привязанной к коллективным и архаическим формам, тем самым лишая себя
понимания и интеграции в гораздо большей степени.
Если бы шизофреническая компенсация, т. е. выражение аффективных
комплексов, ограничивалась лишь архаическим или мифологическим
формулированием, то ассоциативные образы можно было бы понять как
поэтические разглагольствования и иносказания (poetic circumlocutions).
Однако обычно это не так, равно как и в нормальных снах тоже; ассоциации
бессистемны, бессвязны, гротескны, абсурдны и, разумеется, почти непонятны
или непонятны вовсе. То есть продукты шизофренических компенсаций не только
архаичны, но еще и искажены хаотической случайностью.
Здесь, очевидно, речь идет о дезинтеграции, распаде апперцепции в том
виде, как он наблюдается в случаях крайнего, по Жане, "понижения ментального
уровня" при сильном утомлении и интоксикации. Исключенные из нормальной
апперцепции варианты ассоциаций появляются при этом в поле сознания, -
именно те многообразные нюансы форм, смыслов и ценностей, которые
характерны, например, для действия мескалина. Как известно, этот наркотик и
его производные вызывают снижение порога сознания, которое позволяет
воспринимать перцептивные варианты [Этот термин несколько более специфичен,
чем используемое Уиль-ямом Джемсом понятие "кайма сознания" (/77/ - ред.)],
обычно остающиеся бессознательными, тем самым удивительно обогащая
апперцепцию, но препятствует ее интеграции в общую ориентацию сознания.
Именно поэтому аккумуляция вариантов, становящаяся сознательной, дает
каждому единичному акту апперцепции возможность полностью загрузить все
сознание. Это объясняет и то неотразимое очарование, столь типичное для
мескалина. Нельзя отрицать, что шизофреническое восприятие имеет много
сходного.
Однако экспериментальный материал не позволяет утверждать с
уверенностью, что мескалин и патогенный фактор шизофрении вызывают
одинаковые расстройства. Бессвязный, жесткий и прерывистый характер
апперцепции шизофреника отличается от текучей и подвижной непрерывности
мескалинового феномена. С учетом повреждений симпатической нервной системы,
обмена веществ и кровообращения вырисовывается общая психологическая и
физиологическая картина шизофрении, которая во многих отношениях напоминает
токсическое расстройство, что заставило меня еще пятьдесят лет назад
предположить наличие специфического обменного (метаболического) токсина.
Тогда у меня не было достаточного психологического опыта, и я был вынужден
оставить открытым вопрос о первичности или вторичности токсической
этнологи". Сегодня я пришел к убеждению, что психогенная этиология болезни
вероятнее, чем токсическая. Есть много легких и преходящих явно
шизофренических заболеваний, не говоря уже о еще более частых латентных
психозах, которые чисто психогенно начинаются, так же психогенно протекают и
излечиваются чисто психотерапевтическими методами. Это наблюдается и в
тяжелых случаях.
Так, например, я вспоминаю случай девятнадцатилетней девушки, которая в
семнадцать лет была помещена в психиатрическую больницу из-за кататонии и
галлюцинаций. Ее брат был врачом, и так как он сам был замешан в цепь
приведших к катастрофе патогенных переживаний, то в отчаянии утратил
терпение и дал мне "карт бланш" - включая и возможность суицида - для того,
чтобы "наконец было сделано все, что в человеческих силах". Он привез ко мне
пациентку в кататоническом состоянии, в полном мутизме, с холодными синими
руками, застойными пятнами на лице и расширенными, слабо реагирующими
зрачками. Я поместил ее в расположенный неподалеку санаторий, откуда ее
ежедневно привозили ко мне на часовую консультацию. После многонедельных
усилий мне удалось заставить ее к концу каждого часа шепотом сказать
несколько слов. В тот момент, когда она собиралась говорить, у нее каждый
раз сужались зрачки, исчезали пятна на лице, вскоре затем согревались и
приобретали нормальный цвет руки. В конце концов она начала говорить -
поначалу с бесконечными перерывами в течении мыслей и провалами в памяти - и
рассказывать мне содержание своего психоза. У нее было лишь очень
несистематическое образование, она выросла в маленьком городке в буржуазной
среде и не имела ни малейших мифологических или фольклорных познаний. И вот
она рассказала мне длинный и подробный миф, описание своей жизни на Луне,
где она играла роль женщины-спасителя лунных людей. Классическая связь Луны
с "лунатизмом" была ей неизвестна, как, впрочем, и другие многочисленные
мифологические мотивы в ее истории. Первый рецидив произошел после
приблизительно четырехмесячного лечения и был вызван внезапным прозрением,
что она уже не сможет вернуться на Луну после того, как открыла свою тайну
человеку. Она впала в состояние сильного возбуждения, так что пришлось
перевести ее в психиатрическую клинику. Профессор Блейлер, мой бывший шеф,
подтвердил диагноз кататонии. Через приблизительно два месяца острый период
постепенно прошел, и пациентка смогла вернуться в санаторий и возобновить
лечение. Теперь она была доступнее для контакта и начала обсуждать проблемы,
характерные для невротических случаев. Ее прежняя апатия и бесчувственность
постепенно уступили место тяжеловесной эмоциональности и чувствительности.
Перед ней все больше открывалась проблема возвращения в нормальную жизнь и
принятия социального существования. Когда она увидела перед собой
неотвратимость этой задачи, произошел второй рецидив, и ее вновь пришлось
госпитализировать в тяжелом приступе бреда. На этот раз клинический диагноз
был "необычное эпилептоидное сумеречное состояние" (предположительно).
Очевидно, за прошедшее время вновь пробудившаяся эмоциональная жизнь стерла
шизофренические черты.
После годичного лечения я смог, несмотря на некоторые сомнения,
отпустить пациентку как излеченную. В течение тридцати лет она письмами
информировала меня о своем состоянии здоровья. Через несколько лет после
выздоровления она вышла замуж, у нее были дети, и она уверяла, что у нее
никогда более не было приступов болезни.
Впрочем, психотерапия тяжелых случаев ограничена относительно узкими
рамками. Было бы заблуждением считать, что есть более или менее пригодные
методы лечения. В этом отношении теоретические предпосылки не значат
практически ничего. Да и вообще следовало бы оставить разговоры о методах.
Что в первую очередь важно для лечения - так это личное участие, серьезные
намерения и отдача, даже самопожертвование врача. Я видел несколько поистине
чудесных исцелений, когда внимательные сиделки и непрофессионалы смогли
личным мужеством и терпеливой преданностью восстановить психическую связь с
больным и добиться удивительного целебного эффекта. Конечно, лишь немногие
врачи в небольшом количестве случаев могут взять на себя столь тяжелую
задачу. Хотя, действительно, можно заметно облегчить, даже излечить
психическими методами и тяжелые шизофрении, - но в той степени, в какой это
"позволяет собственная конституция". Это очень серьезный вопрос, поскольку
лечение требует не только необычных усилий, но может вызвать у некоторых
(предрасположенных к тому) терапевтов психические инфекции. В моем опыте при
такого рода лечении произошло не менее трех случаев индуцированного психоза.
