Страница:
Небрежно брошенные на пол рядом с девушкой дамская сумочка и «сураба» с опустевшей обоймой лишили пленницу призрачного шанса прикинуться заснувшей на рабочем месте сотрудницей банка. Надежда на спасение была окончательно потеряна, муки в зловонном шкафу были напрасными.
– А вот и сообщница! Что же ты, дрянь трусливая, в шкаф заползла, что ж вместе с дружком не выпорхнула?!
Плоское подобие юмора развеселило солдат, хотя, возможно, оглушающий гогот был всего лишь данью уважения полковничьим эполетам. Стараясь держать себя в руках и не ответить на откровенное издевательство язвительной дежурной насмешкой, от которой обычно у самых заядлых шутников отпадала охота острить, Диана подняла голову и молча посмотрела на полковника исподлобья.
Единственно грозным и страшным в фигуре толстощекого карапуза были превосходящие возможности даже самого богатого воображения размеры живота. Если бы не отработанный годами упорных тренировок командный голос, вселяющий трепетный страх в сердца подчиненных, Гарварса можно было бы принять за переодетого клоуна, засунувшего для пущей гротескности и комичности своего персонажа под форменный китель кучу подушек и свернутых одеял. Облысевший, покрывшийся потом лоб и клочки торчащих по бокам головы вихрастых волос, пухлые пальчики и обвисшие щеки, покоящиеся на вороте рубашки, – все это обрюзгшее великолепие как-то не ассоциировалось в голове Дианы с образом высшего полицейского чина.
– Ну что молчишь, дура, немую из себя корчишь или героиню?! Вот погоди, до конторы доберемся, ты у меня как порося на сносях завизжишь!
Полковник слегка колыхнул складкой между вторым и третьим подбородками, и подчиненные ревностно кинулись исполнять понятый без слов приказ. Диану грубо схватили за руки и волосы, встряхнули в воздухе, а затем поставили на колени перед толстяком. Это было сделано лишь для того, чтобы пухленькая ручка ожиревшего чиновника отвесила девушке звонкую пощечину.
– Вы не имеете права бить арестованного, это произвол! Я гражданка КС и требую…
Полесские полицейские так и не услышали, чего же хотела потребовать возмущенная поведением толстяка Гроттке. Гарварс совершил воистину невозможный при его комплекции акробатический трюк: каким-то образом умудрившись поднять согнутую в коленке ногу до уровня живота, с криком «На, жри!» пнул Диану в лицо. Пленница упала на спину и заметалась по полу, пытаясь перебороть чудовищную боль, причиняемую сломанной переносицей и разбитыми в кровь губами.
– Ну что, штучка импортная, может, еще чего потребовать желаешь или попросить? – усмехнулся довольный своей отменной физической подготовкой полковник и властно произнес, обращаясь к оробевшим подчиненным: – Эту падаль – в контору, займусь ею лично. Саменс, собери всех, кто из банка во время стрельбы сбег, и в лагерь, на двадцать седьмой километр! Апосля разберемся, кто из них в банке служит, а кто в суматохе к толпе присосался. Да, и еще, начальство банковское, смотри, не трожь, обидятся, слюнтяи, вони потом не оберешься!
– Да, это уж точно, вони будет много! Народец нынче пошел такой глупый и упрямый, ну ничегошеньки понимать не хочет, никак в шкуру честного сыскаря влезть не желает! – раздался со стороны лестничного пролета приятный мужской баритон.
Полицейские, все как один, повернулись и изумленно уставились на невысокого, щупленького мужчину, умело скрывающего под дорогим клетчатым пиджаком маленький, аккуратный животик. Короткие волосы на голове незнакомца плавно переходили в бакенбарды, а в середине остренького подбородка произрастала редкая поросль, издали напоминающая крохотную бородку. Хотя аудитория казалась настроенной крайне недоброжелательно, а некоторые особо ретивые полицейские даже направили в его сторону снятое с предохранителей оружие, мужчина продолжал медленно приближаться и, не сводя глаз с раскрасневшегося лица Гарварса, пакостно улыбался.
– Значит, превышаем должностные полномочия, господин полковник, да еще при этом грубо закон нарушаем, нехорошо, нехорошо! – пел мелодичный голос, раздражающий слух абсолютным спокойствием. – Иностранную гражданку без суда и следствия сапожищем по морде! Вот тебе и вмешательство правосудия, вот тебе и защитники правопорядка… срамота!
– А это что еще за сморчок выискался? – обратился отошедший от шока полковник к командиру отряда.
– Не могу знать. – Капитан Саменс виновато развел руками.
– Ну-ка, ребята, оттащите пижона в уборную и научите уму-разуму, потом на двадцать седьмой, к остальным!
Трое полицейских, на чьи лица упал начальственный взор, кинулись исполнять незаконный приказ. Однако, не успев сделать и трех шагов, штурмовики остановились и вытянулись по стойке «смирно». Виной тому была маленькая черная книжечка, быстро выпорхнувшая из кармана брюк. Даже полковник с его врожденной близорукостью увидел позолоченные буквы ГАПСа, не предвещавшие ничего хорошего. Хитрые глазенки застигнутого врасплох чинуши испуганно заметались из стороны в сторону. Страх перед зловещей организацией с неограниченными полномочиями мешал сосредоточиться, но полковник все-таки взял себя в руки.
– Отставить! – с запозданием как минимум на пятнадцать секунд прозвучала бессмысленная команда.
Полицейские и так уже вытянули руки по швам и поедали глазами носки ботинок, ожидая, чем же обернется дуэль высокого начальства; приказом об аресте Гарваса или очередным строгим внушением, которое в принципе не повлечет за собой серьезных последствий. Мысль ослушаться решения представителя ГАПСа была чужда любому гражданину Полесья.
– Прошу простить меня, – виновато заулыбался полковник, поспешно протягивая руку подошедшему вплотную мужчине. – Сами поймите, нервы, мы все на взводе, не каждый день происходит такое…
– Совершенно верно, не каждый, примерно с интенсивностью раз в три дня, но об этом позже, – ответил офицер политического сыска, пожав протянутую руку и тут же вытерев ладонь о ткань клетчатого пиджака.
