– Но ты ведь не преступник… а кто?
   Вопрос прозвучал неожиданно и заставил замереть на месте уже взявшегося за ручку двери Дарка. Недокуренная сигарета выпала из задрожавших пальцев на ковер, моррон резко обернулся и испуганно уставился на Диану. Девушка почувствовала себя неуверенно, она не понимала, чем была вызвана такая неадекватная реакция хозяина комнаты на вполне естественный и уместный вопрос, и, как следствие, еще глубже залезла под одеяло.
   Порой человек годами мучается над сложной задачей, не спит ночами, грезит наяву, но так и не находит ответа. Однако по иронии судьбы ключом к разгадке становятся не многочисленные эксперименты и стройная цепь умозаключений, а нелепая случайность или простое совпадение. Луч солнца падает на груду битого стекла, и возникает свечение удивительной красоты.
   Интерес Дианы к его скромной персоне был понятен и вполне объясним. Дарка насторожил не вопрос, а то, что он был задан в первую очередь. В экстремальных ситуациях людям свойствен эгоистичный субъективизм: «Что было со мной?», «Что со мной будет?», «Как я здесь оказалась?», «Сколько я провалялась без чувств?» и «Почему так быстро зажили мои раны?» Эту череду меркантильных вопросов Дарк был готов услышать в любой последовательности, именно с них должен был начаться серьезный разговор и только потом плавно перейти на менее значимые для Дианы темы. Человек, сбитый энергомобилем, действует импульсивно: вначале осматривает свое тело в поисках повреждений, проверяет, целы ли руки и ноги, а уж потом пытается понять, что произошло, и ищет виноватых. Это инстинкт, аксиоматичное правило, в котором нет и никогда не было исключений.
   Само по себе нарушение цепочки стандартно-рефлекторной последовательности еще ничего не значило, но в голову моррона закралось ужасное предположение.
   – О нет, только не это, только не сейчас и не со мной! – едва слышно прошептал Дарк, пытаясь сфокусироваться на расплывающемся перед глазами лице Дианы. Шальная догадка крепла и постепенно превратилась в рабочую гипотезу.
   – Что ты делаешь?! Прекрати! Кричать буду! – пыталась утихомирить и вразумить Диана с того ни с сего обезумевшего Дарка.
   Девушка быстро выпрыгнула из кровати и забилась в дальний угол, откуда испуганно наблюдала, как моррон подскочил к бельевому шкафчику и вывалил на пол зловонную, слипшуюся от крови простыню. Губы юноши тряслись и что-то непрерывно бормотали, глаза бешено вращались в глазницах, а движения были резкими, порывистыми. Он мял, теребил трясущимися пальцами запачканное белье, обнюхивал простыню, прижимая ее вплотную к лицу, и даже пару раз лизнул языком омерзительные на вид сгустки крови. Затем простыня полетела вверх и повисла на стене, зацепившись за края картины. Выбрав самый короткий маршрут до ванной, Дарк прошелся ногами в грязных ботинках по кровати и, как жаждущий найти вкусную косточку оголодавший пес, принялся рыться в мусорном ведре. Использованные бинты в багровых разводах и окровавленную, разорванную одежду Дианы постигла та же участь, что и несчастную простыню.
   Результаты ревизии еще больше разозлили моррона. Изо рта помешавшегося летели брызги слюны и слышалось уже не невнятное бормотание, а сотрясающая стены отборная брань, по содержанию нечто среднее между солдатским жаргоном и привольными излияниями страдающей души опьяневшего кондуктора.
   Опустошив, обнюхав, облизав и расшвыряв по полу содержимое мусорного бака, Дарк подскочил к Диане и попытался сдернуть с нее халат. Девушка отчаянно сопротивлялась, однако силы были неравными. Моррон повалил ее на кровать, лишил единственного предмета одежды и… и вдруг, вместо того чтобы довести начатое до логического завершения, истерично захохотал и принялся крушить мебель и стены сильными ударами кулаков.
   Не дожидаясь, чем закончится припадок безумия, Диана схватила одеяло и поспешила запереться в ванной. Примерно через минуту Дарк успокоился, хотя и не смог смириться с непрошеным и несвоевременным подарком судьбы.