Результаты лечения порой весьма причудливы. Так, я вспоминаю случай
шестидесятилетней вдовы, в течение тридцати лет страдавшей хроническими
галлюцинациями после острого шизофренического периода, когда она была
помещена в психиатрическую клинику. Она слышала "голоса", исходящие из всей
поверхности тела, особенно громкие вокруг всех телесных отверстий, а также
вокруг сосков и пупка. Она весьма страдала от этих неудобств. Я принял этот
случай (по не обсуждаемым здесь причинам) для "лечения", похожего, скорее,
на контроль или наблюдение. Терапевтически случай казался мне безнадежным
еще и потому, что пациентка обладала весьма ограниченным интеллектом. Хотя
она сносно справлялась со своими домашними обязанностями, разумная беседа с
ней была почти невозможна. Лучше всего это получалось, когда я адресовался к
голосу, который пациентка называла "голосом Бога". Он локализовался
приблизительно в центре грудины. Этот голос сказал, что она должна на каждой
нашей встрече читать выбранную мной главу Библии, а в промежутках заучивать
ее и раздумывать над ней дома. Я должен был проверять это задание при
следующей встрече. Это странное предложение оказалось впоследствии хорошей
терапевтической мерой, оно привело к значительному улучшению не только речи
пациентки и ее способности выражать свои мысли, но и психических связей.
Конечный успех состоял в том, что приблизительно через восемь лет правая
половина тела была полностью освобождена от голосов. Они продолжали
сохраняться только на левой стороне. Этот непредвиденный результат был
вызван постоянно поддерживаемым вниманием и интересом пациентки.
(Впоследствии она умерла от апоплексии).
Вообще же уровень интеллекта и образованности пациента имеет большое
значение для терапевтического прогноза. В случаях острого периода или в
ранней стадии обсуждение симптомов, в частности, психотических содержаний,
имеет величайшую ценность. Так как захваченность архетипическими
содержаниями очень опасна, то разъяснение их общего безличного значения
представляется особенно полезным, в отличие от обсуждения личных комплексов.
Последние являются первопричинами архаических реакций и компенсаций; они в
любой момент могут вновь привести к тем же последствиям. Поэтому пациенту
нужно помочь хотя бы временно оторвать свое внимание от личных источников
раздражения, чтобы он сориентировался в своем запутанном положении. Вот
почему я взял бы себе за правило давать умным пациентам как можно больше
психологических знаний. Чем больше он знает, тем лучше будет его прогноз
вообще; будучи вооружен необходимыми знаниями, он сможет понять повторные
прорывы бессознательного, лучше ассимилировать чуждые содержания и
интегрировать их в сознание. Исходя из этого, обычно в тех случаях, когда
пациент помнит содержание своего психоза, я подробно обсуждаю его с больным,
чтобы сделать максимально доступным пониманию.
Правда, этот способ действий требует от врача не только психиатрических
знаний - он должен ориентироваться в мифологии, первобытной психологии и
т.д. Сегодня такие познания должны входить в арсенал психотерапевта так же,
как они составляли существенную часть интеллектуального багажа врача до
эпохи Просвещения. (Вспомним, например, средневековых последователей
Парацельса!) К человеческой душе, особенно страдающей, нельзя подходить с
невежеством непрофессионала, ограниченного знанием в психическом только
своих собственных комплексов. Именно поэтому соматическая медицина
предполагает основательные знания анатомии и физиологии. Как есть
объективное человеческое тело, а не только субъективное и личное, точно так
же есть и объективная психика с ее специфическими структурами и процессами,
о которых психотерапевт должен иметь (по меньшей мере) удовлетворительное
представление. К сожалению, в этом отношении за последние полстолетия мало
что изменилось. Правда, было несколько, с моей точки зрения преждевременных,
попыток создания теории, которые провалились из-за профессиональных
предрассудков и недостаточного знания фактов. Необходимо накопить еще много
опыта во всех областях психологии, прежде чем будут обеспечены основы,
сопоставимые, например, с результатами сравнительной анатомии. Об устройстве
тела мы знаем сегодня бесконечно больше, чем о структуре психики, жизнь
которой становится все более важной для понимания соматических расстройств и
самого человека.
* * *
Общая картина шизофрении, которая сложилась у меня за пятидесятилетнюю
практику и которую я попытался коротко набросать здесь, не указывает на
однозначную этиологию этой болезни. Правда, поскольку я исследовал свои
случаи не только в рамках анамнеза и клинических наблюдений, но и
аналитически, то есть с помощью снов и вообще психотического материала, я
смог выявить не только начальное состояние, но и компенсацию в ходе лечения,
и должен констатировать, что мне не встречались случаи, которые бы не имели
логически и причинно взаимосвязанного развития. При этом я отдаю себе отчет,
что материал моих наблюдений состоит, в основном, из более легких,
корригируемых случаев и латентных психозов. Я не знаю, как обстоят дела с
тяжелыми кататониями, которые могут привести к летальному исходу и которые,
естественно, не встречаются на приеме у психотерапевта. Таким образом, я
оставляю открытой возможность существования таких форм шизофрении, при
которых психогенная этиология мало значима.
Несмотря, однако, на несомненную психогенность большинства случаев
шизофрении, в ее течении наступают осложнения, которые трудно объяснить
психологически. Как указывалось выше, это происходит в окружении патогенного
комплекса. В нормальном случае и при неврозе формирующий комплекс или аффект
вызывает симптомы, которые можно истолковать как более легкие формы
шизофренических, - прежде всего, известное "понижение ментального уровня" с
характерной для него односторонностью, затруднением суждения, слабостью воли
и характерными реакциями, такими, как заикание, персеверации,
стереотипность, аллитерации и ассонансы в речи. Аффект проявляется и как
источник неологизмов. Все эти феномены учащаются и усиливаются при
шизофрении, что недвусмысленно указывает на чрезвычайную силу аффекта. Как
часто бывает, аффект не всегда проявляется внешне, драматически, но
развивается, невидимый внешнему наблюдателю, как бы внутрь, где он вызывает
интенсивные бессознательные компенсации, отвечая, таким образом, за
характерную апатию шизофреника. Подобные явления проявляются особенно в
бредовых речах и в сновидениях, овладевающих сознанием с неотвязной силой.
Степень неотразимости соответствует силе патогенного аффекта и ею же, как
правило, и объясняется.
В то время как в области нормы и неврозов острый аффект проходит
сравнительно быстро, а хронический аффект не слишком сильно расстраивает
общую ориентацию сознания и дееспособность, шизофренический комплекс
обладает несравненно более мощным воздействием. Его проявления становятся
фиксированными, сравнительная автономия делается абсолютной, и он столь
полно овладевает сознательным разумом, что отчуждает и разрушает личность.
Он не создает "раздвоенную личность", а лишает эго-личность власти,
узурпируя его место. Это наблюдается лишь в самых острых и тяжелых
аффективных состояниях: при патологических аффектах и бредовых состояния.
Нормальная форма подобного состояниях - сновидение, которое, в отличие от
шизофрении, имеет место не при бодрствовании, а во сне.
Возникает дилемма: слабость эго-личности или сильный аффект тому
первопричина? Я считаю, что последнее перспективнее - по следующим причинам.
Общеизвестная слабость зго-сознания в состоянии сна практически ничего не
значит для психологического понимания содержания сновидения. А вот
окрашенный чувством комплекс и динамически, и содержательно оказывает
решающее воздействие на смысл сновидения. Этот вывод можно применить и к
шизофрении, ибо вся феноменология этой болезни концентрируется в патогенном
комплексе. При попытке объяснения лучше всего исходить именно из этого и
рассматривать слабость эго-личности как вторичное и деструктивное
последствие окрашенного чувством комплекса, возникшего в области
нормального, но впоследствии взорвавшего единство личности своей
интенсивностью.
