего руками.
Брат выборщика решил пробраться в переулок между двумя трактирами, ориентируясь на шум текущей воды.
Наконец он выбрался из свалки.
Его рука натолкнулась на окно, которое оказалось открытым, и, повинуясь внезапному порыву, юноша подтянулся и скрылся в темноте.
Мрак окружал его снаружи, но не он пугал его, а тьма внутри.
Де ла Ружьер видел, как Милица старается для молодого фон Либевица, и пожалел глупую девушку. Бедняжка не могла знать, что попусту теряет время.
Тем не менее, вечер выдался на редкость интересным и полезным…
- С дороги! - рявкнул Харальд. - Пропустите нас.
Розана подумала, что по всей Империи наберется не много людей, которые заставили бы себя слушаться в подобной ситуации.
Улица Ста Трактиров снова превратилась в поле битвы, однако теперь сражение приняло иные масштабы. «Крюки» и «рыбники» дрались бок о бок, следуя за повстанцами Ефимовича. Внесла свою лепту и Лига Карла-Франца, пришедшая на помощь Рыцарям Храма, дворцовой гвардии и жалким остаткам городской стражи.
Девушка осознала, что в одно мгновение на ее глазах погибло больше людей, чем Тварь сумела убить за все время своего буйства.
Капитан Кляйндест прокладывал путь сквозь неистовствующую толпу.
Вольф оставил след, на котором провидица могла сосредоточиться.
Несчастный юноша потерял голову от страха. Не таким она представляла себе убийцу.
Они пришли туда, где все началось для Розаны. В переулок, где нашли тело Маргарет Руттманн.
Милица не произвела никакого впечатления на Хельмута Эльзассера. Даже графиня Эммануэль оставила его практически равнодушный в этот вечер.
В воздухе витало напряжение, как перед грозой. Некое предчувствие, пугающее и в то же время чудесное.
От музыки у молодого стражника разболелась голова.
У него внутри все горело, однако его лицо и руки были холодными и разве что не дрожали.
Стоя рядом с дверью, он слышал звуки, доносящиеся снаружи. Там явно что-то происходило.
Кричала многоголосая толпа, крушившая и ломавшая все вокруг.
Эльзассер должен был что-то предпринять, однако он получил приказ сопровождать барона Йоганна.
Отлично. Он последует примеру храброго Сигмара и останется на своем посту до самого конца.
Этьен уже покорился ей, поэтому она выкинула мысли о нем из головы, сосредоточившись на других.
Как обычно, ступив в круг света, она вычислила потенциальных клиентов. Проще всего было завоевать молодых мужчин, особенно тихих, замкнутых и немного застенчивых. Именно они, воспламеняясь быстрее всех, развязывали кошельки и доставали монеты.
Днем гном задал ей жару, и Милица не была уверена, что готова к новым утехам с любовником нормального роста. Но, в конце концов, оно того стоила. Каждый пфенниг приближал ее освобождение от Гропиуса и «Клуба фламинго».
Танцовщица наметила двух наиболее вероятных кандидатов.
Первым был паренек, который сидел около сцены и едва сдерживал себя. Двигаясь в такт музыке, Милица постоянно оказывалась рядом с ним. Когда представился благоприятный случай, она наклонилась и потрясла плечами. Затем, позволив шарфику соскользнуть, она погладила себя по невероятно большой груди. Обычно это заводило болванов-зрителей.
Номер Два был, вероятно, старше и спокойнее. Он сидел позади, поэтому его лицо оставалось в тени, однако у танцовщицы сложилось впечатление, что это молодой человек приятной наружности. Он изображал полное безразличие, однако Милица поняла, что его равнодушие напускное. Юноша старательно отводил взгляд, что свидетельствовало о его заинтересованности.
Мальчик в первом ряду был более легкой добычей, а Номер Два - более стоящей. Сделав первый шаг, он наверняка покажет себя настоящим бойцом.
«Здесь назревает что-то странное», - подумала танцовщица. Бретонский гном и его катайский дружок явно что-то замышляли. Впрочем, каждый из присутствующих преследовал свои интересы. В этом Милица ничуть не отличалась от остальных.
Ухватившись за прочную занавеску, она подтянулась и изобразила ногами ножницы в воздухе. Рослый выходец с севера одобрительно гикнул, а красивая женщина, сидящая перед ним, одарила ее убийственным взглядом, который становился все злее с каждой минутой.
