Все это привело к войне, в которой Всеволод Юрьевич победил рязанское и черниговское войско, захватил Коломну, пленив там сына черниговского князя Глеба Святославича. Естественно, затем Всеволоду Юрьевичу пришлось отражать нападение на Владимирское великое княжество черниговского князя Святослава Всеволодовича. Это была борьба за влияние в Новгороде, Смоленске, а также отстаивание новгородскими, смоленскими и черниговскими купцами днепровского торгового пути в противовес волжскому пути.
Коалиция князей вокруг черниговского князя была куда серьезнее по силам, чем мог им противопоставить владимирский князь, так как вместе со Святославом Всеволодовичем, кроме черниговских, были полки новгород-северские, смоленские, новгородские и половецкие. Но генеральной битвы так и не произошло. Зато Киевом черниговский князь овладел без больших усилий: владевшие этим городом с разрешения великого князя владимирского смоленские князья Рюрик и Давид Ростиславичи уступили его без боя. А осторожный Всеволод Большое Гнездо выждал время и, когда Ярополк, княживший в Торжке, стал нападать на пределы владимирские, собрал войско, разгромил черниговскую дружину Ярополка и занял Торжок. И хотя полки новгородские, находившиеся в это время в Смоленском княжестве, поспешили на помощь Новгородской земле, настроение в Новгороде уже поменялось. Торжок, а точнее Новый Торг, был главным поставщиком в Новгород хлебных припасов из Смоленского и Владимирского княжеств, поэтому достаточно было только намека Всеволода на новую хлебную войну, как новгородцы прислали к владимирскому князю послов с просьбой забыть вражду и дать им своего князя.
На этом, как сообщает Н. М. Карамзин, внутренние междоусобицы прекратились, а начались войны внешние. Война с Болгарией, начатая Всеволодом Большое Гнездо в союзе почти со всеми князьями Земли Русской, в том числе и черниговскими, имела своей целью не просто усмирение своих волжских соседей, а завоевание и подчинение этого государства. Кроме торговых интересов Владимирского княжества, в этой войне были актуальными вопросы веры: болгары еще в X в. стали исповедовать ислам, так что справедливость такой войны была освящена опытом крестовых походов во всей Европе. Война не принесла полной победы над болгарами, но и достигнутого было достаточно для успешной торговли.
Еще одним противником владимирского князя, да и других тоже, стали литовцы, жившие в дремучих лесах, которых ранее русские князья принуждали платить дань. О происхождении и жизни литовцев до XIII в. ничего не известно. Первое упоминание этого этнонима зафиксировано только в «Кведлибургских анналах» при описании миссионерской деятельности архиепископа Бруно, который стал проповедовать среди «черных венгров» в Трансильвании, печенегов и пруссов, где «на пограничье Руси и Литвы» после крещения некоего вождя литовского племени Нетимера он погиб в 1009 г. от рук языческих фанатиков того же племени.
Сами литовцы еще с XV–XVI вв. выводят свое происхождение, как и многие другие народы, от римлян. Вот как версию этой легенды представил Михалон Литвин в 1550 г.:
По утверждению А. Б. Широкорада, некоторые литовские историки считают, что слово «Литва» произошло от названия небольшой речки Летаука, а первоначальная родина литовцев находилась между реками Нерис, Вилия и Неман. Такое определение вполне соответствует происхождению наименований большинства окружающих литовцев народов от гидронимов, хотя Михалон Литвин дает совершенно другую версию происхождения этого этнонима, говоря, что эти территории были завоеваны «родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом – литвинами (Litvani)» [48, 87]. А вот А. Е. Тарас предполагает, что «Литва» трансформировалось от слова «Лютва» и первоначально означало дружину вождя, воины которой, как лютые звери – волки, нападали на соседние племена.