Каждый комплекс, в том числе и при неврозах, обладает явной тенденцией
к нормализации, встраиваясь в иерархию высших психических связей или, в
худшем случае, порождая новые диссоциации (расщепленные субличности),
совместимые с эго-личностью. В отличие от этого при шизофрении комплекс
остается не только в архаическом, но и хаотически-случайном состоянии вне
зависимости от своего социального аспекта. Он остается чуждым, непонятным,
асоциальным, как и большинство сновидений. Эта их особенность объясняется
состоянием сна. По сравнению с ними для шизофрении в качестве объясняющей
гипотезы приходится использовать специфический патогенный фактор. Им может
являться токсин специфического действия, вырабатываемый под воздействием
чрезмерного аффекта. Он не оказывает общего воздействия, расстройства
функций восприятия или двигательного аппарата, а действует только в
окружении патогенного комплекса, ассоциативные процессы которого вследствие
интенсивного понижения ментального уровня опускаются до архаической ступени
и разлагаются на элементарные составные части.
Однако этот постулат заставляет думать о локализации, что может
показаться слишком смелым. Правда, похоже, что двум американским
исследователям недавно удалось вызвать галлюцинаторное видение
архетипического характера путем раздражения ствола мозга. Речь идет о случае
эпилепсии, в котором продромальным симптомом припадка всегда выступало
видение круга в квадрате (квадратуры круга = quadratura
circuli).[Американскими исследователями были У. Пенфилд и Г. Джас-пер, и
случай (случай A. Bra), на который ссылается Юнг обнаружен в их книге
"Эпилепсия и функциональная анатомия человеческого мозга (1954) /78/, -
ред.] Этот мотив входит в длинный ряд так называемых символов мандалы,
локализацию которых в мозговом стволе я давно предполагал. Психологически
речь идет об архетипе, имеющем центральное значение и всеобщее
распространение, спонтанно появляющемся независимо от всякой традиции в
образах бессознательного. Он легко распознается и не может остаться тайной
ни для кого, кто видит сны. Причина, заставившая меня предположить такую
локализацию, состоит в том, что именно этому архетипу присуща роль
направляющего, "инстанции порядка". Причина, приведшая меня к предположению
локализации физиологической основы этого архетипа в стволе головного мозга,
заключалась в том, что сам психологический факт, который, будучи
специфически характеризуем в качестве инстанции порядка и ориентирующей роли
для своих объединяющих свойств, является аффективным по своему основному
признаку. Я мог предположить, что такая субкортикальная система могла бы тем
или иным образом отражать характеристики архетипических форм в
бессознательном. Они никогда не бывают четко очерченными образованиями, но
всегда имеют окаймления, которые делают их трудными или даже невозможными
для описания, поскольку они могут оказаться не только частично совпадающими,
но и вовсе неразличимыми. В результате, похоже, что мы имеем дело с
несовместимыми значениями. [Теория о том, что ретикулярная формация, или
центроцефали-ческая система (простирающаяся от медуллы облонгаты до
базальных ганглий и до таламуса) есть, возможно, та интегративная система
моз-га, которая, как кажется, могла бы сделать предположение Юнга более
специфичным и поставить его на экспериментальную основу. См. рабо-ты
Пенфилда и Джаспера /78/. - ред.] Поэтому символы мандалы часто появляются в
моменты духовной дезориентации - как компенсирующие, упорядочивающие
факторы. Последний аспект выражается преимущественно математической
структурой символа, известной герметической натур-философии еще с поздней
античности как аксиома Марии Пророчицы (представительница неоплатонической
философии 3 века), и бывшей в течение 1400 лет предметом интенсивных
спекуляций. [Исторической основой этого, вероятно, мог бы послужить "Тимей"
Платона с его космогоническими трудностями. (Ср. "Попытка пси-хологического
истолкования догмата о Троице", в /75- стр.5-108/, - ред.)]
Если бы последующий опыт подтвердил мысль о локализации архетипа, то
саморазрушение патогенного комплекса специфическим токсином стало бы намного
вероятнее, и появилась бы возможность объяснить деструктивный процесс как
своего рода ошибочную биологическую защитную реакцию.
Впрочем, пройдет еще немало времени, пока физиология и патология мозга,
с одной стороны, и психология бессознательного, с другой, смогут
соединиться. До этого им, видимо, придется шагать по разным дорогам. Но
психиатрия, которую интересует целостный человек, призвана решать задачи
понимания и лечения болезни и вынуждена учитывать как одну, так и другую
сторону - вопреки пропасти, разделяющей оба аспекта психического феномена.
Хотя нашему пониманию не дано пока найти мосты, соединяющие друг с другом
видимость и осязаемость мозга и кажущуюся бесплотность психических форм и
образов, но есть несомненная уверенность в их существовании. Пусть эта
уверенность убережет исследователей от опрометчивого и нетерпеливого
пренебрежения одним ради другого или даже стремления заменить одно другим.
Природы ведь не было бы без субстанциональности - как не было бы ее и без
психической рефлексии.
[Опубликовано в "Химические понятия психоза". (Труды симпозиума) под
ред. Макса Ринкеля и Германа Денбера. New York, 1958.]
В письме к Председателю Симпозиума о химическом понимании психоза,
проведенного на Втором международном конгрессе по психиатрии в Цюрихе
(сентябрь (1-7), 1957 года), профессор Юнг сообщает следующее:
Пожалуйста, передайте мою искреннюю благодарность открывающейся сессии
вашего Общества. Я рассматриваю как большую честь быть номинированным в
качестве почетного Президента, хотя мой подход к химическому решению
проблем, представленных случаями шизофрении, несколько отличается от вашего,
поскольку я рассматриваю шизофрению с психологической точки зрения. Но
именно мой психологический подход привел меня к гипотезе о химическом
факторе, без которого я не имел возможности объяснить некоторые
патогномоничные [Патогномоничный - характерный для определенной болезни. -
ред.] детали в симптоматологии шизофрении. Я пришел к химической гипотезе
скорее путем психологического исключения нежели в результате специальных
химических исследований. Поэтому я приветствую ваши химические попытки с
огромным интересом.
Поясню уже сказанное. Я рассматриваю этиологию шизофрении двойственным
путем, а именно: вплоть до определенного момента психология необходима и
обязательна для объяснения природы и причин изначальных эмоций, запускающих
метаболические изменения. Эти эмоции, по всей видимости, сопровождаются
химическими процессами, которые вызывают специфические - временные или
хронические - нарушения или поражения.
1. Erich Arndt. Ueber die Geschichte der Katatonie. 1902.
2. Freusberg. Ueber motorische Symptome bei einfachen Psychosen. 1886.
3. Психиатрия, учебник для студентов и врачей. 1883.
4. К проблеме кататонии. 1898.
5. Allg. Zeitschr. f. Psych. Bd. L.
6. Zur Syraptomatologie der Katatonie. 1906.
7. Нейссер. Ueber die Katatonie. Stuttgart-Enke, 1887.
8. Е. Meyer. Beitrag zur Kenntnis der akut entstandenen Psychosen.
Berlin, 1892.