   Ни на бинтах, ни на простыне, ни на одежде не было следов мази. Единственным запахом, который исходил от белья, был омерзительный запах крови. Теперь Дарку стало понятно, почему Конт принес раненую к нему, а не к себе в конуру под мостом. Обнажив загорелое, благоухающее ароматами лаванды и мяты тело, Дарк увидел не только прелестные формы, но и едва заметные кружки на груди и животе – следы заживших пулевых ранений. Конт не лечил девушку, только дотащил до гостиницы, перевязал и ушел. Она выздоровела сама, сотрудник Континентальной полиции Диана Гроттке превратилась в моррона.
 
   – Не верю я твоим сказкам! Отстань, маньяк! – раздался из ванной женский крик, сопровождаемый грохотом падения тяжелых предметов, шумом воды и длинным рядом нелестных эпитетов в адрес сломавшегося бачка.
   Дарк облегченно вздохнул, к началу третьего часа добровольного заключения Диана наконец-то начала говорить. До этого момента девушка упорно молчала, стоически вынося нелепые бредни про каких-то морронов, возомнивших себя бессмертными спасителями человечества, и не реагируя на уговоры отпереть замок, чередуемые с гулкими ударами в дверь. Барабанная дробь кулаков сменялась неуклюжим степом тяжелых ботинок, а ласковое сюсюканье – ехидными замечаниями и откровенными угрозами выломать дверь и пройтись железной пряжкой ремня по тем местам, где любят собираться целлюлитные отложения. На какие только ухищрения и провокации не пускался Дарк, чтобы разговорить своенравную и обидчивую девицу, все его усилия были тщетны, ответом было лишь оскорбляющее самолюбие мужчины молчание.
   И вот наступил момент, когда упрямая затворница снизошла до общения.
   – Раз я вру, то почему ты сейчас не в морге? Взгляни, девонька, на свою загорелую грудь и плоский живот, видишь шрамы от пуль? На их месте должны были быть большие-пребольшие дырочки!
   Что-то пришло в движение за дверью. Дарку показалось, что девушка собралась выходить. Он быстро вскочил с кровати и приготовился пресечь возможную попытку беглянки прошмыгнуть к входной двери. Новобранцы-легионеры были чрезвычайно импульсивны, в особенности если они до превращения тянули солдатскую лямку или щеголяли в полицейской фуражке. Если к непредсказуемости новообращенных добавить еще женскую эмоциональность и обидчивость, то получится редкая смесь, под стать яду виверийской анаконды…
   Тревога оказалась ложной, дверь не открылась. Видимо, Диана просто сменила неудобную позу, например, пересела с края ванны на более приспособленный для раздумий сантехнический узел.
   – Ну, в конце концов, хватит дуться и корчить из себя пес знает кого! Я же не пламенный воздыхатель, чтобы меня воспитывать и под каблук загонять. Открой дверь, поговорим по-человечески!
   – Это уж точно, – послышался из ванной раздраженный голос, – ты не воздыхатель, даже не хам, а грязная свинья и насильник!
   Если бы Дарк дал возможность возмущенной девушке и дальше говорить, то наверняка досталось бы не только ему, но и всей мужской половине человечества, а закончились бы гневные излияния избитым, легко предсказуемым выводом: «Все мужики – самовлюбленные эгоисты и сволочи. Да здравствует эмансипация!»
   – Какой же я насильник, дорогуша? Я же на тебя только взглянул. Мне и в помойном ведре покопошиться пришлось, что же, теперь в мусорщики податься?
   Дарк добился желаемого результата, хотя и не ожидал, что не совсем удачное сравнение приведет к весьма болезненным последствиям. Затворница-птичка выпорхнула из клетки и с ходу заехала растерянному моррону в глаз костлявым и действительно больно бьющим кулаком.
   – Это тебе за сравнение с отходами, дорогуша! – пояснила Диана, подражая снисходительно-пренебрежительным интонациям Дарка. – В следующий раз…
   – А вот следующего раза не будет, – неожиданно рассмеялся Аламез, поднимаясь на ноги и прикрывая рукой мгновенно распухший глаз. – Согласен, я вел себя как хам, мерзавец, пустослов и скотина, но у меня есть оправдание.
   – Интересно, какое: трудное детство, сексуальная озабоченность или дурное влияние преступной среды? – с издевкой в голосе произнесла Диана, все еще не утихомирившая вулкан бушевавшей в ней злости.