На юго-запад от этого балтийского племени в районе современных городов Белостока и Гродно жили их собратья ятвяги, на западе соседями были пруссы, а на северо-западе и севере – жмудь и земигола (семигола) соответственно, а также другие балтские племена селов, куршей, скалвов. А вот жителей центральной части Литвы называли аукштайтами. С остальных сторон литовцев окружали русские княжества – Полоцкое, Турово-Пинское и Волынское. Вполне возможно, что и в этих княжествах встречались представители балтийских племен, ведь жило же гораздо восточнее их по рекам Протве и Москве балтийское племя голядь. А если учесть, что наиболее почитаемым языческим богом литовцев и пруссов было божество Луны по имени Криво, то интересно припомнить, что племенем кривичей, живших на территории от Пскова и Смоленска до Вязьмы, и были приглашены в союзе с чудью, словенами и весью на княжение варяги-русы во главе с Рюриком. Однако до татаро-монгольского нашествия литовцы редко сами нападали на русские княжества, в то время как волынские и полоцкие князья постоянно обкладывали их данью, а при неповиновении проводили карательные операции.
Процесс объединения литовских и прусских племен в более крупные полугосударственные образования шел своим чередом, и вскоре они стали доставлять беспокойство не только русским, но и польским князьям, которые делали неоднократные попытки христианизации пруссов. Еще в XII в. возникла мысль в среде крестоносцев, что защита христианства и его распространение могут осуществляться не только в далекой Палестине, но и здесь, на севере Европы среди поморских славян и пруссов. И папа Гонорий III одобрил эту мысль и разрешил рыцарям, давшим обет стать крестоносцами для спасения святых мест в Палестине от иноверных, выполнять свой долг в Померании или в Пруссии с аналогичной процедурой отпущения всех грехов.
Однако далеко не все пруссы были счастливы, что пришло время стать им христианами: одни смирились и приняли веру пришельцев, другие продолжали бороться ни на жизнь, а на смерть, а третьи покинули родину и ушли к своим братьям по крови и вере в Литву. Приход этих непримиримых врагов христианства усилил литовцев, которые и сами стали куда более дерзкими за счет ослабления на них налогового гнета из-за усобиц русских князей. Литовцы начали нападать и грабить окраины соседних русских княжеств, при этом иногда они доходили до земель Пскова и Новгорода.
С. М. Соловьев, описывая жизнедеятельность волынского князя Романа Мстиславича Великого (1169–1205), сообщает о набегах литовцев на Волынь и о том, что князь Роман пытался найти способ приобщить литовцев к мирному труду, заставляя их расчищать леса под пашню и выращивать на этой земле хлебные злаки. Но тщетно, его не поняли не только литовцы, но и сородичи, которые создали поговорку: «Роман! Роман! Худым живешь, Литвою орешь» [80, 29]. Вообще отношение к литовцам у русских князей было пренебрежительным; М. Меховский, например, сообщает: «Народ литовский в былые годы считался у русских до того темным, презренным и жалким, что киевские князья, по бедности его и скудости почвы, требовали у него, и то лишь как знак покорности, дань в виде поясов и коры» [47, 99]. Однако уже во 2-й половине XII в. литовцы заставили своих соседей относиться к ним более уважительно.
Со временем литовцам пришлось воевать с хорошо вооруженными немецкими крестоносцами, которые привыкли действовать в открытом бою. Здесь же, попадая в засады на лесных дорогах, опытные воины проигрывали литовцам, вооруженным чуть ли не рогатиной и топором. Победы над крестоносцами дали возможность литовским воинам вооружиться и получить опыт ведения войны.
В 1194 г. умер князь киевский Святослав III Всеволодович, и тот хрупкий мир, который сложился к этому времени на Руси между сторонниками киевского и владимирского князей, был вновь нарушен. Борьба за Киев между Ольговичами и Мономаховичами закончилась на этот раз победой князя Рюрика Ростиславича, который с некоторыми перерывами надолго задержался на княжении в этой бывшей столице Руси. Именно этот князь при очередном овладении городом в 1204 г. в отместку за непостоянство киевлян, предавших его, чуть ли не дотла уничтожил Киев, не щадя ни церквей, ни жителей, ни их домов.