9. Зоммер. Lehrbuch der psychopathologischen Untersuchungsmethoden.
1899.
10. Фурман. Ueber akute juvenile Verbloedung. 1905.
11. Diem. Die einfach gemeinte form der dementia simplex. Arch. f.
Psych. Bd. XXXVII.
12. Breukink. Ueber eknoische Zustaende. Monatsschrift f. Psych, u.
Neur., Bd. XIV.
13. Bonhoeffer. Deutsche med. Wochenschrift Nr. 39, 1904.
14. Flournoy. From India to the Planet Mars. 1900.
15. Flournoy. Nouvelles observations sur un cas de somnambulisme avec
glossalalie. 1901.
16. Jung C. G. Zur Psychologie und Pathologic sogenannter occulter
Phaenomene. Leipzig, 1902.
17. Diagn. Assoc.-Stud., IV Beitrag. Ueber das Verhalten der
Reactionszeit beim Assoziationsexperiment. J. A. Barth, Leipzig, 1901.
18. R. Vogt: Zur Psychologie der katatonen Symptome, Zentralbl. fuer
Nervenheilkunde und Psych. Bd. XIX., S. 433.
19. Stransky. Ueber die Sprachverwirrtheit. Marhold, Halle, 1905.
20. Гейльбруннер. Ueber Haftenbleiben und Stereotypie (Monatsschrift f.
Psych, u. Neur., Bd. XVIII, Erg.-Heft).
21. Кайзер. Differentialdiagnose zwischen Hysterie und Katatonie,
Allgemeine Zeitschrift f. Psych. LVIII.
22. P. Janet: Les obsessions et la psychasthenie. Paris, 1903.
23. Бине. Attention et adaption. Annee psychologique, 1900.
24. Evensen. Die psychologische Grundlage der Krankheitszeichen.
Neurologic. Zentralbl. f. Neur. Psych, usw. Изд. К. Miura - Tokio, Bd. II.
25. Masselon. Psychologie des dements precoces. Thuse de Paris, 1902.
26. Masselon. La demence precoces. Paris, 1904.
27. Riklin. Zur Psychologie Hysterischer Daemmerzustaende und der
Ganserschen Symptoms. Psychol.-Neurol. Wochenschrift, 1904.
28. Кант. Критика практического разума.
29. W. Weygandt: Alte dementia praecox. Zentralblatt f. Nervenheilkunde
u. Psychiatrie. Jahrgang XXVII.
30. Вундт. Grundriss der Psychologie. 1902.
31. Вундт. Grundzuege der physiologischen Psychologie. 1903.
32. Pelletier. L'association des idees dans la manie aigue et dans la
debilite mentale. Thuse de Paris, 1903.
33. Liepmann. Ueber Ideenflucht, Begriffsbestimmungen und
psychologische Analyse. Halle, 1904.
34. Chaslin. La confusion mentale primitive.
35. Блейлер. Die neganive Suggestabilitaet ein psychologisches Prototyp
des Negativismus. 1905.
36. Паульхан. L'Activite mentale et des elements de 1'esprit. 1889.
37. Жане. Les Obsessions et la psychasthenie. 1903.
38. Пик. On Contrary Actions. 1904.
39. Свенсон. Om Katatoni. 1902.
40. Дж. Ройс. The Case of John Bunyan. 1894.
41. Stransky. Zur Kenntnis gewiser erworbener Bloedsinnsformen. 1903.
// Jahrb. f. Psych., Bd. XXIV.
42. Stransky. Zur Lehre von der dementia praecox. // Zentralbl. f.
Nevenheilkunde u. Psych., XXII Jahrgang.
43. Stransky. Zur Auffassung gewisser Symptome der dementia praecox. //
Neurol. Zentralbl. 1904, NN 23, 24.
44. Rud. Meringer, Karl Meyer. Versprechen und Verlesen. Eine
psychologisch-linguistische Studie. Stuttgart, Goeschen, 1885.
45. Stransky. The Association of Normal Subjects.
46. Нейссер. Ueber die Sprachneubildungen Geisteskranker. // Allg.
Zeitschr. f. Psych. LV.
47. Gross. Ueber Bewusstseinszerfall. Monatschrift f. Psych. u. Neur.
48. Gross. Beitraege zur Pathologie des Negativismus. Psych-Neur.
Wochenschrift. 1903, Nr.26.
49. Gross. Zur Nomenklatur dementia sejunctiva. Neurol. Zentralbl.
1906, Nr.26.
50. Gross. Zur Differentialdiagnostik negativistischer Phaenomene.
Psych.-Neur. Wochenschr. 1908, Nr.37,38.
51. Freud. Ueber den psychischen Mechanismus psychischer Phaenomene. //
Neurol. Zentralbl. 1893, H.1 u. 2.
52. Tiling. Individuelle Geistesartung und Geistesstoerung.
53. Tiling. Zur Aetiologie der Geistesstoerungen. // Zentralbl. f.
Nervenheilkunde u. Psych. 1903.
54. Neisser. Individualitaet u. Psychose. Berlin, 1906.
55. Freud. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie. Deuticke, Leipzig u.
Wien, 1905.
56. Крепелин. Ueber Sprachstoerungen im Traum. // Psych Arbeiten, Bd.V,
H.1.
57. Stadelmann. Geisteskrankheit u. Naturwissenschaft. Muenchen, 1905.
58. Riklin. Analytische Untersuchungen der Symptome und Assoziationen
tines Falles von Hysterie. Psych.-Neur. Wochenschrift, 1905.
59. Forel. Selbstbiographie eines Falles von Mania Acuta.
60. Schreber. Denkwuerdigkeiten eines Nervenkranken. Mutze, Leipzig.
61. Jung C. G. Bin Fall von hysterischem Stupor bei einer
Untersuchungsgefangenen. // Journal fuer Psych. u. Neurol. 1902.
62. Weiskorn, "Transitorische Geistesstoerungen beim Geburtsakt". 1897.
63. Riklin. Ueber Versetzungsbesserungen. Psych.-Neurol. Wochenschrift,
1905.
64. Cf. Margulies. Die primaere Bedeutung der Afiekte im ersten Stadium
der Paranoia. 1906.
65. Клаус. Catatonie et stupeur. Bruxelles, 1903.
66. Mendel. Leitfaden der Psych.
67. Santa de Santis. Die Traeume. Halle, 1901.
68. Kazowsky. Neurolog. Zentralblatt, 1901.
69. Pfister. Ueber Verbigeration. Vortrag aufder Versammlung des
Deutschen Vereins fuer Psych. in Muenchen. // Neurol.-Psych. Wochenschrift.
Nr.7, 1906.
70. Meige et Feindel. Le Tic.
71. Блейлер. Dementia Praecox, oder die Gruppe der Schizophrenien.
Leipzig und Vienna, 1911.
72. Bressler. Kulturhistorischer Beitrag zur Hysterie. 1897.
73. Zundel, Pfarrer. Blumhardt. 1880.
74. К. Г. Юнг. Психологические типы. СПб., 1996.
75. К. Г. Юнг. Ответ Иову. М., 1995.
76. Блейлер. Zur Theorie des schizophrenen Negativismus // Ps.-neur.
Wochenschrift (Halle), XII (1910-1911), 171.
77. В. Джемс. Прагматизм. СПб., 1910.
78. W. Penfield, H. Jasper. Epilepsy and the Functional Anatomy of the
Human Brain. 1954.