   – Важная цель действительно часто оправдывает не самые изысканные и гуманные средства, – немного дополнил известную пословицу Дарк, пока пытался наложить на глаз примочку, наспех свернутую из мокрого полотенца. – Мне нужно было убедиться, что ты моррон, а потом… потом вывести твою потерявшуюся в потемках неведения душу из состояния глубокой апатии. На все про все ушло чуть более трех часов, а могли и за неделю не управиться. Иногда новенькие – такие хлипкие нытики, спасу нет, запрутся в ванной и ничего не хотят слышать!
   – Допустим. – Диана сменила гневные интонации на нейтрально-холодные.
   – И мне чашечку свари, – попросил Дарк, видя, что девушка принялась крутить ручку старенького кофейного аппарата.
   – Обойдешься, сам не маленький, – прозвучал суровый ответ.
   Не обращая внимания на возню Аламеза с выскальзывающим из рук полотенцем, девушка налила себе полную до краев чашку горячего напитка, положила сахар и, бесцеремонно распотрошив пачку сигарет Дарка, снова залезла под одеяло.
   – От своего мнения о тебе не отказываюсь, но в одном ты прав, нам нужно серьезно поговорить. Рассказывай!
   «Ну вот и прошла тяжелая душевная травма», – подивился Дарк поразительно быстрой смене настроения девушки, сейчас рассудительной и спокойной, а еще несколько минут назад ударившей его в припадке ярости.
   – А что, собственно, рассказывать-то? – пожал плечами Аламез, решивший не утруждать свой невыспавшийся и пострадавший от побоев организм приготовлением кофе и ограничиться сигаретой. – Карауля под дверью, я тебе все рассказал и о морронах, и о Легионе и даже объяснил, что такое Коллективный Разум. Повторяться не буду, спрашивай, если что непонятно!
   – Я не слышу зова, и голосов у меня в голове никаких нет, может, это ошибка?
   – И не надейся, милочка, – усмехнулся Дарк, но, заметив, как порозовело и исказилось лицо собеседницы, решил быть более серьезным и избегать впредь уменьшительно-ласкательных частиц, фривольных словечек и двусмысленных оборотов. – Зов теперь слышат лишь единицы. Слишком много нас развелось, сил у Разума на всех не хватает. К тому же времени прошло слишком мало, не переживай, услышишь еще!
   – Допустим, ты прав, – произнесла Диана, глядя Дарку прямо в глаза. – Согласись, я имею право не верить… все это так… нереально.
   – Можешь не продолжать, – хотел было перехватить инициативу в разговоре Дарк, но девушка жестом приказала ему замолчать.
   – Однако тот факт, что я жива и здорова, не позволяет сомневаться в правдивости твоего рассказа. Итак, что от меня требуется?
   – Ничего, – пожал плечами моррон, – все остается по-прежнему: ты уезжаешь и продолжаешь жить, как жила. Я подскажу, как найти других морронов, а уж захочешь ты вступить в Легион или нет, решай сама. Мы не секта религиозных фанатиков, силком не тянем, беспрекословного повиновения и полного отрешения от прошлой жизни тоже не требуем.
   – Что я должна буду делать и что мне даст служба в вашем Легионе?
   – Вот, вот оно, нынешнее поколение недальновидных, примитивных эгоистов, все в этом! – простонал моррон так жалобно и печально, что даже Диана, несмотря на изумление его реакцией, прониклась к нему сочувствием. – Ты бы еще спросила, сколько платить будут и выдаются ли бесплатные обеды по вторникам и четвергам!
   – Послушай… – Девушка хотела обратиться по имени и вопросительно уставилась на юношу в ожидании, что он догадается представиться.
   – Дарк Аламез.
   – Послушай, Дарк, в чем же тогда смысл служения, не для других, а лично для меня?
   – Мне некогда рассказывать и разжевывать прописные истины об устройстве наших организмов, – устало вздохнул моррон. – В Легионе тебе все объяснят и всему научат гораздо лучше, чем смог бы сделать я, даже если бы не был таким невыспавшимся и озлобленным. Я сказал, к кому обратиться, я выполнил свой долг…
   – Но зачем мне это? – разведя руками, спросила Диана, на лице которой застыло выражение искреннего удивления и непонимания.
   Дарк подошел вплотную к кровати и, рискуя здоровьем, осмелился сесть рядом с девушкой. Его мозолистые подушечки пальцев осторожно коснулись тыльной стороны ладони новообращенной.