Всеволод Большое Гнездо тоже проявил себя не столько справедливым, сколь жестоким правителем подвластных ему княжеств. В 1207 г. он огнем и мечом прошел по Рязанскому княжеству, разорив пригород[6] Рязани Пронск, при этом жители города защищались от осаждавших их войск великого князя шесть недель. В результате Пронское княжество было почти полностью уничтожено, а остальные рязанские удельные княжества поспешили отправить своих князей во Владимир и задарить Всеволода такими дарами, что и сами потом долго не могли оправиться от своих материальных потерь, тем более что наместником Рязани стал Ярослав Всеволодович. Сын Всеволода самостоятельно не справился с вроде бы уже покоренными рязанцами и пожаловался на них отцу, тот не замедлил явиться в Рязань с войском, вывел из него всех жителей, а город сжег дотла. Рязанцев затем расселили по городам и весям Владимирского княжества. Такая же участь постигла и Белгород Рязанский.
Великий князь владимирский Всеволод Юрьевич Большое Гнездо умер в 1212 г., перед смертью назначив своим преемником второго сына Юрия в обход старшего Константина, якобы не захотевшего сменить Ростов на Владимир. Такое нарушение привело к большой усобице между многочисленными братьями, которая длилась с перерывами долгое время и привела к гибели многих воинов, что в результате ослабило могущество Владимирского княжества и авторитет власти. Следствием этого стало завоевание княжества иноземцами.
Великий князь Юрий Всеволодович довольно жестко правил своим народом, а вот военных побед за ним летопись не отмечает, более того, создается впечатление, что из летописей вычищены места, связанные с деятельностью князей династии Всеволодовичей. Единственным сохранившимся описанием военных и политических неудач великого князя Юрия и его брата Ярослава является Новгородская первая летопись старшего извода.
Князь Ярослав, княживший в 1214 г. в Новгороде, сразу после ухода Мстислава Мстиславича Удатного из этого города в Г алич, чем-то так сильно не понравился новгородцам (о причинах неприязни летописи умалчивают), что вынужден был покинуть древний город и засесть в Торжке, перекрыв путь подвоза в Новгород продовольствия. В том году в Новгородской земле был сильный неурожай, а следовательно, и большой голод. Вот как описывает этот 1214 г. Новгородская вторая летопись: «Голод бысть великъ, кадь ржи по 30 гривенъ; тогда мерзли мнозии человѣци, пси ядяху по улицам телеса ихъ, и бысть зло, и скуделницу наметаша. Ярославъ засяде Торжекъ, а гостей болѣ дву тысячь изъима» [54, т.1, 16].
На помощь новгородцам из Галича вернулся князь Мстислав Удатный, последовавшие от него мирные предложения разрешения конфликта ни к чему не привели, так как князь Ярослав опирался только на численное превосходство войск Владимирского княжества и свои амбиции: «Мира не хочу, пришли, так идите; нынче на сто наших будет один ваш!» [62, 216]. Такие методы дипломатии, конечно, привели к военным действиям, закончившимся битвой на реке Липице близ современного г. Юрьева-Польского, перед которой бояре владимирские хвастливо заявляли: «Князья Юрий и Ярослав, не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришел с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел. Хоть бы и вся Русская земля пошла на нас – и Г аличская, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, – но никто против нашей силы не устоит. А эти полки – право, седлами их закидаем» [62, 219].
Обращает на себя внимание то, что население Владимирского (Суздальского) княжества с Русью себя не отождествляло, а хвастливые заявления о закидывании врагов седлами или шапками остались надолго в нашем народе.
В дальнейшем Владимирское княжество, ставшее впоследствии Московским государством, стало основным соперником молодого Литовского государства в борьбе за право собирать дань с населения русских княжеств для татарских ханов Золотой Орды.
Глава 2
Коалиция князей вокруг черниговского князя была куда серьезнее по силам, чем мог им противопоставить владимирский князь, так как вместе со Святославом Всеволодовичем, кроме черниговских, были полки новгород-северские, смоленские, новгородские и половецкие. Но генеральной битвы так и не произошло. Зато Киевом черниговский князь овладел без больших усилий: владевшие этим городом с разрешения великого князя владимирского смоленские князья Рюрик и Давид Ростиславичи уступили его без боя. А осторожный Всеволод Большое Гнездо выждал время и, когда Ярополк, княживший в Торжке, стал нападать на пределы владимирские, собрал войско, разгромил черниговскую дружину Ярополка и занял Торжок. И хотя полки новгородские, находившиеся в это время в Смоленском княжестве, поспешили на помощь Новгородской земле, настроение в Новгороде уже поменялось. Торжок, а точнее Новый Торг, был главным поставщиком в Новгород хлебных припасов из Смоленского и Владимирского княжеств, поэтому достаточно было только намека Всеволода на новую хлебную войну, как новгородцы прислали к владимирскому князю послов с просьбой забыть вражду и дать им своего князя.