Гарварс подавил в себе вспышку гнева и приказал капитану увести отряд. Во время предстоящего и наверняка неприятного для него разговора полковнику не нужны были свидетели. Неизвестно, чем могла обернуться милая беседа с наделенной большими полномочиями персоной, которую буквально минуту назад он неосмотрительно приказал избить в пропахшем нечистотами туалете. Незнакомец не стал противиться, он медленно подошел к лежавшему на полу телу потерявшей сознание женщины и флегматично взирал, как ручейки крови стекали с изувеченного лица на пол.
– Жесток ты, Гарварс, лют да глуп, как тюремный надсмотрщик, – произнес незнакомец, как только последний солдат вышел на лестницу. – Вот из-за таких трусливых, тупых служак, как ты, наша страна до сих пор в полной… политической изоляции.
– А с кем, собственно, имею честь? – прищурив и без того узкие щелочки заплывших жиром глаз, произнес полковник, на которого явно тлетворно подействовало отсутствие при разговоре свидетелей. – Помахать издали документом каждый может, а вот…
– Смотри. – Мужчина устало ухмыльнулся и, не сводя глаз с бесчувственной Дианы, протянул полковнику служебное удостоверение.
Чин худощавого выскочки был невысок, Гарварсу приходилось беседовать с политсыскарями и поважнее, но маленький вкладыш, дающий владельцу неограниченные полномочия на территории Старгорода и близлежащих окрестностей, в корне менял канву и суть предстоящего разговора. Одного слова козлобородого было достаточно, чтобы его, заслуженного офицера полиции, полковника и кавалера множества орденов, поставили к стенке и расстреляли на месте собственные солдаты.
– Ну хватит глазеть! Еще чего доброго, потом заляпаешь или сжуешь… «от нервов». – Капитан Малвис Донато ловко выхватил книжечку из трясущихся рук и убрал ее во внутренний карман пиджака. – Хорошая бумажка, не правда ли? Надеюсь, теперь ты не будешь из себя хозяина города корчить?
Складки под подбородком полковника пришли в круговое движение по горизонтальной оси. Этот жест мог означать лишь одно: «Я на все согласен!»
– Отлично, значит, слушай сюда… – Малвис подбоченился и придал лицу суровое выражение. – Сотрудников банка не трогаешь, на двадцать седьмой километр не отправляешь! Тетеньку покалеченную я с собой забираю, прикажи своим людям отнести ее в мою машину. Никому ни о чем ни гу-гу, даже городскому совету!
– Не пойдет, – вдруг воспротивился указаниям воспрянувший духом полковник. – Даже ваши полномочия не дают права вмешиваться в расследование полиции, если дело касается…
– Слушай, ты, свинопотам в эполетах! – впервые повысил голос полномочный представитель ГАПСа. – Одно мое слово, и весь этот коридор твоим салом обмажут! Ты на кого осмелился пасть разевать?!
– Параграфы 18 PC и 273 ПН Уложения… – начал было монотонно вещать полковник, но, испугавшись властного взгляда, решил сменить тактику и разжалобить собеседника. – Вы же запретили совету докладывать, а так меня городской глава…
– …только уволит, – продолжил за полковника Малвис. – Поверь, мой плюшевый друг, в твоем случае это не самый плохой вариант!
Маленькие хищные бусинки глаз Малвиса пронзили Гарварса насквозь, они сантиметр за сантиметром поедали обрюзгшую физиономию провинциального чиновника, решившего вдруг не к месту прикрыться буквой закона, упрямиться, когда речь зашла о действительно серьезных вещах, о делах государственной важности.
– В чем тебя могут обвинить? В бездействии, в том, что ты не смог справиться с захлестнувшей город волной преступности. Какая ерунда! Выйдешь в отставку, будешь рыбку ловить. А эта девка, которую, между прочим, ты собственным каблуком искалечил, не просто гражданка КС, она в нашей картотеке под очень серьезным значком числится. Чуешь, куда я клоню?!
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – покорно кивнул полковник и протер заслезившиеся глаза.
Перспектива ловли карасей на берегу тихого пруда вдруг показалась Гарварсу манящей и желанной. Злодейка-судьба втянула его в чужую игру, в игру с большими ставками, непонятными правилами и очень скверными оппонентами. Он был искренне благодарен худощавому гапсовцу с козлиной бородкой, позволившему выйти из нее в самом начале, то есть с минимальными потерями.
Глава 19
– А вот и сообщница! Что же ты, дрянь трусливая, в шкаф заползла, что ж вместе с дружком не выпорхнула?!
Плоское подобие юмора развеселило солдат, хотя, возможно, оглушающий гогот был всего лишь данью уважения полковничьим эполетам. Стараясь держать себя в руках и не ответить на откровенное издевательство язвительной дежурной насмешкой, от которой обычно у самых заядлых шутников отпадала охота острить, Диана подняла голову и молча посмотрела на полковника исподлобья.
Единственно грозным и страшным в фигуре толстощекого карапуза были превосходящие возможности даже самого богатого воображения размеры живота. Если бы не отработанный годами упорных тренировок командный голос, вселяющий трепетный страх в сердца подчиненных, Гарварса можно было бы принять за переодетого клоуна, засунувшего для пущей гротескности и комичности своего персонажа под форменный китель кучу подушек и свернутых одеял. Облысевший, покрывшийся потом лоб и клочки торчащих по бокам головы вихрастых волос, пухлые пальчики и обвисшие щеки, покоящиеся на вороте рубашки, – все это обрюзгшее великолепие как-то не ассоциировалось в голове Дианы с образом высшего полицейского чина.
– Ну что молчишь, дура, немую из себя корчишь или героиню?! Вот погоди, до конторы доберемся, ты у меня как порося на сносях завизжишь!
Полковник слегка колыхнул складкой между вторым и третьим подбородками, и подчиненные ревностно кинулись исполнять понятый без слов приказ. Диану грубо схватили за руки и волосы, встряхнули в воздухе, а затем поставили на колени перед толстяком. Это было сделано лишь для того, чтобы пухленькая ручка ожиревшего чиновника отвесила девушке звонкую пощечину.
– Вы не имеете права бить арестованного, это произвол! Я гражданка КС и требую…
Полесские полицейские так и не услышали, чего же хотела потребовать возмущенная поведением толстяка Гроттке. Гарварс совершил воистину невозможный при его комплекции акробатический трюк: каким-то образом умудрившись поднять согнутую в коленке ногу до уровня живота, с криком «На, жри!» пнул Диану в лицо. Пленница упала на спину и заметалась по полу, пытаясь перебороть чудовищную боль, причиняемую сломанной переносицей и разбитыми в кровь губами.