   – Я стал морроном около тысячи лет назад. Это было давно, очень давно. Кроме служения Коллективному Разуму и выполнения великих миссий, есть будни: обычные, серые дни, похожие друг на друга так сильно, что хочется выть. Я не поручусь, что однажды, промозглым осенним утром, мне не захочется засунуть шею в петлю или прыгнуть с моста. Однако в трудные минуты меня всегда согревала мысль, что рядом есть и другие, такие же обреченные на невзрачное, серое существование от одного задания до другого. Люди будут приходить и уходить из твоей жизни, а собратья – морроны – величина более постоянная. Ты можешь их ненавидеть, корить за нерасторопность, глупость или даже презирать, но без них не выжить!
   Дарк встал и начал медленно раздеваться. Глаз еще болел, на языке натерлась мозоль, а мысли буксовали, как застрявший в сугробе энергомобиль. Он выполнил свой долг, долг первого моррона, встретившего новичка, который должен был вкратце объяснить желторотому юнцу, что к чему.
   Остальным займутся другие, те, кто сейчас просиживал седалища в мягких креслах и нежился в теплых постелях.
   – Хорошо, я сделаю, как ты сказал, – быстро произнесла Диана, побоявшись, что Дарк заснет, так и не услышав ее решения, – но только после того, как вместе вернемся из Полесья. Не обольщайся, дело не в тебе… ты мне, по правде говоря, не только не симпатичен, но даже противен… я… я просто чувствую, что так нужно…
   – Делай как знаешь… твое право, но должен предупредить: мы вместе, но каждый за себя. Прогнать тебя не могу, но и на поддержку не рассчитывай! Кроме того, я в опале, за мной охотятся и морроны, и вампиры, – пробурчал Аламез, наконец-то добравшись до постели и зарывшись лицом в подушку.
   – Вампиры?! – воскликнула Диана, не подозревавшая о существовании кровососущих тварей.
   – Ага, такие вредные, пакостные и очень-очень настырные создания, – простонал Дарк, погружаясь в сон.

Глава 16
СЭБ во всей его красе

   Дарк проснулся от запаха кофе, проникшего в нос сквозь ритмично раздувающиеся во сне ноздри. Моррон все еще хотел спать, но бороться с оживляющим, наполняющим бодростью ароматом не было сил. Пробуждающие флюиды проникли в мозг, и чувство блаженной сонливости ушло, не оставив надежды на возвращение. Аламез медленно открыл глаза. Буквально в двух сантиметрах от его носа благоухала большая чашка кофе на блюдце, слегка подрагивающем в женской руке.
   – Ну вот мы и проснулись, – пропел мелодичный, бархатный голос, в котором не осталось ни капли раздражительности и недовольства. – Вставай, засоня, день уже на дворе. Делом пора заняться, если не хочешь здесь до лета застрять!
   Рука Аламеза ухватилась за блюдце, а губы жадно припали к краям чашки. Обжигающе горячая жидкость проникла внутрь организма, вызвав небывалый прилив сил. Кофе был крепким и вкусным, человеку, умеющему так варить этот божественный напиток, можно было простить многое, даже сиявший всеми цветами радуги синяк под глазом.
   Опустошив чашку в три-четыре глотка, Аламез окончательно проснулся и сел в кровати. Яркие солнечные лучи пробивались внутрь комнаты сквозь раздвинутые шторы, наполняя ее какой-то необычной жизнерадостностью и светом. За время его безмятежного сна многое изменилось: стало больше вещей и как-то уютнее. Его новая спутница сидела в кресле, вальяжно закинув ногу на ногу, и что-то подшивала к подкладке длинного женского пальто. Махровый банный халат сменили узкие брюки, обтягивающий стройную фигуру свитер и высокие сапоги, как минимум на одиннадцатисантиметровых каблуках. Длинные волосы девушки были аккуратно заплетены в косичку с троящимся по последнему писку моды хвостом. Завершала картину «Примерная домохозяйка за работой» кожаная кобура под мышкой с торчащей из нее массивной рукояткой трофейной «сурабы». Рукодельница-искусница увлеклась работой и не обращала внимания на удивленно таращившегося на нее юношу.
   – Сколько времени? – спросил Дарк, засунув в рот сигарету и пытаясь крутануть онемевшим во время сна большим пальцем маленькое колесико зажигалки.
   – Около десяти, – ответила Диана, не отрывая глаз от сложного перекрестного шва.