На этом, как сообщает Н. М. Карамзин, внутренние междоусобицы прекратились, а начались войны внешние. Война с Болгарией, начатая Всеволодом Большое Гнездо в союзе почти со всеми князьями Земли Русской, в том числе и черниговскими, имела своей целью не просто усмирение своих волжских соседей, а завоевание и подчинение этого государства. Кроме торговых интересов Владимирского княжества, в этой войне были актуальными вопросы веры: болгары еще в X в. стали исповедовать ислам, так что справедливость такой войны была освящена опытом крестовых походов во всей Европе. Война не принесла полной победы над болгарами, но и достигнутого было достаточно для успешной торговли.
Еще одним противником владимирского князя, да и других тоже, стали литовцы, жившие в дремучих лесах, которых ранее русские князья принуждали платить дань. О происхождении и жизни литовцев до XIII в. ничего не известно. Первое упоминание этого этнонима зафиксировано только в «Кведлибургских анналах» при описании миссионерской деятельности архиепископа Бруно, который стал проповедовать среди «черных венгров» в Трансильвании, печенегов и пруссов, где «на пограничье Руси и Литвы» после крещения некоего вождя литовского племени Нетимера он погиб в 1009 г. от рук языческих фанатиков того же племени.
Сами литовцы еще с XV–XVI вв. выводят свое происхождение, как и многие другие народы, от римлян. Вот как версию этой легенды представил Михалон Литвин в 1550 г.:
«Ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии (in colonias), чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы (gentes Scythicas). Или в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями Океана при Г. Юлии Цезаре. Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луций Флор (Luc Floras), победил и перебил германцев (Germanis) в Галлии, и, покорив ближайшую часть Германии, переправился через Рейн (Rhenum) и [поплыл] по океану в Британию (in Britanniam), и его флот был разметан бурей, [и] плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость Жемайтии Плотели (Ploteli). Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью. Здесь наши предки, утомленные и морскими трудностями и опасностями, и владеющие огромным количеством пленных, как мужчин, так и женщин, начали жить в шатрах с очагами, по военному обычаю, до сих [пор] бытующему в Жемайтии» [48, 86].Михалон ссылается здесь на римского историка II в. Луция Флора, который изложил историю римских завоеваний, в основном построенную на извлечениях из истории Тита Ливия, описание завоевания Британии которого до нашего времени не дошло. Этим источником широко пользовались и другие польские историки – Длугош, Бельский, Стрыйковский. Вот только крепость Плотели (Plateliai) находилась и во времена Михалона далеко от моря, так что в легенде, скорее всего, подразумевалось побережье Паланги.
По утверждению А. Б. Широкорада, некоторые литовские историки считают, что слово «Литва» произошло от названия небольшой речки Летаука, а первоначальная родина литовцев находилась между реками Нерис, Вилия и Неман. Такое определение вполне соответствует происхождению наименований большинства окружающих литовцев народов от гидронимов, хотя Михалон Литвин дает совершенно другую версию происхождения этого этнонима, говоря, что эти территории были завоеваны «родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом – литвинами (Litvani)» [48, 87]. А вот А. Е. Тарас предполагает, что «Литва» трансформировалось от слова «Лютва» и первоначально означало дружину вождя, воины которой, как лютые звери – волки, нападали на соседние племена.