– Ну что, штучка импортная, может, еще чего потребовать желаешь или попросить? – усмехнулся довольный своей отменной физической подготовкой полковник и властно произнес, обращаясь к оробевшим подчиненным: – Эту падаль – в контору, займусь ею лично. Саменс, собери всех, кто из банка во время стрельбы сбег, и в лагерь, на двадцать седьмой километр! Апосля разберемся, кто из них в банке служит, а кто в суматохе к толпе присосался. Да, и еще, начальство банковское, смотри, не трожь, обидятся, слюнтяи, вони потом не оберешься!
– Да, это уж точно, вони будет много! Народец нынче пошел такой глупый и упрямый, ну ничегошеньки понимать не хочет, никак в шкуру честного сыскаря влезть не желает! – раздался со стороны лестничного пролета приятный мужской баритон.
Полицейские, все как один, повернулись и изумленно уставились на невысокого, щупленького мужчину, умело скрывающего под дорогим клетчатым пиджаком маленький, аккуратный животик. Короткие волосы на голове незнакомца плавно переходили в бакенбарды, а в середине остренького подбородка произрастала редкая поросль, издали напоминающая крохотную бородку. Хотя аудитория казалась настроенной крайне недоброжелательно, а некоторые особо ретивые полицейские даже направили в его сторону снятое с предохранителей оружие, мужчина продолжал медленно приближаться и, не сводя глаз с раскрасневшегося лица Гарварса, пакостно улыбался.
– Значит, превышаем должностные полномочия, господин полковник, да еще при этом грубо закон нарушаем, нехорошо, нехорошо! – пел мелодичный голос, раздражающий слух абсолютным спокойствием. – Иностранную гражданку без суда и следствия сапожищем по морде! Вот тебе и вмешательство правосудия, вот тебе и защитники правопорядка… срамота!
– А это что еще за сморчок выискался? – обратился отошедший от шока полковник к командиру отряда.
– Не могу знать. – Капитан Саменс виновато развел руками.
– Ну-ка, ребята, оттащите пижона в уборную и научите уму-разуму, потом на двадцать седьмой, к остальным!
Трое полицейских, на чьи лица упал начальственный взор, кинулись исполнять незаконный приказ. Однако, не успев сделать и трех шагов, штурмовики остановились и вытянулись по стойке «смирно». Виной тому была маленькая черная книжечка, быстро выпорхнувшая из кармана брюк. Даже полковник с его врожденной близорукостью увидел позолоченные буквы ГАПСа, не предвещавшие ничего хорошего. Хитрые глазенки застигнутого врасплох чинуши испуганно заметались из стороны в сторону. Страх перед зловещей организацией с неограниченными полномочиями мешал сосредоточиться, но полковник все-таки взял себя в руки.
– Отставить! – с запозданием как минимум на пятнадцать секунд прозвучала бессмысленная команда.
Полицейские и так уже вытянули руки по швам и поедали глазами носки ботинок, ожидая, чем же обернется дуэль высокого начальства; приказом об аресте Гарваса или очередным строгим внушением, которое в принципе не повлечет за собой серьезных последствий. Мысль ослушаться решения представителя ГАПСа была чужда любому гражданину Полесья.
– Прошу простить меня, – виновато заулыбался полковник, поспешно протягивая руку подошедшему вплотную мужчине. – Сами поймите, нервы, мы все на взводе, не каждый день происходит такое…
– Совершенно верно, не каждый, примерно с интенсивностью раз в три дня, но об этом позже, – ответил офицер политического сыска, пожав протянутую руку и тут же вытерев ладонь о ткань клетчатого пиджака.
Гарварс подавил в себе вспышку гнева и приказал капитану увести отряд. Во время предстоящего и наверняка неприятного для него разговора полковнику не нужны были свидетели. Неизвестно, чем могла обернуться милая беседа с наделенной большими полномочиями персоной, которую буквально минуту назад он неосмотрительно приказал избить в пропахшем нечистотами туалете. Незнакомец не стал противиться, он медленно подошел к лежавшему на полу телу потерявшей сознание женщины и флегматично взирал, как ручейки крови стекали с изувеченного лица на пол.
– Жесток ты, Гарварс, лют да глуп, как тюремный надсмотрщик, – произнес незнакомец, как только последний солдат вышел на лестницу. – Вот из-за таких трусливых, тупых служак, как ты, наша страна до сих пор в полной… политической изоляции.
– А с кем, собственно, имею честь? – прищурив и без того узкие щелочки заплывших жиром глаз, произнес полковник, на которого явно тлетворно подействовало отсутствие при разговоре свидетелей. – Помахать издали документом каждый может, а вот…
– Смотри. – Мужчина устало ухмыльнулся и, не сводя глаз с бесчувственной Дианы, протянул полковнику служебное удостоверение.
Чин худощавого выскочки был невысок, Гарварсу приходилось беседовать с политсыскарями и поважнее, но маленький вкладыш, дающий владельцу неограниченные полномочия на территории Старгорода и близлежащих окрестностей, в корне менял канву и суть предстоящего разговора. Одного слова козлобородого было достаточно, чтобы его, заслуженного офицера полиции, полковника и кавалера множества орденов, поставили к стенке и расстреляли на месте собственные солдаты.
– Ну хватит глазеть! Еще чего доброго, потом заляпаешь или сжуешь… «от нервов». – Капитан Малвис Донато ловко выхватил книжечку из трясущихся рук и убрал ее во внутренний карман пиджака. – Хорошая бумажка, не правда ли? Надеюсь, теперь ты не будешь из себя хозяина города корчить?
Складки под подбородком полковника пришли в круговое движение по горизонтальной оси. Этот жест мог означать лишь одно: «Я на все согласен!»
– Отлично, значит, слушай сюда… – Малвис подбоченился и придал лицу суровое выражение. – Сотрудников банка не трогаешь, на двадцать седьмой километр не отправляешь! Тетеньку покалеченную я с собой забираю, прикажи своим людям отнести ее в мою машину. Никому ни о чем ни гу-гу, даже городскому совету!
– Не пойдет, – вдруг воспротивился указаниям воспрянувший духом полковник. – Даже ваши полномочия не дают права вмешиваться в расследование полиции, если дело касается…
– Слушай, ты, свинопотам в эполетах! – впервые повысил голос полномочный представитель ГАПСа. – Одно мое слово, и весь этот коридор твоим салом обмажут! Ты на кого осмелился пасть разевать?!