   – Совести у тебя нет, даже часа не дала вздремнуть, – недовольно проворчал Дарк, точно помня, что сон его сморил около девяти.
   Девушка прекратила шить и посмотрела на Дарка исподлобья. Гроттке пыталась понять, шутил ли Дарк или действительно его биологические часы дали сбой.
   – Ты проспал ровно на сорок минут больше суток, – констатировала прискорбный факт Диана и продолжила борьбу с непокорной, выскальзывающей из пальцев иглой.
   Дарк чуть было не поперхнулся едким сигаретным дымом, пошедшим вместо легких прямиком в нос. Он не мог поверить, что позволил себе расслабиться и проспал целый день, как минимум шестнадцать полноценных часов, за которые мог бы много успеть сделать.
   – Не переживай, – успокоила его Диана, – со всяким может случиться. Помнится, когда я служила в Альмире, пришлось просидеть в засаде более трех суток. Глаз не смыкали, от кофе уже воротило, а никотин въелся в одежду. Подонков, конечно, взяли, а потом опрокинули на радостях пару стаканчиков, да так и заснули прямо в участке. Утром начальник отряда на работу пришел, а мы на столах дрыхнем…
   – Ну и что?
   – Да ничего, – пожала плечами Диана, – премия за поимку опасной банды оказалась ровно в два раза меньше, чем штраф за попойку на рабочем месте.
   «Проблема большой организации. – Дарк вдруг вспомнил философствования Конта. Изгой во многом был прав. Внутренние конфликты системы, которые когда-то давно сгубили эльфийское общество, сейчас медленно разъедали и человеческую цивилизацию. – Проблема в том, что абсолютно никого не интересуют реальные дела, то есть сама работа. Руководство любого звена заботит лишь блеск формальных показателей, а творческая инициатива и трудовой пыл рядовых сотрудников задавлены грудой противоречащих друг другу инструкций. Прошли те времена, когда система ломала отдельно взятого человека, теперь она подстраивает его под себя, изменяет стереотипы, жизненные ценности и нормы поведения!»
   – Коншьеро каракос! – внезапно выкрикнул Дарк и вскочил с кровати.
   Древнее ругательство намбусийских пиратов считалось настолько отвратительным и нецензурным, что до сих пор не имело точного перевода и близких по экспрессивности аналогов в других языках. Но только посредством этого омерзительного, вульгарного изречения Аламез мог в полной мере выразить свое отношение к дурацкой привычке Конта не договаривать до конца.
   «В последнее время происходит резкое изменение общественных стандартов. То, что раньше считалось грехом, сегодня приемлемо…» – Дарк судорожно пытался вспомнить слова Конта, точнее, их истинный смысл, который сразу ему не удалось уловить. «Трепло проклятое, всю ночь мне про эльфов да вампирюг задвигал, а на самом деле его интересуют совсем не они… – снизошло на Дарка прозрение. – Если темп изменения норм поведения ускорен, значит, за этим кто-то стоит. Кто-то могущественный и очень умный пытается искусственно ускорить процесс развития, придав ему, естественно, немного иное направление, то, которое этому лицу или группе лиц выгодно. Вот до кого пытается добраться Конт через полесских вампиров! Ныне покойные Карст и Финолий проворачивали сделки втайне от клана, значит, реальную угрозу для людей представляют не кровососы, а кто-то другой! Проклятый псих, мерзавцем был, мерзавцем и остался, хотел меня вслепую использовать, гад! – обвинил в сердцах союзника Аламез, но тут же нашел ему приемлемое оправдание: – Кто я такой для него, всего лишь чужак, до недавнего времени искренне убежденный в его сумасшествии. Изгои такие, они никому не привыкли доверять. Могу ли я винить его за осторожность, конечно, нет!»
   – Странный ты какой-то, – неожиданно встрял в череду размышлений насмешливый голос Дианы. – Вчера с меня одежды сорвал, сегодня сам оголился. Ты что, за всеми девушками так ухаживаешь или только я удостоена чести лицезреть обнаженного долгожителя?
   Дарк с ужасом обнаружил, что стоит на кровати совершенно голым. Прятаться под одеяло было поздно, девушка уже успела оценить достоинства его невысокой, но стройной и мускулистой фигуры. Извиняться же за промашку не хотелось.