понимания и интеграции в гораздо большей степени.
Если бы шизофреническая компенсация, т. е. выражение аффективных
комплексов, ограничивалась лишь архаическим или мифологическим
формулированием, то ассоциативные образы можно было бы понять как
поэтические разглагольствования и иносказания (poetic circumlocutions).
Однако обычно это не так, равно как и в нормальных снах тоже; ассоциации
бессистемны, бессвязны, гротескны, абсурдны и, разумеется, почти непонятны
или непонятны вовсе. То есть продукты шизофренических компенсаций не только
архаичны, но еще и искажены хаотической случайностью.
Здесь, очевидно, речь идет о дезинтеграции, распаде апперцепции в том
виде, как он наблюдается в случаях крайнего, по Жане, "понижения ментального
уровня" при сильном утомлении и интоксикации. Исключенные из нормальной
апперцепции варианты ассоциаций появляются при этом в поле сознания, -
именно те многообразные нюансы форм, смыслов и ценностей, которые
характерны, например, для действия мескалина. Как известно, этот наркотик и
его производные вызывают снижение порога сознания, которое позволяет
воспринимать перцептивные варианты [Этот термин несколько более специфичен,
чем используемое Уиль-ямом Джемсом понятие "кайма сознания" (/77/ - ред.)],
обычно остающиеся бессознательными, тем самым удивительно обогащая
апперцепцию, но препятствует ее интеграции в общую ориентацию сознания.
Именно поэтому аккумуляция вариантов, становящаяся сознательной, дает
каждому единичному акту апперцепции возможность полностью загрузить все
сознание. Это объясняет и то неотразимое очарование, столь типичное для
мескалина. Нельзя отрицать, что шизофреническое восприятие имеет много
сходного.
Однако экспериментальный материал не позволяет утверждать с
уверенностью, что мескалин и патогенный фактор шизофрении вызывают
одинаковые расстройства. Бессвязный, жесткий и прерывистый характер
апперцепции шизофреника отличается от текучей и подвижной непрерывности
мескалинового феномена. С учетом повреждений симпатической нервной системы,
обмена веществ и кровообращения вырисовывается общая психологическая и
физиологическая картина шизофрении, которая во многих отношениях напоминает
токсическое расстройство, что заставило меня еще пятьдесят лет назад
предположить наличие специфического обменного (метаболического) токсина.
Тогда у меня не было достаточного психологического опыта, и я был вынужден
оставить открытым вопрос о первичности или вторичности токсической
этнологи". Сегодня я пришел к убеждению, что психогенная этиология болезни
вероятнее, чем токсическая. Есть много легких и преходящих явно
шизофренических заболеваний, не говоря уже о еще более частых латентных
психозах, которые чисто психогенно начинаются, так же психогенно протекают и
излечиваются чисто психотерапевтическими методами. Это наблюдается и в
тяжелых случаях.
Так, например, я вспоминаю случай девятнадцатилетней девушки, которая в
семнадцать лет была помещена в психиатрическую больницу из-за кататонии и
галлюцинаций. Ее брат был врачом, и так как он сам был замешан в цепь
приведших к катастрофе патогенных переживаний, то в отчаянии утратил
терпение и дал мне "карт бланш" - включая и возможность суицида - для того,
чтобы "наконец было сделано все, что в человеческих силах". Он привез ко мне
пациентку в кататоническом состоянии, в полном мутизме, с холодными синими
руками, застойными пятнами на лице и расширенными, слабо реагирующими
зрачками. Я поместил ее в расположенный неподалеку санаторий, откуда ее
ежедневно привозили ко мне на часовую консультацию. После многонедельных
усилий мне удалось заставить ее к концу каждого часа шепотом сказать
несколько слов. В тот момент, когда она собиралась говорить, у нее каждый
раз сужались зрачки, исчезали пятна на лице, вскоре затем согревались и
приобретали нормальный цвет руки. В конце концов она начала говорить -
поначалу с бесконечными перерывами в течении мыслей и провалами в памяти - и
рассказывать мне содержание своего психоза. У нее было лишь очень
несистематическое образование, она выросла в маленьком городке в буржуазной
среде и не имела ни малейших мифологических или фольклорных познаний. И вот
она рассказала мне длинный и подробный миф, описание своей жизни на Луне,
где она играла роль женщины-спасителя лунных людей. Классическая связь Луны
с "лунатизмом" была ей неизвестна, как, впрочем, и другие многочисленные
мифологические мотивы в ее истории. Первый рецидив произошел после
приблизительно четырехмесячного лечения и был вызван внезапным прозрением,
что она уже не сможет вернуться на Луну после того, как открыла свою тайну
человеку. Она впала в состояние сильного возбуждения, так что пришлось
перевести ее в психиатрическую клинику. Профессор Блейлер, мой бывший шеф,
подтвердил диагноз кататонии. Через приблизительно два месяца острый период
постепенно прошел, и пациентка смогла вернуться в санаторий и возобновить
лечение. Теперь она была доступнее для контакта и начала обсуждать проблемы,
характерные для невротических случаев. Ее прежняя апатия и бесчувственность
постепенно уступили место тяжеловесной эмоциональности и чувствительности.
Перед ней все больше открывалась проблема возвращения в нормальную жизнь и
принятия социального существования. Когда она увидела перед собой
неотвратимость этой задачи, произошел второй рецидив, и ее вновь пришлось
госпитализировать в тяжелом приступе бреда. На этот раз клинический диагноз
был "необычное эпилептоидное сумеречное состояние" (предположительно).
Очевидно, за прошедшее время вновь пробудившаяся эмоциональная жизнь стерла
шизофренические черты.
После годичного лечения я смог, несмотря на некоторые сомнения,
отпустить пациентку как излеченную. В течение тридцати лет она письмами
информировала меня о своем состоянии здоровья. Через несколько лет после
выздоровления она вышла замуж, у нее были дети, и она уверяла, что у нее
никогда более не было приступов болезни.
Впрочем, психотерапия тяжелых случаев ограничена относительно узкими
рамками. Было бы заблуждением считать, что есть более или менее пригодные
методы лечения. В этом отношении теоретические предпосылки не значат
практически ничего. Да и вообще следовало бы оставить разговоры о методах.
Что в первую очередь важно для лечения - так это личное участие, серьезные
намерения и отдача, даже самопожертвование врача. Я видел несколько поистине
чудесных исцелений, когда внимательные сиделки и непрофессионалы смогли
личным мужеством и терпеливой преданностью восстановить психическую связь с
больным и добиться удивительного целебного эффекта. Конечно, лишь немногие
врачи в небольшом количестве случаев могут взять на себя столь тяжелую
задачу. Хотя, действительно, можно заметно облегчить, даже излечить
психическими методами и тяжелые шизофрении, - но в той степени, в какой это
"позволяет собственная конституция". Это очень серьезный вопрос, поскольку
лечение требует не только необычных усилий, но может вызвать у некоторых
(предрасположенных к тому) терапевтов психические инфекции. В моем опыте при
такого рода лечении произошло не менее трех случаев индуцированного психоза.