– Параграфы 18 PC и 273 ПН Уложения… – начал было монотонно вещать полковник, но, испугавшись властного взгляда, решил сменить тактику и разжалобить собеседника. – Вы же запретили совету докладывать, а так меня городской глава…
– …только уволит, – продолжил за полковника Малвис. – Поверь, мой плюшевый друг, в твоем случае это не самый плохой вариант!
Маленькие хищные бусинки глаз Малвиса пронзили Гарварса насквозь, они сантиметр за сантиметром поедали обрюзгшую физиономию провинциального чиновника, решившего вдруг не к месту прикрыться буквой закона, упрямиться, когда речь зашла о действительно серьезных вещах, о делах государственной важности.
– В чем тебя могут обвинить? В бездействии, в том, что ты не смог справиться с захлестнувшей город волной преступности. Какая ерунда! Выйдешь в отставку, будешь рыбку ловить. А эта девка, которую, между прочим, ты собственным каблуком искалечил, не просто гражданка КС, она в нашей картотеке под очень серьезным значком числится. Чуешь, куда я клоню?!
– Хорошо, пусть будет по-вашему, – покорно кивнул полковник и протер заслезившиеся глаза.
Перспектива ловли карасей на берегу тихого пруда вдруг показалась Гарварсу манящей и желанной. Злодейка-судьба втянула его в чужую игру, в игру с большими ставками, непонятными правилами и очень скверными оппонентами. Он был искренне благодарен худощавому гапсовцу с козлиной бородкой, позволившему выйти из нее в самом начале, то есть с минимальными потерями.
Глава 19
Старый и противный
«У крайнего гномика справа нос отбит. Наверное, несколько раз на пол падал, бедолага. – Диана закрыла глаза и попыталась облизнуть пересохшие куски распухшего мяса, бывшие совсем недавно губами. – Он такой же, как и я, недобиток-подранок, но только не тешит себя глупой надеждой, что когда-нибудь наступит долгожданный покой и жизнь потечет размеренно. За что мне все это? Меня столько раз били, уродовали лицо и мяли бока! Нет, нужно было, как мачехе, в манекенщицы податься. Хоть телесами обнаженными сверкать пришлось бы да годами на диетах сидеть, зато бы мной восхищались, а не калечили. Два раза за четыре дня – это уже перебор, такого темпа я долго не выдержу…»
Несмотря на то что природа благосклонно одарила девушку красивым лицом, роскошными волосами и идеальной фигурой, Диана прекрасно отдавала себе отчет, что выход на подиум ей не грозил как в ближайшем будущем, так и в отдаленной перспективе. Не тот характер, не то воспитание. Родители сформировали в ее голове неправильную систему ценностей, вдолбили принципы, несовместимые с образом жизни преуспевающей современной женщины. Ей было противно обольстительно хлопать накрашенными ресницами, строя глазки богатым мужчинам, нарочито вилять бедрами при ходьбе, часами кривляться перед зеркалом, жеманничать, ежедневно следить за безукоризненностью полировки ногтей и заниматься прочими глупостями, чтобы эффективно выклянчивать деньги или выгодно выйти замуж. Она всегда хотела чего-то добиться в жизни, что-то собой представлять, а не быть бездушной, стервозной самочкой-иждивенкой, кричащей взахлеб о равноправии с мужчинами, но в то же время элегантно переваливающей обязанности на чужие плечи. Девиз «В слабости наша сила!» был явно придуман не для нее.
Вязкая, пахнущая алоэ масса, густо покрывавшая лицо девушки, потекла и попала в рот. На языке и деснах появился тошнотворный, горький привкус. Зеркала поблизости не было, но Диана догадывалась, как отвратно выглядит. Ей приходилось видеть не раз, что собой представляет лицо несчастного, которого самозабвенно пинали ногами или били дубинкой по голове. Похоже, удар толстяка не сломал переносицу, но кованый каблук его сапога разодрал щеку и прошелся по губам, вмиг превратив красавицу в уродливого монстра, которым впору пугать детей по ночам.
Под целебной маской, наложенной неизвестно кем и как давно, наверняка скрывались опухоли, отеки, синяки и многочисленные ссадины. Диана не чувствовала боли, но охватившая тело слабость не давала пошевелить даже пальцем. Скользкая, холодная слизь, подобно хищной амебе, прилипла к лицу и высасывала силы, направляя их, правда, не на поддержание своей собственной жизни, а на заживление глубоких ран пациента.
Вот уже полчаса, если верить стареньким настенным часам, Гроттке лежала под теплой медвежьей шкурой у горевшего камина, думала, вспоминала и рассматривала диковинные предметы, находящиеся в плохо освещенной комнате. Несмотря на огромные размеры помещения, которое легко можно было спутать с маленькой залой, мебели было немного: широкий дубовый стол, заваленный книгами, бумагами, чертежными инструментами и канцелярскими принадлежностями, да кресло с высокой спинкой, искривленные подлокотники которого были обшиты в два слоя волчьим мехом. Фотографии походной жизни, охотничьи трофеи и оружие на стенах отсутствовали, хотя хозяин кабинета явно любил побродить по лесу с заряженной дробью двустволкой и пощекотать себе нервы охотой на крупного зверя. Примерно три четверти пространства пола было устлано шкурами убиенных зверушек: медведей, кабанов, волков, и лишь узкая дорожка, ведущая от двери к столу, а затем к камину, сохранила девственность серых мраморных плит.
Самым экстравагантным и интересным экспонатом в музее меховых изделий и выделки шкур был его хозяин – невысокий, перешагнувший пятидесятилетний порог мужчина в клетчатом пиджаке. Выдающийся вперед то ли вследствие грыжи, то ли из-за злоупотребления пивом животик смотрелся странно на его костлявой фигуре, возникало ощущение, что он или переел, или страдал небывало сильным расстройством желудка. Незнакомец появился в кабинете примерно минут двадцать назад, увидел Диану с открытыми глазами, что-то невнятно пробормотал себе под нос и, игнорируя вопросительный взор неспособной шевелить распухшими губами девушки, как ни в чем не бывало уселся в кресло. Все это время он усердно шебуршал листами бумаги, читал, делал пометки, что-то расчерчивал на огромных листах и ни разу не удосужился взглянуть в сторону лежавшей на полу пациентки.