На юго-запад от этого балтийского племени в районе современных городов Белостока и Гродно жили их собратья ятвяги, на западе соседями были пруссы, а на северо-западе и севере – жмудь и земигола (семигола) соответственно, а также другие балтские племена селов, куршей, скалвов. А вот жителей центральной части Литвы называли аукштайтами. С остальных сторон литовцев окружали русские княжества – Полоцкое, Турово-Пинское и Волынское. Вполне возможно, что и в этих княжествах встречались представители балтийских племен, ведь жило же гораздо восточнее их по рекам Протве и Москве балтийское племя голядь. А если учесть, что наиболее почитаемым языческим богом литовцев и пруссов было божество Луны по имени Криво, то интересно припомнить, что племенем кривичей, живших на территории от Пскова и Смоленска до Вязьмы, и были приглашены в союзе с чудью, словенами и весью на княжение варяги-русы во главе с Рюриком. Однако до татаро-монгольского нашествия литовцы редко сами нападали на русские княжества, в то время как волынские и полоцкие князья постоянно обкладывали их данью, а при неповиновении проводили карательные операции.
Процесс объединения литовских и прусских племен в более крупные полугосударственные образования шел своим чередом, и вскоре они стали доставлять беспокойство не только русским, но и польским князьям, которые делали неоднократные попытки христианизации пруссов. Еще в XII в. возникла мысль в среде крестоносцев, что защита христианства и его распространение могут осуществляться не только в далекой Палестине, но и здесь, на севере Европы среди поморских славян и пруссов. И папа Гонорий III одобрил эту мысль и разрешил рыцарям, давшим обет стать крестоносцами для спасения святых мест в Палестине от иноверных, выполнять свой долг в Померании или в Пруссии с аналогичной процедурой отпущения всех грехов.
Однако далеко не все пруссы были счастливы, что пришло время стать им христианами: одни смирились и приняли веру пришельцев, другие продолжали бороться ни на жизнь, а на смерть, а третьи покинули родину и ушли к своим братьям по крови и вере в Литву. Приход этих непримиримых врагов христианства усилил литовцев, которые и сами стали куда более дерзкими за счет ослабления на них налогового гнета из-за усобиц русских князей. Литовцы начали нападать и грабить окраины соседних русских княжеств, при этом иногда они доходили до земель Пскова и Новгорода.
С. М. Соловьев, описывая жизнедеятельность волынского князя Романа Мстиславича Великого (1169–1205), сообщает о набегах литовцев на Волынь и о том, что князь Роман пытался найти способ приобщить литовцев к мирному труду, заставляя их расчищать леса под пашню и выращивать на этой земле хлебные злаки. Но тщетно, его не поняли не только литовцы, но и сородичи, которые создали поговорку: «Роман! Роман! Худым живешь, Литвою орешь» [80, 29]. Вообще отношение к литовцам у русских князей было пренебрежительным; М. Меховский, например, сообщает: «Народ литовский в былые годы считался у русских до того темным, презренным и жалким, что киевские князья, по бедности его и скудости почвы, требовали у него, и то лишь как знак покорности, дань в виде поясов и коры» [47, 99]. Однако уже во 2-й половине XII в. литовцы заставили своих соседей относиться к ним более уважительно.
Со временем литовцам пришлось воевать с хорошо вооруженными немецкими крестоносцами, которые привыкли действовать в открытом бою. Здесь же, попадая в засады на лесных дорогах, опытные воины проигрывали литовцам, вооруженным чуть ли не рогатиной и топором. Победы над крестоносцами дали возможность литовским воинам вооружиться и получить опыт ведения войны.
В 1194 г. умер князь киевский Святослав III Всеволодович, и тот хрупкий мир, который сложился к этому времени на Руси между сторонниками киевского и владимирского князей, был вновь нарушен. Борьба за Киев между Ольговичами и Мономаховичами закончилась на этот раз победой князя Рюрика Ростиславича, который с некоторыми перерывами надолго задержался на княжении в этой бывшей столице Руси. Именно этот князь при очередном овладении городом в 1204 г. в отместку за непостоянство киевлян, предавших его, чуть ли не дотла уничтожил Киев, не щадя ни церквей, ни жителей, ни их домов.