Результаты лечения порой весьма причудливы. Так, я вспоминаю случай
шестидесятилетней вдовы, в течение тридцати лет страдавшей хроническими
галлюцинациями после острого шизофренического периода, когда она была
помещена в психиатрическую клинику. Она слышала "голоса", исходящие из всей
поверхности тела, особенно громкие вокруг всех телесных отверстий, а также
вокруг сосков и пупка. Она весьма страдала от этих неудобств. Я принял этот
случай (по не обсуждаемым здесь причинам) для "лечения", похожего, скорее,
на контроль или наблюдение. Терапевтически случай казался мне безнадежным
еще и потому, что пациентка обладала весьма ограниченным интеллектом. Хотя
она сносно справлялась со своими домашними обязанностями, разумная беседа с
ней была почти невозможна. Лучше всего это получалось, когда я адресовался к
голосу, который пациентка называла "голосом Бога". Он локализовался
приблизительно в центре грудины. Этот голос сказал, что она должна на каждой
нашей встрече читать выбранную мной главу Библии, а в промежутках заучивать
ее и раздумывать над ней дома. Я должен был проверять это задание при
следующей встрече. Это странное предложение оказалось впоследствии хорошей
терапевтической мерой, оно привело к значительному улучшению не только речи
пациентки и ее способности выражать свои мысли, но и психических связей.
Конечный успех состоял в том, что приблизительно через восемь лет правая
половина тела была полностью освобождена от голосов. Они продолжали
сохраняться только на левой стороне. Этот непредвиденный результат был
вызван постоянно поддерживаемым вниманием и интересом пациентки.
(Впоследствии она умерла от апоплексии).
Вообще же уровень интеллекта и образованности пациента имеет большое
значение для терапевтического прогноза. В случаях острого периода или в
ранней стадии обсуждение симптомов, в частности, психотических содержаний,
имеет величайшую ценность. Так как захваченность архетипическими
содержаниями очень опасна, то разъяснение их общего безличного значения
представляется особенно полезным, в отличие от обсуждения личных комплексов.
Последние являются первопричинами архаических реакций и компенсаций; они в
любой момент могут вновь привести к тем же последствиям. Поэтому пациенту
нужно помочь хотя бы временно оторвать свое внимание от личных источников
раздражения, чтобы он сориентировался в своем запутанном положении. Вот
почему я взял бы себе за правило давать умным пациентам как можно больше
психологических знаний. Чем больше он знает, тем лучше будет его прогноз
вообще; будучи вооружен необходимыми знаниями, он сможет понять повторные
прорывы бессознательного, лучше ассимилировать чуждые содержания и
интегрировать их в сознание. Исходя из этого, обычно в тех случаях, когда
пациент помнит содержание своего психоза, я подробно обсуждаю его с больным,
чтобы сделать максимально доступным пониманию.
Правда, этот способ действий требует от врача не только психиатрических
знаний - он должен ориентироваться в мифологии, первобытной психологии и
т.д. Сегодня такие познания должны входить в арсенал психотерапевта так же,
как они составляли существенную часть интеллектуального багажа врача до
эпохи Просвещения. (Вспомним, например, средневековых последователей
Парацельса!) К человеческой душе, особенно страдающей, нельзя подходить с
невежеством непрофессионала, ограниченного знанием в психическом только
своих собственных комплексов. Именно поэтому соматическая медицина
предполагает основательные знания анатомии и физиологии. Как есть
объективное человеческое тело, а не только субъективное и личное, точно так
же есть и объективная психика с ее специфическими структурами и процессами,
о которых психотерапевт должен иметь (по меньшей мере) удовлетворительное
представление. К сожалению, в этом отношении за последние полстолетия мало
что изменилось. Правда, было несколько, с моей точки зрения преждевременных,
попыток создания теории, которые провалились из-за профессиональных
предрассудков и недостаточного знания фактов. Необходимо накопить еще много
опыта во всех областях психологии, прежде чем будут обеспечены основы,
сопоставимые, например, с результатами сравнительной анатомии. Об устройстве
тела мы знаем сегодня бесконечно больше, чем о структуре психики, жизнь
которой становится все более важной для понимания соматических расстройств и
самого человека.
* * *
Общая картина шизофрении, которая сложилась у меня за пятидесятилетнюю
практику и которую я попытался коротко набросать здесь, не указывает на
однозначную этиологию этой болезни. Правда, поскольку я исследовал свои
случаи не только в рамках анамнеза и клинических наблюдений, но и
аналитически, то есть с помощью снов и вообще психотического материала, я
смог выявить не только начальное состояние, но и компенсацию в ходе лечения,
и должен констатировать, что мне не встречались случаи, которые бы не имели
логически и причинно взаимосвязанного развития. При этом я отдаю себе отчет,
что материал моих наблюдений состоит, в основном, из более легких,
корригируемых случаев и латентных психозов. Я не знаю, как обстоят дела с
тяжелыми кататониями, которые могут привести к летальному исходу и которые,
естественно, не встречаются на приеме у психотерапевта. Таким образом, я
оставляю открытой возможность существования таких форм шизофрении, при
которых психогенная этиология мало значима.
Несмотря, однако, на несомненную психогенность большинства случаев
шизофрении, в ее течении наступают осложнения, которые трудно объяснить
психологически. Как указывалось выше, это происходит в окружении патогенного
комплекса. В нормальном случае и при неврозе формирующий комплекс или аффект
вызывает симптомы, которые можно истолковать как более легкие формы
шизофренических, - прежде всего, известное "понижение ментального уровня" с
характерной для него односторонностью, затруднением суждения, слабостью воли
и характерными реакциями, такими, как заикание, персеверации,
стереотипность, аллитерации и ассонансы в речи. Аффект проявляется и как
источник неологизмов. Все эти феномены учащаются и усиливаются при
шизофрении, что недвусмысленно указывает на чрезвычайную силу аффекта. Как
часто бывает, аффект не всегда проявляется внешне, драматически, но
развивается, невидимый внешнему наблюдателю, как бы внутрь, где он вызывает
интенсивные бессознательные компенсации, отвечая, таким образом, за
характерную апатию шизофреника. Подобные явления проявляются особенно в
бредовых речах и в сновидениях, овладевающих сознанием с неотвязной силой.
Степень неотразимости соответствует силе патогенного аффекта и ею же, как
правило, и объясняется.
В то время как в области нормы и неврозов острый аффект проходит
сравнительно быстро, а хронический аффект не слишком сильно расстраивает
общую ориентацию сознания и дееспособность, шизофренический комплекс
обладает несравненно более мощным воздействием. Его проявления становятся
фиксированными, сравнительная автономия делается абсолютной, и он столь
полно овладевает сознательным разумом, что отчуждает и разрушает личность.
Он не создает "раздвоенную личность", а лишает эго-личность власти,
узурпируя его место. Это наблюдается лишь в самых острых и тяжелых
аффективных состояниях: при патологических аффектах и бредовых состояния.
Нормальная форма подобного состояниях - сновидение, которое, в отличие от
шизофрении, имеет место не при бодрствовании, а во сне.
Возникает дилемма: слабость эго-личности или сильный аффект тому
первопричина? Я считаю, что последнее перспективнее - по следующим причинам.
Общеизвестная слабость зго-сознания в состоянии сна практически ничего не
значит для психологического понимания содержания сновидения. А вот
окрашенный чувством комплекс и динамически, и содержательно оказывает
решающее воздействие на смысл сновидения. Этот вывод можно применить и к
шизофрении, ибо вся феноменология этой болезни концентрируется в патогенном
комплексе. При попытке объяснения лучше всего исходить именно из этого и
рассматривать слабость эго-личности как вторичное и деструктивное
последствие окрашенного чувством комплекса, возникшего в области
нормального, но впоследствии взорвавшего единство личности своей
интенсивностью.