Диана сразу поняла, что она не пленница: руки были не связаны, одежда на месте, а противная слизь на лице хоть и лишала сил, но исцеляла. Обычный тюремщик не стал бы заботиться о здоровье узника, тем более когда нанесенные увечья всего лишь уродовали лицо, а не грозили преждевременной смертью того, кого еще следовало основательно допросить.
Огонь потрескивал в камине, поедая недавно положенную порцию дров, часы мерно тикали, а темноволосый мужчина преклонных лет с жидкой козлиной бородкой продолжал корпеть над столом, демонстрируя девушке то задумчивый анфас, то остроносый профиль, то начинающий лысеть затылок. В конце концов Диана устала ждать когда на нее благосклонно обратят внимание. Отчаявшиа услышать от занятого работой мужчины хотя бы слово хотя бы банальный, напрашивающийся сам собой вопрос «Как себя чувствуешь?», Гроттке полностью переключилась на рассматривание коллекции забавных статуэток стоявших на камине.
Фигурки были довольно большими, сантиметров двадцать высотой, не считая постаментов; явно ручной работы, поскольку заводская, конвейерная, штамповка не пре полагала такой плавности и отточенности линий. Искусный мастер трудился над каждым экспонатом не меньше месяца, тщательно и кропотливо шлифуя и подравнивая изгибы мускулистых тел и мелкие детали сложных, многокомпонентных доспехов. Даже с расстояния двух метров можно было разглядеть отдельные звенья кольчуг, волоски густых бород и чешуйки, которыми были обшиты кожанки-безрукавки.
Однако самым удивительным было то, что коллекция состояла исключительно из фигурок гномов, притом не тех вечно улыбающихся, щупленьких добрячков из детских сказок, а широкоплечих, мускулистых и волосатых крепышей с нависшими над ремнями животами. Лишь в двух или трех случайно попавших под руку книжках Диана встречала похожие описания представителей мифического, когда-то якобы жившего в пещерах Макановых гор, а ныне полностью вымершего, народа. Каждый творец на поприще словесного жанра фантазировал, как мог: одни писали волшебные истории для детей, другие – притчи и саги для взрослых, поэтому у бедных сказочных персонажей то выпячивались животы, то убирались обратно, то отрастали густые бороды, то розовели и становились по-детски нежными и припухшими щечки. Характеры же вымышленных персонажей соответственно варьировались от добродушно-миролюбивых до агрессивно-воинственных.
Неизвестный скульптор, видимо, не любил лепить радушные мордашки и милых барашков на зеленом лужке. Гномы в его исполнении были обросшими и сердитыми, пугающими ценителей прекрасного видом рубленых шрамов, горой выпирающих из-под одежды мышц и взглядом исподлобья, от которого по коже пробегали мурашки. На общем фоне волосатых и грозных бородачей особо выделялась статуэтка, стоявшая точно по центру. В отличие от других этот гном был каким-то всклокоченным, растерянным и почти голым. Его мощный торс и огромный живот едва прикрывала вывернутая наизнанку шкура, руки сжимали двуручную секиру, а глаза испуганно и тоскливо взирали вдаль, куда-то туда, за горизонт, где скрывалось пугающее неизвестностью будущее.
– Что, нравятся малыши-крепыши? Сам лепил, – прозвучал поблизости приятный мужской баритон.
Увлеченно рассматривая изваяния бородатых созданий, Диана не заметила, как мужчина поднялся из-за стола и подошел к ней на расстояние вытянутой руки.
– Ты будешь удивлена, но у этих карапузов с тобой много общего. Они были такими же свободолюбивыми гордецами, да и на помойках Альмиры им пришлось изрядно повоевать. Правда, это было давно, более тысячи лет назад… Участники легендарного гномьего погрома, смельчаки, сумевшие выдержать натиск разъяренной черни и пробиться из столицы сквозь ряды филанийской гвардии. Эх, славные были деньки, трудные, но не скучные!
Диана промычала в ответ. Она хотела возмутиться и вежливо попросить незнакомца не держать ее за круглую дуру, но липкая масса прочно сковала лицо и позволила вырваться изо рта лишь нечленораздельному бурчанию.
– Ах, извини, совсем забыл. – Мужчина наклонился над девушкой и быстрым движением руки сдернул опостылевшую Диане маску. – Теперь все в порядке, можешь говорить, но вот в зеркало пока не смотрись, там такой огромный синяк!
– Верю, – тихо прошептала девушка, пытаясь отделаться от ощущения, что с ее лица рывком содрали кожу.
Как ни странно, но губы могли шевелиться, хотя мышцы щек онемели и были напряжены, как туго натянутые стальные тросы. Девушка осторожно провела подушечками пальцев по лицу, боясь, что вот-вот на нее вновь накинется затихшая на время боль. Но время шло, а рези не возникло. Кожа на ощупь была целой, без отеков и ссадин, хотя натянутой и чужой, как кусок резины. «Липучая гадость сделала свое дело», – пришла к выводу Диана, сделав над собой усилие, чтобы придать голове, а затем и остальным частям многострадального тела более удобное для разговора вертикальное положение. Однако тело сильно ослабло, затылок лишь слегка оторвался от подушки и тут же упал обратно.
– Лежи, лежи, отдыхай, – произнес мужчина в клетчатом пиджаке и повернулся к пациентке спиной, собираясь вернуться к столу и продолжить работу.
– Где я, в психиатрической клинике с косметологическим уклоном или в тюремном лазарете?
Необычный по форме и: содержанию вопрос заставил мужчину остановиться и резко развернуться на высоких каблуках.
– Откуда, позволь узнать, такие бурные фантазии? – усмехнулся мужчина, явно не ожидавший такой постановки вопроса. – Насчет косметологии и тюрьмы, в общем и целом, понятно, а вот психушка-то здесь причем? Я что, странно одет, трясу головой, разбрызгиваю слюну по стенам…
– Какой еще гномий погром?! Гномов не существует, – прервала Диана длинное перечисление внешних симптомов наиболее распространенных психических заболеваний.
– Конечно, не существует, – кивнул головой незнакомец, – но тысячу лет назад они были, потом ассимилировались, смешались с людьми. Одним словом, вышли из подземелий и стали неотъемлемой частью человеческого общества.
– Бред какой! – простонала Диана и, закрыв глаза, с отчаянием вопросила: – О Боже, за что мне все это?!