Танцовщица снова переключилась на мальчика с первого ряда, устроив для него небольшое приватное представление. Она распустила платок на поясе, так, чтобы драгоценный камень, закрепленный в пупке, блеснул в луче света, затем взмахнула легкой тканью, задев нос парнишки. Мальчик вздрогнул от неожиданности, но рассмеялся.
Опустившись на колени, Милица обвила шарфик вокруг шеи подростка и потянула. Юнец не мог оторвать взгляда от ее груди. Кстати, украшений на нем было не меньше, чем на придворной даме. Лицо мальчика казалось знакомым, однако искусительница не могла припомнить, где его видела.
Двое вооруженных мужчин направились к ним с явным намерением спасти своего подопечного от удушения.
Танцовщица убрала шарфик и попятилась, покачивая бедрами.
Внезапно она поняла, где видела это лицо раньше. Профиль малыша напоминал что-то очень дорогое ее сердцу. Естественно, ведь он был изображен на кронах, которые чеканил Карл-Франц.
Мальчик с первого ряда выбывал из состязания. Милица была амбициозна, но она знала границы дозволенного.
Будущий Император был разочарован, но его телохранители, облаченные в доспехи, вздохнули с облегчением.
«Может, через несколько лет», - подумала Милица. Возможно, паренек ускользнет от своей охраны и разыщет ее. В конце концов, императоры тоже были мужчинами.
Флейтист впал в экстаз. Танцовщица слышала, что он был полуэльфом или что-то вроде того. Она двигалась все быстрее, освобождаясь от оставшихся шарфиков.
Женщина устала трясти грудью, и у нее заболела лодыжка, однако она продолжала танцевать.
Этьен хлопал в такт музыке, а северянин подпевал. По крайней мере, половина аудитории оценила ее выступление.
«Интересно, а как насчет катайца?» - подумала Милица.
Миеле из «Фламинго» рассказывала, что однажды обслуживала катайца. По ее словам, это было потрясающе. Ее клиент оказался мастером каких-то мистических искусств, что привело к результатам, превысившим все ожидания.
Нет, катаец был слишком занят своими мыслями и вообще не обращал на нее внимания.
Остается Номер Два.
Танцовщица спрыгнула со сцены, едва не покатившись кувырком, и направилась к Застенчивому Фехтовальщику.
Его будет сложно расшевелить, однако она еще ни разу не потерпела неудачи.
«Милица, - как-то сказала ей Миеле, - ты могла бы соблазнить и статую Сигмара».
Пышнотелая красотка высунула язычок и облизнула губы.
Номер Два сжался и спрятался в темноте.
Аккуратно, аккуратно…
Танцовщице было жарко, и пот, как капли масла, стекал по её телу.
Придется потрудиться, но она не перестанет танцевать…
Вольф бежал, спасаясь не только от ведьмы и ее спутника, вооруженного ножом, но и от тьмы в своей душе.
Труди погибла. И ведьма показала, как он убил ее.
Он достиг улицы Ста Трактиров, по которой катилась толпа, жаждавшая крови.
Волна страха и гнева накрыла Вольфа.
Его оттеснили к «Пивоварне Бруно» и прижали к стене. Грудь юноши болела от нанесенных им самим ран.
Молодой человек попытался освободиться, но услышал громкий страдальческий вскрик над самым ухом.
Только тут он заметил, что острие его крюка вонзилось в спину какому-то мужчине.
Юноша хотел извиниться, но с его губ срывались только бессвязные звуки. Он почти рыдал.
Крюк отцепился, и незнакомец пошел дальше. По его спине текла кровь, но, судя по всему, он даже не обратил на это внимания.
Перед «Матиасом II» была расстелена зеленая бархатная дорожка, которую безумная толпа разорвала в клочки.
- Смерть зеленому бархату!
Вольф ничего не понимал.
Он увидел среди горожан смутьяна Ефимовича, яростно размахивающего руками.
Брат выборщика решил пробраться в переулок между двумя трактирами, ориентируясь на шум текущей воды.
Наконец он выбрался из свалки.
Его рука натолкнулась на окно, которое оказалось открытым, и, повинуясь внезапному порыву, юноша подтянулся и скрылся в темноте.
Мрак окружал его снаружи, но не он пугал его, а тьма внутри.
Де ла Ружьер видел, как Милица старается для молодого фон Либевица, и пожалел глупую девушку. Бедняжка не могла знать, что попусту теряет время.
Тем не менее, вечер выдался на редкость интересным и полезным…
- С дороги! - рявкнул Харальд. - Пропустите нас.
Розана подумала, что по всей Империи наберется не много людей, которые заставили бы себя слушаться в подобной ситуации.
Улица Ста Трактиров снова превратилась в поле битвы, однако теперь сражение приняло иные масштабы. «Крюки» и «рыбники» дрались бок о бок, следуя за повстанцами Ефимовича. Внесла свою лепту и Лига Карла-Франца, пришедшая на помощь Рыцарям Храма, дворцовой гвардии и жалким остаткам городской стражи.
Девушка осознала, что в одно мгновение на ее глазах погибло больше людей, чем Тварь сумела убить за все время своего буйства.
Капитан Кляйндест прокладывал путь сквозь неистовствующую толпу.
Вольф оставил след, на котором провидица могла сосредоточиться.
Несчастный юноша потерял голову от страха. Не таким она представляла себе убийцу.
Они пришли туда, где все началось для Розаны. В переулок, где нашли тело Маргарет Руттманн.
Милица не произвела никакого впечатления на Хельмута Эльзассера. Даже графиня Эммануэль оставила его практически равнодушный в этот вечер.
В воздухе витало напряжение, как перед грозой. Некое предчувствие, пугающее и в то же время чудесное.
От музыки у молодого стражника разболелась голова.
У него внутри все горело, однако его лицо и руки были холодными и разве что не дрожали.
Стоя рядом с дверью, он слышал звуки, доносящиеся снаружи. Там явно что-то происходило.
Кричала многоголосая толпа, крушившая и ломавшая все вокруг.
Эльзассер должен был что-то предпринять, однако он получил приказ сопровождать барона Йоганна.
Отлично. Он последует примеру храброго Сигмара и останется на своем посту до самого конца.
12
Сердце профессора Брустеллина было разбито. Он бросился в гущу сражения, решив свести счеты с жизнью и лечь в землю рядом с драгоценной Ульрикой. Без своего ангела революция была обречена, и, по крайней мере, он мог умереть героически, подавая пример остальным, Огонь, зажженный им, еще долго будет гореть, а вот фитиль постепенно станет короче. В конце концов, Империя взорвется. Это было неизбежно с исторической точки зрения. Ничто не может вечно оставаться неизменным.
Сжав в руке крюк, профессор вступил в схватку со стражей. В каждом сбитом с ног и заколотом солдате он видел профессора Шейдта, который приказал публично высечь его и выгнать с позором.
Среди дерущихся Брустеллин узнавал своих бывших студентов: они сражались на той и на другой стороне. Старые верные «чернильницы» присоединились к повстанцам, декадентская Лига Карла-Франца выступила под флагом угнетателей.
Профессор не почувствовал удар меча, убившего его.
Это произошло случайно. Смертельную рану ему нанес «крюк», не умеющий обращаться с оружием, которое он подобрал рядом с телом храмовника. Парень понял, что натворил, но не рассказал о своем поступке товарищам. Он лишь напивался, когда при нем вспоминали павших мучеников революции.
Упав с рассеченной шеей, Брустеллин был затоптан в общей свалке. Он оставил после себя книгу, которая вдохновляла революционеров в Империи и дальних землях столетия спустя после его смерти.
Сжав в руке крюк, профессор вступил в схватку со стражей. В каждом сбитом с ног и заколотом солдате он видел профессора Шейдта, который приказал публично высечь его и выгнать с позором.
Среди дерущихся Брустеллин узнавал своих бывших студентов: они сражались на той и на другой стороне. Старые верные «чернильницы» присоединились к повстанцам, декадентская Лига Карла-Франца выступила под флагом угнетателей.
Профессор не почувствовал удар меча, убившего его.
Это произошло случайно. Смертельную рану ему нанес «крюк», не умеющий обращаться с оружием, которое он подобрал рядом с телом храмовника. Парень понял, что натворил, но не рассказал о своем поступке товарищам. Он лишь напивался, когда при нем вспоминали павших мучеников революции.
Упав с рассеченной шеей, Брустеллин был затоптан в общей свалке. Он оставил после себя книгу, которая вдохновляла революционеров в Империи и дальних землях столетия спустя после его смерти.