Каждый комплекс, в том числе и при неврозах, обладает явной тенденцией
к нормализации, встраиваясь в иерархию высших психических связей или, в
худшем случае, порождая новые диссоциации (расщепленные субличности),
совместимые с эго-личностью. В отличие от этого при шизофрении комплекс
остается не только в архаическом, но и хаотически-случайном состоянии вне
зависимости от своего социального аспекта. Он остается чуждым, непонятным,
асоциальным, как и большинство сновидений. Эта их особенность объясняется
состоянием сна. По сравнению с ними для шизофрении в качестве объясняющей
гипотезы приходится использовать специфический патогенный фактор. Им может
являться токсин специфического действия, вырабатываемый под воздействием
чрезмерного аффекта. Он не оказывает общего воздействия, расстройства
функций восприятия или двигательного аппарата, а действует только в
окружении патогенного комплекса, ассоциативные процессы которого вследствие
интенсивного понижения ментального уровня опускаются до архаической ступени
и разлагаются на элементарные составные части.
Однако этот постулат заставляет думать о локализации, что может
показаться слишком смелым. Правда, похоже, что двум американским
исследователям недавно удалось вызвать галлюцинаторное видение
архетипического характера путем раздражения ствола мозга. Речь идет о случае
эпилепсии, в котором продромальным симптомом припадка всегда выступало
видение круга в квадрате (квадратуры круга = quadratura
circuli).[Американскими исследователями были У. Пенфилд и Г. Джас-пер, и
случай (случай A. Bra), на который ссылается Юнг обнаружен в их книге
"Эпилепсия и функциональная анатомия человеческого мозга (1954) /78/, -
ред.] Этот мотив входит в длинный ряд так называемых символов мандалы,
локализацию которых в мозговом стволе я давно предполагал. Психологически
речь идет об архетипе, имеющем центральное значение и всеобщее
распространение, спонтанно появляющемся независимо от всякой традиции в
образах бессознательного. Он легко распознается и не может остаться тайной
ни для кого, кто видит сны. Причина, заставившая меня предположить такую
локализацию, состоит в том, что именно этому архетипу присуща роль
направляющего, "инстанции порядка". Причина, приведшая меня к предположению
локализации физиологической основы этого архетипа в стволе головного мозга,
заключалась в том, что сам психологический факт, который, будучи
специфически характеризуем в качестве инстанции порядка и ориентирующей роли
для своих объединяющих свойств, является аффективным по своему основному
признаку. Я мог предположить, что такая субкортикальная система могла бы тем
или иным образом отражать характеристики архетипических форм в
бессознательном. Они никогда не бывают четко очерченными образованиями, но
всегда имеют окаймления, которые делают их трудными или даже невозможными
для описания, поскольку они могут оказаться не только частично совпадающими,
но и вовсе неразличимыми. В результате, похоже, что мы имеем дело с
несовместимыми значениями. [Теория о том, что ретикулярная формация, или
центроцефали-ческая система (простирающаяся от медуллы облонгаты до
базальных ганглий и до таламуса) есть, возможно, та интегративная система
моз-га, которая, как кажется, могла бы сделать предположение Юнга более
специфичным и поставить его на экспериментальную основу. См. рабо-ты
Пенфилда и Джаспера /78/. - ред.] Поэтому символы мандалы часто появляются в
моменты духовной дезориентации - как компенсирующие, упорядочивающие
факторы. Последний аспект выражается преимущественно математической
структурой символа, известной герметической натур-философии еще с поздней
античности как аксиома Марии Пророчицы (представительница неоплатонической
философии 3 века), и бывшей в течение 1400 лет предметом интенсивных
спекуляций. [Исторической основой этого, вероятно, мог бы послужить "Тимей"
Платона с его космогоническими трудностями. (Ср. "Попытка пси-хологического
истолкования догмата о Троице", в /75- стр.5-108/, - ред.)]
Если бы последующий опыт подтвердил мысль о локализации архетипа, то
саморазрушение патогенного комплекса специфическим токсином стало бы намного
вероятнее, и появилась бы возможность объяснить деструктивный процесс как
своего рода ошибочную биологическую защитную реакцию.
Впрочем, пройдет еще немало времени, пока физиология и патология мозга,
с одной стороны, и психология бессознательного, с другой, смогут
соединиться. До этого им, видимо, придется шагать по разным дорогам. Но
психиатрия, которую интересует целостный человек, призвана решать задачи
понимания и лечения болезни и вынуждена учитывать как одну, так и другую
сторону - вопреки пропасти, разделяющей оба аспекта психического феномена.
Хотя нашему пониманию не дано пока найти мосты, соединяющие друг с другом
видимость и осязаемость мозга и кажущуюся бесплотность психических форм и
образов, но есть несомненная уверенность в их существовании. Пусть эта
уверенность убережет исследователей от опрометчивого и нетерпеливого
пренебрежения одним ради другого или даже стремления заменить одно другим.
Природы ведь не было бы без субстанциональности - как не было бы ее и без
психической рефлексии.
[Опубликовано в "Химические понятия психоза". (Труды симпозиума) под
ред. Макса Ринкеля и Германа Денбера. New York, 1958.]
В письме к Председателю Симпозиума о химическом понимании психоза,
проведенного на Втором международном конгрессе по психиатрии в Цюрихе
(сентябрь (1-7), 1957 года), профессор Юнг сообщает следующее:
Пожалуйста, передайте мою искреннюю благодарность открывающейся сессии
вашего Общества. Я рассматриваю как большую честь быть номинированным в
качестве почетного Президента, хотя мой подход к химическому решению
проблем, представленных случаями шизофрении, несколько отличается от вашего,
поскольку я рассматриваю шизофрению с психологической точки зрения. Но
именно мой психологический подход привел меня к гипотезе о химическом
факторе, без которого я не имел возможности объяснить некоторые
патогномоничные [Патогномоничный - характерный для определенной болезни. -
ред.] детали в симптоматологии шизофрении. Я пришел к химической гипотезе
скорее путем психологического исключения нежели в результате специальных
химических исследований. Поэтому я приветствую ваши химические попытки с
огромным интересом.
Поясню уже сказанное. Я рассматриваю этиологию шизофрении двойственным
путем, а именно: вплоть до определенного момента психология необходима и
обязательна для объяснения природы и причин изначальных эмоций, запускающих
метаболические изменения. Эти эмоции, по всей видимости, сопровождаются
химическими процессами, которые вызывают специфические - временные или
хронические - нарушения или поражения.
1. Erich Arndt. Ueber die Geschichte der Katatonie. 1902.
2. Freusberg. Ueber motorische Symptome bei einfachen Psychosen. 1886.
3. Психиатрия, учебник для студентов и врачей. 1883.
4. К проблеме кататонии. 1898.
5. Allg. Zeitschr. f. Psych. Bd. L.
6. Zur Syraptomatologie der Katatonie. 1906.
7. Нейссер. Ueber die Katatonie. Stuttgart-Enke, 1887.
8. Е. Meyer. Beitrag zur Kenntnis der akut entstandenen Psychosen.
Berlin, 1892.
9. Зоммер. Lehrbuch der psychopathologischen Untersuchungsmethoden.