Всеволод Большое Гнездо тоже проявил себя не столько справедливым, сколь жестоким правителем подвластных ему княжеств. В 1207 г. он огнем и мечом прошел по Рязанскому княжеству, разорив пригород[6] Рязани Пронск, при этом жители города защищались от осаждавших их войск великого князя шесть недель. В результате Пронское княжество было почти полностью уничтожено, а остальные рязанские удельные княжества поспешили отправить своих князей во Владимир и задарить Всеволода такими дарами, что и сами потом долго не могли оправиться от своих материальных потерь, тем более что наместником Рязани стал Ярослав Всеволодович. Сын Всеволода самостоятельно не справился с вроде бы уже покоренными рязанцами и пожаловался на них отцу, тот не замедлил явиться в Рязань с войском, вывел из него всех жителей, а город сжег дотла. Рязанцев затем расселили по городам и весям Владимирского княжества. Такая же участь постигла и Белгород Рязанский.
Великий князь владимирский Всеволод Юрьевич Большое Гнездо умер в 1212 г., перед смертью назначив своим преемником второго сына Юрия в обход старшего Константина, якобы не захотевшего сменить Ростов на Владимир. Такое нарушение привело к большой усобице между многочисленными братьями, которая длилась с перерывами долгое время и привела к гибели многих воинов, что в результате ослабило могущество Владимирского княжества и авторитет власти. Следствием этого стало завоевание княжества иноземцами.
Великий князь Юрий Всеволодович довольно жестко правил своим народом, а вот военных побед за ним летопись не отмечает, более того, создается впечатление, что из летописей вычищены места, связанные с деятельностью князей династии Всеволодовичей. Единственным сохранившимся описанием военных и политических неудач великого князя Юрия и его брата Ярослава является Новгородская первая летопись старшего извода.
Князь Ярослав, княживший в 1214 г. в Новгороде, сразу после ухода Мстислава Мстиславича Удатного из этого города в Г алич, чем-то так сильно не понравился новгородцам (о причинах неприязни летописи умалчивают), что вынужден был покинуть древний город и засесть в Торжке, перекрыв путь подвоза в Новгород продовольствия. В том году в Новгородской земле был сильный неурожай, а следовательно, и большой голод. Вот как описывает этот 1214 г. Новгородская вторая летопись: «Голод бысть великъ, кадь ржи по 30 гривенъ; тогда мерзли мнозии человѣци, пси ядяху по улицам телеса ихъ, и бысть зло, и скуделницу наметаша. Ярославъ засяде Торжекъ, а гостей болѣ дву тысячь изъима» [54, т.1, 16].
На помощь новгородцам из Галича вернулся князь Мстислав Удатный, последовавшие от него мирные предложения разрешения конфликта ни к чему не привели, так как князь Ярослав опирался только на численное превосходство войск Владимирского княжества и свои амбиции: «Мира не хочу, пришли, так идите; нынче на сто наших будет один ваш!» [62, 216]. Такие методы дипломатии, конечно, привели к военным действиям, закончившимся битвой на реке Липице близ современного г. Юрьева-Польского, перед которой бояре владимирские хвастливо заявляли: «Князья Юрий и Ярослав, не было того ни при прадедах, ни при дедах, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь пришел с войной в сильную Суздальскую землю и вышел цел. Хоть бы и вся Русская земля пошла на нас – и Г аличская, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская, – но никто против нашей силы не устоит. А эти полки – право, седлами их закидаем» [62, 219].
Обращает на себя внимание то, что население Владимирского (Суздальского) княжества с Русью себя не отождествляло, а хвастливые заявления о закидывании врагов седлами или шапками остались надолго в нашем народе.