Всевышний, как всегда, не ответил, божественный глас не прогремел с небес, а вот добродушного старичка как будто ошпарили кипятком. Он чуть не выпрыгнул из великоватого пиджака и, яростно вращая глазами, разразился гневной тирадой в адрес безвольных, слабохарактерных людишек, привыкших переваливать свои проблемы на чужие плечи, взывать к небесным силам, а также отягчать стонами да стенаниями жизнь близким, вместо того чтобы собраться с духом и действовать самим.
– Там, – указательный перст крикуна взмыл вверх, – своих дел невпроворот, чтобы по пустякам отвлекаться и маленьким плаксивым куколкам носы подтирать! – подвел итог сказанному мужчина, когда запас нецензурных слов и экспрессивных междометий был окончательно исчерпан. – Неужели за целых два дня Дарк тебя так ничему и не научил?!
Упоминание о напарнике, с которым они поспешно расстались на пятом этаже банка, придал девушке сил. Она легко вскочила на ноги, но голова предательски закружилась, и пол с потолком вмиг поменялись местами. Если бы мужчина среагировал чуть-чуть медленнее и не успел подхватить на лету падающее тело, то наверняка бы пришлось повторно накладывать омерзительную маску.
– Давай без театральных эффектов и резких движений, красавица, – примирительно произнес мужчина, бережно уложив Диану на пол и заботливо укрыв ее сверху медвежьей шкурой. – Не для того я с тобой возился, чтобы ты сдуру лоб расшибала. Осторожнее подниматься надо, постепенно-постепенно…
– Где Дарк, он жив? – незамедлительно спросила Диана, как только кровь стала немного слабее стучать по вспотевшим вискам.
– Моррона убить нелегко, тем более Аламеза… он у нас счастливчик, – уклончиво ответил старик.
– Где он, он воскреснет? – задала вопрос по-другому Диана, смутно припомнив разговор полицейских о вылетающих из окон террористах.
Мужчина сел рядом с девушкой на пол и долго молчал, пытаясь облечь ответ в наиболее мягкую, не травмирующую психику форму.
– Думаю, да, но нескоро, – наконец-то ответил мужчина, разводя руками, – точнее сказать невозможно. В силу некоторых объективных причин, на полное восстановление жизненных функций моррона может понадобиться разное время: от пяти до ста пятидесяти лет. В любом случае ждать этого момента не стоит, тебе нужно начинать действовать самой.
– Кто ты?! – почти выкрикнула Диана, с запозданием осознавшая, что не знает, кем на самом деле являлся ее таинственный собеседник.
Девушку немного успокоило лишь то обстоятельство, что пожилой мужчина слишком много знал, чтобы быть обычным человеком. «Определенно, этот хитрый, зловредный сморчок тоже моррон, – Диана пристально посмотрела на собеседника, – хотя не исключено, что сейчас он зашипит, обнажит клыки и вцепится мне в горло. Нет, глупо… Дарк говорил, что кровососы морронов не кусают, наша кровь для них яд. Укусить не укусит, а вот коготками полоснуть может, старый хрыч, или иную пакость учудит!»
– Ну наконец-то наш разговор хоть отдаленно стал напоминать беседу интеллигентных людей. – Старик покачал головой и картинно воздел руки к небу, напомнив Диане древнего карвеопольского божка из какого-то старого, просмотренного отрывками фильма. – Сначала нужно было представиться друг другу, потом немного поговорить на отвлеченные темы, а только затем перейти к каверзным вопросам, выяснению отношений и прочим важным делам с использованием попавшихся под руку тяжелых предметов.
С мужчиной было невозможно говорить. Диана терялась в догадках, почему он вновь разозлился и начал извергать на нее потоки ехидства и сарказма. То ли она чего-то не понимала, то ли он был чем-то сильно расстроен и накручивал свои, а заодно и ее, нервы.
Старик замолчал, неожиданно вскочил с ковра и заметался по кабинету, стараясь, наверное, догнать и изловить верткую и ускользающую от него мысль. Примерно через минуту забег по комнате был окончен и клетчатый пиджак вместе с его носителем вернулся в обшитое волчьим мехом кресло.
– Ладно, была не была, – вновь заговорил старик, сопроводив начало нового этапа беседы звонким шлепком ладони по острой коленке. – Хоть я о тебе почти ничего не знаю, да и, честно говоря, не интересуешь ты меня: ни как сотрудник Континентальной полиции, ни как женщина, и уж тем более ни как моррон, расскажу тебе правду, но если языком вертеть где попало будешь…
Несмотря на то что природа благосклонно одарила девушку красивым лицом, роскошными волосами и идеальной фигурой, Диана прекрасно отдавала себе отчет, что выход на подиум ей не грозил как в ближайшем будущем, так и в отдаленной перспективе. Не тот характер, не то воспитание. Родители сформировали в ее голове неправильную систему ценностей, вдолбили принципы, несовместимые с образом жизни преуспевающей современной женщины. Ей было противно обольстительно хлопать накрашенными ресницами, строя глазки богатым мужчинам, нарочито вилять бедрами при ходьбе, часами кривляться перед зеркалом, жеманничать, ежедневно следить за безукоризненностью полировки ногтей и заниматься прочими глупостями, чтобы эффективно выклянчивать деньги или выгодно выйти замуж. Она всегда хотела чего-то добиться в жизни, что-то собой представлять, а не быть бездушной, стервозной самочкой-иждивенкой, кричащей взахлеб о равноправии с мужчинами, но в то же время элегантно переваливающей обязанности на чужие плечи. Девиз «В слабости наша сила!» был явно придуман не для нее.
Вязкая, пахнущая алоэ масса, густо покрывавшая лицо девушки, потекла и попала в рот. На языке и деснах появился тошнотворный, горький привкус. Зеркала поблизости не было, но Диана догадывалась, как отвратно выглядит. Ей приходилось видеть не раз, что собой представляет лицо несчастного, которого самозабвенно пинали ногами или били дубинкой по голове. Похоже, удар толстяка не сломал переносицу, но кованый каблук его сапога разодрал щеку и прошелся по губам, вмиг превратив красавицу в уродливого монстра, которым впору пугать детей по ночам.
Под целебной маской, наложенной неизвестно кем и как давно, наверняка скрывались опухоли, отеки, синяки и многочисленные ссадины. Диана не чувствовала боли, но охватившая тело слабость не давала пошевелить даже пальцем. Скользкая, холодная слизь, подобно хищной амебе, прилипла к лицу и высасывала силы, направляя их, правда, не на поддержание своей собственной жизни, а на заживление глубоких ран пациента.