1899.
10. Фурман. Ueber akute juvenile Verbloedung. 1905.
11. Diem. Die einfach gemeinte form der dementia simplex. Arch. f.
Psych. Bd. XXXVII.
12. Breukink. Ueber eknoische Zustaende. Monatsschrift f. Psych, u.
Neur., Bd. XIV.
13. Bonhoeffer. Deutsche med. Wochenschrift Nr. 39, 1904.
14. Flournoy. From India to the Planet Mars. 1900.
15. Flournoy. Nouvelles observations sur un cas de somnambulisme avec
glossalalie. 1901.
16. Jung C. G. Zur Psychologie und Pathologic sogenannter occulter
Phaenomene. Leipzig, 1902.
17. Diagn. Assoc.-Stud., IV Beitrag. Ueber das Verhalten der
Reactionszeit beim Assoziationsexperiment. J. A. Barth, Leipzig, 1901.
18. R. Vogt: Zur Psychologie der katatonen Symptome, Zentralbl. fuer
Nervenheilkunde und Psych. Bd. XIX., S. 433.
19. Stransky. Ueber die Sprachverwirrtheit. Marhold, Halle, 1905.
20. Гейльбруннер. Ueber Haftenbleiben und Stereotypie (Monatsschrift f.
Psych, u. Neur., Bd. XVIII, Erg.-Heft).
21. Кайзер. Differentialdiagnose zwischen Hysterie und Katatonie,
Allgemeine Zeitschrift f. Psych. LVIII.
22. P. Janet: Les obsessions et la psychasthenie. Paris, 1903.
23. Бине. Attention et adaption. Annee psychologique, 1900.
24. Evensen. Die psychologische Grundlage der Krankheitszeichen.
Neurologic. Zentralbl. f. Neur. Psych, usw. Изд. К. Miura - Tokio, Bd. II.
25. Masselon. Psychologie des dements precoces. Thuse de Paris, 1902.
26. Masselon. La demence precoces. Paris, 1904.
27. Riklin. Zur Psychologie Hysterischer Daemmerzustaende und der
Ganserschen Symptoms. Psychol.-Neurol. Wochenschrift, 1904.
28. Кант. Критика практического разума.
29. W. Weygandt: Alte dementia praecox. Zentralblatt f. Nervenheilkunde
u. Psychiatrie. Jahrgang XXVII.
30. Вундт. Grundriss der Psychologie. 1902.
31. Вундт. Grundzuege der physiologischen Psychologie. 1903.
32. Pelletier. L'association des idees dans la manie aigue et dans la
debilite mentale. Thuse de Paris, 1903.
33. Liepmann. Ueber Ideenflucht, Begriffsbestimmungen und
psychologische Analyse. Halle, 1904.
34. Chaslin. La confusion mentale primitive.
35. Блейлер. Die neganive Suggestabilitaet ein psychologisches Prototyp
des Negativismus. 1905.
36. Паульхан. L'Activite mentale et des elements de 1'esprit. 1889.
37. Жане. Les Obsessions et la psychasthenie. 1903.
38. Пик. On Contrary Actions. 1904.
39. Свенсон. Om Katatoni. 1902.
40. Дж. Ройс. The Case of John Bunyan. 1894.
41. Stransky. Zur Kenntnis gewiser erworbener Bloedsinnsformen. 1903.
// Jahrb. f. Psych., Bd. XXIV.
42. Stransky. Zur Lehre von der dementia praecox. // Zentralbl. f.
Nevenheilkunde u. Psych., XXII Jahrgang.
43. Stransky. Zur Auffassung gewisser Symptome der dementia praecox. //
Neurol. Zentralbl. 1904, NN 23, 24.
44. Rud. Meringer, Karl Meyer. Versprechen und Verlesen. Eine
psychologisch-linguistische Studie. Stuttgart, Goeschen, 1885.
45. Stransky. The Association of Normal Subjects.
46. Нейссер. Ueber die Sprachneubildungen Geisteskranker. // Allg.
Zeitschr. f. Psych. LV.
47. Gross. Ueber Bewusstseinszerfall. Monatschrift f. Psych. u. Neur.
48. Gross. Beitraege zur Pathologie des Negativismus. Psych-Neur.
Wochenschrift. 1903, Nr.26.
49. Gross. Zur Nomenklatur dementia sejunctiva. Neurol. Zentralbl.
1906, Nr.26.
50. Gross. Zur Differentialdiagnostik negativistischer Phaenomene.
Psych.-Neur. Wochenschr. 1908, Nr.37,38.
51. Freud. Ueber den psychischen Mechanismus psychischer Phaenomene. //
Neurol. Zentralbl. 1893, H.1 u. 2.
52. Tiling. Individuelle Geistesartung und Geistesstoerung.
53. Tiling. Zur Aetiologie der Geistesstoerungen. // Zentralbl. f.
Nervenheilkunde u. Psych. 1903.
54. Neisser. Individualitaet u. Psychose. Berlin, 1906.
55. Freud. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie. Deuticke, Leipzig u.
Wien, 1905.
56. Крепелин. Ueber Sprachstoerungen im Traum. // Psych Arbeiten, Bd.V,
H.1.
57. Stadelmann. Geisteskrankheit u. Naturwissenschaft. Muenchen, 1905.
58. Riklin. Analytische Untersuchungen der Symptome und Assoziationen
tines Falles von Hysterie. Psych.-Neur. Wochenschrift, 1905.
59. Forel. Selbstbiographie eines Falles von Mania Acuta.
60. Schreber. Denkwuerdigkeiten eines Nervenkranken. Mutze, Leipzig.
61. Jung C. G. Bin Fall von hysterischem Stupor bei einer
Untersuchungsgefangenen. // Journal fuer Psych. u. Neurol. 1902.
62. Weiskorn, "Transitorische Geistesstoerungen beim Geburtsakt". 1897.
63. Riklin. Ueber Versetzungsbesserungen. Psych.-Neurol. Wochenschrift,
1905.
64. Cf. Margulies. Die primaere Bedeutung der Afiekte im ersten Stadium
der Paranoia. 1906.
65. Клаус. Catatonie et stupeur. Bruxelles, 1903.
66. Mendel. Leitfaden der Psych.
67. Santa de Santis. Die Traeume. Halle, 1901.
68. Kazowsky. Neurolog. Zentralblatt, 1901.
69. Pfister. Ueber Verbigeration. Vortrag aufder Versammlung des
Deutschen Vereins fuer Psych. in Muenchen. // Neurol.-Psych. Wochenschrift.
Nr.7, 1906.
70. Meige et Feindel. Le Tic.
71. Блейлер. Dementia Praecox, oder die Gruppe der Schizophrenien.
Leipzig und Vienna, 1911.
72. Bressler. Kulturhistorischer Beitrag zur Hysterie. 1897.
73. Zundel, Pfarrer. Blumhardt. 1880.
74. К. Г. Юнг. Психологические типы. СПб., 1996.
75. К. Г. Юнг. Ответ Иову. М., 1995.
76. Блейлер. Zur Theorie des schizophrenen Negativismus // Ps.-neur.
Wochenschrift (Halle), XII (1910-1911), 171.
77. В. Джемс. Прагматизм. СПб., 1910.
78. W. Penfield, H. Jasper. Epilepsy and the Functional Anatomy of the
Human Brain. 1954.