Но хвастовство до добра не доводит, и битву великий князь Юрий проиграл, да так, что новгородский летописец позволил себе записать: «О, многих победили, братья, бесчисленное число, ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум, а пленников во всех новгородских и смоленских станах оказалось шестьдесят мужей. Если бы, предвидели это Юрий и Ярослав, то пошли бы на мир: ибо слава и хвала их погибли и сильные полки стали ни во что. Было ведь у Юрия семнадцать стягов, а труб сорок, столько же и бубнов, а у Ярослава тринадцать стягов, а труб и бубнов шестьдесят. Говорили многие люди про Ярослава так: „Из-за тебя сотворилось нам много зла. О твоем клятвопреступлении сказано было: „Придите птицы небесные, напейтесь крови человеческой; звери, наештесь мяса человеческого““. Ибо не десять человек было убито, не сто, а тысячи и тысячи, а всех избитых девять тысяч двести тридцать три человека. Можно было слышать крики живых, раненных не до смерти, и вой проколотых в городе Юрьеве и около Юрьева. Погребать мертвых было некому, а многие, бежавшие к реке, утонули, а другие раненые умерли в пути, а оставшиеся в живых побежали, кто к Владимиру, а иные к Переяславлю, а иные в Юрьев» [62, 222].И хотя в результате последовавшего после этой битвы мира во Владимирском княжестве стал править старший из Всеволодовичей – великий князь Константин, надо обратить внимание, что именно этим владимирским князьям пришлось встречать на Русской земле в 1237 г. новых захватчиков – татаро-монголов. Великий князь владимирский Юрий, вернувший себе этот титул после смерти старшего брата, так и не сумел организовать какую-либо оборону городов своей земли от татар, а сам бесславно погиб на реке Сити в глухих заволжских лесах в районе современного Рыбинского водохранилища. Его брат Ярослав, сидевший в Киеве во время этого татарского нашествия, стал «спасителем отечества», принеся хану Батыю вассальную присягу за себя, своих братьев и детей, отдав на долгие годы свой народ в кабалу татарам.[7]
В дальнейшем Владимирское княжество, ставшее впоследствии Московским государством, стало основным соперником молодого Литовского государства в борьбе за право собирать дань с населения русских княжеств для татарских ханов Золотой Орды.
Глава 2
ОСНОВАНИЕ ЛИТОВСКОГО ГОСУДАРСТВА
В конце XII в. и в начале XIII в. литовские племена совершали грабительские набеги на все сопредельные русские и польские княжества, а затем и на земли Ливонского ордена. В отмщение за эти нападения устраивались ответные походы, но покорить литовцев, тем более на длительный срок, никому не удавалось. В летописях о таких походах повествуется, за редким исключением, очень скупо: то ли это было для князей обычным делом, не требующим подробного описания, то ли сами походы были неудачными.
Но поход 1216 г. не состоялся, так как князь Владимир внезапно умер, по сообщению Генриха Латвийского, на трапе корабля, когда все уже были в готовности, после чего все войско рассеялось и вернулось в свои земли. Однако и сама подготовка к нападению на Ригу противоречила договоренностям полоцкого князя не только с первым епископом Мейнгардом, но и с его уже третьим преемником епископом Альбертом о разрешении проповедования среди ливов взамен выплаты князю Владимиру дани за этот народ. Вообще-то русских князей мало волновала христианизация балтских племен, о чем сообщает Генрих Латвийский, описывая процесс переговоров епископа Альберта и великого князя полоцкого Владимира: «Король же, пытаясь то лаской, то суровостью с угрозами убедить епископа, просил его отказаться от крещения ливов и утверждал, что в его власти либо крестить рабов его ливов, либо оставить некрещеными. Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег» [12, 140]. Но, вероятно, епископ нерегулярно выплачивал дань за ливов, а, может быть, великому князю этой дани было недостаточно и он захотел большего.
В 1122 г., сообщает Новгородская первая летопись, «Юрий князь (Юрий Всеволодович, князь владимирский. – Ю. Д.) прислал брата своего Святослава новгородцам в помощь, и пошли новгородцы с Святославом к Кеси (Цесис), и пришла Литва в помощь же, и много воевали, но города не взяли» [50, 114]. В то же время литовцы иногда выступали и на стороне рыцарей ордена Меченосцев. Так, летопись сообщает, что в 1218 г. «ходил князь Всеволод с новгородцами к Пертуеву, и встретив стражу немцев, литвы, ливов, и бились, и пособил бог новгородцам, подойдя к городу и простояв под ним две недели, город не взяв вернулись здоровыми» [50, 111].