   – Не лезь с глупостями, будь немножко посерьезней! – назидательно произнес Дарк, продолжая стоять неподвижно, поскольку боялся слишком быстро прикрыть свою наготу. – Я не мужчина, а ты не женщина, мы морроны, наши жизни…
   – Прямо как в полиции, – усмехнулась Гроттке, откладывая в сторону подшитое пальто. – Мужики неустанно твердят, что мы коллеги, но при каждом удобном случае пялятся на твой бюст или заглядывают в раздевалку в самый неподходящий момент. Не надо наскучивших песен, коллега!
   – Извини, я просто забылся, – Дарку хватило мужества признаться в своем промахе, – но прятаться под одеяло, кажется, уже поздно…
   – Поздно, но ты все равно спрячься! – настояла Диана, отводя в сторону взгляд. – Кстати, ты не поделишься, что за муха тебя укусила? Если уж дело дошло до намбусийского пиратского творчества, значит, дело действительно серьезно.
   Напарница поразила Дарка своей эрудицией. Во всей Геркании было не более пяти лингвистов, знакомых с этим древним, табуированным выражением, и только двое стареньких профессоров из мальфорнского университета в полной мере представляли силу его экспрессивности.
   – Нет, – твердо и безапелляционно произнес Дарк, натягивая штаны, – слишком долго объяснять, да и не стоит знать тебе об этом!
   – Ты считаешь возможным держать партнера в неведении? – К Диане начали возвращаться прежняя раздражительность и суровый блеск в глазах.
   Аламез оторвался от натягивания носков вместе с ботинками и сел на край кровати всего в метре от кресла девушки.
   – Пойми, то, что сейчас со мной происходит, касается только меня. Я в сложном положении, я не хочу втягивать тебя в свою войну, но и не могу запретить тебе остаться… это против правил! Коллективный Разум создал тебя не просто так, не в строгом соответствии с каким-нибудь планом или разнарядкой, а именно потому, что считает тебя способной повлиять на дальнейший ход событий. Ты должна руководствоваться только своими чувствами, можно сказать, интуицией, а я не вправе вмешиваться ни с советами, ни с указаниями…
   – Я только хочу понять, что происходит, в какую заварушку ты влип и с чем придется столкнуться?
   Голос Дианы был спокоен. Она вела себя как полицейский, убеждающий ценного свидетеля перестать бояться за свою жизнь и решиться дать показания против опасного преступника. Казенная манера общения и интонации, въевшиеся в голос за годы полицейской практики, раздражали и бесили Дарка ничуть не меньше, чем игры явных нимфоманок в неприступных, невинных девиц.
   – Говоря на привычном для тебя языке, меня подставили, – произнес Дарк, пытаясь как можно быстрее закончить неприятный разговор. – За мной охотятся вампиры, да и собраться-морроны не прочь наказать отступника. Слишком долгое общение со мной тебе только навредит… однако повторюсь, указывать тебе я не вправе!
   – В чем тебя обвиняют?
   – «Старгородская бойня», а заодно уж и «гуппертайльское побоище» постараются навесить, – высказал предположение Аламез, зная прямолинейный ход мыслей большинства членов Совета: «Две случайности – уже закономерность!»
   – Твои действия? – Диана не любила быть многословной.
   – Мне нужно встретиться с одним заморышем из Старгородского экспортного банка и провести допрос, возможно, с пристрастием. Он – прихвостень вампиров, в существование которых ты, кстати, не веришь, и явно будет долго корчить удивленную, непонимающую рожу. Все они такие, эти глупые, наивные идиоты, стремящиеся к бессмертию и жаждущие приобщиться к таинству высасывания красной жидкости из вен.
   Посчитав разговор оконченным, Дарк поднялся с кровати и поспешил завершить процесс натягивания носков, намертво прилипших к ботинкам. Диана долго молчала, то ли размышляя над тем, стоит ли брать билет до Урвы, то ли пытаясь свести воедино отдельные части головоломки, кружащиеся у нее в голове. Интуиция подсказывала, что история Дарка каким-то странным образом пересекается с расследованием, которое неудачно провели ее бывшие коллеги. «В конце концов, недаром же именно Дарку попался этот проклятый диск. Наши пути слишком часто пересекались: гуппертайльский собор, Альваро натолкнулся на людей Дора, аэробаза, где он был убит, „Барсук“… Это не просто череда совпадений, здесь есть какая-то скрытая закономерность», – пришла к выводу Диана.