Вот уже полчаса, если верить стареньким настенным часам, Гроттке лежала под теплой медвежьей шкурой у горевшего камина, думала, вспоминала и рассматривала диковинные предметы, находящиеся в плохо освещенной комнате. Несмотря на огромные размеры помещения, которое легко можно было спутать с маленькой залой, мебели было немного: широкий дубовый стол, заваленный книгами, бумагами, чертежными инструментами и канцелярскими принадлежностями, да кресло с высокой спинкой, искривленные подлокотники которого были обшиты в два слоя волчьим мехом. Фотографии походной жизни, охотничьи трофеи и оружие на стенах отсутствовали, хотя хозяин кабинета явно любил побродить по лесу с заряженной дробью двустволкой и пощекотать себе нервы охотой на крупного зверя. Примерно три четверти пространства пола было устлано шкурами убиенных зверушек: медведей, кабанов, волков, и лишь узкая дорожка, ведущая от двери к столу, а затем к камину, сохранила девственность серых мраморных плит.
Самым экстравагантным и интересным экспонатом в музее меховых изделий и выделки шкур был его хозяин – невысокий, перешагнувший пятидесятилетний порог мужчина в клетчатом пиджаке. Выдающийся вперед то ли вследствие грыжи, то ли из-за злоупотребления пивом животик смотрелся странно на его костлявой фигуре, возникало ощущение, что он или переел, или страдал небывало сильным расстройством желудка. Незнакомец появился в кабинете примерно минут двадцать назад, увидел Диану с открытыми глазами, что-то невнятно пробормотал себе под нос и, игнорируя вопросительный взор неспособной шевелить распухшими губами девушки, как ни в чем не бывало уселся в кресло. Все это время он усердно шебуршал листами бумаги, читал, делал пометки, что-то расчерчивал на огромных листах и ни разу не удосужился взглянуть в сторону лежавшей на полу пациентки.
Диана сразу поняла, что она не пленница: руки были не связаны, одежда на месте, а противная слизь на лице хоть и лишала сил, но исцеляла. Обычный тюремщик не стал бы заботиться о здоровье узника, тем более когда нанесенные увечья всего лишь уродовали лицо, а не грозили преждевременной смертью того, кого еще следовало основательно допросить.
Огонь потрескивал в камине, поедая недавно положенную порцию дров, часы мерно тикали, а темноволосый мужчина преклонных лет с жидкой козлиной бородкой продолжал корпеть над столом, демонстрируя девушке то задумчивый анфас, то остроносый профиль, то начинающий лысеть затылок. В конце концов Диана устала ждать когда на нее благосклонно обратят внимание. Отчаявшиа услышать от занятого работой мужчины хотя бы слово хотя бы банальный, напрашивающийся сам собой вопрос «Как себя чувствуешь?», Гроттке полностью переключилась на рассматривание коллекции забавных статуэток стоявших на камине.
Фигурки были довольно большими, сантиметров двадцать высотой, не считая постаментов; явно ручной работы, поскольку заводская, конвейерная, штамповка не пре полагала такой плавности и отточенности линий. Искусный мастер трудился над каждым экспонатом не меньше месяца, тщательно и кропотливо шлифуя и подравнивая изгибы мускулистых тел и мелкие детали сложных, многокомпонентных доспехов. Даже с расстояния двух метров можно было разглядеть отдельные звенья кольчуг, волоски густых бород и чешуйки, которыми были обшиты кожанки-безрукавки.
Однако самым удивительным было то, что коллекция состояла исключительно из фигурок гномов, притом не тех вечно улыбающихся, щупленьких добрячков из детских сказок, а широкоплечих, мускулистых и волосатых крепышей с нависшими над ремнями животами. Лишь в двух или трех случайно попавших под руку книжках Диана встречала похожие описания представителей мифического, когда-то якобы жившего в пещерах Макановых гор, а ныне полностью вымершего, народа. Каждый творец на поприще словесного жанра фантазировал, как мог: одни писали волшебные истории для детей, другие – притчи и саги для взрослых, поэтому у бедных сказочных персонажей то выпячивались животы, то убирались обратно, то отрастали густые бороды, то розовели и становились по-детски нежными и припухшими щечки. Характеры же вымышленных персонажей соответственно варьировались от добродушно-миролюбивых до агрессивно-воинственных.
Неизвестный скульптор, видимо, не любил лепить радушные мордашки и милых барашков на зеленом лужке. Гномы в его исполнении были обросшими и сердитыми, пугающими ценителей прекрасного видом рубленых шрамов, горой выпирающих из-под одежды мышц и взглядом исподлобья, от которого по коже пробегали мурашки. На общем фоне волосатых и грозных бородачей особо выделялась статуэтка, стоявшая точно по центру. В отличие от других этот гном был каким-то всклокоченным, растерянным и почти голым. Его мощный торс и огромный живот едва прикрывала вывернутая наизнанку шкура, руки сжимали двуручную секиру, а глаза испуганно и тоскливо взирали вдаль, куда-то туда, за горизонт, где скрывалось пугающее неизвестностью будущее.
– Что, нравятся малыши-крепыши? Сам лепил, – прозвучал поблизости приятный мужской баритон.
Увлеченно рассматривая изваяния бородатых созданий, Диана не заметила, как мужчина поднялся из-за стола и подошел к ней на расстояние вытянутой руки.
– Ты будешь удивлена, но у этих карапузов с тобой много общего. Они были такими же свободолюбивыми гордецами, да и на помойках Альмиры им пришлось изрядно повоевать. Правда, это было давно, более тысячи лет назад… Участники легендарного гномьего погрома, смельчаки, сумевшие выдержать натиск разъяренной черни и пробиться из столицы сквозь ряды филанийской гвардии. Эх, славные были деньки, трудные, но не скучные!
Диана промычала в ответ. Она хотела возмутиться и вежливо попросить незнакомца не держать ее за круглую дуру, но липкая масса прочно сковала лицо и позволила вырваться изо рта лишь нечленораздельному бурчанию.
– Ах, извини, совсем забыл. – Мужчина наклонился над девушкой и быстрым движением руки сдернул опостылевшую Диане маску. – Теперь все в порядке, можешь говорить, но вот в зеркало пока не смотрись, там такой огромный синяк!
– Верю, – тихо прошептала девушка, пытаясь отделаться от ощущения, что с ее лица рывком содрали кожу.
Как ни странно, но губы могли шевелиться, хотя мышцы щек онемели и были напряжены, как туго натянутые стальные тросы. Девушка осторожно провела подушечками пальцев по лицу, боясь, что вот-вот на нее вновь накинется затихшая на время боль. Но время шло, а рези не возникло. Кожа на ощупь была целой, без отеков и ссадин, хотя натянутой и чужой, как кусок резины. «Липучая гадость сделала свое дело», – пришла к выводу Диана, сделав над собой усилие, чтобы придать голове, а затем и остальным частям многострадального тела более удобное для разговора вертикальное положение. Однако тело сильно ослабло, затылок лишь слегка оторвался от подушки и тут же упал обратно.
– Лежи, лежи, отдыхай, – произнес мужчина в клетчатом пиджаке и повернулся к пациентке спиной, собираясь вернуться к столу и продолжить работу.
– Где я, в психиатрической клинике с косметологическим уклоном или в тюремном лазарете?
Необычный по форме и: содержанию вопрос заставил мужчину остановиться и резко развернуться на высоких каблуках.
– Откуда, позволь узнать, такие бурные фантазии? – усмехнулся мужчина, явно не ожидавший такой постановки вопроса. – Насчет косметологии и тюрьмы, в общем и целом, понятно, а вот психушка-то здесь причем? Я что, странно одет, трясу головой, разбрызгиваю слюну по стенам…
– Какой еще гномий погром?! Гномов не существует, – прервала Диана длинное перечисление внешних симптомов наиболее распространенных психических заболеваний.
– Конечно, не существует, – кивнул головой незнакомец, – но тысячу лет назад они были, потом ассимилировались, смешались с людьми. Одним словом, вышли из подземелий и стали неотъемлемой частью человеческого общества.
– Бред какой! – простонала Диана и, закрыв глаза, с отчаянием вопросила: – О Боже, за что мне все это?!
Всевышний, как всегда, не ответил, божественный глас не прогремел с небес, а вот добродушного старичка как будто ошпарили кипятком. Он чуть не выпрыгнул из великоватого пиджака и, яростно вращая глазами, разразился гневной тирадой в адрес безвольных, слабохарактерных людишек, привыкших переваливать свои проблемы на чужие плечи, взывать к небесным силам, а также отягчать стонами да стенаниями жизнь близким, вместо того чтобы собраться с духом и действовать самим.
– Там, – указательный перст крикуна взмыл вверх, – своих дел невпроворот, чтобы по пустякам отвлекаться и маленьким плаксивым куколкам носы подтирать! – подвел итог сказанному мужчина, когда запас нецензурных слов и экспрессивных междометий был окончательно исчерпан. – Неужели за целых два дня Дарк тебя так ничему и не научил?!
Упоминание о напарнике, с которым они поспешно расстались на пятом этаже банка, придал девушке сил. Она легко вскочила на ноги, но голова предательски закружилась, и пол с потолком вмиг поменялись местами. Если бы мужчина среагировал чуть-чуть медленнее и не успел подхватить на лету падающее тело, то наверняка бы пришлось повторно накладывать омерзительную маску.
– Давай без театральных эффектов и резких движений, красавица, – примирительно произнес мужчина, бережно уложив Диану на пол и заботливо укрыв ее сверху медвежьей шкурой. – Не для того я с тобой возился, чтобы ты сдуру лоб расшибала. Осторожнее подниматься надо, постепенно-постепенно…
– Где Дарк, он жив? – незамедлительно спросила Диана, как только кровь стала немного слабее стучать по вспотевшим вискам.
– Моррона убить нелегко, тем более Аламеза… он у нас счастливчик, – уклончиво ответил старик.
– Где он, он воскреснет? – задала вопрос по-другому Диана, смутно припомнив разговор полицейских о вылетающих из окон террористах.
Мужчина сел рядом с девушкой на пол и долго молчал, пытаясь облечь ответ в наиболее мягкую, не травмирующую психику форму.
– Думаю, да, но нескоро, – наконец-то ответил мужчина, разводя руками, – точнее сказать невозможно. В силу некоторых объективных причин, на полное восстановление жизненных функций моррона может понадобиться разное время: от пяти до ста пятидесяти лет. В любом случае ждать этого момента не стоит, тебе нужно начинать действовать самой.
– Кто ты?! – почти выкрикнула Диана, с запозданием осознавшая, что не знает, кем на самом деле являлся ее таинственный собеседник.
Девушку немного успокоило лишь то обстоятельство, что пожилой мужчина слишком много знал, чтобы быть обычным человеком. «Определенно, этот хитрый, зловредный сморчок тоже моррон, – Диана пристально посмотрела на собеседника, – хотя не исключено, что сейчас он зашипит, обнажит клыки и вцепится мне в горло. Нет, глупо… Дарк говорил, что кровососы морронов не кусают, наша кровь для них яд. Укусить не укусит, а вот коготками полоснуть может, старый хрыч, или иную пакость учудит!»
– Ну наконец-то наш разговор хоть отдаленно стал напоминать беседу интеллигентных людей. – Старик покачал головой и картинно воздел руки к небу, напомнив Диане древнего карвеопольского божка из какого-то старого, просмотренного отрывками фильма. – Сначала нужно было представиться друг другу, потом немного поговорить на отвлеченные темы, а только затем перейти к каверзным вопросам, выяснению отношений и прочим важным делам с использованием попавшихся под руку тяжелых предметов.
С мужчиной было невозможно говорить. Диана терялась в догадках, почему он вновь разозлился и начал извергать на нее потоки ехидства и сарказма. То ли она чего-то не понимала, то ли он был чем-то сильно расстроен и накручивал свои, а заодно и ее, нервы.
Старик замолчал, неожиданно вскочил с ковра и заметался по кабинету, стараясь, наверное, догнать и изловить верткую и ускользающую от него мысль. Примерно через минуту забег по комнате был окончен и клетчатый пиджак вместе с его носителем вернулся в обшитое волчьим мехом кресло.
– Ладно, была не была, – вновь заговорил старик, сопроводив начало нового этапа беседы звонким шлепком ладони по острой коленке. – Хоть я о тебе почти ничего не знаю, да и, честно говоря, не интересуешь ты меня: ни как сотрудник Континентальной полиции, ни как женщина, и уж тем более ни как моррон, расскажу тебе правду, но если языком вертеть где попало будешь…