Некоторые походы представлены в летописях следующим образом: «В лето 6712 (1204 г. – Ю. Д.). Победиша Олговичи Ли[т]ву, избиша ихъ 700 и 1000» [54, 14]; в 1229 г. Литва «опустошила страну по озеру Селигеру и реке Поле, новгородцы погнались за ними, настигли, били и отняли весь полон», а в 1234 г. «литовцы явились внезапно перед Русою и захватили посад до самого торгу. Но жители и засада успели вооружиться: огнищане и гридьба, купцы и гости ударили на Литву, выгнали ее из посада и продолжали бой на поле. Литовцы отступили. Князь Ярослав (Ярослав Всеволодович, князь переяславский и новгородский. – Ю. Д.), узнавши об этом, двинулся на врагов с конницею и пехотою, которая ехала в насадах по реке Ловати. Но у Муравьина князь должен был отпустить пехоту назад, потому что у ней не достало хлеба, а сам продолжал путь с одною конницею. В Торопецкой волости на Дубровне встретил он литовцев и разбил их. Побежденные потеряли 300 лошадей, весь товар и побежали в лес, побросавши оружие, щиты, совни, а некоторые тут и костью пали» [80, 34]; «В лѣто 6745 (1237 г. – Ю.Д). Того же лѣта придоша в силѣ велицѣ Нѣмци изъ замория въ Ригу, и ту совокупившеся вси, и Рижане и вся Чюдьская земля и Плесковичи отъ себе послаша помощь мужъ 200, идоша на безбожную Литву, и таке, грѣх ради нашихъ, погаными злыми побежени быша наши и приидоша кождо 10-й в домы своа» [64, 19].Иногда литовцы и русские князья объединялись для совместных походов. По сообщению Генриха Латышского, в 1216 г. эсты предложили полоцкому князю Владимиру напасть на Ригу, пока они будут воевать ливов и леттов, перекрыв путь возможной помощи рижанам с низовьев Западной Двины (Даугавы). Князь Владимир, которого «Хроника Ливонии» 1225 г. называет королем, согласился с предложением эстов: «После праздника Воскресения Господня эсты послали к королю полоцкому Владимиру просить, чтобы он с многочисленным войском пришел осаждать Ригу, а сами обещали в это же время теснить войной ливов и лэттов, а также запереть гавань в Динамюндэ. И понравился королю замысел вероломных, так как он всегда стремился разорить ливонскую церковь, и послал он в Руссию и Литву и созвал большое войско из русских и литовцев» [12, 167].
Но поход 1216 г. не состоялся, так как князь Владимир внезапно умер, по сообщению Генриха Латвийского, на трапе корабля, когда все уже были в готовности, после чего все войско рассеялось и вернулось в свои земли. Однако и сама подготовка к нападению на Ригу противоречила договоренностям полоцкого князя не только с первым епископом Мейнгардом, но и с его уже третьим преемником епископом Альбертом о разрешении проповедования среди ливов взамен выплаты князю Владимиру дани за этот народ. Вообще-то русских князей мало волновала христианизация балтских племен, о чем сообщает Генрих Латвийский, описывая процесс переговоров епископа Альберта и великого князя полоцкого Владимира: «Король же, пытаясь то лаской, то суровостью с угрозами убедить епископа, просил его отказаться от крещения ливов и утверждал, что в его власти либо крестить рабов его ливов, либо оставить некрещеными. Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег» [12, 140]. Но, вероятно, епископ нерегулярно выплачивал дань за ливов, а, может быть, великому князю этой дани было недостаточно и он захотел большего.
В 1122 г., сообщает Новгородская первая летопись, «Юрий князь (Юрий Всеволодович, князь владимирский. – Ю. Д.) прислал брата своего Святослава новгородцам в помощь, и пошли новгородцы с Святославом к Кеси (Цесис), и пришла Литва в помощь же, и много воевали, но города не взяли» [50, 114]. В то же время литовцы иногда выступали и на стороне рыцарей ордена Меченосцев. Так, летопись сообщает, что в 1218 г. «ходил князь Всеволод с новгородцами к Пертуеву, и встретив стражу немцев, литвы, ливов, и бились, и пособил бог новгородцам, подойдя к городу и простояв под ним две недели, город не взяв вернулись здоровыми» [50, 111].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента